Текст книги "Умница Эллиот"

В общем подсела эта дамочка ко мне, хотела сделать заказ, но я ей не позволил и сам попросил у Хью два бренди. А дамочка эта сказала, что я очень воспитанный молодой человек.

– Черт побери, а вы как думали?! – спрашиваю я.

Даму звали Зоуи Боуи, умереть со смеху можно, честное слово. Мы разговорились, и я поинтересовался, какого черта она там строчит у себя в блокноте. Она сказала, что это все практика с целью выявления анализа человеческого общения. Сказала, что она психоаналитик.

– Вот как. Будьте так добры, объясните, что все это значит? – попросил я.

– Это что-то наподобие психолога, но немного сложнее, – говорит дамочка, – знаете, я помогаю людям найти себя или разобраться в ходе своих мыслей. Думаю, вам тоже не помешало бы сходить ко мне на сеанс, Элиот.

– Знаете, я думаю, что меня не стоит находить, я и сам вполне могу разобраться, где я нахожусь. Только вы вот что скажите, вы разбираетесь во всяких таких любовных вопросах, во всей этой любовной ерунде разбираетесь? – похоже виски и бренди в одном флаконе дали о себе знать, я опять начал нести какую-то чушь.

– Немного разбираюсь, думаю. А какой вопрос вас интересует? – Эта дамочка сразу как-то оживилась и снова раскрыла свой блокнот.

– Ну, тогда скажите мне, ПОЧЕМУ ОНА ТАК ПОСТУПАЕТ?! Почему она постоянно прощает этого подлого гнусного хиппи, а он даже волоса ее не стоит! ВОЛОСА! Хью, будь добр, виски с содовой, а этой красивой даме шампанского. Так вот, о чем я говорил? А, да, ВОЛОСА! А она опять собирается ехать с ним черт знает куда, на какой-то вонючий митинг в Сан-Франциско, потому что он, видите ли, самый прекрасный из ныне живущих людей, хотя сам рвет на себе куртки, как сумасшедший и расстраивает ее, понимаете?! А сама потом злится на меня за то, что я в очередной раз вырубил этого гада подносом из-под мартини! И каждый раз, когда у нас что-то налаживается, этот подлый червь дает о себе знать и все, ВСЕ портит! А ведь она такая красивая в этом белом платье с бантом, этот бант не стоит его гнусной фиолетовой башки, вы понимаете, в чем дело?! Почему она все время выбирает этого идиота, а не меня, я ведь в сто раз лучше, ей богу, в сто раз, вот чего я не пойму!

Я, похоже, совсем распалился, не мог остановиться, а эта дамочка Зоуи еле поспевала за мной и все время что-то записывала в свой гнусный блокнот. Наконец она отпила шампанского и как-то странно на меня посмотрела.

– Та, о которой вы говорите, ваша девушка? – спрашивает она.

– Не совсем… Не знаю… Может быть… Хью, мне рома со льдом.

– Вы пьете ром? – удивилась дама.

– Все верно. Знаете, сегодня утром я пил ром с самим Клинтом Иствудом, знаете такого ковбоя? Он подарил мне эту шляпу. Лично. Хью, еще виски с содовой захвати.

А эта дама хихикнула и опять что-то настрочила в блокноте. Невозможно разговаривать с этими психами, вечно они что– то строчат у себя в блокнотах.

– Ну вы и шутник! – восклицает дамочка. – Так на чем мы остановились? Ах, да… Понимаете, порой окружение играет для человека первую роль, а личная жизнь выступает на втором месте. Вам нужно лишь немного подождать, пока этот человек решит, что для него главное в жизни – первое, или второе.

Я ни хрена не понял. Вообще ни черта.

– Я вас не понимаю, – говорю я.

А эта дамочка улыбнулась и опять настрочила в блокнот какую-то гадость. Выкинул бы этот блокнот к чертям собачьим.

– Ладно, объясню более понятным языком. Вы сказали, она собирается ехать на какой-то митинг, так?

Я кивнул.

– Значит этот митинг очень важен для нее, понимаете? Он занимает в ее жизни какое-то значимое место, пока улавливаете?

Я кивнул.

– Постарайтесь показать этой девушке, что для вас этот митинг тоже в какой-то степени важен и ее интересы для вас не безразличны. Поезжайте с ней на этот митинг, просто так за компанию, почаще посещайте с ней подобные мероприятия, и, наконец, может быть настанет тот день, когда одно в другом найдет значение.

Я снова кивнул, как дурачок, не знаю каким образом, но до меня наконец начал доходить смысл ее слов, и мне очень понравилось ее слушать.

– Она разглядит в вас очень хорошего человека, Элиот. А вы и вправду очень хороший человек, это сразу видно. И наконец, как я уже говорила, второе найдет значение в первом. Это простое и логическое решение.

Дама посмотрела на меня и снова отпила немного шампанского. Она пила очень умеренно, это я был уже пьян в стельку.

– Большое вам спасибо, милая леди. Я так и сделаю, – говорю я.

Я хотел ей заказать еще шампанского, в знак благодарности, но она отказалась. А когда я напился до визга, оркестр заиграл какой-то вальс. « Лунная река» Луи Армстронга, кажется. И эта дамочка прямо таки силком выволокла меня из-за стола потанцевать. Я пытался сопротивляться, но в моем-то состоянии что я мог поделать?

Дама танцевала хорошо, ничего не скажешь, а вот я в процессе вальса отдавил ей все ноги и каждый раз засыпал у нее на плече, а под конец меня вообще стошнило на ее платье с блестками. Я отличный кавалер, ничего не скажешь!

Я думал, эта Зоуи закатит небывалую истерику, но она лишь сходила в уборную и убрала всю эту гадость со своего красивого платья, а затем она расплатилась с Хью и полчаса вымогала у меня, где я живу. Но я толком ничего не мог сообразить, напился я, как грязная свинья. В конце концов, в час по чайной ложке, я все-таки выдал ей кое-какую информацию. Вспомнил, что мэр говорил про какой-то Боулинг-ресторан на соседней улице. Зоуи заказала мне такси, а под конец я пытался все время ее поцеловать, да только ничего не вышло, она все время как-то уворачивалась. Тогда я поцеловал Хью и отдал ему свою чертову серебряную звезду, сказал, что он достоин ее больше, чем я. Грязная пьяная свинья, честное слово. Но я не жалею, что так сделал – Хью и вправду отличный малый, вы б его видели.

В такси я вел себя не лучше. Все время домогался таксиста, пытался у него выведать, почему он стал таксистом, а он все время только оборачивался назад и говорил: « Да парень, ну и развезло же тебя». Наконец он довез меня до этого самого Боулинг-ресторана. Я решил заглянуть и в это заведеньице, ух я был пьянющий. Пьянющий, как черт, честное слово. Я немного поиграл, и доигрался до того, что сделал страйк с официантом. Этот нес поднос с шампанским, и все шампанское оказалось на полу. Официант попался довольно ехидный – потребовал от меня денег за разбитые бокалы и разлитое шампанское, подлый попался, гад. А как я уже говорил, я был просто в невменяемом состоянии, возомнил с чего то, что я все еще торчу у этого треклятого МакМилана.

– Постыдились бы, – говорю, – мы ведь оказали вам такую честь!

А он меня просто прямо-таки вышвырнул на улицу, даже денег не взял. Да, еще никогда я столько не пил! Напился, как лошадь в этот вечер. Кое-как добрел до нашего обиталища, все время спрашивал у прохожих, где живет Санта. Теперь вы поняли, до чего я напился?! Не знаю, каким образом мне вообще удалось отыскать эту холобуду, но я ее нашел.

Селли была злая на меня, как черт, честное слово! Еще там был Пирс, помню, он сидел за столом и нехорошо на меня глядел. Голова у него была обмотана чем-то белым. Дейл и Грейди тоже были дома, напитые не хуже меня, а может даже и лучше. Ох, и послушали бы вы, как Селли на меня кричала, ей не понравилось, что я так напился.

– И где тебя только носило, черт подери?! – кричит Селли.– Ах, Элиот, я ведь перепугалась до смерти, ты ведь знаешь, что это не город, а сплошная сирена! Как ты мог так поступить?

Она повела меня спать, а я все время пытался ее обнять и дышал ей в лицо перегаром. Пока она стелила мне постель, все время распиналась насчет того, что я веду себя невменяемо, а я только стоял и хихикал, как дурачок. А когда она начала улаживать меня спать, я нес какую-то околесицу, насчет того, что настанет день, когда одно в другом найдет наконец значение.

– Я пьеду с вами, Селли, девочка моя, слышишь, пьеду с вами на этот чертов концерт в Фран-Сациско, идет? – говорю я.

А Селли все укладывает и укладывает меня на подушки, а я все никак не хотел ложиться.

– Господи, как же от тебя воняет! – скривилась Селли.

– Так как, пьедем, а Селли, ты и я, и этот гнусный паразит, забыл, как его там? Это будет змечательный концерт, правда Селли, что скажешь?

– Непременно. Конечно поедем, но сначала тебе нужно хорошенько выспаться Элиот. Все решим завтра.

Селли наконец уложила меня, укрыла одеялами, поцеловала в лоб и вышла. И я тут же уснул. Провалился в глубокий-глубокий сон, через секунду-другую. Я и не подозревал, что так сильно хочу спать.

Проспал я наверное часов до двенадцати, очнулся, потянулся, и только сейчас заметил, что я вообще-то лежу на кровати мэра, это меня несколько насторожило. Селли носилась по дому, как оголтелая и все время перегавкивалась с Клаусом.

– Ну и выметайтесь отсюда к чертям собачьим, гнусные хиппи! Черт, кто бы мог подумать, я и предположить не мог! Выметайтесь, наркоманы чертовы!

Это гавкал Клаус.

А Селли сегодня выглядела совсем по другому, нежели вчера. Какая-то длинная шерстяная кофта, юбка до пят, а в волосах красовался венок из маргариток. Пирс стоял в дверях, и выглядел как всегда, «обворожительно».

– Пойдем, Элиот, – говорит Селли, – ты еще хочешь с нами, или нет?

Тут Грейди и Дейл выперлись из соседней спальни и спрашивают, что за шум-гам здесь развели. А я смотрю то на них, то на Селли, и предаюсь размышлениям. С одной стороны, мне до чертиков не хотелось оставлять их здесь одних, а с другой, до одури хотелось отправиться с Селли. В конце-концов я предложил отправиться в Сан-Франциско всем вместе, но только Дейл сказал, что ему и здесь хорошо. И тут я заметил, что нигде не наблюдается нашего дорогого мэра.

– А где мистер Брукс? – спрашиваю я.

– Еще вчера уехал обратно в Техас, – говорит Селли, – после того, как мы ушли выступать. Он оставил записку, что твоя мать ему прислала письмо, просила приехать его обратно. К тому же, отпуск уже подходит к концу, и его ждут рабочие обязанности. Вот он и уехал.

Я смотрю на старину Грейди, а он чуть не плачет.

– Я должен ехать за ним, – говорит он, – я ведь как никак его секьюрити. Он подло поступил, что не сказал мне.

– Он попросту не мог тебе ничего сказать, потому что в это самое время ты катал шары под руку с мексиканским самогоном, – буркнул Дейл.

Тут Клаус Спринг резко вышел из каматоза, и снова поднял ужасный хай.

– Какого черта вы мнетесь у меня на пороге, паршивые хиппи?! А ну выметайтесь! Выметайтесь, нечего здесь стоять, тараканы хреновы!

В общем, засобирались мы уже уходить от этого хиппи-ненавистника, а я задержался еще ненадолго на пороге, и говорю, что никакие мы теперь больше ему не тараканы, черт побери.

Короче, рванули мы в этот Сан-Франциско. И все бы ничего, да вот только ехали мы в каком-то расписном фургончике, и там все время курили травку и ржали, как сто лошадей. Признаюсь, я тоже курил. И Селли курила. И все мы обкурились до чертиков. А какая-то девица все время закидывала свои ноги в кожаных буцах мне чуть ли не на шею и пыталась стянуть с меня шляпу, но я ей этого не позволил. Еще какой-то цветной парень с гнездом на голове всю дорогу пытался наиграть на своей балалайке каких-то « Пляжных мальчиков», но так обкурился, что раз пятьдесят, не меньше, напевал одну и ту же строчку, пока у него не отобрали гитару. В общем, я уже чуть было не пожалел, что согласился, но это ничего, главное со мной была Селли, хотя, по правде говоря, она всю дорогу болтала с этими обкурышами, а на меня почти не обращала внимания. Но это тоже ничего, ей богу.

В общем, не буду в подробностях описывать, что мы там делали, но делали мы много чего, уж поверьте мне. Везде, куда мы ходили, было тысяча человек кряду, повсюду люди держали лозунги и знамена, повсюду выкрикивали в рупор какие-то гимны, и повсюду толпы народа разгоняли эти типы в касках и с палками. Но Сан-Франциско я таки повидал, честное слово!

Однако кое-что хорошее со мной все-таки произошло. Мы как всегда очнулись в чьей-то прокуренной конуре, очередного друга или знакомого того парня, у которого был тот самый легендарный расписной фургончик. Я проснулся позже всех и обнаружил этих остолопов в зале. И Селли тоже там была. И все они вели себя очень странно. Сидели, скрестив ноги и не подавая признаков жизни. Это было просто ужасно. Я в очередной раз пожалел, что связался с этой компанией. Смотрел я так, наблюдал, а потом плюнул на все это и пошел в кухню налить себе чаю. На столе, в блюдечке, лежало море сахара, я налил чай из заварника, бросил туда несколько этих сахарных кубиков и вышел на балкон, полюбоваться видом. В общем, что было потом, я точно не знаю, но Селли говорит, что я вел себя просто ужасно. Потому что такая порция кислоты еще никого к добру не приводила. Я так и не понял, про какую кислоту она говорила, но с этим чаем что-то явно было не так.

Ладно, в общем, решил я оттуда мотать удочки. Я, конечно, любил Селли и все такое, но понял, что дольше здесь я не протяну. Мне нужен был какой-то отдых на ближайшие несколько месяцев, я точно это знал. По правде говоря, последние дни я много думал о маме. Не навестить ли мне ее. В конце концов решил, что непременно съездию на днях в Техас, в Остин и повидаюсь с ней. Я сказал об этом Селли, и она вроде была не против. Сказала, что небольшой отдых друг от друга нам не повредит. Я был с ней полностью согласен.

Так вот, Селли купила мне билет до Техаса, и я первым же рейсом отправился домой. Полет, слава богу, прошел без особых последствий, правда то, что было впоследствии, меня просто убило. Только я переступил порог двухэтажного обиталища мэра, как моя мать чуть не сбила меня с ног. Все время обливается слезами и без умолку трещит о какой-то помолке.

– Не пойму, о какой помолке ты говоришь, мама! – пытаюсь я перекричать мамины стенания.

– Мы с мистером Бруксом решили обвенчаться! – вопит она.

– Что?! Куда вы решили умчаться?

– Господи, ты боже мой, я сделал твоей матери предложение, дубина! – орет мистер Брукс.

– Да? И что же вы ей предложили? – спрашиваю я.

– Выйти замуж, дуболом!

– То есть как так? – говорю я.

Я совсем, определенно не понимал, о чем болтает эта парочка.

– Женитьба, черт возьми, свадьба, понимаешь?! – мистер Брукс готов был похоже разорвать меня на кусочки.

– А-а-а. Ну так бы сразу и сказали, – говорю я.

Мистер Брукс взвыл.

– Никаких фанфар, просто небольшое венчание в местной церкви и народу почти не будет. Этот оглоед Дейл, в какой дыре он опять застрял?

– В той самой, – говорю я, – в Лос-Анджелесе.

– Нам нужно любыми силами его оттуда вытащить – земными или небесными, похоже здесь подойдет первое, пошлю-ка за ним Грейди.

– А он что, здесь? – спрашиваю я.

– Да, этот оглоед развозит приглашения.

– А я пожалуй немного посплю, самолет крутило, как юлу, я толком не поспал, – сказал я, и направился искать что-нибудь, напоминающее кровать.

– НИ-КУ-ДА ты не идешь, черт бы тебя побрал! – мэр прямо таки за шкирку меня оттащил, – сутки не спал, еще немного продержишься. У меня и для тебя занятие имеется. Сбегай на почту и отнеси телеграмму. Хочу, чтобы советник с Бугаем тоже присутствовали на моем празднике, старые друзья все-таки…

– О, Боже, у меня ведь нет ни одной подруги поблизости, что же мне делать?! Мне обязательно нужна подружка невесты! – вопит мама.

– Дорогая, ну зачем тебе все это? Ты и без этой ерунды справишься! – говорит мистер Брукс.

– Как бы не так, Адам! Ты ведь нашел себе друга жениха!

– А что его было находить! Этот громила у меня всегда под носом, он мой водитель! – орет мэр.

– А я хочу, чтобы все было, как у людей, понятно?! – кричит мама.

В общем, я уже сто раз пожалел, что вернулся. Никакого отдыха здесь похоже не дождешься. За два квартала от дома мистера Брукса я наткнулся на почту и велел переправить эту вонючую телеграмму в Нью-Йорк быстрой авиадоставкой. Почтальонша попалась довольно суровая и мерзкая. Пока я расписывался на каком-то клочке бумаги, она все время тарабанила пальцами по стойке и вопила, чтобы я поторапливался, иначе она вставит мне шило в задний проход и прокрутит несколько раз, чтоб процесс пошел быстрее. Но я ведь не виноват, что слово Нью-Йорк такое длинное, черт подери! И вот, засобирался я, было уже уходить, как возле самих дверей меня вдруг осенило. Подхожу я, значит, обратно к стойке, а эта дамочка только глаза закатила и орет: «Следующий!».

– Простите, а вы не могли бы на один вечер побыть подружкой невесты? – спрашиваю я.– У моей мамы свадьба и она из кожи вон лезет, хочет себе подружку невесты, понимаете? Ну очень срочное дело.

– Проваливай, паршивец, – рычит дамочка, – давай, давай, у меня клиенты.

– А у моей мамы свадьба, черт подери! – говорю я, а сам лезу чуть не на стекло.– Понимаете, фанфары, цветы, а подружки невесты нет, вот, в чем вся соль! Вы поймите, все ее подруги живут за тысячу километров отсюда, и то, я ее подружек ни разу в жизни в лицо не видал, ну только разве что мисс Хуаниту. Но она такая старая, что откинет копыта, пока сюда доберется, честное слово! Вы просто обязаны нам помочь, черт возьми!

А эта дамочка так поставила штамп, что казалось, вся почта сейчас развалится к чертям собачьим.

– Ну хорошо, сколько? – спрашивает она.

– Я не знаю точно, сколько гостей будет, но…

– Я говорю об оплате, кретин, – говорит она, – сколько заплатишь за такой вечер?

И тут до меня дошло. Эту дамочку просто так не проведешь.

– Заплачу, сколько скажите, ну как вам предложение? – спрашиваю я.

– Предложение– дерьмо, но ради денег можно и поглядеть на всю эту блевотину.

– Спасибо, – говорю я вне себя от счастья, – вы самая добрая женщина, какую я встречал.

А эта дамочка лишь зарычала снова себе под нос и вдолбила очередной штамп по чьей-то руке. Нечеловеческий вопль сотряс стены почты, а я ломанул обратно к выходу, пока сделка не сорвалась. Выбегаю я, значит, на улицу, а там стоит длиннющий лимузин и из него высовывается старина Грейди, собственной персоной. Видимо меня дожидается. Я подбегаю, и с размаху плюхаюсь на заднее сиденье.

– Спасибо тебе старина, ты меня спас, – говорю я.

– Нет, это ты меня спас, – Грейди задыхался, как старая псина, ей богу, – развезешь остальные приглашения сам.

Грейди повалился на задние сидения и задрых. Этого увальня теперь даже гранатой не разбудишь. Ну что же, мне оставалось только развозить. Этих поганых карточек в бардачке лежало штук пятьдесят, не меньше, без фанфар, мать твою!

Вернулся я только ночью, уставший, как сукин сын. Практически все эти гнусные приглашения были адресованы таким же гнусным личностям, вроде мистера Брукса. Проще говоря, всяким таким большим шишкам. И мне до полуночи пришлось разъезжать по разным парламентам, капитолиям и важным заседаниям. И все эти большие шишки так и рвались угостить меня выпивкой, но получали отказ один за другим. Во первых – я возил с собой человека, во вторых– мистер Брукс убил бы меня на месте, заявись я домой пьяным.

Короче, отсыпался я до обеда следующего дня. Спал бы наверное дольше, но тут все очнулись и снова начали носиться с приготовлениями к свадьбе. Я же откопал визитку, которую стащил вчера со стойки на почте, и позвонил по номеру. Ту вчерашнюю женщину звали Хельга, и я намеревался узнать у нее, пойдет ли она вечером подбирать невесте платье. Как мне казалось, это тоже входило в условия контракта. В трубке раздался очередной громовой штамп, как я понял, ответ был утвердительный.

В общем, вся последующая неделя была сплошным наказанием. В особенности для меня и этой Хельги с почты. Каждый раз, когда мама интересовалась у нее, идет ли ей платье, или прочая хиромантия, она делала такое лицо, что мне так и хотелось сбегать ей за штампом. Полнедели только решалось, какая фигура будет красоваться на торте – голуби или статуэтка жениха и невесты. Все просто с катушек слетели от этой свадьбы, честное слово! Я, по правде говоря, иногда даже подумывал сбежать обратно к Селли в Сан-Франциско, но каждый раз, как я порывался, меня посылали то в магазин, то принять у портье заказ, а последний раз нас с Грейди отправили в аэропорт, подобрать прибывших советника и Бугая. По правде говоря, я и не возражал, можно будет хоть немного отдохнуть от маминых томных вздыханий и предсвадебной истерии мистера Брукса. Последний раз был, кажется, вчера утром. Мистеру Бруксу не понравился фрак, который доставил портье – он заказывал расклешенный, а ему принесли слитный. Он даже из коробки его не стал доставать – так и запиндюрил коробку в этого бедного портье, а сам стоит на пороге в одних трусах, и требует, чтобы завтра ему подали его заказанный, слитный, черт возьми, фрак. А этот бедняга, портье, валяется в розовых кустах у лестницы и стонет, как последняя псина – весь утыкан шипами, как праздничная елка.

Короче, мы с Грейди поехали-таки забирать новоприбывших. И вот, что я вам скажу, мне плевать было на то, кто водился у мамы в подружках невесты, но что действительно было необычно видеть, так это Бугая во фраке. Не понимаю, какая только пошивочная смогла смастерить такое чудо света. А советник наш изменился и хоть немного начал походить на себя прежнего. Все как обычно – серый костюм на пуговицах, бороды теперь не видать, очки в тонкой оправе и мерзкий характер. Вот все-то при нем! Он рассказал нам, что с тех пор, как мы из Нью-Йорка уехали, все круто изменилось. Бугай стал настоящим ужасом ринга, все агенты города после того инцедента в Центральном парке, когда Бугай завалил Дикаря и его гнусного Микки Милса, так и рвались устраивать поединки своих бойцов с легендарным Зверем. Пятнадцать побед, причем четырнадцать из них закончились нокаутом, и всего один проигрыш, и то, какой-то идиотский. Бугай споткнулся на ринге, а его соперник – трехметровая горилла (в переносном смысле, конечно), уселся на него, и сидел до тех пор, пока судья не объявил аут. Еще случилось так, что этот глупый Милс устроил над Бугаем суд, советник сказал, что на заседание его привезли на каталке, всего вязанного перевязанного. Но слушание он так и не выиграл, потому что Бугай в очередной раз вышел из себя, запустив Милса в присяжных. После этого с Бугаем судилось еще пол зала присяжных, но также потерпели поражение, потому что судья попался на редкость рассудительный и любящий своих детей, поэтому Бугаю вписали лишь пятнадцать часов общественных работ, и то, необязательно. Сейчас Бугай вроде как на очереди за бой на звание чемпиона мира, титульный бой и все такое, там Бугай должен показать себя во всей красе.

В общем, приехали мы в наше бунгало уже к вечеру, и мистер Брукс сразу же назначил Бугая на должность официанта. В последние дни в обиталище мэра начали подтягиваться всякие гости, и кому-то нужно было бегать с подносами между переполненными креслами и разносить шампанское и вяленных креветок. Подносы были зверски тяжелыми и Бугай вполне подходил на эту роль.

Затем мама принесла мне какую-то записку и сказала, что пока я был в разъездах, мне пришло письмо от моей подружки. Я догодался, что речь идет о Селли. Сбежал ото всех в свою комнату, порвал конверт, как бешенный пес, и начал читать. Записка была примерно такого содержания:

«Дорогой Элиот!

Как ты поживаешь? Надеюсь, полет прошел нормально?

Тебя нет всего неделю, а я уже успела соскучиться. По правде говоря, мне не хватает твоих безумных выходок. Помнишь того парня, у которого был фургон, Винс. На последнем митинге ему здорово досталось. Полицейские поколотили его дубинками и он лежит в больнице с переломанной челюстью. Голова Пирса понемногу заживает, уже можно снимать повязку. Вся наша группа разбрелась кто куда, а мы последнее время живем в каком-то дешевом мотеле. Называется «Мистер Спок». Там разрешается курить в номерах, это просто невыносимо. Все дымят без продыху, даже портье и коридорный. Я больше не курю, решила вести здоровый образ жизни. Недавно приобрела себе дешевый велосипед на блошином рынке, и теперь каждый день катаюсь в парке, неподалеку от моего прокуренного жилища.

Должна тебе сообщить еще нечто важное. Мы с Пирсом решили пожениться. Через несколько дней мы уезжаем в Нью-Йорк, и там обвенчаемся в каком-нибудь отеле. В «Рузвельте» или в « Нью-Йоркере». Там будет видно. Я очень хочу, чтоб ты тоже присутствовал на церемонии, ты ведь мой лучший друг. Так что прилетай, как только сможешь. Я буду ждать.

С любовью, Селли.»

У меня круги поплыли перед глазами. Если бы я не сидел на кровати, я бы тут же окочурился. Я просто не мог поверить своим глазам! Не мог взять в прок, какими такими силами этот паршивый еж заставил Селли жениться на ней. Да он ей даже в швейцары не годится, не то что в мужья! Я толком не мог сообразить, что мне делать, но нужно было немедленно что-то предпринимать и не допустить такого безобразия. Скорее всего Селли уже в этом Большом гнусном Яблоке, или будет там в ближайшие дни. И я твердо решил, что мне делать. Завтра у мамы состоится свадьба, я покажу там свою задницу, чтобы ее не расстраивать, а затем выкрою время и смотаю оттуда удочки. Вылечу в Нью-Йорк первым же рейсом, чтоб пресечь этот кошмар.

В общем, вечеринка была ничего себе. Но она была бы еще лучше, если бы я каждый раз не думал, как мне сбежать с этого тараканника. Мы сидели с Грейди за столиком, и наблюдали, как наш Бугай снует то туда, то сюда со своими подносами, как оголтелый. Надеюсь мэр ему заплатит после всей этой заварушки. Наш мистер Брукс общался в основном со своими друзьями-шишками, а мама с женами этих самых шишек. Весело, ничего не скажешь! Я весь вечер напивался шампанским, а Грейди не пил, лишь немного пунша. Ему было нельзя – он был не только другом жениха, но и его шафером, и в конце свадьбы ему предстояло вести маму и мистера Брукса по ночному Остину, любоваться городом. И вот сидим мы так, два кретина несчастных – я заказываю шампанское, одно за другим, а Грейди понемногу подлакивает пунш. И тут я заметил мамину подружку невесты, она стояла в углу и тоже пила пунш. И в платье она смотрелась куда лучше, можете мне поверить. Видок у нее был какой-то несчастный, среди всей этой толпы.

– А кто такая, эта Хельга? – спрашивает меня Грейди. Он тоже пялился на нее.

– Она ставит штампы, – говорю я, – у нее это чертовски здорово получается.

– Смотри, какие у нее мышцы. Она сильная. Как считаешь? – у Грейди как-то странно заблестели глаза.

– Штамп довольно тяжелый, – говорю я.

А Грейди допил свой пунш, встал, и говорит, что он пойдет, немного пообщается с этой Хельгой, в конце концов, он ведь друг жениха, а она подружка невесты, надо как-то налаживать контакт.

Мне это было только на руку, черт возьми. Я решил двигаться налегке. Поднялся в свою комнату, захватил бумажник, паспорт, прочую кутерьму и вызвал такси. Такси, похоже, ехало целую вечность. Но я за это время даже успел настрочить маме письмо, и просил прощения за то, что так рано покинул их праздник. Я оставил письмо у себя на кровати и ломанул вниз на всех порах, потому что таксист сигналил уже минут десять.

По правде говоря я рассчитывал, что денег у меня достаточно, но когда прибыл в аэропорт, оказалось, что на билет мне не достает всего каких-то пять паршивых долларов. Я пытался договориться с милой барышней на кассе, заклинал ее, что обязательно донесу в будующем эти пять долларов, но она и слушать меня не желала.

Тогда я прошел в зал ожидания, уселся на скамейку и мечтал только об одном – утопиться в этом фонтане в виде цветка, что стоял посреди зала. Но потом я увидел одну вещь, которая полностью аннулировала эти мои грязные мысли. На багажной линии одна довольно таки противная дамочка цапалась с одним волосатым индусом насчет его ковра. Он был гигантских размеров и занимал, казалось, всю линию. Вы, наверное, понимаете, какие на тот момент безумные идеи роились у меня в голове. Умница Пирс навел меня на мысль о том, что никто не пострадает, если в грузовом отсеке появится лишний багаж. Не буду вдаваться в подробности, как я это сделал, но я это сделал, и давал фору всем этим жлобицам на кассе, уединясь в темном прохладном багажном отсеке. Можете мне поверить, расслабился я в полную меру. Никогда ты так не вытянишь ноги в этом чертовом салоне самолета, особенно ходули, наподобие моих.

Хотя на празднике и имелись швейцарские столы, которые ломились от угощений, я так волновался насчет Селли и всей этой кутерьмы, что мне кусок в горло не лез. Но сейчас я по настоящему почувствовал, что голоден, как собака. Я решил, что с меня не убудет, если я позаимствую у пассажиров немного съестного. Чего я только не обнаружил в многочисленных кармашках и отделениях. Различные упаковки с печеньем, леденцы, коробку шоколадных конфет от «СвитЛайф» – моя любимая фирма, кстати, и даже куски какой-то заплесневевшей в конец, ко всем чертям пиццы. Она была дубовая, но ветчина на ней выглядела аппетитно, и я решил, будь, что будет! Только я отчистил ее от плесени и занес над глоткой первый кусок, как какой-то голос из темноты сказал:

– Я бы не советовал тебе это есть, этой дряни уже третья неделя. Возьми лучше это.

И в меня из темноты полетела какая-то ерунда. Я поймал ее, это оказалась булочка с джемом. Довольно-таки свежая.

– Здесь полно этой ерунды. Хочешь, присоединяйся.

Вот те раз! Только подумаешь, что в первый раз наконец-то уединился и ни хрена ведь!

Я прополз на звук голоса и на кого-то натолкнулся. В этой кромешной тьме ни черта не разглядишь. Но тут зажегся фонарик и я чуть не наделал в штаны от страха! Передо мной сидел самый, что ни на есть, настоящий бездомный! Зубов ни черта, волосы до пола, ноги босые и какая-то вся тертая перетертая майка. Страшное дело – встретиться один на один с таким чудом природы в темном багажном отсеке самолета. А этот леший сидит себе на корточках, и как ни в чем ни бывало копается в чьей-то сумке.

– О, булочки с маком здесь тоже приветствуются! – говорит он и вытаскивает из сумки целую корзину этих булочек.– А ты ешь, ешь, парень, уж больно у тебя вид убогий.

Нет, только подумать, вот мерзавец! Это у кого-то вид убогий?

– Ты откуда и куда путь держишь, парень? – спрашивает меня этот леший, а сам тем временем перелаживает эти булочки к себе в пакет.

Хитрый до черта, сукин сын.

– Я в Нью-Йорк еду. Вы случайно не знаете, где находится отель « Рузвельт» или там, « Нью-Йоркер»? – спрашиваю я.

А он только своей заросшей башкой мотает и все перекладывает эти поганые булки.

– Не слыхал таких, парень. Правда, ничем не могу помочь. Так ты будешь есть мою пиццу, или как? Если не собираешься, давай мне, нечего добру пропадать.