Текст книги "Герои умирают дважды"

Глава 27

Софот важно ходил по комнате, высоко поднимая мягкие черные лапы и плавно опуская их на пол. Сейчас он был очень сильно похож на домашнего кота редкой диковинной породы, каких Виктор видел однажды на выставке кошек. Если не присматриваться к белым глазам, то сходство было почти полным.

Рикста сидел на кровати и зашивал дыру в коричневой куртке, украдкой бросая на софота настороженные взгляды. Слуга уже лицезрел в действии когти этого кота, когда Виктор пытался тренировать зверя, используя полено.

– Он еще вырастет? – тихо спросил Рикста у своего господина, который лежал и о чем-то думал, уставившись в серый потрескавшийся потолок.

В такие минуты слуга никогда не знал, можно ли беспокоить Ролта или нет. Случалось, господин обдумывал один из своих коварных и сложных планов, но иногда лежал просто так, вспоминая о «больших домах и маленьких людях», как он объяснял потом Риксте.

– Что? А… да, вырастет, – ответил Виктор, отвлекаясь от раздумий. Его мысли не требовали глубокого сосредоточения – ведь они касались Ласаны. Этакие мысли-чувства, больше эмоциональные и восторженные, чем рассудочные. Они грели сердце, заставляя его биться сильнее и насыщать кровью голову, что делало эти самые мысли еще объемнее и ярче. – Кеаль сказал, чтобы я больше тренировал софота на чужом страхе. Тогда он станет просто огромным.

Антипов наконец разобрался с загадкой софота. Оказывается, этот зверь вырастал, только если выпустить его сразу после того, как кто-то почувствует страх. Если выпускать до того, ничего не произойдет.

– Господин, вы мне обещали показать какой-то фокус с люком, – произнес Рикста, обрадованный, что не отвлек Ролта от чего-то важного. – Сказали, что когда турнир закончится… А ведь он уже давно закончился!

Виктор медленно повернул голову и посмотрел на слугу. Сначала недоуменно, а потом благосклонно. Он даже не сразу вспомнил, о чем идет речь, а вспомнив кивнул. Антипов настолько был уверен в том, что фокус получится, что даже не стал ничего проверять, предпочитая уделять внимание более важным вещам. И Кеаль, и Арес тоже были согласны с тем, что «фокус» выйдет как надо.

– Да, я помню, что обещал. – Виктор отдал должное терпению юноши, который наверняка крепился, боролся с собой, ожидая, когда же, ну когда… и только сейчас решил сказать об этом. – Что ж, смотри.

Антипов встал с кровати и одним рывком передвинул ее. Потом ногой отшвырнул серо-черный половик, обнажая люк.

– Мне придется лезть туда?! – Рикста даже не стал скрывать ужас.

– Нет, ты останешься здесь, – успокоил его Виктор.

– Тогда вы туда полезете? – удивился слуга. – Вы же сами говорили, что туда ни ногой!

Виктор поморщился. Да, он сгоряча сказал, что «туда больше ни ногой», и явно поторопился. Ему не хотелось оставлять невыясненными несколько вопросов. Один из них: в чем именно заключался подвох, когда Синхай предложил заведомо бессмысленный ритуал. В подвохе Виктор уже не сомневался, но не мог уловить его сути. Зеркала – обычные, жертвенное животное – обычное, нож, пусть и артефактный, но известный Кеалю. Со всех сторон получалось, что это – нечто вроде шутки. Но Синхай – не шутник, кто угодно, а не шутник, в этом Виктор мог поклясться. Антипов дал себе слово, что наберется отваги (а также дополнительных сил) и все-таки нанесет визит Синхаю. Но уже после штурма. Виктор не торопился, однако, как показали дальнейшие события, совершенно напрасно.

– Я никуда не полезу, – ответил он. – Просто выйду из комнаты и отойду подальше. А ты будешь сидеть здесь и наблюдать за люком.

– Я?! Наблюдать?! – Рикста еще больше встревожился, даже вскочил с кровати. – А что случится-то? А? Что случится, господин?!

– Не волнуйся, ничего опасного, – улыбнулся Виктор. – Увидишь. С тобой ничего не произойдет, обещаю.

Рикста постарался взять себя в руки, но это выходило плохо. Наш герой потратил некоторое время на увещевания слуги, прежде чем смог выйти из комнаты. Рикста был храбрым юношей, но его храбрость распространялась исключительно на заурядные вещи. Минисы, они же големы, внушали ему почти непреодолимый ужас.

Виктор оставил донжон и прогулялся вдоль крепостных стен, не выходя за ворота. Начинало вечереть. Солнце наполовину скрылось за зубцами стены, словно мальчишка, который играет в прятки, но выглядывает одним глазом из-за угла, желая знать, что делают остальные играющие. Небольшие белые цветы с могучим названием «дубки» под угасающим солнцем приобрели красноватый оттенок. Антипов как раз проходил мимо одной из клумб с любимыми цветами графини, заметил перемену цвета, и внезапно ему показалось, что красные лепестки – не к добру. Виктор досадливо мотнул головой. Он никогда не был суеверным и решительно гнал пораженческие мысли. Нужно верить в лучшее – тогда оно обязательно настанет, привлеченное этой верой.

Погуляв совсем недолго, Антипов вернулся в каморку. Он взялся на холодную ручку своей двери и потянул, ожидая увидеть удивление Риксты. Виктор умел ценить удивление. Оно бывает разным, но искреннее, внезапное – встречается лишь изредка. Сейчас Антипов рассчитывал столкнуться именно с таким.

– Вы уже вернулись, господин? – Рикста удивился, но не так, как следовало. – Забыли что-то? Сейчас еще пойдете?

Виктор подошел к самому люку и остановился.

– Ты не заметил ничего необычного? – спросил он.

– Нет, – ответил слуга. – Совсем ничего. А что должно было произойти?

– Странно. – Наш герой потрогал люк ногой. – Странно. Ладно, жди еще. Я скоро вернусь.

Он опять вышел. На этот раз Виктор отправился дальше – за крепостную стену, мимо приветливых стражников, скрипящих ворот, туда, где добротная дорога переходила в высокую пахучую траву. Его всегда удивляло, почему трава по вечерам пахнет сильнее, чем днем. Может, это связано с тем, что полевые цветы, не веря в то, что доживут до утра, старались вовсю благоухать, чтобы привлечь пчел, уже собирающихся домой? Последний выброс аромата перед ночным забытьем? Тогда цветы глупы. Они не разбираются в смерти и не умеют отличить ее от сна. Человек же умеет. Жаль, что только поутру.

Прогулявшись на виду у стражников, Виктор вернулся обратно. Он опять подошел к каморке, потянул ручку двери и опять увидел спокойные глаза Риксты.

– Опять ничего не случилось? – спросил Антипов.

– Нет, господин. А все-таки что должно случиться?

Виктор не ответил. Он сел на кровать и задумался. То, что ничего не произошло, нисколько не поколебало его уверенности в собственных выводах. Они были верны, он знал это.

– Вот что, мы откроем люк, а потом я выйду из комнаты, – сказал Антипов. – Не спорь и не начинай трястись! Оттуда никто не полезет. Когда тебе покажется, что я отошел на достаточное расстояние, заглянешь в люк. Просто заглянешь. Посмотришь, что там и как. Сделай лампу поярче. И не дрейфь, не дрейфь, я сказал, а то софот тебя мигом слопает. О нет! Я пошутил. Пошутил, говорю. Не будет он тебя есть, ты худой и костлявый.

Виктору удалось заставить Риксту выполнить распоряжение. Антипов опять вышел, но теперь решил, как и в первый раз, прогуляться внутри замка. Солнце почти село, белые цветы уже не казались красными, а выглядели серыми, будто ночь старалась их очернить, но не справилась и остановилась на полпути.

Наш герой не стал задерживаться, а быстро вернулся. Он теперь был уверен в успехе. И точно – едва отворил дверь, как увидел дрожащую глиняную масляную лампу в руке Риксты. Пузатая емкость тряслась так сильно, что Виктору казалось, будто он слышит масло, бьющееся в стенки сосуда.

– Ну что? Увидел что-то? – Антипов был доволен собой. Удивление слуги выглядело самым искренним и ненаигранным.

– Да, господин! Да! Там обгорелые… – Рикста едва не задыхался от волнения.

– Подожди, – сказал Антипов, закрывая люк и набрасывая сверху половик. – Признаться, я не знал, что получится так интересно и люк придется открывать. Думал, что будет по-другому. Но если вышло интересно, то ничего пока не говори. Я попробую угадать. Кстати, я так ведь и не объяснил тебе, что случилось со мной во время ритуала. Хочешь узнать?

– К-конечно… конечно, господин! – Слуга пытался унять дрожь в руке.

– Ну хорошо. Буду тебе рассказывать и заодно подумаю о том, что ты там мог увидеть. Это все Кеаль! Он разбудил во мне болезнь игры в «угадайку». Не знаю только, ко времени ли… Но послушай. Помнишь, я пересказывал тебе слова ун-Катора о человеке, который из-за растущей второй луны перестал видеть других людей? Они перестали для него существовать, он даже проходил сквозь них!

– Помню, – ответил Рикста, ставя лампу на пол, чтобы не уронить.

– Так вот со стареющей луной все совсем иначе. Человек, который не стал магом из-за нее, приобретает совсем иные способности. Наоборот! Для него люди ого-го как существуют! Так существуют, как никогда! Настолько хорошо и крепко существуют, что никто – ни человек, ни бог, ни демон – не способен даже усомниться в их существовании.

– Господин, простите меня, но я ничего не понял, – ответил слуга, у которого даже перестали дрожать пальцы от сосредоточения. – Может быть, я глуп или…

– Ладно, ладно, – прервал его взмахом руки Антипов. – Это моя вина, я плохо объяснил. Попробую привести пример. Скажи, ты видел когда-нибудь кукольный театр? Или хотя бы кукольное представление? Когда кукловод управляет игрушками?

– Кукольник, что ли? Конечно, видел! Там, где я жил, почти каждый месяц на базар приезжал балаган. Кукол было завались! Правда, все истории были о любви… Представляете, господин? Такие красивые куклы, а все истории о любви! Ну не жалость ли? Ни одной хорошей истории!

– Отлично, что ты знаешь, – Виктор выглядел довольным. – А теперь представь, что всем этим кукольным балаганом управляешь ты. Представил?

– Я? Как я? – изумился Рикста. – Я – владелец, что ли?

– Допустим, владелец. Представил?

– Да, легко, если я – владелец! А много у меня артистов и повозок? Нельзя ли мне хотя бы пять больших телег? А лучше – десять!

– Все равно сколько телег. Просто представь. Ты показываешь представление, все идет как надо, но вдруг в ряды зрителей втискивается особенный человек.

– Почему особенный?

– Не перебивай, Рикста! Особенный потому, что ты сам сделал его особенным. Не перебивай, я сказал! Он протискивается, смотрит – и вдруг все твои куклы становятся живыми и настоящими. Настолько живыми, что никто не способен больше распознать куклу. Она становится неотличимой от человека. Даже куклы думают о себе не как о куклах. И твои фальшивые декорации тоже становятся натуральными. Они, конечно, не оживают, но игрушечные стены и комнаты превращаются в настоящие. И все потому, что на них смотрит особенный зритель. Потом зритель поворачивается и уходит, а куклы и декорации вновь становятся игрушечными. Понял теперь?

Рикста тоже сел на кровать. Он хмурился и чесал лоб.

– Этот зритель – вы, господин? – наконец спросил слуга.

– Да, я, – подтвердил Виктор. – Во время ритуала со мной случилась такая неприятность. Я стал человеком, в присутствии которого оживают куклы.

– А что же это за куклы? – спросил Рикста. – Как они выглядят? Вы же не имеете в виду обычных кукол?

– Конечно, не обычных. Я пока не знаю, откуда они берутся. Кукольник их достает и показывает мне. Думаю, что эти куклы могут обозначать реальных людей, а могут вообще быть ни на кого не похожими. Лябу, например, одна из кукол. Но она-то раньше была настоящей. Существовала такая девушка. Актриса! Давала представления в том разрушенном замке. Мне ее куклу подбросил кукольник. Вместе с этим. – Виктор показал на кольцо, охраняющее от стрел. – Это кольцо – тоже нечто вроде куклы, Рикста. Если я его оставлю здесь, а потом вернусь, то никакого кольца уже не будет. Оно существует, только пока я рядом. Как создаются такие куклы, тоже очень хочу узнать. Кеаль, например, нашел одного интересного паромщика, который ждет грозы. Тоже кукла, но появляющаяся сама собой исключительно перед лунным затмением.

– Ну и ну. – Слуга был взволнован и озадачен. – Вот это история, господин! Но кто же кукольник? Кукольник-то кто? Кто за всем этим стоит?

– Пока точно не знаю, – ответил Виктор. – Как и о том, зачем ему это надо. Хотя твердо уверен в одном: кукольник – и есть мой враг, о котором сказала книга ун-Мусепа.

Войска Гийора ан-Труе, двоюродного дяди графини, наконец подошли к замку. Это было относительно небольшое (всего в две или две с половиной тысячи человек), но пестрое сборище, состоявшее, однако, из хорошо обученных воинов. Король дал ан-Труе три сотни солдат, остальных «дядя» набрал сам. Кого-то он нанял за звонкую монету, кому-то заплатил обещаниями, было много и просто искателей приключений, вдохновленных тем, что кампания одобрена самим королем.

Армия графини после измены части баронов была не очень велика: чуть меньше четырехсот человек. Даже барон ан-Орреант, поднатужившись, мог сейчас выставить столько же или даже больше, если бы не был слишком разборчив в выборе дружинников.

Виктор стоял на стене замка и любовался разноцветной мешаниной одежд, доспехов и знамен. Вражеская армия напоминала ему узорчатую длинную змею, удава или анаконду, которая уже совсем приготовилась сжать замок в своих объятиях, но вдруг решила отложить это дело на потом и, расслабившись, разлеглась, не размыкая кольца.

Отряды противника были легкоузнаваемы. Красный плюмаж на шлемах указывал на королевскую дружину, сине-зеленый – на собственное воинство «дяди» и наемников, которые за деньги взяли его цвета, были также желтые, оранжевые, даже фиолетовые расцветки. Цвета – пока единственный признак, позволяющий опознать врага. Знамена не разворачивались. Конечно, тут и там мелькали небольшие флажки, но главные боевые знамена оставались свернутыми. Они традиционно ждали своего часа – атаки. Когда войска пойдут вперед, на стены, только тогда распустятся главные флаги – символы отрядов, подчеркивая доблесть своих владельцев, – таков был обычай.

– Сегодня не будет приступа, – сказал сотник ан-Сенер, стоя рядом с Виктором. – Вечереет. Им нужно собрать осадные орудия, разместиться, в последний раз посовещаться… они начнут завтра. Но затягивать тоже не будут: у Гийора нет на это денег. Месяц или два, не дольше. Длительная осада – большие расходы. Я знаю, что он и так в долгах по уши. Господин ан-Орреант, вы полностью уверены в вашем таинственном плане? Буду откровенен: ее сиятельство доверяет вам, но нам-то о плане мало что известно. Может быть, просто попытаемся затянуть осаду?

Ан-Сенер был одет в золотистую отлично начищенную кольчугу. Он почти сиял в лучах заходящего солнца. Казалось, что даже его белой бороде достается часть лучей, и борода тоже сияет.

– Нет, – ответил Виктор. – Затягивать не будем. Поздно уже. План пришел в действие.

Чего стоило Антипову уговорить графиню передать ему бразды командования! Именно это понимал он под «ответственным участком работы». Ласана металась между доверием и недоверием, влюбленностью и трезвым расчетом. Виктор еще никогда не видел девушек в таком состоянии. Графиню, казалось, разрывало надвое, она собиралась сказать одно, потом – нечто другое, но слова, которые у нее в конце концов получались, выглядели гладкими и последовательными. Ласана все-таки была прирожденной правительницей. Она даже попыталась скрыть нотки отчаяния, когда все-таки согласилась довериться возлюбленному. Увы, эта девушка привыкла полагаться во всем на себя, и подставленное вовремя плечо мужчины оказалось для нее пугающей новинкой.

– Вам виднее, господин ан-Орреант… – Сотник почесал бороду и повернулся спиной к зубцам стены, словно отказываясь видеть противника, которого не позволили победить так, как сотник того хотел.

Виктор промолчал. Его голос был полон уверенности в себе, но Антипов знал, что войска подошли раньше, чем запланировано. Если штурм начнется рано утром, это будет нежелательно. Нужно, чтобы начался немного позже. Впрочем, Виктор уже принял некоторые меры и к этому.

Он сошел со стены и направился раздавать нужные визиты. Прежде всего – к жрецам. Илеа покинул замок и присоединился к атакующим, а Терсат остался. С этим толстым жрецом Виктор наладил отличные отношения. Терсат, конечно, был не очень хорошим человеком, но зато жизнерадостным и любознательным. Антипов пообещал себе, что постарается сохранить ему жизнь. Жрец выглядел прагматичным и от фанатизма был далек. Такой всегда мог пригодиться.

Следующий визит посвящался графине. Волнующуюся девушку пришлось утешать – занятие, достойное любого мужчины. Виктор справился бы с этим делом лучше, если бы рядом не было Виреты. Но Вирета не уходила, зато Рикста, который мог бы ее отвлечь, отсутствовал. Да-да, слуги вообще не было в замке.

Утешив Ласану, заверив ее в том, что даже раннее начало штурма не приведет к катастрофическим последствиям, Антипов отбыл. У него еще оставалось несколько второстепенных дел и беспокойная ночь. Вообще же о том, что именно Ролт руководит обороной, знали лишь несколько человек: графиня и три ее сотника. Виктору очень не хотелось, чтобы об этом поползли слухи. Они могли бы помешать Плану.

О наступлении утра возвестили трубы. На самом-самом рассвете, когда первые лучи еще только робко выплескивались из-за горизонта, лагерь противника пришел в движение. Сотник ан-Сенер оказался прав: осадные машины были собраны быстро. Требушеты не использовались, зато перед замком выстроились две «черепахи»-тарана, три осадных башни и бесчисленное количество самых разнообразных лестниц и шестов.

Графиня, по настоянию Виктора, наблюдала за всем этим с одного из балконов. Девушка хотела подняться на стену, но попытка была решительно пресечена ее женихом. Ласана нервно сжимала и разжимала белый шелковый платок. Виктор стоял рядом. Его рука успокоительно поглаживала предплечье графини.

– Ваш отец уже прибыл? – спросила Ласана, едва шевеля бледными от волнения губами.

– Пока пришел лишь небольшой отряд. Он там, вместе с противником, – Виктор кивнул куда-то вбок. – Его заранее привел подсотник Нурия и доложился вашему дяде по всей форме. Остальные будут позже. Никто не ждал, что Гийор начнет так рано.

– Ох, – вздохнула графиня. – А если они прямо сейчас очутятся на стенах? Что тогда? Что тогда, господин ан-Орреант?

– Тогда будет плохо, – честно ответил Виктор. – Но не думаю, что это произойдет.

– Полагаете, им помешают наши войска?

– Нет, жрецы.

– Жрецы, господин ан-Орреант?! Что вы такое говорите?! Жрецы принципиально не вмешиваются! Они выбрали себе роли зрителей и готовятся наслаждаться зрелищем! – Ласана явно не верила собеседнику.

– Им недолго осталось наслаждаться, – произнес Антипов, прищуриваясь и оглядываясь по сторонам, словно рассчитывая увидеть то, что недоступно взору других. – Они даже не сумеют начать наслаждаться. Если, конечно, Рикста не подведет…

– При чем тут Рикста, господин ан-Орреант? Разве он не в замке?

– Уже давно не в замке, ваше сиятельство. Он отбыл сразу после того, как я узнал, что ваш дядя вот-вот будет здесь.

– Я не понимаю, господин ан-Орреант!

– Потерпите, ваше сиятельство. Скоро все станет ясно.

Между тем события в лагере противника потихоньку развивались. От главного шатра, стоящего в отдалении, отделилась группа всадников в сине-зеленых и красных цветах. Они подъехали близко (но не на расстояние верного выстрела из лука) и, жестикулируя, принялись отдавать приказы. Вестовые забегали. Виктору наконец удалось найти отряд Нурии. «Дядя» поставил этот отряд в первые ряды атакующих. Антипов находил ситуацию даже забавной: его могли атаковать собственные люди!

Начала двигаться «черепаха»-таран. Ее крыша была заботливо обита железом. Дорогое удовольствие! Виктор предполагал, что «дядя» не стал сам строить или покупать осадные машины, а у кого-то их выпросил.

Рядом с командирами противника находился Илеа. Виктор издали узнал его по ярко-зеленому шарфу и белой мантии. Жрец сидел на лошади, держась чуть сзади остальных.

Вновь завыли трубы. Но уже не так, как полчаса назад. Сигнал был совсем другим.

– Начинается! – прошептала Ласана, хватаясь за руку уверенного в себе мужчины. – Начинается! Господин, ан-Орреант, я никогда не видела осад.

– И сейчас не увидите, ваше сиятельство.

Графиня промолчала. Она не верила, что войско, уже пришедшее в движение, может вдруг остановиться. Эти солдаты, держащие лестницы, всадники, решительно отдающие приказы, черные осадные машины… что может им помешать? Они ведь здесь, совсем рядом. Идут пока медленно, но скорость неуклонно возрастает. Еще немного времени – и первые лестницы устремятся к стенам, а потом и осадные башни подплывут, забрасывая все вокруг себя стрелами и выпрастывая мостики.

В это мгновение Ласана вдруг подумала, что Ролт, ее жених и в высшей степени достойный мужчина, вероятно, сошел с ума. Это случилось с ним не внезапно, нет. Болезнь, видимо, развивалась постепенно. Может быть, на него повлияло решение отца принять участие в осаде или напряжение на турнире. Сначала, конечно, Ролт говорил разумно, даже сумел ее убедить, приводя такие доводы, которых графиня никогда и не слышала. Но сейчас болезнь стала очевидной. Что может остановить надвигающуюся армию, которая вот-вот полезет на стены? Что? Ласана понимала, что нет такой вещи. Плохие предчувствия графини усилились, заставляя сердце биться еще чаще. Умом Ласана понимала, что пока не все потеряно, может быть, удастся отбить эту атаку, а потом надо будет передоверить командование сотникам. У ан-Сенера были неплохие предложения, да и маги тоже не скупились на советы. Графине еще было очень жаль, что так случилось с Ролтом. Но, может быть, и болезнь обратима? Это ведь бывает! Вдруг он выздоровеет?.. Ласана переживала, но при этом старалась надеяться на лучшее. Атаку удастся отбить, а Ролта получится вылечить. Вот о чем пыталась думать графиня. Она даже не пыталась снять руку с руки мужчины, словно ободряя и его и себя.

Действительно таран стал двигаться быстрее. Пехота, наоборот, замедлилась, пропуская вперед осадные башни. Вновь взвыли трубы, и боевые знамена начали разворачиваться.

В то же самое время, когда передние ряды еще двигались к стенам, задние вдруг отстали. Дело в том, что первым развернулось знамя некоего барона ан-Рила. Гордый красный орел на белом фоне – этот стяг замечательно зарекомендовал себя во многих сражениях и был увенчан лаврами многочисленных побед. Знамя барона просто звало в бой… но не в этот раз.

Сейчас на всем протяжении полотнища чернело дополнение к гербу барона. А именно – неровными острыми крупными каракулями шла надпись. Она гласила: «Зентел, делиться надо, ешкин кот». Задние ряды, увидев стяг, ахнули и остановились. Атака выветрилась из голов. Впрочем, защитники замка тоже бездействовали. Надпись, с которой враг шел на штурм, парализовала их.

Тем временем развернулся еще один стяг, и еще один… почти на каждом красовались черные ломаные буквы. Знаменосец барона ан-Рила застыл, подняв голову. Он так бы и стоял, но сам барон, опомнившись, подскочил и, вырвав свой собственный флаг, швырнул его на землю. Бедный ан-Рил! Даже такой видавший виды воин, как он, находил, что идти в атаку под надписью «Зентел, делиться надо, ешкин кот» – как-то чересчур.

Остальные владельцы испорченных знамен разделяли чувства барона. Они не вполне понимали, чем надо делиться могущественному Зентелу и с кем (и кто такой ешкин кот), но догадывались, что Зентел вскоре очень захочет обсудить этот вопрос наедине с автором надписи и его сообщниками. И если владельцы знамен твердо знали, что они не являются авторами надписи, у них не было никакой уверенности, что им не попасть в весьма обширную группу под названием «сообщники».

Трубы взвыли, призывая к организованному отходу. Виктор видел, как Илеа размахивал руками и что-то орал, обращаясь к командованию объединенной армии. Полководцы же в ужасе отпрянули и поочередно смотрели то на обновленные знамена, то на жреца. Антипов догадывался, о чем кричит Илеа. «Он здесь! Он все-таки здесь!» – таков был приблизительный смысл воплей жреца. Полководцы не знали, кто такой «он», но чувствовали, что «он» – персона важная, известная и очень популярная в узких жреческих кругах.

– Штурма не будет, – сказал Виктор, обращаясь к Ласане, замершей с открытым ртом. – Сегодня штурма не будет.

Подумал и добавил:

– Вообще не будет.

Тем временем вдали показалась конница. Пока она выглядела как облако пыли, но знающие люди сразу сказали бы, что это – конница с немалым числом воинов. Она довольно быстро приближалась, и если запастись терпением, то вскоре можно было бы рассмотреть блеск оружия и доспехов. Но терпения ни у кого не было. Жрецы неистовствовали, полководцы хватались за головы, солдаты растерянно молчали, даже Антипов – и тот нетерпеливо потирал руки, подражая Кеалю. Виктор не мог дождаться, когда его План вступит в первую фазу.