Текст книги "Горизонты ада"

Я уже стоял на одном колене и целился, держа перед собой пистолет двумя руками. Я попал в окно – можно сказать, повезло, если учесть мою позицию и расстояние, – и снайпер отошел назад. Мои глаза остановились на единственном выжившем члене семьи Фурстов, младшем сынишке. Малыш стоял около отца, рыдая, тянул за его окровавленную рубашку. Он был слишком мал, чтобы понять, что случилось, но уже достаточно большой, чтобы сообразить, что происходит нечто очень плохое.

Мне следовало остаться, где был, или нырнуть за машину – но как я мог бросить ребенка на открытом месте, на милость убийцы, который о милости не помышлял?

Молясь, чтобы стрелок не успел занять свою позицию, я кинулся к мальчику, подхватил его левой рукой и прижал к себе.

Пуля задела мое правое плечо. В глаза плеснул красный фонтанчик. Я крепко держал пистолет, хотя теперь, когда на время ослеп, он был бесполезен. Споткнувшись, я упал на пятую точку, и мы с мальчиком превратились в идеальную цель. Я начал поворачиваться, желая закрыть собой малыша, чтобы хотя бы он уцелел в этой бойне, но, прежде чем смог принести себя в жертву, лицо его превратилось в кошмарное месиво из крови, костей и мозговой жидкости.

Выпустив пистолет из правой руки, я обнял ребенка и стал ждать, когда убийца закончит свою работу. Прошло несколько секунд. Я решил, что снайпер перезаряжает ружье, но вскоре, когда потрясенные соседи начали выползать из своих домов, до меня дошло, что он свою дневную норму выполнил. Меня оставили жить.

Я смотрел сквозь красную пелену перед глазами на безжизненные тела и не мог придумать ничего, за что бы поблагодарить Бога. Перед лицом такой ужасной трагедии казалось, что оставленная мне жизнь – самый циничный акт милосердия Всевышнего после того, как по Его милости Лот переспал с собственными дочерьми, лишившись перед тем жены, превращенной в соляной столб.

Я не выпускал из рук мальчика до приезда «скорой помощи». Я сидел в остывающей луже крови и слегка его покачивал, не чувствуя боли в раненой руке, не замечая собравшейся толпы – только тупо смотрел перед собой.

Первые копы, появившиеся на месте преступления, осторожно приблизились ко мне и, заметив рядом со мной пистолет, крикнули, чтобы я отбросил его подальше, одновременно беря меня на прицел. Пожилой человек, тот самый, который мыл машину, встал у них на пути и рассказал, что произошло и как меня ранили, когда я пытался спасти ребенка. После этого они расслабились и опустили пушки. Один из них, обращаясь ко мне, спросил:

– Ты в порядке?

Я кивнул. Не хочу ли я отдать ребенка? Я отрицательно покачал головой.

Когда я наконец выпустил мальчика из рук, они положили хрупкое тельце на носилки, закрыли простыней и укатили. Присев около меня, санитар осмотрел мою руку. Легкая царапина. Повязка и пара дней отдыха, и все будет в порядке. Командир наряда копов удостоверился, что я не нуждаюсь в отправке в больницу, затем усадил меня в полицейскую машину и отвез в местный полицейский участок для допроса.

Копы обращались со мной мягко, учитывая пережитый мною шок, спрашивали, не надо ли мне чего, предлагали попить-поесть, сказали, что могут предоставить адвоката. Я на все предложения ответил отрицательно и сказал, что хочу только одного: рассказать, как все происходило, и отправиться домой.

Допрашивали меня сразу три копа (вежливые, но какие-то дерганые). Один был в форме, другой в деловом костюме, третий в повседневной одежде. Они все представились, но мне легче было различать их по одежке. Тот, что в форме, оказался настоящим придурком, и, хотя он воздерживался от грубостей, из всей троицы он меньше всего мне сочувствовал. Они записали мои данные, имя, адрес, чем занимаюсь. Все трое навострили уши, когда я сказал, что служу в гвардии. Я заметил, как сузились глаза у копа в форме.

– У вас есть разрешение на ношение оружия? – спросил он, хотя по марке моего пистолета мог сразу определить, что это стандартное оружие гвардейцев.

– Да.

– Бретон Фурст тоже был гвардейцем, не так ли? – спросил коп в повседневной одежде.

– Да.

– Вы были добрыми друзьями?

– До сегодняшнего дня я его ни разу не видел.

Копы переглянулись, затем тот, что был в обычной одежде, кивнул коллеге в форме.

– Тогда что вы делали у его дома? – потребовал ответа коп в форме.

Мне требовалось быстро соображать, чтобы правдиво соврать. Это было нелегко после всего, что пришлось пережить.

– Бретон работает… работал охранником в «Скайлайте». Я несу службу во Дворце, но я подумывал о том, чтобы сменить место работы. Пытался выяснить, можно ли сделать хорошую карьеру в отеле или нет. Один из моих приятелей посоветовал поговорить с Бретоном, сказал, что тот работает в «Скайлайте» уже почти шесть лет. Если кто и знает, как там и что, то это он, сказал приятель. Я сегодня позвонил. Бретон сказал, что собирается на пикник с женой и детьми, но если я не возражаю поговорить о работе за хот-догом и пивом, то могу к ним присоединиться.

– Вы много пьете? – спросил коп в форме.

– Некоторое время я не пью вообще, но Фурст об этом не знал. Как я уже сказал, мы с ним раньше не встречались.

– Продолжайте, – мягко произнес коп в костюме.

– Да почти нечего больше рассказывать. Я подъехал к дому Бретона, подошел к нему поздороваться, и тут… – Я побарабанил пальцами по столу, изображая град пуль.

– Вы не видели убийцу? – Костюм.

– Я видел, откуда он стрелял, но его самого не рассмотрел.

– Не догадываетесь, кто мог так жестоко расправиться с Фурстами? – Форма.

– Нет. Я ведь их совсем не знаю.

– Вы не считаете, что их расстреляли из-за того, что вы к ним приехали? – Костюм.

– Нет. – Наглая ложь.

– А вдруг снайперу нужны были вы? – сказал коп в форме, и даже его коллег смутил такой идиотский вопрос.

– Да, – ответил я, мрачно улыбаясь. – Но он оказался паршивым стрелком: случайный рикошет – и пять трупов.

– Наверное, та же самая резиновая пуля, которая убила Кеннеди. – Коп в повседневной одежде хохотнул и тут же смутился.

Так продолжалось несколько часов. Когда копы пришли к выводу, что я либо невиновен, либо расколоть меня невозможно, они от меня отвязались. Тем временем для меня приготовили чистую одежду, и после допроса меня отвели в душ мыться. Я слышал крики репортеров, жаждущих новостей. Когда я натягивал носки, в раздевалку вошел коп в деловом костюме. Хочу ли я пообщаться с прессой, спросил он. Я ответил коротко: нет. И поинтересовался:

– Как насчет моего имени? Они его знают?

– Нет, но утечка возможна, – ответил костюм.

– А нельзя это скрыть?

Коп пожал плечами:

– Мы не сможем утихомирить прессу, но это умеют делать ваши ребята. У Кардинала больше опыта в лакировке скандалов, чем у нас.

– Когда покину участок, могу идти, куда хочу, и делать, что хочу?

– Конечно. Но несколько недель не покидайте город, может возникнуть надобность с вами связаться. Хотя сомневаюсь, разве что мы поймаем сволочь, которая совершила убийство семьи.

– Думаете, поймаете? – спросил я.

Коп хмыкнул.

Когда я собрался уходить, он сказал, что меня ждут: один человек пожелал проводить меня до дома. Я ожидал увидеть одного из гвардейцев, но это оказался Билл.

– Тассо позвонил и все рассказал, – пояснил он. – Еще сказал, что тебе будет приятнее, если за тобой заеду я, а не один из верных солдат Кардинала.

Я слабо улыбнулся:

– Он прав. Полагаю, за одежду тоже тебя надо благодарить?

– Я прихватил по пути. Хочешь поехать домой или ко мне?

– К тебе. Одиночества я сегодня не вынесу.

– Тогда подожди минуту, пока улажу формальности.

Билл сообщил дежурным полицейским, куда он меня везет, оставил номер своего телефона на случай, если им понадобится со мной связаться, и попросил их известить его, если обнаружатся какие-нибудь улики. Некоторые дежурные копы были с ним знакомы, и Биллу пришлось пару минут с ними поболтать. Отдав дань вежливости, он попрощался с товарищами, вывел меня через боковую дверь, усадил на заднее сиденье своей машины, и мы поехали к нему домой. Как только завернули за угол, я попросил его включить радио и всю дорогу слушал музыку и думал о мальчике и о том, каким легким казалось мне его безжизненное тельце.

Билл жил в старом, разваливающемся доме в пригороде. Настоящая развалюха, но это было его родовое гнездо, и он его обожал. Я окинул взглядом многочисленные книжные полки в холле. Билл был библиофилом. Он собрал тысячи книг, в том числе редкие первые издания, книги, которым было больше сотни лет, а также отдельные экземпляры с автографами авторов. На это хобби он потратил небольшое состояние. У него были полные собрания сочинений Диккенса, Хемингуэя и Фолкнера – трех его любимых писателей – и невероятная коллекция фантастики.

Книги Билла, аккуратно расставленные, хранились на бесчисленных полках по всему дому. Его библиотека имела большую ценность, но он не считал, что книги следует запирать. Он держал их там, где до них было легко дотянуться. Он их постоянно читал и перечитывал, даже иногда загибал страницу, чтобы отметить место, на котором остановился. Библиотекари и другие библиофилы расстреляли бы его за такое небрежное отношение к книгам, но Билла это не заботило. Он собирал книги для себя, и ему было до лампочки, что с ними случится после его смерти. «Когда помру и отправлюсь в ад, пусть книги хоть горят, хоть гниют, – часто заявлял он. – Я хранил их так долго, как мог».

– Я вчера купил роман Эллроя, – сказал я, когда Билл вошел в холл следом за мной.

– Эллрой великолепен, – сказал он, делая вид, что все в порядке, но у него это плохо получалось.

Мы перешли в другую комнату, где я сразу занял свое привычное место – уселся в большое кресло-качалку напротив Билла. За моей спиной находилось огромное окно, и я ощущал сквозняк. В доме давным-давно надо было вставить двойные рамы, но Билл и слушать об этом не хотел.

– Кофе? – предложил он.

– Потом.

Потекли неловкие секунды.

– Тебе сильно повезло, – проговорил Билл.

– Нет, – вздохнул я. – Меня и не собирались трогать. Снайпер расстрелял Фурстов, всех до одного. Слегка задел меня… – я провел ладонью по раненому плечу, – когда посчитал, что мне удастся спасти мальчонку. Проще было убить меня, но он оставил меня в живых.

– Имеешь представление почему?

Я покачал головой.

– Это имеет какое-нибудь отношение к Николе Хорняк? – Билл заметил мой настороженный взгляд и пожал плечами. – Я же коп. Часть моей работы – говорить с людьми и держать нос по ветру. Я не мог не слышать о задании, которое поручил тебе Кардинал.

– И давно ты об этом знаешь?

– Неделю. Я все надеялся, что ты придешь с этим ко мне. Когда не дождался, понял, что ты мной намеренно пренебрегаешь и что мне не следует совать нос в твои дела.

– Это вовсе не пренебрежение, Билл. Мне просто не хотелось забивать тебе этим голову. Если я найду убийцу, перед судом он не предстанет. Я решил, что тебе не стоит мараться в таком дерьме.

Билл сухо улыбнулся:

– Ну, теперь я уже замарался. Так что говори, есть связь между смертью Ник и расстрелом Фурстов?

– Думаю, есть, – осторожно признался я, не желая открывать Биллу все карты. – Я пошел к Бретону, чтобы задать вопросы, касающиеся Ник. Я уверен, убийства связаны.

– Киллер не хотел, чтобы Бретон Фурст с тобой разговаривал?

– Полагаю, что не хотел.

Билл нахмурился:

– Но зачем понадобилось убивать его жену и детей? Киллер полагал, что он с ними об этом говорил?

– Наверное. Мужья часто многое рассказывают женам. А дети подслушивают.

– Разве не проще было пристрелить тебя? – предположил Билл.

Я медленно кивнул.

– Хоть имеешь представление, кто это мог быть? – спросил он.

– Если бы имел, меня бы здесь не было. Я бы уже прибивал яйца этой сволочи к облакам.

– Я слышал, ты разыскивал Паукара Вами. Думаешь, он мог быть…

– Нет, – перебил я Билла. – Вами ни при чем.

– Полагаешь?

– Он сказал, что не убивал Ник. Я ему верю.

– Он сказал? – Билл даже подскочил в кресле. – Ты встречался с Паукаром Вами?

– Он меня навестил, – ответил я и рассказал о ночной встрече с ангелом смерти.

– Милостивый Боже, – выдохнул Билл. – Если бы оказался на твоем месте, я бы взбежал на холм и скатился бы с другой стороны прямиком в океан. О чем ты думал? Я знаю, ты легких путей не ищешь – но Паукар Вами?!.

– Не доставай меня, – взмолился я.

– Хорошо, но, сам понимаешь, этот мерзавец может быть причастен. Только такое чудовище, как Паукар Вами, могло застрелить троих детей. Мы должны…

– Билл, пожалуйста. – Я опустил голову, чтобы скрыть слезы.

– Ал? – Подойдя, он присел около меня на корточки. – Ты в порядке?

– Я его держал. – Из моих глаз текли слезы. – Я видел, как пуля разворотила его личико, и он сразу умер.

Я совсем потерял контроль над собой. Билл немного подождал, потом обнял меня и проговорил:

– Все в норме. Все позади, Ал. Ты в порядке. Успокойся.

Я довольно долго не мог взять себя в руки. Рыдал, проклинал киллера, потом себя за то, что не двигался быстрее. Я попытался все подробно объяснить Биллу, чтобы он понял: я не виноват, я могу доказать – себе, не только ему, – что сделал все, что мог. Но Билл только похлопывал меня по спине и шептал: «Тихо, тихо, успокойся», – как будто я норовистая лошадь, которую нужно утихомирить.

Совладать с собой мне удалось поздно ночью. Я утер слезы и сказал Биллу, что теперь выпил бы кофе. Он сделал бутерброды и открыл коробку печенья. Двадцать минут мы ели, не упоминая ни про Ник, ни про Фурстов.

Позднее Билл повел меня вниз, в подвал. Гигантское помещение было заставленно ящиками и коробками, наполненными фейерверками разного рода, порохом и взрывателями, которыми он менялся с подрывниками. Имея много приятелей в полиции, Билл мог раздобыть практически все что угодно.

Билл был специалистом по пиротехнике. Десятилетия подряд он устраивал фейерверки и в качестве инспектора по безопасности помогал другим пиротехникам. Кроме этого, а также книг и рыбалки (иногда), его ничего не интересовало.

Он готовился к большому шоу, ежегодному представлению для сирот. Ожидалось, что приедут звезды кино, будут присутствовать мэр и все, кто хоть что-то значит в городе, и ему хотелось показать класс. У него глаза горели от предвкушения.

Мы провели несколько часов, разглядывая коробки с яркими рисунками. Билл объяснял, какие фейерверки использует, как они будут выглядеть, как он придумал их сочетать. Его лицо сияло, когда он говорил, каких животных и какие картины создаст в воздухе. Все дело в хронометраже, сказал Билл. Если время рассчитано правильно, можно совершать чудеса с горстью пороха, набором юного химика и куском фольги. Если же ошибешься, никакие деньги и техника не помогут.

Я думаю, что Билл зря тратил время, служа в полиции. Ему бы создавать магические пиротехнические шоу в каком-нибудь экзотическом месте вроде Китая или Японии, где его умение смогут оценить по достоинству и где он будет всеми обожаем.

– Ты на шоу придешь? – спросил он.

– Может быть, – ответил я, зная, что не приду. После сегодняшнего столкновения с кошмаром я буду слишком занят, чтобы интересоваться фейерверками. Я решил, еще когда сидел посреди улицы с мертвым малышом на коленях, что обязательно достану киллера. Чего бы это мне ни стоило, я заставлю эту сволочь заплатить за содеянное.

– Давай приходи, Ал, – с улыбкой сказал Билл. – Будет замечательно. Я достал самолеты двух моделей, собираюсь запустить их через густой поток ракет. Кругом будут взрывы, немного слева, немного справа, чуть выше, чуть ниже, но самолеты даже не покачнутся.

– Как насчет турбулентности?

– С этим справились. Я же тебе не раз говорил, что при работе с взрывчатыми веществами можно учесть практически все. Подожди, сам увидишь. Будет похоже на те старые картины о войне, где самолеты летят сквозь огневой вал. – Он похлопал по крышке коробки. – Это будет мое лучшее шоу.

Когда мы снова поднялись наверх, часы показывали половину третьего. Я устал, но для Билла это было обычное время: он страдал бессонницей и редко ложился раньше трех или четырех. Он предложил сварить еще кофе. Отказавшись, я сказал, что пойду домой.

Билл моргнул:

– Я думал, ты останешься здесь на ночь.

– Я тоже так думал. Но теперь… – Я слабо улыбнулся. – Думаю, теперь мне будет лучше одному. Я уже давно так не плакал. Чувствую себя неловко.

– Не стоит. После того что тебе пришлось испытать, это нормальная реакция. Оставайся, Ал. Гостевая спальня готова.

– Я хочу уйти.

– Ну, тогда давай я тебя отвезу. Войду с тобой, и…

– Нет. Спасибо, но не надо. Прогулка пойдет мне на пользу. Может быть, еще поплачу по дороге.

Биллу все это не нравилось, но он знал, что спорить со мной бесполезно.

– Позвони, когда доберешься.

– Если не будет слишком поздно. В противном случае позвоню утром.

Я направился к двери.

– Ал? – окликнул меня Билл.

Обернувшись, я встретил его мрачный взгляд.

– Будь осторожен. Сегодня тебе повезло. В следующий раз – а мы оба знаем, что следующий раз обязательно будет… В следующий раз удача может отвернуться от тебя.

– Знаю, – вздохнул я.

– Мне бы совсем не хотелось хоронить тебя, Ал.

– Да мне и самому этого не слишком хочется. – Я с трудом усмехнулся и вышел.

До моего дома было далеко, но это меня не беспокоило. Пока шагал, я мог не думать о мальчике с развороченным пулей лицом.

15

На следующий день я старался не высовываться, полагая, что репортеры все еще за мной охотятся. Но вскоре выяснилось, что зря беспокоился. Очевидно, люди Кардинала хорошо поработали: хотя по радио то и дело звучала фамилия Фурстов, мое имя ни разу не было названо. СМИ даже не стали обсуждать тот факт, что один человек выжил, только несколько газет коротко об этом упомянули.

Около десяти часов нарисовался коп, привез мой велосипед и с улыбкой передал привет от Билла Кейси, и больше я никого не видел, пока не спустился в конце дня к Али за рогаликами. По пути я миновал нищего, который, переходя от двери к двери, предлагал купить у него какие-то открытки. Когда я вошел в булочную, Али обсуждал убийство Фурстов с покупателем. Они сошлись на том, что человек, виновный в таком безжалостном убийстве, заслуживает, чтобы его поджарили на электрическом стуле без суда и следствия. Я не хотел участвовать в дискуссии, боялся, что эмоции выдадут, поэтому быстро забрал свои рогалики, заплатил и удалился. Когда начал подниматься, снова прошел мимо нищего. Он уже почти добрался до моей квартиры и, видимо, скоро позвонит в мою дверь. Я вошел, приготовил мелочь и остановился у двери, поджидая его.

Нищий постучал дважды. Открыв дверь, я протянул монеты:

– Вот, возьмите…

И тут же замолчал, заметив трость и темные очки. Я сразу же вспомнил слепого, которого видел в крематории, и слепого на строительной площадке, но этот человек был совсем не похож на тех двоих. Он был моложе, ниже ростом и одет в обычную одежду.

Улыбнувшись, нищий помахал стопкой открыток, стянутых резинкой.

– Виды города, – пропел он. – Могу я заинтересовать вас видами нашего города? – Небольшая пауза, во время которой он приподнял голову и принюхался. – Сэр? Лучшие снимки города, какие только можно купить за деньги. Швейцарская площадь ночью, Петушиная бухта, гробницы-пирамиды. Очень красочные открытки. Идеально подходят для помещения в рамку или…

– Сколько?

– Сколько не жалко.

Я опустил монеты в банку, висящую на шее слепого нищего. Он прислушался, склонив голову, как падают монеты, и по звуку определил их достоинство; затем улыбнулся и протянул открытки в мою сторону. Я в них не нуждался, но взял, чтобы не обижать человека.

– Да благословит вас Господь, сэр, – сказал он, вежливо поклонился и двинулся к следующей двери.

Я взглянул на верхнюю открытку – неважный снимок гробниц в виде пирамид. Богатые идиоты платили большие деньги, желая быть погребенными в «египетском стиле». Я швырнул открытки на пол и принялся за рогалики.

Позднее я взялся за роман Эллроя, не забыв включить радио. И так увлекся замыслом автора, что только через двести страниц отложил книгу в сторону, чтобы дать отдохнуть глазам.

Я прослушал шестичасовые новости и, убедившись, что мое имя не упоминается, вложил в книгу закладку и пошел прогуляться. В конце улицы я выбрал направление наугад. Вечер оказался на удивление прохладным, и я похвалил себя, что захватил легкую куртку. Ходьба возбудила аппетит, поэтому я купил фруктов и хлеба в ларьке и принялся жевать на ходу.

Вернувшись домой, я заметил валявшиеся на полу открытки, когда стягивал куртку. Решил посмотреть поближе, поднял их и снял резинку. Я изучил открытку с видом кладбища и прочел на обороте, когда оно открылось, кто его строил, а также узнал, что гробницы представляют собой точные копии египетских пирамид и что там захоронены известные люди.

На следующей открытке были виллы Версаля. В этой части города я не бывал. Ее основала группа французских аристократов, бежавших из своей страны вскоре после Революции. И до сих пор там говорят преимущественно на французском языке. Богато украшенные дома отгорожены от окружающего предместья высокими стенами, многие здания переоборудованы в гостиницы, хотя с туризмом дела у нас всегда обстояли неважно.

Когда перевернул вторую открытку, желая прочитать надпись на обороте, я увидел третью, и первые две полетели на пол. Я взглянул на две последние открытки – Швейцарская площадь и Сад Кончита, – прежде чем отбросить их и присмотреться к джокеру. Это оказалась обычная фотография, а не открытка, и то, что было на ней, могло представлять интерес только для меня, а именно: вестибюль «Скайлайта».

Определить точно, днем или ночью был сделан снимок, не представлялось возможным: скорее всего, тот, кто снимал, стоял спиной к окнам. На заднем плане находились два человека, но фотография делалась не из-за них. Объектом съемки был мужчина в центре, застигнутый врасплох, когда он повернулся от стойки регистрации. Он был сильно загримирован, в шляпе с вуалью, но я сразу узнал Николаса Хорняка.

Перевернув фото, я обнаружил короткую насмешливую надпись от руки: «Угадай дату. И выиграй приз Фурста!»

Оказалось очень просто выяснить, что снимок был сделан вечером в день убийства Ник (как я понял, предполагалось, что я об этом догадаюсь). Я получил копию регистрационного журнала «Скайлайта», а в досье на Ника нашлось много образцов его почерка. Понадобилось около пяти минут, чтобы установить совпадение. Ник зарегистрировался в отеле под вымышленным именем Ганс Зиммермюллер, но запись в журнале, вне всякого сомнения, сделал он собственной рукой. И как оказалось, «мистер Зиммер-мюллер» получил 814-й номер, по соседству с номером, который сняла Ник.

Я не мог найти Ника. Звонил ему домой, в «Красную глотку», в несколько пабов и клубов для геев, куда он часто заглядывал, но безуспешно. Многие, с кем я разговаривал, видели его раньше днем, но никто не встречался с ним в последние несколько часов. Один гомик рассказал, что Ник часто уходит рано, везет любовника домой или в какую-нибудь гостиницу. Тусоваться на вечеринках допоздна он предпочитает в выходные дни.

Спал я мало – все еще боялся видеть в кошмарных снах убитого мальчика, – так что провел большую часть ночи и все утро, копаясь в досье и пытаясь найти связь между Ник и Аллегро Джинксом и Бретоном Фурстом. Безрезультатно. Вечером я снова отправился бродить по улицам, возобновил поиски Ника.

Начал с «Красной глотки». Там его не оказалось, но бармен сказал, что он может появиться позже: Ник заходил почти каждую субботу.

Я прошвырнулся еще по нескольким его любимым местечкам, затем вернулся, решив сесть за столик и подождать.

Я обошел здание; когда пристраивал велик у черного хода, кто-то вывалился из бара, чтобы проблеваться в переулке. В мое отсутствие «Красная глотка» наполнилась народом. Когда начал пробираться к одному из немногих свободных столиков, я заметил у музыкального автомата Ника. Он имел импозантный вид – килт и клетчатый топ в тон – и болтал с каким-то толстяком. Я протолкался к ним и втиснулся между ними.

– Привет, Ник? Как делишки?

Он уставился на меня, узнал и храбро улыбнулся:

– Ал! Ты вернулся. Как мило.

– Кто этот человек, Николас? – спросил толстяк, возмущенно оглядывая меня.

– Отваливай, – сказал я, оттирая его в сторону.

– Николас?.. – неуверенно произнес он.

– Беги, дорогуша, – велел ему Ник.

Сделав кислую мину, толстяк удалился.

– Ну, что я могу для вас сделать, мистер детектив? – промурлыкал Ник.

– Я знаю, что ты убил свою сестру.

– Да неужели? – протянул он, ничуть не взволновавшись. – Какой же я плохой мальчик. Так неприятно, когда братья и сестры нападают друг на друга.

– Ты был в «Скайлайте» в ночь ее убийства в номере рядом с ее комнатой.

Его лицо побледнело.

– Ты не сможешь это доказать.

– У меня есть копия регистрационного журнала. Имя там другое, но почерк твой. – Я ухмыльнулся. – Мистер Зиммермюллер.

– Я был… с любовником, – сказал он, заикаясь. – Я не видел Николу. Меня не было в отеле, когда она погибла.

– В самом деле?

– Клянусь, я не убивал. Я был с парнем, его зовут Чарли Крол. Он может подтвердить. Мы ушли из отеля около полуночи, за несколько часов до того, как была убита Ник.

– За несколько часов до того, как она умерла, – уточнил я. – Ник подверглась насилию значительно раньше.

Николас энергично тряхнул головой:

– Это не я.

– Ты знаешь, что я работаю на Кардинала. Если я ему скажу, что Ник убил ты, он поверит мне на слово, и тогда… – Я слегка улыбнулся.

Николас Хорняк глубоко вздохнул:

– Ладно, я был там с Чарли, как уже говорил. В вестибюле я столкнулся с Ник, она регистрировалась в отеле. Мы решили взять номера рядом, просто ради прикола. Она сказала, чтобы я постучал в ее дверь, когда соберусь уходить, и если к тому времени уже расстанется с партнером, она меня впустит.

– У нее там было свидание?

– Разумеется.

– Не просто Джон?

– Какой Джон? – спросил он с недоумением.

Не став пояснять, я сказал:

– Я тебе не верю.

– Это правда.

– Ты врешь, Ник не регистрировалась.

Он помрачнел:

– Разве?

– За номер расписался ее спутник. – Я не хотел упоминать Присциллу.

– Но я думал… – Он запнулся.

Помолчав целую минуту, я спросил душевно:

– Почему ты убил сестру, Ник?

Он выглядел запутавшимся и испуганным.

– Ты соврал, когда сказал, что встретил ее в вестибюле, – прибавил я.

– Нет. В смысле… да. Но только потому, что это звучало более правдоподобно. Дело в том, что в соседних номерах мы оказались случайно. Но я сомневался, что ты этому поверишь.

Он снова врал. Догадался бы даже ребенок. Но я решил, что он говорит правду насчет того, что не убивал сестру.

– Может быть, ты помог киллеру, – предположил я. – Как бы случайно подставил Ник.

– Нет! Я не имею к этому никакого отношения. Я ее не убивал. И не знаю, кто убил.

Я подумал, что стоит надавить на него еще, чтобы узнать больше подробностей, но решил, что вряд ли в этом есть смысл. Ник паниковал, но в истерику не впадал. Разумнее отпустить его, пусть поразмыслит на досуге, а затем, когда соберу больше улик, снова прижму.

– Ладно, – сказал я. – На сегодня хватит. Но я знаю, что ты был в отеле. Еще немного времени, и я докажу, что ты заходил в ее номер. Скоро снова увидимся.

Я огляделся в поисках выхода. Ник схватил меня за плечо. Я оглянулся.

– Я ее не убивал, – прорычал он. – Никола была моей сестрой. Я ее любил.

– Скажи правду, почему ты оказался в «Скайлайте» и как попал в соседний номер, – и я, возможно, тебе поверю.

Он закусил губу и покачал головой. Я сбросил его руку с плеча:

– Увидимся, Ник.

На этот раз он меня не остановил.

В переулке никого не было. Я встал рядом со своим велосипедом, опустив голову и закрыв глаза. Я не думал, что Ник убийца, но он как-то замешан в этой истории. Вопрос в том, напрямую или косвенно. Покрывал ли он кого-то, может быть, Чарли Крола, которого упоминал? Или он боялся…

Мою шею охватила и стиснула чья-то рука, перекрыв доступ воздуха в легкие, и мысли мои разлетелись в разные стороны. Когда я машинально вцепился в руку душителя и попытался высвободиться, кто-то другой обхватил меня за ноги и рванул в сторону. Я тяжело рухнул на землю. Один нападавший пнул меня по ребрам, другой замахнулся дубинкой, намереваясь обрушить ее мне на голову.

От дубинки я увернулся, но получил удар ботинком в лицо. Нападавший снова занес ногу для удара, но я резко повернулся, и ботинок задел меня вскользь. Затем удары посыпались на меня градом.

Нападавшие ржали и пыхтели, как собаки, при этом действовали по-дилетантски, и часть ударов не попадала в цель. Если бы находился в хорошей форме, я бы с ними справился. Но они застали меня врасплох, сбили с ног и уже успели нанести ощутимые побои. Я мог только прикрывать голову, терпеть и молиться, чтобы они меня не покалечили всерьез.

В какой-то момент один из них подобрал пустую бутылку, взял ее за горлышко, отбил нижнюю часть и помахал «розочкой» у меня перед лицом. Его подельник рывком поставил меня на колени и захихикал.

– Щас тебя распишу, черножопый, – прошипел тот, что держал разбитую бутылку. – Так распишу, что от твоей морды ничего не останется.

– Я тоже хочу развлечься, – заметил второй нападавший.

– По очереди, – отозвался его подельник.

Я как завороженный смотрел, как он замахивается «розочкой». Я боялся не порезов, а того, что он мог зайти слишком далеко. Я мог жить изуродованным, но не хотел терять жизнь.

В этот момент я ощутил какое-то движение справа. Из тени появилась темная фигура – молча и стремительно. Через мгновение послышался хруст и звон разбитого стекла, и вот уже тот нападавший, что угрожал мне «розочкой», пятился и орал диким голосом, прижимая к груди сломанную кисть.

Его подельник, который меня держал, не знал, что делать. Он толкнул меня на моего таинственного спасителя, но тот перепрыгнул через меня и бросился на него подобно тигру.

Голова у меня шла кругом. Чувствуя, что сознание меркнет, я перекатился на спину и увидел, что мой спаситель выхватил дубинку у своего противника, нанес ему ею несколько ударов, отправив в нокаут, а затем утихомирил крикуна.

У меня перехватило дыхание. Хотя было темно, я различил извивающихся змей на скулах и понял, что мне на помощь пришел Паукар Вами. Но поразило меня до потери пульса не это, а его лицо: знаменитый убийца был похож на меня. Прошло много лет с той поры, когда я видел этого человека последний раз – тогда на его лице не было змей, а голову украшала пышная шевелюра. Но не узнать знакомые черты было невозможно.

Это было лицо моего отца.