Текст книги "Горизонты ада"

21

Похороны оказались настоящим кошмаром. Мать Эллен, энергичная, сильная женщина, справлялась со всем, что жизнь ей преподносила. Её первый ребенок внезапно умер во сне на первом году жизни, и она сумела с этим смириться. Рак забрал у нее мужа в начале брака – она и с этим справилась. Но смерть Эллен ее надломила. Она впала в истерику. Рыдала на протяжении всей заупокойной службы, завывала, как профессиональная плакальщица, колотила себя кулаками по бедрам.

Эллен похоронили на Глейд-хилл, ухоженном кладбище, расположенном над городом, как птичье гнездо. Погребение там стоит возмутительно дорого – почти все, кого я знал, предпочитали кремацию, – но Эллен боялась огня и часто выражала желание покоиться в земле после смерти.

Никто из ее родных не знал о Ник Хорняк и о том, что Эллен мертва, потому что я втянул ее в свой грязный маленький мирок. За это я должен был быть ей благодарен, иначе не мог бы присутствовать на похоронах. Но моей совести было не легче от того, что меня никто не обвинял. Пожалуй, от этого было еще тяжелее. Я стоял в окружении скорбящих людей, со вздохами и печальным пожатием плеч принимал соболезнования. Лицемер. Виновный.

Похороны закончились, и машины стали выезжать на дорогу. Я предпочел бы остаться у могилы, но еще предстоял поминальный обед.

Пока я оглядывался в поисках кого-нибудь, кто бы мог подвезти меня – на кладбище меня привез Билл, но он держался в стороне и уехал раньше других, – на парковку перед воротами кладбища въехали один за другим пять черных «кадиллаков». Из средней машины показалась высокая тощая фигура. Я присмотрелся, желая убедиться, что мне не померещилось.

Так и есть, Кардинал.

Он подышал на сложенные ладони, затем кивнул мне и уселся на сиденье лимузина. Я двинулся к выходу.

Встав у открытой двери машины, я смотрел на Кардинала, который потирал руки, глядя в боковое стекло.

– Садись! – наконец рявкнул он. – Ненавижу сборища. – Я молча сел рядом. – Куда-нибудь подвезти?

– Вы знаете, где состоятся поминки?

Он кивнул, и водитель передал указание другим машинам. Кардинал молчал, пока мы спускались с холма и двигались в тени унылых серых зданий.

– Город выглядит привлекательнее с пятнадцатого этажа Дворца, – сказал он, морща нос. – Я уж и забыл, насколько все мерзко при ближайшем рассмотрении. – Открыв мини-холодильник, он достал оттуда две бутылки минеральной воды. – Если нужно путешествовать, то только так, с комфортом.

– Что вы здесь забыли? – спросил я, решив покончить с пустой болтовней.

– Ты не пришел ко мне. Я хотел проверить, все ли хорошо между нами.

– Только что опустили в могилу мою бывшую жену. Что же может быть хорошего?

– Я сказал между нами. Мне известно о твоем несчастье. Я тоже сожалею, хотя не был знаком с этой женщиной. Я знаю, как много она для тебя значила, и чувствую, что несу частичную ответственность за то, что произошло.

– Еще бы, – выдохнул я. – Вы ее практически убили.

– Нет. – Кардинал покачал головой. – Я не имею никакого отношения к смерти Эллен Фрейзер. Я в курсе, что ты за моей спиной снюхался со своим отцом, – сам понимаешь, это вряд ли могло остаться незамеченным моей разветвленной сетью шпионов. Вот ты и подозреваешь меня, и это очевидно, так как ты держишь в тайне свои действия. Но я не знаю, почему погибла твоя бывшая жена, равно как и Никола Хорняк, и понятия не имею, кто их убил.

– Вами считает, что вы позволили нас подставить, – заметил я. – Он полагает, что вас напугала открытка с календарем инков и вы пошли на поводу того, кто ее вам адресовал, потому что боялись.

– Он не так уж ошибается. – Кардинал отпил глоток минералки. – Я никогда не боялся принять вызов и не отступал из страха. Не в моем духе пятиться. Но я научился вести себя умно, и иногда для моих целей полезнее залечь поглубже, чем атаковать. Это один из таких случаев. Когда получил эту открытку, я пришел в бешенство. Будь лет на двадцать моложе, я бы порвал город на части, нашел ублюдка, который решил, что может себе такое позволить, и преподал бы ему поучительный урок. Но я уже не такой бесшабашный, как прежде. И у меня есть другие проблемы. Да, противно плясать под чужую дудку, но это было правильное решение. Так что да, верно, я спихнул тебя в воду. Но я не предполагал, что все так закончится.

– А изменилось бы что-нибудь, если бы вы все это предвидели?

– Возможно. Я знаю, как больно потерять жену. Не желаю никому испытать эту боль.

– Все правильно, – пробормотал я. – Вы были когда-то женаты. Довели жену до безумия. И заперли ее в «Скайлайте».

– Ты ступил на тонкий лед, Ал, – жестко проговорил Кардинал.

– По мне видно, как меня это беспокоит?

– А должно бы. Я могу тебя… – Он замолчал, потом выругался. – Я приехал не за тем, чтобы угрожать. Я хотел очистить свое имя, прежде чем ты наделаешь глупостей. Я не твой враг, и ты только потеряешь время, если будешь относиться ко мне как к врагу.

Я мог бы поспорить, но приезд Кардинала говорил о многом, поэтому мне не хотелось его провоцировать.

– Слепцы сказали, что они знают, кто ее убил, – сказал я вместо ответа.

– Они вступили с тобой в контакт?

– Да.

– Они говорили с тобой по-английски? – Кардинал выглядел потрясенным. – Я не знал, что они способны на обычную речь. Расскажи, что они сказали.

Я вкратце рассказал о встрече с виллаками.

– Разумеется, они вполне могли соврать по поводу убийства Эллен и Ник, – подытожил я.

– Сомнительно, – возразил Кардинал. – Бессмысленно было тащить тебя под землю, только чтобы соврать. – Он погладил подбородок изогнутым мизинцем и посмотрел в сторону. – Они объяснили, почему называли тебя Плоть сновидений? – Хотя он задал вопрос обычным тоном, я понял, что ответ для него очень важен.

– Нет. Они болтали что-то про кровь и какую-то чакану, но мне все показалось бессмысленным.

– Они упоминали слово «аюамарка»?

– Нет, – ответил я, но не стал говорить, что слышал это слово от Паукара Вами.

– Любопытно, – пробормотал Кардинал, потом махнул рукой. – Хватит об этих слепых идиотах. Как насчет расследования, хочешь продолжать?

– Слишком поздно останавливаться, – ответил я.

– Ерунда. Я могу поручить это дело другим людям. И пошли в зад все мои шантажисты. Если хочешь, можешь уехать из города и вернуться, когда все уже утрясется.

– Я не сбегу, – твердо сказал я. – И не хочу, чтобы вы вмешивались. Убийцы Эллен – мои. Если кто-нибудь встанет на моем пути…

Кардинал ухмыльнулся:

– Я оказался прав насчет тебя, Ал. Ты зря терял время в гвардии. Прекрасно, дело все еще твое. Желаю удачи!

– Мне не нужна удача. У меня есть это. – Расстегнув куртку, я показал пистолет.

– Не менее убедительный аргумент, чем многое другое, – сухо заметил Кардинал и больше не произнес ни слова до конца поездки.

Поминки проходили в большом доме, принадлежащем одному из кузенов Эллен. Родственники и друзья переходили от группки к группке, тихо разговаривали, много пили и курили так, будто табачная промышленность собиралась завтра свернуть работу.

В главной комнате находился большой камин. Кто-то затопил его еще в начале дня, несмотря на великолепную погоду, и я уединился возле него в глубоком кресле, потому что больше не мог переносить сочувственные похлопывания по спине. Я бы ушел, но это было бы невежливо, а я ради Эллен хотел хоть раз в жизни вести себя прилично.

Я сидел у камина, смотрел на огонь, и мне никогда не было так холодно. Спустя несколько медленных, одиноких минут ко мне подошла Дебора, старшая сестра Эллен.

– Держишься? – спросила она, вытирая глаза платком. Я тупо кивнул. – Мама совсем расклеилась. Мы за нее очень беспокоимся.

– Некоторые люди воспринимают подобные вещи хуже, чем другие. Рано или поздно она смирится. Просто будь рядом, когда ей понадобишься. – Банальности произносились легко. – Ты вроде в порядке, – заметил я.

Она оглянулась, желая убедиться, что никого нет рядом, затем тихо спросила:

– Помнишь Данни, моего сына?

– Конечно. Настоящий ходячий кошмар. Сколько ему, тринадцать, четырнадцать?

– Четырнадцать, – уточнила Дебора.

– Он здесь?

– Нет, он в больнице.

– Да?..

– У него рак, – сказала она так, словно открыла секрет. – То же, от чего умер отец.

Я смотрел на нее. Я не плакал с того времени, как опознал Эллен в «Скайлайте», но сейчас едва сдержал слезы.

– Это серьезно? – задал я глупый вопрос.

– Данни умирает. Его оперировали дважды, но это не помогло. Он опять в больнице. Мы не стали говорить ему про Эллен. Он скоро умрет. Через несколько месяцев мы снова наденем траур и соберемся здесь. Вот почему я так спокойна. Я готовлюсь к похоронам.

– Поэтому мама так сильно переживает? – спросил я.

– Мама ничего не знает. Мы решили скрывать от нее болезнь Данни. Другим родственникам тоже не говорили. Мы ведь живем за городом, так что видимся с ними редко. Скажем после ближайшей операции, если она тоже окажется безрезультатной. А теперь… – Дебора посмотрела на рыдающую мать. – Извини меня, – сказала она, уже не сдерживая рыданий, и поспешила прочь. Плечи ее тряслись.

Я остался сидеть возле камина, думая об Эллен, ее матери, ее племяннике Данни. Люди бродили по комнате как зомби, болтали о прошлом, работе, детях, но не об Эллен. Они не хотели говорить о покойной, как обычно бывает после похорон. Эллен покоилась на Глейд-хилл, но люди вели себя так, будто она здесь, в центре этой комнаты.

И во всем виноват я один.

Я вспоминал, как могильщики опускали в землю гроб. Слова священника, пытавшегося утешить скорбящих родственников. Стук комьев земли о крышку гроба. В гробу она выглядела как живая! Убийца не тронул ее лицо. Со стороны могло показаться, что она спит, но я-то хорошо знал, что Эллен спала с открытым ртом и весьма неспокойно. Она постоянно двигалась, ворочалась, шевелила пальцами ног. Морщилась. Но все это осталось в прошлом.

Мне нужно было что-то сделать. Охота на убийцу начнется позже, но я не мог ждать так долго. Медленно поднявшись, я нашел Боба, брата Эллен, и спросил, есть ли у него колода карт. Его моя просьба удивила, но карты он для меня отыскал. Я нашел пустую комнату и попросил Боба в ближайшее время позаботиться о том, чтобы туда никто не вошел.

– Что происходит, Ал? – поинтересовался он.

– Доверься мне, Боб. Я хочу помочь, – ответил я.

Затем пошел разыскивать мать Эллен. Одна из теток Эллен пыталась ее утешить. Я отодвинул ее в сторону с максимальной вежливостью и взял рыдающую женщину за руку.

– Миссис Фрейзер, – сказал я, – мне очень жаль.

Она продолжала рыдать, но не сопротивлялась, когда я повел ее за собой.

– Я хочу вам кое-что показать. Эллен хотела бы, чтобы вы это увидели.

– Эллен? – В ее голосе прозвучала слабая надежда, как будто безутешная женщина поверила, что я могу воскресить ее дочь.

– Да. Сюда, пожалуйста. Это не займет много времени.

На пороге комнаты я попросил Боба никого не впускать. В глазах его отразилось сомнение, но он не стал спорить, не желая поднимать шум.

Я посадил мать Эллен на кровать и включил свет. Достал из кармана колоду карт и перетасовал их:

– Пожалуйста, следите за картами, миссис Фрейзер. Я сейчас покажу вам фокус.

– Фокус? – неуверенно переспросила она.

Я улыбнулся и положил карты лицевой стороной вверх:

– Не беспокойтесь. Это хороший фокус. Теперь выберите карту, но не называйте мне, какую выбрали.

Она нуждалась в утешении и не сопротивлялась, когда я построил мир красок, а затем связывающий с ним туннель. Внутри нее скопилось столько горя, что я не мог освободить ее от всей боли, но даже небольшое облегчение было лучше, чем ничего. Если она сможет протянуть следующие несколько дней, есть надежда, что у нее хватит сил продолжать жить дальше.

Когда я провожал ее из комнаты, мать Эллен уже не выглядела потерянной, она даже начала общаться с людьми, благодаря их за то, что они пришли, предлагая им бутерброды. Боба одолевало любопытство, но он не стал приставать ко мне, требуя ответа, только хлопнул по спине и поблагодарил взглядом.

А я вернулся к камину, мыслям об Эллен – мне удалось не думать о ней, пока помогал ее маме, но теперь воспоминания, словно в отместку, накатили волной – и долго сидел в кресле, глядя на огонь.

Наконец, слава богу, поминки подошли к концу. Я попрощался с Бобом и еще парой знакомых. Мама Эллен, обняв меня на прощание, сказала, что Эллен меня любила. И я оказался свободен и мог посвятить себя тому единственному, что теперь имело для меня значение – окончательной, кровавой и безжалостной мести.

22

Когда я вернулся, Билл, расположившись в своем жалком садике, пил пиво из банки. У его ног валялось несколько пустых банок. Я сложил свои вещи в сумку, вышел из дома и сказал Биллу, что уезжаю к себе. Ему это не понравилось, но я убедил его, что не могу оставаться с ним вечно. Он настоящий друг, без него я бы не справился, но пришла пора снова топать по жизни на своих двоих. Он предложил мне пользоваться его гостеприимством в любое удобное мне время, невзирая на обстоятельства.

Али, увидев, как я подъезжаю, выскочил из лавки с соболезнованиями. Я поблагодарил его, но не стал задерживаться, чтобы поболтать. Он сказал, чтобы я заходил, не стеснялся, если мне что-либо понадобится. Я пообещал и заторопился вверх по лестнице, желая поскорее приступить к делу.

Кто-то починил мою дверь. Скорее всего, Билл. Холодильник и морозилка оказались забиты продуктами. Кровать застелена, а разбросанные по квартире записи аккуратно разложены по коробкам. Бросив сумку на пол, я принялся доставать заметки. Я успел просмотреть всего пару коробок, как открылась дверь ванной комнаты, и оттуда вышел Паукар Вами.

– Ал, мой мальчик, – прохрипел он, – ты вернулся к своему дорогому старенькому папочке.

– Давно ты здесь? – спросил я, отставляя коробку.

– Большую часть дня. – Он плюхнулся в кресло. – Я решил, что ты вернешься после похорон. Что тебя задержало?

– Поминки.

– Ты остался на поминки? Ненавижу поминки. Все так хорошо говорят о покойном. Никто не вспоминает про измены, мошенничество, предательство. Боюсь, что, когда помру, кто-нибудь устроит по мне поминки.

– Это вряд ли, – произнес я ледяным тоном.

– Ты удивишься, – ухмыльнулся он. – Ладно, хватит зря трепать языком. Погоревал – и будет. К делу. Что-нибудь новое узнал?

Я подумал о мраморном шарике и уселся напротив Вами:

– Есть одна вещь, о которой я хотел бы спросить. Тебе не понравится, но все равно спрошу.

– Валяй, – равнодушным тоном сказал Вами, но я заметил, что он заинтересовался.

– Ты убил Эллен?

Он нахмурился:

– Ты меня подозреваешь?

Я рассказал ему про мраморный шарик, черный с золотистыми змейками, о том, как он попал ко мне, потом пропал, оказался в моем шкафчике в раздевалке, а затем в ране на теле Эллен.

– Думаешь, я его там оставил? – проговорил он. – Считаешь, я подсунул тебе этот шарик с самого начала и все это время пудрил тебе мозги?

– Возможно.

Вами посмотрел на меня в холодном молчании, затем вытащил нож из ножен на поясе. Он вложил его в мою правую руку, приподнял подбородок и приставил лезвие к своей шее, отдавая себя в мое распоряжение.

– Если сомневаешься, перережь горло, – прошипел он.

Я смотрел на лезвие и натянувшуюся кожу на его шее. Глубоко вздохнул. Как бы ловок и силен он ни был, Вами не успел бы меня остановить, вздумай я его убить. Одно движение кисти, и он истечет кровью.

Я попытался опустить лезвие. Но Вами схватил мою руку и снова прижал лезвие ножа к своей шее.

– Ты должен быть уверен, – прорычал он. – Я никогда раньше не предлагал так свою жизнь. И никогда не сделаю этого снова. Будь уверен во мне или убей.

Я убрал руку с ножом. На этот раз Вами мне не препятствовал.

– Я должен был спросить, – пробормотал я.

– Нет. Но, возможно, это и к лучшему, что спросил. Теперь мы знаем, чего ждать друг от друга. – Он забрал у меня нож и спрятал в ножны. – Теперь, когда с драмой покончено, спрашиваю снова: что нового?

– Сначала ты. Что произошло с того дня, как Эллен… – Я не смог заставить себя закончить фразу.

– Ничего особенного. Никто не знает, кто ее убил. Официально этот номер в отеле пустовал. Полиция не знает, был ли это подражатель или настоящий убийца.

– Настоящий, – жестко сказал я.

– Разумеется, – кивнул Вами. И продолжил: – О Чарли ничего не удалось узнать. Следил за Николасом, причем безо всякого удовольствия. Проверил ту парочку, которую назвала Эллен. Нашел их имена, просматривая твои записи. Но они не знают ничего ни о ней, ни о Николе Хорняк.

– Они могли их убить? – тихим голосом поинтересовался я.

– Один из них. Другой просто мошенник со связями на самом верху. Я позволил ему жить на случай, если он понадобится мне в будущем.

– Как вышло, что ты не тронул Зиглера?

– Я приберег его до твоего возвращения, – ответил Вами. – Мы встретимся с ним вместе, отец и сын, настоящая команда… Теперь ты, – прибавил он. – Какие у тебя новости?

Я второй раз изложил историю своих подземных приключений. Вами слушал меня с отвисшей челюстью, что ему, честно сказать, несвойственно.

– Я знаю про туннели и пещеры, – заметил он, когда я закончил. – Я их исследовал. Но никогда не встречался ни с чем подобным.

– Ты в состоянии найти смысл в том, что говорили виллаки? – спросил я.

– Нет.

– Плоть сновидений – это тебе о чем-нибудь говорит?

– А должно?

– Кардиналу сказало.

Вами поднял брови, и я рассказал ему о встрече с Кардиналом.

– С каждой минутой все невероятнее. – Вами хмыкнул. – Чтобы Кардинал покинул свою крепость ради заявления о своей невиновности? Ни о чем подобном никогда не слышал.

– Кардинал знает о виллаках и их планах, – сказал я.

– Ничего удивительного.

– Я-то думал, что их треп насчет потоков крови, плоти и сновидениях простая белиберда, но Кардинал воспринял это серьезно – выходит, и мы должны.

– Точно, – согласился Вами.

– Тогда выясни, – предложил я.

– Как?

– У слепца – под пытками. Или вытащи Кардинала через черный ход из Дворца и выбей из него правду. Мне наплевать. Это твоя забота. Я тем временем займусь Ником и Зиглером.

– Зачем разделяться? Давай последим за Ником и Зиглером вместе, затем…

– Нет, – прервал я его. – Если один из них виновен в убийствах или знает киллера, он мой. И если найдешь убийцу, отдай его мне.

– Ты становишься жадным, Ал, мой мальчик, – проговорил Вами. – Все удовольствия – тебе.

– К чертям удовольствия! – вскричал я. – Это уже не игра. Я любил Эллен. Ты можешь это понять, сукин сын с черным сердцем? Ты знаешь, что такое любовь?

– Пожалуйста, – поморщился Вами. – Избавь меня от попсовой лирики.

Я покачал головой:

– Не шути. Я серьезно.

– Как можно быть серьезным насчет такого пустяка, как убийство? – возразил он. – Ведь мы все умрем. Она мертва, прими это и забудь. Тем более что вы давно разошлись.

– Это не имеет значения. Я ее любил.

– Любовь… – Он презрительно усмехнулся. – Самое подлое чувство. Любовь владеет слабыми – владеет, калечит их и уничтожает.

– Ты представления не имеешь, о чем говоришь. Ты никогда не любил. Это нельзя понять, если только…

– Но я люблю! – воскликнул он. – Я люблю смерть.

– Это вовсе не то же, что любить человеческое существо, – заметил я.

– Это даже лучше, – ответил он. – Смерть – единственная дама, достойная любви, потому что она владеет нами всецело. Любить себе подобного – это форма рабства. Только научившись любить смерть, человек может вкусить свободы. Признав границы, которые полагает смерть, мы освобождаемся, чтобы познать жизнь.

– Не собираюсь вместе с тобой вдаваться в философию, – сказал я. – Люби, черт возьми, что хочешь. Я же любил Эллен, и я найду ее убийцу и уничтожу его. Один. Если у тебя по этому поводу проблемы…

– Ал, Ал… – Вами поцокал языком. – Сыновья не должны восставать против своих отцов. Это противоречит законам природы.

– Ты отдашь мне убийцу? – потребовал ответа я.

– А если нет? Восстанешь ли ты во гневе?

– Если придется.

– А если я буду сопротивляться?

Я не ответил. Вами присмотрелся ко мне, затем кивнул:

– Да будет так. Убийца твой.

– Благодарю, – холодно произнес я.

– Знаешь, – улыбнулся Вами, – я тебе почти завидую. Уже много лет прошло с того времени, когда я отнимал жизнь в гневе. Ничто не сравнится с первой пущенной кровью, экстазом от… – Он замолчал, заметив пробежавшую по моему лицу тень. – Я что-то не то сказал?

– Нечто похожее говорил слепой жрец.

Я вспомнил слова голого парня на платформе: «Ты должен получить кровь во гневе». Может быть, я зря пошел туда один. Возможно, именно этого они и хотели, и я сыграл им на руку.

– Ты начинаешь задумываться, – заметил Вами.

– Отчасти, – согласился я.

– Хочешь передумать?

Тщательно все прикинув, я ответил:

– Нет. Мне не нравится идея одиночного полета, но так должно быть.

– Как скажешь. – Вами двинулся к двери. – Если понадобится помощь, ты знаешь, как меня найти.

– Обещание свое помнишь? – крикнул я ему в спину. – Не станешь действовать, не связавшись со мной?

– Только в крайнем случае.

– Подожди. – Я остановил его, когда он уже взялся за ручку двери. – Ты сказал, что любишь только смерть, что больше нет ничего достойного любви. Означает ли это, что ты не любишь меня?

Он прищурился, как будто делал какой-то вывод.

– Ты интересуешь меня, как и несколько человек еще. И я испытываю к тебе некоторые отцовские чувства.

– Но не любовь?

Он ухмыльнулся:

– Вот если бы ты был мертвым.

И вышел.

Когда я пришел в «Красную глотку», там почти не было посетителей: заведение открылось совсем недавно. Ника нигде не увидел, но я и не надеялся застать его так рано. Я заказал минеральную воду и нашел уголок, где мог просто сидеть и наблюдать.

Ник появился через пару часов. Он выглядел помятым, как будто не выспался, и был одет в футболку и джинсы. Он прошел к бару, заказал выпивку и огляделся. Увидев меня, нахмурился, затем подошел.

– Мой старый друг Ал, – сказал он, садясь и прислоняя холодный стакан ко лбу. – Еще вопросы?

– Не возражаешь?

– Да нет. Я вчера здорово набрался, но если ты спросишь ласково…

Встав, я кивнул в сторону туалетов:

– Не хочешь заняться этим там?

– Только не говори, что ты поголубел, – подозрительно фыркнул он.

Я выдавил улыбку:

– Боюсь, что нет. Просто хотел поговорить без посторонних. Это ненадолго. Быстро кончим.

Ник засмеялся:

– Следи за словами, Ал.

Он пошел впереди меня, виляя бедрами и ухмыляясь через плечо. Я в ответ холодно усмехнулся.

Комната была ярко освещена и пуста.

– Знаешь, – сказал он, когда я закрыл дверь, – я не первый раз захожу сюда с другом, но администрация не любит, когда…

Я набросился на него. Зажал ему рот ладонью, схватил за левую руку, заломил ее ему за спину и давил, пока он не завопил в мою ладонь. Я остановился, затем вывернул ему запястье так, что послышался хруст. Я заглушал вопли Ника, затем развернул и нанес несколько коротких ударов в живот. Ник согнулся пополам. Тогда я схватил его за волосы и ударил лицом об пол, не со всей силы, чтобы он не потерял сознание, но достаточно сильно, чтобы сломать ему несколько зубов.

Когда я его отпустил, он съежился и жалобно застонал. Я позволил ему перевести дух, затем принялся бить его ногами, жестоко, с силой, по животу, бедрам, рукам. Пах не трогал – приберегал на потом.

Ник тихо подвывал, и я устроил себе перерыв. Вымыл руки и посмотрел на свое лицо в зеркале, обезображенное злобной, свирепой гримасой. Мне было не по душе то, что я делал и что еще собирался сделать, но образ Эллен в гробу, промелькнувший перед моим мысленным взором, настроил меня на второй раунд.

Ник рыдал, стараясь остановить вытекающую изо рта кровь здоровой рукой, и набирался сил, чтобы позвать на помощь. Я достал из-за пояса пистолет и постучал им о край раковины. У Ника перехватило дыхание. Я вытер руки и повернулся к нему:

– Если заорешь, придется тебя пристрелить.

– В чем дело? – проговорил он, брызгая кровью. – Ополчился на геев?

– Геи не имеют к этому никакого отношения.

– Тогда что? – Он выплюнул несколько осколков сломанных зубов и снова зарыдал. – Черт, Ал, какого хрена…

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне про Эллен.

– Про кого? – искренне удивился он.

– Мою бывшую жену. Эллен Фрейзер.

– Не знаю такую.

– Ты слышал о втором убийстве, совершенном в «Скайлайте»?

Судорожно сглотнув, он прошептал:

– Нет.

– Хочу знать, кто ее убил. – Я направил пистолет на Ника.

Его глаза расширились от ужаса.

– Я ничего про это не знаю, – выговорил он, захлебываясь кровью.

– Сначала прострелю тебе ногу, – сказал я. – Левую. Затем правую. Когда начну палить, засуетятся люди, поэтому придется поторопиться. А это означает выстрел между ног. Когда-нибудь видел человека, получившего пулю в пах? Неприятное зрелище.

– Это не я, – простонал Ник.

– Я тебе не верю, – сказал я, наклонившись, чтобы он лучше видел ствол. – Расскажи, что ты делал в гостинице, когда была убита твоя сестра. Соврешь один раз, и я выстрелю.

Ник посмотрел на пистолет, собрался с силами и начал:

– Это была шутка. Мы такое и раньше проделывали…

– Что проделывали?

– Менялись партнерами. – Он вытер рот здоровой рукой. – Ник сняла номера, соединенные дверью. Оба наших партнера обожали путы. Мы собирались обоих связать, а потом махнуться номерами и…

– Хочешь сказать, что собирался трахнуть парня Ник, а она обслужила бы твоего? – Он кивнул. – Похоже, ее парню такой обмен не пришелся бы по душе.

Он попытался ухмыльнуться, обнажив сломанные зубы:

– У нее был дилдо.

– Вот как. Продолжай.

– Я приехал в отель раньше Ник и сразу занялся делом. Примерно в половине десятого заглянул в ее номер. Ее там не оказалось. Мы с моим парнем покувыркались еще час, затем я надел на него маску и пошел посмотреть, не появилась ли Ник.

– Зачем маска? – поинтересовался я.

– Чтобы его не узнали. Я оставил его прикованным к кровати, прошел в номер восемьсот двенадцать и…

Я ждал продолжения. Но Ник молчал.

– И? – рявкнул я.

– Я увидел, в каком состоянии ее спина. Ник лежала не двигаясь. Я решил, что она мертва, и сбежал.

– Тогда она еще была жива! – заорал я. – Может быть, ты еще мог ее спасти.

– Спасибо, что напомнил, – с горечью произнес Ник. Он снова плакал, но теперь уже не от боли. – Мне следовало проверить. Позвать на помощь. Но я запаниковал и рванул к лестнице. Остановился на третьем этаже, нырнул в туалет и плакал, пока не устал. Затем я вернулся – черт, это был самый длинный подъем в моей жизни! – и забрал свои вещи. Я должен был отпустить своего парня, но просто оставил его там: плохо соображал в тот момент. Я съехал на лифте вниз и ушел. Никто меня не заметил. Вот и все. – Он смотрел на меня испуганными глазами, ожидая приговора.

– Кто был тогда с Ник? – спросил я.

– Не знаю. И она не знала, с кем я был. У нас было так заведено всегда.

– Ты видел кого-нибудь или что-нибудь слышал?

– Нет.

– Не может такого быть, что парень, с которым ты был, этот Чарли Крол, знает больше, чем ты?

– Он был привязан, – проговорил Ник. – И с кляпом во рту.

– Может быть, потом, когда ты ушел?..

– Нет, – сказал он, даже не дослушав, но что-то в его торопливом ответе меня насторожило. Первый раз я почувствовал, что он что-то скрывает.

– Помнишь, что я пообещал сделать, если ты соврешь?

– Я не врал! – закричал Ник, отползая от меня.

– Чарли Крол не говорил ничего такого, что могло бы вызвать твои подозрения?

– Нет, клянусь. Он знает не больше, чем я.

– Не верю. – Я направил пистолет ему в пах. – Три секунды, Ник. Выкладывай – или прощайся со своим богатством.

– Ал, не надо. Ты…

– Раз.

– Люди услышат. Они здесь знают тебя в лицо. Ты…

– Два.

– Клянусь. Не знаю, кто это был. Я не…

– Три.

– Нет! – завопил он, прежде чем я успел выстрелить. – Никакого Чарли Крола не было.

Я поднял брови:

– Не понял.

– Я назвал это имя только для того, чтобы никто не узнал, с кем я был тогда на самом деле. Он пригрозил убить меня, если кто-нибудь…

– Это псевдоним? – перебил я его.

– Одного из моих любовников звали Чарли Крол. Я его неожиданно вспомнил…

– Забудь! – крикнул я. И добавил: – Кто был с тобой в номере восемьсот четырнадцать?

Ник помолчал в нерешительности всего пару секунд. Затем, опустив глаза, сказал:

– Я был с копом, его зовут Говард Кетт.

Я помог Нику умыться и вызвал «скорую помощь». Он пообещал не подавать на меня в суд, поскольку знал, как я расстроен, но добавил, что не хотел бы еще раз со мной встретиться, даже если мне удастся выяснить, кто убил Ник. Мне было стыдно, но ради Эллен я был готов стыдиться всего мира. Я оставил Ника баюкать свою руку в ожидании врачей, сам же отправился разыскивать Гови.

Когда я вошел в полицейский участок, раздвигая ошалевших полицейских, Кетт в своем кабинете разговаривал по телефону. Вой дя к нему, я выдернул шнур из розетки, прервав его на середине фразы.

– Какого черта? – взревел он, вскакивая с кресла.

– Я знаю про тебя и Николаса Хорняка, – сказал я, усаживаясь напротив.

Маска гнева слетела с его лица, он обескураженно опустился в свое кресло. Вошел один из его коллег и спросил у него, все ли в порядке. Кетт кивнул и велел ему закрыть за собой дверь. Он долго сидел молча. Наконец заговорил:

– Мы познакомились пару лет назад. Как-то ночью мы с Биллом его арестовали. Я с ним разговорился. Спустя несколько месяцев мы случайно столкнулись, и…

– Древняя история меня не интересует, – рявкнул я.

– У меня это не вошло в привычку. Просто иногда…

– «Скайлайт», Гови, – проговорил я сквозь зубы.

– Моя жена ни о чем не догадывается. Она догадалась, что я кого-то себе завел, но думает, что это женщина. Ты не должен ей говорить. Если она узнает, с моей жизнью покончено.

– Расскажи, что произошло в «Скайлайте», или я позвоню ей немедленно, – пригрозил я.

Это его встряхнуло.

– Что ты уже знаешь? – спросил он.

– Ник заплатил Бретону Фурсту, чтобы ты мог незаметно проникнуть в отель. Он приковал тебя к кровати, потом надел на тебя маску. Фурст позднее освободил тебя.

– Я пошел домой, – сказал он. – Позвонил Нику, желая прогрызть новую дырку в его заднице, но не смог дозвониться. Я потратил большую часть недели, пытаясь с ним связаться. Вскоре узнал об убийстве, а на моем столе появилась фотография: я и Ник в номере «Скайлайта», оба голые. Никакой записки. Только фото. Я рванул к Нику. Решил, что фотография – еще одна из его дурацких шуток, вроде приковывания меня к кровати и исчезновения, но он поклялся, что ничего об этом не знает. И рассказал, как обнаружил сестру.

– После этого ты заявился в гостиницу в поисках трупа Николы?

– Как бы не так! – ответил он. – Если бы я вмешался, кто-нибудь мог узнать про меня и Ника. Поэтому я об этих новостях не распространялся. Но на следующий день мне позвонили домой. Мужской голос. Спросил, нравятся ли моей жене цветные фотографии в рамке. Я в свою очередь спросил незнакомца, что ему надо. Он рассказал про Николу Хорняк и потребовал, чтобы я затребовал ее тело, но прежде позвонил Кардиналу, придумав историю насчет доносчика.