Текст книги "Щепотка пороха на горсть земли"

В пещере они осмотрелись, полистали записи и оставили всё как было до прибытия учёных – пусть у них голова болит. Только нежить выволокли наружу, чтобы с ней расправился солнечный свет: от Рождественска путь неблизкий, за эти дни и без того несвежие трупы сделали бы нахождение в пещере невыносимым.

К облегчению Косорукова, который об этом волновался, в историю с колдуном следователь сыскной полиции, дававший задание о расследовании, поверил. На телеграмму, которую очередной гонец направил из Хинги от имени охотника за головами, пришёл быстрый короткий ответ, что специалисты из губернского города приедут как можно быстрее.

Прибыли и впрямь быстро, чуть больше чем через две недели, притом с наёмной повозкой, которая оказалась очень кстати при вывозе всего колдовского наследия. К этому моменту жертвы колдуна были уже опознаны другими приисковыми и похоронены на городском кладбище вместе с останками колдуна и его жены, а родным, у кого они были, отправили письма с печальной вестью.

И Дмитрий имел возможность воочию наблюдать, как сама себя бережёт тайна хозяйки этой земли. У пары немолодых волшебников, которые прибыли за материалами, не возникло и тени сомнения в том, что все рассуждения покойного о земле и каких-то особых свойствах Анны Набель являлись его бредом. Они искренне посочувствовали девушке, ставшей предметом одержимости сумасшедшего, участливо расспросили, не сильно ли она пострадала…

Анна в момент разговора с ними не собиралась никуда выезжать, поэтому одета была как приличная барышня, и даже револьвер свой по стечению обстоятельств не взяла – он после всех злоключений стал заедать, и как раз утром пришлось отдать его мастеру. Потому закономерно, что как хрупкую девушку её и восприняли. Непривычным было то, что ей это было приятно – именно сейчас и в этой компании. Не из-за незнакомых волшебников, а из-за Дмитрия, который постоянно был рядом, то и дело брал за руку или приобнимал за талию, трогательно оберегал и смотрел с такой нежностью, что доказывать что-то и спорить совсем не хотелось. Она полностью ему доверяла и была абсолютно уверена, что здесь её слабостью никто не воспользуется.

Так что глазам пожилых волшебников предстала совершенно обычная влюблённая пара, и они подтрунивали над Косоруковым – мол, понятно, отчего сам не поехал докладывать, телеграммой отделался, от такой невесты по доброй воле не сбегают. Правда, они так и не поняли, что же охотника в этом замечании так развеселило, а что – смутило Анну, но не придали значения подобной мелочи.

Они вообще самым удивительным образом не придавали значения неудобным мелочам, так что Дмитрий в первое время не верил собственным глазам. Они действительно не замечали перекати-ёжиков, даже перешагивая через них на улице!

Но всё равно на время визита лесные прогулки с обучением пришлось оставить, благо управились волшебники быстро, всего за три дня. А потом уехали, увозя с собой множество записей и других интересных материалов, а также труп химеры, который Антону Алексеевичу пришлось скрепя сердце отдать. Собственно, именно из-за последней задержались дольше всего: нужно было устроить так, чтобы материал благополучно доехал до Рождественска, и волшебники больше суток провозились, накладывая чары на простой деревянный гроб, в который уложили нежить.

А после их отъезда жизнь в Шнали потекла своим чередом. Работал прииск, паслись мамонты, в городе случались свои мелкие неприятности и радости, и как будто совсем ничего не изменилось. Ну разве что закончилась сезонная миграция перекати-ёжиков, о чём Дмитрий даже немного жалел – он уже привязался к этим забавным зверькам. Но Анна со смехом заверила, что осенью они двинутся в обратном направлении.

Да ещё в окрестностях часто рыскала пара медведей – надо же было Косорукову осваиваться с новыми способностями!

Это было странное ощущение – чувствовать чаяния, стремления и недовольство земли. Поначалу он ещё пытался в нём разобраться, подвести какие-то теории, потому что образ казался слишком расплывчатым – ну как может ощущать что-то просто кусок земли? Да, немаленький, но почему именно этот, как это происходит и чем именно он вообще может чувствовать?! Но вскоре попытки пришлось оставить и принять это как данность.

Всё принять – эту землю, этих людей, этот облик и новые способности. Эту женщину. Горячную, упрямую, невозможную, не похожую ни на кого, с кем он был знаком раньше. Но именно такую, какой не хватало в его жизни.

И он, конечно, иногда вспоминал прежнюю жизнь – и службу, и дороги, по которым бродил перекати-ёжиком, – но без тоски и сожалений. И достаточно быстро проникся мудростью диких чжуров: зачем рассуждать о том, что могло бы быть, но уже никогда не будет? Особенно если то, что есть, можно назвать одним простым, но непривычным словом – счастье.

Эпилог. Найдёшь друга – обретёшь сокровище

В доме ведьмы привычно пахло травами, мёдом и сдобой. Тихо чпокнула пробка, и к этому запаху прибавился резкий запах змеевухи.

– И я с тобой, отец Але, два глотка выпью, за здоровье, – с лёгкой улыбкой проговорила Джия, разливая настойку по стопкам. – Как всё прошло?

– Хорошо прошло, – умиротворённо ответил священник. – Ты же знаешь, таинство крещения – моё любимое. Праздник. И ребятишки все ещё такие славные были, тихие, улыбались, ни один не расплакался!

– Хозяева-то наши из-за имени не перессорились? – со смешком уточнила она. – Как записали?

– Набелем, – весело ответил тот. – Андреем крестили. Да и не ругались они, ну что ты? Аннушка сказала, что она на любую фамилию согласна и не в фамилии счастье, а Дима заявил, что он лучше сыну что-нибудь полезное передаст, но только не фамилию. Так что не ругались. У нас хорошие хозяева, они редко ссорятся. Ты к ним предвзята, тебе не кажется? – искоса глянул на ведьму священник.

– Не кажется, – рассмеялась она. – Я это точно знаю. Не могу их не поддразнить, это сильнее меня, – призналась легко. – Такие они милые и трепетные, язык чешется кольнуть. Ведьма же, какой с меня ещё спрос!

– А при чём тут твоё ведьмовство? – задумчиво, светло и лукаво улыбнулся священник.

– Когда ты так улыбаешься, я тебя боюсь, – почти серьёзно ответила она. – А что при чём, если не ведьмовство?

– Зависть, – легко ответил тот. – Самая простая. Но ты Аннушку любишь, зло завидовать не хочешь, оттого – насмешничаешь. Но тоже едко, потому что чувство грызёт.

– И чему же я завидую? – нахмурилась Джия, мигом растеряв весёлость.

– А вот тому и завидуешь. Лёгкости их, трепетности, что с ними рядом светлее становится. В том году вон два урожая снять успели, да каких! Сроду никогда земля так не родила, а всё отчего? От любви, – спокойно рассуждал он, пока ведьма задумчиво разглядывала темноту за окном. – У тебя в сердце любви много, а отдать её некому, вот и застаивается.

– Интересная теория, – вздохнула Джия.

Спорить со священником, когда он рассуждал о таких вещах, было бессмысленно, даже если казалось, что он не прав. Просто потому, что он никогда не спорил: говорил, что считал нужным, а на все возражения только улыбался и пожимал плечами – мол, я-то знаю, как оно есть, но переубеждать не стану, сам потом поймёшь.

А сейчас вдвойне не хотелось, потому что она в глубине души понимала: он прав. Действительно, завидовала. Ведьме было одиноко, а смирения и душевной чистоты просто радоваться за ближнего – недоставало.

– Сироту, что ли, в дом взять, по примеру Милохина… У них-то вон воришка-колдунишка прижился как родной, и Лизавета с ним совсем оттаяла, заметил? Вот уж кому материнство на пользу! Сама Игната за руку берёт, его рук больше не дичится, и он смягчился, потеплел, довольный ходит. Никак успокоилась, горемычная наша, может, и своего родит…

– Может, и родит, после того как крестника на руках подержала. Всё ж таки не просто мальчишка, будущий хозяин, дело такое. А ребёнка ты чужого не примешь, это, уж прости, не всякому дано. Тебе самой замуж пора. У тебя, видать, тоже прошлое отболело, засиделась в одиночестве, – с прежней лёгкой улыбкой ответил священник.

– За кого? – хмыкнула она. – За тебя, что ли?

– Даже если бы не мои обеты, всё равно – нет, – к шпильке он отнёсся совершенно спокойно. – Я свою любовь Богу отдаю, людям, а тебе нужен тот, кто только тебе будет.

– Где ж его взять… – вздохнула она. – Что-то перспективные пришлые охотники закончились, едва начавшись. Нового управляющего на прииск – и то старика прислали.

Для всех это оказалось сюрпризом, но по весне начальство на прииске сменилось, Старицкий из Рождественска не вернулся. Горожане гадали, почему так вышло: некоторые полагали причиной всему деньги, другие припоминали неловкие ухаживания за их хозяйкой и утверждали, что мотив у него личный – не смог смириться, что она вышла замуж. Джия правды тоже не знала, как и все остальные, но разделяла точку зрения Анны: просто Старицкий не прижился в этом городе, вот и нашёл себе другое занятие.

Зато новый управляющий, слабый чародей из отставных флотских офицеров, прижился в Шнали гораздо лучше и имел все шансы остаться здесь надолго, планировал к осени перевезти сюда семью. И с хозяйкой он общий язык отыскал, в первую очередь благодаря её мужу, который и впрямь вернулся к инженерной службе, найдя своё место всё на том же прииске.

– Ладно, давай выпьем за здоровье новокрещённых, особенно нашего будущего хозяина! – заявила ведьма.

– Давай, – легко согласился отец Алексий и не стал продолжать разговор – к этой манере Джии попросту отбрасывать неудобные вопросы и перепрыгивать на другое он давно привык, они уже, почитай, лет двадцать дружили, было время изучить.

Священник пробыл у ведьмы ещё с полчаса, развлекая разговором о вещах менее волнующих и более лёгких, но отвлечь от размышлений так и не сумел – это читалось во взгляде, в том, как она порой теряла нить разговора, погружаясь в свои мысли. Но сразу всё равно не ушёл: мало было заронить нужную мысль, требовалось ещё и подтолкнуть с ней в правильном направлении.

Помимо всех прочих достоинств, отец Алексий обладал одним необычным талантом: глядя на человека, почти всегда понимал, чего тому не хватает для равновесия и внутреннего спокойствия. Очень быстро он выучил, что мало кто способен принять сказанное на веру, а главное, поступить после так, как нужно. Его не сердило это упорство, вызывало понимание: порой слова выходили жестокими и не только не тешили самолюбие, но могли обидеть. Обижать людей он не любил.

Со временем священник научился не только видеть, но также угадывать, когда именно нужно человеку помочь и как подтолкнуть. Чувствовал, что он где-то и кому-то нужен, научился отделять это чувство от прочих тревог и следовать ему. Не всегда и не со всеми это получалось, и к этому тоже долго пришлось привыкать: что всем помочь невозможно. Точно так же, как невозможно исцелить все недуги.

Однако судьба Джии всегда причиняла ему боль. Запутавшаяся и потерявшаяся девочка, никому не нужная и искалеченная телесно и душевно, прижилась в этом городе, нашла призвание и сейчас чувствовала себя гораздо лучше, чем в тот день, когда её подобрали пастухи. Но безысходное одиночество молодой чиньки всегда угнетало – тем сильнее, что за эти годы она стала ему другом. Он старался помогать по мере сил, не позволял ей вовсе уж скатиться в чёрную тоску, но для счастья ей требовалось что-то другое. И когда сегодня он наконец ощутил, что у неё появился шанс изменить судьбу к лучшему, поспешил заглянуть на огонёк, тем более и повод имелся хороший, приятный.

Домой отец Алексий возвращался с лёгким сердцем. Он почти не сомневался, что скоро у ещё одной его подопечной всё наладится, и это грело душу и заставляло улыбаться тёплой летней ночи. Чем больше счастливых людей – тем больше силы, а чем больше силы – тем спокойнее эта земля. И ему тоже спокойнее. А то эти смертные – такие хрупкие, такие уязвимые… Глаз да глаз нужен!