Текст книги "Щепотка пороха на горсть земли"

Но как минимум один конкретный вопрос к начальнику прииска у него появился.

Анна же шла рядом с хмурым и сосредоточенным охотником и чувствовала себя всё более неуютно и глупо. Ну вот кой чёрт её дёрнул насмешничать? Понятно же, что защищать её от грубиянов он ринулся без всякой задней мысли, исключительно от офицерского благородства, потому что рядом с ним оскорбили женщину. Откуда ему знать, что сама бы она управилась ещё быстрее, рука у неё тяжёлая, а сломанный нос объясняет этим людям всё гораздо доходчивей, чем даже револьвер у пуза!

За неё в самом деле впервые вот так вступились. Не потому, что местные были хуже или трусливее, просто они её знали и хорошо помнили, как уже лет в десять Анька-сорванец решительно отстаивала собственную самостоятельность, с мальчишками дралась… Отстояла. Привыкли. А он – нет, и сейчас, а не десять лет назад, это было совсем не обидно, вовсе даже наоборот, приятно. Она уже настроилась бить рожи, и тут вдруг – он со своими револьверами и широкой прямой спиной, и внутри что-то сладко ёкнуло.

Могла бы и промолчать из ответной вежливости. Могла! Но – не сдержалась.

Слишком забавно он ворчал по поводу её штанов. Слишком заметно было, как старается быть мягче и подбирать слова, чтобы случайно не обидеть и не задеть юную эмансипированную особу в её лице. И ведь совсем не подумал, что она, может, ближе к тем, чья военная форма не вызывала в нём протеста! Хмурился, терялся, неловко же – с приличной девушкой такое обсуждать!

И вот этого человека она вчера приняла за без малого разбойника! Вот что значит – опрометчиво судить по наружности. Ну какой из него разбойник? Он и на охотника за головами-то не похож, уж слишком порядочный. Даже не верится, что он может хладнокровно отрезать человеку голову и в мешке отвезти её полиции.

А она его обидела за просто так и посмеялась ещё. Верно Гнат Сергеич говорил, что такта и чуткости в ней как в ржавом колуне… Точно ведь обиделся! Хмурится, молчит, в её сторону не смотрит.

Пока дошли до здания управления, Анна твёрдо пообещала себе продолжить этот разговор, объясниться и ещё раз попросить прощения, потому что виновата же, куда деваться. Не сейчас, а позже, когда поедут домой.

С таким принятым решением на душе стало спокойнее. А значит, оно было правильным.

Глава 6. Открытый простор

– Драгоценная Анна Павловна, вы ли это! – разулыбался Старицкий, когда через порог его кабинета шагнула градоначальница, поднялся из-за стола и двинулся навстречу, чтобы поцеловать руку, но тут же заметно поскучнел, когда следом за ней вошёл, поморщившись и запоздало сняв шляпу, спутник. – А вы… Косоруков, так? С миноноски, – он странно дёрнул нижней губой, как будто хотел скривиться, но одёрнул себя. – Чем обязан? Анна Павловна?..

Руку девушке он всё же поцеловал, а вернее – воздух над ней, и после небольшой заминки протянул ладонь Косорукову. Тот ответил на рукопожатие, приятно удивившись его крепости: Старицкий производил впечатление мягкотелого хлыща, но, кажется, это было видимостью.

– Госпожа Набель здесь из-за меня, – заговорил Дмитрий. – Я хотел с вами поговорить, а она любезно согласилась сопроводить и составить протекцию.

– О чём? – искренне удивился тот, но быстро взял себя в руки и предложил: – Присаживайтесь, что мы стоим! Велеть подать чаю?

Оба гостя одновременно отказались, и охотник заговорил:

– Я расследую убийство казначейского проверяющего Шалюкова.

– Убийство? – изумился Старицкий и перевёл вопросительный взгляд на Анну. – Но ведь его упыри задрали…

Та лишь пожала плечами, а ответил снова Косоруков:

– Упыри подрали тело, но Шалюкова застрелили.

– Вот это да… И, стало быть, ни на какой миноноске вы не служили? Раз прибыли сюда отнюдь не в гости к почтенному трактирщику. Нехорошо обманывать, господин сыщик! – попенял он.

– Я вам ни слова не говорил про свою службу, – педантично поправил Дмитрий. Собеседник хмыкнул, поджав губы, а охотник продолжил: – Так вы согласны отвечать на вопросы?

– Да, но… – после короткой паузы заговорил Старицкий, бросив неодобрительный взгляд на Анну. – Не представляю, чем я вообще могу помочь. При чём тут я?

– Как минимум свой последний день жизни он провёл в вашем обществе.

– Ну… хорошо, спрашивайте. Только… У вас же есть официальные полномочия для этого расследования?

– Разумеется.

– Сергей Сергеич, не тяните мамонта за хвост, – недовольно вмешалась Анна. – Все документы в порядке, а нет – так я хоть сейчас любой составлю.

– Нет-нет, что вы, драгоценная Анна Павловна, как бы я посмел усомниться? – признавая собственное поражение, вскинул он ладони. – Просто должен же быть порядок, верно? Спрашивайте, как вас…

– Дмитрий Михайлович, – невозмутимо ответил охотник. И принялся задавать вопросы.

Но ничего нового этот разговор не дал. Проверяющего Старицкий знал плохо и общался с ним только по делу. Насчёт взяток не сознался, тут и присутствие Набель не помогло, а может, наоборот, помешало, но эта маленькая ложь не влияла на общую картину. Шалюков в свой последний день показался управляющему рассеянным и словно бы слегка не в себе, но лезть в душу он не стал и выяснять подробности – тоже. Не стал и настаивать на ночёвке проверяющего на прииске, когда тот поздно вечером засобирался в город. Удивился, конечно, такой внезапной рисковости, но Шалюков вполне отдавал отчёт своим действиям, был взрослым и вполне самостоятельным человеком, и у Старицкого не было никаких причин усомниться в этом. Да и как его удержать, запереть, что ли?

Ни о каких запланированных встречах Шалюков не говорил, он вообще никогда не делился личным. В последний вечер был непривычно суетлив и поспешен, но управляющий не обратил на это внимания. Насчёт денег при себе – не знал, но какая-то сумма наверняка имелась. Бумаги все точно были, но Старицкий даже предположить не мог, кому могла понадобиться эта отчётность.

Слухам о пропаже старателей он советовал не верить – народец гнилой, эти соврут – недорого возьмут. Сбегают, да, случается. Работа трудная, выматывает, не всякий выдержит и не всякий работать хочет.

В общем, эти полчаса Косоруков признал для себя потраченными напрасно. После этого он, конечно, выходил из здания управления прииском в ещё худшем настроении, чем входил – раздосадованный и недовольный. Анна тоже хмурилась, перебирала состоявшийся разговор по фразе и безрезультатно пыталась придумать другие вопросы, способные подтолкнуть их расследование в нужную сторону. Она уже вполне уверенно считала, что следствие они ведут вдвоём.

В молчании они забрали лошадей из небольшой местной конюшни. На прииске использовали в основном мамонтов, и те не простаивали днями, а таскали тяжёлые гружёные телеги. Лошадей имелось всего три на случай какой-то срочной надобности, была и пара телег. Точнее, четыре лошади: за минувшее время добавился ещё один обитатель, очевидно принадлежавший управляющему – рослый и статный гнедой красавец, не чета простым рабочим клячам.

На выезде с огороженной территории прииска их никто не задерживал. Охранники махнули на прощание и тем ограничились, досматривать вещи никто не стал. То ли благодаря общему доверию к Анне, то ли просто не видели причины.

– Почему-то мне кажется, что он или умолчал о чём-то, или вовсе соврал, – градоначальница первой нарушила молчание, когда прииск скрылся за склоном холма. – Но я могу быть предвзята.

– Почему?

– Не люблю я его, – поморщилась она, но в подробности вдаваться не стала. – Хотя, конечно, это не повод для подозрений…

– Мне тоже кажется, что он знает куда больше, чем сказал. Может, не про Шалюкова, но про старателей. Да и про Шалюкова… – он рассеянно потёр подбородок.

Несколько минут после этого они ехали молча, и опять Анна не выдержала первой. Зудело данное себе самой слово ещё раз извиниться, но она никак не могла придумать, как и с чего начать разговор.

– Дима, ты не сердись на меня, пожалуйста, – неуверенно начала она.

– О чём ты? – нахмурившись, обернулся к ней Косоруков.

– Я правда не хотела тебя обидеть, просто это было так непривычно и забавно… Но очень приятно, честно, спасибо!

– Я по-прежнему не понимаю, что ты имеешь в виду, – растерянно ответил он. – На что я должен был сердиться?

Несколько мгновений Анна смотрела на него со смесью растерянности и возмущения, набрала воздуха в грудь, чтобы высказаться, а потом устало выдохнула и махнула рукой.

– Ладно, будем считать, что мы квиты, – проворчала она.

– За что квиты? Ты что-то скрыла? И ты знаешь, кто убил Шалюкова?

– Да при чём тут этот Шалюков! – Анна возмущённо фыркнула. – Я про тех старателей и твою нотацию. Думала, ты обиделся, вот и…

Растерянный взгляд прояснился, и охотник от души рассмеялся в ответ, сообразив наконец, о чём идёт речь. Анна попыталась сохранить недовольное выражение лица, но всё равно не удержалась от улыбки – уж очень заразительно он веселился. И ему очень шла такая улыбка – обветренное хмурое лицо вдруг сделалось живым и очень привлекательным, а тяжёлый взгляд исподлобья – искристым и тёплым.

– Извини, – отсмеявшись, всё же проговорил Дмитрий. – Только я не понимаю, на что я должен был обидеться. Подшутила, и ладно. Как убийцу искать, вот вопрос! Не стоило за это дело браться, всё же не хватает мне на расследования не то ума, не то просто опыта, – он раздосадованно качнул головой.

– Я уверена, что Джия что-нибудь посоветует, – сказала Анна и поспешила продолжить, пока охотник опять не высказался в скептическом тоне. – Я понимаю, что ты к такому не привык, но… Просто поверь мне, хорошо? Я знаю Джию и знаю, что она может, во время войны была возможность убедиться. Ты же спрашивал, как мы выстояли? Вот отчасти благодаря ей.

– Я не возражаю против этого визита, – пожал плечами Косоруков. – Если она поможет – буду только рад. Но это никак не отменяет отсутствия у меня опыта в таких вещах. А то бы, может, вышло что-то выжать из Старицкого.

– Ты думаешь, что пропажа старателей как-то связана со смертью Шалюкова, да?

– Пожалуй. Вот только непонятно, как именно. Если с ними всеми произошло то же самое, что с ним, тогда непонятно, за что их убили? Если мы, конечно, верим рассказу старателя и тому, что они на самом деле пропали, а не уехали не простившись, как говорит Старицкий. Ладно, у Шалюкова могли быть деньги, а остальные? Обычные люди.

– А если дело в знаткое? – предположила Анна. – Они, говорят, чаще всего злющие и до силы жадные. Может, со старателями он расправляется как-то? В народе болтают, что через чужую смерть знаткои могут силу получать. Правда?

– Могут, их потому и побаивались всегда, что человеческими жертвами не брезгали, – медленно кивнул Дмитрий. – Но что нам это даёт? И на что ему столько трупов? Ты же говоришь, ничего необычного в окрестностях не происходило, а я не знаю, колдуны способны силу впрок как-то запасать или она сразу уходит? А если могут, что для этого надо? Посоветоваться бы хоть с кем-нибудь знающим! А библиотека в городе есть?

– Есть, но вряд ли она поможет, – не обнадёжила его Анна. – Она невелика и про всяких разных волшебников там только сказки. По чародейской науке-то немного, а уж про это…

– И телеграф до города тоже пока не протянули?

– Увы, нет, не получается как-то.

– И правда только к ведьме остаётся идти, – усмехнулся охотник. – Если поверить твоему шаману, то всё как будто и складывается: колдун зачем-то старателей убивал, а Шалюков мог его за этим делом застать. За что и пострадал. Непонятно только, почему именно от пули? Впрочем, может, у колдуна других способов и нет…

– А почему ты не думаешь, что с ним просто могло случиться то же, что со старателями?

– Глупо было надеяться, что его не хватятся. Не дурак же убийца, понимал, что привлекает к себе этим внимание. Рабочих с прииска никто особо и не искал, а тут – чиновник с бумагами.

– Разумно, – рассеянно кивнула Анна.

Они замолчали. Дмитрий с неодобрением вгляделся в подёрнутый дымкой горизонт. Воздух казался тугим и плотным. На прииске от реки тянуло свежестью, там было легче дышать, а здесь раскалённая масса сдавливала со всех сторон и с трудом протискивалась в лёгкие.

– Ну и жара, – пробормотал он себе под нос. – А здесь поблизости случайно никакого озерца или заводи нет? Окунуться бы…

Анна ответила не сразу. Смерила задумчивым взглядом горизонт и окрестные горы, задумчиво потёрла палец о палец – пыль с конским потом пополам собралась в неопрятные катышки.

– Поехали, – со вздохом согласилась она. – Не хотелось задерживаться, но уж очень заманчиво звучит твоя идея о купании. Есть тут одно местечко…

– Показывай. Заодно и перекусим, – с удовольствием согласился Косоруков.

До местечка пришлось добираться не менее получаса, отклонившись от основной дороги и нырнув в редкий лес. Но, оказавшись у цели, Дмитрий восхищённо присвистнул и решил, что оно того стоило.

С низких скал срывалась каскадистым водопадом не то мелкая речушка, не то большой ручей. Камни и в воде, и вокруг поросли густым пышным мхом, плети его свисали параллельно струям воды, и казалось, что зелень тоже течёт и собирается в небольшой каменной чаше. От воды тянуло прохладой, запах влаги мешался с нагретой на солнце хвоей растущих вокруг деревьев, и от аромата кружилась голова.

– Давай ты первая, – предложил Косоруков. – А я пока лошадьми займусь.

– Вон там за камнями небольшая заводь, можно их там напоить, – не стала возражать Анна.

Ослабив подпругу, она передала поводья коня Дмитрию, а сама присмотрела место, где получше войти в воду, а где положить одежду. Никакого смущения от купания нагишом на открытом воздухе она не испытывала, это было привычное и любимое занятие, тем более по такой погоде. А что рядом мужчина… Да об этом даже думать неловко и оскорбительно: понятно же, что Косоруков не опустится до того, чтобы подглядывать за девушкой.

Выше по течению ручей прихватывал в себя минеральный источник, так что вода в озере была пусть и не лечебной, но очень насыщенной. А главное, неплохо смывала пыль безо всякого мыла. Всегда бодрящая и прохладная, сейчас она была гораздо теплее, чем обычно – успели прогреться даже горы.

Небольшая чаша под водопадом не отличалась глубиной, в самой середине едва ли по плечи, но этого вполне хватало. А если встать прямо под водопад и подставить голову под тонкие колючие струи, то и вовсе – блаженство.

Долго, однако, Анна в воде не пробыла, как ни хотелось: тело быстро остыло и начало замерзать, так что пришлось выбираться. Только на берегу девушка сообразила, что у неё нет при себе никакого лоскута, чтобы хоть немного обтереться, да и пропылённую одежду надевать совсем не хотелось. Но выбора, увы, не было.

За время её отдыха Дмитрий уже успел расседлать обеих лошадей, стреножить и почистить Зорьку и взяться за Граната. Увлечённый делом, он не заметил приближения босой и оттого ещё более бесшумной, чем обычно, градоначальницы. А та завернула за груду камней – и остановилась в задумчивости, наблюдая.

Дмитрий снял рубашку и шляпу, они аккуратной стопкой лежали на одном из камней, но остался в штанах, сапогах и при оружии. Анна и так признавала, что охотник хорош собой, а уж в таком виде…

Полуобнажённый мужчина был совсем не тем зрелищем, которое могло смутить госпожу Набель, а вот увлечь – очень даже. Так что привлекать к себе внимание она не спешила, без малейшего стеснения разглядывая и откровенно любуясь. В конце концов, это Косоруков весь из себя порядочный и не подглядывает, а она никому таких обещаний не давала.

Рельефная спина, блестящие от пота широкие плечи, мышцы при каждом энергичном движении перетекали под кожей. Обманчиво мягкие, окатые обводы, серебристо-бурая редкая поросль на предплечьях… До сих пор Анна не задумывалась, что вот так странно он поседел весь. С другой стороны, а с чего бы ей об этом задумываться раньше, правда ведь?

Но в очередной раз подумалось, что Косоруков очень напоминает ей медведя. Вот этой обманчивой вальяжностью и спокойствием – тоже.

На правом плече и на рёбрах с той же стороны виднелось несколько старых белёсых шрамов, определить природу которых Анна так и не сумела. Но, наверное, росчерк на виске он получил тогда же.

Дмитрий чистил коня пучком сухой жухлой травы, которая росла на прогалине в стороне. Тёр с силой, от души, похлопывал по груди и крутой шее, что-то негромко приговаривая. Гранат млел, Анна прекрасно это видела и даже немного завидовала. И как раз вот это уже – смущало. Потому что, стоило это признать, любовалась она не из одного только эстетического удовольствия.

С другой стороны, ну а как можно не находить его привлекательным? И не только внешне, но и в остальном… И спокойная его сила, и тяжёлый внимательный взгляд, и вот эта немногословная основательность, и благородство – не наружное, в манерах и обхождении, как например у Старицкого, а внутреннее, в самой его сути. Взять хоть вот это купание, да и саму поездку с ним наедине. Она знает, что при надобности отобьётся, и потому в любом случае поехала бы, просто оставалась настороже. А сейчас в этом не было никакой необходимости, можно расслабиться и не оглядываться, зная, что ему и в голову не придёт что-то дурное, а в случае необходимости – он без сомнений прикроет спину.

Такое доверие и само по себе дорогого стоило, а если ещё учесть, что она знала этого охотника чуть больше суток, притом ни в каком серьёзном деле толком не проверяла, то это был повод задуматься. Либо она умудрилась столь скоропалительно влюбиться, либо… всё ещё интереснее.

– Ты уверен, что это хорошая идея? – наконец решила Анна обозначить своё присутствие, потому что сам Косоруков так её до сих пор и не заметил.

Он от неожиданности вздрогнул, обернулся стремительно, позволив разглядеть наконец, что шрам с правого плеча частью сползал на грудь, поросшую всё теми же серебристо-бурыми волосами, которые на животе собирались в дорожку и сбегали под ремень. Но туда Анна волевым усилием заставила себя не таращиться.

– Ты коня вот так отпустил, за кобылу свою не переживаешь?

– А что за неё переживать, – хмыкнул он, подобрал рубашку и шляпу. – Во-первых, он стреножен, а во-вторых, если даже и влезет… Кобыла-то не моя. Извини, я сейчас, быстро, – сказал он и ушёл к озерцу.

А Анна осталась, задумчиво глядя ему вслед и раздумывая над сложным вопросом, за что именно он извинялся. Но уже через несколько мгновений отчаялась это понять, в очередной раз напомнив себе о чрезмерной порядочности охотника, и перескочила на другой, более важный вопрос: насколько порядочна она сама?

Девушка смерила задумчивым взглядом пологую груду крупных камней, очевидно обрушившуюся сверху много лет назад, а сейчас отделявшую эту заводь от основной чаши водопада. Взобраться туда ничего не стоило, да и щели между камнями имелись…

Совесть кусала, но в итоге всё же уступила любопытству и весьма сомнительному аргументу, что это за приличными девушками подглядывать нехорошо, а Косоруков – вряд ли так уж чист и трепетен. Да и не узнает он об этом… И через несколько секунд Анна по камням ловко пробралась к дальней части груды. Высоко лезть не пришлось, довольно быстро нашлась очень удобная щель между каменными обломками.

К этому моменту Дмитрий успел снять кобуру и сбросить сапоги и с очень сосредоточенным видом пробовал воду ногой. Анна закусила нижнюю губу, чтобы не захихикать. Её, конечно, за шумом водопада не услышать, но всё равно – нехорошо. Мало того что подглядывает, так ещё и насмешничает!

А после стало уже не смешно. Мужчина сделал несколько резких поворотов из стороны в сторону, согнув руки, и Анна опять отвлеклась на созерцание. Широкая грудь, узкая талия, твёрдые предплечья…

Потом он с прежней неспешностью взялся за пуговицы на штанах, и Анна опять едва не захихикала, но уже над собой, представив, как она сейчас выглядит со стороны. Ведь даже дыхание задержала!

Под штанами предсказуемо оказались кальсоны до колен, и девушка поймала себя на опасении, что охотник окажется слишком скромным и купаться станет в них. Но нет, не оказался, и она получила возможность рассмотреть его в первозданном виде. И ни на мгновение не пожалела о собственном любопытстве, потому что в таком виде мужчина был исключительно хорош. Даже лучше, чем в одежде. Длинные ноги, узкие бёдра, да и… всё остальное тоже в порядке.

Без одежды Косоруков двигался неуловимо иначе – мягче, плавнее. Наверное, он просто осторожнее ступал босыми ногами, чтобы не напороться на острый камень, но отчего-то выглядел сейчас ещё более дико и варварски, чем в их первую встречу. Но как-то… по-хорошему дико, правильно. Уместно. И Анна любовалась, дыша через раз, с удовольствием очерчивая взглядом крепкие мышцы и ловя движения.

Но когда он зашёл в воду, девушка заставила себя отвести взгляд и вернуться к лошадям, оставив наконец мужчину одного. Полюбовалась – и хватит, а теперь было бы неплохо всё это обдумать.

И увиденное, конечно, тоже, тем более волнующая картина до сих пор стояла перед глазами, но в куда большей степени – свои собственные симпатии. Не то чтобы неожиданные, но – внезапные.

Немалая часть взросления Анны пришлась на военные годы. Тогда зачастую было не до сантиментов во всём, и понятия о приличиях у неё сложились размытые. Умом девушка понимала, как положено держаться молодой незамужней девушке, и вполне могла бы при желании таковую изобразить, но не видела нужды.

Она бы, может, и девицей уже не была, но с мужчинами не складывалось. Никто не решался за ней ухаживать – Анну очень хорошо знали, любили и уважали, но она всегда была немного в стороне, как и весь её род. Да и сама она до сих пор ни на кого не заглядывалась, не трогали они её сердца и не подходили ей, вот как Старицкий.

И кто бы мог подумать, что её так заинтересует приезжий охотник. Перекати-ёжик. Явился невесть откуда, надолго не задержится, укатится прочь… А она глядит на него с явным интересом и совсем не хочет, чтобы он уезжал. И эта её уверенность, что он сможет прижиться в городе, стать своим, и все сравнения и ощущения, которые возникали внутри при виде этого человека. И Ийнгджи тоже говорил, и сама она ощущала в охотнике что-то необъяснимо близкое…

Стоило бы обсудить это с шаманом, да не с Ийнгджи, а с его дедом! Но шаманов непросто найти, бродят Бог весть где и являются только тогда, когда им духи велят.

Но важнее был ответ на вопрос не о том, что именно её привлекает в этом мужчине, а о том, что делать с этим влечением?

Пока дожидалась возвращения охотника, Анна не стала копаться в его сумке без разрешения, пусть и интересовала её только еда. Чтобы занять руки, подвесила лошадям торбы с овсом, вылила воду из фляг и набрала свежей под тонкой ниточкой маленького водопада в стороне, у дальнего конца водоёма. Там вода торила себе обходную тропку, как раз годную, чтобы подставить горлышко фляги. А пить в этих горах можно было любую воду, вот разве что из реки ниже прииска Анна бы поостереглась. Приисковые конечно клялись и божились, что никакую дрянь в реку не сливают, и она за этим тоже приглядывала по возможности, но уследишь ли за всякой малостью!

Дмитрий и правда надолго не задержался, вернулся взбодрившимся и посвежевшим, и сразу пошёл за своей сумкой.

Милохин проявил предусмотрительность и знание местности. По такой жаре большинство снеди испортилось бы, а вот сдобные лепёшки, сыровяленная колбаса и зрелый сыр хоть и потеряли во внешнем виде, но на вкус оказались неплохи.

Для перекуса разместились здесь же на камнях, расстелив конские потники – одежде уже было нечего терять. Ножи при себе оказались у обоих, так что и сыр, и мясо быстро порезали крупными неаккуратными кусками. Подметив это сходство, Набель улыбнулась – она никогда не любила ни готовить, ни резать что-то, – а Косоруков и внимания не обратил.

– А можно личный вопрос? – затеяла всё-таки разговор Анна. – От чего у тебя такие странные шрамы? На плече, на груди.

– А, эти… – он неодобрительно поморщился. – Да бес знает. То ли железом горячим прижгло, то ли ссадило кожу – я сам не помню, а чиньские врачи хоть и подлатали, за что им спасибо, не отличались разговорчивостью.

– А где ты встретил чиньских врачей? – изумилась Анна. – Наших, что ли, не было?

– У чиньцев не было, – усмехнулся он. – Нас, кто выжил после гибели корабля, вражеский экипаж подобрал, так что войну я там оканчивал. В плену.

– Извини, – искренне покаялась она. – Я и не сообразила…

– Да ничего, – Косоруков отмахнулся. – Было и было. Не увольнительная, конечно, но зато живой. Чиньцы с пленными нормально обращались, честно. Во всяком случае, с нашими. Это же не брексы с запада, на востоке честь – не пустой звук.

– Ты тогда и?.. – начала она, неопределённо взмахнув рукой, но потом сама же себя прервала: – Извини. Мне любопытно, но это не повод лезть в душу.

– Имеешь в виду, выгорел? – легко сообразил Дмитрий.

Всё же утреннее впечатление оказалось верным, его отношение к прошлому изменилось, притом в одночасье. Он раньше и не думал, что такое бывает, но к священнику испытал глубокую благодарность пополам с благоговением. До сих пор не верилось, что тому хватило двух часов разговора, чтобы утолить тревоги, терзавшие последний год.

И в этот раз уходить от неприятной темы Косоруков не стал. Жаловаться по-прежнему не хотел, но искренний интерес Анны вызывал смутное приятное ощущение. То ли ему льстило такое внимание, то ли хотелось получше познакомиться с этой девушкой…

– Да, можно сказать, в том бою я и выгорел, – ответил он после недолгой паузы. – Одна машина вразнос пошла, котёл то есть. Попало как-то особенно неудачно, защита прорвалась, или ещё что… Некогда было выяснять. А их у нас было две под парами. Если бы они обе… Я самое страшное, что в жизни видел, это взрыв парового котла. Благо издалека, и там паровоз был, он поменьше. Так вот, надо было их обе глушить, а это не свечку задуть, процесс. Мы и бросились на чистой силе, есть на крайний случай такая инструкция. Чародеев на борту много, и по инструкции они должны бы помогать, но в бою каждый своим делом занят, так просто не отвлечёшь. Мы все, кто в машинном был, как положено, клич кинули о помощи, а пока могли – держали общие чары.

– Не справились? – тихо, напряжённо уточнила Анна.

– Понятия не имею, – качнул головой охотник. – Я последнее, что помню, – это машинное отделение, котёл этот и грохот со всех сторон, а очнулся уже в госпитале на суше. И, главное, понятия не имею, как меня из машинного вынесло на открытую воду, по всем законам должен был ко дну пойти. Наверное, котлы мы всё-таки остановили, иначе взрывом бы точно убило. Может, после кто-то из своих на воздух вынес. А может, разнесли наш броненосец так затейливо, что он меня своим ходом выплюнул. Не верится, конечно, но на войне всякие чудеса случаются.

Анна слушала рассказ внимательно, тем более ей действительно были интересны подробности его жизни, но с куда большим вниманием наблюдала за самим собеседником. И в который раз думала, что роль охотника за головами совсем ему не подходит: маловата. На шею давит, рукава коротки, в плечах трещит… Девушка верила, что охотник из Косорукова вышел хороший, но только потому, что ответственный и привык хорошо делать свою работу. Но не его это. Это как со спины мамонта яблоки собирать – можно, и соберёшь, но способ от этого не становится менее странным.

Вот на корабле своём он точно был к месту. Это чувствовалось в каждой фразе, в каждом воспоминании. Эти машины и инструкции были для него родными, и пусть он говорил, что служба и механизмы надоели, но Анна готова была поручиться: причиной тому только выгорание и ничего кроме. Не случись этого – прекрасно служил бы дальше.

Но с другой стороны, не случись этого – он бы и сюда не приехал, и она бы с ним не познакомилась. И если для него пока Шналь – чужой странный город, один из многих, который он намерен вскоре покинуть, то для Анны этот случайный визит уже сейчас значил многое. Она ещё не до конца понимала, что именно и чем всё это закончится, но уже твёрдо решила, что охотнику нужно остаться здесь. Так будет правильно.

Притом его собственное мнение принимать в расчёт не планировалось. Тем более слышала она это мнение: он шатается по лесам и городам, неприкаянный, не имеющий ни дома, ни цели, просто потому, что это дело подвернулось под руку.

Оставался один важный вопрос: как бы донести это решение до охотника? Да ещё так, чтобы не наговорить лишнего и не спугнуть. Он, конечно, не трус, но по всему видно – ко многим вещам ещё не готов. Если он даже в ведьминскую силу не верит и над шаманами посмеивается, как с ним говорить откровенно? Нет, пусть немного привыкнет, своими глазами всё увидит, так чтобы не осталось уже возможности отрицать, а там она что-нибудь придумает.

Некоторое время они молча жевали. Не потому, что не было тем для разговора, а просто оба успели сильно проголодаться. По жаре это чувствовалось не так сильно, а здесь, в тени у воды, да после купания, немудрёная снедь пошла за милую душу.

– Дим, а тебе нравится служба охотника? – нарушила молчание Анна.

– Служба как служба, – рассеянно пожал он плечами. – Не хуже других. А что?

– Не хуже других – это разве ответ? Вот мне нравится Шналь. И дело моё нравится. Не целиком, цифры я не очень-то люблю, а вот всё остальное – нравится. Людям помогать, о городе заботиться, решать маленькие проблемы…

– А большие не нравится? – усмехнулся он.

– А больших, слава Богу, с войны не было, – серьёзно возразила Набель. – Да в сравнении с войной, думаю, и не будет.

– Пожалуй.

– Так нравится тебе или нет твоя работа?

– Да как сказать… – рассеянно пробормотал он: вопрос оказался неожиданно сложным. – Вроде ничего. На свежем воздухе, виды вон какие попадаются, и каждый раз новые. Никто над душой не стоит и не командует, какой заказ хочешь – такой и берёшь. Сюда вот приехал, потому что дело показалось интересным, необычным. Опять же, и польза есть, делаю мир чуть чище и безопаснее. Хорошая работа.

– Ясно, – неопределённо проговорила Анна, прекратив допытываться. Ответа на свой вопрос она так и не получила, но… это ли не лучший ответ? – Ну что, давай лошадей седлать? Здесь, конечно, хорошо, но ехать надо. Неспокойно мне.

– Почему? – мигом подобрался Дмитрий, и не подумав отмахиваться от чужих предчувствий.

Это её порадовало. Всё же он небезнадёжен, всё же со временем можно будет рассказать то, что сейчас рассказывать бесполезно.

– Не знаю, предчувствие нехорошее. Неясное и словно бы отдалённое, но рассиживаться на месте не стоит, – решила она и поднялась первой, подавая пример.

– И давно оно у тебя?