Текст книги "Утеха падали"

– Возможно, они объявили перемирие. – Сол пожал плечами. – Вероятно, мистер Барент и его дружки, оставшиеся в живых, не хотят больше подвергаться такому же пристальному вниманию общественности, как в декабре. Натали, ну представь: если бы ты была Мелани Фуллер и бежала от таких же порождений мрака, не желающих афишировать свои кровавые деяния, куда бы ты направилась?

Натали с секунду подумала, затем произнесла:

– В дом, который и без того уже стал центром внимания всей страны из-за целой череды необъяснимых убийств. Невероятно!

– Да, – согласился Сол. – Невероятно, но именно эта невероятность и стала для нас удачей. Джек Коуэн сделал все, что мог, при этом не навлекая на себя гнев своего начальства. Я отправил ему закодированное послание с благодарностью и с просьбой продолжать расследования. Он будет ждать известий от нас.

– О, если бы только остальные могли нам поверить! – воскликнула Натали. Сол покачал головой.

– Даже Джек Коуэн верит лишь в часть этой истории. Единственное, в чем он не сомневается, так это в том, что кто-то убил Арона Эшколя и всю его семью и что я говорил правду, когда утверждал, что в гибели моего племянника, его жены и детей каким-то непонятным ему образом замешаны оберет и агенты ФБР...

Натали как подкошенная рухнула на стул. Она вдруг побледнела.

– О Господи, Сол, а что же случилось с дочерьми Вардена? С теми двумя девочками, о которых сообщал Джек Коуэн?

– Этого Джеку выяснить не удалось, – Сол захлопнул папку. – Никаких признаков траура, никаких сообщений о смерти ни в Филадельфии, ни в Чарлстоне. Возможно, их отослали к близким родственникам, но у Джека нет способа выяснить это, не засвечиваясь. Если они все обслуживают Мелани Фуллер, то вполне возможно, что старуха устала от такого количества детей и устранила двоих из них...

У Натали даже губы побелели от ярости.

– Эта сука должна умереть, – прошептала она.

– Да, – согласился Сол. – Я уверен, что мы выяснили ее местонахождение.

– Наверняка, хотя сама мысль о том, что у нее до сих пор развязаны руки...

– Мы их остановим, – перебил ее Сол, – всех. Но для этого мы должны действовать по плану. Роб Джентри погиб по моей вине. По моей вине погиб Арон и его семья. Я считал, что если мы незаметно приблизимся к этим людям, это не будет грозить нам никакой опасностью. Но Джентри был прав, называя это ловлей ядовитых змей с закрытыми глазами. – Он придвинул к себе другую папку и провел по ней пальцами. – Если мы возвращаемся в эту трясину, Натали, мы должны стать охотниками и не дожидаться безучастно, когда эти страшные чудовища первыми нанесут удар.

– Ты ее не видел, – прошептала Натали. – Она... она не человек. А главное – я упустила возможность, Сол. Она отвлеклась, и в течение нескольких секунд я держала в руках заряженный револьвер, но я выстрелила не в того, в кого нужно было. Роба убил не Винсент, а она. Я просто сразу это не сообразила.

Сол крепко сжал ее руку повыше локтя.

– Не нужно, Натали. В этом гнезде Мелани Фуллер – лишь одна из гадюк. Даже если бы ты ее уничтожила, остальные остались бы невредимы. И их количество осталось бы прежним, если мы предположим, что Чарлза Колбена убила именно Фуллер.

– Но если бы я...

– Хватит, – решительно оборвал Сол, погладив ее по голове, и ласково провел пальцами по щеке. – Ты очень устала, дружочек. Завтра, если захочешь, я возьму тебя с собой в Лохам-Хагетаот.

– Да, – согласилась Натали, – я бы хотела поехать, – и она чуть склонила голову, когда Сол поцеловал ее в макушку.

Чуть позже, когда Натали уже легла, Сол открыл тонкую папку, на которой было написано «Тони Хэрод», и в течение некоторого времени изучал досье. Затем он отложил в сторону и ее. Открыв дверь, Сол прислонился к косяку, глубоко вдыхая дивный ночной воздух. Высоко в небе плыла луна, заливая серебром склоны холмов и отдаленные дюны. Дом Давида Эшколя покоился во мраке на вершине холма. С запада долетал аромат апельсинов, слышался тихий шепот далекого моря.

Постояв несколько минут, Сол закрыл дверь, задвинул засовы, проверил ставни и вернулся в свою комнату. Взял первую папку, которую ему прислал Визенталь. Поверх пачки обычных формуляров, заполненных на польском и четкими стенографическими значками вермахта, была прикреплена фотография еврейской девочки лет восемнадцати – маленький рот, впалые щеки, черные волосы, повязанные шарфом, и огромные темные глаза. Несколько минут Сол смотрел на фотографию, гадая, о чем думала эта девушка, когда глядела в объектив нацистской камеры. Как и где умерла она, кто оплакал ее? Сможет ли он найти в ее досье ответы на эти вопросы? По меньшей мере Солу были нужны скупые факты: когда она была арестована за величайшее преступление, против арийцев – ведь она была еврейкой; когда была переведена в лагерь, когда закончилась ее короткая юная жизнь, а с нею все надежды, мечты, симпатии... Неужто так и рассеялись, как горстка пепла на холодном ветру? Сол вздохнул и приступил к чтению...

* * *

Поутру они встали рано, и Сол приготовил один из тех обильных завтраков, которые, по его словам, являлись традиционными для Израиля. Солнце едва поднялось над холмами, когда они забросили на заднее сиденье почтенного «Лендровера» рюкзак и направились по прибрежному шоссе к северу. Минут через сорок они достигли порта Хайфы. Город раскинулся у подножия горы Кармил.

– "Голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур", – процитировал Сол, перекрывая шум ветра.

– Красиво, – сказала Натали. – «Песнь Соломона» ?

– "Песнь Песней", – поправил Сол. Ближе к северному берегу залива начали попадаться указатели с названием Акко, в двух вариантах переводов – «Поместье» и «Поместье Святого Иоанна». Натали посмотрела на запад, на обнесенный белыми стенами город, купавшийся в щедром утреннем свете. День снова обещал быть жарким.

Из Акко вела узкая дорога к кибуцу, перед которым сонный охранник, взмахнув рукой, дал Солу знак проезжать. Они миновали зеленеющие поля, комплекс зданий кибуца и остановились у большого блочного дома с вывеской на иврите и английском: «Лохам-Хагетаот – гетто Дом борца», ниже были указаны часы работы. Навстречу им вышел невысокий мужчина, на его правой руке не хватало трех пальцев. Он вступил с Солом в оживленную беседу на иврите. Сол подал ему несколько монет, и тот двинулся вперед, указывая им дорогу, улыбаясь и повторяя Натали «шалом».

– Тогда раба, – промолвила Натали, когда они вошли в тускло освещенную центральную комнату. – Бокертов.

– Шалом, – улыбнулся коротышка. – Л'хитра'от. Натали посмотрела ему вслед и двинулась мимо застекленных витрин с журналами, рукописями и другими реликвиями обреченного на гибель восстания Варшавского гетто. Висевшие на стенах фотографии безмолвно и наглядно повествовали о жизни в гетто и тех нацистских зверствах, которые уничтожили эту жизнь.

– Это не похоже на Яд-Вашем, – заметила Натали. – Здесь нет такого гнетущего ощущения. Может, из-за того, что здесь потолки выше.

Сол пододвинул низкую скамеечку и уселся на нее, скрестив ноги. Слева от себя он положил целую кипу папок, а справа – стробоскоп на батарейках.

– Лохам-Хагетаот скорее посвящен идее сопротивления, чем воспоминаниям о геноциде, – ответил он.

Натали остановилась перед снимком с изображением большого семейства, выгружающегося из теплушки, – их пожитки были свалены на землю рядом. Она резко повернулась к Солу.

– Ты можешь загипнотизировать меня? Сол поправил очки.

– Могу. Но это займет много времени. А зачем? Натали пожала плечами.

– Мне хочется узнать, какие ощущения у загипнотизированного... Ведь это не составит для тебя никакого труда.

– Многолетняя практика, – откликнулся Сол. – В течение многих лет я использовал нечто вроде самогипноза, чтобы справляться с мигренями.

Натали взяла папку и, открыв ее, взглянула на находившуюся внутри фотографию молодой женщины.

– Неужели ты действительно сможешь вместить все это в свое подсознание?

– Существуют разные уровни подсознания. – Сол потер щеку. – На одних я просто пытаюсь восстановить уже имеющиеся там воспоминания... путем, если можно так выразиться, разблокирования уже образовавшейся блокировки. А с другой стороны, я пытаюсь настолько раскрепоститься, чтобы ощутить происшедшее с людьми, которые имели подобный опыт. Натали оглянулась.

– И все это помогает?

– Да. Особенно если впитываешь, пропускаешь через себя биографические сведения.

– Сколько у тебя времени на это? Сол посмотрел на часы.

– Около двух часов, но Шмулик обещал не впускать сюда туристов, пока я не закончу.

Натали поправила тяжелую сумку на плече.

– Я пойду погуляю и начну усваивать и запоминать все венские сведения.

– Шалом, – буркнул Сол. Оставшись один, он тщательно прочитал все имевшееся в первых трех папках. Затем отвернулся в сторону, включил маленький стробоскоп и установил таймер. Метроном начал отстукивать ритм в унисон со вспышками мигающего света. Сол полностью расслабился, стер из своего сознания все, за исключением ощущения пульсирующего света, и словно поплыл по волнам другой исторической эпохи и других географических мест.

Сквозь дым, пламя и завесу времени на него со стен взирали бледные, изможденные лица.

* * *

Выйдя из кубического здания, Натали уставилась на молодых обитателей кибуца, занимавшихся своими делами. Вдали виднелся грузовик, направлявшийся в поля с последней партией рабочих. Сол рассказывал ей, что этот кибуц был основан людьми, выжившими в Варшавском гетто и польских концлагерях, но взгляд Натали в основном останавливался на молодых лицах тех, кто родился уже здесь, в Израиле, – худые, загорелые, внешне они ничем не отличались от арабов.

Она медленно брела по полю, наконец устала и устроилась в тени единственного эвкалипта, неподалеку от высокого обрызгивателя, который выплевывал на посевы струи воды с такой же завораживающей периодичностью, как метроном Сола. Натали достала со дна сумки бутылку пива и открыла ее своим новым швейцарским армейским ножом. Пиво успело нагреться, но было вкусное, его аромат прекрасно гармонировал с жарким не по сезону днем, шипением ирригационной системы и запахами влажной земли и растений.

При мысли о возвращении в Америку желудок у Натали сжался, а сердце учащенно забилось. Господи, как все чудовищно! В памяти остались лишь обрывки: вспышки пламени, темнота, прожекторы, вой сирен – словно воспоминания о кошмарном сне. Она вспомнила, как проклинала Сола, как колотила его за то, что тот оставил тело Роба в Ропщущей Обители. Помнила, как Сол нес ее на руках в кромешной тьме, ощущала нестерпимую боль в ноге, от которой сознание то покидало ее, то возвращалось, будто пловец, ныряющий в волнах штормового моря. Порой вспоминала какого-то человека по имени Джексон, который бежал рядом, волоча на плече безжизненное тело Марвина Гейла. Позднее Сол сказал ей, что Марвин был еще жив, хотя и находился без сознания. Они тогда разбежались в разные стороны по темным проулкам, подгоняемые воем сирен.

Еще помнила Натали, как лежала на скамейке в парке, а Сол звонил куда-то из открытого таксофона... Затем наступил серый промозглый рассвет, и она очнулась на заднем сиденье фургона, заполненного странными людьми, и Сол, сидевший впереди, разговаривал с каким-то человеком, который и был Джеком Коуэном, шефом Моссада из израильского посольства.

События последующих двух суток Натали тоже помнила разрозненными урывками. Номер в мотеле. Обезболивающие уколы. Врач укладывает ее переломанную ногу в надувную лангету. И память о Джентри, дорогом ей человеке, ее крики во сне: «Роб!» Когда же она вспоминала, с каким звуком пуля прошила гортань Винсента, и красно-серую кашу мозгов на стене, безумный взгляд старухи, заглядывающей ей в душу:

«До свидания, Нина. Мы еще встретимся», – с ней начиналась просто истерика.

Потом Сол рассказывал, что никогда в своей жизни он не потратил столько сил, как на этот разговор с Джеком Коуэном, длившийся двое суток без передыху. Перепуганный седовласый агент был не в состоянии воспринять правду, и им приходилось лгать ему, кое-что сглаживать в информации. Наконец израильтяне вынуждены были удостовериться, что и Сол, и Натали, и Арон Эшколь, и исчезнувший шеф шифровального отдела Леви Коул – все они были втянуты в смертельно опасную широкомасштабную Игру, которую вели высшие должностные лица в Вашингтоне и ФБР с бывшим нацистским полковником. Коуэну не удалось получить почти никакой поддержки от своего посольства или начальства в Тель-Авиве, однако на рассвете, в воскресенье 4 января, фургон с Солом, Натали и двумя израильскими агентами, урожденными американцами, пересек границу с Канадой. Через пять часов они вылетели из Торонто в Тель-Авив с новыми документами.

О последующих двух неделях своего пребывания в Израиле Натали почти ничего не помнила. На следующий день с ее переломанной лодыжкой стало твориться нечто невообразимое, боль была адской, резко подскочила температура, и она мало что помнила о полете на частном самолете в Иерусалим, где Солу, который воспользовался своими старыми медицинскими связями, удалось поместить ее в платную палату медицинского центра Хадассах. На той же неделе прооперировали и руку Сола. Натали пробыла в клинике пять дней, последние три из которых каждое утро и вечер с помощью костылей она добиралась до синагоги и рассматривала витражи, выполненные Марком Шагалом. Она пребывала в каком-то состоянии бесчувствия, словно весь ее организм получил мощную дозу новокаина. Но каждую ночь, закрывая глаза, она снова и снова видела перед собой лицо Роба Джентри. Видела его ярко-синие глаза в то страшное мгновение, когда в них вспыхнул восторг от одержанной над старухой победы, перед тем как мелькнуло лезвие, оборвавшее его жизнь...

Натали допила пиво и опустила пустую бутылку обратно в сумку, испытывая легкое чувство вины от того, что она пьет так рано, когда все работают. Она вытащила из сумки стопку папок: здесь были переснятые фотографии, сведения о Вене двадцатых-тридцатых годов, полицейские отчеты, переведенные помощниками Визенталя, тоненькое досье Нины Дрейтон, перепечатанное покойным Френсисом Харринггоном и приложенное к трудночитаемой рукописи Сола. Натали вздохнула и принялась за работу. После полудня Сол и Натали отправились в Хайфу пообедать, прежде чем все закрылось в связи с наступлением субботы. Они купили фалафели у уличного торговца на улице Ханеви'им и, жуя по дороге, двинулись по направлению к оживленному порту. За ними увязалось несколько дельцов черного рынка, пытаясь всучить им зубную пасту, джинсы и «Ролексьв», но Сол что-то резко бросил им, и они отстали. Облокотившись на парапет, Натали уставилась на отчаливавший от причала грузовой корабль.

– Когда мы поедем в Америку, Сол? – спросила она.

– Я буду готов через три недели. Может, и раньше. А когда ты будешь готова?

– Никогда, – ответила Натали. Сол усмехнулся.

– Хорошо, значит, когда ты захочешь вернуться.

– В любой момент... На самом деле чем раньше, тем лучше, – она шумно выдохнула. – О Господи, у меня снова начинаются спазмы, едва подумаю, что надо возвращаться.

– Да, – согласился Сол. – Со мной то же самое. Давай еще раз переберем имеющиеся у нас факты и догадки и проверим, нет ли в нашем плане уязвимых мест.

– Самое уязвимое место – это я, – тихо промолвила Натали.

– Нет. – Сол сощурился, глядя на плещущуюся внизу пенистую воду. – Итак, мы допускаем, что сведения Арона соответствуют действительности и что главный штаб игроков составляют по меньшей мере пять человек: Барент, Траск, Колбен, Кеплер и евангелист по имени Саттер. Я собственными глазами видел, как Траск погиб от руки оберста. Мы допускаем, что мистер Колбен канул вместе с вертолетом в результате действий Мелани Фуллер. Следовательно, из этой группы осталось трое.

– Четверо, если считать Хэрода, – поправила Натали.

– Да, – согласился Сол, – нам известно, что он действовал заодно с людьми Колбена, значит четверо. Может быть, еще агент Хейнс, но я думаю, что он скорее орудие в их руках, нежели инициатор каких-либо действий. Вопрос вот в чем: почему оберет устранил Траска.

– Месть? – предположила Натали.

– Возможно, но у меня сложилось впечатление, что между ними идет какая-то дьявольская Игра. Давай предположим, что вся заварушка в Филадельфии была направлена не столько против Фуллер, сколько на то, чтобы фон Борхерта... Бордена. И Барент сохранил мне жизнь лишь потому, что мог использовать меня в качестве еще одного оружия против Вилли. Но почему оберет сохранил мне жизнь... и зачем ему понадобилось включать в эту Игру тебя и Роба?

– Чтобы спутать карты? Нечто вроде развлечения?

– Может быть, – согласился Сол, – но давай вернемся к нашему предыдущему предположению о том, что он косвенно использовал нас как орудия для каких-то своих целей. Нет никакого сомнения в том, что Дженсен Лугар был ассистентом Уильяма Бордена в Голливуде. Джек Коуэн подтвердил сведения, полученные Харрингтоном. В самолете Лугар тебе представился. Это могло быть сделано сознательно – оберет ставил нас в известность, что манипулирует нами обоими. Затем он прилагает массу усилий, чтобы убедить Барента и Колбена в том, что я погиб во время взрыва и пожара в Филадельфии. Зачем?

– Он собирается использовать тебя в дальнейшем, – сказала Натали.

– Вот именно. Но почему он не использует каждого из нас непосредственно?

– Возможно, это для него слишком сложно, – предположила Натали. – Похоже, что для этих мозговых вампиров существенную роль играет близость расстояния. Может быть, его вообще не было в Филадельфии...

– ..и действовали лишь его обработанные пешки, – продолжил Сол. – Лугар, бедный Френсис и его белый ассистент Том Рэйнольдс. Ведь именно Рэйнольдс напал на тебя у дома Фуллер в рождественскую ночь.

У Натали перехватило дыхание. Такое она слышала впервые.

– Откуда ты знаешь?

Сол снял очки и протер их полой рубашки.

– А тогда какой смысл был в этом нападении, кроме того, чтобы навести вас с Робом на правильный след? Оберет хотел, чтобы вы оба были в Филадельфии, когда разыграются финальные сцены с людьми Колбена.

– Не понимаю, – промолвила Натали и покачала головой. – А в какой момент появляется Мелани Фуллер?

– Давай будем придерживаться той точки зрения, что мисс Фуллер не сотрудничает ни с Вилли Борденом, ни с его противниками, – предложил Сол. – Скажи, сложилось ли у тебя впечатление, что ей известно о существовании этих группировок?

– Нет, – откликнулась Натали. – Она упоминала только Нину... вероятно, Нину Дрейтон.

– Да. «До свидания, Нина. Мы еще встретимся». Но если мы будем следовать логике Роба... а я не вижу причин от нее отказываться... Нину Дрейтон в Чарлстоне убила именно Мелани Фуллер. С чего бы ей считать, что ты являешься посланницей мертвеца, Натали?

– Потому что она сумасшедшая! – отрезала Натали. – Ты бы видел ее, Сол. У нее взгляд безумного, больного человека, маньяка.

– Будем считать, что так оно и есть, – согласился Сол. – И хотя, возможно, Мелани Фуллер является самой опасной гадюкой из всех, ее безумие может сыграть нам на руку. А что же наш мистер Хэрод?

– Чтоб он сдох! – вырвалось у Натали, когда она вспомнила его бесцеремонное вторжение в ее сознание. Сол кивнул и надел очки.

– Но контроль Хэрода над тобой был прерван, так же как оберста надо мной сорок лет назад. А в результате мы оба помним о своих переживаниях и сохранили воспоминание об их... как бы это сказать... мыслях?

– Не совсем, – поправила Натали. – Скорее чувствах. Об их личности.

– Да, – кивнул Сол, – но как бы это ни выражалось, у тебя создалось отчетливое впечатление, что Тони Хэрод не склонен пользоваться своей Способностью по отношению к лицам мужского пола?

– В этом я не сомневаюсь, – ответила Натали. – Его отношение к женщинам невероятно порочно, но я почувствовала, что... насиловать таким образом он может только женщин. Мне показалось, что он видел во мне... ну как бы свою мать... с которой хотел вступить в половую связь, чтобы что-то доказать ей...

– Это очень удобная фрейдистская позиция, – усмехнулся Сол, – : значит, мы будем придерживаться той точки зрения, что Хэрод может влиять только на женщин. Если это так, то по крайней мере в этом конкретном клубке змей есть два слабых места – обладающая мощными способностями женщина, выжившая из ума и не принадлежащая к той группе власть имущих, и мужчина, который, может быть, и входит в эту группу, но не хочет или не может использовать свою Способность с мужчинами.

– О'кей, – сказала Натали. – Предположим, что это так. И что же это нам дает?

– У нас остается тот же план, который мы впервые обсуждали в феврале... – ответил Сол.

– ., и который, возможно, приведет нас к гибели, – вздохнув, добавила Натали.

– Вполне возможно. Но если нам предстоит жить в трясине с этими ядовитыми существами, чего ты хочешь больше: всю оставшуюся жизнь страшиться их и ждать их нападения или, рискуя собственной жизнью, начать охоту на них?

Натали рассмеялась.

– Отличный выбор, Сол.

– Пока нам ничего другого не остается.

– Ну что ж, тогда давай вооружимся мешком и займемся отловом змей, – Натали посмотрела на золотой купол святилища Баха'и, сверкавший на горе Кармил, и снова перевела взгляд на исчезающее в морской дымке грузовое судно. – Знаешь, – доверительно сказала она, – наверное, это какая-то глупость, но мне почему-то кажется, что Робу бы это понравилось. Вот это составление планов. Внутреннее напряжение. Даже если все это безумие и обречено на провал, он бы сумел увидеть в этом привлекательную сторону.

Сол дружелюбно прикоснулся к ее плечу.

– Тогда давай продолжим составлять наши безумные планы и не станем разочаровывать Роба.

И они вместе двинулись по направлению к дороге на Яффу, где их ожидал «Лендровер».