Текст книги "Как стать плохим"

Глава седьмая
Когда вы убили своего отца?

Следующий день начался многообещающе. Магазин я открыл в девять. У дверей толпились люди, но заходить никто не спешил. Я вошел на свой сайт и увидел, что кто-то заказал самую дорогую книгу – «Казино Рояль», триста фунтов, без суперобложки. Я возликовал и пошел к шкафу за книгой. Ее там не оказалось.

Я не особенно насторожился. Я часто забывал класть книги на место. Брал самое дорогое издание, наслаждался, а потом оставлял его где ни попадя. Если книга пропала таким образом, поиск в сердцах ничего не даст. Надо расслабиться, пройтись, подумать. Это помогает восстановить последовательность событий и найти пропажу.

Поэтому я закрыл магазин, перешел через дорогу и заглянул в кафе к Джеффу. Заказал блинчики с горячим шоколадом и постарался расслабиться. Джефф (он частенько покупал у меня книги по садоводству) бродил туда-сюда и пытался обсудить со мной проблемы международных отношений.

– А что на Ближнем Востоке делается? Отдыхать туда не поедешь… А ООН? Что скажешь? Назови хоть две объединенные нации…

Когда я вышел из кафе, из дверей местной автошколы показались двое подростков. Сначала я не обратил на них внимания, но когда я стал отпирать магазин, один из мальчишек заговорил со мной. На вид ему было лет шестнадцать, высокий, жилистый и мускулистый. Я не понял ни слова, однако звучало все это подозрительно знакомо.

– Ты че на моего брательника наехал, чмо, в натуре!

– Простите?

Я оглянулся и увидел, что Качок стоит рядом с Фашистиком – сыном Гавкера.

– Чё? Чё? – не унимался Качок.

Я понял, что они братья.

Я вбежал в магазин и захлопнул за собой дверь. Подростки прижались к стеклу, принялись корчить рожи и тыкать в меня пальцами. Потом им это надоело, и они ушли. Я подождал немного, высунулся и посмотрел вокруг. Братьев нигде не было.

Я зашел обратно и на всякий случай закрыл дверь. Сел за стол, вошел на сайт и просмотрел заказы. Минут через десять в дверь грубо постучали. Мальчишки вернулись с отцом.

Гавкер прижался лицом к стеклу и попеременно указывал то на меня, то себе под ноги, приглашая подраться. Что же меня остановило? Помимо здравого смысла – то, что в руках Гавкер держал заряженный самострел.

Увидев, что я не склонен принять вызов, грубиян подергал дверь и лишний раз убедился, что она заперта. Тогда вся семейка принялась танцевать какой-то устрашающий танец. Они скакали и кривлялись под окнами. Гавкер стащил футболку и представил на мое обозрение мощный торс, по цвету и текстуре больше всего напоминающий свиное сало. Он прыгал возле двери, демонстрировал бицепсы и тыкал в меня пальцем. Сыновья подражали отцу – плевали в окно, кричали и как петухи сталкивались грудью.

Представление длилось минут пятнадцать. Наконец мои мучители двинулись прочь, продолжая орать и приплясывать.

Не успел я отмыть плевки с окна, как в дверях показалась Каро. Она была сильно взволнована. К ней приходили двое полицейских – расспросить об Уоррене. Кто-то видел, как неизвестный столкнул беднягу под поезд. Составили и портрет подозреваемого, но тип на фотороботе настолько отличался от меня, что Каро без тени сомнения заявила, что видит данного субъекта впервые в жизни. И все же визит ее насторожил.

– Как думаешь, они тебя подозревают? – спросил я.

– Нет.

– Ты призналась, что Уоррен тебя преследовал?

– Нет. – Каро взглянула на меня с отчетливым упреком. – С какой стати!

– Значит, им ничего не известно. Так что ты дергаешься?

– Мне не понравилось, как они на меня смотрели.

Я закрыл магазин на обед. Взявшись за руки, мы пошли прогуляться – не потому что нам хотелось гулять, а потому что это помогало мне сосредоточиться. Мы сели на скамейке возле «Вулворта» и уставились на грязный поток машин.

– Я все думаю: что бы сделал мой отец, – заговорил я.

– Я его помню, – улыбнулась Каро. – Красавец мужчина, да?

– Папа? Да ты что? Ты его ни с кем не путаешь? Он сильный, да. Надежный. Не сдается, пока не найдет выход.

– Ну и? – Каро явно имела в виду, что пора переходить к делу.

Если бы я не был правильным мальчиком из книг Ника Хорнби, я бы разбил ей лицо.

– Я собираюсь поступить, как поступил бы мой отец, – объяснил я. – Я пойду и поговорю с Гордоном – как мужчина с мужчиной. Попробую все уладить.

Каро выпрямилась и посмотрела мне в глаза. Ее цинизм куда-то испарился.

– Думаешь, получится?

– Да, – твердо сказал я. – Не важно, урод он или нет, я видел, как он на тебя смотрит. Старик тебя обожает. Я выложу всю правду: что ты боишься остаться без наследства, что ты попала в беду, но слишком гордая, чтобы признаться…

– Мне нравится, – кивнула Каро. – Хорошо сказано.

– Объясню, что дело не только в деньгах. Тебе нужна его любовь.

– Только не говори про Плохого Иисуса, – попросила она. – Скажи, что я неудачно вложила средства.

– Ладно.

– Завтра вечером.

– Почему завтра?

– Эйлин – медиум. Завтра вечером она будет общаться с духами, и папа весь вечер просидит один.

Я взял пистолет Уоррена и заткнул за пояс. Пистолет предназначался не Гордону; я собирался побеседовать со стариком, а не убивать его. Просто последние события отбили у меня охоту гулять в темноте.

Ленни утверждал, что в настоящем бою лучшая защита – это бегство. «Сейчас любой сопляк таскает нож. Даже если ты круто дерешься, кто-нибудь может зайти тебе за спину и пырнуть. Презирай себя на здоровье за бегство; это лучше, чем оставить жену вдовой, а детей – сиротами».

Теперь потребность в бегстве отпадала. Если я наткнусь на Плохого Иисуса (или он наткнется на меня), у меня будет верный ответ на его высокомерные штучки. Самый убедительный ответ.

Позади кто-то шел. Я решил проверить – вдруг за мной следят? – и проскользнул за ворота с вывеской «Коммивояжерам вход запрещен». Я подождал в саду, пока незнакомец пройдет. Это оказался старик – седой старик в плаще и с тростью в руках.

В двадцать минут девятого я уже звонил Гордону в дверь. Ночь выдалась ветреная, деревья гнулись и стонали. Казалось, ветер нес залах денег из богатых домов. У соседнего подъезда приветливо горели яркие огни. Раздался шум колес, потом – слова приветствия. Кто-то приехал в гости на ужин. Открылась дверь дорогущей машины (о, у моих машин двери открывались совсем не так). Послышался женский смех, и веселые голоса затихли вдали.

Я наконец понял, почему Каро так бесилась. Ее отец был при деньгах. Дом, конечно, не мог сравниться, скажем, с резиденцией Джаггера, но Гордону определенно не приходилось экономить. Отпрыски богатых родителей жили на содержании в модно обставленных резиденциях, а единственная дочь Гордона ударилась в аферу, чтобы хоть как-то выбраться из дыры и отдать долги.

Гордон не отвечал, так что я навалился на звонок и издал типичный звонок в стиле хэллоуиновских попрошаек. В коридоре послышалось шарканье. Затем – тишина, словно кто-то прислушивался.

– Кто там? – спросил высокий женоподобный голос.

– Марк, – как можно веселее ответил я. – Друг Каролины. Мы к вам заходили на днях.

Снова тишина, словно Гордон мне поверил, но раздумывал, стоит ли надрываться и открывать мне дверь.

– Что тебе надо?

– Да так, решил зайти по-дружески.

– С какой стати?

– Из самых теплых побуждений.

Раздалось кряхтение. В замке повернулся ключ, дверь отворилась, и я увидел Гордона – в халате и тапочках. Голые лодыжки сияли белизной, из-под халата высовывалась отвратительная зеленоватая пижама. Для человека, который по уши увяз в дерьме, Гордон был настроен довольно враждебно. Увидев, что я ничего не принес к столу, он попятился, склонив голову набок.

– Слушай, я хотел одну передачу посмотреть, так что ты не вовремя.

– А что, записать ее нельзя?

– Видишь ли, нет. Я поставил запись на другом канале.

– Передача во сколько?

– В девять.

– Вот видите, у нас еще сорок минут.

– Знаю, но я хотел кофе выпить и газету найти…

– Что, на это уйдет сорок минут? Гордон неожиданно рассмеялся:

– Конечно, нет. Ну и ловкач ты! – Он отступил, впуская меня в дом. Похоже, в голове у него сложился определенный план. – Кофе я могу прямо сейчас сделать, чтобы не тратить время.

Я проследовал за хозяином на кухню. В гостиной орал телевизор. Гордон принялся увлеченно хлопотать вокруг чайника, но неожиданно присел на табуретку и замер, тяжело дыша.

– Вы как? – забеспокоился я.

Он отмахнулся, показывая, что дышать ему в данный момент важнее, чем отвечать на вопросы.

– Понимаете, – перешел я к делу, – у Каро нет денег, и она боится, что ваш брак повлияет на ее будущее.

Гордон с улыбкой кивнул, и я уж было решил, что мое убийственное обаяние действует. Увы, я ошибался.

– Неужели, – усмехнулся Гордон. – Так-так. Что же она сама мне не сказала?

– Она слишком гордая. Вы же знаете, как бывает. Сначала молчат о простых вещах, а потом все становится сложнее и сложнее – об этом уже и не расскажешь.

Гордон смотрел на меня, как на идиота. В чем-то он, наверное, был прав.

– Послушай, Родни, – заговорил он, подняв указательный палец.

– Я не Родни.

Гордон меня не слышал.

– Ты думаешь, я круто обошелся с дочерью. Бьюсь о заклад, она не говорила о вкладе на ее имя.

– Не говорила.

– Когда Каролина появилась на свет, мы сделали специальный вклад. Каждый год добавляли тысячи четыре, точно не помню. Когда ей исполнился двадцать один год, она получила деньги в свое распоряжение. Восемьдесят пять тысяч фунтов. Можно купить квартиру или даже дом… У нее в то время была приличная работа, так что Каролине было по силам выплачивать закладную.

И что же она сделала? Ушла с работы, совершила кругосветное путешествие, купила машину и спустила деньги на шмотки. Через полгода денежек и след простыл. Ты можешь сказать, что трата денег – личное дело моей дочери. Согласен. Но тогда мои деньги – исключительно мое дело.

Рассказ меня удивил, хотя я постарался не подать виду.

– Допустим. Признаю, Каролина поступила неправильно. Однако подумайте сами, кто в двадцать один год поступит иначе? Что мы знаем о жизни в этом возрасте?… Не понимаю, к чему вы клоните.

– К чему я клоню? – Гордон залил кофе кипятком. – Каролина – взрослая девочка. В жизни она ничего не добилась. Мне жаль, да, но я тут ни при чем. Мне семьдесят три года, и на закате жизни я неожиданно обрел счастье. Моей женой станет прекрасная женщина. Не Каролина ухаживает за мной, обо мне заботится Эйлин.

– Выходит, Каро права? Вы не намерены оставить ей дом. Что бы сказала на это ее мать?

– Не ваше дело. И не ее.

– Вы понимаете, что ваше отношение обижает Каро?

– А знаешь, что меня обижает? Отношение моей дочери. Когда я был в ее возрасте, я не ждал, что родители оставят мне дом.

– А что, было что оставлять?

– Нет. Но это к делу не относится! – Гордон разозлился. – В молодости у нас в колледже учился парень по имени Димбо-Болтун. Естественно, по-настоящему он был не Димбо и даже не Болтун, но именно так мы его прозвали. Бедный Болтун. Он только и говорил, что о матери, которая второй раз вышла замуж и вычеркнула его из завещания. Ужасно… Не хочу, чтобы Каролина чувствовала себя обделенной.

– Вы имеете в виду, что позаботитесь о ней?

– Я имею в виду, что не стоит выдумывать то, чего нет. – Гордон посмотрел на часы и встал. – А теперь извини, скоро начнется передача. Я все серии смотрел, не хочу пропускать.

Я окинул старика оценивающим взглядом. Благообразная седина, шкиперская бородка – он мог бы красиво состариться. Все данные налицо. Если бы это тело населил иной дух, разница была бы разительной. Каро права. Старикашку переполняли эгоизм и всепоглощающее безумие. Он вычеркнул единственную дочь из завещания, наплевал на волю покойной жены и теперь ждал, что его похвалят за такое преступление.

– Значит, кредит на покупку машины не обсуждается?

– Какой кредит?! – возопил Гордон. – Мы оба прекрасно знаем, что я из этих денег и пенни не увижу.

Пора было уходить. Гордон действовал мне на нервы. В коридоре я решил нанести заключительный удар.

– Кстати, вы сломали мне боковое зеркальце.

– Чего?

Я объяснил, что случилось. Он стал отрицать. Я напомнил, что Каро все видела.

– Не будем делать из мухи слона, – предложил я. – Заплатите за зеркальце, и я не буду портить вам права.

– Нет! Нет! – Гордон явно завелся. – Не смей на меня давить!

Он принялся бегать взад-вперед, заложив руки за спину.

– Я на вас не давлю, – терпеливо сообщил я. – Вам просто на месте не сидится.

Гордон сверкнул налившимися злобой глазами:

– Слушай, ты, надменный ублюдок! Ты заявляешься сюда, треплешь мне нервы, указываешь; что мне делать с моим домом, с деньгами… А получив от ворот поворот, пытаешься выдавить деньги, обвиняя меня в том, к чему я отношения не имею! И ты это прекрасно знаешь! Катись ты знаешь куда…

Во время этой речи лицо Гордона три раза меняло цвет: красный, пурпурный, наконец малиновый. В конце концов отец Каро сделался похож на портрет Френсиса Бэкона. Внезапно Гордон пошатнулся и упал на спину. Тяжело приземлился – шмяк! – и в воздух взвилось облачко пыли. Пыль была не от ковра, а от самого Гордона.

Я застыл. Потом рассмеялся – неожиданно для самого себя. То был смех детского ликования, за которое я отказываюсь нести ответственность.

Гордон по-прежнему лежал на спине, бородка топорщилась в потолок, один тапок почти свалился с ноги. Его глаза были закрыты. Я наклонился и похлопал старика по щекам.

– Гордон? Гордон? – Ударил посильнее. – Гордон! Что с вами?

В горле послышалось клокотание. Потом он замер. Я попытался нащупать пульс, но у меня ничего не вышло. Отец Каро скончался.

Я бросился через весь дом, пытаясь найти телефон. Телефон обнаружился на кухне. Я схватил трубку и хотел было вызвать «скорую». Потом задумался. Если вызвать врача, Гордона могут еще спасти. Каро меня не простит. Я сам себя не прощу.

Так что я положил трубку на место, проследовал в коридор, перешагнул через старика и тихонько вышел.

Глава восьмая
Мужчина и шлюха

Когда Каро наконец открыла мне дверь, я увидел, что на ее лице блуждает странная улыбка, а в глазах – нездоровый блеск. Днем она наглоталась какой-то гадости. Пять часов спустя ей стало совсем хорошо. Я в некотором оцепенении поведал Каро о судьбе отца. Она притянула меня к себе и страстно поцеловала.

– Он неважно выглядел, когда я уходил.

Я говорил, что это нелепо, но Каро настояла на своем: она хотела увидеть тело.

– Мне надо убедиться. Этот мешок с дерьмом мне всю жизнь испортил.

Я повез Каро к отцовскому дому. Стоило машине подпрыгнуть на выбоине, как новоявленная сирота заливалась нервным смехом. Мы припарковались чуть поодаль и подошли к двери. Каро уже собиралась вставить свой ключ в замок, но я схватил ее за руку.

– А если Эйлин дома?

– Да нет, она до утра с мертвецами общается.

– А если вернулась?

– Марк, расслабься, ее здесь нет. Иначе стояла бы машина…

– Давай позвоним. На всякий случай.

Каро недовольно повела плечами, но прижала кнопку звонка. Чуть погодя она все же открыла дверь ключом. И тут нас постиг первый шок. Коридор был пуст.

– Ты же сказал, он упал на пол.

– Да.

– Ну и где он?

В гостиной по-прежнему надрывался телевизор. Каро на цыпочках прошла по коридору, заглянула в комнату – и резко отпрянула. Потом поманила меня. Я подошел: Гордон сидел перед телевизором, смотрел комедийный сериал.

От неожиданности Каро резко протрезвела. Мы поехали ко мне домой.

– Он не умер… – безутешно стонала Каро. – Ты сказал, что он умер, а он жив. Ну что ты за подонок?

– Каро, клянусь, он был мертв. Я пульс не нащупал.

На моей улице стояли полицейские заграждения. Впереди вспыхивали огни. К небу поднимался столб серого дыма. У заграждений к машине подошел полицейский.

– Придется объезжать, сэр.

– Там что, взрыв?

Полицейский не ответил, только снова повторил про объезд.

– Но я там живу!

– Мне очень жаль. – Черта с два ему было жаль. – Припаркуйтесь поближе и пройдите пешком.

Так мы и сделали. Я поставил машину на одной из боковых улочек и вернулся. Около моего магазина стояли Две пожарные машины. Я сразу понял, что это значит, бросил Каро и побежал. Сквозь выбитые окна вырывались яркие языки пламени. Даже в пятидесяти метрах от магазина стоял невыносимый жар. Буквы вывески оплавились, некоторые совсем отвалились. Раньше там было написано: «РЕДКИЕ КНИГИ МАРКА МЭДДЕНА»; теперь вывеска гласила: «ЕДКИЕ КНИГИ».

Каро догнала меня и взяла за руку.

– Нет… – прошептала она. – Нет…

Любимая понимала, что я потерял. Дом и дело. Все мои чудесные книги пропали. Вся жизнь погребена под обломками и пеплом. Иного я и не заслужил.

Полицейский коротко меня опросил и, заметив, что я не в состоянии отвечать на вопросы, осведомился у Каро, есть ли кому обо мне позаботиться. Каро вызвалась помочь, хотя сама выглядела немногим лучше меня, так что ответом констебль не удовлетворился. Он позвонил моему отцу. Папа приехал за нами в своем морозильном фургоне и тут же принялся утешать меня, повторяя, что страховая компания возместит все убытки.

Мы с Каро сидели бок о бок за кухонным столом. Мама приготовила нам горячий бренди и теперь ворковала что-то успокаивающее.

– Главное, что вы не пострадали. Да, книги сгорели. Да, дом сгорел. А если бы там были вы? Даже представить страшно.

Мама, вечная медсестра, всегда искала что-то позитивное. Наверное, так же она утешала больных – лаково и тепло. Да, тебе ампутировали руки и ноги. Но зубы-то целы.

Папа не нашелся, что сказать, и пошел готовить нам карри. Если честно, только карри он и умел готовить. Мы еще не ужинали, так что пришлось согласиться. Папа, кажется, очень обрадовался.

– Оставайся, – предложила мама. – В доме беспорядок, но спать можно в твоей старой комнате.

– Не стоит, – отказалась за меня Каро. – Марк поживет у меня. Я только «за». – Она улыбнулась своей полубезумной улыбкой. – Кстати, он вам сказал?

– Что? – хором спросили мои родители, точно персонажи в плохой пьесе.

– Мы решили пожениться, – спокойно пояснила Каро.

– Пожениться? – Мама бессильно опустилась на стул.

– Дом сгорел, а вы решили пожениться? – переспросил отец. – По-моему, не самое подходящее время.

Я удивился еще больше родителей. Мама с папой смотрели на меня, ожидая объяснений. А что я мог сказать? Я влюблен в ненормальную.

Наутро мы с Каро позавтракали в кафе у Джеффа, разглядывая дымящиеся останки того, что было моим домом. По всей улице валялись черные обрывки драгоценных книг.

Каро старалась меня подбодрить. Она как раз жевала мелба-тост.[i]  [i] Мелба-тост – сухой тост из очень тонкого, почти просвечивающего кусочка хлеба. Назван по имени австралийской оперной певицы прошлого века Нелли Мелба. – Примеч. пер.


[Закрыть]

– Знаешь, что этот бутерброд придумала Нелли Мелба, когда случайно попала трусами в тостер?

– Знаю, – мрачно кивнул я. – Слышал.

Джефф так за меня переживал, что накормил нас завтраком бесплатно.

– Помню, отец про бомбежки рассказывал, – говорил он. – Люди в одночасье все теряли. Ужас.

За картошкой с грибами и беконом Каро снова заговорила о свадьбе:

– За последние двадцать четыре часа столько всего случилось. Кошмарные сутки. Отец не умер, ты всего лишился. И я подумала: Как от этого уйти? Как превратить кошмар в нормальную жизнь? Выход есть. Нам надо пожениться.

– Значит, ты меня любишь?

– Не буду врать. – Каро дернула плечами. – Я не уверена, что вообще кого-то люблю. Впрочем, из всех, кого я знаю, ты мне наименее противен.

– Ах вот как. Ну спасибо.

– Надо попробовать. Может, повезет.

– До сих пор нам не очень-то везло.

– Ты не хочешь на мне жениться?

– Хочу, – возразил я, – хочу. Просто, знаешь ли, перед помолвкой принято ставить жениха в известность.

В четверг Каро отказалась вставать. У нее в голове не укладывалось, что через двадцать четыре часа родной отец вычеркнет ее из завещания. В моем сердце радость тесно переплелась с ощущением, что мир – комок зловонных испражнений.

Девушка, которой я восхищался со школы, решила стать моей женой. С другой стороны (и эта сторона здорово меня смущала), я потерял жилище и заработок. До тех пор, пока страховая компания не осчастливит меня выплатой, я был лишен средств к существованию.

Я сидел в гостиной и слушал, как над домом гудят самолеты, когда зазвонил домофон.

– Здравствуйте, можно мисс Бигун? – услышал я мужской голос.

– Тут таких нет, – ответил я.

– Она здесь больше не живет? – Посетитель явно расстроился.

– Нет.

У телефона громоздилась кипа счетов и повесток, адресованных либо некой Иви Бигун, либо особе по имени Чайл Конкарн. Все ясно. Каро урок не пошел на пользу, она продолжала оформлять кредитки на чужое имя – просто потому, что ей это удавалось.

Я подошел к окну и посмотрел на визитера – для судебного пристава он был староват. Несколько минут он топтался у дома, напряженно вглядываясь в окна, потом сел в машину и уехал.

У меня зазвонил мобильник. Я взял трубку.

– Мистер Мэдден? – Голос звучал сухо и официально.

Звонивший представился детективом Флеттом. У него ко мне несколько стандартных вопросов по поводу пожара. Смогу ли я сегодня подъехать в участок?

– Что случилось? – поинтересовался я.

– Будет лучше, если мы поговорим с глазу на глаз, – холодно ответил Флетт.

– Для кого лучше?

– Для всех.

Я приехал в Ричмонд и зашел в полицейский участок. Когда я сказал дежурному, что ищу Флетта, меня попытались удержать.

– Он очень занят. Подождите, вас вызовут.

– Вы не понимаете, – настаивал я. – Мистер Флетт сам мне звонил. Он меня ждет.

У кабинета образовалась очередь: несколько наркоманов и псих, у которого украли велосипед. Я не сразу понял, что он сумасшедший.

– Я ехал через ботанический сад, – рассказывал он мне, – ко мне подбежал парень, столкнул меня с велика и уволок его.

– Запомнили вора?

– Да, это был кентавр.

– Наполовину человек, наполовину лошадь?

– Именно.

– Кентавр уехал на вашем велосипеде?

– Не смешите меня! – В голосе психа прорезались нотки раздражения. – Как он мог на нем уехать? Он его толкал. Вы видели, чтобы кентавры на велосипедах катались?

Наконец белобрысый полицейский вызвал меня в отдельную комнатку. Это и был детектив Флетт. Я ему улыбнулся, но ответной улыбки не получил. Он даже руки мне не подал.

Флетту было лет тридцать, однако глаза оказались старческие и мертвые. Белая рубашка пропиталась потом, галстук свободно висел на шее, а ширинка была расстегнута. Про ширинку я говорить не стал, чтобы ненароком его не обидеть. Как правило, люди не любят, когда кто-то обращает внимание на их маленькие недостатки.

– Вам, наверное, будет интересно узнать последние данные о пожаре, – начал он так, словно обращался к закоренелому преступнику.

– Я слушаю.

– Больше всего похоже на поджог.

– С чего вы взяли?

– На пепелище мы нашли остатки «Домашнего полена».

– Это еще что такое?

– Растопка для ленивых, Людям, у которых в доме камин, иногда трудно его растопить, понимаете? А с «Домашним поленом» все просто. Его выпускают «Брайант энд Мэй», они еще спички делают. В сущности, «Полено» представляет собой бревно, покрытое легковоспламеняющейся смесью. Продается в специальной бумаге. Поджигаете бумагу с одного конца – и дело сделано. Похоже, наш преступник поджег такое бревно и кинул его вам в окно. Пожар гарантирован. О книжном магазине и говорить нечего.

– Черт, – не удержался я.

– Прошу прощения? – Похоже, моя несдержанность задела детектива.

Я постарался взять себя в руки и рассказал ему про письма с угрозами.

– У вас они сохранились? – спросил Флетт? – Да.

– Можете мне переслать? Возможно, нам удастся узнать, откуда их отправляли.

– Значит, кто-то и впрямь меня ненавидит… – Я не задавал вопрос, все и так было предельно ясно.

– Похоже на то. – Кажется, Флетт не особенно удивился. – Как вы думаете, кто бы это мог быть?

– Да кто угодно, – пожал я плечами.

Я всегда нервничаю при общении с полицией. Когда я нервничаю, то начинаю трепаться без умолку и выбалтываю что-нибудь лишнее. В девять лет у меня украли велосипед, и мне пришлось отвечать на вопросы полицейского. Я так распереживался, что признался в краже шоколадки из магазина через дорогу. Полицейский сказал, что шоколадка никакой роли не играет. Не играет, согласился я. Но вот фейерверк, который я устроил под окном у соседа, играет. Да еще какую. И я расплакался.

С детективом Флеттом все было так же, только я не плакал. Я рассказал, как Плохой Иисус заявился ко мне в магазин и надругался над книгой. Потом до меня дошло, что Иисус и прибить может, если я на него накатаю жалобу, так что я немного подтасовал факты насчет выступления Гавкера. Флетт отлично знал обоих мерзавцев.

– Вряд ли Баркеру хватило бы ума купить «Полено», – рассуждал он. – А для Виктора Каллагана сработано слишком топорно.

– Так кто это сделал? – не удержался я. – Мысли есть?

– Ну вы и наглец, мистер Мэдден.

– А что я такого сказал?

Флетт окинул меня холодным взглядом и поднялся.

– Будьте добры, подождите минутку, мистер Мэдден.

Детектив вышел, а я принялся разглядывать плакаты на стенах. Надпись на одном из них гласила: «ВЫ ЕГО ВИДЕЛИ?» На плакате был изображен явный маньяк-убийца с взъерошенными лохмами и безумным взглядом вытаращенных глаз. «Белый мужчина, 25–30 лет, рост около 180 сантиметров, среднего телосложения. Разыскивается в связи с серьезным происшествием на станции «Хаммерсмит» 9 октября в 9 часов вечера. Вы стали очевидцем?» Вы не видели придурка с рюкзаком?

Хотя псих на плакате больше походил на шизанутого Фреда Флинтстона, меня посетило жгучее желание немедленно сбежать из участка.

Вернулся Флетт. С ним вошел еще один мужчина – постарше и более худой. Представился старшим детективом Бромли. Хоть Бромли и занимал более высокое положение, чем Флетт, держался он намного приветливее. Предложил мне выпить чаю, шоколаду или кофе. Я выбрал шоколад. Пока Флетт ходил за напитком, я повторил Бромли свою теорию.

Вскоре вернулся Флетт – с чашкой шоколада для меня и с какой-то бурдой для Бромли. Флетт отошел к двери и мялся там, как официант, которому не терпится сбежать домой. Бромли сел за стол и скрестил руки на груди, будто позируя для общего фото футбольной команды.

– Значит, так, Марк, – вполне дружелюбно начал он. Но это не было обычное дружелюбие, в нем таилась какая-то угроза. – Доказательств у нас нет, однако нам кажется, что ты сам поджег магазин.

– Неслыханно!

– Согласен, – кивнул Флетт. – Так зачем вы это сделали?

– Вы что, меня за идиота держите?

– Да, – невинно согласился Бромли. – А еще ты нам обоим кого-то напоминаешь.

Флетт согласно кивнул. Я неотрывно смотрел на них, боясь моргнуть, отвести взгляд и тем самым неосознанно привлечь внимание к злополучному плакату.

– Может, мы и ошибаемся, – продолжал Броли. – Может, ты не поджигал свой дом. Но за тобой точно водится какой-то грешок.

– Точно, – встрял Флетт.

– А еще, – гнул свое Бромли, – ты нам не нравишься».

– Почему? – удивился я.

– Почему? – визгливо передразнил меня Флетт.

Я не мог найти в себе силы рассказать Каро, что случилось. Я сел в машину и поехал. Остановился в парке и долго вглядывался в зеркале в затуманенные любовью глаза. Неужели я проклят? Или просто дурак?

Я где-то читал, что представления об окружающем мире предопределяют жизнь. Допустим, добряк, который во всем ищет позитив, рано или поздно его найдет, а мизантроп неизбежно получит подтверждение тщетности всего сущего.

Ко мне это правило не относилось. Меня воспитали любящие родители, я ждал от жизни только добра. Теперь мои будни наполнены татуированными ублюдками, продажными полицейскими и мясниками с внешностью Иисуса Христа.

Пока я сидел, погруженный в боль, разочарование и жалость, у меня зазвонил мобильный телефон. Папа. Откровенно говоря, я удивился; Обычно папа просто так не звонил, а открытки и письма всегда присылала мама.

– В чем дело?

– Да так, решил узнать, как у тебя дела, – грубовато ответил папа.

– Неважно, – признался я.

– Мы за тебя переживаем.

Я заверил его, что все в порядке.

Повисла долгая пауза.

– Ты еще там? – окликнул я.

Папа откашлялся.

– Значит, это правда? Вы с Каро помолвлены?

– Насколько мне известно, да, – осторожно признался я.

– Я надеюсь, ты не забыл, как она с тобой обошлась в школе.

– Нет, пап.

– Бросила тебя, верно? Всю душу вымотала. Кто сказал, что она опять так не сделает?

– Да ладно тебе. Ей семнадцать лет было. В семнадцать лет вообще мозги не включают.

– Твоей матери было семнадцать, когда я сделал ей предложение.

– Это не в счет.

– Уж конечно… – Снова повисла пауза. – Ну да ладно. Просто знай: если попадешь в беду, мы рядом. Для того ведь и нужны родители.

– Да, пап.

Я повесил трубку. В глазах у меня стояли слезы – слезы стыда. Я взрослый человек, а папа до сих пор обо мне заботится. Мой толстокожий работяга-отец, который никогда меня не понимал. Да что там говорить, не понимал ничего, кроме своего футбола.

Пошел дождь. Я завел машину и выехал через парковые ворота. Когда я проезжал мимо дома Гордона, его побитая машина выскочила на дорогу прямо передо мной. Я резко затормозил. Гордон отправился на охоту за зеркалами.

После папиного звонка появление Гордона словно служило знаком свыше: «Тебе показали идеального отца, а теперь любуйся, вот полная его противоположность, законченный мерзавец».

Гордон так вывел меня из себя своим маневром, что я прибавил газу и обогнал его. Зеркалами Гордон не пользовался, так что до последнего момента не подозревал обо мне. Я подрезал его, успев заметить седые волосы в окне. Теперь пришла его очередь тормозить.

Как и все водители-эгоисты, Гордон с таким поворотом смириться не мог. Он яростно давил на клаксон, а левой рукой делал некие оскорбительные жесты. Фары его машины сияли в немом упреке.

В полной мере насладившись местью, я свернул на небольшую улочку, хотел пропустить ублюдка. Каково же было мое изумление, когда Гордон свернул за мной и снова просигналил. Я с горечью осознал, что отец моей нареченной свернул, дабы преследовать меня. Я обогнал его, и теперь, руководствуясь своей больной логикой, он не собирался отставать, пока не сделает меня.

В любой другой раз я пропустил бы его без лишних слов. Но сегодня я был слишком расстроен, слишком зол, чтобы уступать дорогу упертым недотепам. Я выехал на середину улицы, не давая Гордону проехать. Помимо всего прочего, я сбросил скорость до законных двадцати километров в час.

В зеркало заднего вида я заметил, что Гордон совсем с катушек съехал. Он снял руки с руля и угрожающе потрясал кулаками. Его губы двигались, изо рта лился непрерывный поток неслышных мне ругательств.

Я опять сбросил скорость. Теперь я полз как улитка. Гордон дергался, словно одержимый бесами. Он выглядел так смешно, что я зло рассмеялся.

Впереди дорога изгибалась. Из соображений безопасности я опять вернулся на левую полосу. У меня и в мыслях не было провоцировать аварию.

Гордон тут же вдавил педаль газа в пол и рванул вперед. Его машина была быстрее моей, так что обогнал он меня с надменной легкостью. За поворотом послышался низкий сигнал – навстречу ехал грузовик. Гордон попытался затормозить, от колес пошел дымок… А потом я услышал грохот. Машины столкнулись. Грузовик остановился, водитель что-то орал.