Текст книги "Как стать плохим"

Без десяти десять мы уже прохаживались под соснами в ботаническом саду. Туман так и не рассеялся, и деревья тонули в серебристой дымке. Было холодно, но дрожали мы не от этого.

Я хотел взять пистолет Уоррена (на всякий случай – вдруг Иисусу понадобятся не только деньги), но Каро упросила меня оставить его дома. «Даже с пистолетом ты им ничего не сделаешь. Ты вообще стрелять умеешь? Нет. Если Иисус узнает, что у тебя пушка, он решит, что ты что-то задумал. Не надо, Марк, не бери».

Я и не взял.

В пять минут одиннадцатого появился Питер-Скала, с ним шел незнакомый парень, похожий на судебного пристава: квадратная башка на квадратных плечах, дешевый костюм. Скала без Иисуса выглядел намного спокойнее; очевидно, он решил для себя, что мы с Каро никакой опасности не представляем. Он даже извинился за тех амбалов, которых подослал Иисус.

– Такой уж у меня братец. Он даже со мной себя так ведет. Только что сама любезность – и вдруг взорвался. А это Рак, – представил Питер своего спутника. – Врастает в должника, как раковая опухоль.

Каро поставила сумку с деньгами на скамейку, Рак подошел, расстегнул молнию и вытащил пачку банкнот. При виде денег глаза у него заблестел и.

– Обалдеть! – Питер от души рассмеялся. – Здесь все?

– Шестьдесят пять тысяч, – подтвердил я. – Как договаривались.

– Ну вы даете! – восхищался он. – Надо признать, не ожидал. Даже поспорил, что денег вы не принесете.

– Можно идти? – спросила Каро.

Скала покачал головой.

– Я должен вас обшмонать.

– Не беспокойся, – мило отозвалась Каро.

– Знаю, фигня это все, – поморщился Питер, – только Иисус велел проверить, вдруг на вас микрофоны висят.

Рак профессионально прощупал нас и провозгласил, что все чисто.

– Вот и хорошо, – кивнул Скала. – А теперь самое неприятное: Иисус сказал, вы еще две штуки должны.

– Что? – изумились хором мы с Каро.

– Я тут ни при чем, – добавил Скала. – Вы же его знаете.

– Откуда взялись лишние две тысячи? – удивился я.

– Иисус сказал, это плата за разочарование.

– За что? – переспросила Каро.

– За разочарование. – Питер кивнул на меня. – Ты его разочаровал, чувак… как тебя там?

– Марк, – ответила за меня Каро.

– Точно. Иисус Марка поводить пустил. Какой-то придурок стал обзываться, Иисусу пришлось его приструнить. А Марк особой благодарности не выказал. Иисус говорит, он вроде даже против был. Отсюда и денежки. Штраф за разочарование. Ты обидел Иисуса.

– Чушь собачья, – простонал я.

Скала собирался поспорить, но передумал.

– А знаешь, я тебя понимаю, – неожиданно заявил он. – Иисус меня уже довел. Но он мой брат. Я от этого старого хрена, да… никуда. Ого, в рифму!

– Может, ты соврешь, что мы заплатили две штуки сверху?

– Боюсь, не выйдет. Иисусу нас в математике рубит.

– А если мы не заплатим? – спросил я.

Рак сплюнул.

– Тогда все по-новой, – ответил Скала. – Иисус будет удваивать долг каждый месяц, пока вы снова не обанкротитесь. – Он пожал плечами. – Сам решай, чувак. Только я знаю, что сделал бы на твоем месте.

Я призадумался.

– У меня есть машина, на несколько штук потянет. «Фиат», – сказал я наконец. – Пойдет?

– Гребаный «фиат»? Старушечье барахло. Почему ты на таком дерьме ездишь?

Рак смеялся молча, но его плечи ходили ходуном.

– Не такая уж и плохая машина. – Я покраснел.

– Сколько ей лет? – деловито осведомился Скала.

– Года два.

– И что, я прямо сейчас могу ее забрать?

– Ну да.

На том и порешили. Рак уехал, а Скала взял деньги и пошел с нами, чтобы забрать «фиат».

– Пока не забыл, – заговорил Скала по пути. – Ты раньше это письмо не видел?

Он дал мне мятый листок. На листке оказалось распечатано письмо. Я тут же понял: автор – тот же придурок, который меня доставал.

«Что ты о себе возомнил, пидор вонючий? Думаешь, на тебя хоть одна баба посмотрит, если не приставить ей дуло к башке? Ты, гниль болотная, да я тебе глаза тупым лезвием вырежу, член колючей проволокой отрежу, а потом на раны керосина плесну. На тебя даже течная шавка не польстится, не то что женщина».

– Ну? – вяло спросил Питер.

– Я штук сто таких получил.

– И мы, – кивнул он. – Проверяли – все письма отправлены из библиотек или из Интернет-кафе.

Я протянул письмо Каро.

– Я думал, это дело рук твоего брата. Письма стали приходить, как только я сошелся с Каро.

Скала покачал головой.

– Иисус не печатает на компьютере. И вообще не пишет. Не в том смысле, что неграмотный. Нет, он умный малый. Просто если бы он решил тебя задеть, он бы скорее ножницы взял. – Он нахмурился. – Что, правда не вы?

– Он не писал, – снова ответила за меня Каро.

– А ты? – резко бросил Скала.

– Я тоже.

Скала добродушно улыбнулся. За исключением преступных наклонностей у него было мало общего со зловещим родственничком.

«Фиат» стоял прямо на обочине. Скала обошел его и решил, что тысячи на три машина потянет. Я протянул ему ключи.

– Правильно, – одобрительно сказал Скала. – Зато мой старший братец не будет вам больше в затылок дышать.

Мы стояли на крыльце и смотрели, как он открыл дверцу, сел в машину и заблокировал замок. Потом включил зажигание.

Нас ослепила вспышка, затем последовал страшный порыв ветра. «Фиат» разнесло мощным взрывом. Стоявшую рядом машину отбросило на другую сторону дороги. Искореженное железо, осколки стекла и кровавые куски мяса дождем посыпались на ступени дома, дорогу и проезжающие машины. На ветвях деревьев колыхались пятидесятифунтовые банкноты.

Часть вторая
Хуже

Глава десятая
Счастье за семь дней

Наши старые добрые друзья – детектив Бромли и детектив Флетт – продержали меня и Каро в участке двое суток. Они допрашивали нас по очереди, надеясь поймать на малейшем расхождении. Впрочем, мы решили говорить всю правду или по крайней мере почти всю правду, так что это представлялось маловероятным.

– Ну, Марк, – в четвертый раз повторил Флетт, – когда ты решил убить мистера Каллагана?

– Ничего я не решал! Он же брат Плохого Иисуса. Ни один нормальный человек его бы убивать не стал!

– Так зачем ты предложил ему сесть в твою машину? Ты знал, что в ней бомба. Знал, потому что сам ее заложил. Мы хотим тебе помочь, Марк. Расскажи нам, что случилось?

– Во-первых, – твердо заявил я, – понятия не имею, как делать бомбу. Во-вторых, зачем мне взрывать шестьдесят пять тысяч собственных денег?

– Может, ты дурак?

– Очень смешно.

– Марк, если ты не закладывал бомбу, так кто же это сделал?

– Понятия не имею.

Ко мне обратился Бромли – сияющий и добродушный:

– Марк, что бы ты ответил, если бы мы сказали, что нам все известно? Что твоя подружка уже раскололась?

– Я бы ответил, что вы стереотипно мыслите, офицер. И мысли у вас закончились. Скорее всего их вообще не было. И теперь вот вы решились на отчаянный блеф, чтобы выбить признание.

Взгляды полицейских говорили сами за себя. К счастью, допрос снимали на пленку. Иначе Флетт наверняка вышиб бы мне зубы.

Я чувствовал их разочарование, видел потемневшие от ненависти глаза. Нас освободили без предъявления обвинения. Предварительно, правда, обыскали квартиру, но ничего не нашли. Все законно: мы не преступники, мы просто идиоты. Если честно, обыском полиция не особенно утруждалась. Пистолет я нашел там же, где его оставил Иисус, – в крысиной норе у забора. Что-то подсказывало мне, что оружие нам еще пригодится.

Бромли забрал наши паспорта на время расследования, но мы с Каро понимали, что оставаться в Лондоне нам нельзя. Плохой Иисус наверняка не преминет отомстить за смерть брата. Мы дали Скале ключи от машины, а машина взорвалась… Мне дороги два человека. Младший брат и я сам. Если Иисус за какое-то мнимое оскорбление ослепил несчастного водителя, что же он сотворит с убийцами Пита? Не хотелось бы узнать на собственной шкуре.

Каро осенило: надо ехать на восточное побережье. Обе наши машины были уничтожены взрывом, так что пришлось взять в прокате скромную серую «ауди». Мы выбрали маленький курорт в Норфолке. Никому, кроме брата, я не сказал, куда мы едем, а Тома заклинал ничего не говорить родителям, только передать им, что я их люблю, – если со мной что-нибудь случится.

Курортное местечко Хоулнесс будто вышло прямо из строк пошлого лимерика. В детстве Каро часто приезжала сюда на каникулы. Ее дедушка с бабушкой раньше работали тут на почте и держали магазин. Тут Каро потеряла девственность в возрасте тринадцати лет. Поселок довольно дикий и лишенный всякого очарования, но Каро привыкла связывать его со свободой и влажными от возбуждения трусиками.

На берегу находились кафе, сувенирный магазин, зал игровых автоматов и поле для мини-гольфа. В кафе постоянно гремела музыка, вероятно, чтобы отравлять существование немногочисленных посетителей. После школы у кафе собирались местные подростки. Сияющие огни игровых автоматов и еда составляли их единственное развлечение.

Осмотрев курорт, я честно поведал о своих впечатлениях:

– Вонючая дыра.

– Согласна, – кивнула Каро. – Зато вряд ли Иисус решит нас тут искать. Какой идиот сюда поедет?

Мы сняли домик на центральной площади возле западного утеса – невзрачный, в третьем ряду. Назывался он «Перспектива», однако никаких перспектив поблизости не наблюдалось. Зато наблюдалась ратуша – прямоугольная деревянная коробка на самом утесе. Из-за этого чудовищного сооружения море нам было видно только из сада за домом, не считая, конечно, тоненькой голубой полоски из чердачного окна.

На дверях ратуши висела медная табличка:

«Эта мемориальная доска даруется Джанет и Полу Матерам 11 декабря 1999 года в благодарность за все усилия, которые они предприняли на благо Хоулнесса».

«Перспективу», дом с пятью спальнями, сдавали со всей обстановкой. Когда-то здесь была гостиница, и на дверях комнат до сих пор сохранились номера. Внизу в просторной столовой стояли пять круглых столов, накрытые льняными скатертями. Терраса пахла томатным супом. На полу валялся омерзительного вида ковер, на нем толпились приземистые стулья с цветочной обивкой. Легко можно было представить, как прежние гости сидят и беседуют, ожидая, что гонг позовет их к столу.

Завтра мы хотели поехать в Кромер.

Милое местечко. Мы там вчера были. А завтра поедем в Уолсингем – молиться о чуде.

Прелестно! О каком чуде?

Будем молиться, чтобы Бог сделал нас интересными людьми.

Да, это действительно было бы чудом.

На столике в коридоре лежала книга «Чем заняться в Норфолке и Суффолке». Тоненький томик. Тот самый обеденный гонг по-прежнему стоял на входе в кухню. Каро решила, что было бы здорово звонить в него перед едой. Первым же вечером, заслышав гонг, я вошел в столовую и обнаружил на накрытом столе пакет с чипсами.

Позже, когда мы лежали в комнате наверху, я признался, что дом кажется мне немного зловещим.

– Да ладно тебе, – сказала Каро.

– А как же все эти пустые спальни? – спросил я.

– И что такого? Представь себе, что там спят люди.

– Так еще хуже.

– Ну хватит, – сонно попросила Каро. – Мы тут не насовсем. Просто отдыхаем.

– Каро, мы не отдыхаем! Мы спасаем свои гребаные жизни!..

Но Каро уже спала. Я лег рядом. Глаза слипались, однако заснуть я не мог. Я прислушивался к шуму моря. Затем донеслись шаги, кто-то запел. Кажется, пьяный. Потом раздался скребущий звук – словно кто-то пытается вставить ключ в замок, но никак не может попасть. Хлопнула дверь, все стихло.

Через несколько минут я услышал странный шорох будто из-под половиц. Я сел и прислушался, но шорох уже смолк. Спать мне окончательно расхотелось.

Часа в три я встал и уставился на занавески. Фонари не горели, осколок луны отбрасывал бледные тени на площадь. Я заметил, что на той стороне парковки кто-то сидит. Учитывая поздний час и расстояние, сложно было сказать, мужчина это или женщина. Впрочем, кто бы это ни был, сидел он очень тихо. Неужели кто-то из Матеров решил полюбоваться обожаемой ратушей?

Я смотрел, а незнакомец тем временем встал со скамейки и скользнул за ратушу – плавно и медленно; с трудом верилось в то, что это человек, а не тень.

* * *

На самом деле в деревне было не так уж и плохо. На образцовом пляже рядочком выстроились пастельные домики. Каро отчаянно старалась мне угодить и сняла желтый домик до весны. В комплект входили пляжные кресла, кухонная утварь и небольшая газовая плита.

– Если не хочешь купаться, – сказала Каро, – сиди в домике, жри наркотики и занимайся самокопанием.

До этого дело не дошло.

Безделье, море, небо и полное отсутствие ответственности стало сказываться. Скука и разочарование отступили, на смену им пришло просветление. Подобного я не испытывал с тех самых пор, как подарил свою девственность Каро. Это чувство сочетало в себе облегчение, оптимизм и странную веру в доброту всего сущего.

Я поддался очарованию деревни. Забавно было чувствовать себя самой ленивой парой на всем побережье. Мы смотрели на море, играли в дурацкий гольф и скармливали деньги игровым автоматам. Я обнаружил нечто любопытное: чем больше мне было плевать на выигрыш, тем больше я выигрывал. Я получал ребячливое удовольствие от выхода из игры на пике удачи. Скудный выигрыш уходил на газету или шоколадку.

На третий день я рассказал Каро о своих чувствах. Мы как обычно шли по пляжу. Погода стояла ветреная, но сухая. Северное море подкатывалось прямо к ногам.

– Вот что странно, – заговорил я. – Я не чувствую вины за смерть Уоррена или твоего отца. Я думал, нас будет мучить совесть… Ни малейших угрызений.

– А потому, что они заслужили смерть, – легко отозвалась Каро. – Я же тебе говорила. Не стоит горевать по ублюдкам. Впрочем, особенно радоваться тоже не надо.

– Что-что?! Да ты прыгала от восторга, когда узнала, что твой отец помер.

– Ну да. С тех пор я многое переосмыслила. Теперь я ему больше сочувствую. Он понятия не имел, как обращаться с людьми. Хуже всего, что он никого не сделал счастливым. И сам это знал.

– Тебя он осчастливил своей смертью, – заметил я.

– Нет, Марк, – сказала Каро, целуя мою руку. – Ты единственный, кто способен сделать меня счастливой.

На обратном пути мы подошли к залу игровых автоматов, и Каро опустила монетку в автомат с предсказаниями. Из прорези выскочила карточка с пророчеством.

На этой неделе ждите размолвку. Вам есть что сказать, но, возможно, Вы скажете это не тому человеку. Вероятна вечеринка или семейное торжество. Хорошее время для начала проекта, плохое – для завершения. Ничего страшного.

Фраза «ничего страшного» меня зацепила. Я громко рассмеялся. Каро даже не улыбнулась.

– Надеюсь, ты не принимаешь этот бред всерьез, – спросил я.

– Да нет, – покачала головой Каро. – Просто я верю, что некоторые вещи предопределены.

– Тогда, выходит, ты веришь, что я вернулся, чтобы спасти тебя.

– Вот именно. Если бы не ты, отец женился бы на жирной заносчивой сучке, я осталась бы без денег, и Плохой Иисус трахал бы меня в задницу до потери пульса.

Я остановился и поглядел на нее.

– Значит, вот чем вы занимались?

До этой минуты мне удавалось держать ревность под контролем, теперь же слова Каро породили образ, который будет преследовать меня всю жизнь. Она заметила мою оторопь и поняла, что сболтнула лишнее.

– Извини.

– Надо было его тоже убить, – выдавил я сквозь зубы. – У меня ведь был шанс. Мог снести ему башку, и дело с концом.

Чтобы развеять мой гнев, Каро запела. Старая песня Дэвида Боуи – о том, как наполнить сердце любовью и не думать о прошлом. Я посмотрел на ее выцветшие волосы и блеклые глаза. Девчонка, с которой я встречался в школе, превратилась в киношную богиню. Я обнял ее так крепко, что почти переломил хребет.

Мы пошли обратно, взявшись за руки. Раньше я ни с кем не был так близок. Возможно, Каро чувствовала то же самое. Спрашивать я не решился.

Каро начала рассказывать мне про книгу по психологии, которую она читала. «Счастье за семь дней».

– Одно из худших названий в мире, – заметил я.

– А какие остальные?

– Какая разница? – Я пожал плечами.

Каро радостно засмеялась.

– Вот! Ты мог бы составить список, но не стал. Хороший знак, Марк. Если верить книге, ты счастлив. Если человек составляет списки, значит, он держится за прошлое. То же и с коллекционерами.

– Все равно я буду собирать редкие книги.

– Но ты ни одной не купил с тех пор, как сгорел твой магазин.

– Куда спешить?

Каро принялась рассказывать про этот хлам, который она читает:

– Каждая глава посвящена определенному дню. В первый день надо простить себя. Во второй – окружающих.

– За что их надо прощать?

– За то, что они козлы.

Когда мы отсмеялись, Каро добавила:

– Нам смешно; значит, мы где-то ошиблись. Мы ждем, что люди проявят себя с худшей стороны, и ищем в них недостатки. В книге говорится, что можно повлиять наудачу, изменив отношение к окружающим.

– Постой-ка, – перебил ее я. – Нам ведь повезло, когда умер твой отец. А отношения к нему мы не меняли. Мне он не нравился. Ты его так просто ненавидела.

– Допустим, – согласилась Каро. – А вот вспомни, как ты поехал с Иисусом. Более подходящий пример. Ты поступил не логично – сел в машину к известному психу. Ты дал ему возможность доказать, что он не так плох. И что взамен? Скидка! Пятьдесят процентов! От криминального ростовщика!

– А еще я любезничал с его братом. И что взамен? Его брат взорвался в моей машине, а Иисус теперь хочет нас убить.

– Может, все благополучно решится.

– Каким образом?

– Будем хорошо себя вести.

– Черт возьми! А как же христианские мученики? Как же та женщина, которой сиськи отрезали? Им хорошее поведение погоды не сделало. Что скажешь?

– Ничего ты не понимаешь, – нахмурилась Каро. – Если мы станем лучше, мы оградим себя от зла. Если верить Кассандре Мэтленд, позитивные мысли блокируют негативные события.

– Что еще за Кассандра Мэтленд?

– Автор «Счастья за семь дней».

Я застонал. Неужели самая циничная женщина в мире стала самой легковерной?

– Однажды, – продолжала она, – Кассандра перемешала карты Таро и задала им вопрос: «Чего Господь ждет от меня?» Выпала девятка кубков. Эту карту еще называют «счастьем». Что, если Господь хочет, чтобы люди были счастливы? Да не просто счастливы. Что, если больше всего на свете Он хочет, чтобы все Его создания были в восторге?

– Тогда, наверное, Он здорово разочаровался, – рассмеялся я.

Нас обогнал бегун – потухший, больной, в мешковатом спортивном костюме и надвинутой на глаза бейсболке. Не то чтобы он правда бежал. Он как-то странно дергался из стороны в сторону. Похоже, дни его были сочтены, так что один Бог знает, почему ему вдруг приспичило бегать. Вряд ли это идет ему на пользу. Но мы не стали над ним смеяться, а просто приветливо помахали.

– Будь в восторге! – крикнул я вслед удаляющейся спине.

Бегун сердито оглянулся.

– Наверное, решил, что ты назвал его касторкой, – пояснила Каро.

За чаем Каро продемонстрировала незнакомое мне ранее умение. Она выложила на стол пистолет и показала мне, как разбирать его, чистить и смазывать. С задачей она справилась мастерски. В ход пошли растворитель, смазка, шомпол, ветошь и вата. Я был потрясен. У моей подруги обнаружился полный набор для ухода за оружием.

– Я помогала Уоррену, – объяснила она. – Этот придурок ни за чем не следил. Глупо бросать оружие на произвол судьбы. Уважай его, и оно спасет тебе жизнь.

– Я потрясен.

– Глупости, – рассмеялась Каро. – Не так уж это и сложно. А с чего бы? Кто пистолетами-то пользуется? Преступники, солдаты и копы.

Она привычно смазала движущиеся части пистолета, особое внимание уделив спусковому механизму.

– Самое сложное, – добавила она. – Сильно смажешь – не выстрелит. Мало смажешь, то же самое.

Каро собрала пистолет, вставила патроны в обойму. А я и не знал, что они у нас были.

Она прицелилась в холодильник и изобразила выстрел:

– Готов!

– Каро, – начал я, – будь добра, расскажи, как твои действия согласуются с позитивным отношения к окружающим.

Она проверила предохранитель.

– Если ты надеешься на лучшее, еще не значит, что не надо готовиться к худшему.

В дверь постучали. Открыли мы вдвоем. На пороге стояла приземистая женщина средних лет с длинными всклокоченными каштановыми волосами. На ней был потрепанный свитер и заношенные коричневые штаны. Простоватое мрачное лицо не предвещало ничего хорошего.

– Привет, – сказала она. – Вы новенькие?

– Да. – Каро улыбнулась.

– Джанет Матер, – представилась женщина и пожала нам руки. Ладони у нее были холодные, сухие и задубевшие. – Не могли бы вы что-нибудь сделать со своим садом? Я не шучу.

Когда человек говорит, что не шутит, мне сразу становится очень смешно.

– Простите? – переспросил я.

Только тут я заметил, что трава на лужайке стоит в человеческий рост, а газон основательно зарос сорняками.

– В соседнем доме никто не живет. – Джанет Матер попыталась улыбнуться, но получилась скорее зловещая гримаса. – Мистер Крегг – сосед через дом – ухаживает за тем садом и за своим. Вряд ли он станет заботиться и о вашем.

Мы прошлись с ней до ворот и полюбовались на плоды кропотливого труда мистера Крегга. Джанет махнула в сторону наших зарослей:

– Надеюсь, вы тут разберетесь.

– С какой стати? – поинтересовался я.

Джанет возмущенно отпрянула.

– Вероятно, вам это покажется странным, но мы, депутаты ратуши, гордимся своим достоянием! В тысяча девятьсот девяносто девятом году в конкурсе на самую ухоженную ратушу Англии и Уэльса мы заняли второе место! Даже малейший обрывок бумаги на парковке может создать плохое впечатление. Мы стараемся держать площадь в чистоте – для приезжих. – Она кивнула на нашу входную дверь – скрипучую и облезшую. – Я не прошу вас ремонтировать дом, хотя, видит Бог, это не помешало бы. Просто подстригите газон и подровняйте живую изгородь. Или кого-нибудь наймите.

Я уже собирался объяснить настырной особе, что договор аренды запрещает нам изменять состояние собственности и что сад – не ее убогого ума дело, как вдруг моя прелестная женушка выпалила:

– Конечно, мы все сделаем! Заодно уборку устроим!

Я смотрел на Каро и тщетно ждал острого словца. Каро улыбалась. Ее улыбка напоминала улыбку набожного христианина, которому кто-то признался, что иногда путает слова в церковном гимне.

– Вы у меня камень с души сняли, – уходя, бросила миссис Матер. – Буду очень вам признательна. – Она остановилась и внимательно изучила нашу машину (не особо чистую). – Кстати, мой сын Дейл моет машины. Очень благоразумный мальчик.

– Присылайте! – благодушно согласилась Каро. – Люблю благоразумных мальчиков.

Матер скривила губы в гримасе средневекового палача.

– Да, чуть не забыла, – так же приветливо продолжала моя жена, – меня зовут Каро, а это Марк.

Миссис Матер коротко кивнула и, кажется, чуть было не сказала: «Без разницы». Я обратил внимание, что ходит она, наклонившись вперед, словно вес ее огромной бесформенной задницы толкает все тело. Я повернулся к Каро и попытался описать свои ощущения:

– Бр-р!

– Что «бр-р»?

– Вот стерва!

– С чего ты взял?

– Как с чего? Ты же сама слышала! Надо было послать ее куда подальше!

– Старая Каро так бы и сделала. Но новая Каро не оценивает людей с первого взгляда. Да, миссис Матер груба, однако это еще не значит, что она не права. За садом и впрямь нужен уход. Давай купим садовые инструменты. Они нам по-любому пригодятся, когда у нас будет свой дом.

– Не собираюсь я рыться в навозе по первому слову старой коровы! А про сына она сказала только потому, что не хочет, чтобы рядом с ее драгоценной ратушей грязная машина стояла.

– Может, ты и прав. Даже скорее всего. И все-таки, должна сказать, ты не особенно стараешься. Мог бы и подобрее быть.

С утра, когда мы собирались завтракать, в дверь постучал сын Джанет. Я только вылез из кровати. Дейл оказался подростком лет пятнадцати, в руках он держал шланг, мини-пылесос, губки и всевозможные тряпки. Я как раз обсуждал с ним вопрос оплаты, когда сверху спустилась Каро в футболке и трусиках. Дейл просто ошалел от такого зрелища, что не помешало ему уставиться в то место, где у женщин расходятся ноги. Вдохновившись открывшимся зрелищем, парень орудовал губкой с таким усердием, будто «ауди» была не «ауди», а обнаженная женщина в пенной ванне.

Чуть позже нам позвонил Джеймс – агент по продаже недвижимости, испорченный пустозвон, которого интересуют одни деньги. Я познакомился с ним в Ричмонде. Джеймс сообщил, что покупатели согласны заплатить за дом Гордона шесть миллионов четыреста тысяч.

– Не пойдет, – ответила Каро. – Мы говорили о шести с половиной.

Агент перезвонил через десять минут: покупатели подняли предложение еще на пятьдесят тысяч. Я бы сразу ударил по рукам, но Каро твердо сказала «нет»:

– Если у них есть лишние пятьдесят тысяч, еще столько же найдется.

Через полчаса телефон снова зазвонил. Мы получили свои шесть с половиной миллионов.

Каро крепко обняла меня и поцеловала:

– Вот видишь! Это карма. Мы хорошо вели себя и получили награду.

– Хорошо? – смеясь, переспросил я. – Торговаться – по-твоему, это хорошо?

– Хорошее поведение, – наставительно заявила моя жена, доставая из холодильника бутылку «Боллинджера», – не предусматривает валяния в ногах.

Одиннадцать пятнадцать утра, понедельник. Дорогущее ледяное шампанское. Каро вставила диск в магнитофон, и мы танцевали на кухне – щека к щеке – под «Путь во тьму» Блипа и Бустера.

 
Ты помнишь, я был не в себе,
Отсюда корень наших бед.
Я выбил тебе правый глаз,
Но нож ты кинула тотчас,
Нет, ты не растерялась, нет!
Ты вслед метнула мне стилет!
Стилет в мою попал жену.
Он пользу ей принес одну.
Так объясни мне, почему
Ты проложила путь во тьму?
 

Мы осушили по два бокала, Каро взяла мою руку и опустила себе в трусики. Мы помогли друг другу раздеться, и мой язык принялся исследовать природное великолепие между ее ногами. Мы трахались прямо на кухонном столе. Каро вскрикивала. Я ощутил себя непревзойденным любовником. Моя женщина стонала от страсти. А потом я поднял голову и понял, что привело Каро в такое возбуждение. Под столом сидела мышь.

По нашему звонку компания «Песткилл» прислала сотрудника обследовать дом. Звали сотрудника Рон, и доверия он не внушал. Неряшливый, заплывший жиром и пропахший потом мужчина едва ли был приятнее грызунов, от которых божился нас избавить.

– Какая была мышь? – поинтересовался он.

– Бурая такая с маленькими глазками.

– Похоже на полевку, – определил Рон. – Зимой они из поля в дом бегут – в поисках тепла и пищи.

В шкафу обнаружился мышиный помет.

– Судя по всему, здесь орудует семейка грызунов. Можно, конечно, разбросать яд, но если они издохнут под шкафом или за плинтусом, тут такой будет запах… Я бы посоветовал воспользоваться мышеловками. Какие предпочитаете? Чтобы убить или просто поймать?

– Поймать, – ответил я.

– Убить, – быстро сказала Каро.

Рон показал мышеловку, предназначенную для убийства. Больше всего она походила на приспособление из мультика «Том и Джерри». Отличие было одно: на скобе крепился гвоздь – чтобы добить мышь, если скоба ее не прикончит. Гуманная мышеловка представляла собой домик с окошками. Гибель мышке грозила лишь в том случае, если хозяева надолго уедут и оставят бедное животное подыхать от голода.

– Мышь попадает в домик, вы берете ее, отвозите подальше за город и выпускаете. Правда, отъехать надо миль на двадцать, а то она сразу обратно прибежит.

– Хотите сказать, мыши знают, где мы живем? – оторопела Каро.

Рон ухмыльнулся.

– Ничего, – вызвался я, – отвезу этих мышек, куда скажут.

Каро ушам своим не верила.

– Марк, это паразиты! Их надо уничтожить!

Я согласился – на том условии, что она сама будет разбираться с окровавленными мышиными трупами.

Каро сдалась. Рон расставил мышеловки и ушел, а я наполнил бокалы шампанским и обернулся к своей кровожадной женушке. В ее глазах читалось сомнение.

* * *

Вечером я решил заглянуть в местный паб «Веселый моряк». Взял пиво и уже собирался платить, как вдруг какой-то старик у стойки велел бармену записать мою выпивку ему на счет.

Я поблагодарил незнакомца. Это оказался не кто иной, как Рики Крегг, тот самый сосед через дом, ухаживавший за газонами. Лет ему было под шестьдесят. Милый такой старичок с пожелтевшими волосами и жиденькой бородкой.

– Я тебя знаю, – радушно кивнул он мне. – Ты парень, который теперь живет через дом. Парень, у которого потрясная телка. Люблю блондинок! Правда, лучше бы она отрастила волосы. Не хотел бы я с бритоголовой трахаться. Знаем, плавали. Я ведь был женат. А почему вы не работаете?

Я объяснил, что в этом нет нужды.

– Здорово, – вздохнул Рики. – Ну, удачи. Пытался богатую захомутать, да влюбился в побирушку. Вот… Она меня бросила, и я здесь застрял.

Было всего восемь, но от моего собеседника уже ощутимо несло перегаром. Скорее всего это он ночью спьяну распевал у нас под окнами.

– Вам тут не нравится? – спросил я.

– Спрашиваешь!

– Долго вы здесь живете?

– Почти сорок лет. Жена так решила – видите ли, для детей лучше будет! Вырастут у моря, свежий воздух, все такое. Мне-то самому плевать было. Я редко домой заглядывал, в королевских ВВС служил. А теперь вот окончательно на землю сел.

– Всегда можно продать дом и уехать.

– Можно-то можно, – сморщил нос Рики, – да вот куда? Тут по крайней мере все меня знают. Если честно, я не уверен, что можно вырвать корни из земли – в моем-то возрасте. Говорят, смена дома – одно из самых страшных потрясений. Стоит в одном ряду со смертью близких, разводом и потерей двадцати фунтов.

Я решил подбодрить старого пилота – выпил за его здоровье, а потом спросил, что он думает о Джанет Матер. Рики скривился, как от кислятины:

– На дух не переношу. Отвратная тетка.

– Я думал, вы по ее просьбе за тем садом у площади ухаживаете.

– Это она тебе сказала? Я ухаживаю за садом, потому что люблю садовничать. А не потому, что Матер меня попросила. – Рики убедительно дернул плечом. – С Дейлом уже познакомились?

– Да так. Он машину нам вымыл.

– На его руки внимание обратил?

– Нет.

– В следующий раз, как встретишь, приглядись – особенно к правой. Шрамы один на другом. Хочешь расскажу, как так вышло?

– Даже не знаю, – растерялся я. Похоже, я вплотную подошел к какой-то темной истории.

– Никакой он на самом деле Джанет не сын. Сомневаюсь, что она со своим безмерно обаятельным Филиппом вообще спала. Может, и пытались разок, но у кого ж при виде голой Джанет Матер встанет?

– Не понаслышке знаете? – ухмыльнулся я.

– Будем считать это меткой догадкой. Короче, Дейл – племянник Матер. Его родители в аварии погибли, когда ему едва восемь исполнилось; пришлось переехать к тетке. Мальчишка в шоке был, да и неудивительно. Ну и вот как-то раз пришел он в школу с перевязанной рукой.

Учитель, само собой, спросил, что случилось. Дейл ответил, что Джанет его заклеймила. Ну конечно, суматоха поднялась, социальные службы на уши встали. Выяснилось, что Дейл не врет. Парень переживал из-за смерти родителей, не хотел с Матерами жить, вот и принялся играть с огнем. Доставал из камина тлеющие угли, бросал на ковер – и смотрел, что получится.