Текст книги "Падение царей"

Глава 14
Знамения звезд

Поздно ночью Каллиадес отправился на поиски Тудхалияса. Часовой направил его к укреплениям над Морскими воротами, где Каллиадес и нашел хеттского вождя, который смотрел на север, на освещенный луной Геллеспонт.

Внизу на берег было вытащено пять галер, их команды спали на песке. В лучшие дни моряки пришли бы наверх, в город, который цеплялся за полы крепости; пришли бы, чтоб выпить и заплатить за компанию шлюх. Но теперь город был заброшен, его жители бежали в глубь страны, подальше от войны.

Суда явились сюда за припасами, прежде чем вернуться к охране проливов.

Тудхалияс оглянулся на Каллиадеса, но не поздоровался с ним.

– Ты все еще злишься? – спросил Каллиадес.

– Я зол большую часть зимы, – ответил Тудхалияс. – И пока незаметно, чтобы зима подходила к концу. Но не отягощай себя заботами, Каллиадес. Мою ярость разжег не тот деревенский увалень.

– Тогда что?

Тудхалияс холодно улыбнулся:

– Слишком долго объяснять. Итак, зачем ты меня искал?

Каллиадес ответил не сразу. Тудхалияс был сыном царя, выросшим среди чужеземной знати. Каллиадес не имел опыта общения с такими людьми. Их манеры и обычаи были ему незнакомы. Он знал только, что хетт – гордый человек и в разговоре с ним нужно осторожно подбирать слова.

– Этой ночью вспыльчивость победила, – сказал, наконец, Каллиадес. – Я подумал: не стоит оставлять все, как есть, чтобы нанесенные раны гноились всю ночь.

– Ты принес его извинения?

Каллиадес покачал головой и мягко проговорил:

– Ему нет нужды извиняться. Ты первым нанес оскорбление.

В глазах хетта зажегся огонь злости.

– Ты ожидаешь, что я извинюсь?

– Нет. Банокл забудет о случившемся к утру. Это в его натуре. Он простой человек и не умеет таить зло. Все, что ты сказал, было достаточно правдиво. Я это знаю. Даже Банокл это знает. Но важно, чтобы мы оставили случившееся в прошлом.

– Если бы он был военачальником хеттов, – заметил Тудхалияс, – и один из его командиров стал говорить так, как говорил я, кликнули бы наемного убийцу, и командира вскоре не стало бы.

– К счастью, Банокл не хеттский военачальник. И если бы завтра случилась битва и тебе грозила бы смертельная опасность, Банокл проскакал бы сквозь огонь и смерть, чтобы тебя спасти. Такова уж его натура.

– Он уже это сделал, – признал Тудхалияс, и Каллиадес увидел, что гнев его начал угасать.

Хеттский царевич снова пристально посмотрел на море.

– Я никогда не любил Великое Зеленое, – заметил он. – Я не понимаю, почему люди стремятся плавать на хрупких деревянных судах. Вы, люди моря, для меня загадка.

– Я тоже никогда не любил море, – ответил Каллиадес, – но ведь моя жизнь была жизнью воина.

– Моя тоже. Мне было пятнадцать, у меня еще не росла борода, когда отец послал меня сражаться при Кадеше. С тех пор я всегда сражался против египтян, а теперь – против племен идоноев и фессалийцев, которые пришли сюда с микенцами. Мужчины всегда говорят об окончательной победе. Я никогда не видел ни одной.

– Я тоже, – согласился Каллиадес.

– И здесь мы ее тоже не увидим, – негромко проговорил Тудхалияс. – Враг придет снова. У меня теперь меньше трехсот человек, и около тридцати раненых. Фракийцев Банокла несколько сотен, а в придачу – две сотни дарданцев, большинство из которых новобранцы. Добавь к этому пятьдесят воинов Троянской конницы, которых оставил нам Гектор, – итого получится меньше тысячи человек, чтобы удержать Дарданию.

– Я послал к Приаму за подкреплением, – ответил Каллиадес, – но сомневаюсь, что нам пришлют больше горстки пехотинцев, потому что Гектор и Троянская конница сражаются сейчас на юге.

– Ты сможешь удерживать крепость несколько месяцев, – сказал Тудхалияс, – но в конце концов угроза голодной смерти вынудит тебя ее покинуть. Если враг придет со значительными силами, будет лучше, я думаю, оставить дарданцев здесь и отступить с боем к Трое. Тогда ты все-таки сможешь получить подкрепление и вернуться.

– Опасность этого в том, что нас могут обойти с флангов, а потом поймать на открытом месте, – заметил Каллиадес. – Если мы столкнемся с легковооруженными племенами, мы сможем пробиться. Но если Агамемнон пошлет микенские отряды, нас изрубят на куски.

– Они настолько хороши?

– Поверь мне, Тудхалияс, под солнцем нет пехотинцев лучше. Каждый из них ветеран, и они сражаются сомкнутым строем, по четыре или шесть рядов, сомкнув щиты. Вы, хетты, храбрые люди, но плетеные щиты не могут остановить тяжелых копий. И ваши узкие изогнутые мечи не могут пронзить бронзовые доспехи.

Их внимание привлек яркий свет, внезапно блеснувший на востоке. Каллиадес посмотрел туда и увидел падающую звезду, прочертившую след в ночном небе. Спустя несколько мгновений новые падающие звезды мелькнули у горизонта.

– Это предзнаменование, – сказал Тудхалияс, глядя на них. – Только хорошее или дурное?

– Такие огни были в небе в ночь перед тем, как мы разграбили Спарту, – ответил Каллиадес. – Для нас это оказалось хорошим предзнаменованием. Мы победили.

– В те дни ты был микенским воином, – заметил хетт. – Тогда, может быть, это хорошее предзнаменование для Микен.

Каллиадес выдавил улыбку.

– А может быть, это просто огни в небе.

– Может, – с сомнением отозвался Тудхадияс. – Говорят, Агамемнон – коварный враг. Это правда?

– Я служил ему почти всю свою воинскую жизнь. Он прекрасный стратег. Он выискивает слабости врага, а потом наносит удар в сердце. Никакой пощады. Никакой жалости.

– Тогда почему этот прекрасный стратег попусту губит жизни людей здесь зимой?

– Я сам задавал себе такой вопрос, – признался Каллиадес, покачав головой. – И не нашел на него ответа.

Хетт посмотрел на него.

– Может, ты задавал неправильный вопрос.

– А какой вопрос будет правильным?

– Он – человек риска или предпочитает осторожность?

Оба они помолчали. Потом хетт спросил:

– Дарданский флот собрался сейчас в Геллеспонте и наблюдает за вражескими флотами, так?

– Так.

– И Агамемнон ожидает, что мы сделаем именно это?

– Полагаю, да.

– Может, это как раз то, чего он добивается. Потому что если флот защищает Геллеспонт, он не охраняет Трою.

– Агамемнон не может напасть на Трою зимой, – сказал Каллиадес. – Из страха перед штормами, при недостатке припасов для войск. Вторжение – даже если оно будет успешным – не будет организованным. Не придет никаких подкреплений с юга или с севера.

Но Каллиадес еще не успел договорить, как по спине его внезапно пробежал холодок.

– Гектор и Троянская конница на юге, защищают Фивы, – заметил Тудхалияс, – а троянский флот небольшой, но Троя полагается на то, что ее защитят корабли Дардании. Эти галеры охраняют здесь проливы от атаки с севера. Если Агамемнон вторгнется на земли Трои сейчас, в разгар зимы, со всеми своими людьми и со всеми своими восточными союзниками, он застанет город врасплох. И, как ты только что сказал, ударит в сердце. Никакой пощады. Никакой жалости.

Старый рыбак Тимеон отказывался проклинать свою неудачу. Когда несчастья случались с другими людьми, те бранили богов или ворчали о несправедливости жизни. Не таков был Тимеон. Удача есть удача. Она либо есть, либо ее нет, но ему казалось, что шансы на то и другое равны. И по большей части, если человек терпелив, удачи и неудачи в конце концов уравновешивают друг друга.

Эта зима почти исчерпала философский настрой Тимеона. Старая рыбачья лодка дала течь, когда косяки гладкой рыбы двинулись из далекого Темного Моря вдоль берегов к более теплым южным морям. Тимеон пропустил лучшие рыбачьи дни, потому что доски его лодки оказались гнилыми, а починка шла медленно и обошлась дорого.

Когда лодка снова стала пригодна для плавания, он уже глубоко увяз в долгах.

Потом двое из трех его сыновей заявили, что уходят в верхний город, чтобы присоединиться к троянскому войску. Остался лишь юный Микий – хороший мальчик, но неуклюжий. Нарезая пойманную большую серебрянку восемь дней назад, он рассек себе ладонь, и рана начала гноиться.

Теперь Тимеон был вынужден рыбачить один. Это было нелегко. Его старые мышцы едва выдерживали напряжение, когда он вытаскивал полную сеть.

Пока другие рыбаки спали, он в темноте вышел в море и двинулся в сторону бухты Геракла, ободренный видом стаи дельфинов. Они, должно быть, охотились на гладкую рыбу – значит, косяк ее был недалеко от берега.

Над морем висел туман, но небо было ясным, ярко сияли звезды. Дул холодный ветер, но Тимеон ощущал в нем дыхание весны.

Дважды он забрасывал сети. Дважды вытаскивал их пустыми.

Дельфин скользнул мимо маленького суденышка, его темные глаза наблюдали за старым рыбаком.

– Ты кажешься пухлым и хорошо откормленным, – сказал ему Тимеон. – Как насчет того, чтобы поделиться со мной ужином?

Дельфин перевернулся на спину, его хвост взметнул в воздух фонтан брызг. Потом дважды нырнул, исчезая в глубине.

Тимеон приготовил сеть. Его утомленные глаза чесались, мышцы устало ныли.

В небе вспыхнул свет. Рыбак поднял глаза. На востоке падали звезды – белые искры на темном фоне. У него перехватило дыхание от такой красоты.

Печаль счастливых воспоминаний коснулась души Тимеона. В ту ночь, когда он встретил Мину, много лет назад, тоже падали звезды.

– Боги благословили нас, – сказала Мина, когда они лежали на берегу, глядя в небо.

Они вырастили трех сыновей и пять дочерей. Такого благословения достаточно для любого человека, сказал себе Тимеон.

Он задрожал. Как быстро пролетели годы! Казалось, теперь они шли быстрей, чем тогда, когда он был молодым. Когда он был ребенком, дни казались бесконечными. Он помнил, как сильно ему хотелось подрасти, чтобы выходить на лодке отца, приносить домой гладкую рыбу, чтобы его приветствовали, как отличного рыбака. Казалось, ожидание длилось вечно.

А теперь дни больше не были неторопливыми. Они пролетали мимо, слишком быстро, чтобы их ухватить. Мина умерла пять лет назад, а казалось, что прошло всего несколько дней с тех пор, как он сидел у ее постели, умоляя не покидать его.

Тимеон в третий раз забросил сеть, потом медленно вытянул трос. Почти сразу он понял, что ему попалась добыча. Двигаясь как можно проворней, он вытащил сесть, подтянув улов к низким бортам рыбачьей лодки. Десятки больших серебрянок метались в сети. Собрав всю свою некогда громадную силу, старик вытянул сеть. Рыба хлынула в лодку и затрепыхалась у его ног.

Цена двадцати медных колец – в одной-единственной сети!

Наконец к нему вернулась удача. Сердце Тимеона теперь билось неровно, он осел на сиденье, пот покрывал его лицо.

А потом рыбак увидел корабль, скользящий сквозь туман.

Было странно видеть галеру на воде ночью.

«Вероятно, судно Дардании, – подумал он, – охраняет бухту».

На носу судна стоял человек, держа трос с грузом на конце.

Тимеон наблюдал за приближением корабля. Никто не выкрикнул приветствия, пока галера молча шла мимо. Тимеон свернул сеть и решил двинуться домой.

А потом появился еще один корабль. И еще один.

Рассветное красное марево загоралось в небе, а из тумана выходило все больше и больше судов.

Двадцать.

Тридцать.

Тимеон сидел тихо, наблюдая за ними. Он видел на палубах вооруженных людей, которые пристально глядели на него. Поднялся ветер, разогнав туман, и Тимеон увидел, что море полно кораблей и небольших круглых щитов. Их было слишком много, чтобы сосчитать.

И тут он понял, кто они такие. Пришли микенцы. И мир изменился.

Теперь сердце Тимеона стучало, как барабан. Его охватил страх. Сколько времени пройдет, гадал рыбак, прежде чем эти ужасные воины решат его убить?

Одна из галер шла рядом с его маленькой лодкой. Тимеон посмотрел вверх и увидел коренастого человека с рыже-седой бородой; рядом с ним стояли лучники, наложив стрелы на тетиву.

– Хороший улов, рыбак! – крикнул этот человек. – Тебе повезло нынче ночью!

У Тимеона пересохло во рту.

– Я не чувствую себя везучим, – ответил он, решив не показывать этим убийцам свой ужас.

Человек улыбнулся:

– Понимаю. Доставь свой улов на берег, и я позабочусь, чтобы тебе за него заплатили. Когда доберешься до берега, скажи, что тебя послал Одиссей. И ничего с тобой не случится. Даю слово.

Одиссей дал сигнал рулевому, весла галеры погрузились в воду, корабль двинулся вперед.

С упавшим сердцем Тимеон поднял потрепанный парус и поплыл следом.

Глава 15
Рождение легенды

Поперек устья узкого прохода, ведущего от бухты Геракла к долине Скамандера, стоял крепкий деревянный частокол. Царь Приам приказал построить его, чтобы защитить проход. Частокол охраняли пятьдесят воинов из отряда гераклионцев, и случае вторжения они должны были сыграть двойную роль: продержаться как можно дольше, послав известие в город, и защитить и проводить в безопасное место членов царской семьи, живших во дворце Радость царя на вершине утеса.

Днем ворота частокола были открыты, чтобы торговцы могли доставить свои тележки вниз, на берег, и забрать рыбу, пойманную рыбаками. На ночь ворота закрывались, и укрепления караулили часовые.

Этой ночью двое часовых в назначенное время сменили своих усталых товарищей. Одним из заступивших на пост часовых был Цефас, считавший себя умным человеком, чьи многочисленные таланты командиры не замечают из зависти к его превосходству. Вторым был юноша, которого Цефас взял под свое крыло. Мальчик восхищался им, а Цефасу не хватало возможности насладиться чьим-либо восхищением.

Сегодня ночью Цефас был утомлен. Он провел день в Трое, сопровождая юнца в бордель, который посещали воины. Там они выпили вина и потратили все имевшиеся у мальчика кольца. Когда они вернулись к частоколу, Цефас пообещал вернуть все потраченное, сыграв в бабки. Поэтому вместо отдыха всю ночь играл. Сперва ему не везло, но потом удача повернулась к нему лицом, и он вернулся с триумфом, с пухлым мешочком колец на поясе.

Мальчик наблюдал за игрой.

– Ты был потрясающим, – сказал он Цефасу. Потом зевнул. – Я так устал.

– Не беспокойся, парень, я устроил нам предрассветную смену. И тогда мы сможем поспать.

– Мы не можем спать на посту, – тревожно сказал мальчик.

Цефас покачал головой при виде такой наивности.

– Тебе надо многое узнать о жизни воина. Не беспокойся.

Держись меня, и я тебя научу.

Теперь, стоя на укреплениях, Цефас ждал, наблюдая за дверью домика командиров.

– Спорим на медное кольцо, он выйдет, прежде чем ты успеешь досчитать до двадцати, – предложил он.

– У меня не осталось колец.

– Все равно уже поздно спорить, – сказал Цефас с улыбкой.

Дверь внизу открылась, и из нее вышел командир, надевая бронзовый шлем. Он пересек открытое пространство и взобрался по узким деревянным ступеням.

– Холодная ночь, – сказал он.

– Да, командир.

Командир посмотрел в сторону моря.

– Сегодня ночью сильный туман, – он глубоко вздохнул. – Смотри хорошенько, Цефас.

– Да, господин.

«Смотри хорошенько!» Да единственное, что двигалось в темноте, – это грызуны.

Все это было пустой тратой времени. Если микенцы и придут, они поплывут в Троянскую бухту и обложат город. Любой, обладающий стратегическим умом, это понимал.

– Молодец, – сказал командир, повернулся и начал спускаться по ступенькам.

Цефас наблюдал за ним до тех пор, пока тот не закрыл за собой дверь.

– Ну вот, он отправился на боковую, – сказал Цефас юноше. – Давай, ляг и отдохни.

– Ты уверен?

– Он больше не придет. Он никогда больше не приходит. Он уже дрыхнет.

– Что ж, я устал.

– Так заваливайся, парень. Мы покемарим и проснемся задолго до того, как тут кто-нибудь появится. Не беспокойся. Я чутко сплю. При первом же звуке или движении я проснусь в полной боевой готовности. Как-никак, я уже двадцать лет воин.

Мальчик вытянулся на деревянном полу. Цефас в последний раз взглянул на пустой берег и сел, прислонившись спиной к частоколу. Потом закрыл глаза.

Ахилл стоял на носу флагманского корабля, когда флот захватчиков при свете звезд скользил по водам бухты Геракла. Одетый в темную тунику, с двумя мечами у бедра, Ахилл прислонился к борту и глядел в туман, чтобы не пропустить вражеских галер, которые могли охранять бухту.

Но он увидел только маленькую рыбачью лодку и старого рыбака, забрасывавшего сеть. Рыбак поднял глаза, когда галеры начали скользить мимо, потом вернулся к работе. У старика был усталый вид.

Несколько воинов подняли луки.

– Оставьте его, – велел Ахилл. – Он не опасен.

Галера продолжала плыть.

Щитоносец Ахилла Патрокл подошел и встал рядом с ним.

– Дарданских судов не видно, – сказала светловолосый воин. – Падали звезды – я думаю, боги на нашей стороне.

– Может быть, – ответил Ахилл, – но я скорее полагался бы на силу собственных рук.

Еще один воин явился на нос – приземистый бритоголовый Тибио. Как всегда перед битвой, он заплел свою длинную рыжую бороду в косу.

– Ты не должен рисковать собой, мой царь, – сказал он. – Не рискуй собой при взятии маленького укрепления.

– Думаешь, я спрячусь на корабле?

– Речь не о том, Ахилл, – заспорил Тибио. – Одна метко направленная стрела – и у нас не станет царя.

– Этот довод применим к любой битве, – ответил Ахилл. – Агамемнон хочет, чтобы сперва было взято маленькое укрепление и захвачен летний дворец. Он поручил это мне и моим мирмидонцам. Такое поручение – честь. Какой царь разрешит своим людям рисковать, если сам он не готов к риску?

Тибио захихикал.

– Что-то я не вижу здесь с нами Агамемнона. Или Идоменея. Не вижу даже Одиссея.

– Все они уже в пути, – сказал Ахилл. – И ни один из них не страдает недостатком храбрости. Особенно Одиссей, – он улыбнулся. – Я видел его на Итаке, спасающим свою жену. Такое зрелище не скоро забудешь.

Патрокл наклонился к нему.

– Еще одна битва, в которой ты не должен был принимать участие. Клянусь богами, Ахилл, это было безумием.

– О да, это было самым благородным безумием. Все готовы?

– Все мы знаем, что от нас требуется, – сказал Тибио. – Мы тебя не подведем.

– Знаю, Рыжебородый.

Когда днище галеры заскребло по песку, Ахилл легко спрыгнул на берег и побежал к проходу. Держась поближе к откосу холма слева, он посмотрел вверх, на частокол, до которого оставалось около шестидесяти шагов. Его удивило, что на стене никто не движется. Согласно самым последним донесениям, укрепление должны были охранять пятьдесят человек, а на стене всегда дежурили двое часовых.

Отодвинувшись от входа, он поднял руку.

Еще несколько облаченных в темное воинов спрыгнули с галеры и быстро подбежали туда, где ждал Ахилл. Четверо из них были лучниками, и Ахилл подозвал к себе главного стрелка.

– Часовых не видно, – прошептал он.

Лучник, похоже, почувствовал облегчение. План заключался в том, что стрелки тихо убьют троянских часовых. А это нелегко – стрелять ночью в людей в доспехах, стоящих высоко вверху.

– Оставайся здесь со своим людьми, пока стена не будет взята, – сказал лучнику Ахилл.

Небо теперь начало светлеть, приближался рассвет. Ахилл обвел глазами ожидающих воинов. Он старательно их отбирал, и все они были бесстрашными и умелыми.

Жестом велев следовать за ним, Ахилл побежал к частоколу. Высокий Патрокл бежал справа от него. Слева был Тибио.

На бегу Ахилл продолжал осматривать укрепление. Может, это ловушка? Может, там залегла в ожидании сотня лучников?

У него пересохло во рту. Если так, лучники покажутся, когда Ахилл и его люди будут примерно в тридцати шагах от стены. На таком расстоянии лучше всего убить атакующих.

Ахилл продолжал бежать.

Осталось пятьдесят шагов.

Сорок.

Тибио пересек его путь слева. Патрокл вырвался вперед справа. Они тоже оценили расстояние для прицельной стрельбы и заслонили собой Ахилла.

Последние несколько шагов сердце Ахилла сильно колотилось, он обшаривал глазами укрепления, ожидая, что в любой момент там поднимутся лучники с натянутыми луками, с наложенными на тетиву стрелами с бронзовыми наконечниками.

Но никто не двигался, и отряд фессалийцев достиг подножия частокола.

Ахилл круто повернулся к Патроклу, который встал спиной к стене. Стройный воин кивнул, сцепил руки и пошире расставил ноги. Ахилл наступил на его ладони, выпрямился и, держась за деревянную стену, снова шагнул вверх, на этот раз встав на плечо Патрокла.

Теперь он был под самым парапетом. Выпрямив ноги, Ахилл заглянул через частокол. Двое часовых спали неподалеку справа от него.

Ловко взобравшись на укрепления, Ахилл вытащил оба меча и тихо двинулся к спящим. При угасающем лунном свете он увидел, что один из них почти мальчик.

И ему никогда уже не стать старше.

Ахилл вонзил меч в шею парня. Умирающий мальчишка издал низкий, булькающий стон. Второй часовой открыл глаза, увидел Ахилла и попытался закричать. Ахилл вогнал другой меч в горло этого человека с такой силой, что клинок перерубил шейные позвонки и воткнулся в деревянную стену.

Выдернув меч, Ахилл побежал вниз по ступеням укрепления к воротам. Они были заперты на толстый брус. Ахилл уперся в него плечом, поднял его и открыл ворота.

Воины молча вошли в бараки, прокрались вперед и встали у каждой лежанки. Ахилл ждал у двери, пока все не заняли свои места. Подняв руку, он дал сигнал приготовиться, и мечи мелькнули в полумраке, клинки нацелились на пятьдесят обреченных людей.

Рука Ахилла метнулась вниз. Пятьдесят мечей вонзились в цель. Некоторые жертвы умерли, не успев проснуться, другие закричали и недолго сопротивлялись. Не выжил ни один.

Выйдя из бараков, Ахилл добрался до ворот. Он увидел, что моряки с его галеры несут доспехи, шлемы и щиты для его бойцов. За ними на берегу собирались еще воины.

Два моряка подошли к нему с его доспехами и шитом. Ахилл застегнул нагрудник и пристроил щит на левой руке.

Он посмотрел вверх. Высоко на утесах стоял дворец Радость царя.

Если верить шпионам, дворец все еще служил жилищем для Париса и Елены. Агамемнон приказал, чтобы Елену взяли в плен, а Париса и детей убили. Ахилл понимал, что детей необходимо умертвить. Если оставить их в живых, они, когда вырастут, будут стремиться отомстить людям, убившим их отца. Умерщвление детей врагов было прискорбным, но необходимым деянием.

Ахилл горячо надеялся, что Елены и ее детей нет сегодня ночью во дворце.

В стоящем на высоком утесе дворце Радость царя Елена лежала в постели и не спала, слушая, как ее муж расхаживает по покоям. В последние ночи Парис почти не спал, и она слушала тихий неумолчный шум шагов: его босые ноги ступали туда-сюда по коврам.

Елена вздохнула. Она горячо любила мужа, но скучала по тихому ученому молодому человеку, за которого вышла замуж задолго до ужасной зимы с бесконечными слухами о войне и вторжении, задолго до гибели Диоса, которая изменила Париса до неузнаваемости.

Когда они встретились четыре года назад, Елена была беглянкой из Спарты. Скромная и тихая, она страшилась незнакомого города с его щеголяющими драгоценностями высокомерными женщинами, смотревшими с презрением на ее простую одежду и невысокую пухлую фигуру.

Воспитанная при суровом спартанском дворе, выросшая среди мальчиков и мужчин, думавших только о войне и завоеваниях, Елена восхищалась тем, что Парис совершенно другой. За его застенчивостью скрывалось странное чувство юмора, а его интерес к миру делал его полной противоположностью тем молодым людям, к которым она привыкла. Он научил ее читать и писать, потому что собирал документы изо всех земель, лежавших вокруг Зеленого моря. Он показывал Елене пролетавших над Троей птиц разных расцветок и объяснял, как они каждый год путешествуют из одной земли в другую. У Париса был бассейн для воды из мрамора и серебра, и он принес Елене морских коньков, чтобы держать их в этом бассейне и вместе наблюдать за каждодневной жизнью маленьких созданий, их рождением и смертью.

Когда они поженились, очень тихо, Елену переполняла радость; у нее было ощущение, что отныне все ее дни будут благословлены богами.

Ночная тьма снаружи стала темно-серой, и Елена прислушалась, нет ли движения в соседней спальне, где спали двое ее детей. Трехлетний Алипий редко пропускал рассвет и, едва проснувшись, всегда будил свою младшую сестру Филею. Но теперь везде царила полная тишина, если не считать тихой поступи босых ног.

Отбросив покрывала, Елена накинула на плечи теплую шаль и вышла к мужу.

Парис был все еще в тяжелом коричневом балахоне, который носил вчера. Голова его была опущена, и он не заметил жену.

– Ты должен отдохнуть, моя любовь, – сказала Елена, и Парис обернулся.

Какое-то мгновение он выглядел осунувшимся, посеревшим и измученным. Потом увидел Елену, и лицо его просветлело.

– Я не мог спать, – он подошел к ней и обнял. – Я все время вижу во сне Диоса.

– Знаю, – ответила она. – Но скоро рассвет, и ты должен немного отдохнуть. Я посижу с тобой и подержу тебя за руку.

Парис тяжело опустился на стул, и Елена с отчаянием увидела, что его лицо опять прочертили знакомые линии горя и вины.

– Я должен был что-то сделать, – сказал он в тысячный раз.

За эту зиму она нашла только три ответа на такие слова.

«Ты не воин», «Все это произошло так быстро» и «Ты ничего не смог бы поделать». Но на этот раз Елена ничего не сказала, а только держала его за руку.

Она посмотрела на дверь балкона, туда, где темнота поблекла, уступая место рассвету, и ее глаза уловили какое-то движение. Она нахмурилась.

– Посмотри, любовь моя, что там такое?

Парис проследил за ее взглядом. Они оба встали и, как зачарованные, вышли на балкон.

Темное небо на востоке ожило сотнями ярких падающих огней. Каждый огонек мгновенно появлялся и так же быстро исчезал.

– Это кусочки луны, – сказал Парис Елене голосом, полным удивления.

– Они опасны?

Елена бросила взволнованный взгляд в сторону комнаты, где спали дети.

Парис улыбнулся, впервые за много дней.

– Большинство людей считают, что луна – это колесница Артемиды. Но я думаю, что это горячий металлический диск, от которого откалываются такие кусочки. Иногда они остаются на небе, и тогда мы зовем их звездами, но некоторые падают на землю, как эти. То счастливое предзнаменование, моя любовь, – он обхватил ее за плечи, и Елена почувствовала, как напряжение покидает его тело. – Они далеко и не причинят нам вреда.

Парис зевнул.

– Может, теперь я немного посплю.

Елена сидела на их кровати и держала его за руку, грезя наяву, пока небо не посветлело и дворец не начал просыпаться. Во дворе далеко внизу кто-то уронил тяжелую глиняную посуду, которая разбилась под громкие проклятия, и спустя несколько мгновений Елена услышала, как ее сын в соседней комнате слез с кровати. Долгое время стояла тишина, и она гадала – что он там затевает. Потом услышала вдалеке тревожные крики, и Алипий вбежал в комнату; его темные волосы развевались, глаза возбужденно блестели.

– Папа, папа, там суда! Много судов!

– Шшш! Папа спит, – Елена выпустила руку Париса и обняла мальчика.

Он вывернулся из ее рук.

– Пошли, вы должны это увидеть! Много судов!

Потом в комнату проковыляла светловолосая Филея, сжимая тряпичную куклу из голубой ткани.

– Шуда, – прошепелявила она.

Парис проснулся и резко сел.

– Что такое?

– Ничего, муж. Они увидели какие-то зимние суда. Ничего.

Но вдалеке Елена услышала крики и холодный звон металла, ударившего о металл, и сердце ее внезапно сжалось от ужаса.

Парис встал и вышел на балкон. Посмотрев влево, он задохнулся, и Елена увидела, как он начал дрожать. Она подбежала к нему. Далеко внизу лежала бухта Геракла, на рассвете обычно сверкавшая голубым. Теперь бухта и море за ней были полны кораблей – насколько хватало глаз. Десятки были уже вытащены на песчаный берег, и еще сотни двигались к ним, на восток, выплывая из легкого морского тумана.

На берегу было полно вооруженных людей, и сплошной линией они поднималась к дворцу. Первые лучи искрились на их шлемах и наконечниках копий. Елена увидела, что они уже преодолели защитный частокол.

Она перегнулась через ограду балкона. Прямо под ними находились главные дворцовые ворота. Воины и слуги бежали, чтобы их защитить, но Елена услышала громкий стук тарана, ударившего в створки.

– Их тысячи, – прошептала она в ужасе. – Дети…

Она посмотрела на Париса и увидела в его лице отчаяние и безумный блеск в глазах.

– Я должен идти! – крикнул он.

Спотыкаясь, вышел в переднюю и снял со стены два меча.

Елена вцепилась в него.

– Ты не воин! – умоляюще сказала она. – Они тебя убьют!

– Они в любом случае меня убьют, воин я или нет, – ответил он.

– Мы можем бежать вместе, – заклинала Елена, взяв в ладони его лицо. – Если мы сумеем быстро добраться до северной террасы, мы сможем спуститься вниз и достичь Скамандера прежде, чем они окружат дворец.

– Бежать? – сказал он. – Да, вы должны бежать!

Оттолкнув ее, он ринулся из комнаты, и Елена услышала, как он устремился вниз по лестнице. Она помедлила один миг: ее ошеломленный разум неспособен был быстро воспринять ужасную судьбу, которая их настигла. Потом она посадила Филею на руку, схватила за ручку Алипия и двинулась вниз по лестнице вслед за мужем.

Северная терраса была единственной надеждой Елены. Она находилась далеко от главных ворот, в которые ломился враг, и смотрела в сторону Трои, а за ней покрытая кустами и подлеском земля круто понижалась, спускаясь к равнине Скамандера. Она может спустить туда детей и спрятать их, может, сумеет даже добраться до спасительного города.

Спустившись на этаж ниже, она услышала удар тарана и треск расщепляющегося дерева и помедлила, чтобы посмотреть через окно во двор, до которого был еще один этаж. Захватчики уже врывались в широкую брешь в воротах.

Дворцовые воины побежали им навстречу; защитники дворца отчаянно сражались, но их было слишком мало, и они падали под натиском атакующих.

Потом Елена увидела, что через двор бежит Парис, размахивая двумя мечами. Сперва на него не обратили внимания, потом огромный черноволосый воин повернулся и увидел его. Он шагнул к Парису, который набросился на него, как безумец, и вонзил меч в горло царевича. Парис упал, кровь брызнула из его шеи. Несколько мгновений он вздрагивал, потом затих, его босые ноги жалко торчали из-под коричневого балахона.

Старый слуга, Памоний, служивший царской семье еще со времен отца Приама, попытался защитить тело царевича, орудуя копьем, но воин небрежно выбил оружие у него из рук и схватил старого слугу за горло.

В недолгом затишье среди боя голос воина достиг ушей Елены:

– Где царевна Елена, старик?

– В Трое, господин! – крикнул тот, показывая в сторону города. – Господин Парис отослал их вчера в безопасное место.

Воин отшвырнул Памония в сторону, потом посмотрел вверх, на дворец. Елена быстро пригнулась, чтобы ее не заметили.

– Что происходит, мама? – спросил Алипий, которому не была видна резня внизу.

Услышав топот ног внизу, она подхватила на руки обоих детей и побежала вверх по лестнице. Самым высоким местом дворца была квадратная башня, которую Парис выбрал под свою библиотеку. Там были полки, ящики и сундуки, полные папирусных и кожаных свитков. Парис и Елена провели здесь много счастливых дней, раскладывая документы по загадочному методу Париса.