Текст книги "Дело человека [Дело для настоящих мужчин]"

Гора быстро ушла вниз, потом стала боком и уплыла в сторону, когда мы описали острый поворот. Ускорение прижало меня к борту. Мы едва оторвались от поверхности – тут я верю своим глазам, желудка я больше не чувствовал – когда включились реактивные двигатели и второй пресс ускорения глубоко вдавил меня в кресло. Кабина круто накренилась и уши заложило, когда мы набирали высоту.

В окно не было видно ничего, кроме облаком, кургузые крылья коптера закрывали от меня землю, а выпуклости реактивного двигателя было недостаточно, чтобы удержать мой интерес. Тот малый кусочек поверхности в отдалении, который я мог видеть, был слишком далеко, чтобы производить впечатление.

Я понял, что пилот обращается к нам: – … будем в воздухе пару часов. Если проголодались, коробка с рационом вставлена в борт. Не съедайте все шоколадное мороженое.

Тел уже копался. Он вынырнул с парой сэндвичей и пакетом молока. Плотоядно улыбаясь, он прошел вперед и плюхнулся в кресло второго пилота.

Рыжая уставилась на него: – У тебя есть права?

– Ну, нет – но у меня есть разрешение. – Он попробовал на ней то, что походило на дружескую улыбку – она отнеслась к попытке, как к пустому месту.

– И-е-зус! Что с тобой, парень? Сядь на место для пассажиров.

– Эй, я только пытаюсь быть дружественным.

– Для этого есть стюардессы. В следующий раз летай на коммерческом рейсе.

– И, э-э, я хотел бы посмотреть, как эта штука летает, – добавил он неубедительно.

Она сделала что-то с панелью управления, щелкнула переключателем и закрыла заслонку. – Окей, – пожала она плечами, – смотри, если хочешь, только ничего не трогай. – Потом отстегнулась и прошла в хвост. Карточка на парашютном костюме гласила: «Л. Тирелли» – Что в коробках?, – спросила она, слегка подтолкнув ногой запечатанную.

– Яйца, – проворчал я.

– А здесь?

– Жуки, – сказал я. – Большие.

Она глядела с отвращением. – Верно. Жуки и яйца. Поэтому они отменили мой отпуск. О, да. Мне всегда достается хороший рейс. – Все еще бормоча, она переключила внимание на коробку с рационом. – Проклятие! Комкоголовый забрал все с цыплятиной! – Она кисло перебрала все оставшиеся сэндвичи.

– Э-э, я извиняюсь, – выдавил я.

– Забудь это. Везде есть дураки. Вот, возьми сэндвич. – Она выхватила наугад и сунула мне, прежде чем я смог отказаться. Другой взяла себе и упала в кресло напротив. – Что такого особого в ваших жуках и яйцах?

– Э-э, не знаю, можно ли это… – Я поглядел на Теда. – Мы – совершенно секретны.

– Что у вас тут – еще хторры? – На мой изумленный взгляд она сказала: – Не беспокойся. Это не секрет. Я привезла живого в Денвер месяц назад.

– Живого хторра?!

– Угу. Только маленького. Его нашли в Неваде, обезвоженного и слабого. Не знаю, как его поймали. Думаю, он был слишком болен, чтобы сражаться. Бедная зверушка. Я извиняюсь перед ним. Не думали, что он выживет, но я услышала бы, если б он сдох.

Тед и я переглянулись. – Мы все же ученые, – сказал я. – Нам ничего не сообщили.

– Что ж, так исчезла наша большая заявка на славу, – добавил он. – Мы думали, что только у нас живые образцы.

– Какая жалость, – сказала она ртом, набитым сэндвичем. – Но не тревожтесь. В любом случае вам не дали бы кредита.

– Спасибо за ободрение.

Она вытерла рот салфеткой. – Не благодарите меня. Это свободно. Стоит ровно столько, сколько уплатите. Я делаю это для каждого.

Она было пошла вперед, но я остановил ее: – Что значит Л.?

– Что?

Я показал на карточку с именем.

– О, это Лиз. Сокращенно от Лизард.note 1Note1
  ящерица


[Закрыть] – Лизард? – Я поднял брови.

– Мне оно досталось в наследство. Понимаете?

– Прекрасно подходит.

– Лучше жуй свой сэндвич, – сказала она. – Ты совсем тощий. – А потом пробралась вперед в свое пилотское кресло. Тед с надеждой улыбнулся, но она просто ткнула большим пальцем в хвост и больше не обращала на него внимания.

Он вздохнул, ушел назад и пристегнулся к креслу, где сидел раньше. – Вью!, – прошептал он. – Я вспомнил ее. Она однажды столкнулась с «Титаником» и затопила его.

– О, я не знал. Я думал, она просто ужасна! – Не думаю, что она слышала меня, но кончики ее ушей порозовели. По крайней мере, мне так показалось.

Тед немного поворчал, устроился поудобнее в кресле и задремал Я закончил сэндвич и потратил остаток полета, думая о высокой острой аномалии на 5900 ангстремах. Захотелось к терминалу, чтобы изучать данные въявь, а не по памяти. Что-то в поведении тысяченожек – что-то столь очевидное, что я не замечал – смотрело мне прямо в лицо. Это раздражало до смерти, потому что я не мог не думать об этом! Это было ярко-красное видение, кроваво-окрашенная комната со столом в центре, на котором клетка, полная игривых активных тысяченожек. Почему? Я наклонил голову к окну, смотрел на облака и думал о розовых стеклах.

Чоппер накренился и солнце сверкнуло в глаза, оставив сияющий послеобраз. Я положил руку на глаза, закрыл их и наблюдал пульсирующий шарик химической активности на своей сетчатке. Вначале он был белый и желтый, потом алый, и выглядел как звезда – я Решил, что это Хторр и хотел взорвать его. Немного погодя он начал становиться голубым и истаял, оставив только память о себе и еще одну дюжину вопросов о возможном происхождении инвазии хторров. Колючки подозрений кололи меня. Более, чем раньше, я хотел вернуться к терминалу.

Чоппер снова накренился и я понял, что мы подходим к Денверу. И майор Тирелли готова продемонстрировать нам прием «стой и падай».

Она провела нас прямо над Скалами, не заботясь о глиссаде снижения, а теперь, когда мы были над городом, для глиссады уже не осталось пространства, по крайней мере без долгого кружения над Восточным Колорадо, для сброса десяти километров высоты. Поэтому взамен она включила винты, отключила реактивные моторы и заставила нас падать. Эта техника была развита десятью годами раньше, но никогда не применялась; армия хотела иметь способ быстро протолкнуть людей и снаряжение над вражеской территорией, не снижаясь настолько, чтобы быть в пределах досягаемости его переносных ракет земля-воздух. Это была еще одна вещь, за которую следовало благодарить пакистанскую войну. Даже если нервы выдерживали такое приземление, желудок нет.

– Вау, – задохнулся Тед, когда понял, что она делает. Мы падали несколько десятилетий, хотя мои часы утверждали, что прошло лишь две с половиной минуты. – Либо она по-настоящему горячая штучка, либо кто-то страстно торопится нас увидеть.

– И то, и другое, – отозвалась она спереди. Она все слышала по внутреннему автомонитору.

Тед выглядел пораженным, он не догадывался, что она может слышать нас.

Она включила радио, предупредить, что мы садимся. – Стентон, это Тирелли. Очистите площадку – у меня срочный груз, и я сяду прямо, где обещала.

Мужской голос отозвался немедленно: – Отказано, Тирелли. Твой приоритет увеличен вдвое. Им нужен чоппер для какой-то медной каски. Отворачивай и падай возле Лоури. Грузовик ждет тебя на севере ноль-шесть.

– О, черт, – сказала она. Потом начала включать двигатели, зажигая короткие выхлопы пламени, чтобы повернуть нас и замедлить снижение. Замедление было боковым. И неровным.

– Кстати, – добавило радио. – Отметь свой автомонитор для проверки. Мы потеряли несколько замеров расстояния прямо перед тем, как ты включилась.

– Нет, это я. Переключалась на внутреннюю.

– Черт побери, Лиз! Это не позволяется делать в воздухе.

– Расслабься, Джекки. Я была на твоем экране. Я слышала сигнал. Тебе не нужна была телеметрия или инерциальная проба. И я торопилась.

– Лиз, эта система работает для твоей безопасности…

– Верно. И оправдывает каждый цент. – Она улыбнулась. – Я не могу больше говорить, Джейк. Я должна уронить эту штуку. – Она выключила голосовую связь. Автомонитор продолжал мигать.

– Э-э, – сказал я, – похоже, я не понимаю…

– Ты прав, – оборвала она. – Не понимаешь. – Не отрывая глаз от управления она объяснила: – Моя отговорка – чепуха. На самом деле я отключила контрольные мониторы. Не хочу, чтобы он узнал, что я не использую шумоподавление – это забирает слишком много мощности двигателей.

– О, – сказал я. – А что же люди, живущие внизу?

– Я пытаюсь не думать о них, – сказала она. Потом добавила: – Ты предпочитаешь быть пятном красного желе на площадке – или хоть и неотесанным, но одним куском?

– Намек понял. – Я замолчал – Кроме того, – продолжала она, – любой, кто живет так близко к аэропорту, заслуживает этого – особенно теперь, когда полгорода пустует. – Чоппер попал в боковой ветер и мы соскользнули в сторону. На мгновение Мне показалось, что она просчиталась и мы не попадем на площадку, но она совсем не поправила снижение. Потом я увидел грузовик и понял, что она предусмотрела даже ветер. Нас сдувало по направлению к месту посадки.

Мгновением позже мы легко коснулись земли. Это было последней легкой вещью в Денвере. Прежде чем реактивные моторы заныли на остановку, рампа хлопнулась на место и дверь широко распахнулась.

Она вышла наружу со вздохом сжатого воздуха и скользнула в сторону. Почти немедленно майор с орлиным носом, красным лицом и глазами-бусинками закашлял в кабине: – Все в порядке, Лиз, где…

И тут он увидел меня и Теда. – Кто вы?, – потребовал он. – Он не стал ждать ответа, а набросился на майора Тирелли: – Черт побери, Лиз, не разрешается быть любому тупоголовому в этом полете. – Он носил наушники Сони с подключенным микрофоном. – Задержитесь на минутку, – сказал он в него.

– Мы не тупоголовые, – сказал Тед.

Он мигал на нас с досадою.

Тед толкнул меня: – Покажи ему приказы.

– Приказы? Какие приказы? – В микрофон: – Ждите. Я думаю, это накладка.

Я достал документы из кармана куртки и передал ему. Он нетерпеливо взял их и пробежал с растущей хмуростью. Позади нас двое рядовых среднего возраста, очевидно выбранных для переноски клеток с образцами, рассматривали нас с обычной смесью любопытства и скуки.

– Что за черт, – пробормотал он. – Поганая неприятность. Кто есть кто?

– Я – Маккарти, это – Джексон.

– Верно. Маккарти. Я запомню вас. – Он вернул приказы. – Окей, хватайте ваши клетки и тащите к тому крейсеру. – Он повернулся и вынырнул наружу. – Вы двое – свободны. Они прислали своих носильщиков. – У него был весь шарм сверлильного станка.

Тед и я переглянулись, пожали плечами и пошли к коробкам. Майор Тирелли закончила отключение двигателей, заперла консоль и протиснулась за нами к двери.

Когда мы топали за ней по рампе, я заметил, что двое рядовых расположились в офицерских креслах грузового автобуса, оставив места обслуги нам. Майор – я уже невзлюбил его – стоял под навесом, разговаривая с кем-то невидимым: – Да, это должно быть оно… Хорошо, найди место, где они будут спать, пока мы не поймем, что делать с ними – мне все равно, где… Что? Не знаю. Выглядят похоже. Подожди, я гляну для верности. – Он сердито осмотрел нас. – Вы не гомики, ребята?

– О, милочка!, – стал извиваться Тед. – Когда же вы научитесь? Правильное слово – голубые! Учат чему-нибудь в знаменитых восточных школах? – Прежде чем я отреагировал или отстранился, Тед взял меня под руку. – Джимми, у нас много работы по воспитанию здесь сознательности.

– Тед! – Я вырвался и гневно уставился на него.

– Да, так и есть, – говорил майор. – Расположи их где-нибудь подальше. Не дадим нашим друзьям из четвертого мира еще немного аргументов… Правильно. Отбой. – Он глянул на двух рядовых. – Двигайте! Устройте комнату для майора Тирелли! – Нам, все так же сердито: – Спрячьте это сзади! Вам придется заползти туда же, впереди мало места. – Он устроился рядом с равнодушным водителем.

Я вскарабкался за Тедом и попытался устроиться поудобнее. Ха! Этот автобус не проектировался для комфорта. Должно быть существуют армейские правила против удобства. Мы попрыгали по полю к далекому зданию.

– Что такое? – зашипел я на Теда.

Тед, улыбаясь, пожал плечами: – Не знаю. Сейчас выглядит неплохой идеей – Не для меня!

Тед наклонился и нежно похлопал мою руку. Я уставился на него. Он сказал: – Джимбо, оглянись вокруг. Прекрасный день. Мы снова в цивилизации! Даже армия не может это испортить!

– Я не гомик!

– Я знаю, дорогой, но майор ищет повода невзлюбить тебя и я не хочу его разочаровывать. Вау! Погляди на это небо! Добро пожаловать в Денвер!

16

Нашей первой остановкой была Секция Образцов, ET-3. Тед и я толкали тележку по длинному, пахнущему дезинфекцией коридору секции, в то время как майор Яркие Глазки и его почетный эскорт следовали за нами, смотря сердито.

В одном месте мы миновали тяжелую стальную дверь с пугающей надписью:

Изучение живых хторров Только допущенный персонал

Проходя мимо, я вытягивал шею, надеясь заглянуть сквозь окошечко в двери, но ничего не было видно. А майор Пустоголов за мои старания удостоил меня грозным взглядом.

Мы прошли весь путь до конца коридора через пару двойных дверей с надписью «Надзиратель». Персона на службе в секции неожиданно оказалась маленькой невоенной старой леди, которая всматривалась в нас поверх очков в тонкой оправе. – Ну, привет! – Она мерцательно-сладко улыбнулась. – Что вы принесли мне сегодня? Она взяла у майора папочку и уставилась в нее, улыбаясь и помаргивая. – У-гу, да… да, очень хорошо. – У нее были розовые щеки и блестящие седые волосы, собранные на макушке. Не ней был белый лабораторный халат, но на шее он был распахнут и я видел воротничок зеленого платья с голубыми цветами. Карточка с именем гласила: «М. Партридж, д. ф.» – Тысяченожки, да… у-гу, яйца… у-гу, соскобы стен… – Она провела пальцем до конца списка, тщательно укладывая каждую страничку в папку. – А это что? Пурпурный Колеус? Чья это классификация?

Я поднял руку: – Моя.

– О, да. – Она подняла взгляд на меня. – И вы?…

– Маккарти, Джеймс. Специальные Силы.

– Ах, да, – сказала она. – Хорошо, Джеймс, но, пожалуйста, больше не классифицируйте образцы. Оставьте тем, кто лучше подготовлен к такой задаче. Я знаю, вы всего лишь пытаетесь быть полезным…

– Извините, мэм, – прервал я ее, – но я подготовлен.

– Да? – она подняла на меня глаза. И моргнула.

– Я из Специальных Сил, мэм. Внеземная секция. Я сам собрал эти образцы. С определенным риском. И у меня было несколько дней для наблюдения за ними. У меня также был доступ ко всему научному каталогу Библиотеки конгресса. «Пурпурный Колеус» – аккуратное описание растения, независимо от квалификации лица, указывающего на него. – Я поглядел на Теда, но он восхищался потолком. Тот был очень хорошо оштукатурен.

Майор свирепо уставился на меня. Доктор Партридж жестом утихомирила его и повернулась ко мне: – Джеймс, мы получаем много, много образцов каждую неделю. У меня нет возможности узнать, в первый ли раз мы видим эти конкретные образцы, или нет. Это могут быть вообще не хторровы виды…

– Он рос в тщательно возделанном кольце вокруг всего иглу хторров…. – начал я было объяснять.

– Да, да, я знаю. – Она подняла руку. – Но, пожалуйста, предоставьте нам делать такие подтверждения. Если мы станем принимать классификацию каждой персоны, которая принесет образцы, у нас будет пятьдесят различных описаний каждого отдельного растения и животного. – Она похлопала по моей руке, словно прощающая бабушка. – Я знаю, что вы вспомните это со следующей партией образцов, принесенных вами.

– Э-э, мэм… – Я снова вытащил приказы из кармана. – Мы переназначены сюда. Мы откомандированы из управления округа «Скалистые Горы» для работы в качестве независимых исследователей в Национальный Научный Центр, внеземное подразделение.

Она мигнула. И снова мигнула. – Боже, – сказала она. – Что ж, это не было согласовано со мной. Как, они думают, буду я руководить секцией, если меня не информируют? – Она взяла розовую копию моего приказа, водрузила на нос очки и опустила на него глаза. Она держала его почти на расстоянии вытянутой руки. Окончив, произнесла очень тихо: – Хм, – и вернула бумаги назад почти рассеянно. – Да. Что ж, я уверена, мы сможем найти что-нибудь, что вам делать, ребята. Приходите ко мне, э-э, во вторник. Нет, погодите минутку – куда я положила календарь? – о, вот он. Посмотрим, посмотрим. Нет, четверг будет лучше…

– Э-э, мэм? – Она запнулась, моргнула и снова посмотрела на меня широко открытыми глазами. – Нам лучше начать работу немедленно. Не могли бы вы выделить нам терминал?…

– Боже мой, ребята из Специальных Сил всегда в такой спешке?

– Да, мэм. Идет война. – Я вспомнил, что говорил Шоти, и добавил: – Это вообще первое в истории вторжение на американскую территорию. – Я многозначительно поднял свою дискету. – Терминал? И где нам разместить наши живые образцы?

Вмешался майор Напыщенный: – Доктор Партридж, уже полдень пятницы, а у вас приглашение на пленарную сессию…

– Да, я знаю. – В голосе был оттенок раздражения. Она сдержалась и мило улыбнулась ему. – Я должна закончить здесь и вы сможете подбросить меня на брифинг через… э-э, сорок пять минут. – Майор хрюкнул и исчез. Доктор Партридж шагнула к столу и нажала кнопку. – Джерри!, – позвала она.

Джерри был коренастой картофелиной в человеческом облике, прячущей резиновое лицо за толстыми стеклами очков и мотком грязных светлых волос. Он появился в запачканном лабораторном халате и нес выпотрошенный модулятор. Он, похоже, не замечал, что все еще держит его в руках. На карточке с именем было написано: «Дж. Ларсон», у него был слегка сконфуженный хмурый взгляд, как если бы он был постоянно слегка под хмельком.

Доктор Партридж сладко улыбнулась ему: – О, вы уже здесь. Проводите Джеймса и – как ваше имя? Тед? Помогите им. Они будут здесь исследователями.

– О, – сказал Джерри. Он уставился на нас, словно мы были агрессорами. Он смотрелся на тридцать пять лет, но мог быть любого возраста от двадцати до пятидесяти. – У вас есть приказы?, спросил он.

Я передал. Пока он проглядывал, доктор Партридж прощебетала: – Я уверена, Джерри хорошо позаботится о вас. Если вам что-нибудь понадобится, просто найдите его. Он представляет меня. Теперь, прошу у вас прощения… – И она исчезла в кабинете.

Джерри закончил читать приказы и вернул их. – Специальные Силы, понятно. – Он кашлянул. – У меня дядя в Специальных Силах. Дядя Айра.

Я вежливо кивнул: – Извините, я его не знаю. Послушайте, как быть с этим? Мне нужен терминал, и я хочу, чтобы тысяченожки были помещены в специальные условия.

Джерри потер нос, потом равнодушно посмотрел на меня. – Вас должны проверить перед тем, как дам вам терминал и рабочее место. Это займет две недели.

– О, ужас, – сказал я. – Слушайте, я в разгаре работы. Я не могу ждать две недели. – Я показал на клетки. – Эти яйца и тысяченожки должны находиться в специальных условиях…

– Каких? – Джерри остановился у тележки, открыл металлическую удерживающую сетку и уставился.

– Прохладное, сухое место для яиц. Тысяченожкам тоже – прохладное место с неярким светом. Я могу дать более подробные рекомендации.

– Не обязательно.

– Э-э, я сильно настаиваю.

Джерри открыл другую клетку: – Почему?

– Потому что именно это им нравится. – Я подошел к тележке рядом с ним. – Немного здравого смысла. Посмотрите на величину их глаз. Сплошные зрачки. Конечно, им не нравится яркий свет.

Джерри хмыкнул.

Я сказал: – Легкий солнечный свет слепит их. Комнатный свет тоже слепит их. Даже тусклый свет слепит их. Они могут двигаться в сумерках и полутьме, но по – настоящему видеть они могут только в темноте.

Джерри смотрел скептически: – Даже в абсолютной темноте?

Я кивнул: – Мне кажется, их глаза теплочувствительны. Я не смог проверить, но похоже, они могут видеть в достаточно далеком инфракрасном диапазоне.

Тед заговорил, в первый раз за все время: – Расскажи ему, что это значит, Джим.

– Э-э… – Мне хотелось, чтобы он не произносил этого. Я сказал: – Они не ночные…

Джерри, хмурясь, поднял глаза от клетки и засунул руки в карманы лабораторного халата: – Я не схватываю.

– … на своей родной планете. На Земле им приходится ими быть.

– Как?

– Ну, – сказал я, – из-за величины их глаз. Она сильно намекает, что они развивались в условиях гораздо худшего освещения, чем здесь. Это компенсация. Либо их родная планета дальше от их солнца, либо их солнце не вырабатывает столько же света в видимом спектре, сколько Солнце. Или и то, и другое. Это делает планету заметно прохладнее Земли, вероятно ее температурный диапазон между пятью и двадцатью по Цельсию. Может быть, она в длительном оледенении. Похоже, тысяченожкам наиболее комфортно между десятью и тринадцатью градусов, но это зависит от количества света.

Джерри смотрел заинтересованно.

– Земной дневной свет слишком ярок, – продолжал я, – он замедляет их, даже заставляет сворачиваться. При уровне освещенности соответствующему поздним сумеркам, они наиболее активны в самом широком температурном диапазоне, то есть тогда они действительно двигаются. Когда мы их обнаружили, они были в спячке – но только сравнительно. Я нахожу, что это очень хороший индикатор общего уровня яркости, который будет обнаружен на Хторре. Следовательно, большие глаза.

Джерри сказал: – Хм, – и оглянулся на клетку с тысяченожками задумчиво – изучающе.

– Если бы у меня был доступ к терминалу, – намекнул я, – я смог бы рассказать гораздо больше. Очень интересно, насколько чувствительны эти создания к световым и температурным различиям. Это наводит меня на мысль, что климат на Хторре невероятно стабилен. Ночи могут быть достаточно теплы по сравнению с днями. Я предполагаю, что планета имеет довольно туманную атмосферу со значительным количеством окиси углерода, что должно создавать парниковый эффект и предохранять ночи от слишком большого охлаждения. Я также думаю, что у планеты не может быть никаких лун, или, может быть, очень маленькие. Ничего, что может вызвать сильные приливные эффекты. Потому что это должно сделать атмосферу планеты бурной, а не туманной.

– Туманной, говоришь? – Джерри, думая, морщил губы. Все его резиновое лицо деформировалось. – Я немного знаю теоретическую экологию, – сказал он, – может быть, вы и правы… – Потом добавил: – … но я в этом сомневаюсь.

– О, благодарю. – Я сложил руки на груди. – Слушайте, если вы знаете немного, то знаете, что немного – недостаточно.

Он кивнул в знак согласия. – Верно. Я получил степень в Т. Е.

– Бакалавра?

– Доктора.

– О! – Я внезапно почувствовал себя дураком.

– Да, я аплодирую вашему трудолюбию и воображению, но в вашей теории есть дыры и их достаточно много, чтобы проскользнуть червю.

– Назовите шесть.

– Одной достаточно. – Он закрыл окошечко клетки. – Если Хторр имеет туманную атмосферу, это значит, что они не могут видеть звезды. Если атмосфера достаточно туманна, они вообще не видят никаких лун, не обязательно маленьких. Это значит, что никакие небесные объекты не привлекают их интерес, а это означает, что для разумной расы нет стимула открыть звездные путешествия. Если ваша теория верна, то жуки на должны быть здесь, а так же и черви, которые привезли их.

– Их глаза гораздо более чувствительнее наших, – ответил я. Они, наверное, способны видеть небесные объекты при гораздо худших условиях наблюдения. Послушайте…. – я сделал глубокий вдох, – … для экзобиолога виды, наполняющие нижние ступеньки лестницы, являются очень эффективными маленькими мониторами физических условий планеты – ее вращения, ее температурных циклов, уровней освещенности, рисунка погоды и тысячи других переменных. Можно экстраполировать из этого контекст экологии, если знать, как на это посмотреть. Основываясь на этом свидетельстве, атмосфера Хторра постоянно наполнена дымом. Или туманом, или смогом, или чем-то еще. Главное, что атмосфера густа и по преимуществу темна, но как много каждого инградиента, я не знаю – о, тем не менее я могу сказать, какого она цвета.

– Что?, – челюсть Джерри отвисла. – Как?

– Над этим я и работал, – я похлопал свою дискету. – Все на ней.

Он поморгал: – Что там?

– Трехмерный граф, представляющий реактивность тысяченожек, переменными являются температура, интенсивность света и его частота.

– О, – сказал Джерри. На него произвело впечатление.

– Эй, – вмешался Тед. – Какого же она цвета?

– Красная, – улыбнулся я. – Звезда темно-красная. Какого еще?

Джерри принял это. Лицо его стало задумчивым: – Весьма четкое продвижение по последовательности умозаключений. Я могу понять, почему хторрам надо присматривать новый дом – старый износился. – Он посмотрел на меня: – Как вы пришли к этому?

– серендипити, – признался я. – Я аппроксимировал тьму с двухсотангстремным разрешением в красной полосе и работал в темной комнате. Устал натыкаться на столы. Но потом новые измерения перестали совпадать с кривой, которую я уже установил. Жуки были чересчур активны. Тогда я начал размышлять о длинах волн их визуального спектра. Всю прошлую ночь я заставил компьютер варьировать цветовую температуру через регулярные интервалы. Я дал жукам восемнадцать различных цветов. Большинство из них вообще не вызывало реакции. Желтый, например. С оранжевым немного лучше, но красный заставил их подпрыгнуть вдвое. Еще немного тестов этим утром показало, что лучше всего им нравится свет, не ярче, чем земные сумерки – и тогда это почти точно коррелирует с другими наборами тестов.

– Добрый кусок работы, – сказал Джерри. Неожиданно он улыбнулся. С его лицом эффект был гротескный. – Это напомнило мне об одном проекте, в котором я участвовал. Нам дали три различные жизненные формы и надо было экстраполировать их родную экологию. Двухлетний проект. Я использовал более двадцати тысяч часов параллельных вычислений. – Он стал более серьезным. – Поэтому, пожалуйста, не огорчайтесь, когда я скажу, что ваши заключения могут оказаться преждевременными. Я когда-то проходил подобные упражнения. Знаю некоторые из ловушек. Вы не можете судить о планете по единственной жизненной форме. Есть большие различия между гремучими змеями и пингвинами. Вы не знаете, являются ли эти тысяченожки представительными или они просто специальный случай. Вы не знаете из какой они части планеты, или какого региона – с полюсов или с экватора? Являются ли они представителями горной фауны Хторра или болотными созданиями? Или из пустыни, из степи, из чего? И что может эта идентификация говорить об условиях других частей планеты? В каком виде климата эти жуки развиваются – каков их возраст? Какова разновидность биологического цикла? Какова продолжительность дня, месяца, года? Если у них нет лун, или их больше одной, имеют ли они вообще циклический эквивалент месяца? Настоящим вопросом об этих образцах является следующий: где расположены тысяченожки в экологии Хторра? Все, что у вас есть здесь, это индикаторы: черви любят есть жуков, а жуки любят есть что-то другое – это постоянное или случайное условие? Что мы можем предположить о форме их пищевой цепи? А что об их размножении – на что похож их репродуктивный цикл? Каков рисунок их развития? Их психология – если у них вообще есть таковая? Болезни? И вообще, я только начал задавать вопросы!

– За этим мы здесь, – сказал я. – Помочь задавать вопросы – и помочь находить ответы.

Джерри принял это: – Хорошо, – сказал он. – Я прослежу, чтобы ваша информация была передана тем, кто может наилучшим образом ее использовать. Вы, вероятно, открыли ценную область исследований. – Он протянул руку за дискетой.

– Прошу прощения, – я покачал головой. – Нет терминала – нет дискеты.

– Э-э…. – Джерри глядел раздосадованно. – Если у вас есть информация о любой внеземной или подозрительной на внеземную жизненной форме, то вам, наверное, известно, что закон требует, чтобы вы сообщили ее федеральному агенству. Это агенство находится здесь. – Он снова протянул руку.

– Не выйдет, – сказал я. – Человек погиб за эту информацию. Я отвечаю перед ним, чтобы она не пропала. Я не хочу, чтобы она исчезла в какой-нибудь кроличьей норе.

– Это против правил – давать вам терминал до того, как вы прошли проверку. – Он смотрел расстроенно: – Из какого вы, говорите, подразделения Специальных Сил?

– Альфа Браво.

– И чем занимались?

– Мы жгли червей.

– Я бы не стал выражаться такими словами. По крайней мере здесь. – Он подумал секунду, потом скорчил мину: – Тьфу на правила. У вас ведь есть зеленая карта? Порядок, я придумал, как это сделать. Пошли. – Он провел нас к группе их четырех терминалов, включил два, вышел на одном в систему и поставил другой под свое управление. – Продолжайте, – сказал он. – Создайте себе пароли. Вы тоже… Джексон, правильно? Вы будете работать по специальному счету департамента для ОВП (особо важных персон) – и никому не говорите, что это сделал я. Теперь, первое: я хочу, чтобы вы продублировали дискету…