Текст книги "Эмигрантка в стране магазинов"

Приблизительно через час всех находившихся до моего прихода пациентов уже обслужили. Несмотря на это, пожилая женщина-регистратор, которой по прибытии я предъявила документы и описала суть своей проблемы со здоровьем, продолжала вызывать на врачебный осмотр прибывших после меня, а я по-прежнему ожидала медицинской помощи. Так прошел еще час, и, замечу, все это время ноги у меня болели нешуточно. В конце концов, я решила выяснить, в чем же дело, и враскоряку, на полусогнутых и ужасно опухших конечностях приблизилась к пожилой регистраторше приемного отделения и в предельно вежливой форме поинтересовалась, когда же меня все-таки примут. Ведь я же пришла намного раньше тех, кто уже попал на врачебный осмотр. Презрительно хмыкнув, работница отделения скорой помощи окатила меня равнодушным взглядом и сквозь зубы процедила: «Девушка, у вас проблема не срочная. Мы в курсе. Сидите и ждите».

Так прошло еще полтора часа, в течение которых вновь поступавшие больные один за другим проходили к врачу. Хотя, судя по их внешнему виду, они находились далеко не при смерти и, уж во всяком случае, не в предобморочном состоянии, в котором пребывала на тот момент я, усилием воли заставляя себя не потерять сознания и не грохнуться на пол в зале ожидания. В итоге, собрав последние силы в кулак, я решила обратиться к другой регистраторше приемного отделения, русоволосой женщине лет тридцати пяти. Доковыляв до нее, я страдающим голосом задала тот же самый вопрос, с которым три с половиной часа назад обратилась к ее пожилой напарнице. В ответ молодая женщина окинула меня сочувствующим взглядом, а затем ткнула пальцем в сторону пожилой: «Ваша жалоба поступит к врачам от моей коллеги, а я вам, к сожалению, ничем помочь не могу». «Понятно», – обессиленно проронила я и, встретившись взглядом со старухой Шапокляк, интуитивно почувствовала, что она меня за что-то очень сильно ненавидит, а в следующую же минуту совершенно неожиданно для себя узнала, за что.

Повернувшись к ним спиной, пошатываясь и еле-еле переставляя ноги, я направилась обратно к своему сиденью и в тот же самый момент отчетливо услышала, как пожилая служащая приемного отделения на местном языке, видно, решив, что я его толком не знаю, заявила своей молодой напарнице: «Я эту русскую специально здесь столько времени держу, ничего, пусть помучается. Вероятно, ты не в курсе, но мою дочь с двумя детьми год назад бросил муж, с которым они до этого десять лет вместе прожили, душа в душу. Ушел от нее к русской, такой же, как эта, молодой сучке. Так что пусть эта дрянь еще парочку часиков здесь попарится. Моя дочка вон как настрадалась из-за такой же сволочи! Только не делай вид, что тебе ее жалко! Будто ты и сама не знаешь, что все русские – продажные шлюхи!» Услышав это, я слегка запнулась и, чуть не упав на пол, с грохотом плюхнулась на ближайшее сиденье. В то же самое время в голове у меня промелькнуло: «Слава богу, что я только с волдырями на ногах сюда попала, а не с острым приступом аппендицита. А иначе старуха Шапокляк, и глазом не моргнув, отправила бы меня на тот свет, так и не показав врачам». Затем я позвонила мужу и попросила его меня оттуда забрать, однако про услышанный разговор ничего не сказала, потому что не хотела его расстраивать. Вскоре супруг доставил меня домой, и там я принялась лихорадочно соображать, как же теперь попасть в отделение скорой помощи. В какой-то момент вслух вырвалось: «А может, вызвать неотложку на дом? Ведь не могут же врачи не приехать по вызову!?» Муж в растерянности пожал плечами: «А тебе самой-то хочется туда возвращаться?»

Между тем мое физическое и психическое состояние можно было охарактеризовать как упадочное. Желтоватые пузыри на обеих ногах раздулись до громадного размера, а заполнявшая их жидкость из прозрачной превратилась в кровавую. Вместе с этим резко поднялась температура, и меня стало трясти крупной дрожью. При виде моего состояния муж чуть не плакал. «Так, – решительно сказал он. – Поехали в медпункт, а если и там не примут, то отвезу тебя прямо в кабинет к президенту. Пусть он сам тебя лечит, если никто другой здесь не в состоянии этого сделать». На мгновение я засомневалась: «В медпункт? Туда же только прививки от гриппа ходят делать. Думаешь, они мне помогут?» К счастью, мой муж оказался прав, поскольку именно они-то и оказали мне необходимую медицинскую помощь. Там нас встретила медсестра, которая, выслушав мою историю о четырехчасовом сидении в зале скорой помощи без получения таковой, бросила беглый взгляд на мои голени с кровавыми волдырями и, слегка замявшись, заключила: «Не знаю, имеем ли мы право обрабатывать такие раны. Слишком большая ожоговая поверхность, есть риск заражения, понимаете? Ожогами такой степени занимаются только врачи скорой помощи, а нам, вообще-то, не положено… хотя…», – и, не договорив, помчалась за своей сотрудницей. Уже через пару минут дежурная врач медпункта предложила мне пройти в процедурный кабинет и, ежеминутно охая и ахая, принялась внимательно разглядывать мои раздувшиеся, как шары, ноги. «Записывай диагноз, – скомандовала она медсестре, – множественные ожоги второй степени. Ну что же, приступим к обработке ран». И тогда, вдвоем с медсестрой, они принялись срезать длинными ножницами мои волдыри и обрабатывать мазью образовавшуюся кровавую поверхность. Помню, как они долго бинтовали мои конечности широкими марлевыми повязками и что после этой процедуры мое сознание сразу же прояснилось. Несмотря на то, что ноги все еще надсадно болели, это была вполне терпимая боль, к которой можно было привыкнуть и самостоятельно передвигаться медленным шагом. К вышесказанному добавлю, что в течение последующих трех недель я регулярно ходила в медпункт на перевязки, пока окончательно не выздоровела.

И все же однажды мне пришлось побывать в кулуарах отделения неотложки Страны Магазинов. Случилось это, когда я сломала ногу и меня доставили туда на машине скорой помощи, с включенной на полную мощь сиреной. Миновав приемное отделение, санитары внесли меня на носилках в какую-то комнатушку для осмотра врачом, а оттуда переправили в рентгеновский кабинет. Помню, как во время указанной процедуры мои слезные просьбы к врачу не трогать сломанную ногу за самые болезненные места так и не увенчались успехом. Рентгенолог оборвал меня на полуслове и приказал терпеть, мотивируя это тем, что «снимок надо делать, как следует, независимо от того, у кого что болит». Я же от каждого поворота сломанной ноги пронзительно вскрикивала и крючилась от боли. По окончании «рентгеновской пытки» меня оставили лежать на кушетке в ожидании результатов, и вскоре ко мне подошел дежурный врач отделения скорой помощи. Взглянув на полученные снимки, он кратко огласил диагноз: «У вас перелом ноги», – после чего посоветовал мне купить костыли и пояснил, что для наложения гипса необходимо отправиться в кабинет травматолога, расположенный на другом конце города.

Честно говоря, услышав это, я немного опешила: «Ничего себе, в этом огромном больничном здании из семи этажей нет ни одного травматолога, владеющего техникой наложения гипса…» Но поскольку другого выхода у меня не было, то поначалу с опорой на плечо мужа, а затем – на спешно приобретенные им костыли, я отправилась в вышеозначенный кабинет травматолога-ортопеда. По правде сказать, дорога туда напоминала восхождение на Эверест, поскольку его консультация занимала пол-этажа в здании, находившемся в самой верхней точке одной из столичных улиц, выстроенной с наклоном в шестьдесят градусов. Причем спускаться по ней было еще страшнее, нежели идти вверх. Помню, как при возвращении из кабинета травматолога с уже загипсованной ногой, мне вдруг вспомнилось, как зайцы при спуске с горы скатываются кубарем вниз. «Не до жиру – быть бы живу, словом, удержаться бы на костылях, сходя с этой горки, – с замиранием сердца подумалось мне, – а не то минут через десять доставят обратно к тому же врачу, но уже с переломом другой ноги». Кстати, может, поэтому он и выбрал себе место для кабинета именно там, чтобы не испытывать недостатка в клиентах с переломанными костями…

* * *

Между тем, по прошествии пары месяцев после гибели своей собаки, Чуланщица неожиданно решила забеременеть. Дословно ее объяснение выглядело так: «Когда у нас жил Рик, я привыкла к тому, что дома всегда кто-нибудь есть, а теперь мне ужасно скучно…» Из чего следовал вывод, что их будущему ребенку вряд ли когда-нибудь удастся слинять от своей мамаши на учебу в университет другой страны или поселиться в удаленном районе. В свою очередь, мужу Чуланщицы ничего другого не оставалось, кроме как, спустив штаны, приступить к выполнению очередного боевого задания своей супруги, ведь любое ее желание воспринималось им как приказ к действию. Первые месяцы он без конца жаловался нам с мужем на то, что абсолютно не заинтересован в заведении с ней совместных детей, поскольку четко сознавал, что, родив ребенка, Чуланщица окончательно растопчет жалкие остатки его чувства собственного достоинства, и тогда до конца своих дней он так и не сумеет вырваться из ее когтистых лап. В то же время воспротивиться ей он как всегда не посмел, а потому Чуланщица вскоре своего добилась и забеременела.

С каждым месяцем она все больше и больше распухала во всех телесных направлениях, и вместе с громадного объема животищем в ней нарастала таких же чудовищных размеров ненависть ко всем людям земного шара, из числа которых самой близкой целью на поражение оказалась я. В то время и без того узкий круг тематики наших бесед еще больше сузился, и поговорить с ней удавалось всего лишь о том, как она прекрасно выглядит (что было абсолютной ложью, но действовало на нее посильнее успокоительных лекарств для психически ненормальных граждан) и как замечательно должны были пройти ее роды. Беседы на какую-либо другую тему Чуланщицей пресекались на корню, и с этим, к сожалению, нельзя было ничего сделать, какие бы дипломатические приемы я не пускала в ход. К слову, описать свое душевное состояние во время подобных разговоров мне бы хотелось вот на каком примере. Вспомните, пожалуйста, уважаемый читатель, какого-нибудь вашего пожилого родственника или знакомого, часами рассказывающего вам о том, какие таблетки прописал ему врач от артрита, или какое лечение ему назначили от холецистита, или какую вставную челюсть ему посоветовал приобрести стоматолог для замены старой. Так вот, беседы именно такого направления я вынуждена была еженедельно проводить с Чуланщицей, не забывая при этом выражать всем своим видом глубокую заинтересованность как в ее нынешнем состоянии, так и в последующем родовом процессе.

И не дай бог было даже мимоходом, характеризуя какого-либо другого человека, совершенно случайно употребить в разговоре такие слова, как красивый, умный, сердечный, скромный и т. д., а тем более выразиться подобным образом о какой-нибудь женщине. Любую мою попытку кого-либо положительно охарактеризовать Чуланщица грубо обрывала на полуслове. И если ее собственный муж, позабыв о табу, наложенном на положительную тематику разговоров о посторонних людях, вдруг о ком-нибудь хорошо отзывался, то беременная Чуланщица резво подбегала к нему и сначала звонким и смачным поцелуем в губы заставляла замолчать, а затем повисала у него на шее, настойчиво требуя ответа на вопрос о том, за какие конкретно прекрасные душевные качества он ее любит. Наверное, в какой-то момент при виде этих театральных сцен мое лицо стало выражать скукоту и безразличие, на что Чуланщица не только обратила свое пристально-ненавидящее внимание, но и приняла решение так просто этого не оставить, а потому все чаще стала высказывать неудовольствие моим поведением моему же супругу. Вдобавок ко всему прочему несколько позже Чуланщице в этом стал активно помогать ее трусливый муженек.

Полагаю, что занял он активную позицию в направленных против меня военных действиях просто потому, что ему некуда было деваться. Чуланщица не позволяла ему и рта раскрыть, оставляя за собой право решать любые вопросы за двоих, а он со своей стороны за это право никогда и не боролся. Кстати сказать, я всегда недоумевала, откуда на поверхности земного шара берется такое количество трусов. По моим, не статистическим, а персонально собранным и осознанным данным, последних намного больше, чем воров, дебоширов и тунеядцев, однако последствия проявления трусости зачастую оказываются гораздо более разрушительными. Задумайтесь, пожалуйста, на мгновение, что позволило Гитлеру во время Второй мировой войны занять главенствующее положение в Германии и поработить все страны Европы? Уверена, что добился он этого прежде всего благодаря самой обычной трусости как своего непосредственного окружения, так и общества в целом. Его боялись, а потому и не вступали в открытый конфликт. Проще говоря, несмотря на то, что Гитлер и его ближайшие соратники заварили кровавую нацистскую кашу, тем не менее без поддержки соседних стран, любезно распахнувших перед ним свои двери и ставших его союзниками, он вряд ли сумел бы дойти до России и сгубить еще миллионы людей. В этой связи, к уже известному «Смелость города берет», я бы добавила: «А трусость города сдает». Одним словом, мужа Чуланщицы, относившегося ко мне вполне доброжелательно, но по приказу своей жены ставшего Иудой, я не оправдываю.

Тем временем мои отношения с этой супружеской парой становились все более натянутыми и, в довершение ко всему, как-то раз я услышала за своей спиной их беседу следующего содержания. Она: «Слушай, а эта русская, вообще-то, собирается предложить себя в качестве няньки для моего будущего ребенка? Или у нее совсем совести нет?» Он: «Дорогая, не спеши так, вот родишь, она нашего ребенка увидит, сразу его полюбит и согласится периодически его к себе забирать!» Она: «Ты что, с ума спятил!? Я не собираюсь ждать столько времени! Поговори с ее мужем на этой неделе, он же наш друг. Как только рожу, пусть он ее сразу ко мне на выходные и отправляет. Хочу, чтобы она сидела с моим ребенком, а я в это время буду отдыхать!» От услышанного у меня потемнело в глазах, но не потому, что я разом представила себе кучу запачканных памперсов и непрерывно кричащего младенца, а потому, что в тоне Чуланщицы явно почувствовались гитлеровские нотки. Было совершенно очевидно, что она не шутила и готова была пойти на все, лишь бы сделать меня бесплатной служанкой себе и своему ребенку.

* * *

А теперь позвольте, уважаемые читатели, отвлечь вас на некоторое время от кульминационных событий моей личной жизни, чтобы разъяснить взаимосвязь общего и частного, имевшую место в сложившейся ситуации. По сути, позиция Чуланщицы являлась отражением отношения европейского общества к эмигрантке, и в основе его лежало высокомерие. К слову, высокомерие, как известно, это когда тебя считают недостойной себя, но при этом достойной быть, к примеру, бесплатной нянькой для своих отпрысков. Думаю, все вы, уважаемые читатели, знаете, что эйфория после рождения ребенка длится, как правило, не более пары недель, а сразу после этого новоиспеченные родители бросаются на поиск того, кто смог бы помочь им в уходе за грудничком, постоянно пачкающим пеленки. Это логично, нормально и интернационально. Все родители так поступают, просто чтобы не свихнуться от криков своего же собственного грудного дитяти.

Впрочем, выход из этой, казалось бы, безвыходной ситуации, как правило, находится довольно быстро, поскольку к уходу за маленькими детьми сразу же удается подключить родственниц и близких подруг, имеющих собственных отпрысков, а потому достаточно осведомленных и натренированных в этом вопросе. Но если вы – эмигрантка в какой-нибудь европейской стране, то избежать участи бесплатной няньки вам будет ой как нелегко. Скажу напрямую, что привлекать вас к такого рода бескорыстной деятельности будут независимо от того, имеется ли у вас собственный ребенок и какой-либо опыт по уходу за малолетними детьми или нет. Для ваших европейских знакомых, соседок и коллег по работе все это не будет иметь никакого значения. Одним словом, приготовьтесь к тому, что рано или поздно они принесут к вам домой свое дитя, бросив с порога краткое: «Так я отлучусь на полчасика, а ты тут пока за ним присмотри». И вам оч-ч-чень крупно повезет, если такая мамуля второпях не забудет оставить несколько памперсов и действительно вернется за ним спустя оговоренный промежуток времени. В последнем, кстати говоря, я очень сомневаюсь, и мои сомнения базируются на собственном практическом опыте. Надейтесь на «Через три часа появится», но рассчитывайте на «Глядишь, вечером, часов в десять, за ним вернется». При этом само собой разумеется, что ухаживать в свое свободное время за детьми местных жительниц вы будете совершенно бесплатно. И не дай бог вам когда-нибудь заикнуться о денежном вознаграждении, честное слово, не дай бог…

Понятно, что и в любой другой стране от подобного никто не застрахован. Причем такой номерок иногда может выкинуть даже малознакомая женщина. Однако после серьезного с ней разговора, скорее всего, она постарается замять свою вину и уж во всяком случае вежливо перед вами извинится за доставленные ею неудобства. Кстати, если вы – эмигрантка и вами попользовались в качестве бесплатной няньки, да еще и не часок или два, а с самого утра и пока не стемнело, а вы, желая дать достойный отпор обнаглевшей мамаше, уже приготовились к такого рода беседе, то мой вам совет: уважаемая читательница, поберегитесь! За сказанное она вам немедленно отомстит, и ее месть будет по-настоящему черной. Помню, как однажды я попыталась объяснить своей напарнице по магазину, что в выходные планирую отдыхать, а не менять памперсы ее грудничку. И это привело к тому, что все имевшие детей сотрудницы нашего магазина одна за другой принялись шипеть и фыркать в мою сторону: «Кто бы мог подумать, надо же, какая детоненавистница!» А все потому, что в один из воскресных вечеров я торжественно вручила младенца его непонятно где шатавшейся целые сутки мамаше со словами: «Ну, вот что, я смертельно устала, а завтра – на работу… В общем, как хочешь, но больше ты мне его не приноси. Сиди сама со своим ребенком». А уже на следующий день она проинформировала сотрудниц магазина о моем отказе, придав ему следующее содержание: «У твоего ребенка отставание в развитии, к тому же он – ужасное страшилище, засранец и недоумок!» Разумеется, услышав такое, все мои коллеги по работе, имевшие собственных отпрысков, разом на меня взъелись. Так коренная европейка отомстила мне за нежелание стать добровольной жертвой для ее материнского благополучия. В общем, из всего вышесказанного вывод один: некоторые заболевания легче предупредить, чем потом лечить. А потому, уважаемые будущие эмигрантки, не повторяйте моих ошибок! Если вы не готовы принести себя кому-нибудь в жертву, то наберитесь смелости и сразу же в очень аккуратной и предельно вежливой форме, а еще лучше при свидетелях, откажите.

* * *

Тем временем самой актуальной задачей моего тогдашнего существования было не попасть в рабство к Чуланщице. Но цена, которую мне пришлось заплатить за свою свободу, оказалась очень высока. С приближением даты ее родов она все активнее науськивала на меня не только своего безвольного муженька, но и моего тоже. Не буду перечислять огромную кучу гадостей и нелепостей, отпущенных ею в мой адрес, но в общих чертах скажу, что Чуланщица систематически внушала моему супругу, будто бы я, пользуясь каждым удобным случаем, пытаюсь ее унизить и морально растоптать, так как безумно завидую ей и ее беременности. Порядком растерявшись от таких заявлений, мой супруг старался все больше и больше нас с Чуланщицей сблизить с целью, так сказать, окончательного примирения, и в результате я получила «удовольствие» лицезреть распухшую, как шар, вечно недовольную и постоянно что-нибудь жующую Чуланщицу по нескольку раз в неделю…

Помню, как незадолго до нашего окончательного разрыва мы вчетвером отправились на ознакомительную экскурсию в соседнюю страну. И там во время пеших прогулок по уютному средневековому городишке Чуланщица не оставляла меня в покое ни на минуту своими беспочвенными претензиями и замечаниями. Она: «А почему ты честно не признаешься, что мне завидуешь?» Я: «Я?! Тебе завидую!!??» По прошествии получаса, Чуланщица: «Ты у меня только что вырвала из рук газету, даже не спросив, хочу ли я ее почитать». Я: «Газета лежала на барной стойке, а когда я ее взяла, ты была в туалете. Не понимаю, о чем ты. И, пожалуйста, если хочешь, бери ее и читай». Спустя десять минут, она: «Хочу попробовать твое мороженое. Дай мне откусить!» Я: «Подожди, сейчас куплю тебе точно такое же». Она: «Тебе что, одного кусочка для меня жалко? Ну ладно, сходи, принеси». Между тем, получив свое мороженое, Чуланщица даже не соизволила его попробовать, демонстративно выкинув в мусорное ведро и буркнув, что ей «что-то уже и кушать расхотелось». Какие только номера она мне не выкидывала! То я ей якобы на ногу наступила, то больно ударила по животу, то сказала какую-то неслыханную гадость. Когда мне становилось жарко, то Чуланщице было холодно; когда я предлагала пойти на прогулку в одну сторону, она мотала головой и тянула нас в прямо противоположную; когда мне хотелось перекусить, то ей было «не до еды потому, что в животе ребенок ворочается»; когда я говорила «да», она говорила «нет», и наоборот. В общем, те двое суток я вынуждена была непрерывно оправдываться перед своим и ее мужем за не совершенные мной поступки, но, похоже, верить мне ни один из них не собирался. Словесные пощечины ото всех троих обрушивались на меня градом. Наконец наше путешествие подошло к концу, и мы отправились в Страну Магазинов.

Всю обратную дорогу машину вел мой супруг, а на задних сиденьях размещались Чуланщица со своим. Некоторое время мы ехали молча, любуясь на мелькавшие перед глазами пейзажи горной местности. В какой-то момент меня укачало, и я почти задремала, как вдруг, будто из недр земли, раздался странный и неприятный для слуха звук, чем-то напоминавший скрежет буровой машины, который с каждой секундой нарастал и становился все более мощным и надсадно гудящим. Но вот он прекратился, сменившись на звучный, как пулеметная очередь, пердёж, который через какое-то время так же внезапно заглох. И тогда салон нашего автомобиля вновь заполнился прежним гудящим, а временами рокочущим, присвистывающим и прихрюкивающим храпом, исходящим, как и газоиспускание пулеметного типа, от заснувшей сидя Чуланщицы. Странно, но я всегда считала, что люди храпят только в лежачем положении, а никак не в сидячем. Спустя пару минут в салоне автомобиля стало нечем дышать, и тогда мы, за исключением спящей Чуланщицы, одновременно открыли окна. Поначалу ее супруг этому воспротивился, испугавшись, что она проснется от шума ветра. Однако к его безмерной радости, ничего подобного не произошло. Беременная Чуланщица, сидя на заднем сидении, весь оставшийся отрезок пути пускала вонючие газы и храпела в свое удовольствие, пока, наконец, мы не добрались до самого дома. Добавлю лишь, что физиологическая дикость моей европейской «подруги» логично дополняла присущую ей словесную бестактность, склочничество, клеветничество, ненависть по отношению ко всему человечеству и прочие нелицеприятные черты характера.

* * *

Дальнейшие события развивались стремительно. На следующий день после вышеописанной «развлекательной» поездки на предложение моего мужа навестить Чуланщицу я ответила отказом, объяснив это тем, что от общения с ней очень устала. А он, прихватив с собой приготовленную для Чуланщицы коробку конфет, отправился к ней в гости и там поведал о нашем только что вспыхнувшем внутрисемейном конфликте. Реакция Чуланщицы последовала незамедлительно: «Расстанься с русской! Она тебе не пара! А если ты этого не сделаешь, то забудь дорогу к нашему дому! Решай сам: или мы, или она!» В тот вечер, по возвращении домой, супруг закатил мне скандал с окончательным и бесповоротным выводом: «Это мои лучшие друзья. Они в моей жизни были до тебя и таковыми навсегда для меня останутся. А тебя я видеть в своей квартире больше не хочу. Даю тебе две недели на сборы. Так что давай, собирай свои вещички и уматывай, куда хочешь». Признаться, такого поворота событий я никак не ожидала и на протяжении нескольких дней все еще надеялась, что он передумает и что наша совместная жизнь вернется на круги своя. Кроме того, я попыталась довести до его сознания, что ни в коем случае не претендую на разрыв его дружеских отношений с Чуланщицей и ее мужем, а просто-напросто окончательно и бесповоротно решила сама себе выбирать подруг, которые мне по душе и с которыми мне приятно общаться. А если его эта семейная пара вполне устраивает, то я не имею ничего против их совместного общения. И все же мой муж неумолимо стоял на своем. Чуланщица со своим супругом поставили ему ультиматум, и он выбрал их многолетнюю чуланскую дружбу. В итоге, я поняла, что наши отношения зашли в тупик, и стала собирать вещи, которые затем перевезла в свое временное пристанище – дешевый захудалый отельчик, кишащий тараканами и странного вида личностями. Мизерной зарплаты, которую мне выплачивали в магазине, было недостаточно для того, чтобы снять себе хотя бы однокомнатную квартиру, а потому мне пришлось поселиться в самой маленькой комнатушке вышеописанного отеля, в которой не было даже окон и где под слабым освещением одной-единственной лампы туда-сюда непрерывно сновали насекомые внушительных размеров. Первую неделю своей отельной жизни все ночи напролет я рыдала от унижения, тоски, беззащитности и чувства глубокого омерзения, вызванного причиной нашего расставания. Кабы из-за известной актрисы или фотомодели бросил, да хотя бы просто из-за приличной женщины, а то – из-за Чуланщицы??!! Господи, какое оскорбление! Господи, какая гадость!!!

Но, как известно, беда редко приходит одна. И конкретно в моем случае данная закономерность проявилась в том, что одновременно с личной драмой встал ребром вопрос о поиске новой работы. Если до разрыва отношений мы с мужем работали в магазине компьютерной техники, то теперь находиться с ним в одном помещении по восемь часов в сутки и общаться на разные темы, пусть даже рабочего характера, стало для меня совершенно невыносимой пыткой. «Ну что же, – подумала я, – раз уж наша квартира осталась при нем, то и с работы придется уходить тоже мне». Кстати сказать, ускорила это мое решение проблема, возникшая с директором компьютерного магазина Виктором, который незадолго до нашего с мужем расставания тоже разошелся со своей супругой, а потому был свободен, как птица в полете, и этот свой полет, судя по всему, интерпретировал как беспорядочное движение, наподобие перекати-поля, по обнаженным женским телам. А поскольку я была женщиной, и тело тоже было при мне, то разрыв наших с мужем отношений был воспринят им как сигнал к действию. Сначала Виктор пытался воздействовать на меня намеками, но, поняв их безрезультатность, перешел к открытой атаке, что на практике выражалось в ежедневном отлавливании меня в укромных уголках магазина и откровенном разъяснении своих физиологических потребностей. Вот и представьте себе, дорогие мои читатели, сложившуюся на тот момент ситуацию. В подавленном состоянии после расставания с мужем, я выходила на работу с глазами на мокром месте, а тут еще и шеф с настойчивыми предложениями об интимной близости. В общем, не выдержав его домогательств, из того магазина я вскоре уволилась.

* * *

Задрипанный отельчик с шумными постояльцами. В десятиметровой комнате без окон лежу, закрыв голову руками. Не реву, а вою. Кажется, что не выплакать мне, не выкричать эту боль. Глаза заплыли от слез, даже их не вытираю. Измочила все вокруг: ладони, руки, колени, подушку, одеяло. Одна. Никому не нужна. Никто не придет помочь. Хотя некоторые сочувствуют, по телефону. Так проще утешить. Сказал пару слов – и «Ну, давай, пока, будь здорова и смотри, не хандри». Навещает только Таня. Ей за меня и больно, и обидно, от души пытается меня утешить. А друзья и знакомые мужа при встрече даже не здороваются. Так почему же все-таки мне так плохо? Ведь столько семейных пар распадается, и ничего не поделаешь, не сошлись характерами. Обычное дело. Да нет, не только. Так больно было, наверное, потому, что в нем я потеряла не только спутника жизни, но и настоящего друга, точнее, думала, что друга. Ну что же, празднуй свою победу, Чуланщица! Перди на всю катушку громкими фейерверками! У тебя это очень хорошо получается!

Как же хочется на родину, к папе, маме, их кошке, брату, подругам. Родина… В такие моменты все в России кажется теплым, домашним, душевным, уютным, даже когда кто-нибудь скажет нараспев: «Эх-х-х, ду-у-ура ты, ду-у-ура». А что? Так оно и есть, и нечего на правду обижаться. Чувство одиночества сменяется безысходностью, депрессией, а еще переоценкой ценностей. В России у меня все было. Все, то есть единственное, что в подобной ситуации может спасти. И это самое «все» означает: родственники, друзья, сослуживцы, соседи – близкие по духу, сердечные и приятные люди. Сразу представила себе, что если бы там, на родине, у меня появился свирепый враг, который унизил бы меня и задумал бы растоптать мое чувство собственного достоинства, то все эти люди дружной толпой набросились бы на него, отругали бы его, оплевали, заобзывали, и кто-нибудь из них вдобавок врезал бы ему кулаком по уху. А потом пришла бы кошка моих родителей и нассала бы этому врагу в обувь, а собака моих родственников прибежала бы ко мне, встала возле моей кровати и начала бы лизать своим шершавым языком мои руки. И все вместе они принялись бы лечить мои душевные раны, с чем, в конечном итоге, благополучно бы справились. Но в Стране Магазинов этого никогда не произойдет, даже и надеяться не стоит. Как же мне без тебя плохо, моя любимая родина! Согрей меня хотя бы воспоминаниями о тебе… Рыдаю так, что соседи в комнате сверху прекратили активное сношение и, сидя на скрипучей кровати, принялись о чем-то приглушенно бубнить.

Наконец завершилась рабочая неделя. Теперь-то смогу вволю наплакаться и, обняв подушку, согреться ее теплом и поведать ей о чем-нибудь, чего она никогда от других постояльцев отеля не слышала. Хотя… Какой в этом смысл? Все, хватит убивать в себе остатки морали, слезами горю не поможешь. Надо бы основательно проветриться, сходить на прогулку. Быстро натягиваю на себя горно-экскурсионную одежду, ботинки, беру рюкзак и сбегаю вниз по лестнице, выхожу на улицу, а там – свежайший утренний воздух, обдающий приятной весенней прохладой. Для прогулки лучшей погоды не придумаешь!