Текст книги "Эмигрантка в стране магазинов"

Не скрою того, что и я не избежала подобной участи. Правда, однажды, не выдержав, подошла к стоявшей поблизости дамочке, которая во весь голос нелицеприятно обо мне отзывалась, и спокойным тоном, без единой нотки раздражения, спросила у нее: «Ты так громко кричишь потому, что пытаешься докричаться до моей совести или потому, что у тебя самой ее нет?» Ехидная дамочка в ответ мне заулыбалась пожелтевшими пломбами на неправильном прикусе и ласково прошипела: «А вы, русские, все такие невоспитанные или только ты?» Откровенно говоря, в свою эмигрантскую бытность я не переставала удивляться тому, как моя национальность неизменно служила европейцам веским аргументом для сведения счетов. Кстати говоря, если бы я была европейкой, то наш спор запросто мог бы разрастись до масштабов крупной ссоры, и при этом круг сочувствующих разделился бы на две, возможно, не равные по количеству, но все же на две группы. Кто-то выступил бы в мою защиту, а кто-то – в защиту моей оппонентки. Однако выражение «эта русская…» означала то же самое, что в России «тпру» для лошади. Мол, все, разговор закончен по причине бессмысленности его продолжения, или: на муху только с мухобойкой. Как вы понимаете, под мухой подразумевалась я. Одним словом, в случае ссоры с коренной жительницей Европы на моей стороне не оказалось бы никого, так как единственный аргумент, который приняли бы во внимание очевидцы конфликта, был бы тот, что я – русская.

Помимо всего прочего, в Стране Магазинов я долгое время не могла привыкнуть к тому, что, куда бы я ни отправилась: на почту, в кафе, магазин, больницу, – везде меня совершенно бесцеремонно, в лоб, спрашивали о том, какой я национальности. Возьму на себя смелость предположить, что и вас, уважаемые читатели, побывавшие в европейских странах, тоже неоднократно удивляло количество вопросов, задаваемых местными жителями. Как правило, там это происходит повсеместно, куда бы вы ни отправились. Даже в магазинах европейские продавцы и кассиры не забывают поинтересоваться у иностранцев, откуда они приехали и что делают в их стране. Бывало у вас такое? Ну вот. И не важно, что вы там собрались купить, да хоть коробок спичек. Шутка ли сказать, но когда работники сферы обслуживания понимали, что перед ними эмигрант, поскольку при расчете тот предъявлял карточку резидента, то в своих расспросах заходили еще дальше, выясняя всевозможные детали личного характера: «Скажите, а в каком населенном пункте страны вы проживаете? Где работаете? Кем? Сколько зарабатываете?» К слову, если вы, уважаемые читатели, когда-нибудь окажетесь в подобной ситуации и при встрече с такой беспардонностью у вас вытянется лицо, а взгляд пересечется с широкой улыбкой и выражением неподдельного любопытства на лице европейского продавца, то мой вам совет: так же широко ему улыбнитесь и спросите его самого о размере его заработной платы. Еще у европейцев есть замечательная фраза, которая, несмотря на то, что я слышала ее миллион раз, до сих пор приводит меня в шоковое состояние. «Сколько вы рассчитываете у нас потратить?» – спрашивают у покупателей европейские продавцы во всех подряд, даже в самых обычных магазинах: обувном, парфюмерном, галантерейном и т. д. Послушайте, я же не квартиру себе пришла покупать, а всего-навсего сапоги… Лично мне подобное любопытство всегда казалось оскорбительным, поскольку считаю, что ни один посторонний человек не вправе спрашивать меня о том, сколько у меня денег. Ведь я же не интересуюсь его доходами. К тому же захочу ли я потратить именно там свои средства, это еще бабушка надвое сказала. Для начала та или иная вещь должна мне понравиться, правильно? Причем еще не факт, что это произойдет именно в том бутике, в который я загляну мимоходом.

И здесь же не могу удержаться от того, чтобы не привести пример чрезмерного европейского любопытства. Как-то раз мы с мужем поехали на прогулку, маршрут которой проходил по горной местности соседнего европейского государства. А на развилке дорог, там, где начиналась наша пешая пятичасовая экскурсия, одна из тропинок вела к доисторической пещере, ежедневно посещаемой большим количеством туристов, которых привозили туда на автобусах. Пока мой муж, стоя около машины, укладывал все необходимое в рюкзаки, мне приспичило в туалет, и чтобы справить нужду, я пробежала вперед по дорожке, у которой не было никаких указателей, и там быстренько сделала свое дело. Поправив на себе одежду, я вышла на тропинку, а по возвращении к развилке неожиданно наткнулась на огромную толпу, состоявшую приблизительно из пятидесяти туристов, которые разом принялись меня в упор разглядывать. Обогнуть их сбоку было невозможно, поэтому я остановилась напротив, с вопросительным выражением на лице.

В следующий момент один из туристов, прервав тишину, спросил у меня, в каком направлении находится пещера. Я мотнула головой в сторону нужной таблички в форме указателя и сказала: «Вам – туда». Тогда из-за его спины раздался женский голос: «А другая табличка куда указывает?» Я ответила: «Направление экскурсии вон на ту горную вершину». И тут, из глубины толпы, мужской голос прохрипел: «А ты сама-то сейчас куда ходила?» На мгновение мне стало неловко. Прошу вас, задумайтесь на минутку, что человек может делать в кустах около тропы, не обозначенной ни на одной из табличек? Имеется в виду взрослый человек. Дети, понятное дело, могут где угодно играть в космонавтов, пастухов, экологов и др. Но взрослый-то гражданин, давно уже во все отыгравшийся, и к тому же не шизофреник, который ото всех везде прячется и по выражению лица которого сразу становится ясно, с кем имеешь дело, так как оно у него особенное, в общем, чем нормальный взрослый может заниматься в кустах? Буквально на секунду я смутилась, слегка замялась, а затем решила: «Получай, фашист, гранату, сам напросился», – и выпалила: – «По-маленькому я туда ходила, мужчина, по-маленькому». Только после этого толпа передо мной мирно расступилась, освободив путь к автомобильной стоянке. По пути к машине я размышляла о том, что стоявшие на развилке дорог туристы наконец-то могли спокойно вздохнуть, потому что узнали, чем именно я занималась в кустах. А вот не узнали бы они этого, и, вполне возможно, пещерная экскурсия пошла бы прахом, поскольку их мысли были бы заняты не наскальными рисунками, а размышлениями о том, что же все-таки я делала в кустах около тропинки без каких-либо указателей.

Впрочем, даже непомерное любопытство не в состоянии заполнить всего мозгового пространства, поскольку количество нервных клеток человеческого организма столь велико, что они неумолимо требуют чем-нибудь себя занять. Так чем же заполняется этот вакуум у среднестатистического европейца? Отвечаю: «Как правило, своей же профессией». Кстати, вышеуказанное утверждение имело отношение к жителям Страны Магазинов, не являющимся представителями творческих профессий. Вам, наверное, сложно вообразить уборщицу, которая каждые три недели выдраивает до стерильного лоска кафельные плитки у себя в ванной? А вот представьте себе. Или маляра, по пять раз в год обновляющего стены своей квартиры… И такое я в Стране Магазинов видела. Кроме того, работая в коммерции, мне не раз пришлось удивиться неутомимому желанию продавцов все время что-нибудь продавать, причем помимо своих прямых рабочих обязанностей, в качестве хобби.

Далее опишу пару типичных ситуаций. Допустим, вас пригласили в гости. А там, за одним столом рядом с вами какой-нибудь служащий магазина вдруг ни с того ни с сего отклоняется от основной темы разговора и начинает взахлеб рассказывать о телевизорах последней модели, которые им завезли на предыдущей неделе, и о распродаже устаревших моделей в следующем квартале. Или встречаюсь на улице с бывшей сотрудницей по работе, а она сразу же после приветствия начинает тарахтеть про какие-то колготки, которые в ее магазине подешевели на двадцать процентов. Совершенно этим не заинтересовавшись, я тут же ее обрываю: «Слушай, ну зачем мне колготки, когда я на работе хожу в брюках, у нас униформа такая». Однако знакомая не сдается: «Так это я тебе так сказала, на случай, если кому-нибудь понадобится, ну, ты знаешь, где я работаю, скажи своим знакомым, пусть приходят». «Ага, сейчас все брошу и начну их обзванивать, рассказывая про подешевевшие колготки…» – крутилось у меня на языке.

И хотя поначалу все это меня ошарашивало и глубоко раздражало, со временем я научилась не обращать внимания на подобные выходки своих знакомых. Кстати сказать, гораздо труднее было отделаться от навязчивых продавщиц в собственном рабочем коллективе, нежели от какой-нибудь случайно встреченной знакомой. Помню, когда я работала в парфюмерном отделе одного коммерческого центра, каждая из моих напарниц после очередного поступления товаров по нескольку раз в день обращалась ко мне с одним и тем же предложением. К примеру: «Слушай, а не хочешь сходить в соседний отдел? Заодно посмотришь на новую партию чемоданов, может, себе какой-нибудь приглядишь?» Спустя некоторое время, так и не соблазнив меня покупкой чемодана, сотрудница набрасывалась с тем же предложением на другую продавщицу, а если и та отказывалась, то на следующую и т. д., пока какая-нибудь из них в конце концов не соглашалась отправиться на экскурсию в чемоданную секцию. Целыми сутками продавцы и продавщицы передвигались от отдела к отделу в надежде что-нибудь друг другу втюхать, причем особенно настойчиво в начале месяца, сразу после получения зарплаты. Кстати, иногда им это удавалось. А если попытки оказывались бесполезными, то служащие магазинов по этому поводу нисколько не расстраивались. Ведь ежедневное втюхивание товаров своим же коллегам представляло собой своеобразную тренировку, дополняющую просмотр развлекательных телевизионных программ и чтение местных газет. При этом не исключено, что некоторые коммерческие работники обладали незаурядными гипнотическими способностями. А иначе как объяснить тот факт, что на моих глазах одна продавщица убедила другую, с зарплатой 800 евро в месяц, приобрести сумку от Гуччи за 1500 евро?

* * *

«Вместе весело ходить по просторам и, конечно, распевать лучше хором!» А теперь давайте немного пофилософствуем о дружбе. Друзей, равно как и супругов, мы обычно выбираем по тому же самому принципу, то есть безо всякого принципа, а лишь по зову души. Думаю, все вы, уважаемые читатели, когда-нибудь задавались вопросом о том, по каким критериям можно определить, истинный ли нам друг тот или иной человек. С моей точки зрения, считать кого-либо настоящим другом мы начинаем тогда, когда, доверяя этому человеку секретную информацию, абсолютно уверены в том, что он ее никому не передаст. Ведь вокруг любого из нас всегда найдутся любители перефразировать содержание и интонацию сказанного. Впрочем, желание тут же поведать кому-нибудь услышанный секрет иногда настолько сильно, что далеко не все выдерживают проверку молчанием. Сказать по правде, если бы у меня появилась возможность расширить рамки всем известных библейских заповедей, то я бы внесла в этот список еще одну: «не разболтай тайны друга своего», поскольку при хранении секретной информации приходится ставить интересы другого человека превыше своих, а это не так-то уж просто. Иногда днями напролет думаешь: «Ой, как же хочется кому-нибудь рассказать об услышанном от подруги», – но молчишь, терпишь, страдаешь, потому что понимаешь: слово лечит и слово ранит. Кстати сказать, последствия разболтанного секрета иногда сродни факту возжелания жены ближнего своего, поскольку после этого обе стороны становятся врагами на всю оставшуюся жизнь. Если кому-то не удается вовремя сдержаться и чья-то подноготная становится достоянием общественности, то виновный в этом гражданин, в лучшем случае, из категории друга автоматически переходит в категорию знакомого, а в худшем – заклятого врага.

К сказанному выше добавлю, что, будучи эмигранткой, я сделала для себя следующий неутешительный вывод: как бы я ни старалась завести себе друзей среди европейцев, сколько бы я этим людям ни помогала и какие бы их тайны ни хранила, тем не менее продолжала оставаться для них чем-то наподобие пустого места. Вне всякого сомнения, в корне данной проблемы лежал ряд стереотипов восприятия европейцами эмигрантов. Кстати, не побоюсь сравнить такое отношение с выбросом мусора, отправляемого на дифференцированную переработку. Полагаю, что многие из вас, уважаемые читатели, уже в курсе, что в подавляющем большинстве европейских государств установлены разноцветные мусорные контейнеры: красный для картона, синий для стекла, желтый для пластика и т. д. Приблизительно такой же сортировочный принцип, аналогично распределению отходов, распространялся в Стране Магазинов и на эмигрантов, прибывших из неевропейских государств. Интерес местных жителей к подобного рода иностранцу, как правило, ограничивался всего лишь тем, какую реальную для себя пользу можно было из него извлечь. А в отношении эмигранток зачастую имело место сексуальное домогательство. Кстати сказать, для европейцев, бесцеремонно настаивавших на вступлении с ними в половую связь, тот факт, что я была замужем, не являлся достаточным аргументом, чтобы этого не делать. Буквально во всех рабочих коллективах холостяки бились об заклад, кто первым из них завалит меня на койку, нисколько не стесняясь заявлять об этом в моем же присутствии. И хотя ни один из них своей цели так и не добился, однако чего мне это стоило… К слову, если желаете, то для пущей наглядности опишу пару-тройку таких историй.

Одним из самых навязчивых претендентов на секс с русской, то бишь со мной, был Хуан, заведующий двумя секциями в магазинчике семейного типа, в котором я работала кассиром. И хотя его имя звучало, подобно харизматическому «Дон Жуан», все же классический книжный образ стройного и сексапильного красавца к Хуану не имел никакого отношения. Представьте себе тридцатипятилетнего мужчину ростом почти сто пятьдесят сантиметров, с телесными формами, напоминающими работы художников-кубистов. Другими словами, был он на удивление квадратен лицом, плечами, бедрами, голенями, кулаками и даже лысиной. И хотя подобная квадратность в сочетании с низкорослостью придавала ему вид некоей пародии на Арнольда Шварценеггера, тем не менее Хуан чрезвычайно гордился своим накачанным телом, и, как следствие, в его гардеробе главное место отводилось плотно обтягивающей одежде. Впрочем, как бы он ни старался произвести впечатление на представительниц противоположного пола, все было без толку. Основная проблема заключалась в том, что, независимо от времени года, Хуан очень сильно потел, но свой пот вытирал только с лица, в то время как его волосатая грудь пованивала из-под футболки и сегодняшним, и вчерашним, и позавчерашним телесными запахами. Спустя несколько месяцев работы в секции Хуана я стала догадываться о его намерениях, особенно когда он принялся подстерегать меня то на складе, то около кофейного аппарата, то по окончании работы на выходе из магазина и, очутившись со мной один на один, грубо и совсем не смешно шутил, подмигивая и демонстрируя свои многочисленные бицепсы. В итоге, потратив на завоевание моего расположения около года, но так ничего и не добившись, Хуан принял решение отомстить мне за неприступность и с этой целью подговорил всех остальных сотрудников устроить мне самый настоящий бойкот. Несколько месяцев сослуживцы общались со мной только вкратце по рабочим вопросам, а трусоватый директор магазина, сразу вставший на сторону Хуана, в дополнение ко всему принялся вставлять мне палки в колеса, то урезая выходные дни, то заставляя задерживаться по вечерам на работе, то строча омерзительные характеристики в отдел кадров. В итоге, не выдержав травли, я из того магазина ушла.

Другого неудавшегося растлителя моей морали звали Виктором. Был он владельцем и одновременно директором магазина компьютерной техники, в котором мы с мужем одно время вместе работали. К слову, самым поразительно неприятным внешним признаком Виктора было строение прикуса, при котором как верхние, так и нижние зубы, даже при абсолютно закрытом рте, торчали из него ровно наполовину, а когда Виктор улыбался, становилось по-настоящему страшно. При взгляде на его длинные и заостренные, как кинжалы, зубы, создавалось ощущение, что перед вами находился не человек, а большая и очень голодная акула. Впрочем, чем Виктор действительно мог похвастаться, так это своей походкой. Полагаю, ни одна знойная доминиканка не умела так мастерски вилять своим задом, а уж они-то умеют, поверьте. Что же касается неожиданно проснувшегося интереса у Виктора к моей персоне, то вряд ли таковой был продиктован какими-то чувствами, поскольку его приставания начались сразу после моего расставания с мужем, а незадолго до этого он и сам официально развелся со своей супругой. Словом, поведение шефа на тот момент объяснялось исключительно желанием как можно скорее вступить с кем-нибудь в половую связь, а кроме меня, к несчастью, никого другого у него под рукой не оказалось. Хотя вообще-то это было не совсем так. В магазине компьютерной техники работала еще одна женщина, местной национальности, между прочим, очень приятной внешности и к тому же недавняя разведенка. Скорее всего выбор Виктора пал именно на меня, поскольку ему было неудобно обременять ту самую служащую своей сексуальной неудовлетворенностью и невостребованностью. Ведь она-то, в отличие от меня, была европейкой, другими словами, женщиной, достойной уважительного отношения. В общем, когда мой начальник вдруг залебезил, засуетился вокруг меня, заулыбался, я сразу же дала понять, что не нуждаюсь в его внимании, и тогда за проявленную нелояльность была уволена с работы. Да еще в какой форме… Огласив свое решение о моем увольнении, он предстал передо мной с ведром воды в руке и заявил, что всю последнюю неделю работы я должна буду выполнять обязанности уборщицы. Разумеется, я тут же возмутилась и сказала, что согласна дорабатывать оставшиеся дни только при условии выполнения прежних должностных обязанностей. Впрочем, не сумев унизить меня таким способом, он решил отыграться на мне по-другому, а именно задержав выплату последней зарплаты на полтора месяца и оставив меня без причитающихся по праву отпускных. В итоге, в течение двух месяцев мне пришлось испытать на собственной шкуре нешуточный голод и холод. Нисколько не преувеличивая, скажу, что экономить тогда мне пришлось в том числе на мыле и спичках.

Но, пожалуй, наиболее отвратительным оказалось сексуальное домогательство, организованное моей «замечательной подругой». Постараюсь в общих чертах воспроизвести ее портрет: женщина лет сорока с небольшим, нестарая, неглупая, на хорошей должности, с крупным окладом, но вместе с тем ужасно скучающая. Взрослая дочь уже давно перестала делиться с ней подробностями своей личной жизни, а муж чуть ли не все свободное время посвящал разнообразным спортивным хобби. От скуки эта дамочка ежедневно читала похожие друг на друга как капля воды любовные романы, и, по-видимому, в какой-то момент ей наскучило обо всем таком узнавать из книжек и захотелось увидеть пылкие страсти наяву, в живом, так сказать, исполнении. А почему ее выбор пал на меня? Все очень просто. Как и большинству коренных жителей Европы, эмигранты представлялись ей чем-то вроде материала для любого рода экспериментов, наподобие мышей и лягушек. Так вот, эта «милая» дама стала регулярно приглашать меня на чашечку кофе и приятную беседу, однако только тогда, когда мой муж не мог составить нам компанию. И хотя место нашей встречи постоянно варьировалось, тем не менее, «по случайному стечению обстоятельств», к нашему столику в кафе регулярно подсаживался один и тот же молодой человек, доводившейся ей то ли родственником, то ли знакомым, уже не помню, который очень настойчиво пытался со мной все ближе и ближе познакомиться… В общем, та еще гадость, о которой и рассказывать-то противно.

Одним словом, как только я окончательно поняла, в чем именно заключался смысл ее приглашений, ото всех последующих кофеечков с разговорчиками я решительно отказалась, заодно прекратив отношения и с ней самой. Кстати, это интриганство возмутило меня до глубины души прежде всего потому, что оно исходило от женщины. Ведь согласитесь: когда сексуальное домогательство проистекает от представителя сильного пола, то в какой-то степени это еще понятно, поскольку мужик может быть родом только с Планеты Мужиков, а они все там слегка недомытые и зацикленные на определенных проблемах. Но когда такое устраивает подруга и только для того, чтобы развлечься… На мой взгляд, это – наиподлейшая женская подлость! Кстати, если бы я выкинула подобный номерок с ее молоденькой, но к тому времени уже совершеннолетней дочерью, нетрудно себе представить, какова была бы ее реакция. Сразу представляю себе искаженное гневом лицо своей подруги и брошенное в мой адрес визгливое: «Как ты смеешь плести интриги за ее спиной! Что тебе сделала моя бедная девочка?! За что ты ее так ненавидишь? И кто тебе дал право нисколько не считаться с ее мнением?! Это же не кукла, а живой человек! Да ты – самая настоящая дрянь, подлая сводница и развратница!!!» Проще говоря, любая интрига – это, прежде всего, проявление стопроцентного неуважения.

Еще один случай из той же серии произошел со мной, когда мы с мужем поссорились из-за известной вам Чуланщицы, и хотя на тот момент не состояли в официальном разводе, но уже жили друг от друга отдельно. Именно тогда я устроилась в фирму по продаже рабочей одежды, где, совершенно неожиданно для себя, приглянулась секретарше шефа, Стелле, в качестве пары для брата ее супруга, который почему-то никак не мог найти себе достойной женщины. В общем, вбив себе в голову, что я непременно должна стать его подругой, она каждое утро на протяжении нескольких недель встречала меня на работе одним и тем же вопросом: «Ну что, когда на свиданьице-то?», – пока я не выдержала и не отрезала: «Слушай, да отвяжись ты от меня!» После этого Стелла не разговаривала со мной несколько недель, а когда отошла от внезапно накатившей обиды, то объяснила, что мой отказ был воспринят ею как личное оскорбление, ведь парня-то она мне прочила в женихи хорошего и, самое главное, местного, а где я, русская, смогу еще найти себе приличного жениха? Вопрос на засыпку: интересно, а если бы я была родом из какого-нибудь европейского государства и отказалась встречаться с ее родственником, выразила бы она свою обиду в такой же форме? По правде говоря, уважаемые читатели, меня ужасно возмущает то, как эти высокомерные люди – коренные жители Старой Европы – во взаимоотношениях с приезжими неизменно оставляют за собой право оскорбляться, даже когда с точки зрения здравого смысла оскорбленными должны чувствовать себя не они, а эмигранты.

* * *

К сожалению, должна заметить, что и женское население Страны Магазинов не брезговало возможностью извлечь для себя пользу из знакомства с эмигранткой. В этой связи мой пример – другим наука. Буквально с первого же дня местные жительницы пытались впутать меня в какие-то немыслимые сплетни и интриги, как правило, сопровождавшиеся столь же длительными и хитроумными проверками, не выболтала ли я кому-нибудь еще их секретную информацию. Это – с одной стороны, а с другой, все они по очереди приглашали меня к себе в гости для того, чтобы познакомиться поближе в ходе доверительной беседы с глазу на глаз. Признаться, после каждого такого «задушевного разговорчика» у меня оставался тяжелый осадок на душе, поскольку по сути это выглядело как полицейский допрос с пристрастием. Стоило мне переступить порог дома очередной европейской подруги, как она тут же набрасывалась на меня с расспросами о подробностях моей личной жизни, и мне ничего не оставалось, кроме как удовлетворить ее любопытство. И вот я говорила, говорила, говорила, говорила до тех пор, пока моя коммуникативная способность не иссякала по причине элементарной физической усталости. Тогда моя подруга ссылалась на то, что ей совершенно нечего о самой себе рассказать, и на этом наш разговор заканчивался. В довершение ко всему прочему, по прошествии всего пары дней все наши общие знакомые были уже в курсе подробностей нашей «задушевной беседы».

Для справки, в психологии существует такое понятие, как мотивация в общении, характеризующая эмоциональную заинтересованность в контакте, или, по-другому, эмпатию. Исходя из этого, если ваш собеседник во время разговора только слушает, но при этом ничего не говорит, то подобное поведение означает, что эмпатии по отношению к вам у него попросту нет из-за отсутствия доверия, уважения, а иногда и чувства равенства в социальном статусе. По правде говоря, за долгие годы, проведенные в Европе, мне нередко приходилось изливать свою душу людям, которые не были со мной откровенны даже в течение одной минуты. Впоследствии я всякий раз об этом жалела, потому что для меня это неизменно оборачивалось предательством. Каждое мое слово интерпретировалось европейским окружением на свой лад, отчего полностью меняло первоначально вложенный в него смысл и впоследствии возвращалось ко мне тяжелым ударом бумеранга.

«А почему европейцы не хотят откровенничать с эмигрантами? – спросите вы. – Ведь у всех людей, независимо от национальности, по существу, одни и те же заботы и проблемы…» В том-то и дело, что коренные жители Старой Европы считают свои проблемы и заботы совершенно иными, нежели у эмигрантов, настолько различными по своей природе и содержанию, что, по их мнению, представители других национальностей просто не в состоянии всего этого осмыслить. А если кто-нибудь чего-нибудь не понимает, то о чем тогда с этим болваном разговаривать? К сожалению, такова логика среднестатистического европейца. Кстати, любой европейский психоаналитик, вероятно, свихнулся бы, если бы ему пришлось выслушать хотя бы треть историй из моего личного опыта, свидетельствующих о дискриминации эмигрантов в Европе. Даже если бы он и умудрился каким-то образом дослушать их до конца, то, предполагаю, в конечном итоге заорал бы, как отец Федор из «Двенадцати стульев» и забрался бы с колбасой на высокую гору. В этой связи вообразите себе, уважаемые читатели, новоиспеченную европейскую девушку-психоаналитика, благоухающую пряным ароматом от Армани, в прекрасно сидящем дорогом костюме и черных лаковых туфлях. И тут на прием к ней попадаю я, отваливаюсь назад на удобном кожаном кресле, прикрываю глаза и начинаю свое повествование: «Вы, уважаемая, о чем хотели бы услышать? О том, как коллектив продавцов в магазине устроил мне бойкот только потому, что я не захотела вступить с одним из них в половую связь? Или о том, как, сломав ногу, мне пришлось ежедневно ходить на работу на костылях, поскольку пребывание на больничном листе не предусматривало даже частичной выплаты заработной платы? Или…» Сразу представляю себе вытянувшееся от удивления и в то же время чрезвычайно раздосадованное лицо психоаналитички. Ведь она-то, как истинный профессионал своего дела, рассчитывала, что я пришла поговорить на какую-нибудь нормальную тему, к примеру, про сексуальное возбуждение при виде спортивных автомобилей красного цвета или о том, какое впечатление на меня производят картины Марка Шагала… Честно скажу, никакого. Детство у него в заднем месте, во всех работах и на протяжении всей артистической траектории. Хотя справедливости ради замечу, что художник он самобытный, к тому же незаурядная личность. Тем и прославился.

* * *

А еще почему европейцы предпочитают эмигрантам о себе ничего не рассказывать? Все просто. Нам не доверяют. Кстати, не доверять малознакомому человеку – вполне естественно. Но когда на протяжении лет так пяти вы перед кем-нибудь выворачиваете душу наизнанку и не получаете вообще никакой ответной реакции… Это может означать только одно: вас изучают. Зачем? А чтобы контролировать. Основываясь на своем опыте, в качестве предположительной версии, скажу, что подавляющее большинство европейцев считает, что эмигрант не имеет права на доверие. Зато вместо душевной щедрости они обожают демонстрировать всему миру свою материальную щедрость, вагонами отправляя в бедные страны Африки и Азии просроченные медикаменты и безвозвратно испорченную одежду, с ничем не выводимыми пятнами. Что же касается доверия, то в этой связи мне кажется весьма показательным следующий случай. Помню, когда я всего на пару минут оставила свою куртку в соседней секции нашего магазина, то работавший там продавец европейского происхождения не замедлил меня предупредить: «Не разбрасывай здесь свои вещи без присмотра, а не то Хорхе может их того… в общем, сама понимаешь». Я удивилась: «Ты что, однажды поймал его на воровстве?» Сослуживец: «Нет, пока ничего такого не было, но Хорхе – аргентинец, а они в этом смысле все одинаковые…» А вот интересно, если бы Хорхе был швейцарцем, было бы справедливо подозревать его в воровстве? Ну, наверное, если только часов. Они же, швейцарцы, известные специалисты по часам. И следуя этой логике, аргентинцы в массе своей – только по курткам. Все логично. Теперь понимаю.

К слову, в связи с затронутой темой о патологическом недоверии европейцев к эмигрантам мне вспомнилась еще одна история из личного опыта. Как-то раз в Стране Магазинов я шла на работу и поскользнулась на абсолютно ровном месте. Что-то в моей ноге громко хрястнуло, и я тут же присела на корточки, завыв от боли. Случилось это посреди недели, между восьмью и девятью часами утра, то есть когда большинство граждан отправляется на работу. Помню, в тот момент около меня вообще никто не остановился, хотя бы для того, чтобы поинтересоваться, отчего же это я сижу на асфальте посреди улицы, с перекошенным от боли лицом. Вся эта толпа народа не только обходила меня вокруг, но кто-то из спешивших по своим делам даже умудрялся через меня перешагивать, а кто-то еще и перепрыгивать. На всю оставшуюся жизнь мне запомнилось состояние ужаса от внезапной беспомощности и вместе с тем удивление от происходящего. В те минуты у меня в голове промелькнуло: «Ну ладно, если бы это случилось на улице Москвы или другого большого города, где народ все время куда-то бежит, торопится, не останавливаясь ни на минуту. Но это же маленький городишка, в мизерных размеров стране, коренное население которой к тому же очень гордится хорошим отношением друг к другу, взаимопомощью, взаимовыручкой…» Впрочем, как и в других государствах Европы, правило доброжелательного соседского отношения в Стране Магазинов на эмигрантов не распространялось.