Текст книги "Как брать интервью. Искусство задавать правильные вопросы и получать содержательные ответы"

Приведу пример того, когда сжатие уместно. Когда я брал интервью у Мадам Брижит, жрицы культа вуду на Гаити, я задал ей вопрос о том, как она научилась мастерству жречества. Она сказала: «Это искусство передается из поколения в поколение. Но есть еще и ученики, которые становятся жрецами, но при этом происходят не из семьи жрецов». Затем мы, обходя территорию храма, в течение как минимум получаса говорили о ее народе, о последствиях землетрясения 2010 года, о ее семье и многом другом. Я спросил, сложно ли мне будет стать ее учеником. Она сказала: «Вы можете это сделать. Приезжайте на церемонию в октябре, и я вас всему научу».

Помните: эти слова были сказаны с разрывом как минимум в полчаса. Между ними мы успели много чего обсудить. Но даже при этом мне кажется совершенно приемлемым прочитать цитату вот так: «Это искусство передается из поколения в поколение, – сказала Мадам Брижит. – Но есть еще и ученики, которые становятся жрецами, но при этом происходят не из семьи жрецов. Вы можете стать моим учеником. Приезжайте на церемонию в октябре, и я вас всему научу».

Видите, как я смешал эти утверждения в одну цитату? Я не менял контекста или смысла. Я просто сжал предложения и сгруппировал подобное с подобным.

Если вы не чувствуете себя вправе вот так составлять две цитаты в одну, как вариант можно писать вот так:

«Это искусство передается из поколения в поколение, – сказала Мадам Брижит. – Но есть еще и ученики, которые становятся жрецами, но при этом происходят не из семьи жрецов». Затем можно добавить рассказ, который покажет, что прошло какое-то время, например: «Мы прошлись по территории храма, рассмотрели символику, изображения и столб, с помощью которого духи поднимаются вверх с поверхности земли». И уже после этого возвращайтесь ко второй части цитаты: «Вы можете стать моим учеником, – сказала она позже. – Приезжайте на церемонию в октябре, и я вас всему научу».

Цель состоит в том, чтобы точно передать содержание и намерения собеседника. Сокращения, которые я привел в пример, удовлетворяют обоим критериям, поэтому, на мой взгляд, их можно считать точной передачей сказанных моей собеседницей слов.

ПОДТВЕРЖДЕНИЕ И ОДОБРЕНИЕ

Стив Вайнберг[63]63
  Не путать с физиком Стивеном Вайнбергом, о котором шла речь выше.


[Закрыть], легендарный журналист-расследователь, писатель и бывший директор Организации журналистов и редакторов-расследователей (IRE), высылает цитаты и факты своим собеседникам, но вовсе не для того, чтобы получить их «одобрение». Таким образом он гарантирует точность. Если кто-то из них хочет изменить цитату, Вайнберг четко проговаривает, что проверяет только точность цитат. Если же собеседник хочет изменить толкование, тон или заключение, Вайнберг говорит, что готов выслушать замечания, но не может гарантировать, что внесет эти поправки. Он вносит только те изменения, которые проясняют суть и уточняют содержание ответов.

Если человек говорит, что какие-то его слова процитированы неверно или выдернуты из контекста, Вайнберг вновь обращается к своим записям или диктофону и проверяет. Если оказывается, что собеседник прав, он меняет цитату.

«Мы очень часто неправильно понимаем друг друга с супругами, детьми, родителями, – пишет он. – Как же можно ожидать абсолютного понимания с человеком, который едва нам знаком?

Если необходимо изменить контекст, я это делаю. Если собеседник печется о своих интересах и это препятствует раскрытию правды, я ничего не меняю. В любом случае обсудить информацию перед публикацией лучше, чем опубликовать реплику, выдернутую из контекста, или выслушивать реакцию разозленного собеседника, у которого не было возможности прочитать ваш черновик и который теперь угрожает вам судом. Меня лично ни разу никто не тащил в суд после публикации материала, имея возможность ознакомиться с рукописью. Более того, никто и изменений не вносил в обход моих разумных увещеваний»[64]64
  Weinberg S. The Reporter’s Handbook. 3rd edition. St. Martin’s Press, 1996. P. 495.


[Закрыть].

Если собеседник просто хочет использовать более элегантную формулировку, Вайнберг ничего не меняет. Смысл в том, чтобы статья была как можно более точной и правдивой.

Еще одно преимущество ознакомления со статьей до ее публикации, по словам Вайнберга, заключается в том, что ваш источник начинает больше вам доверять. «Когда я в следующий раз пойду к этому человеку за комментарием, его двери, скорее всего, будут открыты. Более того, он может рассказать другим потенциальным источникам о моем стремлении к максимальной точности, и это откроет мне дополнительные двери»[65]65
  Weinberg S. The Reporter’s Handbook. 3rd edition. St. Martin’s Press, 1996. P. 496.


[Закрыть]. Один не очень сговорчивый собеседник был так впечатлен любовью Вайнберга к точности, что позволил ему использовать полный текст интервью, хотя изначально требовал, чтобы основная часть его высказываний была «не для записи».

Есть и другие преимущества отправки текста собеседникам до публикации. Иногда, перечитывая свои комментарии, человек вспоминает что-то новое, и у вас оказывается еще больше информации.

«Один такой источник, читая рукопись главы про Арманда Хаммера, написал мне целое письмо-комментарий на восемь страниц с одинарным интервалом. В нем были настоящие сокровища, – написал Вайнберг. – Я много раз брал у него интервью; он всегда был просто кладезем информации. Но рукопись открыла в его памяти еще одну комнату, которая до тех пор оставалась запертой»[66]66
  Weinberg S. The Reporter’s Handbook. 3rd edition. St. Martin’s Press, 1996. P. 496.


[Закрыть].

Лучший способ удостовериться, что вы не изменили смысл сказанного, не выставили собеседника в дурном свете или, наоборот, не польстили ему, не позволили просочиться в текст своему предвзятому мнению, – это сделать то, что советует делать Вайнберг. По возможности давайте собеседникам ознакомиться с тем, как вы процитировали их слова.

Со своими студентами я делаю следующее упражнение: в течение пяти минут они берут друг у друга интервью, затем зачитывают вслух классу самые основные цитаты. Как минимум один раз в каждой группе кто-то из цитируемых говорит: «Я сказал вовсе не это».

Верное цитирование – одно из ключевых умений хорошего интервьюера. Но помните, что тут важно еще кое-что кроме простой любви к точности. Если вы неверно кого-то цитируете или выдергиваете слова из контекста, у вас не только получается некорректная история, но и портится репутация. Мы – писатели и журналисты, и наш единственный товар – это репутация. Если репутация подорвана или утрачена, вернуть ее будет очень непросто.

И вред вы нанесете не только себе самим. Люди в целом существа злопамятные. Стоит им «обжечься» с одним журналистом, они в принципе перестанут доверять кому-либо, кто обратится к ним за комментарием. Ваша беспечность может существенно усложнить жизнь будущему поколению журналистов.

Не плюйте в колодец.

9
Конспектирование и аудиозапись
Научитесь делать это как следует – и в суд на вас, скорее всего, не подадут

Я уже говорил о преимуществах и недостатках конспектирования и записи интервью на диктофон, но есть смысл немного углубиться в этот вопрос. Если тематика достаточно серьезна, вам придется записывать интервью на диктофон. В случае, когда вашим собеседником является знаменитость, политик, общественный деятель или просто фигура публичная, без диктофона точно не обойтись. А если это юрист? Тем более. Вряд ли вам хочется, чтобы кто-то (особенно человек, имеющий беспрепятственный доступ к судебной системе), прочитав вашу статью, сказал: «Я этого в жизни не говорил» или «Вы выдернули мои слова из контекста». Аудиозапись легко разрешает такие проблемы.

Можете называть себя вторым Труменом Капоте (который, как известно, утверждал, что ему не обязательно делать заметки, потому что он обладает фотографической памятью), но вы им не являетесь (да и сам он, как выяснилось десятилетия спустя, никакими подобными талантами не обладал). Даже если у вас хорошая память, поверьте, ее вам будет недостаточно. Имея при себе письменный конспект или аудиозапись (а лучше и то и другое), вы сможете более точно воссоздать картину сказанного вашим собеседником. А еще вам будет легче защищаться, если кто-то обвинит вас в неточном цитировании или и вовсе в том, что вы все сами придумали.

У кого бы вы ни брали интервью, вам просто необходимо иметь запись того, что сказал интервьюируемый.

Наличие каких бы то ни было доказательств сильно облегчило бы жизнь Джанет Малкольм, когда она взяла интервью у Джеффри Мэссона и опубликовала длинный очерк о нем в The New Yorker в 1983 году, а после, в 1984 году, и книгу под названием «В архивах Фрейда» (In the Freud Archives). Мэссон работал директором проектов в архиве Фрейда, и Малкольм не очень лестно изобразила его в этой книге. В материале для The New Yorker на более чем 45 000 знаков Мэссон нашел пять цитат, которые, по его ощущениям, носили клеветнический характер. И подал на журналистку в суд. В суде он заявил, что ничего подобного не говорил и что ее статья наносит ущерб его репутации.

Проще всего Малкольм было бы сказать: «Разумеется, вы это говорили. Вот аудиозапись нашего интервью». Беда в том, что такой записи не существовало в природе. И блокнота с записанными от руки цитатами – тоже. А это уже тревожный звоночек, способный оглушить кого угодно. Она записала на диктофон большую часть интервью с Мэссоном и зафиксировала основные мысли от руки, но, когда настал момент предоставить доказательства существования этих цитат, она не смогла это сделать.

Какое же слово вертится у меня на языке, когда вы берете интервью у публичного человека, а потом цитируете его провокационные слова, способные разрушить его репутацию, но никак не можете доказать, что он их сказал? Ах да. Это слово «опасность». Тот спор длился более десяти лет и стоил обеим сторонам миллионы долларов, которые были потрачены на услуги адвокатов. В конечном счете федеральный окружной суд постановил, что, несмотря на то что некоторые цитаты, возможно, были неверными, под определение «клеветы» они никак не подходят. Когда дело о клевете касается публичных фигур (а Мэссон такой фигурой, несомненно, считается), истцу необходимо доказать, что журналист был в курсе того, что опубликованная информация является ложью, или по крайней мере явно демонстрировал неуважение к объективной истине. И хотя Малкольм не смогла доказать, что Мэссон на самом деле сказал то, что она использовала в материале, суд постановил, что Мэссону не удалось доказать, что публикация этих слов была злонамеренной. Малкольм могла быть ленивой или невнимательной в конспектах интервью, но, по мнению суда, она не пыталась специально исказить истину.

ЧТО ТАКОЕ КЛЕВЕТА?

Клеветой называется письменное заявление, содержащее сведения, порочащие чью-то репутацию. Иногда это слово используют и для описания оговора, то есть устного заявления, наносящего ущерб репутации. И клевета, и оговоры попадают под общую категорию действий, называемых в юриспруденции «диффамацией». Писать то, что вредит другому человеку, законом не запрещено, однако вам не избежать наказания по закону, если вы написали ложь, порочащую чье-то доброе имя.

Когда человек подает на кого-то в суд за клевету, бремя доказывания лежит на том, кто подает иск. Это лицо называют истцом. Тот, на кого подают в суд (будем надеяться, вы никогда не окажетесь на этом месте), – ответчик. В большинстве случаев истец обязан доказать, что клеветническое утверждение опубликовано, является неправдой и порочит его репутацию, а также что ответчик в процессе написания текста пренебрег истиной. Из-за необходимости приводить так много доказательств выиграть дело о клевете очень сложно. Судебная система устроена именно так неспроста. Нельзя, чтобы все, чьи чувства были задеты, толпой шли в суд и наводняли залы заседания из одной только мести. И я уже молчу о растрачиваемом времени и деньгах налогоплательщиков.

Еще сложнее доказать факт клеветы, если вы публичная фигура или государственный служащий. Точно так же им приходится предъявлять доказательство того, что клеветническое утверждение опубликовано, является неправдой и порочит его репутацию, но помимо этого они обязаны доказывать, что опубликовавший неправду человек знал, что это неправда или по крайней мере демонстрировал пренебрежение истиной. Это означает, что им придется доказывать, о чем думал писавший. Познакомьтесь со слушавшимся в Верховном суде США делом «The New York Times против Салливана». По-моему, постановление суда там просто идеально.

Что же приходится доказывать писателю или журналисту, если его обвиняют в клевете и подают на него в суд? Поскольку бремя доказывания лежит на истце, а не на ответчике, если писателю удается продемонстрировать, что у него были причины полагать, что опубликованная им информация правдива и что он пытался узнать правду, как это принято у писателей нехудожественной прозы, в суде ему нечего бояться. Звучит элементарно, но каким же идиотом может почувствовать себя писатель в суде из-за действий прокурора! Хотите хороший совет? Проверяйте достоверность информации и записывайте свои интервью на диктофон.

И последнее соображение по поводу клеветы. Участники «Проекта исследования клеветы» в штате Айова изучили все дела о клевете против новостных СМИ и попросили истцов поделиться информацией о причинах своего обращения в суд. Многие рассказали, что сначала не собирались доводить дело до суда, но, когда они обратились в новостные организации, с ними так грубо разговаривали, что им захотелось непременно отомстить. Новостные СМИ сэкономили бы уйму денег и усилий, если бы спокойно выслушивали жалобы и вели себя цивилизованно. Им не обязательно всегда со всем соглашаться (особенно если правда на их стороне), но немного гуманности никому не помешает.

Помните: эта история отняла у всех десять лет жизни. Десять лет!

Будучи куратором новостной газеты университета, я много разговариваю с коллегами-преподавателями и руководством о клевете. Некоторые угрожают засудить редакторов газеты (и меня заодно) в том случае, если им не понравится то, что пишут о них студенты. Я всегда пробегаюсь вместе с ними по тексту, уточняя, что именно их не устраивает. Время от времени нам действительно попадаются фактические ошибки, но буквально в каждой статье есть то, что просто им не нравится. Ну, извини, приятель. Если тебе не нравится статья, она из-за этого не становится противозаконной. Если конспекты или аудиозаписи подтверждают, что все это было сказано в рамках интервью и что все цитаты приведены в правильном контексте, тебе никогда не выиграть это дело в суде.

Помню, как мне однажды позвонил проректор нашего университета и сказал: «Мне уже начинать волноваться? Я только что дал интервью одной из ваших журналисток по поводу нашей новой политики в области науки, а она ни одного слова за мной не записала»[67]67
  Если какой-то студент портачит, то это обязательно «мой студент». А если получает национальную награду, то это уже, конечно, университетский журналист.


[Закрыть].

– А на диктофон она записывала? – спросил я.

– Она меня ни о чем таком не предупредила. Насколько я понимаю, меня нужно предупреждать о том, что разговор записывается, если я правильно понимаю свои права.

Несложно догадаться, к чему ведет этот разговор. Проректор практически в открытую говорил мне, что лучше, чтобы статья по поводу новой политики университета получилась не слишком провокационной и чтобы в ней не обнаружилось никаких неточных цитат.

Я переговорил с юной журналисткой.

– Мне тут рассказали, что вы взяли интервью у нашего проректора, но при этом ничего не записали и не законспектировали. Это правда?

– Правда, – ответила девушка. – У меня очень хорошая память. Когда начну писать статью, так сразу все его слова и вспомню.

Можно я сейчас публично заявлю, что это катастрофическая идея?

– Немедленно запишите все, что помните, и отправьте цитаты ему на сверку, – сказал я. – На всякий пожарный.

Девушка так и сделала, и проректор внес массу всевозможных поправок. Можно считать, что урок усвоен.

Позвольте мне повториться. Запись интервью на диктофон или как минимум тщательное конспектирование избавит вас от многих неприятностей. Есть у вас будет аудиозапись сказанного собеседником, а он подаст на вас в суд за то, что вы написали о нем нечто порочащее его честь и достоинство и в корне лживое, тогда запись станет для вас хорошей защитой. Не записывали, но хорошо конспектировали? Тоже неплохое подспорье. В предыдущем предложении я сказал «хорошо конспектировали». Под словом «хорошо» я имею в виду, что ваши заметки должны быть сделаны разборчивым почерком, чтобы присяжные могли понять, что перед ними те же самые слова, которые были использованы в статье. Хороший конспект поможет убедить присяжных (если это необходимо), что вы не отнеслись к работе халатно и ничего не сочинили.

Федеральные назначения во время президентства Рейгана были задержаны частично из-за колонки, написанной одним репортером, в которой он процитировал Кеннета Адельмана[68]68
  Кеннет Ли Адельман (р. 1946) – американский дипломат, политолог, писатель. – Прим. ред.


[Закрыть], сказавшего, что переговоры о контроле вооружения – это «обман» («sham»). Но стоило репортеру, Кену Аулетте (помните его? Он задал вопрос про «дерево» Барбаре Уолтерс), достать свои конспекты, обнаружилось, что он зачеркнул слово «shame» («позор») и рядом написал слово «sham». Аулетта настаивал, что Адельман все-таки использовал второе, то есть слово «обман».

Но сами видите, какая вышла путаница.

Адельман же отрицал не только то, что произнес это слово, но и что он вообще когда-либо давал интервью Аулетте. По этому пункту тылы Аулетты хорошо прикрыты: распечатка его телефонных разговоров явно демонстрирует, что эти двое разговаривали. Но отсутствие хорошего конспекта поставило его в неловкое положение, которое, откровенно говоря, было ему ни к чему.

Особой тщательности требует запись интервью не только с политиками или общественными деятелями. Стоит взять диктофон и на интервью с людьми, которые имеют сложности с речью, людьми, любящими очень яркие выразительные средства в речи, и с детьми. Записывать важно для того, чтобы точно ухватить схему построения предложений и не пропустить особенные выражения собеседника. Не обязательно использовать все до единого, но манеру речи почувствовать очень полезно.

ЭТИКЕТ ЗАПИСИ НА ДИКТОФОН

Всегда спрашивайте разрешения записать интервью перед тем, как включить диктофон. Да, вы не ослышались, всегда. Даже если законы вашего государства не обязуют вас это делать, лучшая политика – это политика взаимного согласия и осведомленности. Неэтично, а порой и незаконно записывать что-то без согласия собеседника. Я обычно открыто достаю диктофон и стараюсь удостовериться, что его присутствие замечено человеком, которому я собираюсь задавать вопросы, и не вызывает негативной реакции. Если мой источник информации против использования записывающего устройства, я обычно даю ему возможность подумать еще раз, сказав что-то вроде «Правда? На самом деле это лучший способ обезопасить нас обоих. Диктофон надежнее моих конспектов. Показать вам мой почерк?» Обычно, когда собеседники не позволяют вам пользоваться диктофоном, они вообще против любой записи, даже конспектирования от руки (больше о конфиденциальных интервью «не для записи» я расскажу в следующей главе).

Записывая интервью, я всегда кладу диктофон так, чтобы мне было видно время записи на дисплее. Ведь тогда, параллельно конспектируя (а я же говорил, что нужно обязательно делать и то и другое?), я могу взглянуть на время и пометить на полях минуту, когда собеседник сказал что-то важное. Потом я смогу быстро вернуться к нужной цитате. Вот на что еще следует обратить внимание, записывая интервью на диктофон.

• Всегда заряжайте диктофон перед интервью. Если есть возможность вставить его в розетку на время разговора, прекрасно. Если он работает от батареек, перед интервью вставьте новые, даже если помните, что очень мало пользовались теми, что находятся внутри. У меня целый контейнер частично использованных батареек, которые пригождаются в менее важных ситуациях. Я мог бы позаботиться об окружающей среде и пользоваться аккумуляторами, но это постоянно вылетает у меня из головы.

• Положите диктофон так, чтобы он был не в поле зрения собеседника. Человека может несколько отвлекать постоянное напоминание о том, что каждое его слово записывается. Но из собственного поля зрения прибор выпускать не стоит. Нужно постоянно проверять, что он работает.

• Попросите собеседника произнести свое имя (и желательно по буквам) перед началом и после завершения интервью, чтобы это непременно попало на запись. Так вы сможете доказать, с кем разговаривали, как пишется его имя и фамилия и то, что человек сам давал согласие на запись интервью.

• Перенесите запись на флешку, в облако или куда-то еще сразу после интервью. Не стоит оставлять интервью исключительно в памяти диктофона: их крадут, они теряются и ломаются. Бывает, что их конфискует полиция, пограничный контроль или служба транспортной безопасности. Пограничники и другие силовики иногда таким образом самоутверждаются и демонстрируют свои властные полномочия. Точно так же фотографов, бывает, заставляют засветить фотопленку. Такие проблемы нередко сопровождают военных корреспондентов. Это не всегда законно, но люди в униформе обычно не желают спорить на месте. А когда вы уже потеряли информацию, спорить с ними несколько поздновато. Повторяю: ваша информация должна храниться на разных носителях.

• Прослушав запись своего интервью, задайте себе вопрос, как вы могли бы улучшить свои навыки. Может быть, вы слишком долго подходите к сути дела? Обращусь к моему любимому примеру из хоккея. Если вы часто смотрите хоккейные матчи, то, наверное, замечаете, что в обязанности некоторых рефери (их еще называют судьями на линии) входит вбрасывание шайбы после лобового столкновения игроков из команд-соперниц. Но обязательно находится один судья на линии, который забывает свое истинное предназначение и начинает читать нотации игрокам, посвящая их в тонкости игрового этикета, выбрасывает одного из игроков из круга, задерживает вбрасывание до тех пор, пока и болельщики, и игроки не придут в бешенство[69]69
  Подозреваю, что таких показушников дома не слушаются дети, вот они и компенсируют потерянное время. Я читал, что один игрок сказал судье на линии: «Вы же понимаете, что люди купили билеты не для того, чтобы посмотреть, как вы шайбу бросаете, так ведь?» Думаю, этого игрока быстро выпихнули из круга.


[Закрыть]. Ну что же, интервьюеры тоже порой имеют такую склонность, и лучший способ распознать ее в себе – это послушать собственные записи. Прерываете ли вы своего собеседника раньше времени? Начинаете спорить? Пропускаете хороший уточняющий вопрос, потому что слишком сосредоточиваетесь на следующем вопросе, который себе запланировали? Посмеиваетесь? Покашливаете? Делаете еще что-то раздражающее? Я, например, заметил, что слишком часто говорю «угу». Замолчи ты уже, Дин, и дай человеку договорить!

Кстати, к разговору о «Замолчи, Дин». Я однажды брал интервью у бизнес-журналиста Лу Ракейсера, ведущего пятничной программы «Неделя на Уолл-стрит» (Wall Street Week) на общественном телевидении. Я готовил длинный материал об изменениях в деловой и экономической журналистике и нуждался в его мнении. После долгих и настойчивых уговоров с моей стороны Ракейсер все-таки согласился поговорить со мной в течение нескольких минут перед тем, как отправиться на запись следующего выпуска своей программы. В начале интервью я поблагодарил его за согласие, наговорил приятных слов в отношении его успешной карьеры и интересной телепередачи, описал тонкости задуманной мной статьи и наконец задал вопрос, в котором было колоссальное количество частей. В конце концов Ракейсер прервал меня.

– Если вы остановитесь, я отвечу на ваш вопрос, – сказал он.

Кому-то это может показаться невежливым. Но я на самом деле был ему благодарен. Когда мой поезд отошел от станции, я понятия не имел, где он остановится. К счастью, собеседник не позволил мне слишком удалиться. Информация, которой он поделился в том интервью, была просто бесценной. Его речь, как обычно, хотелось растащить на цитаты. Когда отведенные на интервью минуты иссякли, он прямо сказал, что ему пора. Большое спасибо, Лу!

А если вы еще сомневаетесь…

Я же уже говорил, что, даже записывая интервью на диктофон, вы должны вести конспект? Без вариантов. Вы обязаны записывать основные мысли от руки. На бумаге. Ручкой или карандашом.

Ведение записей разговора – занятие далеко не простое, и не важно, кем вы работаете. Журналисты, психотерапевты, социальные работники – все должны уметь писать конспект быстро, не препятствуя ходу разговора, но при этом таким почерком, чтобы вы сами могли потом прочесть написанное. Помните, что вам могут понадобиться доказательства того, что собеседник произнес именно это хлесткое слово. Нельзя выписывать каждую букву медленно и аккуратно, чтобы вашему собеседнику приходилось ждать (иногда терпеливо, а иногда и нет), пока вы закончите предложение. Нужно долго практиковаться, чтобы научиться говорить с кем-то, поддерживать зрительный контакт и иногда опускать взгляд в блокнот, не разрывая ткани вашего диалога с собеседником.

Когда интервью берут у меня самого, меня порой так и подмывает немного подучить моего интервьюера и сказать: «Эй, вообще-то я здесь! И я с вами разговариваю!»

Своих студентов на занятиях я заставляю брать интервью друг у друга, и мы отрабатываем поддержание зрительного контакта, невербальное поведение, язык жестов и техники конспектирования текста. Я уже упоминал это чуть раньше, но с удовольствием повторюсь: то, как вы наклоняетесь, чтобы быть ближе к собеседнику, какое выражение принимает ваше лицо, как вы выдерживаете паузу, прежде чем продолжить разговор, как у вас получается писать, глядя при этом в глаза собеседнику, все ваши «угу» и «хм-м» – все это очень важные элементы интервью. И их можно усовершенствовать, постоянно практикуясь.

Одна моя коллега выучилась стенографировать, чтобы более эффективно брать интервью. Поясню для тех из вас, кто пока еще юн: раньше навыки стенографии были обязательны для всех секретарей (вспомните телесериал «Безумцы» (Mad Men)), и поэтому, ведя протокол заседания или записывая под диктовку своих начальников (которые, само собой, вообще писать не умели), они могли быстро фиксировать информацию со стопроцентной точностью. Если взглянуть на страницу стенографических заметок, то может показаться, что перед вами иероглифы. Я представления не имею, что написано в блокноте у моей коллеги. Но она имеет, и ее карьера в журналистике весьма успешна. Никто ни разу не обвинял ее в искажении цитат, ложном толковании фактов или выдергивании цитат из контекста.

Но вообще каждый из нас рано или поздно просто вырабатывает свою собственную закодированную схему записи человеческой речи.

Когда я конспектирую слова собеседника, я не записываю абсолютно все, что слышу. Мозг постоянно оценивает, важны ли те или иные слова или их можно опустить, и записываю я только то, что важно без всяких оговорок, избегая повторений или опуская фоновые знания, которые я и так знал и которые мне не интересны.

Но: нельзя откладывать ручку и смотреть на своего визави, как будто выжидая, пока он скажет что-нибудь интересное. Если вы просто пялитесь на собеседника или улыбаетесь и киваете, ничего не записывая, он может подумать: «Неужели я такой неинтересный? Или от темы отклонился? Почему он ничего не записывает? Надо срочно что-то интересное сказать!»

Или, что еще хуже, мысли могут быть такого порядка: «Надеюсь, он сейчас понимает, что я говорю очень ценные вещи, и если он не запомнит их верно, то меня ждут большие неприятности».

Важно продолжать писать вне зависимости от того, насколько интересные вещи сообщает вам собеседник в текущий момент. Воспользуйтесь этим временем, чтобы «подчистить» заметки, сделанные выше, или быстро набросать уточняющий вопрос. Ожидая, пока мой гость закончит мысль (не самую при этом обязательную), я не кладу ручку, а дополняю конспект, сделанный ранее и состоящий пока только из ключевых слов. Придется попрактиковаться, чтобы научиться дописывать старые предложения и при этом не упускать нить разговора. Я знаю, исследования показывают, что многозадачность – это скорее миф и делать качественно больше одного дела невозможно. И я в целом с этим утверждением согласен. Но, на мой взгляд, делать два дела одновременно в течение нескольких секунд вполне реально.

Когда я конспектирую чужие мысли (в личной или телефонной беседе), я записываю фрагменты предложений. Я фиксирую существительные, глаголы и куски интересно рассказанных или действительно важных историй. Если я слышу то, что на самом деле имеет исключительную важность для меня, я прошу собеседника остановиться, говоря: «Подождите минутку. Я хочу записать эту мысль дословно». Затем я или просто записываю слова интервьюируемого в полной тишине, или прошу повторить. Обычно, когда я так делаю, собеседник улавливает мой сигнал и делает дальнейшие уточнения или еще немного углубляется в тему. Однако сделать так можно всего несколько раз за интервью, так что не промахнитесь. В противном случае весь разговор будет дергаться, как лифт, в котором нажимают кнопки всех этажей по очереди. Так он не сможет набрать достаточной скорости.

Если собеседник сказал что-то очень важное, но при этом запутанное, я иногда задаю какой-нибудь очень простой уточняющий вопрос. Я или уже знаю на него ответ, или догадываюсь, что, задав его, я подтолкну собеседника к пересказу какой-нибудь истории из жизни, не нужной мне в статье. Тем самым я выигрываю время на то, чтобы дописать ответ на предыдущий, очень важный вопрос. Если такая тактика невозможна в конкретном разговоре, я пишу на полях слово «уточнить» и возвращаюсь к этому вопросу в ходе интервью. Например, я могу сказать: «Несколько минут назад вы кое-что сказали об Н. Я не очень уверен, что понял вас до конца. Не могли бы мы вернуться к этой теме?»

Поверьте, ваш собеседник очень хочет, чтобы вы все правильно поняли. Он не будет против небольшого шага назад.

ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЁ

Интервью подошло к концу, но ваша работа не окончена. Многое зависит от того, как вы поработаете, оставшись один на один с самим собой. Вам обязательно нужно заняться своим конспектом и заполнить пробелы в предложениях. Нужно взять те самые уникальные глаголы и существительные и составить предложения, которые по смыслу будут как можно ближе к произнесенному вашим собеседником. Сделать это необходимо как можно быстрее. У вас наверняка неплохая оперативная память, но ее хватит на несколько минут, а не часов и уж тем более не дней. Так что, скажем, если вы взяли интервью у человека в офисе, быстро уединитесь в туалете, прежде чем покинуть здание, и целиком воссоздайте все предложения в своем конспекте.

Однажды произошла следующая история: я стоял посреди уборной с блокнотом в руках (не добежал даже до кабинки), в этот момент вошел мой собеседник и увидел, что я лихорадочно что-то пишу. Неловкая ситуация, честно скажу.

– Я тут пробелы решил заполнить, – сказал я, натужно улыбаясь.

Мой недавний собеседник кивнул, прошел мимо меня и уединился в кабинке. Снова неловкость.