Текст книги "Как брать интервью. Искусство задавать правильные вопросы и получать содержательные ответы"

Его подход хорошо работает в тех случаях, когда целью интервью является изучение темы, а не глубинное понимание личности или частного опыта собеседника. Его интересовала роль свободной прессы в свободном обществе, когда в Колумбии наконец завершилась многолетняя гражданская война, а президент США Дональд Трамп объявил новостные СМИ «врагами американского народа». Редактор журнала знал положение дел в обеих странах, и больше всего его интересовал диалог именно на эти темы. Когда тема так обширна и не ограничена временем, тогда подготовка открывающего вопроса подобна выстрелу стартового пистолета в забеге. Потом можно просто следовать за бегунами.

Если бы целью его интервью было понять мой личный опыт журналистики и демократии, подобный подход не сработал бы так хорошо, потому что тогда редактор журнала не смог бы в полной мере осветить эти темы. Эта техника работает, когда ты свободно катишься с горы, когда вступаешь в борьбу идей. Она неэффективна, если вам нужно нечто более конкретное.

Я редко работаю без подсказок, как этот журналист, но я далеко не всегда записываю вопросы. Иногда достаточно наметить основные темы, которые вы хотите обсудить с собеседником. В таком случае я выписываю темы в самом верху блокнота, чтобы быть уверенным, что в разговоре мы доберемся до каждой из них.

Но даже тогда темы должны быть как-то упорядочены. Одна должна логически следовать из предыдущей.

Как-то мне дали задание осветить очень спорную тему борьбы за место окружного прокурора Сан-Диего. После того как я подготовился к интервью с окружным прокурором, претендовавшим на переизбрание, я решил не выписывать все вопросы. Вместо этого я составил список тем, которые необходимо было обсудить. Он выглядел вот так:

• Успехи

• Что еще нужно сделать

• Почему Сан-Диего все еще в нем нуждается

• Критика

• Дела, в которых окружной прокурор и его команда допустили ошибки

• Оппонент

• Что его подчиненные говорят о сложностях работы на него

Не было причин придумывать конкретные вопросы, раз мы разговаривали на эти общие темы. Но можно заметить, что в этом списке есть структура: первые три вопроса касаются положительных сторон прокурорства, четыре оставшихся посвящены причинам, по которым моего собеседника, по мнению других людей, нужно сместить. Начни я с критики, не думаю, что я многого бы добился.

Вышло так, что он в гневе все равно сменил тему (может, это еще один повод сменить прокурора?), но я не мог этим воспользоваться. (Подробнее об этом я расскажу в главе «Не для записи».)

Ричард Бен Крамер подходил к вопросу совершенно иначе, и его подход хорошо работал для книг с длинным вступлением. Он вообще не задавал вопросов. Он просто постоянно появлялся на горизонте и наблюдал за источником, пока тот не расслаблялся в его присутствии настолько, чтобы начать разговор – иногда даже очень доверительный.

«И тогда я переместился со своей половины стола на его половину, – сказал он. – Это что-то вроде дзюдо: я пытаюсь направить его туда, куда нужно мне. Я всегда стараюсь быть на его стороне стола. Если бы я пришел со своим блокнотом и списком вопросов, то так и остался бы самым обычным дурачком с блокнотом и вопросами, которому можно было бы швырнуть какую-нибудь „новость дня“ или какие там приемы сейчас в моде.

Но если у меня с собой нет вопросов, кроме основного „Что тут происходит?“, и я хочу провести с гостем весь день, стараясь увидеть весь мир его глазами, с его стороны стола, тогда он воспринимает меня совсем иначе»[37]37
  Boynton R. S. The New York Journalism. P. 39.


[Закрыть].

Так же размышляет Ричард Престон. Но помните, что они оба пишут книги и располагают бо́льшим запасом времени.

«Я обычно не записываю вопросы заранее, – сказал Престон. – Стараюсь приходить на интервью без предубеждений насчет того, что человек скажет и к чему его слова могут привести. Интервью – процесс органичный. Я позволяю своему собеседнику стать главным и решать самому, какие вопросы будут заданы. Такой подход отнимает очень много времени, и часовое интервью может легко превратиться в шестичасовое. Люди вообще любят разговаривать обо всем на свете. Это напоминает мне рыбалку. Я как бы сижу на берегу, леска в воде, и время от времени я что-то выуживаю. Иногда на то, чтобы поймать крупную рыбу, уходит много времени»[38]38
  Boynton R. S. The New York Journalism. P. 308.


[Закрыть].

Некоторые интервьюеры перескакивают с одной темы на другую. Справедливости ради скажу, что некоторые из них делают это намеренно, чтобы не давать собеседнику ни единого шанса расслабиться. Но в девяти случаях из десяти дело в том, что интервьюер просто пожалел времени на продумывание структуры.

БУДЕТ БОЛЬНО

Вполне возможно, что интервью пойдет вовсе не так, как вы запланировали. Репортерам редко приходит в голову взять у кого-то интервью, когда ничего особенного не произошло и все в порядке. Никто не станет разговаривать с начальником аэропорта в день, когда все самолеты благополучно приземлились, но мы обязательно захотим задать пару вопросов ответственным лицам, если один из самолетов разбился. Не все интервью проходят так мирно, как нам хотелось бы.

Ранее я упоминал, что начальника Пограничной службы обидела моя манера задавать вопросы. Вот как все было: я приехал к нему в офис, который в тот момент располагался в трейлере, чтобы поговорить об инциденте, произошедшем несколько дней назад. В пограничника, стоявшего на территории США, бросил камнем одиннадцатилетний мальчик. Камень был брошен с территории Мексики. Офицер вынул пистолет, присел в боевую стойку и выстрелил в мальчика. Это произошло, когда стены на этом месте еще не было. Тогда граница между Штатами и Мексикой была просто воображаемой линией на песке. Камни и пули беспрепятственно совершали международные перелеты.

К счастью для мальчишки, к нему тут же подбежали друзья, подхватили его и перенесли на территорию США, после чего перешагнули обратно в Мексику. Кровь их друга пролилась в американскую почву. Начальник Пограничной службы обратился за помощью, и вертолет скорой помощи транспортировал мальчика в детскую больницу в Сан-Диего. Там его жизнь была спасена.

– У вас там пули через границу летают? – не веря своим ушам, сказал по телефону мой издатель. – А ну бегом туда! И узнай, какого черта там творится.

Я договорился, что прокачусь с пограничником по окрестностям места трагедии, и взял с собой фотографа. Мы подписали формы, в которых говорилось, что, если с нами что-нибудь случится, мы не станем их обвинять. Затем мы забрались в зеленый внедорожник и стали патрулировать границу. Приписанный к нам офицер показался мне хорошим человеком. Было похоже, что на мои вопросы он отвечал честно. Сначала он был не слишком разговорчив, но постепенно становился все более открытым. Он обнаружил попытку группы людей незаконно пересечь границу США. Группа состояла из пяти или шести женщин с детьми, а вел их мужчина. Я спросил, можно ли мне поговорить с ними.

Увидев из-за холма, что к ним подъезжает внедорожник, они даже не попытались бежать. Просто остановились и подняли руки вверх.

Офицер вылез из машины и заговорил с ними по-испански.

– Я не стану вас арестовывать, – сказал он. – У меня тут журналист, и он хочет задать вам несколько вопросов.

Мексиканцы кивнули.

Ошеломленный, я достал свой блокнот и спросил, откуда они, куда направляются, почему нелегально въезжают в страну, знают ли они об опасности обезвоживания в пустыне, о бандитах и высоком риске быть арестованными. Они свободно разговаривали со мной, но недоверчиво поглядывали на офицера. Потом мы попрощались и поехали дальше.

Понятия не имею, поймали ли их потом, но мне лично этот инцидент показал, каким сочувствующим человеком был офицер.

Но какое-то время спустя его рация затрещала, и началась погоня. Мы, подпрыгивая, неслись по грязи и песку, пока не заметили впереди нескольких мужчин. Они бежали, а когда увидели наш внедорожник, бросились врассыпную. Но пограничник уже вызвал вертолет, и он грохотал у нас над головами, приближаясь к мужчинам.

Потом вертолет сделал нечто невиданное: он опустился до высоты всего метров пятнадцати над землей и повернулся боком, так что винт перегородил путь беглецам. Он поднял такое цунами пыли, песка и грязи, что они вынуждены были остановиться и прикрыть лицо руками. Наш внедорожник подъехал сзади, и офицер выпрыгнул из кабины. Он указал рукой на пол и крикнул мне:

– Ложитесь!

Я уж было начал сгибаться в три погибели, но вмешалось мое репортерское «я»: «Погодите-ка, я должен это видеть. Я ведь здесь именно для этого!» Я вылез из машины и стал наблюдать за происходящим. Подлетели еще несколько внедорожников, из них выскочили пограничники с дубинками. Некоторые беглецы сразу подняли руки вверх и получили по паре наручников на запястья. Другие принялись убегать и сопротивляться, и их избили дубинками и только потом заковали в наручники. Потом их посадили в кузов и увезли. К тому моменту вертолет давно уже улетел.

Офицер, который взял меня с собой пассажиром, видел, что я следил за происходящим. Когда он, перепачканный грязью, вернулся за руль, он тяжело дышал и, попив воды, сказал:

– Как вы могли заметить, операция прошла жестковато.

Я кивнул.

– Это потому, что они играли не по правилам, – сказал он.

Я подумал о том, о каких «правилах» он говорил, но решил подождать того момента, когда смогу обсудить этот вопрос со старшим по званию.

Наш гид-пограничник переметнулся из стана сердобольных людей в стан злостных полицейских вроде тех, что избивали Родни Кинга[39]39
  Родни Кинг – чернокожий гражданин США, избиение которого полицейскими в 1991 г. спровоцировало массовые беспорядки в Лос-Анджелесе. – Прим. ред.


[Закрыть], быстрее, чем вы бегаете в бухгалтерию за зарплатой. Заметка начинающим репортерам: сочувствие – не бездонный колодец.

В конце смены я поблагодарил пограничника и пообещал прислать ему статью на ознакомление до публикации (и сделал это – еще одна заметка репортерам: всегда делайте именно так. Даже если вашему собеседнику не понравится материал, он оценит этот жест, и вы заручитесь его поддержкой на всю жизнь), после чего отправился в офис начальника Пограничной службы, чтобы взять интервью.

От начальника мне было нужно не так уж много. Суть моего интервью заключалась в рассказе о подготовке пограничников, о том, как их обучают справляться со стрессом, гневом и ситуациями, в которых их – да! – побивают камнями мальчики-мексиканцы.

Не могу сказать, что начальник был человеком душевным, но он вел себя цивилизованно, и я чувствовал, как он пытается подавить свое презрение к репортеру, которому хватило наглости ставить под сомнение действия смелого офицера перед лицом опасности.

Я продумал особый план разговора с этим человеком, и, когда я понял, что подхожу к кульминационному вопросу, оказалось, что я был прав, потому что он набросился на меня и чуть не разбил мне череп. Это не входило в мои планы, но, как я уже говорил, не все интервью идут как запланировано.

Кульминация интервью не обязательно должна вести к конфликту. Это вовсе не присуще всем в мире интервью. Но по крайней мере они должны следовать по определенной траектории, как рассказ, в котором все события происходят не просто так, а ради чего-то.

КОГДА ВСЕ ЛЕТИТ В ТАРТАРАРЫ

Несмотря на то что мир (как и наши интервью) невозможен без хоть какого-то порядка, иногда нам все-таки приходится импровизировать. Скорее всего, вы довольно быстро почувствуете, что интервью началось не очень гладко, или вы недостаточно подготовились, или ваш собеседник просто с вами не на одной волне. Когда я брал интервью у Карима Абдул-Джаббара, я весь разговор не мог понять, почему он никак не может расслабиться, почему отвечает так кратко, почему не подхватывает мою мысль и не рассказывает истории из жизни, даже когда я явно его к этому подталкиваю.

Меня многие предупреждали, что собеседник он «трудный», но было в том разговоре нечто большее, чем просто трудность. Мне с трудом удавалось вытянуть из него хотя бы несколько слов.

Только позже выяснилось, что по пути ко мне на интервью он узнал, что умер его хороший друг. Характерно, что он не отменил интервью, – не сомневаюсь, что любой на его месте отменил бы. Невозможно знать наверняка, что происходит в жизни вашего собеседника, и иногда разработанный вами план просто нельзя исполнить.

Интервью – это живой организм. Вы оказываете влияние на другого человека. Обстановка вокруг в тот конкретный момент тоже оказывает на него влияние. Предполагать, что все пойдет так, как вы запланировали, – это ошибка молодых и неопытных. Нужно держаться за придуманную структуру, но не слишком крепко. Даже если вы хорошо упорядочили свои вопросы и абсолютно убеждены, что довели их до совершенства, прямо как Макфи, всегда будьте готовы отказаться от своего плана.

Так я и поступил, когда брал интервью у Джорджа Плимптона, одного из редакторов – основателей журнала Paris Review и одного из моих любимых спортивных журналистов. Я не мог дождаться нашего с ним разговора и неделями корпел над вопросами, оттачивая их порядок до идеального. Но, когда мы с Плимптоном шли с ужина в направлении аудитории, положение резко стало опасным. Я начал пояснять ему формат интервью, но он внезапно остановился прямо посреди тротуара:

– Интервью? Какого еще интервью?

– Интервью, которое я прямо сейчас буду у вас брать, – сказал я, стараясь поддерживать темп ходьбы на подходе к залу.

– Я впервые слышу об интервью, – сказал он, заметно разволновавшись. – Я не давал своего согласия на интервью. Я думал, будут только публичные чтения. – В качестве подтверждения он достал свою новую книгу.

– Чтения тоже будут, – отозвался я. – После интервью.

Он стоял не шелохнувшись.

– Вы мне ничего об интервью не говорили. – Теперь он уже закипал. – О чем вы будете меня спрашивать? Собираетесь поставить меня в неловкое положение?

– В моем пригласительном письме было сказано и об интервью, – сказал я, надеясь, что излучаю спокойствие, а не отчаяние, которое царило в тот момент у меня внутри. – Я поспрашиваю вас о вашей карьере, о мастерстве, о Хемингуэе. Я не Майк Уоллес. Скандальных вопросов не будет.

Он смотрел на меня во все глаза. На мгновение мы оба замолчали.

– Видите вон ту очередь? – Я указал на толпу, ожидающую у входа в зал. – Эти люди пришли посмотреть на вас и на то, как я беру у вас интервью. Нам лучше не опаздывать.

Плимптон пошел со мной к зданию.

– Я на это согласия не давал, – сказал он, и мы вошли внутрь.

Тогда я уже понимал, что мне необходимо изменить порядок вопросов.

На тот момент они стояли в порядке, идеально подходящем двум людям, которые уже комфортно себя чувствуют в обществе друг друга (так было на ужине). Но теперь мы на время превратились в противников. Мне необходимо было найти вопрос, который остудит его пыл.

Мы сидели в первом ряду, пока публика рассаживалась. Он смотрел прямо перед собой на два стула, стоявших на сцене. Он сердился. Я думал, как буду выкручиваться. Я смотрел на целые страницы вопросов, и даже точно не помня, какой вопрос я поставил первым, я был уверен, что его придется заменить. Я нашел тот, который, по моим оценкам, немного его расслабит, и написал на полях: «Начать отсюда».

Плимптон был приверженцем и поклонником жанра так называемой «гражданской журналистики». Это означало, что он не просто наблюдает события и пишет о них, как делает большинство спортивных журналистов. Он принимал личное участие в событиях. Футбольная команда Detroit Lions позволила ему пожить в тренировочном лагере, где он тренировался вместе с игроками, жил с ними в одном общежитии, обедал за одним столом, и ему отвели роль квотербека на поле. Ему даже позволили принять участие в одной предсезонной игре. Его книга «Бумажный лев» (Paper Lion) получилась замечательной и послужила для меня настоящим источником вдохновения: я повторил весь этот сценарий с командой по американскому футболу из моей альма-матер через десять лет после окончания университета. Правда, время я сократил. Вместо того чтобы тренироваться с командой перед началом сезона, я делал это в течение недели прямо перед игрой по случаю бала выпускников, то есть перед самой главной игрой года. С меня каждый день по сто потов сходило!

Плимптон также тренировал навыки вратаря в хоккейной команде Boston Bruins, провел месяц во флагманском туре PGA[40]40
  Ассоциация профессиональных игроков гольфа США (Professional Golfers’ Association of America). – Прим. ред.


[Закрыть], боксировал с чемпионом в тяжелом весе Арчи Муром (что закончилось сломанным носом) – и писал обо всем. Прекрасные материалы на все эти темы и сделали его знаменитым.

Однако не все знают, что он проработал похожий сценарий в Нью-Йоркской филармонии. Он играл на треугольнике где-то в дальнем углу перкуссионной секции под руководством легендарного Леонарда Бернстайна. Ему было что рассказать об этом опыте, и я подумал, что ему понравится такая идея. Так публика мгновенно заинтересуется, и дальше мы продолжим, как будто нам обоим хорошо и легко в компании друг друга.

Именно так и произошло. Как только зрители начали смеяться по поводу треугольника и гнева Бернстайна, который Плимптон навлекал на себя, делая что-то не так, интервью пошло гладко, и я вернулся к первоначальной структуре. Плимптон больше не вспоминал о недопонимании между нами.

Представление о том, какое интервью вам предстоит взять (неформальное, нацеленное на сбор информации, очень личное или тематическое), определит, нужно ли вам выписывать вопросы, выстраивать линию разговора или скорее импровизировать, а может быть, просто нажимать на «старт» и смотреть, что будет дальше.

Оказавшись в ситуации, когда вам нужно импровизировать (а я надеюсь, такой момент наступит, потому что он означает, что вы относитесь к собеседнику со всем вниманием и, возможно, вам удастся раскопать что-то новое), на какое-то время отдайтесь на волю этого течения, но не теряйте берег из виду. Помните, что вам еще нужно выполнить первоначально поставленную цель. Будьте готовы отказаться от некоторых вопросов и тем и перекроить оригинальный план. Не забывайте, что в первую очередь важен человек, с которым вы разговариваете.

Если вы помните, именно так и должен был поступить Дэвид Грин, когда брал интервью у Крисси Хайнд. Его основная проблема в том, что он хотел говорить об эпизоде сексуального насилия, который она описала в книге, а она не хотела, а он все равно наседал.

Я стал свидетелем упущенной возможности импровизации, когда привел поэта Роберта Пински на общественное радио, где он должен был почитать свои стихи и дать интервью одному из местных радиоведущих. Но Пински не собирался просто почитать свои стихи, как обычно. Он взял с собой трех джазовых музыкантов, студентов университета, которые должны были играть в фоновом режиме во время его чтения. Они репетировали с ним вместе и сумели создать очень интересную атмосферу поэзии и джаза. Но, перед тем как начать интервью, им захотелось еще раз отрепетировать, прямо в студии. И вот ровно в тот момент, как они собрались пройтись по материалу в последний раз, в студии появилась радиоведущая и сказала, что хочет начать интервью немедленно. Она сразу же положила перед собой блокнот с вопросами. Казалось, что она куда-то сильно торопится.

Но Пински – профессионал. Он давал интервью не менее тысячи раз.

– Почему бы вам не послушать нашу репетицию? А потом я отвечу на ваши вопросы, – сказал он.

– Я предпочла бы взять интервью прямо сейчас, – ответила она.

– Думаю, у вас появятся совсем другие вопросы после того, как вы нас услышите, – продолжил он.

После чего он повернулся к музыкантам и начался прогон.

Ведущая сердито повернулась ко мне и сказала:

– Я буду спрашивать о том, что запланировала, репетиция ничего не изменит. Почему нельзя просто начать интервью прямо сейчас?

– Потому что ему кажется, что вы услышите и увидите нечто, о чем захотите его спросить, – сказал я в ответ.

Музыка и стихи были просто замечательными. Это было красиво. Ни на что не похоже. Это сочетание жанров дарило вдохновение. Сама музыка и поэзия рождали в голове целое облако вопросов.

– Ну, значит, он ошибается, – сказала ведущая и повернулась спиной к артистам. Остаток репетиции она провела, глядя в экран телефона и не обращая внимания ни на слова, ни на музыку.

Когда музыканты и поэт закончили прогон, Пински повернулся к ней с улыбкой, полной ожидания.

Она приступила к вопросам, так и не признав, что только что на ее глазах родилось что-то новое. По поведению и ответам Пински было заметно, что он отвечает заготовками, которыми пользовался тысячи раз. Но ведь у нее был шанс услышать что-то новое, подхватив волну чуда, только что случившегося в студии. Само собой, ведущая провела интервью за десять минут и пулей вылетела из студии.

Вот это упущенная возможность. В студии только что случилась настоящая магия, а она все пропустила. Она пришла с идеей стандартного интервью в голове и именно его и получила на выходе. А ведь оно могло иметь настоящую художественную ценность, но ведущая все испортила, не обратив внимание на главное.

Иметь план очень важно. Не менее важно уметь модифицировать его на ходу.

Интервью – это не просто набросанные наугад вопросы случайным людям. Это вопросы, находящиеся под контролем. Иногда даже очень опытный инструктор по рафтингу вынужден сказать: «Ого, посмотрим, как дальше пойдет!» В каждой реке случаются повороты, изгибы, скрытые камни, пороги и поваленные деревья, и опытные инструкторы знают, где почти все это можно встретить. Однако это вовсе не означает, что сплав обязательно пройдет легко и непринужденно. Но хорошие инструкторы знают, как подготовить путешественников. Они знают оптимальное место для начала сплава, учат, как чувствовать себя уверенно в случае возникновения чрезвычайных ситуаций и как контролировать движение рафта, чтобы благополучно высадиться на берет.

Контроль – в ваших руках.