Текст книги "Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна!"

Когда все тебя потеряют

3 октября 1972 года была наконец-то подписана в печать монография Алексея Баташева «Советский джаз». До этого рукопись пережила бесконечные обсуждения в высокой комиссии. От автора требовали не злоупотреблять иностранными терминами, делать упор на идейно-социальные различия между западным джазом и отечественным, а также не допускать «совершенно неуместную объективность», упоминая в книге всяких «политических перебежчиков». Под перебежчиками комиссия подразумевала контрабасиста Игоря Берукштиса, игравшего когда-то у Саульского в оркестре ЦДРИ и в ансамбле Андрея Товмосяна. Берукштис первым из отечественных джазменов без спроса «ушел на Запад».

Заслуженный артист БССР Эдди Рознер в отличие от Берукштиса попросил, чтобы его отпустили. Комиссия знала, что трубач сидит на чемоданах и скоро уедет. Выкинуть из книги любое упоминание о нем было невозможно, поэтому решили ограничиться основными вехами и обойтись без фотографий.

Тем временем Гостелерадио готовило циркулярные списки «композиторов, поэтов и исполнителей, записи которых в настоящее время по различным причинам сняты с вещания». В основном в черные списки заносились имена эмигрантов и «инвалидов пятого пункта». Но скоро с вещания сняли многих из тех, кто оказался связан с Рознером: Владимира Макарова, Тамару Миансарову…

«Он уехал очень тихо, – рассказывает Ирен Маркович, вдова Луи Марковича. – Слезное расставание. Он не имел сил на это, он страдал, но его все равно тянуло»[56]56
  Из интервью теледокументалистам.


[Закрыть].

12 февраля 1973 года среди пассажиров самолета, следовавшего рейсом Москва – Берлин, были Эдди Рознер и Галина Ходес. Сестра Рознера – Дора Глазберг встречала их. В тридцатые годы Дора вместе с родителями Эдди эмигрировала в Бразилию. Теперь, к приезду брата и его жены, она сняла для них квартиру на Айзенцанштрассе, 12[57]57
  В переводе на русский означает «улица Железного зуба».


[Закрыть], в западноберлинском районе Шарлоттенбург, том самом Шарлоттенбурге, Шарлоттенграде, где сорок шесть лет назад Рознер получил свои первые ангажементы.

Ирина Прокофьева-Рознер:

В шестидесятые годы отцу регулярно приходили письма из-за границы – от Марты, Доры, Эрны, все они нашлись. Наверное, поэтому он постоянно был под наблюдением, ему не доверяли.

Весной 1973 года они с Галей из Берлина полетели в Америку – в гости к Эрне. Слухи о том, что Эрна была весьма состоятельной дамой, не пустая сплетня. Но формально она ему ничего не была должна, тем более речь не шла ни о каком «наследстве». Отец, человек гордый, помочь не просил. Даже не намекнул. Он понимал, что нужно самому карабкаться, налаживать жизнь в родном Берлине.

Поначалу он был очень позитивно настроен. Надеялся, что эхо его советской славы долетело и до Германии. Но увы. Так началась новая жизнь. Мне предстояло познакомиться с совсем другим отцом, который сам стал похож на какого-то клерка: он ходил с чемоданчиком, полным бумажек, писал на машинке бесконечные просьбы и петиции, заявления и ходатайства. Это его совершенно пригнуло.

Рознер борется с инстанциями, на сей раз – немецкими. Он претендует на компенсацию и специальную пенсию, которые предусматривались законами ФРГ о возмещении ущерба лицам, преследовавшимся нацистами по политическим, расистским и религиозным мотивам.

В возмещении ущерба Рознеру отказали. Формальная причина: «Вы должны были вернуться раньше, срок подачи заявлений истек несколько лет назад». Со спецпенсией обстояло получше: во второй половине 1973 года Эдди начинает получать ее. Попутно Рознер пишет в Москву. Он просит прислать ему трудовые книжки: для начисления обычной пенсии западноберлинские чиновники требуют доказательств трудовой деятельности в Советском Союзе. Однако письма в Москву останутся без ответа.

Юрий Диктович:

В свое время его очень допекал Кадомцев – парторг Москонцерта. Он всячески его долбил. Ты, дескать, Рознер, безыдейный, такой-сякой. Уехав, Э. И. однажды прислал ему откуда-то с пляжа открытку. На открытке «царь» – красивый, загорелый, а на обороте комментарий: «Вот так я здесь мучаюсь. А те антисоветские анекдоты, которые ты рассказывал, я всем пересказываю здесь, и все очень смеются».

Разными способами Рознер пытается напоминать о себе и поддерживать связь с «оставшимися там». В марте 1973 года он шлет открытку в Москву музыкальному редактору Чермену Касаеву:

«Нахожусь у моих родственников. Обязательно напишу Вам из США».

На лицевой стороне открытки – Шадоштрассе, центральная улица Дюссельдорфа, известная тем, что туристы именно сюда чаще всего спешили на шопинг.

Из Мадрида от Рознера пришла открытка в Гомель: «сердечный привет» Валерию Радькину «и всем сотрудникам филармонии».

«Безыдейный» Рознер полон идей. Он пытается завязать контакты с западноберлинской радиостанцией RIAS, созданной в 1948 году. В семейном архиве дочери Валентины сохранились партитуры, которые Эдди писал на нотной бумаге, принадлежавшей отделу музыкального вещания RIAS.

Связывал ли Эдди свои дальнейшие планы со знаменитым RIAS биг-бэндом? Этот оркестр (в нем в свое время блистала Катарина Валенте) был весьма похож на коллектив, которым Рознер руководил в Москве.

Так или иначе, вакантное в 1974 году место главного дирижера танцевального оркестра RIAS досталось тридцативосьмилетнему берлинцу, джазовому аранжировщику и пианисту Хорсту Янковскому.

Эдди заводит знакомство с Лутцем Адамом – одним из музыкальных редакторов RIAS. Лутц пытается отговорить Рознера от рискованной затеи – клуба Gamasche, для которого Рознер был готов арендовать полуподвальное помещение неподалеку от своей первой берлинской квартиры. По некоторым сведениям, например, согласно Хорсту Бергмайеру в рамках этого проекта Эдди собрал ретроквинтет Weintraub’s Söhne, но не выступал с ним. В интервью берлинскому радио Deutschlandfunk в июне 2001 года Лутц Адам рассказывал о недолгой судьбе клуба и своих тогдашних сомнениях. Ирина Прокофьева-Рознер пожимает плечами: «Рассказывают о каком-то ресторане “Гамаше”. Я этого не знаю».

В любом случае свинг в Западной Германии переживал тогда не самую лучшую пору. Неспроста популярный актер и певец Петер Александер (в шуточной песне под аккомпанемент оркестра Курта Эдельхагена) еще двадцатью годами раньше предрекал: Damit haben Sie kein Glück in der Bundesrepublik – с этим в ФРГ вы не будете иметь успеха.

Рознер ждал приезда дочерей.

Ирина Прокофьева-Рознер:

С четырнадцати лет я жила по году у отца, по году у матери в Магадане. Поступив в 1970 году в университет в Москве, поселилась в квартире на Каретному ряду. Галя была очень корректна со мной. После отъезда отца и Гали я жила либо у Валентины, либо у маминой подруги в Новинках.

Летом 1973 года в Москву прилетела Дора. Это отец послал к нам свою сестру, она привезла очень много подарков. Шесть часов в Шереметево потрошили несчастную старуху. Измучили. Проверяли даже на гинекологическом кресле. Каждый пакетик разорвали, вспороли подкладку чемоданов. Мы не понимали, в чем дело, что ищут. Я вообще впервые столкнулась с таким отношением. У меня страх появился. По глупости папа передал письма, облигации. Всё отобрали.

Грозно спросили: «Кто тут родственники?»

Мы были ошарашены и не смогли выдавить не слова.

– Это моя тетя, – нарушила я молчание.

Отец прислал мне вызов. В конце года я подала документы. Ирония жизни: как раз сдала историю партии на пятерку, и меня тут же выгнали из комсомола. Полгода ждала разрешения. Забрали паспорт, поставили черный крест, пытались отправить к матери в Магадан. Попала даже на прием к какому-то высокому чину.

6 августа 1974 года меня выпустили из страны.

В Берлине я стала говорить отцу: хочу познакомиться со старшей сестрой. Ныла до тех пор, пока Эдди не купил мне билет на авиарейс до Нью-Йорка, где в ту пору жила вся семья Каминских. Таким образом 3 января 1975 года я впервые встретилась с Эрикой, Рут, Идой и ее мужем Мелом, с дочерью Эрики – Амарус и ее отцом Юреком, с которым Эрика уже была в разводе. В марте я вернулась в Германию, потому что отец подал мои документы на медицинский факультет Гейдельбергского университета. Мой Numerus clausus – средний балл московских оценок – соответствовал проходному баллу Гейдельберга: 1,4 (пятерка). Поэтому я очень скоро снова стала студенткой. Каждые каникулы я приезжала в Берлин.

Валентина Владимирская-Рознер впервые появилась в Берлине летом 1975 года. Приехала в гости вместе с сыном Вадимом.

«Мы вышли на вокзале Zoo, – рассказывает Валентина. – А мама и Эдди отправились встречать нас на Остбанхоф (Восточный вокзал). На маршруте у поезда менялись номера, и это вносило путаницу».

В ту пору Рознер уже не жил в элитном и дорогом Шарлоттенбурге, переехав в Кройцберг, другой западноберлинский район, пользовавшийся тогда особой популярностью у местной богемы.

Мюнхенский иллюстрированный журнал Bunte (продукция известного издательского концерна Burda) во втором номере за 1975 год опубликовал об Эдди большую статью. Процитирую пару абзацев:

«Сорок лет берлинский джазовый музыкант мечтал вернуться в Берлин. Было ли это возвращение в общем и целом счастливым, он и сам не знает.

Но только сейчас, после того как разрешили выехать его дочери, Рознер может рассказать о своей жизни в Советском Союзе. Он был там суперзвездой и очень хорошо зарабатывал. А сейчас живет на скромную пенсию в берлинском районе Кройцберг. И сочиняет русскую музыку для другого берлинца, который не является русским: для Ивана Реброва.

Блеск и нищета далекого от политики человека, хотевшего осчастливить мир звучащей гармонией».

Продюсером Ивана Реброва был Фред Вайрих, ранее раскрутивший певицу Александру[58]58
  Настоящие имя и фамилия Дорис Трайц (по мужу – Нефедова). В конце 1960-х гг. эта родившаяся неподалеку от Клайпеды певица стала самой необычной звездой немецкой эстрады, исполняя шлягеры в русском, французском и латиноамериканском стиле.


[Закрыть]. Работал Вайрих и с Карелом Готтом.

В мюнхенской студии Вайриха в апреле 1974 года Рознер неожиданно встретил Эгила Шварца и Ларису Мондрус. Бывшие коллеги уехали из Союза через полтора месяца после «царя».

«Я забрал Рознера, привез его к нам на Монтгеласштрассе, – рассказывал Шварц журналисту Борису Савченко. – Он переживал, судя по всему, нелегкие времена. Во-первых, Эдди Игнатьевича раздражало, что у него, родившегося в Германии и получившего здесь образование, немцы, прежде чем предоставить гражданство (фактически вернуть. -Д. Др.), требовали каких-то доказательств… Во-вторых, Рознер… нигде не мог устроиться на хорошую работу. Денег не хватало. Он нашел какого-то немца, тот писал ему тексты на его старые песни… В общем, был нервным, расстроенным… лелеял мечту выпустить пластинку».

Немца, о котором сообщает Шварц, звали Гельмут Нисснер, и он подбирал слова не только к старым песням нашего героя. Из-под пера Нисснера, молодого венского кабаретиста и тогдашнего соседа Эдди по берлинской улице Бергфридштрассе, вышли тексты новых шлягеров Рознера, таких как «Дашенька» (написан специально для Ивана Реброва), Sonntag mit Gigi и многих других. С помощью Нисснера удалось установить контакт с одним из венских музыкальных издательств. «Царь» даже заказал фирменные бланки с «шапкой»: «Эдди Рознер. Композитор. Дирижер». Далее указывались адрес и банковский счет.

Эгил Шварц:

Эдди Игнатьевич был сугубо западным человеком и не смог устоять перед искушением вернуться в мир, который он помнил с детских лет. Только мир этот изменился. Да и возраст имеет значение. Как у спортсменов и артистов балета, творчески активная жизнь медных духовых короткая. Трубачи должны интенсивно упражняться изо дня в день. Но Эдди Игнатьевич был энергичным организатором, как сегодня говорят, менеджером. Я понял, что он пытался начинать новую карьеру на основе своих шлягеров, таких как «Тиха вода» и др. Может быть, Рознер в этот момент рассчитывал и на какой-то импульс с нашей стороны.

Увы, радужным мечтам о сотрудничестве с Ребровым не суждено было сбыться. Слишком разными они были – Ребров и Рознер. Ребров, урожденный Йоханнес Рипперт, гомосексуалист, «русский» сын инженера Пауля Рипперта и Луизы Фенске, телевизионное шоу которого закрылось уже в январе 1975 года по причине падения интереса публики, так и не включил песни Рознера в свой репертуар.

Трудности омрачили работу тандема Рознер – Нисснер, дружба расстроилась. Не имели продолжения ни мюнхенская встреча со Шварцем и Мондрус, ни контакты с Фредом Вайрихом.

«Ему, очевидно, подсказали Вайриха как известного импресарио “русского ностальгического направления”. Но к середине 70-х эта волна в Западной Германии уже прошла. Фред потом, извиняясь и с сочувствием, рассказал, как Рознер заявился к нему с банкой черной икры, а он, Вайрих, был в недоумении. Больше у нас общения с Эдди Игнатьевичем не было», – подводит итог Эгил Шварц.

Вероятно, Эдди большего ожидал и от давнишнего знакомства с Артуром Браунером – помните паренька из Лодзи, принятого в Госджаз БССР? Но и здесь возникли свои нюансы. Хотя Хорст Бергмайер утверждает, что Браунер помог Эдди снять пятикомнатную квартиру на Уландштрассе.

«Да, он был подавлен, депрессивен, разочарован, – продолжает разговор Ирина. – Однако очень многие русские эмигранты нашли дорожку в наш дом».

Среди них скрипач симфонического оркестра Одесской филармонии Яков Лихтман, переехавший в Западный Берлин вместе с супругой и сыном в 1975 году.

«Отца попросили руководить оркестром нового русского ресторана “Бояр”, – комментирует младшая дочь Рознера. – Ему что-то не понравилось, и он отказался».

По словам очевидцев, Рознер стал главным администратором (управляющим, исполнительным директором) этого заведения, а оркестр возглавил Лихтман.

Эдди получал письма от Штефана Вайнтрауба из Австралии, но во встрече ветеранов ансамбля в 1975 году участия не принял: до Австралии далеко, да и в Берлине слишком много дел. Зато в июле 1976 года удалось повидаться с Лотаром Лямпелем и Джо Шварцштайном. Кроме того, в гости снова приехали Валентина и Вадим. Привезли с собой Алису – крохотную собачку, которую Рознер выгуливал теперь в Тиргартене. Очутившись в «стране чудес», Алиса вела себя соответственно. Вечерами она по двадцать раз бегала вокруг Эдди, а потом дремала у «царя» на плече, засунув мордочку в нагрудный карман его домашнего блейзера.

Ирина Прокофьева-Рознер:

Отец купил Вадиму ударную установку, поставил барабаны в квартире. В Берлине гостила Валя, и папа упрашивал меня тоже приехать. А я решила поехать с другом в Финляндию. Отец ругался, я спорила. Дай мне жить, говорила я ему, у меня первый раз возможность поехать куда-то! Я вернулась в Гейдельберг 19 августа, хотела позвонить, но подумала: зачем? Ведь через два дня все равно буду в Берлине.

Воскресенье 8 августа 1976 года выдалось жарким и солнечным. Хороший повод отправиться на Павлиний остров или прогуляться по близлежащему «Народному парку». В этот день у Рознера случился сердечный приступ. Приехавшие врачи вынесли вердикт: немедленно в больницу. Напоследок, перед тем как отправиться в клинику, Эдди решил сходить в ванную комнату…

«О его кончине на следующий день знала вся Москва, – отмечает Евгения Завьялова. – Я тогда выступала на конкурсе в Сочи в составе ВИА “Синяя птица”. После конкурса увиделась с Анатолием Кроллом. Он и рассказал мне, что Эдди умер от разрыва сердца».

Нина Бродская:

В тот роковой день я и мой муж находились в помещении Москонцерта, где к нам присоединился пианист Борис Рычков и сообщил о печальной новости. И мы, и свидетели этого разговора замерли от ужаса. А я, не в силах поверить в случившееся, отошла в сторону и заплакала.

У Вячеслава Куприянова есть стихи:

 
Когда все тебя потеряют
и никто уже искать не станет,
тогда ты найдешься
и найдешь что ответить тем, кто спросит —
где тебя носило…
 

Поцелуй на прощание

Эдди Игнатьевича Рознера похоронили на берлинском еврейском кладбище района Шарлоттенбург-Вильмерсдорф. Рядом с братским кладбищем времен Второй мировой войны. На улице, которая называется соответственно: Heerstrasse, Армейская.

8 августа 2010 года – воскресенье. Зеленая лужайка по левой стороне улицы Георгенкирх-штрассе хранит в себе контуры дома, где «царь» провел свою юность, шумят шесть больших тополей и деревца поменьше, пылятся две скамеечки. Рядом пансионат для престарелых. Пожилая женщина, обратившаяся ко мне с вопросом, неожиданно поблагодарила по-польски. В соседнем ресторане нет отбоя от посетителей, по вечерам здесь играют ансамбли, а на горке в церкви св. Варфоломея по средам – органная музыка. Там же выставка фотографий: «Восемь тысяч километров велосипедом из Берлина до Волги и обратно…»

Заглядываю на Уландштрассе. Во дворе жилого комплекса резвятся белки. В витрине магазина люстр – он расположен поблизости – выставлена лампа, внешний вид которой напоминает корнет.

Валентина Владимирская-Рознер:

Мою мать советского гражданства не лишили. Она ждала от меня определенных действий, думала, что заберу ее в Москву, куда я вернулась 25 августа 1976 года, после похорон. «Его нет, значит, мы здесь пропадем», – говорила Галина. Я ходила вместе с Наташей Розинкиной забирать трудовые книжки. Эдди безуспешно писал письма с просьбой их прислать, а сотрудница отдела кадров выдала их нам в течение пяти минут. Сын с нервным потрясением попал в больницу. Ведь это Вадик пытался открыть дверь от ванной комнаты, когда там находился Эдди. У меня была страшная депрессия. Я позвонила в Берлин: «Галя, посылай нам вызов, немедленно». «А мне так хочется назад», – робко пыталась она возразить, но поняла, что с возвращением ничего не получится. Недаром мама называла меня «товарищ генерал».

…Мой сын Вадим сочинял музыку с детства. Нет ничего странного в том, что он стал музыкантом. Окончил музыкальную академию в Детмольде по классу ударных инструментов и работает в театре…

Ирина Прокофьева-Рознер:

Галя получила пенсию вдовы. С этой опцией она осталась в Берлине. Что касается моей мамы, то она продолжала жить в Магадане. Это был ее выбор… Очень умно поступила, отправив меня к бабушке в теплый город Николаев. Закончила работу танцовщицы, стала заведовать театром, приглашать известных гастролеров, дружила с Козиным, который называл ее Мусенькой. И только в 1978 году вернулась в родной город. Через четыре года умерла бабушка. Мне удалось перевезти маму в Германию в 1985 году. С просьбой посодействовать я обращалась к супруге тогдашнего президента ФРГ Карла Карстенса, она тоже врач, как и я.

Рут Каминска долгие годы жила в Манхэттене, неподалеку от Таймс-сквер, там, где западные отрезки 42-й и 43-й улиц встречаются с Десятой авеню. В 1978 году она издала свои мемуары. Вышедшие в вашингтонском издательстве New Republic Books воспоминания были замечены: на рубеже 80-х историей Эдди Рознера всерьез заинтересовались западные исследователи: американец Фредерик Старр, европеец Хорст Бергмайер, обретавшийся тогда в Южно-Африканской Республике…

В 1981 году в советском кинопрокате появился фильм Леонида Квинихидзе «Шляпа» по пьесе Виктории Токаревой «Ехал грека». Хотя в основу картины легла история другого трубача – Игоря Широкова, однако и сам сюжет, и главный герой в мастерском исполнении Олега Янковского казались аллегорическим напоминанием о «царе».

16 апреля 1984 года Александр Рубинштейн, бывший виолончелист оркестра и автор статьи, опубликованной в США в русской эмигрантской печати, писал Галине Ходес из Лос-Анджелеса:

«Дорогая Галичка! Посылаю Вам статью и кассету. Думаю, Вам и всем Вашим близким, знавшим дорогого Эдди, будет интересно послушать его замечательную игру, а также прочесть о нем. В дальнейшем хочу написать о нем немало строк… Он этого достоин и заслужил… так как вписал своей нелегкой судьбой золотые страницы в историю джаза и всей музыки».

В 1985 году Московский концертный оркестр под управлением Анатолия Кролла, еще недавно именовавшийся оркестром «Современник», снялся в фильме Карена Шахназарова «Зимний вечер в Гаграх». Фильм возвращал зрителя в эпоху Рознера: звучал голос трубы, чечеточники лихо отбивали зажигательный ритм (среди них – Владимир Кирсанов), радио в машине главного героя (в кадрах-реминисценциях 50-х гг.) передавало мелодии из репертуара «царя».

Три года спустя, в 1987-м, был создан Государственный (ныне Национальный) концертный оркестр Белоруссии во главе с Михаилом Финбергом. Пройдет еще шесть лет, и этот оркестр примет участие в первом концерте памяти Рознера, который организует в Москве Юрий Саульский. Мемориальное гала-представление в престижном концертном зале «Россия» вел Гарри Гриневич, выступали Нина Дорда, Мария Лукач, Борис Матвеев, Давид Голощекин и звезды современной эстрады. Этому событию были приурочены документальный телефильм «Эдди Рознер. Послесловие», а также книга «Взлеты и падения великого трубача», изданная в Москве при содействии Эрики Рознер-Ковалик. Написал ее Юрий Цейтлин.

Двумя годами раньше составители московской антологии статей «Эстрада без парада» сообщили «мистическую», «леденящую душу» историю: оказывается, Рознер умер еще в 1949 году, умудрившись, впрочем, десять лет спустя переехать на постоянное жительство в Польшу… Наверное, ничего удивительного, если с 1973 по 1987 год об Эдди Игнатьевиче можно было найти лишь беглые упоминания в трехтомнике «Русская советская эстрада».

В 1989 году эстрадно-симфонический оркестр Гостелерадио возглавил композитор Мурад Кажлаев, помнивший еще бакинские концерты Рознера времен войны: тогда Мурад работал в них осветителем… В этом же году редактор польского журнала «Джаз-форум» беседовал о Рознере с Юрием Саульским, благодаря чему год спустя в журнале «Музыкальная жизнь» появится большая статья о «царе» – первая после четвертьвекового перерыва[59]59
  Последняя прижизненная публикация о Рознере в «Музыкальной жизни» относится к 1964 году. После отъезда трубача за рубеж отсутствие статей объяснялось самим фактом отъезда.


[Закрыть].

В конце восьмидесятых вышел альбом в «Мелодии». Две пластинки Госджаза БССР в серии «Антология советского джаза» подготовил Глеб Скороходов. В 1994 году он же сделал передачу о Рознере в авторском телецикле «В поисках утраченного».

90-е годы были отмечены публикациями Владимира Виноградова и других авторов, посвященными лагерному периоду в жизни «царя». Над книгами и большими очерками успешно работали Яков Басин в Белоруссии и Людмила Роньжина в Магадане.

Документальный фильм Пьера-Анри Сальфати и Натальи Сазоновой «Джазмен из Гулага» (1999 год, совместное производство Франции и России) привлек внимание к судьбе Эдди Игнатьевича во всем мире. Года через три в США вышел диск с записями Рознера в серии «Музыкальные сокровища русских архивов».

Вспомнили о Рознере и в Германии. Первый берлинский концерт, посвященный ему, состоялся в августе 2001 года в саду Германо-российского музея в Карлсхорсте.

Спустя четыре месяца музыка Рознера вновь зазвучала на Садовом кольце. Но не садовую ограду «Эрмитажа», а фасад Зала имени Чайковского украсила афиша: «Эдди Рознер. Возвращение оркестра». Сборный состав из музыкантов ансамблей Moscow Band Владимира Лебедева и «Горячая девятка» Всеволода Данилочкина исполнял партитуры Госджаза БССР, восстановленные аранжировщиком Владимиром Прохоровым по старым пластинкам. Уникальный концерт был придуман и подготовлен импресарио Майей Кочубеевой в содружестве с мэтром советского джазоведения Алексеем Баташевым. Пришли многие: Ирэн Маркович, Галина Цейтлина. Играли Борис Матвеев, Виктор Подкорытов… Фактически – попытка создания репертуарного оркестра имени «царя». Концерт удалось повторить в рамках празднований 80-летия российского джаза в октябре 2002 года силами биг-бэнда Федеральной пограничной службы России. Биг-бэнд играл в святая святых: на сцене Большого зала Московской консерватории.

В 2004 году по инициативе известного джазмена пианиста Леона Пташки состоялся Международный джазовый фестиваль памяти Эдди Рознера в Израиле, в котором приняли участие Анатолий Кролл и другие корифеи. А оргкомитет московской «Площади звезд» на очередном своем заседании 21 декабря 2004 года принял решение установить памятный знак Эдди Рознеру. Присутствовавшие девять членов оргкомитета проголосовали единогласно. В их числе – знаменитый джазовый пианист Игорь Бриль, создатель ансамбля «Веселые ребята» Павел Слободкин, композиторы Вячеслав Казенин, Олег Иванов и Алексей Рыбников.

Но и в деле закладки именной звезды, утвержденном московской мэрией, Эдди не посчастливилось: в 2005 году начался демонтаж комплекса зданий в квартале Зарядья, гостиница «Россия» готовилась к сносу, и «Площадь звезд эстрады» закрыли до лучших времен «окончания реконструкции».

Концерты, посвященные своему отцу, устраивал в Хабаровске Владимир Рознер (Грачев). Он же позаботился о том, чтобы в 2000 году на здании местного Театра драмы была установлена мемориальная доска. Дочь Ирина во Франкфурте-на-Майне в 2005 году выпустила три диска: своеобразную подборку из того, что «царь» наиграл или сочинил в Берлине, Париже и Москве.

Сегодня его мелодии постоянно исполняют разные коллективы в нескольких странах мира, в том числе The Swinging Party sans[60]60
  Ансамбль «Свингующие партизаны» п/у Дм. Драгилёва (фортепьяно) был создан в 1999 году в Эрфурте. Состав ансамбля неоднократно менялся: от неполного биг-бэнда до фортепианного трио. В числе основных программ: «Русский шансон встречается со свингом», «Русские джазовые шлягеры» и «В поисках Эдди Рознера». В разные годы ансамбль выступал на джазовых фестивалях (Jazz & joy в Вормсе, Eddie Rosner Jazzfestival в Берлине), в джаз-клубах и на различных концертных площадках, аккомпанировал «первой леди джаза» Латвии Ольге Пирагс во время ее гастролей в ФРГ. Сотрудничает с бардом и переводчиком Гердом Крамбером (участником цикла концертов «Шансон по-русски в Германии»), заслуженным артистом РФ Яном Осиным (Москва), ветераном восточногерманского джаза Эберхардом «Амзелем» Майердирксом, а также певицами Региной Симона, Натали Куксхаузен, Аленой Кармановой и гитаристом Эдом Шнайдером. В 2010 году «Партизаны» записали несколько песен и инструментальных композиций Эдди Рознера в обработках Дмитрия Драгилёва. В записи участвовали Н. Куксхаузен, Дм. Драгилёв, трубач Сергей Балицкий, контрабасист Ульф Менгерсен и барабанщик Витас Уникаускас. Звукорежиссер – Максим Гамов.


[Закрыть]. В 2009 году я предложил организаторам Германо-российских дней в Берлине проводить ежегодный джазовый фестиваль имени Эдди Рознера. Летом 2010 года такой фестиваль состоялся, и, я надеюсь, он станет традиционным.

И в заключение слово музыкантам, работавшим с оркестром Эдди Рознера…

Игорь Кантюков:

Он был большой эстет. Анализируя прожитую жизнь, сейчас, по прошествии всех лет, будучи сам руководителем оркестра, я понимаю Эдди Рознера, который в любую погоду был одет с иголочки, в наглаженном костюме, галстуке, выбрит, все блестело. Нас, молодых, удивляло, как можно быть таким педантом. А он держал марку. Я никогда его не видел в каком-то неряшливом виде, Рознер всегда был комильфо, просто всегда. Удивительный человек, очень требовательное и строгое отношение к себе, и к другим. Он любил музыкантов, но соблюдал дистанцию.

Мы работали в последнем его оркестре, что ни говори, он нам оказал честь. Время было замечательное. Залы битком. Во время концертов в Новосибирске мы играли в филармонии, а рядом в оперном театре выступал американец Дин Рид с оркестром московского Театра эстрады. У них концерт окончился раньше, они прибежали нас послушать и были в восторге, удивляясь, как это возможно. В их числе – известный советский барабанщик Владислав Глебас, после Лаци Олаха один из столпов. Мы как раз играли полиритмическую пьесу «Турецкие бани». Я помню, как Глебас разинул рот, когда увидел Симоновского, который «запиливал» эту баню… Это была победа над всем и над вся. Мы действительно играли отлично. Было желание победить, которое нам пригодилось и до сих пор помогает.

Сергей Герасимов:

Иногда пишут, что Рознер не принимал современный джаз или охотно останавливался на достигнутом. Это не так. Просто в последний период у Эдди Игнатьевича Рознера были несколько иные задачи. После того ада, который он прошел, после всех проблем и рогаток «царь», с одной стороны, по выражению Саульского, рвался вперед, а с другой – хотел успеть насладиться какими-то подарками жизни. Когда Анатолий Кролл возглавил московский оркестр, у него еще не было такого имени. Имя требовалось для афиши, вывеска, чтобы люди покупали билеты, оркестр под управлением такого-то. Нельзя сказать, что Кролла, выдающегося музыканта, не знали, но минули годы, прежде чем его стали по-настоящему «узнавать». А Кролл был молодым парнем с новыми идеями, надеждами, энергией, интересами, склонностями, пожеланиями. Ему выпала вначале очень тяжелая работа. Выезд куда-нибудь в Серпухов, а оттуда каждый день в провинцию на концерты по сто километров, по пятьдесят, по семьдесят…

Тем не менее оркестру уже в 1972 году предоставили то, чего он был лишен при «царе»: возможность гастролировать за рубежом. А если говорить о джазе, сошлюсь на мнение музыковеда Арк. Петрова: до конца 70-х коллектив работал исключительно в области легкой музыки – «“ревю” певцов, парад самых различных стилей и манер, прослоенный изящными музыкальными миниатюрами».

Геннадий Гольштейн:

Вся эта эпоха уходит, уже ушла, как затонувший континент. Незадолго до смерти Вадима Людвиковского я позвонил ему и услышал такие слова: «Гена, неужели ты еще помнишь обо мне?» Оркестр Рознера, как и оркестр Гленна Миллера, повторить никто не сможет, все это очень трудно восстанавливать с молодыми людьми, никто не заменит ни звучание оригинала, ни атмосферу. Штучный товар.

Нина Бродская:

В 2001 году я в очередной раз прилетела в Москву и сразу же помчалась на вечер памяти Рознера, который проходил в зале имени П. И. Чайковского. У служебного входа увидела Борю Матвеева. Встреча была очень трогательной. Боря по-прежнему моложаво выглядел и играл соло с блеском. Публика приветствовала легендарного барабанщика.

Прошло совсем немного времени, когда один из моих нью-йоркских друзей рассказал мне, что в Линкольн-центре в Манхэттене, где проходит ежегодный кинофестиваль, среди прочих фильмов будет демонстрироваться фильм под названием «Джазмен из Гулага». И что это фильм о жизни Эдди Игнатьевича. Сказать, что я обрадовалась, – ничего не сказать. В тот же самый вечер с друзьями мы поехали в кинотеатр. У входа толпился народ, и, как выяснилось, все билеты проданы. По счастью, я прихватила с собой несколько снимков, на которых запечатлены двое – Рознер и Бродская. Я тут же обратилась к администрации и показала фотографии, после чего не только я, но и все мои друзья получили места в зрительном зале. Французский кинорежиссер П. Сальфати сумел в часовой киноленте воссоздать страницы прошлого. Весь зал в напряжении следил за каждым кадром. Фильм шел на английском языке, и разделить аудиторию на русскую или американскую было практически невозможно, поскольку сопереживали все одинаково. На экране я увидела Эрику. Она старалась донести до зрителя каждое слово, каждый факт, связанный с ее отцом. Сколько общего было в этой женщине с самим Эдди: выражение глаз, сосредоточенность и даже грустная улыбка. В середине фильма мелькнула фотография – Алексей Мажуков, Владимир Макаров, Рознер, я, Луи Маркович. Слезы покатились у меня из глаз. Как же было горько и сладко снова вспомнить себя на большой сцене, где позади меня сидел огромный оркестр, а рядом со мной, держа меня нежно за руку, улыбаясь, стоял дядя Эдди. По окончании сеанса организаторы просмотра вышли на сцену и представили меня публике. Тогда я дала себе слово, что устрою вечер памяти Рознера. Договорилась с хозяевами большого концертного зала, составила план, взвалив на себя роль менеджера, обзвонила и пригласила всех, кто соприкасался с Эдди Игнатьевичем. Желающих выступить было много: Эмиль Горовец, Борис Сичкин, спортивный комментатор Наум Дымарский, композитор Оскар Фельцман, актер и режиссер Театра сатиры Александр Ширвиндт, бывшая танцовщица оркестра Кира Гузикова… Концерт не состоялся из-за финансовых проблем, несмотря на все мои хлопоты. Иных уж нет, а те далече, а свое обещание о проведении вечера, посвященного Э. Рознеру, я так и не сдержала.

Я вспоминаю, как часами Рознер занимался со мной в гостиничном номере, положив мне толстую книгу на голову, заставляя ходить по комнате туда и обратно. Этим он пытался выработать у меня ровную походку. Я брала лист бумаги, на которой были напечатаны слова песни, которую пела на сцене и Рознер требовал по-многу раз произносить текст, громко артикулируя каждое слово, этим самым, вырабатывая у меня хорошую дикцию. Он также просил меня произносить этот же текст, только уже представляя себе концертный зал и так происходило изо дня в день. Не представляю себе сейчас, что бы я делала, если бы не этот человек. Да и стала бы я той артисткой, в какую превратил меня Эдди Игнатьевич?! Думаю, что вряд ли! Я всегда с гордостью называю это имя, давшее мне право называть себя артисткой и благодарю судьбу, за предоставленную мне возможность встретиться с этим удивительным чародеем, чье имя – Эдди Игнатьевича Рознера! Он был, есть и останется настоящей легендой, особенно для музыкантов и любителей джаза. Его знают и помнят многие, даже молодые люди, которым никогда не приходилось видеть Рознера. Стоит лишь назвать его имя, и замечаешь самую неожиданную реакцию: большинство знает о нем по рассказам очевидцев, имевших счастье побывать на концерте Эдди, услышать его блистательную игру, соприкоснуться с его ярким темпераментом, который завораживал всех сидящих в зрительном зале. Эта книга – тот особый случай, когда с ее помощью я могу выразить все свои чувства и любовь к нему! Людей, хорошо знавших его в молодые годы, общавшихся и друживших с ним, давно уже нет на свете. Но нам, кому выпала удача встретиться с этим непростым человеком в его зрелом возрасте, наблюдать грани его безграничного таланта, безусловно, повезло. Мы сохранили в своей памяти незабываемые эпизоды закулисной атмосферы, в которой радости и разочарования изо дня в день, чередуясь друг с другом, шагали рядом. Вся его жизнь была посвящена искусству и наполнена стремлением выжить в непростых, подчас нечеловеческих, условиях.

Многие из тех, кто работал с Рознером, могли бы сказать словами киногероев из фильма «Шляпа»: человек, который научил нас по-настоящему любить и понимать музыку… настоящий и большой музыкант. Дорогой Эдди Игнатьевич, мы помним и любим вас, спасибо вам…