Текст книги "Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна!"

Блюз Казачьей горы

Семь лет спустя в письме на имя председателя Совета Министров СССР Г. М. Маленкова Рознер так реконструировал свое тюремное заключение:

«9 декабря меня вызвал министр МГБ Абакумов. Я ему всё в точности изложил. На предварительном следствии мне было предъявлено обвинение в преступлениях, о которых я не имел понятия… Следователь учинил мне следующий допрос:

– Сколько лет вашей матери?

– 75 лет.

– Вы любите свою мать?

– Очень.

– Хотели бы вы перед смертью увидеть старуху?

– Очень хотел бы.

– Она, наверное, уже нездорова.

– Нет – всегда болела.

– Если вы были бы в Польше – мать ваша не могла бы приехать к вам, не так ли?

– Конечно, она никак не смогла бы.

– Значит, надо было вам ехать к ней?

– Да.

– Ну, вот! Подпишите мне протокол, что вы хотели ехать в Америку.

– Какую Америку? Она же находится в Бразилии!

– Но Бразилия ведь тоже Америка. Южная или Северная, но все же Америка.

Он мне дал прочитать протокол. Я увидел, что там написаны следующие фразы:

– Вы признаете, что вы хотели изменить Родине?

– Да.

– Куда вы хотели ехать из Польши?

– Я хотел уехать в Америку.

Я отказался подписать такой протокол.

С момента ареста я получал недостаточное питание и голодал. Об этом я заявил заместителю начальника следственного отдела. На мой вопрос “Неужели я такой преступник, что я должен голодать?” – он мне ответил: “Подпишите протокол, и всё будет в порядке”. В совершенно деморализованном состоянии я всё подписал. Некоторые документы подписал даже задним числом. Следователь обещал держать меня в тюрьме даже 5 лет, если я не подпишу».

Предварительное следствие длилось больше семи месяцев.

27 июня Рознер поставил в кабинете следователя последнюю подпись. Через три дня он письменно попросил министра Абакумова принять его. Ведь Абакумов обещал еще раз выслушать и помочь, если Рознер «всё расскажет следователю». Ответа Рознер не дождался. Неделю спустя, 7 июля 1947 года, было принято постановление особого совещания. Вердикт: 10 лет исправительно-трудовых лагерей по расстрельной статье 58-1а УК РСФСР – «измена Родине», абсурдной в отношении уроженца столицы другого государства.

26 октября 1947 года Рознера этапировали в Хабаровск.

Места знакомые, даже памятные. Но теперь уже не городской театр, а третье отделение краевого управления исправительно-трудовых лагерей и колоний (УИТЛК) УМВД. Не фронтовые бригады актеров и музыкантов, а бригады КВЧ. Аббревиатура расшифровывается как «культурно-воспитательных часть».

Есть в городе микрорайон Казачья гора. Там и находилось управление. Зона неподалеку, неофициальное название – «Пристань-ветка». Само управление наследовало Хабарлагу, а тот в свою очередь – Дальлагу, разукрупненному еще до войны.

В лагере Эдди, прежде с трудом обходившийся без переводчика, начинает постигать особенности русского языка. Но какой язык он слышит? Что за наречие? Тридцатисемилетний Рознер знакомится с выражениями, которые отсутствовали в справочниках.

Письмо министру госбезопасности

Можем себе представить такую беседу. При виде футляра с трубой уркаган спрашивает его:

– Фраер, где угол вертанул? А что внутри, волына? Ну, шмаляй!

Переводим на общепонятный:

– Где чемодан украл? Оружие внутри? Ну, стреляй.

Рознер не знал, в каких словарях ему рыться. Фраер по-немецки – клиент проститутки. Смысл польского выражения wszystko frajer – «всё супер». Иногда фраерами в Польше называли халявщиков и неудачников. Но что такое шмалять? В дальнейшем Рознер всю жизнь употреблял воровской глагол «шмалять» в значениях «играть на музыкальном инструменте» или просто «делать что-либо».

Свой русский язык Рознер «тренирует и совершенствует» не только в общении с уголовниками. Он упражняется в составлении официальных писем и ходатайств. Одно из первых адресовано тому же Абакумову:

Кто-то ошибся, выписывая ордер: вместо декабря должен быть ноябрь

«18 августа 1946 года, после показа джазом новой программы в ЦДКА в Москве, утвержденной Комитетом по делам искусств и Главреперткомом СССР, в газете “Известия” появилась статья Е. Грошевой “Пошлость на эстраде”, произведшая на меня потрясающее впечатление, и я вместо того, чтобы реабилитироваться перед советским зрителем, проявил малодушие и решил уехать обратно в Польшу. Я отдал заявление в польское посольство в Москве с просьбой выехать в Варшаву и получил ответ, что все необходимые документы будут оформлены в течение 6 месяцев. Вскоре после этого я встретил в Москве артиста Березовского, который мне сообщил, что во Львове находится польский представитель Дрезнер, занимающийся регистрацией бывших польских подданных и он – Березовский – уже зарегистрирован. Березовский познакомил меня с Дрезнером, который обещал отправить меня с женой и ребенком, но потребовал за свою работу 20 тысяч рублей, так как регистрация фактически была уже закрыта. Тогда я еще находился под впечатлением статьи в “Известиях” и потому передал Дрезнеру требуемую сумму. 29.11.46 и Дрезнер и Березовский уехали из Львова в Польшу, а я был арестован органами МГБ с предъявлением обвинения по ст. 58. С первых минут ареста, сидя в тюрьме, я был так деморализован, что подписал бы любое обвинение, и я подписал признание, что якобы хотел уехать через Польшу в Америку. На самом деле это абсурд, такой мысли у меня в голове ни когда не было. Я понимаю, что как артист я должен был остаться в СССР, принять критику и вместе с советским искусством бороться с пошлостями. Сегодня, когда весь мир во главе с Советским Союзом борется за мир во всем мире, я бы мог принести пользу для осуществления этой нашей задачи. Несмотря на заключение, я написал большую сюиту под названием “Объединение и дружба демократических сил мира”. Но может ли эта работа выйти в свет? Я докажу свою преданность на деле, а посему прошу помиловать меня или заменить мое заключение вольной ссылкой, где я смогу про должать творческую работу на поприще советского искусства».

Рознер понимает, что во Львове его подставили. Или сам Дрезнер, или квартирная хозяйка, которая была посвящена в детали. Теперь, впрочем, это уже не имело никакого значения.

Рут так описывала арест:

«…раздался сильный стук в дверь. На пороге появились четверо здоровенных мужчин в кожаных пальто, их сопровождал дворник.

“Эдди Игнатьевич Рознер?” – Эдди кивнул.

Сначала они проверили, не прячется ли еще кто-нибудь в квартире. Затем потребовали наши документы. Они вглядывались в наши репатриационные пропуска, что-то записывали, тщательно просматривали багаж, уточняя, кому что принадлежит. Затем один из них взглянул на Эдди: “Вы пойдете с нами”».

Чем занимались заключенные Хабарлага? В основном промышленным строительством. Строили, к примеру, Теплоозерский цементный завод в Еврейской автономной области. Не в этой ли связи еврея Рознера определили в Хабаровск?

Однако, выражаясь на жаргоне, ему подфартило. Возможно, что письмо, которое получил Абакумов, принесло плоды. Юрий Яковлевич Диктович, работавший с Рознером в 1958–1965 гг., вспоминает, как на гастролях в Новосибирске Эдди познакомил его с человеком, который спас его от общих работ:

«Он был заключенным, но на особом счету у начальства. Вершил судьбы. После освобождения стал крупным хозяйственником, директором какого-то комбината».

Скорее всего, в лагуправлении без чужих подсказок догадались, как использовать знаменитого трубача. Как бы то ни было, Рознеру доверили собрать и возглавить музыкальный коллектив. У каждого своя радость. Пять лет назад американский маэстро Гленн Миллер, знаменитый бэндлидер и новобранец-доброволец, получил возможность формировать свой новый состав – оркестр военно-воздушных сил – из лучших музыкантов, находившихся тогда на воинской службе. А Эдди смог «рекрутировать» профессионалов и лабухов, разбросанных по разным лагерям.

Однорукий Мордехай Браун, бывший узник Освенцима, работал в дезинфекционном отделении. Ни на одном инструменте никогда в жизни не играл. Не умел читать ноты, но обладал слухом. Рознер предложил ему освоить тубу.

– Давай попробуем? А вдруг получится?

И Мордехай научился.

Как отмечал Браун в фильме «Джазмен из Гулага», «начальство считало, что Рознер оказывает положительное влияние на заключенных, они лучше работают».

В вопросе «наибольшего благоприятствования» администрация едва ли не манкировала лагерным режимом. Сотрудники УМВД, благоволившие Рознеру, приглашали его к себе домой. В оркестре могли работать вольнонаемные. Так в коллективе появилась молодая певица – бухгалтер лагуправления Антонина Васильевна Грачева. С Грачевой Эдди сошелся ближе, завязался роман.

По свидетельству Антонины Грачевой, Эдди поселили отдельно, в маленьком деревянном домике – бывшем лагерном изоляторе, который в свою очередь благополучно переехал в новое здание из кирпича. Привилегированному арестанту привезли пианино, смонтировали душевую и даже «дневального» прикомандировали, который и пайку приносил, и при уборке помогал.

И Эдди снова стал гастролировать. Только теперь его гастроли проходили на маршруте длиной в 640 километров – от Хабаровска до Советской Гавани. Всё чаще случались «корпоративные встречи»: то поиграть в клубе МВД попросят (ныне в этом здании работает Хабаровский драматический театр), то в ведомственном пионерском лагере имени Дзержинского (который стал чем-то вроде репетиционной базы) побудку сыграть. И регулярно на агитпункте.

У начальства и Рознера – разное понимание джаза. Но кто откажется послушать хороший слоу-фокс! Впрочем, как биг-бэнд можно превратить в полковой оркестр, так и любое танго, фокстрот и даже блюз при острой необходимости плавно превращается… в марш. Недаром тот же Гленн Миллер во время войны сделал маршевый вариант «Сент-Луис блюза». Эдди пишет аранжировки советских песен, в репертуаре ансамбля – обработки мелодий Шостаковича, Табачникова…

В 1949 году Эдди получил такую характеристику от начальства:

«3/к Рознер Адольф работает руководителем джаза в лаготделении № 3, к своим обязанностям относится добросовестно, имеет хорошие отзывы со стороны заключенных, имеет также благодарность от начальника лаг. пункта № 2. Поведение в быту и на работе хорошее. Нарушений режима не имеет. Административным взысканиям не подвергался. Мать его проживает в Бразилии. Жена и дочь – в г. Львове».

Эдди еще не знал, что его гражданская жена Рут уже давно не во Львове, а в кокчетавской ссылке, а дочь Эрика живет в Москве у старинной подруги семьи Турков-Каминских – Деборы Марковны Сантатур. Дебора Марковна приехала во Львов и забрала Эрику.

В 1949 году Рознер пошел на повышение: ему поручили руководить культурно-воспитательной бригадой на другом лагпункте. Это было четвертое отделение хабаровского УИТЛК, будущая исправительно-трудовая колония № 7. Зона находилась в черте Комсомольска-на-Амуре.

Здесь тоже занимались промышленным строительством, в котором участвовали репрессированные специалисты технического профиля, бывшие жители русских колоний в Маньчжурии и японские военнопленные.

По странному стечению обстоятельств Эдди до той поры ни разу не выступил в Комсомольске со своим хабаровским ансамблем, и местная администрация была рада его «трудоустроить». Теперь музыканты под управлением Рознера играли заключенным напутственные мелодии, провожая их по утрам на завод «Амурсталь». А вечерами случались выступления во Дворце культуры судостроительного завода.

Антонина Грачева в Комсомольск перебралась раньше. Она уже год жила здесь на улице Фурманова, у своей матери. От Рознера у Тони родился сын. Мальчику дали имя Владимир. Однако вскоре Грачевы покинут город.

Однажды Эдди навестила в лагере девушка Саша, юная дочь сотрудников УМВД, помогавших Рознеру в Хабаровске, принесла продукты и папиросы. Oh mein Gott, wie ist das möglich! – хотел было по-немецки воскликнуть Эдди, но осекся и наскоро перевел: «О боже, как возможно!»

Роль «культорга» – еще не гарантия свободы от каких-либо других работ. Пятнадцать лет спустя Рознер рассказывал певице Камилле Кудрявцевой, что в лагере ему приходилось работать и поваром, и парикмахером, и санитаром, и акушером.

Время шло, и до Эдди дошли слухи, что Рут в ссылке. Он обратился с ходатайством к секретарю Президиума Верховного Совета СССР А. Ф. Горкину:

«Вам пишет заключенный композитор, бывший заслуженный артист Белорусской ССР Рознер (А. И.), который по своей глупости и недопониманию стал преступником, получив наказание по статье 58-1 (А). Моя ошибка заключается в том, что в 1946 году я хотел уехать обратно в Польшу, где проживал до конца 1939 года – до прихода фашистских оккупантов. Под впечатлением статьи, напечатанной в газете “Известия” 18 августа 1946 г. под заголовком “Пошлость на эстраде”, я со вершил необдуманный поступок.

Сегодня, когда весь мир во главе с Советским Союзом борется за мир во всем мире, я написал большое музыкальное произведение – сюиту “За мир во всем мире”. От местного начальства я получил благодарность с занесением в личное дело. Я хочу работать, творить, бороться, быть в рядах борцов за подлинное советское искусство! Хочу навсегда остаться в Советском Союзе, как советский гражданин!.. Помилуйте меня, замените данную мне меру наказания высылкой к жене и ребенку! Это даст мне великое счастье работать, творить и от дать все свои силы для блага советского искусства в борьбе за мир, за свободу народов мира».

Рознера удостоили ответом, состоявшим из двух предложений: «Начальнику управления МВД г. Комсомольска-на-Амуре. Объявите заключенному А. Рознеру, что его ходатайство о помиловании отклонено».

На этом переписка с инстанциями не закончилась. Новое письмо Эдди отправил в Центральный Комитет партии. Он просил изменить меру пресечения. Ответ пришел в декабре 1950 года:

«Просим срочно сообщить заключенному А. Рознер, что его заявление от 20 июля 1950 года на имя секретаря ЦК ВКП(б) с ходатайством о замене ему ИТЛ ссылкой рассмотрено и оставлено без удовлетворения».

О боже, как возможно!

В 1951 году Эрике исполнилось десять лет. Первый маленький юбилей. Не имея никакой иной возможности поздравить дочь, Рознер посвятил ей колыбельную «Эринька» и сочинил танго «Рутка», адресованное Рут Каминской.

Заключенные видели, что музыкант, несмотря на безуспешные письма наверх, пользуется особым расположением администрации лагеря. И стали просить его о заступничестве. О готовности Рознера помочь свидетельствует заявление, которое Эдди написал на имя своего непосредственного начальника по 4-му лаготделению:

«Гражданин начальник, в отношении жалобы старшины нашего коллектива заключенных Степанова я позволю себе внести некоторую ясность. Этот маленький инцидент, насколько можно его на звать инцидентом, в котором Степанов совершенно не виноват, является лишь процессуальной болью тех издевательств и страданий, которые причиняет в крайне садистской форме старший надзиратель Козел. Я являюсь руководителем культурно-воспитательной бригады и, несмотря на то, что я на сегодняшний день заключенный, считаю своей обязанностью поставить Вас в известность о следующем: я нахожусь 24 часа в зоне, в обществе заключенных, и лучше меня их настроения и моральное состояние никто не знает. За последнее время в нашем лаготделении по вине старшего надзирателя Козел случилось двадцать два, из них два чрезвычайных, и менее важных происшествия, которые были доложены во время посещения зоны генералом из Москвы. Заключенные ожидали с нетерпением Вашего решения о замене старшего надзирателя, однако руководство лаготделения не стало разбираться и сообщило, что действия старшего надзирателя считает законными…»

И, наконец, пронзительная фраза: «…Я был бы счастлив уйти от преследований старшего надзирателя Козел».

Певице Нине Бродской впоследствии довелось услышать такой рассказ Эдди:

«Однажды кто-то из заключенных, случайно, а может и нарочно, обронил окурок на пол. Ко мне подошел надзиратель и в грубой форме велел поднять его. Я стал объяснять ему, что окурок не мой. Тогда у всех на глазах он принялся оскорблять меня, заставив опуститься перед ним на колени и поднять окурок. Впервые в жизни я испытал такое чувство унижения, какое испытывать еще не приходилось».

Всё чаще Рознера посещает мысль о необходимости добиваться перевода в какой-нибудь другой лагерь. Проблема была не только в стычках. Рознер узнал, что есть зоны, в их числе Магадан, где засчитываются рабочие дни, а это позволяет сократить срок. Рознер пишет в МВД:

«Я, Рознер Адольф Игнатьевич, нахожусь три с половиной года в заключении. По состоянию здоровья я данную меру наказания отбыть не могу. Учитывая то, что осталась у меня семья (жена и дочь), которая находится на вольной ссылке в Северном Казахстане, город Кокчетав, прошу Вас дать указание о переводе меня в какой-нибудь другой лагерь, где применяются зачеты рабочих дней, в котором за хорошую работу я буду иметь возможность быстрее освободиться и тем самым оказать материальную помощь своей семье…»

Вначале его прошения успеха не имели:

«Объявите заключенному А. Рознер, что поданное им заявление… рассмотрено и в просьбе отказано».

Лишь осенью 1951 года начальники Севвостоклага МВД СССР и 4-го отделения управления лагерей по Хабаровскому краю получили уведомления:

«Сего числа, 7 сентября 51 года заключенный Рознер нарядом ГУЛАГ МВД СССР №… назначен в Магадан, в почтовый ящик 261/01 через Ванинский ИТЛ… для дальнейшего содержания и использования по организации художественной самодеятельности среди заключенных».

Однако в Магадане Рознер появился лишь через девять месяцев. Болел ли Рознер в это время, задержали ли его по какой-то другой причине в Комсомольске или он успел побывать на Чукотском полуострове, как впоследствии рассказывал сам?

На пароходе, который в июле 1952 года бросил якорь в Нагаевской бухте, не обошлось без инцидентов с блатными, пытавшимися отобрать у Рознера нехитрый скарб. Лиха беда начало. Хотя какое начало, если позади столько лагпунктов… Через горы, реки и долины… в столицу Гулага.

Когда-то Сталин коротал время на Курейке, Рознер сорок пять лет спустя – на Амуре и Колыме. В североамериканском штате Айдахо – Солнечная долина, горнолыжный курорт, которому Гленн Миллер пропел свою серенаду. В солнечном Магадане, в северных колымских краях – прииски и рудники Чай-Урьинской долины. Не так уж далеко до Полярного круга. Ну, что ж, ценные продукты лучше сохраняются в холоде.

Приоритетным видом хозяйственной деятельности на «магаданщине» были поиск и добыча полезных ископаемых – угля, олова, вольфрама, молибдена, урана. Основной промысел и главная гордость Колымы – золоторудные месторождения, горнопромышленные управления и обогатительные фабрики, геологоразведочные работы. И, конечно, строительство автотрасс. К моменту прибытия Рознера «на местном балансе» находилось около 160 тысяч заключенных, обслуживавших трест «Дальстрой».

Колымская природа не лишена красот, есть чем порадовать сердце – гора Слепой рыцарь, озеро Джека Лондона, но такие места не предусмотрены для прогулок зеков.

Была и Центральная культбригада Маглага, которой руководила танцовщица Марина Прокофьева-Бойко. При ее поддержке Рознер собрал свой новый лагерный джаз.

Свидетель и участник событий певец Владимир Макаров рассказал в фильме «Джазмен из Гулага», что Рознер занимался сразу двумя оркестрами. Один был лагерный, другой состоял из вольнонаемных: «Каждый год лагерь пополнялся заключенными, среди них было много хороших музыкантов».

Множились характеристики в личном деле Эдди:

«Заключенный Рознер работает в лагпункте музыкальным руководителем и дирижером оркестра. В четвертом квартале заключенный Рознер проделал большую работу по подготовке новогоднего концерта, в своей работе Рознер не считается с личным временем. Нарушений лагерного режима не имеет. В четвертом квартале принял участие, как лично, так и с оркестром, в пятидесяти концертных выступлениях. За большую работу по подготовке новогодних концертов награждается зачислением рабочих дней за октябрь и ноябрь месяцы».

Марина, которую во время войны угнали на работы в Германию, знала немецкий язык. С Рознером у нее завязались дружеские отношения, которые быстро приобрели романтический характер. Ирина Прокофьева-Рознер рассказывает:

«Эдди ухаживал за ней, носил ее чемоданчик. Такое отношение не осталось не замеченным в администрации лагеря».

Казалось бы, кому какое дело? Рознер – холост, с Рут не расписан. Ни в Хабаровске, ни в Комсомольске никого особенно не интересовала его личная жизнь. Ан нет. Нашлись «доброжелатели», которых раздражала и популярность, и успех у женщин, и национальность трубача.

«Пока начальник был в отъезде, – продолжает Ирина, – его помощник пообещал накинуть Рознеру десять лагерных годков, причем на общих работах. Марина заступилась за Эдди и получила три месяца карцера».

Сыграл свою роль и антисемитизм. Перевод Эдди на Колыму сопровождала справка по личному делу. В графе «особые приметы» начальство сделало запись: национальность «еврей». Никаких других особых примет у Рознера не оказалось. На «материке» громили космополитов, и для юдофобов лагерной администрации Рознер теперь был не просто еврей, но еврей «фашистский и заграничный».

В интервью берлинскому радио Deutschlandfunk в июне 2001 года Марина Бойко рассказывала:

«Я его видела в Одессе. Он был так великолепен. И вдруг он оказался здесь… Я спросила: что вам от него надо?

– Он фашист.

– Какой фашист? Ты, дубина, он – еврей. Как может еврей быть фашистом?»

За одним испытанием другое. Организм подтачивал авитаминоз. Дёсны болели и кровоточили, стали шататься зубы. От игры на трубе пришлось отказаться. Как в юности, Рознер перешел на скрипку. Доставая музыканту то чеснок, то лук, Марина не позволила начавшейся цинге перейти в самую опасную стадию.

Фрагмент автобиографии, написанной в Магадане в 1953 году

«Она помогла ему выжить в условиях, в которых мало кто выживал», – комментирует Нина Бродская.

1953 год начался с новостей и подарков. Первый подарок – Марина ждет ребенка. А по весне подарки посыпались один за другим: создано Министерство культуры СССР, которое возглавил Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, новый председатель Президиума Верховного Совета К. Е. Ворошилов объявил амнистию, пересмотрено «дело врачей», в июне – арест Берии, в августе – рождение дочери Ирины, которое Рознер отметил новой песней «Бог мне послал тебя».

Письмо Г. М. Маленкову

В буднях заблестели огоньки праздников.

Рознер написал письмо начальнику Дальстроя с просьбой об освобождении его от дальнейшего отбытия срока. Как-никак, певцу Вадиму Козину еще в прошлом году скостили срок за примерное поведение, выпустив на свободу. Да и характеристики на Рознера положительные:

«Заключенный Рознер работает в культбригаде в качестве музыкального руководителя, дирижера и оркестровщика. В течение 4-го квартала 1952 года проделал большую работу по оркестровке всех исполняемых музыкальных номеров в трех представленных концертных программах, дирижировал оркестром каждого концерта и выступал в них солистом-скрипачом. Культбригадой с участием Рознера дано 57 концертов. Заключенный Рознер достоин получения зачетов за 4-й квартал по особо выдающейся оценке».

В письме Рознер ссылался на принцип, ради которого он просился в Магадан: «Оставшийся календарный срок меры наказания у меня около двух лет. При особо отличной оценке, которую я все время получаю, я имею только один день зачетов, хотя работа моя умственно и физически тяжелая, ибо приходится писать музыку – композиции, оформлять программы концерта, пьесы, а также обучать музыкантов и самому играть на трубе… Убедительно прошу Вас освободить меня досрочно… Если это невозможно, прошу Вашего содействия в получении больших зачетов».

Начальник Дальстроя только развел руками, дескать, досрочное освобождение в компетенции высших органов государственной власти, а повышенные зачеты применяются только к тем, кто работает «на основном производстве».

В компетенции так в компетенции. 23 октября 1953 года Рознер пишет заявление, начинающееся словами «Москва, Кремль, Председателю Совета Министров СССР Г. М. Маленкову». Привожу строки из этого письма:

«Проработав в СССР в течение 7 лет и имея большой успех в работе – у меня ни разу не возникала мысль о поездке в Америку.

Я хотел вернуться… в Польшу, откуда я в 1939 году прибыл в СССР, тем более что Польша в это время была [уже] демократическая. (Имеется в виду Польская Народная Республика, созданная в 1945 году. – Д. Др.) Я хотел организовать первый польский государственный джаз-оркестр и дальше честно трудиться, как всегда – всю свою жизнь. Я не преступник.

…Сотрудничество с иностранными разведками – я таких никогда не видел и не знал. Клевета на руководителей ЦК ВКП(б) – это также абсурд но и не имеет ко мне никакого отношения…

Мой поступок, попытка убежать от критики – следует рассматривать как большую глупость, совершенную человеком, который пробыл еще сравнительно недолго в Советском Союзе, каким был тогда я.

Несмотря на все пережитое – совесть у меня чиста. 7 лет заключения дали мне большой жизненный опыт. Мне сейчас 43 года и я хочу прожить несколько лет как свободный советский гражданин. Мое сознание дает мне право просить Вас о прекращении моего дела».

Другое письмо Рознер адресует старому знакомому – Пантелеймону Пономаренко. Приходит ответ из министерства:

«Заявление… переслано в Главное военное управление прокуратуры, где проверяется. Результаты будут сообщены дополнительно через администрацию лагеря».

Результаты проверки, законченной весной 1954 года, звучали следующим образом:

«Как видно из материалов дела: Рознер А. в 1946 году, после неудавшейся попытки официальным путем выехать на постоянное жительство в Польшу, связался с польским представителем по репатриации польских граждан в г. Львове и при его посредстве пытался незаконным путем выехать в Польшу, но был арестован. Отбывая наказание, в своих жалобах признает, что не совсем легально оформил свой выезд в Польшу, но отрицает свое намерение бежать в Америку. МВД СССР в своем заключении считает, что согласно советско-польским соглашениям от 6 июня 1945 года Рознер как бывший польский гражданин имел право выехать в Польшу, но упустил эту возможность и пытался выехать незаконным путем, то есть совершил преступление. На основании изложенного и соглашаясь с доводами протеста генерального прокурора, также учитывая, что преступление А. Рознера подлежит переквалифицированию со статьи 58-1(A), а это обвинение в связи с Указом Верховного Совета СССР от 1953 года подлежит прекращению, Военная коллегия Верховного Суда СССР определила: отменить постановление особого совещания в части Адольфа Рознера, дело прекратить и А. Рознер из-под стражи освободить».

Итак, преступление было переквалифицировано, обвинение в измене Родины с музыканта сняли, дело прекратили… Но «полной реабилитации», о которой многие пишут и говорят, когда рассказывают о жизни легендарного трубача, не произошло. Рознер сам не стал дожидаться такого подарка. Он был счастлив случившимся, а без суперсчастья можно обойтись, ведь от добра добра не ищут. В тонкостях советской юридической практики Эдди разбирался слабо. Он не хотел дольше оставаться на Севере. Неважно, что другие поступали иначе. Например, композитор и трубач Зиновий Бинкин находился в салехардских лагерях и тоже создал джазовый оркестр. Освобожденный из-под стражи Бинкин предпочел еще целых три года жить в Салехарде в ожидании и хлопотах. В конце концов его реабилитировали и приняли в Союз композиторов пару лет спустя…

Свой сорок четвертый день рождения Рознер отмечал на свободе: его выпустили 22 мая. Через двадцать дней он покинет Магадан. С Нагаевской бухты дул свежий ветер.