Текст книги "Проклятие египетской жрицы"

– Что хочешь? – игриво переспросила Марго.

Ответа не последовало. В наступившей тишине раздалось ритмичное шуршание.

Только я хотел застесняться и отодвинуться от щели, как Мезин произнес деловым тоном:

– Вот тысяча баксов. Скажешь, что на следующей неделе получит столько же!

Дверь хлопнула, и меня обдало тонкой струйкой пыли из-под плинтуса.

– Надеюсь, следующей платежки не понадобится! – пробурчал Мезин и хлопнул дверцей, наверное, от тумбочки.

Я еще лежал какое-то время под кроватью, когда в комнату ворвался на удивление громкий шум винтов вертолета. Когда шум стих, мезинская дверь снова хлопнула, и два раза щелкнул замок.

«Пора домой! Делиться с Мишель новой информацией!»

– Переводчицу соблазнил, в постель затащил, а сам смылся? – встретил меня Сеня.

Он сидел в комнате Клавдии, положив ноги на чемодан Мишель. Я присмотрелся к молнии. Ажурный лифчик больше не торчал.

– Держи! – он кинул мне ключ. – Твоя новая жиличка оставила! А чемоданчик я обратно к ней отнесу.

Я с удивлением посмотрел на него. Сеня покрутил пальцем над головой, производя жужжащий звук, и махнул рукой на юг.

– Улетела водку пить – земля валяться!

«Понятно, застеснялась своих откровений и сбежала со всеми в Усть-Илимск. Ну и правильно, пусть развеется!»

Всю следующую неделю Мишель избегала меня. Я закончил забор проб уже во вторник, но продолжал ходить на болото. Анализировать пробы я не спешил по двум причинам. Во-первых, я смутно представлял, как это делается, а во-вторых, нельзя было подставлять мою переводчицу. Начни я работать в лаборатории, сразу же возник бы вопрос, почему она не находится рядом со своим подопечным.

Уходя по утрам, я бросал рюкзак с пустыми контейнерами возле водопада и бродил по болотам налегке в поисках места гибели профессора Светлова. Сначала я хотел спросить Мезина, где та роковая сопка. Теперь же, после подслушанного разговора о куче трупов, с ним об этом было лучше не заикаться.

За эту неделю я успел познакомиться с несколькими туристическими группами, и везде интересовался о месте гибели профессора. Никто из молодежи не знал, но они свели меня с двумя проводниками из Ванавары. О профессоре они, конечно, слышали, но места смерти не знали. Однако пообещали порасспрашивать своих в Ванаваре. На случай, если мне не терпится, они объяснили, как добраться до их поселка. Оказалось, что с надувной лодкой, комбинируя сухопутные переходы со сплавом по речкам, в Ванавару можно попасть за один день.

К концу недели я примелькался среди туристов и заслужил прозвище «Лох», но я не обижался, потому что они вкладывали в это слово совсем другой смысл.

– Скажите по-честному, что вы здесь делаете? – спросили меня уфологи, когда мы снова пересеклись. – Только не надо нам заливать про червей!

– Так я же вам уже говорил, – я показал на карабин, – жду, когда Лохнесское чудовище всплывет!

– Это ящер что ли? – засмеялись они.

– После дождичка в четверг! – добавил какой-то остряк.

Знал бы он, насколько зловеще звучала бы эта фраза для эвенка прошлого столетия!

Как бы там ни было, с тех пор ко мне приклеилась кличка «Лох». Зато я стал своим, и теперь ни у кого не возникало вопросов, кто я и откуда.

В жизни Мишель тоже произошли перемены. Она вдруг ни с того ни с сего прописалась на кухне. Теперь у всего лагеря появилось нормальное трехразовое питание, а Сеню от комнаты Клавдии теперь было не отвадить. Утром он провожал меня на болота очередной прибауткой из кухни. Вечером он встречал меня сообщением о том, что сегодня на ужин, опять же выглядывая из кухни.

Эта идиллия должна была закончиться в пятницу. Пятница была крайний срок, я так решил для себя, и со страхом ждал ее приближения.

Я заставил себя вернуться пораньше и натопил баню. Как ни странно, Сеня не прибежал на запах дыма.

– Корни в кухне пустил! – беззлобно проворчал я, появляясь в бараке намытым и причесанным.

– Макароны по-флотски! – встретил меня Сеня.

Мишель уткнулась в здоровенную кастрюлю.

– Нам надо поговорить! – я положил ей руку на плечо.

– Как обычно у забора, – она задержала на мне взгляд и хотела еще что-то добавить.

– Микола, не отвлекай! – Сеня хлопнул меня транзистором по заду. – Сядь!

Когда макароны были готовы, он взял два вафельных полотенца, подхватил огромную кастрюлю и побежал, как он выразился, «разносить хавчик по камерам».

– У меня информация, по которой нужно принимать решение сегодня! – начал я.

– Ты все-таки решил со мной общаться? – она села рядом и уткнулась в пол.

– Ты это о чем?!

– Я подумала, что ты стал меня презирать!

– Глупая, я думал, тебе нужно время побыть одной! Вот я и не мешался!

– Правда, глупая.

Я протянул ей руку:

– Партнеры?

– Партнеры! – она немного помолчала. – Но я все равно главная!

– Годится! Теперь, главная, о главном! Нам нужно завтра в Усть-Илимск!

– А я думала, мы пороемся в лабораторных бумагах, пока никого не будет.

– Тебе решать! – и я рассказал ей о подслушанном разговоре и об очередной тысяче долларов, которые повезет Марго.

– Ты прав, надо за ней проследить! Похоже, в нашем деле появилась ниточка! Неизвестный свидетель! Что же он такое видел, что за молчание может требовать такие деньги?

Сеня вернулся, наполнил три миски, мне, Мишель и Сан Санычу, и налег на остатки макарон в кастрюле. Мы ужинали под стук его ложки и веселые байки, приглушенные чревом кастрюли.

После ужина мы пошли на променад под ручку.

– Зачем ты перешла на кухню?

– Не поверишь, чтобы тебя почаще видеть! – улыбнулась она. – И еще потому, что моя близость к объектам наблюдения больше не работает. Мезины перестали при мне разговаривать. А из их комнаты теперь, кроме телевизора, ничего не доносится. Записки они, что ли, стали друг другу писать?

– Это я виноват! Я обронил твой ключ в коридоре, а Мезины его нашли и обыскали твою тумбочку.

Я приготовился к справедливому разносу, но Мишель повела себя совсем по-другому.

– Может, оно и к лучшему! Начнут нервничать, форсировать события, сделают ошибку! Во всяком случае, теперь начну расспрашивать об Иманде и Герхарде в открытую!

Я все еще был напряжен, и она подергала мою руку:

– Расслабься, не на ковре у начальства! Мы же теперь партнеры! Забыл? И отвечаем за ошибки друг друга!

Совсем по-другому она восприняла собственную ошибку следующим вечером. Мы сидели в баре старого города, где по традиции собирались работники нашей станции перед отлетом домой. Отсюда было ближе до аэропорта, чем от бара на другом берегу Ангары.

– Как ты с ними? – виновато спросила Мишель, кивая на наших иностранцев.

– Нормально, как ты и учила. Отвечал однозначно, только словами, где нет буквы «р».

Утром она оставила меня на растерзание нашим «западникам».

Как только мы приехали в Усть-Илимск, Марго сразу же заявила:

– Я по магазинам!

– А я в больницу, навестить Клавдию! – сразу же сообщила Мишель.

– Ты же ее не знаешь! – фыркнула Марго.

– Сан Саныч попросил!

Вот так я и остался с «врагами», которые со свойственным иностранцам энтузиазмом повели меня знакомить с городом. Я ходил за ними как послушный бычок, пока в одном кафе при гостинице не увидел прейскурант на почасовой Интернет.

– Я остаюсь здесь! – сказал я моим гидам и заказал кучу пирожных.

– А ты сладкоежка! – похлопали они меня по плечу и написали на салфетке «Бар “Татьяна”, восемь вечера».

«Какое совпадение! – обрадовался я. – Должно повезти!»

И повезло! Танюшка ответила почти сразу.

– Танюшка! Ну, наконец-то! Я так соскучился по твоему голосу!

– Это кто? – голос был не таким низким, каким я его помнил.

– Ты что, по номеру не догадалась?!

– Номер не определился.

– Черт! Точно! Я же звоню по скайпу! Это же я, Рик!

– Я не могу говорить, я на вечеринке!

Громко булькнув, скайп рассоединился. Я посмотрел на часы. Шесть вечера. В Питере сейчас одиннадцать. Что-то было не так. Я кликнул на окошко «звонок». Номер был набран правильно.

«А как же отбой по расписанию?»

Я перезвонил. Никто не ответил. После нескольких неудачных попыток я набрал мать.

– Что случилось? – встревожилась она.

– Все нормально!

– А почему голос такой?

– Устал просто. Тебе Татьяна не звонила?

– Вот в чем дело! Пока нет, а что, должна?

– Я так просто спросил.

Мы поболтали еще немного. Потом я вернулся за свой столик и с горя слупил все пирожные.

Теперь мне было погано. Не только на душе, но и в желудке. Рядом страдала Мишель.

– Я ведь объект на четвертом магазине упустила! Марго зашла в магазин, а я как дура простояла на автобусной остановке, поджидая, когда она выйдет. А она ушла через черный ход!

Тут Мишель впервые при мне выругалась и одним залпом выпила свой коктейль из кокосового молочка и рома!

– Еще одну пина коладу! – крикнула она бармену.

– Может, она тебя заметила? – мне вдруг захотелось, чтобы одним страдальцем в нашей команде стало меньше.

– Вряд ли. Когда она была в первом магазине, я заскочила в подъезд, надела парик, очки, вывернула ветровку другим цветом наружу. Да и в магазин с ней ни разу не заходила. Я так думаю, это ее обычный маршрут.

– Небось, Мезин ее настропалил! – попытался успокоить ее я. – Он, похоже, еще тот жук!

– А я ведь твой метод взяла в разработку! – неожиданно улыбнулась она. – Купила в прошлую субботу водки и обрабатывала Сеню всю неделю!

– То-то я смотрю, ему на кухне как медом было намазано! – рассмеялся я. – Хоть узнала что-нибудь полезное?

– О делах завтра, у забора! Сейчас у нас личное время!

– Тогда пошли танцевать!

– Я не умею. С парнями не умею.

– А чего тут уметь-то, кладешь мне руки на плечи и топчешься на одном месте! Пошли!

Менеджер бара был человеком мудрым и понимал, что никому неохота жирами трясти в десять вечера. Поэтому к ночи музыка переходила на романтический лад, и сейчас играли только медленные песни.

Мишель поскромничала. Танцевала она как надо, мягко, не сопротивляясь моим движениям и не вихляя задом. Единственное, иногда ее покачивало.

– Последний раз я танцевала на выпускном вечере полицейской академии, – прошептала она мне на ухо, – со своей партнершей Ингой.

– Вы в паре дежурили?

– Нет, женщин в пары не ставили. Она по жизни была моей партнершей. Со второго курса. Инга еще тогда заметила, что я парней недолюбливаю и ни с кем не гуляю. На одной вечеринке ко мне начали приставать курсанты со старшего курса, так она их налево-направо раскидала, а меня заплаканную к себе в комнату увела. Инга здоровущая была, как танк. Взяла меня под свое крыло. Я тогда ей все рассказала, и что в полицию из-за того подонка пошла, чтобы сажать этих тварей! А что же получается, что и в полиции то же самое?! Она успокаивала меня как могла, а закончилось все в ее постели.

Мишель замолчала и глянула на меня. Я прижал ее покрепче и положил ее голову себе на плечо.

– Не держи в себе, – прошептал я, – мне можно, как врачу.

– Я знаю! Читала твою анкету! – тут ее опять качнуло. – Но ты не думай, на первом курсе у меня был парень, но у нас ничего не вышло. То есть у меня ничего не получилось. А ведь меня предупреждали.

– Гадалка?

– Да нет, но тоже на букву «г»!

– Гена крокодил?

– Гинеколог! – улыбнулась она. – На медосмотре при поступлении в академию! Здоровенный такой, бородатый, на мясника похож. Руки помню его волосатые в перчатках из вонючего латекса. Он только полез, – Мишель показала мне пальцы, сложенные пистолетиком, – а я оп! – тут она резко свела колени, и я едва успел ее подхватить.

– Ну, ты врач, ты понял! – кивнула она. – Я чуть не сломала ему очки своими коленями! И ладно если бы хотела, так ведь само собой получилось! Он мне тогда и сказал: «Я тебе, девица, диагноз “вагинизм” поставлю, но до конца учебы лечить его не буду, для твоей же пользы!» Как сказал, так и вышло. Парнишка тот с первого курса на безопасном сексе был помешан. Я и так была вся на нервах, а тут еще запах латекса! В общем, поняла я тогда, что парни – это не мое, поэтому Инге особо и не противилась.

– У каждого свой путь в жизни, – прошептал я, – судьба как ни крутит, а на правильную дорожку выведет! У некоторых, к сожалению, это занимает всю жизнь! У тебя же совсем другая история, перед тобой все дороги открыты!

– Я тоже так думала, когда меня поставили в пару с Герхардом! Я поняла, что живу чужой жизнью! Через год я бросила Ингу, хотя это было нелегко! Я мечтала, что Герхард станет тем человеком, который поможет мне найти себя и вернуть свою жизнь! Понимаешь! Свою! Я уже была готова открыться ему, как вдруг кто-то убил мою мечту!

«И в прямом, и в переносном смыслах!» – подумал я.

Она замолчала, и моему плечу стало мокро. Песни сменяли одна другую, а мы продолжали танцевать в далеком сибирском городке, где на всю округу было всего два бара.

Глава 11
Подсказка профессора

Когда я проснулся следующим утром, из комнаты Клавдии уже доносились домашние звуки. Мишель стояла у плиты в легком сарафане.

«Брюкам больше не место в новой жизни! – подумал я, и мне захотелось подойти и ободряюще обнять ее. – Кто-то скажет, что не только ободряюще, и будет прав!»

Но в любом случае, на кухне уже сидел Сеня, со своим транзистором. Так что обнималки-прижималки пришлось отложить. Я тихо проскользнул на улицу к умывальнику.

Вернулся я уже с охапкой полевых цветов. Мишель отвлеклась от нарезания салата.

– Мне никогда не дарили цветов! – прошептала она и спрятала в них лицо.

– Это что такое? – я стер влажную дорожку с налипшей пыльцой с ее щеки.

– Я лук резала! – шмыгнула она и повернулась к Сене: – У нас ваза есть?

– Банка трехлитровая, от Клавкиных закруток!

После завтрака я предложил Мишель провести наш обмен информацией на болоте.

– То есть ты хочешь опять облачить меня в брюки? – улыбнулась она. – Пойду попрошу у коменданта экипировку.

Сан Саныч не удивился такой просьбе. В конце концов Мишель была моей переводчицей!

В болотных сапогах, ватных штанах, телогрейках и накомарниках мы смотрелись как братья-близнецы.

Пока мы поднимались по ручью до водопада, я слушал ее и понимал, что моя партнерша прописалась на кухне не из-за горячего желания начать новую жизнь в качестве домохозяйки! Этого требовала работа!

– Я привезла с собой три бутылки водки. Хотела больше, но Марго сказала, что проносить надо на себе, сумки будут досматривать. А у меня в плаще только два кармана да один внутренний. Но она наврала! Это у нее в бауле капитально рылись, а на иностранцев даже не взглянули.

– В бауле?

– Она японские шмотки скупает, косметику, пиво баночное. Сан Саныч из выпивки только пиво пропускает, так что американцы были им напакованы под завязку. А вот европейцы были налегке – Паскаль им спиртное запретил.

– Значит, нам с тобой пиво не светит!

Мишель немного помолчала, а потом сказала куда-то в сторону:

– Несколько глотков пива той ночью были первые и последние в моей жизни!

Я поймал ее за руку и остановил.

– Посмотри на воду этого ручья! Видишь, как она чиста и прозрачна? Вся грязь давно унеслась далеко вниз. Забудь о ней. Стирай старые ассоциации и создавай новые! Обещай, что в следующую субботу никаких мартини и пина колад! Устроим дегустацию пива!

Она смотрела вниз, но в зеркале бегущей воды я увидел, как она улыбнулась.

У водопада я спрятал контейнеры и черпак в знакомых кустах. Рюкзак сразу же полегчал. В нем остались лишь немецкие сухие пайки, пакеты с соком да фонарик с биноклем.

Мы свернули на тропинку, ведущую в палаточный городок.

– Сеня не простой мужик! – неожиданно сказала Мишель.

– По-моему, он сидел, – кивнул я, – у таких зона отбивает простоту!

– Мне кажется, он раскусил нашу игру и принял ее правила. Он видел целую бутылку, но не требовал все. Одна кружка за вечер, и я получала немного информации. К пятнице осталось только полкружки и информация от него сократилась вдвое!

– Погоди! В кружке грамм двести-двести пятьдесят, а где остальное? Ты что, тоже прикладывалась?

– Нет! – засмеялась Мишель. – Одну бутылку пришлось отдать Виталику.

– Виталику? За что?!

– За информацию! Я попросила Сеню нас свести. Должна же я знать, травили ли они Иманда или нет. Да и вообще, что там на самом деле происходило у Марго.

Я замер: «Рассказал ли ей Виталик о моих посиделках на коленях у Тунгусской королевы?!»

– Чего остановился?

– Да так, показалось! Ну и что Виталик? – постарался я спросить как можно безразличней.

– Да Сеня, поди, его подучил! Про Иманда, говорит, расскажу, а про Герхарда и остальных за отдельную плату! А мне, говорит, есть чего порассказать! – и тут она от души добавила: – Сучонок мелкий!

«Надо будет этому сучонку медицинского спирта через Сеню передать, чтобы обо мне помалкивал!» – решил я про себя и спросил:

– А результат-то хоть есть?

– Не высмеивал Иманда никто. Виталик даже удивился моему вопросу. Видеть, говорит, видели, но чтобы насмехаться? Ему завидовать, а не насмехаться надо было!

– А как же Сенина теория о травле всем взводом?

– Я думаю, Сеня озвучил официальную версию коменданта, а обставил все как пьяные базары! Я же говорю, очень непростой мужичок! – заключила Мишель.

– По всему выходит, что Сан Саныч его покровитель и отец родной. Пахан, в общем. А против пахана никак нельзя. Здесь можно места хлебного лишишься, а на большой земле кому ты нужен, с судимостью? – оправдывал я Сеню.

Партнерша моих адвокатских речей не слушала.

– А если не травили, то почему отравился? – не замечая, что скаламбурила, думала она вслух.

– Надо узнать, не ходил ли он на болота и не подвергался ли аномальным магнитным полям! – прервал я ее размышления.

– А ведь он мог знать, как пользоваться аквалангом, у его отца огромная яхта! – обрадовалась Мишель.

– А Герхард?

– Что Герхард? – переспросила она.

– Герхард умел пользоваться аквалангами?

– Не думаю, – протянула Мишель, – но я проверю!

С нашим расследованием мне все было ясно. То, что оба ее соотечественника покончили с собой, сомнений не вызывало. Причины? Входил ли в наше расследование поиск причин, я не знал, да и не хотел знать. В настоящий момент у меня была иная цель. Я хотел показать Мишель другую жизнь, полную красок и радости. Посещение палаточного городка, полного развлекающейся молодежи, должно было сделать именно это! А обсуждение добытой информации было лишь предлогом.

– С Имандом закончили, переходим к Герхарду, – продолжила Мишель.

Я ее не слушал, вдали показались оранжевые палатки, и я прибавил шагу.

«Всю жизнь она рылась в дерьме! Что хорошего может видеть полицейский? Это только в кино: на квартире труп, а у ментов с патологоанатомом все хиханьки да хаханьки! – ускорялся я. – Скорее к нормальной жизни!»

– Тебе неинтересно? – нагнала меня Мишель.

– У нас же выходной! – оглянулся я, не останавливаясь.

Ее лицо вдруг стало как у обиженного ребенка, секрет которого оказался никому не нужным. Пришлось затормозить. Она налетела на меня, и я качнулся вперед, зацепившись ногой за густой багульник.

– Что опять случилось? – Мишель ловко поймала меня за рюкзак и не дала упасть.

«Мышцы у нее натренированные, этого не отнимешь!»

Я обернулся и показал на упавшее дерево на берегу болота:

– Пойдем, туда. Дальше будет людно.

– Начнем по порядку! – она оседлала дерево и попробовала покачаться. – Когда Марго провела меня с черным ходом, я отправилась в больницу.

– Тебя правда комендант попросил?

– Нет, конечно, я сама закинула удочку, и он дал мне адрес. Ты не поверишь, это частная клиника, а за Клавдию платит министерство обороны. Не знаю, как Сан Санычу это удалось, но он молодец!

– Наверняка, под программу выделили серьезные деньги. Химиков разогнали на полгода раньше, а бюджет остался! – предположил я.

– Правильно! Но ведь его можно было прикарманить или, как у вас теперь говорят, распилить!

– Тоже верно!

– Так вот, Клавдия лежит в отдельной палате, и Зинаида все время с ней. Они как узнали, что я со станции, так стали расспрашивать меня обо всем. Почти час пытали. Потом сами стали рассказывать. Оно, конечно, хорошо, когда отдельная палата, но скукотища у них еще та! Они меня до вечера не отпускали.

– Хоть с пользой посидела?

– Конечно! И больную развлекла, и про Герхарда узнала. Не было у него никакой несчастной любви с Марго. Он за две недели до смерти стал за Зинаидой серьезно ухаживать. Она даже всплакнула, когда рассказывала. Так что вторая версия, предложенная Сеней, тоже рассыпалась! Но зато он же, сам того не ведая, навел меня на другую!

В Мишель было столько энергии, что даже я заразился.

– Выкладывай! – потер я руками.

– Ты знаешь, что к Герхарду на целую неделю подселили журналиста?

– Зарубежного?

– Почему зарубежного? Какого-то Сережу из местной газеты.

– Тогда почему не в русский барак?

– Он писал об учителе Мезина, вот Герхард ему и предложил у себя остановиться. Он ведь жил прямо под боком у Мезиных, где я сейчас!

– А версия-то где? – я не стал заострять внимания на том, что она живет в комнате Герхарда и, возможно, спит на его кровати.

– Ну как же! Журналисты народ дотошный и наблюдательный! Может, в беседе проскочило что-то, и Герхард вышел на след! И еще! Странное совпадение во времени! В субботу журналист улетел вместе со всеми в Усть-Илимск. Из аэропорта он уехал вместе с Герхардом на одном такси. А тем же вечером Герхард не появился ни в баре, ни на вертолетной площадке. Его ждали до последнего, и вертолет улетел без него. А спустя два дня его нашли под мостом через Ангару с дыркой в виске.

– Почему ты мне раньше этого не говорила? – перебил ее я. – Я думал, он застрелился у себя в комнате!

– Да я бы в жизни не стала жить в комнате, где застрелился человек! Не перебивай! Уже чуть-чуть осталось!

Я поднял руки, показывая, что весь во внимании.

– После больницы я пошла в редакцию местной газеты, но они уже закрылись! Отсюда оргвыводы! В следующую субботу я слежу за Марго, ты ищешь журналиста!

– Отличная работа! – искренне похвалил я ее. – Заслужила выходной!

Она подняла сломанную ветку и бросила в воду.

– Заслужила! – согласилась она.

С подветренной стороны потянуло дымом. В палаточном городке варили обед.

– Привет, Лох, ты где пропадал? – встретили меня студенты.

– За научным руководителем ездил! – кивнул я на удивленную Мишель.

– Мы тебе про место узнали, где твой профессор погиб! Там, на морошковой поляне, – они показали на хорошо знакомый мне пригорок, – новая группа остановилась. Их инструктор знает где!

– Спасибо, ребята!

– Два вопроса! – остановила меня Мишель, когда мы отошли от лагеря. – Почему «Лох» и почему ты говоришь по-русски?!

– Не переживай! Со станции сюда никто не ходит! Ну, а «Лох», – тут я рассказал ей об уфологах, Лохнесском чудовище и ящере.

– Ты правда веришь в ящера? – Она с опаской глянула на воду, густо покрытую ряской.

– А почему нет? Живут себе в пещерах да трещинах, яйца откладывают там же. Еще удивительно, что их вообще кто-то видел. В документах, которые мне передал Нильс, нет ни одного свидетельства того, что ящера видели в воде. Очевидцы назвали его крокодилом только по внешнему сходству с картинкой, так что, я думаю, наш ящер сухопутный, и если не лазить по трещинам в скалах, то бояться нечего!

За разговорами мы дошли до морошковой поляны.

– Где ваш проводник? – спросил я у парня, открывавшего тушенку.

– Аксик-то? Вон, нашим лапшу на уши вешает! – кивнул он на группу студентов у крайней палатки.

Пес, сидевший рядом и неотрывно следящий за руками парня, глянул вместе с нами в сторону студентов и снова уставился на тушенку.

Навстречу нам поднялся жизнерадостный эвенк с лучиками морщин в уголках глаз.

– Ну что, красавицы, покажем Лоху, где светлый профессор себе шею свернул?!

– Откуда ты знаешь, что я Лох?

– Так по карабину и узнал. Народ говорит, что ходит тут один малахольный с карабином, на ящера охотится и про могилку профессора выспрашивает.

– Здесь, дяденька, заповедник, охотиться нельзя! – начал я косить под дурачка. – «Малахольный, так малахольный».

– А ружье тогда зачем?

– Ружье, дяденька, игрушечное, а ношу я его для того, чтобы на злого ящера направить и сказать: «Пук!». Он тогда от страха и окочурится! Ясно вам?

– Так сдох он давно! – махнул рукой Аксик. – Вон я и светлому профессору говорил!

– Светлову? – поправила Мишель и толкнула меня, чтобы не придуривался.

– Ну, я и говорю!

– Откуда ты знаешь, что сдох? – ехидно спросил я.

– Так лет двадцать назад нашли его по осени. Засохший уже был.

– Нашли?! И где он сейчас? Кто его забрал?!

– Еще не хватало, забрал! Его даже галки клевать не стали, а ты говоришь, забрал! Зиму под снегом провалялся, а с половодьем болото его к себе и прибрало!

– А где нашли-то? – расстроился я.

– Так на берегу, прямо под горой Фаррингтон.

– Где вход в пещеру?!

– Точно там! Только входа тогда еще не было. Профессор тот тоже, как и ты, радовался, потому сопку себе эту и присмотрел, с нее хорошо гору видно!

– Какую сопку?

– Да с которой кувырнулся-то! Айда, покажу! Здесь недалече!

Действительно, через пятнадцать минут мы были на месте.

– Полкан, ищи! – Аксик хлопнул своего пса по крупу.

Тот побежал к лиственницам у подножия сопки. Побродил среди них и сел возле одной.

– Молодец! – эвенк потрепал дворнягу за холку. – Здесь его и нашли!

– Откуда такая точность? – не поверил я.

– Так вон же, шарфик его!

Действительно, у самых корней из-под сухих иголок просматривалась грязная тряпка, обмотанная вокруг ствола.

– Так он что, зимой упал?

– Зачем зимой? По осени. Еще туристы приезжали. Я здесь тогда с москвичами стоял, на том же месте, что и сейчас. Солнце, помню, садилось. Мы закат смотрели. Вдруг слышу, бежит кто-то. Как раз со стороны этой сопки. Лица не разглядел, далеко было, но бежал споро! И что странно, не по тропинке, а по бурелому. Потому шума столько и делал. Полкан было бросился за ним, а потом вдруг сел и завыл. Я его зову, а он ни в какую. Он-то нас к профессору и привел.

Пес чувствовал, что о нем рассказывают, и довольно махал хвостом.

– Я на базу сбегал да военных привел, они-то здесь шарф и примотали. – Аксик похлопал по стволу. – А за два года он истрепался да к корням, вишь ты, и съехал!

Я присел и очистил шарф от пожелтевших иголок. Перебирая в руках шелковую материю, я смотрел на пологий склон сопки, и думал: «Это с какой силой нужно было разбежаться, чтобы досюда долететь?! Сопка, конечно, высокая, метров сорок, но и склон не такой уж крутой!»

– Поднимемся? – спросил я Мишель.

Она молча кивнула.

– Эй, Лох малахольный! Приходи с нами кулеш кушать! – крикнул нам вслед Аксик.

Он так вкусно выговаривал «Лох малахольный», что становилось ясно: ему нравится само словосочетание, а не его смысл!

Поднявшись на вершину, я первым делом стал искать, откуда можно увидеть вход в пещеру египетской жрицы.

– Тебе не кажется это странным? – отвлекла меня Мишель. – Иди сюда!

Она стояла на восточном краю сопки и смотрела вниз. Я с неохотой бросил свое занятие и подошел к ней.

– Ни на какие мысли не наводит? – спросила она.

Я встал рядом и глянул вниз. В груди похолодело, в животе все сжалось!

Под нами простирался каменистый обрыв.

«Детектив есть детектив!» – похвалил я про себя Мишель.

– Ну, думай! – поторопила она.

– Ты еще ножкой на меня топни, так вместе в обрыв и свалимся!

– Зубы не заговаривай!

Меня так и подмывало пошутить, как в детстве, когда ты смотрел вниз с крыши многоэтажки, и кто-то хватал тебя сзади и кричал: «Не прыгай!»

– Даже не думай! – прочитала мои мысли Мишель и на всякий случай отошла от края.

– Так думай или не думай?

– Сдаешься?

– Сдаюсь! – поднял я руки вверх и решил: «Сегодня твой день, тебе и блистать!»

– Зачем, скажи на милость, нужно было катиться по склону, в надежде сломать себе шею, если можно было спрыгнуть с обрыва с полной гарантией самоубийства!

– Так что же выходит, Мезин врет? Или, как говорят у вас, у профессионалов, путается в показаниях?

– Выясним! – с уверенностью произнесла Мишель.

– Мы в тебя верим!

– Кто это мы?

– Я и все прогрессивное человечество!

– Иди, прогрессивное человечество, ищи своего ящера.

Я вернулся на северный склон и вскоре нашел место, с которого отлично была видна черная дыра пещеры. Я скинул рюкзак и достал бинокль.

– Тебе не кажется это странным? – спародировал я тон Мишель. – Посмотри на это!

Она улыбнулась и подошла.

– Ни на какие мысли не наводит? – продолжал я в ее тоне и показал на чернеющую пещеру и белеющий шарф профессора.

– Пойдем логическим путем, – начала она мыслить вслух.

– Пойдем вместе! – вспомнил я фразу из знаменитого фильма.

– Вход в пещеру и шарф находятся практически на одной линии. Так?

– Так!

– Отсюда вывод. Профессора, скорее всего, толкнули именно отсюда в тот момент, когда он изучал пещеру и меньше всего этого ожидал!

– Мишель! – я протянул ей руку.

– Рик! – пожала она ее. – И если бы не Полкан, еще неизвестно, связали бы его смерть с Мезиным. Вернулся бы втихаря, а наутро сказал, что профессор отправился на болота один.

– От тебя ничего не укроется! – похвалил я напарницу и направил бинокль на вход в пещеру.

К моему разочарованию, в глубине пещеры ничего, кроме густой черноты, не было видно.

«Это днем, – успокоился я. – Когда солнце будет садиться, его косые лучи должны проникать вовнутрь. Надо будет на вечерней зорьке проверить!»

Но на вечерней зорьке проверить не удалось. Мы дотемна просидели на морошковой поляне в компании студентов и болтуна Аксика. Мишель слушала его и хохотала вместе со всеми. Потом мы ели гречневую кашу с тушенкой, которую эвенк назвал кулешом, а студенты набросились на немецкие сухие пайки, которые для них были в диковинку.

Когда настало время петь под гитару, мы втроем с Аксиком пытались подпевать, не зная слов. Никто из нас не попадал ни в музыку, ни в текст, и от этого веселились еще больше.

Возвращались на базу мы уже в темноте. По дороге мне несколько раз приходилось чистить фонарик от налипшей мошкары. Открывая калитку, я впервые задумался, можно ли зайти на станцию незаметно.

«При желании можно!» – решил я.

От калитки тропинка ответвлялась к бане.

– Смотри! – показал я Мишель. – Крадешься вдоль реки к бане, оставляешь там верхнюю одежду, полотенце на шею, и ты уже вернулся не из тайги!

– Берем Мезина в разработку! – кивнула она.

На крыльце нашего барака курил Сеня.

– Эй, повариха! Ты куда?! – крикнул он вслед Мишель, направившейся к себе в модуль.

Она улыбнулась и помахала ему рукой.

– Ты завязывай ее с собой таскать! – недовольно проворчал он в мою сторону. – Вчера Усть-Илимск, сегодня болото, мы уже второй день без нормальной пищи!

Утром недовольство Сени как рукой сняло. На кухне что-то скворчало, и по всему бараку разносились аппетитные запахи.

– Мишель, сегодня начинаем работать в лаборатории, – начал я вместо приветствия, – надо будет спирта раздобыть.

Фраза «раздобыть спирта» по-фински звучала как «сада алкохолиа», и Сеня тут же оживился.