Текст книги "Проклятие египетской жрицы"

Я перевел дух и прочел последний абзац откровений ссыльного медика:

«Оставшийся путь Корбо совсем не помнил, а добравшись до Ванавары, даже забыл попросить о помощи сестре.

Похоже, что он не сумел пережить своей вины. Наутро после нашего последнего разговора его нашли с простреленной головой.

– Самоубийство, – заключил полицейский пристав, глядя на снятый сапог подростка.

Большой палец на его голой ноге был ободран отскочившим во время отдачи карабином».

Я вздохнул и, отвлекаясь от грустной истории, пробежал взглядом по полям. Теперь неизвестного читателя привлекли утки. Напротив их упоминания было начертано «три дня» и стоял восклицательный знак. Ничего не поняв, я взял следующий документ.

Это была выписка из архива Иркутской губернии. Некий лесничий Филимонов сообщал, что после тунгусских событий напал мор на бурых медведей, лис и росомах, и просил власти запретить закупку свежей медвежатины у эвенков.

Лесничий писал: «Я так полагаю, что звери, которые поедали бешеную рыбу по берегам рек, тоже заразились бешенством. Я сначала не верил рассказам эвенков, пока сам не наткнулся на бешеную медведицу. Она вышла на тропинку и встала прямо передо мной. Когда она поднялась на задние лапы и я увидел, что она беременна, то просто пальнул в воздух. Медведица даже ухом не повела. Вместо того чтобы убежать, она развела лапы в стороны и подставила мне грудь. Я пальнул в воздух второй раз. Та недовольно рыкнула и понеслась прямо на меня. Такой широко разинутой пасти я никогда не видел. Теперь, даже если бы я и хотел ее убить, перезаряжать двустволку не было времени! Я откинул ружье и вскарабкался на лиственницу. Медведица с разгону врезалась в ствол, содрав огромный шмат коры своими клыками. Светлое пятно раненого дерева было окрашено кровью ее разодранных десен. Хищница яростно хрипела. Пена капала с ее окровавленной пасти. Она попыталась вскарабкаться вслед за мной, но огромный живот не давал ей этого сделать. Медведица еще какое-то время металась подо мной, потом рванула в сторону реки. С высоты лиственницы я видел, как она подбежала к крутому берегу и оттолкнулась что было сил, как будто хотела перепрыгнуть реку. От глухого удара задрожали даже ветки, сквозь которые я смотрел.

Я поспешил к обрыву и глянул вниз. Эвенки не выдумывали. Под обрывом распласталась медведица, неподалеку лежала туша медведя, скорее всего, ее самца. На берегу, вниз по течению, валялось несколько поклеванных воронами тел. Судя по окрасу, росомах…»

Я оторвался от чтения. Перед глазами стоял берег реки, заваленный трупами животных: «Уж не про такой ли мор, только среди людей, говорил в вертолете Сан Саныч?»

Страшная мысль обожгла меня, и я выскочил в коридор.

– Сеня! – заглянул я в комнату Клавы. – Ты оленину не у эвенков брал?!

«Черт! – опомнился я. – Я же не говорю по-русски!»

К счастью, Сеня спал мертвецким сном, развалившись на голом матрасе. Под ухом у него тихо напевал транзистор.

«Слушай шансон и получишь шанс на сон! – родился у меня веселый слоган, и все надуманные страхи тут же улетучились. – Где сегодняшняя оленина и где столетняя медвежатина! Похоже, коньяка мне на сегодня хватит, а то так и засыпаться недолго! Кстати документы тоже надо поменять местами!»

Вернувшись к себе, я достал из тумбочки переводы Нильса, а на их место положил русские оригиналы: «Еще не хватало, что бы кто-нибудь меня застукал за чтением русского текста!»

Я закрылся на ключ и вытянул из тумбочки следующий листок. Из третьего документа я узнал то, чего мы с Мишель не смогли добиться ни от коменданта, ни от Сени!

Судя по дате, только что прошла четвертая годовщина падения метеорита. В Усть-Илимском остроге допрашивали старого эвенка проводника.

«– Как тебя величают?

– Гургукан, ваше благородие.

– Прозвище?

– Старый Гур.

– Хорошо. Так поведай нам, Старый Гур, куда же ты дел естествоиспытателя Гаврилова?

– Так сгинул он в болотах!

– Как так сгинул! Тебя же, мил человек, к нему и приставили, чтобы ты его по болотам водил и пропадать не давал!

– Так он же в самое логово крокодилы полез! А я говорил ему, что нельзя туда, да еще в самый разгар “слез жрицы”!

– Какой такой жрицы? Я здесь человек новый, на службу только определенный, ты уж, будь добр, разъясни мне, несведущему, все по порядку. А то ты, мил человек, то какую-то крокодилу приплел, то жрицу.

– Так жрица-то оно известно какая, – развел руками эвенк, – а крокодилу эту ваш спытатель ловить-то и приехал!

– Господин полицейский дознаватель, дозвольте, я расскажу! – вмешался письмоводитель. – Все как есть обрисую с превеликим нашим удовольствием.

– Что ж, уважь, да только, гляди, записывать обо всем не забывай!

– Сначала про жрицу! – приосанился письмоводитель. – В тот год, когда метеорит упал, один эвенк по имени Васка выменял у монгольского купчика египетскую девицу, красоты, говорят, несусветной! Все свои соболя за нее отдал, хотел, вишь, шельмец, что бы она ему добрых охотников нарожала, чтоб, значит, на медведя с рогатиной ходить могли. А она ведьмой оказалась, что по-чужеземному и значит жрица! И поклонялась она своему египетскому богу солнца Ра.

– Откуда ты, мил человек, все так хорошо про Египет знаешь? – спросил дознаватель.

– Так у нас же тут в остроге свой университет! – хихикнул тот. – Наши политические народ жутко образованный! Чего ни спросишь, тут же тебе ответец готов!

– Вы тут с политическими-то поостерегайтесь! Они мозги-то набекрень выворачивать мастера!

Письмоводитель стушевался, уткнулся в стол и усердно заскрипел пером.

– Все записал, что ли? – поторопил его полицейский. – Дальше давай!

– Уж не знаю, как там над той жрицею измывались, – тут же встрепенулся рассказчик, – но, говорят, плакала она горючими слезами каждый божий день и молила своего бога Ра о заступничестве! И совсем было бы ей жить невмоготу, да подружилась она с юной дочерью Васки, которая скрасила ее горькую долю. И вот однажды мольбы жрицы дошли до бога солнца, и он бросил кусок своей плоти на ее обидчиков, а саму жрицу за ее страдания забрал к себе на небеса. И вот теперь каждый год, точнехонько в день вознесения жрицы, начинаются у нас проливные дожди. Эвенки говорят, что это она плачет по своей юной подружке, оставшейся на земле!

– Что, так-таки день в день дождь и начинается? – переспросил дознаватель.

– Тютелька в тютельку, – подтвердил письмоводитель и, улыбнувшись, заметил: – обычные дела. У нас в начале июля как дожди зарядят, так по полмесяца и идут! Погоды здесь такие!

– Так если у вас дожди так спокон веку идут, при чем же тут жрица?

– Такие, да не такие, ваше благородие! С тех пор как метеорит упал, вместе с дождями начинает твориться всякая чертовщина! Рыба из рек выпрыгивает, а зверь наоборот в реку кидается. Это вон у старого Гура спросите, он, наверняка, видал!»

Здесь я опять заметил пометки на полях. На этот раз было написано «четыре года», кто-то, похоже, считал временные промежутки. Я снова погрузился в чтение.

«– Правда ваша, господин, – ответил эвенк, – мы в те края уже давно не заходим, а уж во время “слез жрицы” и подавно! Ваш-то спытатель меня не послушал. Как дожди пошли, так он сам не свой стал. Крокодила, говорит, сейчас вялая, пока погода смурная, мы, говорит, ее голыми руками возьмем! Теперь гадай, кто кого взял!

– Какая крокодила в Сибири?! – повысил голос полицейский.

– Так нильская же, из Египта, – сконфуженно пробормотал письмоводитель.

– Что, тоже политические научили? – съехидничал дознаватель. – Да сдохла бы ваша нильская крокодила после первого же заморозка!

– Так то ж, поди, обычная бы сдохла! – осмелел старый Гур, – а эту жрица подпустила, чтобы всем нам за грехи Васки мучиться!

– Так, может, это и не крокодила вовсе! С чего ты, старый, взял, что это крокодила, да еще нильская, ты же крокодилу сроду не видывал?

– Так мы его сначала “большой углозуб” прозвали, уж больно он был похож на нашу болотную ящерку, ее городские как раз сибирским углозубом и кличут. Да только наш углозуб размером с ладошку, а тот, пожалуй, с целую собаку будет! Так то только спервоначалу так было, – разговорился эвенк, – на следующий год люди сказывали, что уже видали углозуба размером с олененка! А какой он теперь стал, даже думать боюсь, если человека утащил!

– Так какого рожна вы решили, что это крокодила, а не углозуб?! – не вытерпел полицейский.

– Так в прошлую осень этот же самый спытатель приезжал да картинки показывал. Чудные, я вам скажу, картинки. Каких там только тварей не было. Так по тем картинкам выходило, что завелась у нас в болоте настоящая крокодила, ну а то, что нильская, так то фельдшер из Ванавары сказал. Раз, говорит, жрица египетская, то, стало быть, крокодила нильская!

– Что за фельдшер? – обернулся полицейский к письмоводителю.

– Да наш, из ссыльных. Студент-медик.

– Ох, не доведут нас эти умники до добра! – покачал головой дознаватель и обратился к дежурившему у дверей унтеру. – Поисковую экспедицию за Гавриловым отправили?

– Никак нет, ваше благородие! Эвенки отказываются идти, а без них нас самих искать надо будет!

– Дурдом! – дознаватель стукнул по столу ладонью так, что чернильница чуть не выпрыгнула из своего гнезда…

– Дурдом! – согласился я, и перед глазами всплыли кровавые сцены из старого японского фильма «Легенда о динозавре».

«Может быть, и здесь, в вечной мерзлоте, тоже сохранились яйца юрского периода? Метеорит разогрел землю, и на свет полезли доисторические крокодилы?!»

Я допил коньяк. Чтение превращалось из занимательного в устрашающее! Перед тем как отложить протокол допроса, я вспомнил, что во время чтения что-то заметил на полях, но был так увлечен, что не стал отвлекаться. Пробежав по полям взглядом, я наткнулся на жирный восклицательный знак. Сделан он был все тем же химическим карандашом и стоял напротив первого упоминания о ящерице, которую эвенки называли «крокодила».

«На болота я, пожалуй, не пойду!» – решил я и полез в тумбочку.

Достав всю пачку документов, я стал быстро их просматривать, ища упоминание о крокодиле. Но вся подборка была сделана таким образом, чтобы заострить внимание на массовой гибели людей и животных.

«Все заточено под то, чтобы доказать наличие неизвестного вещества массового поражения! – понимал я. – А значит, шансов найти что-нибудь о странной рептилии мало».

Потеря веры в успех и избыток коньяка сделали свое дело. Я на полуавтомате перебирал остатки документов уже больше для самоуспокоения. Что-то зацепило мой вялый взгляд, и я уже успел переложить несколько листков, прежде чем остановился. Мозг начал оживать. Нет, в документе не было слова «крокодила», но было что-то близкое по смыслу.

«Где же это было?!» – я стал заново просматривать только что проверенные документы.

– Вот! – почти крикнул я и тут же посмотрел на дверь: «А, ладно, если что, Мишель скажет, что это я по-английски спрашивал “Что?”»

«Как я мог это пропустить?!»

Заголовок просто кричал: «Пропавшая экспедиция ихтиологов!»

Под заголовком от руки было написано: «Статья изъята из иркутской редакции “Советской Молодежи” местными органами госбезопасности и запрещена к печати».

«Где-то я уже видел этот почерк! – Искать долго не пришлось. – Ну конечно, автор докладной записки в министерство обороны СССР! Видно, боялся утечки информации!»

Я начал читать саму заметку: «Комсомольцы нашего города решили положить конец слухам о якобы разбуженных Тунгусским метеоритом древних рептилиях в болотах между реками Кимчу и Хушма».

«У дураков мысли сходятся!» – улыбнулся я.

Дальше говорилось о том, что группа студентов-аквалангистов в составе четырех человек решила провести летние каникулы в поселке Ванавара и исследовать окрестные болота на предмет наличия древних рептилий. К началу июля активисты успели проверить ближайшие к поселку топи, но никаких следов ящеров не нашли.

Тогда было решено отправиться на Южное болото, прилегающее к непосредственному месту падения метеорита. Однако студенты столкнулись с непредвиденной проблемой: они не смогли отыскать проводника. Оказалось, что уже три поколения эвенков обходят Южное болото стороной и молодые комсомольцы поселка не знают туда охотничьих троп.

На полях статьи я опять увидел пометку «шестьдесят лет»: «Кто-то считает время с момента падения метеорита. Интересно, зачем?»

Дальше я узнал, как все-таки студенты попали на Южное болото:

«А давайте попросим деда Гаврилу! Он точно должен знать! – решили комсомольцы поселка.

В сопровождении ихтиологов они отправились к избе старика. Гаврила сидел на крыльце и курил трубку. Прячась от дождя, ребята набились под навес над крыльцом.

– Знаю, зачем пришли! Но даже не просите! – наотрез отказался старый эвенк. – Идти на Южное болото, да еще в разгар сезонных дождей, нельзя ни в коем случае!

– Мы не можем ждать конца лета, у нас каникулы закончатся!

– Не возьму грех на душу, – снова покачал головой эвенк, – я уже старый, а вам, сынки, еще жить да жить!

– Ну, деда Гаврила, помоги студентам! Они сюда из самого Иркутска приехали!

Но дед был непреклонен.

– А почему вас зовут Гаврила? – спросил один из студентов.

– Это печальная история, и имя мое будет нести эту печаль до самой моей смерти.

– Расскажи, деда, расскажи! – загалдела молодежь.

Дед улыбнулся и выбил о сапог трубку.

– Ну, слушайте! Гаврилой меня назвал мой прадед. В тот год, когда я родился, приехал к нам из столицы ученый, как и вы, все выпытывал у моего прадеда про огромную ящерицу, что завелась на Южном болоте. Как и вы, приставал: “Отведи да отведи!”

Дед достал кисет с табаком и начал набивать трубку. Его ждали открыв рты.

– Ну, прадед и отвел на свою голову. Поначалу ничто не предвещало беды. Петербургский естествоиспытатель облазил все воронки, что прадед ему показал. К тому времени, правда, они уже были наполнены не прозрачной водой, а болотной тиной. В первый же сезон дождей болото набухло и залило своей трясиной все воронки от осколков метеорита. Так что хоть он и нырял со своей маской да трубкой, в мутной воде ничего нельзя было разглядеть.

Тут рассказчик глянул на экипировку аквалангистов.

– Вы, сынки, там тоже ничегошеньки не увидите! Так что просто отдохните у нас. Возьмите, вон, мою лодку, да займитесь подводной охотой в Подкаменной Тунгуске!

– Деда, деда, что там дальше-то было? – не терпелось ребятам.

– Что было? Расстроился тот ученый, что не видно ничего, весь вечер ворчал, а о чем ворчал, мой прадед так и не понял. Белиберду какую-то нес. Может, научные слова какие? А под утро вскочил, чуть шалаш не завалил, глаза бешеные, и давай из-под прадеда карабин вытаскивать. Прадед-то, вишь, в тайге всегда с карабином в обнимку спал. Вытащил тогда он ученого из шалаша и давай его холодной водой из болота брызгать. А тот еще злее стал и опять в шалаш за карабином.

Поймал его прадед за ногу, да и вытянул из шалаша. Сморит, а он уже дуло в рот засунул и к курку тянется. Отнял у него прадед карабин. Пока магазин вынимал да в карман прятал, услышал громкий всплеск! Сам ли ученый прыгнул или его ящер утащил, то никому не ведомо.

Дед замолчал и раскочегарил свою трубку.

– А звали того естествоиспытателя Гаврилов. Отсюда и имя мое. Так что, ребятки, я вам не помощник! И упаси вас Бог идти на Южное болото, поганое это место, сгинете ни за грош!

Что было дальше, я мог и не читать. В заголовке все было сказано.

Кто бы сомневался, что комсомольцы не спасовали перед трудностями, на то они и комсомольцы! Взяли аквалангисты лодку у Гаврилы, якобы для подводной охоты, да и были таковы. Зашли с Подкаменной Тунгуски в реку Чамба, потом добрались до притока Хумша, а оттуда до Южного болота рукой подать. А спустя три недели на берегу той самой Хумши нашли притопленную лодку с палаткой и вещами ихтиологов».

Я отложил заметку и откинулся на подушку. За окном была белая ночь, совсем как в Питере: «У нас сейчас полночь, и Танюшка, наверное, уже мирно посапывает в своем деревянном домике в Тимяшкино».

Мне снился тираннозавр, крадущийся к японской девушке, которая выпала из надувной лодки. И на моменте, когда половину ее откушенного тела должна была втянуть в лодку подруга, я проснулся. Именно на этом месте в кино я, еще пацаненком, закрыл глаза.

Как ни странно, но голова совсем не болела: «Сибирский воздух, что ли, так действует?!»

Воздух действительно действовал, но не на всех. По дороге в туалет я наткнулся на помятого Сеню. Он сидел на нижней ступеньке крыльца и задумчиво курил.

– Лечиться будешь? – протянул он мне бутылку с остатками коньяка.

Я помотал головой.

– Нашим легче! – он раскрутил янтарную жидкость по стенкам бутылки и одним движением выплеснул себе в рот.

Когда я вышел из биотуалета, Сеня показал мне на соседние кусты. Я глянул на пушистый куст ольхи и непонимающе посмотрел на своего нового соседа. Тогда тот с трудом поднялся и засунул руку под ремень. Тут же из ширинки выскочило его небольшое хозяйство, и он заговорщицки кивнул на кусты.

«Этого еще не хватало!» – сконфузился я.

Пазл тут же сложился: шансон, блатные приплясы и жаргон, колония-поселение, упомянутая комендантом в вертолете, теперь вот это!

– Отливать ходи в кусты! Понял? Кто, ты думаешь, здесь биотуалеты обслуживает? – прикрикнул на меня Сеня.

Я присмотрелся к его ватным штанам. Из ширинки торчал большой палец с поломанным ногтем.

Я с облегчением кивнул и ругнулся про себя: «Пазл у него сложился! Детектив хренов!»

Глава 8
В полях Тунгусии

– Я думал, уже не дождусь! – прошептал я Мишель, когда она вошла в мою комнату.

– А что там Сеня на крыльце такой грустный сидит?

– Обиделся!

– На что?!

– Да я его биотуалетом попользовался! А должен был идти в кусты и подвергать важную часть своего тела риску быть покусанным комарами.

– Нужна больно твоя часть комарам!

– Комарам, может, и не нужна, а вот от комарих будет не отбиться! – я поднялся и направился к двери. – Пойдем, мне надо Сеню о чем-то спросить, а то я вчера чуть не засыпался и сам не спросил!

Увидев Сеню, я не понял, где Мишель нашла грусть. Он выглядел намного лучше, чем полчаса назад. Скоро все стало ясно! Сбоку крыльца появилась вторая пустая бутылка из-под коньяка.

– Сан Саныч поделился своей заначкой! – поймал мой взгляд Сеня. – Душа человек!

– Где ты взял вчерашнюю оленину? – начала заниматься своими прямыми обязанностями переводчица.

– Подстрелил! – он громко икнул. – Я же вон Миколе говорил, что тут все на мне держится!

– А ты уверен, что это мясо можно есть? – перевела Мишель и с удивлением посмотрела на меня.

– А почему нет, тоже бешенства боишься? Вон и эвенки мне всю плешь проели, худое, говорят, здесь мясо, бешеное! А я тут уже пять лет промышляю, и хоть бы что!

– Тут же пятнадцать лет как заповедник! – выдала неизвестную мне информацию Мишель.

– Кому заповедник, а кому дом родной! Ступайте лучше к начальнику, он там Миколе карты да инвентарь приготовил.

Мы зашли обратно в барак.

– Эй, заповедник! – донеслось вслед. – Карабин у начальника возьми! Чтобы в пустую на болото не мотаться! Может, добудешь свежачка на обед!

– Маршрут будет простой, – разложил перед нами карту комендант. – Позади нашей станции течет ручей Чургим. Он как раз из Южного болота и начинается. Поднимешься по нему километра два, увидишь небольшой водопад. Заберешь немного влево, выйдешь к середине болота, но там топко, в первый день идти туда не советую. Пообвыкнись с местностью сначала. По правую руку от водопада есть тропинка, по ней и иди. Она приведет к восточной части болота. Земля там высокая, сухая, проблем не будет. Увидишь туристов, не удивляйся. На той возвышенности сейчас много кто останавливается. Возьмешь свои пробы и назад. До темноты управишься. Я бы послал с тобой Сеню, да он мне тут нужен.

Он сложил карту и сунул мне в руки:

– Пошли за инвентарем!

По дороге к спецмодулю комендант повернулся к моей переводчице:

– Скажи ему, чтобы к туристам не подходил, а лучше даже не показывался им на глаза.

– Какие туристы около военной базы? – Мишель читала мои мысли!

– База военная, но не секретная. У нас же тут половина контингента из НАТО, так что даже враг знает, что здесь локаторная установка и вертодром!

Я заметил, что Сан Саныч уже во второй раз называл при нас НАТО врагами, как бы давая понять, что одобряет нейтралитет Финляндии.

«Наверняка, это еще одна причина, почему нас решили сделать финнами!» – внутренне проникся я к разработчикам легенды.

– А от туристов скоро будет не продохнуть! У меня приказ оказывать помощь гражданским при чрезвычайных ситуациях. В общем, лишняя головная боль!

– А что, тут летом всегда такой наплыв туристов?

– Вы что, с Луны свалились?! Через три недели столетие падения Тунгусского метеорита!

«Рано я похвалил разработчиков нашей операции! Надо же так ушами прохлопать!»

Мы подошли к дверям химблока. Комендант достал связку ключей и крикнул:

– Старший сержант Мельников ко мне!

С другой стороны строения, от дверей биоблока, прибежал часовой. Сан Саныч вручил ему ключ.

– Будешь открывать дверь только ему! – он толкнул меня вперед. – Выполнять!

Сержант взлетел на крыльцо и отворил дверь. Потом достал из кармана кольцо с одиноко болтавшимся ключом и добавил к нему второй.

– Теперь у тебя будет маршрут вокруг всего спецмодуля! – продолжал командовать комендант.

– Есть! – бодро ответил старший сержант, но в глазах появилась досада.

Я его понимал: одно дело стоять, подперев перила крыльца, и совсем другое – ходить вокруг барака.

«Но каков наш полковник в отставке! По уставу у сержанта есть действующий командир, или Сан Саныч опять слукавил?»

Одну стену предбанника модуля занимал шкаф с контейнерами для образцов грунта. На другой висела эхолотная карта болота, рядом, на деревянных штырях, несколько костюмов химзащиты. Полка над ними была забита сумками с противогазами. Я, не спрашивая, выбрал себе костюм по размеру и достал противогаз.

– Он что, собрался в такую жару в противогазе ходить? – повернулся комендант к Мишель, укладывая в вещмешок контейнеры для забора грунта.

– И еще карабин! – напомнил я через переводчицу.

Брови Сан Саныча поползли вверх:

– Карабин?! А ты, химик, стрелять-то умеешь?

– Скажи ему, что я белку в глаз со ста шагов бью!

– А ну пойдем!

Комендант повел нас к вертолетной площадке. Часовой взял под козырек и открыл гремящие на всю станцию ворота. Мы обошли вытянутое кирпичное здание локаторной точки. Оказалось, что сзади к ней примыкает казарма и узкое стрельбище на два места.

– Выбирай мишень! – предложил комендант и заглянул в казарму. – Сержант Радулов, карабин на рубеж!

«У дневального звание сержант, в карауле у вертолета сержант, модуль охраняет старший сержант, а рядовые где, ну или хотя бы ефрейторы? – подумал я. – Странное какое-то подразделение!»

Я встал у барьера. Две изрешеченные мишени были метрах в восьмидесяти. Появился сержант. Комендант что-то тихо ему сказал. Тот исчез в казарме. Минут через пять он вернулся уже с карабином. Отдав его Сан Санычу, сержант Радулов побежал к мишеням и поставил на одну из них спичечный коробок.

– Давай, Рикка! Белки у меня нет, а попадешь в коробок, получишь карабин!

Мишель перевела вызов коменданта и посмотрела на меня не то с удивлением, не то с осуждением.

– Посоревнуемся, что ли? – подначил я ее. – У тебя по стрельбе какая была оценка в академии?

– Я слабая, нежная переводчица, если ты не забыл! А ты ботаник, которого кроме химии ничего не интересует!

– Успокой его, – кивнул я на Сан Саныча, – скажи, что я из семьи потомственных охотников.

«Давненько не держал я ружья в руках, но, как говорится, мастерство не пропьешь». Нас с Андрюхой учил стрельбе старый финн, у которого отец в Отечественную был снайпером-«кукушкой».

Я сросся с прикладом, глубоко вдохнул и прислушался к ударам сердца. Уловил ритм, прицелился и в перерыве между ударами плавно нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел, но коробок остался стоять на месте. Я выстрелил снова. Тот же результат. Мишень под коробком даже не шелохнулась. Пуля не могла пройти выше, второй раз я схитрил и целил под коробок, стараясь стряхнуть его, качнув пулей мишень. Отдача мне тоже показалась странной, возможно, я забыл, какой она должна быть, но, по-моему, на порядок сильнее.

Комендант стоял вместе с дневальным, и оба ухмылялись. Я сложил два и два и выстрелил в землю перед собой. Трава легла от потока пороховых газов прямым пробором, но дырки в проборе не оказалось. Патроны были холостые!

– А локатор настоящий или тоже пустышка, для обмана врагов из НАТО? – съязвил я.

Комендант с сержантом заржали, но осеклись, как только Мишель перевела мою тираду.

«Неужели угадал?! – встревожился я. – Тогда полный дурдом!»

Продолжать стрельбы Сан Саныч расхотел, но карабин мне оставил. Боевых патронов, правда, не дал, а снабдил патронами с дробью.

Через два часа я уже был у водопада и без труда нашел хорошо протоптанную тропинку. Еще через полчаса по левую руку стала просматриваться открытая поверхность воды, густо покрытая ряской.

«Здесь и без компаса не заблудишься!» – глянул я на гору на другой стороне болота.

Останки деревьев там лежали правильными рядами, указывая макушками на юг.

Я тоже посмотрел на юг. Где-то там наша база. В глаза бросилась возвышающаяся над местностью сопка с острой вершиной. Я сверился с картой. Точно! Именно по этой вершине ориентировались все исследователи Тунгусии – так я назвал для себя это место.

Сан Саныч не соврал. Под ногами было действительно сухо. Тропу окружали заросли голубики и багульника, запах которых немилосердно дурманил, и я решил опробовать противогаз.

Дышать стало труднее, но зато запах уже не так доставал. Сквозь запотевшие стекла я видел старые стволы деревьев, торчащих из болота. Взрывная волна пощадила их, пройдя верхом, но разлившееся от взрыва болото уже никогда не вернулось в свои берега и сгноило их корни.

«Сколько же льда сюда рухнуло, чтобы уровень болота поднялся так высоко?» – подивился я.

Противогаз сужал поле зрения, и я не сразу заметил рыжее пятно на дальнем пригорке. Я остановился и снял противогаз. Прямо по курсу, где тропинка поднималась вверх, просматривался треугольник палатки.

«Черт! Опять придется идти по багульнику!» – я сошел с тропинки.

Обходя палаточный городок, а это действительно был целый городок из пяти палаток и двух костров, я внимательно осматривался, боясь наткнуться на туриста, использовавшего окрестные кусты в качестве общественной уборной.

Один костер уже прогорел, зато от другого так вкусно тянуло вареной тушенкой, что я невольно сглотнул набежавшую слюну. С утра, после ночных чтений, хотелось только пить, и я ушел без завтрака. Теперь я пожалел, что не взял с собой военный немецкий паек, предложенный Сеней.

Я уже оставил лагерь позади, когда услышал: «Ребята, обедать!»

«Может, прикинуться лесником и напроситься на тушенку?» – возникла соблазнительная мысль.

Я даже вернулся немного назад. Однако увидел, что откликнулась только группа студентов в зеленой стройотрядовской форме, а парень и две девчонки в цивильном остались сидеть на берегу болота.

«Группы разные, – понял я, – если не позвали до кучи других, то и леснику тут не светит!»

Я опять спустился на тропинку и пошел вдоль болота.

– Куда это Лилька с проводником запропастились? – донеслось до меня по воде. – Он же обещал сводить нас сегодня на вершину Паллас! – продолжал недовольный девчоночий голос.

Я опять стал осматриваться. Где-то здесь притаилась сладкая парочка! Но сладкая парочка вовсе не таилась и совсем не здесь. С полкилометра восточнее лагеря я увидел их в полный рост на прибрежной поляне, сплошь усыпанной мелкими белыми цветками.

«Не может быть! – выдохнул я. – Совсем как в Финляндии!»

Если мне не изменяла память, то так цвела морошка. Пытаясь не наступить на сухие ветки, я прокрался к самому краю поляны и спрятался за разлапистой лиственницей.

– Вы знаете, что большинство цветков здесь девочки, – беззаботно болтала студентка, – и многие из них так и остаются пустоцветами, потому что пчелы не успевают их опылить?

– Совсем как у вас в мединституте! – ответил проводник. – Сколько у вас девчонок на одного Вадика?

– Много! И все в Вадика влюблены, даже сюда за ним потащились!

– И ты тоже? А со мной, значит, пошла, чтобы он приревновал?

Девушка не ответила.

– Проявлю-ка я женскую солидарность и поработаю пчелкой! – она нагнулась и начала трогать пальцем завязи на цветках.

Ветер задрал легкую цветастую юбку, обнажив аппетитную попку в белых трусиках.

– А откуда ты знаешь, где мальчики, а где девочки? – проводник подошел поближе и огляделся.

Я рефлекторно отшатнулся. Взгляд проводника обшаривал окрестности поляны. Когда он повернулся в мою сторону, я увидел хищное лицо эвенка, который был раза в два старше студентки.

– Соцветия сами разберутся и возьмут, кому что надо, – щебетала девушка.

– А если у них ориентация нарушена? Вырастет вместо морошки голубика!

– Очень смешно, – она даже не улыбнулась.

– А мне так совсем не смешно. Какая бы пчелка поработала над моим пестиком, а то он так и останется не опыленным в этой глуши!

С этими словами он положил ладонь на оголенный зад девушки и снова огляделся.

– Вы что делаете! – девушка хотела разогнуться, но мужик надавил ей на спину другой рукой.

Девушка попыталась лягнуть проводника, но это было ошибкой. Эвенк легко увернулся, зато его рука теперь беспрепятственно проникла в образовавшееся между бедрами пространство.

– Ну что, киска, поиграемся? Ты же этого хотела? – ухватился он ее за самое сокровенное.

Девушка рванулась вперед и упала на колени.

– Хочешь, как собачки? Дядя на все согласен!

Он обхватил ее сзади за талию и не дал распластаться на земле.

– Вадик! – закричала она.

– Ты что, хочешь, чтобы твой возлюбленный увидел тебя такой! – он быстрым движением стянул с нее трусики и тоже опустился на колени. – Расслабься и получай удовольствие! Так ведь учат в ваших книжках!

Девушка уткнулась лицом в морошку и тихо заплакала.

– Не плачь, дядя добрый, дядя будет очень нежным!

– Зато я буду очень грубым!

Проводник обернулся на голос. Ему в лицо смотрело дуло карабина. Лицо мужика перекосилось, не то от злости, не то от страха, не то от удивления. И не мудрено! Только что он в полной мере наслаждался жизнью, а тут из леса вышел слон, и все испортил. Ну да, слон. Не мог же я раскрывать свою засекреченную личность, вот и пришлось надеть противогаз!

– Ну, что коленки протираешь как неродной? Отлепись от девушки!

Он отпустил студентку и вытер вспотевшие руки о ватник.

– Я вижу, ты пестик свой еще не успел вытащить? Ну, тогда доставай, сейчас будем его опылять, – я щелкнул затвором, – дробью!