Текст книги "Проклятие египетской жрицы"

Я присел на одну из них. Кровать оказалась жесткая, сбитая из досок.

«А с другой стороны, правильно, что не пружинная, а то скрип исполнения супружеских обязанностей не давал бы Сене заснуть! Интересно, где спала Марго?»

Мой новый сосед, как будто услышал мои мысли.

– Здесь спала та цаца, с которой ты ручкался последней!

«Можно подумать, что тут есть еще женщины, чтобы уточнять, с какой именно я здоровался последней!» – ухмыльнулся я про себя.

– Сколько народу перебывало у нее на этой кровати, не сосчитать! – Сеня выразительно похлопал по байковому одеялу. – Так что кроватка знаменитая, выбирай эту, не ошибешься!

Я осторожно заглянул под одеяло, как будто там еще мог прятаться очередной посетитель Марго. Постельное белье было желтоватое, но чистое.

– Да ты не боись! Клавка все постирала и отгладила! – тут он задумался и запустил пятерню в свои седые волосы. – Кто теперь нас обстирывать будет?

Я опустил одеяло.

«Сюда буду ложиться только тогда, когда захочется эротических снов!» – решил я и пересел на другую кровать.

– Ну, ты, это, устраивайся, а я побегу оленинку мариновать! К вечеру она в самый раз дойдет!

Я раскрыл чемодан. Конечно же, не мешало бы с дороги помыться, но пока обойдемся и свежей сменой белья. В коридоре раздались шаги. Вернулся Сан Саныч.

– Ты пока отдыхай, – заглянул он ко мне. – Жди Мишель. Ми-шель, – медленно повторил он.

Я кивнул в ответ и откинулся на подушку.

Разбудила меня Мишель:

– У нас через пятнадцать минут ознакомительная экскурсия по комплексу и конференция с учеными.

– Годится! Как устроилась?

– Шикарно! Угадай, кто живет у меня за стенкой?

– Мезины, – лениво ответил я.

– Точно! – плюхнулась она на свободную кровать. – У меня есть устройство через стену слушать!

– Значит, дело в шляпе! – резюмировал я. – Угадай, на чьей кровати ты сидишь?

– Ничьей, ты же ту выбрал.

– Мезиной! Кстати, у тебя нет прибора определять, сколько мужиков перебывало в этой кровати?

– Откуда информация?

– От Сени! Похоже, этот высохший живчик все про всех знает. Вот к кому нужно твое устройство подключать!

– Ты что, с ним по-русски говорил?! – взвилась Мишель.

– Он сам рассказал! Ему, видно, тут поговорить не с кем, вот он меня и выбрал благодарным слушателем. Я ведь ему и поперек ничего сказать не могу! – рассмеялся я.

– По разговору у вертолета видно, что он выпить не дурак, – успокоилась детективша, – надо будет к нему во время шашлыков подсесть и узнать про слезы египетской жрицы. Ладно, пошли!

Экскурсия по комплексу оказалась короткой. Мы посетили два других модуля, европейский и американский.

«По мне, так как ни назови, а барак – он и есть барак, хоть и бревенчатый. Потолки такие же низкие, как и в нашем жилище, ну а то, что поставили электрические колонки для душевых, так русскому человеку ежедневный душ без надобности. А то, того и гляди, запах «душных козлов» пропадет, – вспомнил я Клавдию, – да и от баньки уже не будет такого удовольствия!»

Лабораторные строения представляли собой два типичных жилых модуля, только не поделенных на комнаты. Один был первого уровня защиты, то есть заходи кто хочешь, а другой четвертого, то есть без опыта работы в защитных биокостюмах и без особого допуска туда не попасть.

– Здесь химический блок, – показал комендант на дверь с амбарным замком, сейчас он законсервирован.

Мы прошли вдоль всего модуля, в котором не было ни одного окна, и увидели еще одну дверь.

– А здесь блок биологический. Этот биоблок четвертого уровня защиты и отделен от химблока герметичной стеной, чтобы одна зараза не пристала к другой! – пошутил Сан Саныч.

У этой двери «замок» был посерьезней: у нее стоял караульный. Взглянув на него, я понял, что наш радушный хозяин покривил душой. Не был этот комплекс падчерицей войск противовоздушной обороны. У караульного была нашивка войск радиационной, химической и биологической защиты.

Как вы понимаете, ни в тот, ни в другой отсек нас не впустили, и осмотр закончился банькой и насосной станцией на берегу речушки Хушма. Насосной станции нигде не было видно, а вот банька была на месте. Маленькая и аккуратненькая, она манила обещанием легкого жара-пара. Позади к бане были пристроены мостки. Если хорошо разбежаться, то с них можно было бы допрыгнуть до середины реки. Немного в стороне от мостков качался красный буй.

– Там погружен насос, который снабжает нашу станцию водой, – присел на мостки Сан Саныч. – А вы, небось, думали, у нас тут для заграничных чистюль водозаборный комплекс выстроен! – расхохотался он.

Мишель была занята борьбой с комарами и вместо перевода взмолилась: – Пойдем уже на конференцию!

– Это они на новенького! – поднялся комендант. – Ты, видать, вкусная! – опять хохотнул он. – Это еще ничего, к вечеру гнуса не в пример больше будет!

На этой позитивной ноте мы вернулись в лабораторию и расселись по табуреткам. Сан Саныч вглубь лаборатории не пошел, а присел у двери, с опаской поглядывая на колбы с мутным содержимым.

– Прошу любить и жаловать нашего нового коллегу из Финляндии, вольнонаемного Рикку Микколу и его переводчицу Мишель Вельде! – начал он и открыл свою папочку. – Рикка Миккола у нас химик, участник финского проекта по утилизации боевых отравляющих веществ, – прочитал он и обвел всех взглядом.

Лабораторный интернационал зашептался. Общую идею шепота можно было выразить в трех словах: «Еще один химик!»

Встал руководитель европейской группы и, не представляясь, как будто я должен был запомнить его имя со встречи на вертолетной площадке, заявил:

– Насколько мне известно, Финляндия не имеет химического оружия. Отсюда вопрос: над каким таким проектом вы работаете?

Мишель заметно занервничала. Я положил ей руку на плечо, мол, нечего волноваться. В этом вопросе я был подкован, не один час просидел в Интернете, работая над своей легендой.

– Уважаемый, – начал я. – Давайте вернемся в сорок пятый год прошлого столетия!

Моя переводчица быстро полистала свой блокнотик, и в ее переводе я услышал имя Паскаль: «Ага, значит, моего оппонента зовут Паскаль, и это тот самый бельгиец, про которого меня инструктировала Мишель!»

– Союзные войска захватили у немцев огромные склады снарядов, начиненных боевыми отравляющими веществами, – продолжил я, – встал вопрос: куда их девать? Было решено перегрузить весь арсенал на баржи и затопить их в Балтийском море. Союзники так и поступили, однако русская душа воспротивилась: «Как можно топить добротные баржи?!» И, как результат, советские матросы вручную сбрасывали снаряды за борт.

– Сизифов труд! – вставил кто-то из оппонентов.

– Отнюдь! – возразил я. – Сейчас, когда снаряды проржавели, отравляющие вещества стали просачиваться наружу. И если одиноко лежащие снаряды потихоньку выпускают свое содержимое и море успевает разбавить отраву до безопасных концентраций, то с баржами совсем другая история! Штабеля проржавевших снарядов обваливаются под тяжестью собственного веса, круша все под собой, и содержимое сотен снарядов выбрасывается в море одномоментно, убивая все живое!

Паскаль немного смутился и уже мягче спросил:

– А что вы у нас-то собираетесь делать?

Тут пришла очередь смущаться мне.

– Учиться методам утилизации химического оружия у российских коллег, – неуверенно произнес я.

– У нас химический компонент уже полгода как закрыт! – ошарашил меня Сан Саныч. – Вы там что, наши отчеты не читаете?

– Из строя выбыл химик – прислали химика! – вступилась за меня Мишель.

– Тот химик давно должен был быть дома, а не пить здесь технический спирт! – взорвался комендант и вскочил так, что упала табуретка, на которой он сидел. – Его контракт истек за два месяца до инцидента, а он, вишь ты, решил набраться опыта в биологии, и его оставили ассистентом на нашу голову! Скорее бы уже эту шарашкину контору разогнали к дьяволу!

Сан Саныч еще хотел что-то сказать, да, видно, оставшиеся слова переводу не подлежали. Он поднял оброненную в пылу папочку и хлопнул дверью.

В лаборатории наступила неловкая тишина. Паскаль показал глазами на табуретку коменданта своему ассистенту, тот ее поднял и аккуратно приставил к лабораторному столу.

– Коллеги, я думаю, можно расходиться, – сказал бельгиец спокойным голосом, – ну, а куда применить опыт нашего нового сотрудника, мы решим внутри нашей группы.

Русская пара отправилась в самый дальний конец лаборатории, где были их столы. Трое американцев потянулись за ними. Их рабочие места оказались в центре, ну а столы европейцев, получалось, размещались возле входа. Паскаль подошел и похлопал меня по плечу:

– Мне нравится твоя забота о Балтийском море, но, к сожалению, ничем тебе помочь не могу. Ты же слышал, что химиков здесь не осталось. Наш проект тоже находится на стадии завершения. Если же тебя заинтересует сибирская язва, то милости просим. Лишняя пара рук никогда не помешает.

– Разрешите высказать идею, командор! – обратился к Паскалю долговязый лаборант, не сводивший глаз с Мишель.

– Разрешаю!

– Нильс Андерсен, военный переводчик НАТО, лейтенант второго класса, Дания! – отрекомендовался он и протянул руку своей коллеге.

Увидев, что Мишель без интереса пожимает ему руку, я тут же протянул свою. Датчанин с неохотой отпустил тонкие пальцы моей переводчицы и с силой вцепился в мои.

«Вот и делай после этого добро!» – думал я, массируя побелевшие от рукопожатия пальцы.

– Я предлагаю, – бодро начал клешнерукий жердяй, – поручить новоприбывшему химику закончить полевые работы.

«В колхоз они меня, что ли, собираются отправить?!»

– Изложите подробнее, лейтенант второго класса!

«Второгодник! Под потолок вымахал, а все во втором классе сидит!» – развлекал себя я.

– Я переводил отчеты русской стороны о химическом анализе почвы в месте падения Тунгусского метеорита, но из-за суровых климатических условий наши химики не смогли до конца проверить предоставленные русскими данные, – жердяй с мстительной улыбочкой посмотрел на меня, – таким образом, полевые химические исследования проверяющей стороной, то есть нами, не завершены, командор!

«Интересно, что это за суровые климатические условия? Озверевшие комары или отсутствие душевой кабинки в тайге? И при чем тут Тунгусский метеорит?!»

– Замечательная идея, лейтенант второго класса! Приказываю передать все материалы вольнонаемному химику Рикке Микколе!

«Второгодник» лихо щелкнул каблуками армейских ботинок и направился к огнеупорному шкафу с документами.

– Я так рад, что мы нашли вам дело по профилю! – расплылся в улыбке Паскаль. – Благодарите Нильса, вы теперь его должник! Надеюсь, вашу очаровательную переводчицу вы не заберете с собой в поля?

– Пойдешь со мной? – подколол я Мишель.

– Конечно, я останусь здесь! – перевела она мою фразу бельгийцу и зыркнула на меня так, что я понял: мне лучше потеряться в тех самых полях навсегда!

Как стемнело, Сеня развел костер прямо за русским модулем, где был вкопан деревянный стол, и пристроил по соседству мангал. Пока Сан Саныч втыкал по периметру факелы с пахучей смолой, отпугивающей гнус, Сеня усадил меня перед костром, и мы втихаря пропустили по стопочке коньяка.

– Чтоб шашлык веселее жарился! – шепнул он мне.

Я думаю, что точно такую же стопочку в помощь шашлыку он уже успел пропустить и с комендантом. Стоя у мангала, он вовсю приплясывал по-блатному под шансон, льющийся из распахнутого окна комнаты Клавы. А когда Сан Саныч подсел ко мне, то сразу пахнуло свежим, еще не закусанным коньячком.

На голодный желудок коньяк быстро ударил в голову и унес меня в карельскую юность, где я снова сидел перед костром с финскими туристами, и мы дружно молчали.

– Хорошо сидим! – сказал я по-фински и увидел перед собой руку с пачкой «Беломора».

Я посмотрел на хозяина руки. Сан Саныч сидел с папиросой в зубах и держал наготове зажигалку. Я взял папиросу и закурил. Первая же затяжка обожгла язык и ободрала горло. Я не баловался сигаретами года два и с непривычки закашлялся. Комендант похлопал меня по спине.

– Это настоящее русское курево! Не лайт-шмайт там всякое! – улыбнулся он.

– Эй, начальник, ты там не загуби нашего нового кореша! – донеслось от мангала.

Во второй раз я затянулся уже осторожнее. Папироса тянулась намного легче, чем сигарета, неудивительно, что я поперхнулся в первый раз. Звездное небо стало немного подрагивать и попыталось уплыть в сторону. На душе стало легко.

«Чего Мишель тут собирается расследовать? Кругом такие замечательные люди – кому нужно было убивать этих эстонских парней? Сказали же, что самоубийство, значит, самоубийство. Вон, и из Сан Саныча невротика сделали!»

Комендант обернулся и поманил кого-то рукой.

«Легка на помине!»

Рядом присела Мишель.

– Ты, красавица, переведи-ка, что я очень благодарен ему за то, что он так хорошо сказал о наших матросах! А то, что я вспылил, пусть простит! – он протянул мне руку.

Я положил папиросу себе на кроссовку, и ответил на его рукопожатие обоими руками.

– Мне доложили о твоем задании, – продолжил он. – Я тебе завтра дам все необходимое. Сапоги, плащ-палатку, накомарник, акваланги.

Я вопросительно посмотрел на Мишель.

– Акваланги?! – переспросила она.

– Ну да, там половина проб придонного грунта, без акваланга никак!

– Но Рикка ни разу не нырял с аквалангом!

В подтверждение ее слов я помотал головой.

– Может, оно и к лучшему! – затянулся Сан Саныч. – Здоровее будет ваш Рикка! – и обратился напрямую ко мне: – Будешь только прибрежный грунт собирать! – он нашел сломанную ветку и для наглядности поковырял землю. – Я тебе дам карту, там все отмечено.

– Ты скажи, что мне не горит, – заплетающимся языком сказал я Мишель, – я только с документами буду знакомиться дня два.

– Ты, смотри, больше не пей, а то сорвешь нам всю операцию! – зло прошептала она. – Погоди-ка, ты когда в последний раз ел?

– Только что! Стопочку коньяка выкушал!

Мишель куда-то исчезла и тут же появилась вместе с Сеней. Тот держал дымящийся шашлык и кусок хлеба. Комендант поднялся и пошел встречать гостей.

– Начальник! – крикнул ему вслед Сеня. – Шашлык пошевели, я пока именинника покормлю!

Я впился зубами в мягкую оленину: «Надо загадать желание! Первый раз в жизни ем оленину!»

Но сначала дело. Я толкнул Мишель:

– Слезы! – прошипел я с набитым ртом.

– Слушай, Сеня! Тут Рикке надо на болота идти, а его пугают слезами египетской жрицы!

– Да ерунда все это! Шаманы придумали, чтобы чужой люд по тайге не шастал! С тех пор как метеорит упал, эвенкам от ученых да туристов покоя нет, вот они и пугают! Ну, я побежал, а то Сан Саныч мне там все шашлыки загубит!

Мишель ушла вслед за ним, наверное, проводить следственные мероприятия, а я все сидел и смотрел на звездное небо, откуда в прошлом столетии прилетел непрошеный гость. Кашу, которую он тогда заварил, предстояло расхлебывать мне. Но я еще об этом не знал!

Глава 7
Легенда о динозавре

Я все еще сидел, протянув ноги к костру, и даже запах нагретой резины моих подошв не мог оторвать меня от звездного неба.

– Рикка, Рикка! – услышал я голос бельгийца, доносившийся от стола. – Вольнонаемный Ми́ккола, я приказываю вам присоединиться к коллективу!

– Микола?! – перебил его пьяный голос Сени. – Эй, кореш, да у тебя, оказывается, человеческое погоняло! За это обязательно надо выпить!

Пришлось забросить созерцание глубин вселенной и вернуться на землю. Земная жизнь оказалась не менее интересной. Мишель уже терлась с русской парой. Сан Саныч о чем-то спорил с американцами, причем его английский был на приличном уровне. А Сене английский был и не нужен. Он болтал на родном языке со всеми без разбору и понимающе кивал и к месту поддакивал, при этом не забывая опрокидывать стопочку с каждым собеседником.

– Ты, Микола, не тушуйся! Ты меня держись! Думаешь, тут пахан главный? – он кивнул в сторону Сан Саныча. – Не-е-ет! Здесь Сеня главный! Если завтра, к примеру, забьется насос, к кому все побегут? Правильно, к Сене. Потому что здесь все на мне держится!

Он махнул рукой, пытаясь охватить всю станцию, и если бы я его не поймал, то самый главный оказался бы на земле.

«Теперь я самый главный! – решил я. – Потому что держу того, на ком все держится!» – и, наплевав на предупреждения Мишель, повел Сеню пить на брудершафт.

В свое оправдание скажу, что на то у меня была уважительная причина: у меня возникла идея, навеянная прошлым. Глядя на звезды, я в который раз за последнее время вспомнил свои посиделки со Спиридоном на верхней палубе нашего корабля. Та ночь отличалась от других. У моего наставника были с собой две какие-то книжки и бутылка дорогого коньяка, который ему обычно дарили благодарные пациенты, в основном за вылеченную гонорею.

– Сегодня мы опробуем систему нашего старпома! – заявил Спиридон.

– Какую систему?

– Вообще-то это врачебная тайна! Но поскольку ты тоже давал клятву Гиппократа, то тебе можно! Дело в том, что наш старпом ужасно любит читать истории о древних мореходах. Но не просто так, а хорошо поддав! За одну ночь такого чтения он может литр джина уговорить. В последний раз, когда я его откачивал, он свято верил в то, что командует пиратской шхуной!

– Мы что, тоже будем пить и про пиратов читать? – глянул я на приготовленный арсенал.

– Пить будем точно, только вот читать будем про натуральную оспу! Мы же с тобой вирусологи, а оспа сейчас очень актуальная тема! – с этими словами он протянул мне одну из книжек.

– «Поход Александра Македонского в Индию», – прочитал я вслух название, – а где же про оспу?

– Внутри! Там как раз о том, как его войска подхватили в Индии оспу и потом заразили всю Македонию!

– А актуальность-то где? Оспы же на Земле давно нет! От нее уже лет тридцать прививки не делают!

– То-то и оно! Я из тебя кого пытаюсь сделать на вверенном мне корабле?

– Специалиста по борьбе с биотерроризмом.

– Вот и прикинь! Если террористы раздобудут вирус оспы и распространят его, скажем, в Москве, где все молодое население не привито, что случится?

– Эпидемия?!

– Соображаешь! Так что бери напиток, – он уже успел разлить коньяк по алюминиевым кружкам, – и вникай в тему!

То ли коньяк возымел свое действие, то ли события в книжке были так правдоподобно описаны, но в ту далекую черноморскую ночь я действительно поучаствовал в походе Македонского в Индию и вместе с ним бежал обратно от ужасной эпидемии черной оспы!

Сейчас, в глухой сибирской тайге, все компоненты сложились опять! Звездное небо, послевкусие коньяка, даже алюминиевые армейские кружки, а самое главное, меня в комнате дожидался «талмуд» для исторического чтения, любезно предоставленный Нильсом из Дании: «Чтоб ему туда на диких гусях улететь!»

Этим утром я притащил его переводы к себе в комнату и успел полистать и разложить документы. Бумаги с английским печатным текстом пошли в тумбочку, русские же, рукописные оригиналы, совсем наоборот, дожидались меня на тумбочке. Целая стопка с рассказами очевидцев падения Тунгусского метеорита и результаты исследований прошлого века так и просились в руки. К ним-то я и поспешил, после того как Сан Саныч объявил по лагерю отбой.

– Ну, Микола, на посошок! – плеснул мне Сеня в кружку глоток коньяка.

Я кружку не убрал и показал пальцем на край.

– Ты видал, Сан Саныч, как по-чухонски будет: «Ты что, краев не видишь?» – расхохотался мой новый сосед. – А ты говоришь, переводчик нужен!

Я чуть отпил и понес драгоценный напиток к себе в комнату в предвкушении интересной ночи. Ну, не совсем ночи: в Питере-то сейчас только пять вечера!

Удобно расположившись, я взял самый верхний листок. Им оказалась короткая докладная записка в министерство обороны СССР, судя по дате, написанная в самый разгар холодной войны. Сначала я подумал, что документ предназначался самому Суслову, тогдашнему идеологу партии, члену политбюро ЦК КПСС. Но тут же выяснилось, что Суслов был не тот, а респондент просто использовал совпадение фамилий для продвижения своей идеи.

Записка гласила: «В области падения Тунгусского метеорита нашими исследователями обнаружено большое количество кратеров, затопленных болотной жижей. Разнокалиберность кратеров и отсутствие железоникелевых осколков метеорита говорит о том, что они появились вследствие падения глыб кометного льда. Отсюда можно заключить, что часть болотной жижи состоит из инопланетной воды и на дне болота находится осадок космической пыли кометного льда.

В то же время имеются многочисленные свидетельства странных, ничем не объяснимых смертей как животных, так и людей, попавших на эти болота. Есть все основания предполагать, что вместе с метеоритным льдом и космической пылью вышеозначенное болото было заражено неизвестным науке токсическим веществом внеземного происхождения. Изучение данного феномена может привести к открытию неизвестного противникам советского строя токсина, который может быть использован в качестве химического оружия.

В связи с вышеизложенным мы предлагаем построить научно-исследовательскую станцию возле места падения Тунгусского метеорита с целью изучения химического состава почвы и воды. Сами научные изыскания мы предлагаем начать с тридцатидвухметрового кратера имени Суслова».

– Так вот каким образом была построена эта станция! Тогда за науку! – я картинно поднял кружку и приложился к ней.

Дальше начиналось самое интересное: свидетельства очевидцев. Первыми были записки ссыльного студента-медика, выполнявшего роль фельдшера на фактории Ванавара. Запись была датирована четвертым июля тысяча девятьсот восьмого года:

«На шестой день после большого взрыва на фактории появился подросток-эвенк по имени Корбо, что на языке эвенков означало “безволосый”. Перед тем как впасть в забытье, он успел сказать, что пришел с реки Кимчу, где было стойбище его отца по имени Васка. Волосы на затылке мальчика были опалены, а шея была в струпьях свежего ожога. Задняя поверхность куртки представляла собой обугленные лохмотья, на спине следы ожогов средней степени.

Три дня подросток лежал без памяти и в бреду все время поминал египетскую жрицу, что очень меня удивило. Откуда живущий в тайге эвенк знает такие слова?

Когда на четвертый день он пришел в себя, во время нашего разговора я спросил:

– Знаешь ли ты, кто такая жрица?

– Конечно! – ответил он. – Вторая жена!

– Вот как?! – удивился я. – Кто же тебе такое сказал?

– Все стойбище говорило. У моего отца была жрица!

– Она была шаманом?

– Да нет же! Я же говорю! Она была второй женой отца! А почему ты сказал «шаман»? – в глазах подростка появился страх.

– Потому что жрицами в дальних странах называют женщин-шаманов.

– Тогда все ясно! – прошептал он. – Значит, она принесла в жертву Мелирик, чтобы вызвать небесный огонь и погубить мою семью!

И он рассказал мне презанятнейшую историю! Оказывается, у них в стойбище действительно жила египетская жрица. Во всяком случае, так домочадцам ее представил Васка, когда привез из Усть-Илимска.

– Ее никто не любил, – рассказывал подросток, – и она сидела целыми днями на берегу и лила свои слезы в Кимчу. А накануне небесного огня вся рыба ринулась прочь. Теперь-то я знаю, рыба бежала от ее колдовских слез! Не успевали мы забросить сети, как они тут же наполнялись, и мы провозились с уловом до темноты. А ночью, когда все уснули, жрица вышла на высокий обрыв и протянула к небу руки, я ее там видел, она, наверняка, хотела наслать небесный огонь на наше стойбище, но огонь не пришел, лишь полнеба засияло! Тогда она взяла мою сестру Мелирик и отвела ее в пещеру на горе Фаррингтон. Там она ее раздела и начала виться вокруг, предлагая ее в жертву небесному огню. Моя сестра была так прекрасна, что никто бы не устоял перед ее красотой! Не устоял и небесный огнь. Как только жрица завопила, он тут же опалил землю. Я хотел спасти сестру, но небесный огонь был сильнее меня!

Тут подросток расплакался:

– Умоляю, спасите Мелирик! Она же умрет там с голоду! Как я забыл сказать об этом?!

– Спасем, спасем! – уверил я его и дал выпить опиумной настойки.

Он тут же уснул и проспал почти сутки. Молодой организм брал свое, и мальчик быстро шел на поправку. Спустя два дня окрепший Корбо смог продолжить свой рассказ:

– Когда я очнулся, вход в пещеру был завален! Я попробовал освободить вход. Переломал все ногти, – он показал сбитые пальцы, – но не смог сдвинуть ни одного камня. Тогда я побежал в стойбище за помощью! – здесь подросток замолчал, борясь со слезами, – но стойбища не было. Вся излучина была завалена выкорчеванными кедрами, а по реке плыли остатки наших берестяных чумов да перевернутые лодки. Я звал своих, пока не охрип! – Корбо опять замолчал. – Но никто так и не отозвался, – прошептал он и замолчал уже надолго.

А на следующий день Корбо забрали эвенки. В тайге детей не бросают, и случись беда, чужого будут любить как своего, да и чужих тут нет. Все эвенки друг другу родичи.

Я навещал больного каждый день и по частям узнавал историю его странствий.

Не найдя никого из своих, Корбо отправился обратно к горе. Он долго лежал, приложив ухо к завалу, но из засыпанного входа не доносилось ни звука. Холод камней облегчал боль в шее, и вскоре он заснул. Когда подросток проснулся, солнца на небе не было, но было светло, как днем. Ориентируясь на шум реки, он пошел в сторону Ванавары. Пройти по знакомому броду через Южное болото не получилось. Чем ближе он подходил к центру болота, тем горячее становилась трясина! От нее валил пар, и боль в шее и спине становилась нестерпимой. Пришлось делать большой крюк, чтобы обойти завесу из пара. Но тут его тоже поджидал сюрприз: на знакомых с детства окраинах болота появились огромные воронки, наполовину заполненные странной водой. Это была не коричневая болотная жижа с зеленой ряской, а прозрачная голубая вода, покрытая блестящей пыльцой. Корбо спустился в одну из них. От воды веяло холодом. Подросток разогнал пыльцу и зачерпнул пригоршню воды. Целый рой слюдяных пылинок попал в ладошку, но жажда была сильней! Студеная вода утолила ее и придала сил».

Я отложил документ. Мне тоже захотелось пить, и я вышел в коридор. В комнате Клавы горел свет. Транзистор уже перекочевал с подоконника к Сене на колени и тихо мурлыкал. Окно все еще было открыто, и комната гудела от гнуса. Я показал ему, что хочу пить. Он отставил транзистор и взял в руки початую бутылку коньяка:

– Вообще-то я на тебя не рассчитывал!

Я отрицательно покачал головой.

– Что, уже сушняк начался? – сразу повеселел Сеня и показал на ведро с водой возле тумбочки.

Только теперь я обратил внимание, что на тумбочке стоит электроплитка и весь угол комнаты приспособлен под маленькую кухоньку. Я взял кружку с полки над плиткой и зачерпнул воды.

Сеня опять погрузился в музыку. Я тихо вышел.

В своей комнате я поставил кружку на тумбочку рядом с документом, который читал. Не заметив, что на него попало несколько капель, я завалился в кровать.

Когда я вернулся к чтению, с полей на меня смотрела жирная чернильная клякса. Я повертел документ в руках и только тут заметил пометки на полях. Сделаны они были как будто простым карандашом, но когда я их слегка послюнявил, они превратились в синие чернила.

«Химический карандаш! – понял я. – Интересно, кто и что здесь отмечал!»

Чернильная капля расплылась напротив упоминания о голубой воде со странной пыльцой. Я пожал плечами и продолжил чтение:

«Корбо держал путь на юг. Он отошел уже так далеко, что завеса из пара теперь выглядела большим белым столбом, уходящим в небо. По всем приметам болото должно было скоро кончиться, а странные воронки продолжали попадаться на пути. В них почти не было воды, зато не дне лежали огромные глыбы льда. Он спустился в одну из воронок. Края льдины в ней были как будто облизаны огромным языком, и его попытки отколоть кусочек ни к чему не привели. Тогда он сел спиной к льдине и откинул голову. Жгучая боль в спине и шее сразу же отпустила. Так он и шел дальше, время от времени спускаясь в очередную воронку и облегчая боль от ожогов.

К утру болото кончилось, а привычная кромка леса вдали так и не появилась! Лишь дойдя до места, где еще вчера рос лес, Корбо понял почему. Все до единого деревья были повалены. Стройные лиственницы лежали кронами на юг и указывали своими верхушками направление на Ванавару. Вершины сопок были непривычно голы, а их склоны покрыты вывороченными кедрами. Подножия сопок были усыпаны кедровыми шишками: теперь голод был нестрашен!

Когда взошло солнце, в небе появились многочисленные утки, они стройными косяками возвращались на покинутые перед катастрофой болота. На третий день пути, когда Корбо шел уже по нетронутому лесу, его чуткое ухо уловило посторонний для тайги звук. Странные шлепки доносились со стороны самой высокой сопки. Обрадованный подросток стал быстро карабкаться наверх в надежде увидеть людей! Оказавшись на вершине, Корбо в ужасе замер. Со стороны Южного болота, от которого пар уже не шел, вразнобой летели утки. Перед самой сопкой они разгонялись и на полном ходу врезались в могучий ствол кедра-великана. Вся земля под деревом была усеяна размозженными селезнями, и налетавший порывами ветер поднимал зыбкую рябь из окрашенных кровью перьев.

Корбо закричал от страха и кубарем скатился вниз. Он бежал, не замечая, как ветки лиственниц хлещут его по лицу, а сзади все доносились страшные чмокающие звуки. Когда впереди засеребрился приток реки Чамба, подросток прибавил ходу. Ему хотелось побыстрее вырваться из мрачного леса с его страшными звуками, туда, на светлые просторы речной глади. Он влетел на узкий берег, на чем-то поскользнулся и рухнул в воду. На поверхности воды качались уже знакомые слюдяные пылинки.

«Ничего удивительного! – поднялся Корбо. – Приток берет начало в Южном болоте».

Он оглянулся, чтобы посмотреть, на чем это он поскользнулся, и обомлел. Весь берег был усыпан трепыхающейся рыбой! Что-то плюхнулось чуть ниже по течению, потом снова. Он перевел взгляд.

Из реки на берег выпрыгивали здоровые рыбины!

«Может, кипяток из болота дошел сюда? Да нет!» – Наполнявшая его сапоги вода была холодная.

Он в спешке стал переходить приток: «Подальше от этого жуткого берега!»

Но на другом берегу его ждала та же картина! Солнце играло в чешуе сотен рыб, а их открывающиеся и закрывающиеся жабры гоняли солнечные зайчики по его сапогам.

Корбо вдруг непреодолимо захотелось кинуться в темный омут и разом покончить со всем этим. Но в июле приток мелел и на середине был ему по грудь, а потом, самое главное, нужно было спасать сестру!..»

Дочитать документ на одном дыхании не удалось. Животный ужас, охвативший бедного подростка, передался и мне.

– Страсти какие! – я тряхнул головой и глотнул приличную дозу коньяка.

В комнате Клавы успокаивающе звучал шансон, и пьяный голос Сени подпевал, опаздывая за словами.