Текст книги "Здравствуй, 1984-й"

Глава 21

Мыслей в голове не было, действую на одних инстинктах. Цепляюсь руками за остатки настила, но ветер сносит меня в реку. Я тону? Бурная речка, это только часть беды, а то, что в ней сейчас много хлама, вроде обломков досок, это проблема. Нелепо барахтаюсь, но приноравливаюсь плыть по течению, и тут вдруг мои ноги цепляют землю. Матерясь, встаю на отмели, зря я старался плыть, тут глубина полметра всего. Выхожу на берег, пытаясь отжать хотя бы пиджак, и вижу Фарановых, бегущих ко мне.

– Толя, как ты напугал нас! Силы мало за перила держаться? – сразу наехала тетя Маша.

– Силы хватает, просто я легкий, – говорю и начинаю смеяться над собой.

Дальше был ад пешего похода до поселка. Аленка окончательно устала и еле передвигала ноги. Мы вроде и по дороге шли, но были все в грязи. И подвезти некому!

– Всё, я больше не могу, – сказала Аленка и зарыдала, успокаиваемая мамой. – Мы еще и полпути не прошли.

– Вон там под деревом трава сухая, значит, не льет на голову, – оглядевшись, заметил я. – Вы там ждите, а я в поселок за мотоциклом или, может, машину найду.

– Толя, стой! – кричит вслед тетя Маша, но я уже рванул под еще сильным дождем вперед по лужам.

А Штыба бегать-то не умел, и мне пришлось нелегко, но минут за двадцать я добрался до поселка, и сразу повезло – увидел беременный «Запорожец», из которого под прикрытием от дождя в виде накинутой на голову куртки, выбирался мужик.

– Дяденька! – мальчишеским голосом завопил я, презирая свое малолетство.

Дяденька, вернее дедушка, наотрез отказался помочь, сволочь старая. Даже за деньги, которые я ему посулил. Да не поверил, наверное. Я бы и сам послал, если бы ко мне подбежал грязный пацаненок и пытался уговорить поехать хрен знает куда, да еще без оплаты, ну или оплаты в будущем.

Не успел я расстроиться, как увидел… Кондрата! Он мокрый и злой ехал на батином мотоцикле с коляской.

– Толя, ты чего тут шаришься? – удивился он, лихо подкатив ко мне. – И мокрый весь, в грязи.

– Поехали за Аленкой Фарановой, – кричу ему, садясь сзади.

– Рехнулся? Я батю ищу, да на кой тебе Фаранова? – озлился друг.

– Она километрах в трех отсюда, сидит под деревом. Они с теть Машей тоже мокрые все. А я сегодня чуть не утонул.

– Ничё не понял, но поехали, раз недалеко.

До места добрались быстро, но понимаем, что вчетвером нам тесновато будет. На сорок девятом «Иже» два места и люлька. Причем водительское место ниже, чем пассажирское позади него. Может сесть водитель и пассажир, и двое в люльку. Задача известная про козу, капусту и волка, или навроде того. Тетя Маша в люльке с Аленкой и мною помещается с трудом. Одна там? Так это нам втроем впереди ехать с Аленкой в облипку, тьфу, в обнимку. Есть вариант, что я с Аленкой вдвоем в люльке, но это тоже в облипку. Это вам не математика! Соломоново решение принято – тетя Маша сама садится за руль, Аленка сзади нее, и мы с Кондратом в люльке. Доехали быстро. Наскоро попрощавшись, пошел к себе. Бабка, увидев меня такого красивого, просто офигела.

– Что с тобой произошло? Новый же костюм, – огорченно причитала она.

Дождь льет в поселке не так сильно, как на дороге, и бабуле не понять моих страданий.

– Я в реку упал, – признаюсь ей.

– Переодевайся и в баню, как знала, затопила, – вздыхает старушка. – Это все стирать, а все ведь новое.

Отогревшись в парилке, иду спать. Сейчас бы водочки, но мне дают стакан теплого парного молока, и оно действует не хуже, чем спиртное.

Утром решаю проведать Фарановых. Завожу мопед. В нашей деревенской части поселка лужи составляют большую часть территории. По дороге наблюдаю, как пацаны, сделав плоты из поддонов и пенопласта, вооружившись палками, устраивают бои в этих лужах. Там, кстати, кое-где приличная глубина, но кого из мальчишек это когда останавливало?

Дождь стих еще ночью, наделав дел по всей округе. Доехал до пятиэтажки, где живут мои вчерашние попутчики, и задумался. По причине каникул на улицах полно шпаны и прочих хулиганов, и оставлять мопед без присмотра не комильфо. Как проведать мне Аленку? Пришла даже в голову мысль дать двадцать копеек за то, чтобы покараулили транспортное средство.

Подумав, отказался, не нужно тут прогрессорствовать, местная молодежь легко может понять возможность халявных денег. Решаю закатить его в подъезд, и так с ним и поднимаюсь до третьего этажа. Звоню в дверь, открывает Олег-младший.

– Привет, – киваю ему, – Аленка дома?

Он молча освобождает проход.

– Кто там? – кричит вчерашняя больная.

– Жених, – буркает брательник.

Я так понимаю, отца и матери дома нет, на работе.

– Ой, Толя, – обнимает меня Фаранова в самовязаном длинном свитере. – Я так рада, что ты не утонул!

– А я-то как рад, – поддерживаю ее настроение.

– И не жених вовсе! – кричит Аленка брату. – Нужна я ему, он там в городе пучок таких найдет.

– Ты такая одна, да и сама увидишь, через годик за тобой столько ухажеров бегать станет!

– Ай, нужны они мне сто лет. Пошли чай пить, расскажешь, что там вчера было.

Чаек да с малиной идет хорошо. Аленка болтает без умолку обо всем – что отец приехал ночью и пьяный, краску пока не отвезли, но отвезут, что самой Аленке ставили банки и теперь там наверняка страшные синяки.

– Покажь? – я слушаю и поддакиваю в нужных местах.

– Дурак, да? Как я покажу, они на спине? – возмутилась рассказчица. – Олег дома же.

– А… – тяну я, удивляясь ее логике, мол, помеха только одна – брат-свидетель, а так показала бы.

Аленка и сама поняла двусмысленность своей фразы и покраснела, хотя и поправляться не стала. А я не стал педалировать тему, так как особого влечения к девушке не испытывал, по крайней мере к ней теперешней. Сейчас она, скорее, красивая кукла. Тем более появился повод пошутить, когда Аленка сказала:

– Папа сегодня до обеда работает, придет пораньше.

– А мы же ничего такого не делаем, – вспомнил шутку я.

– Ну да, да, – рассеянно кивнула она.

– А времени остается все меньше и меньше? – продолжаю я.

– Ну да, да… Что? Штыба, вот ты наглый какой!

– Что я сказал? – фальшиво удивляюсь я.

– Ты про что сказал? Про поцелуи или чего похуже? – попыталась нахмуриться она.

– Ален, какие поцелуи? А что может быть хуже поцелуев? Ладно, не отвечай. Я не про то. Но ход твоих мыслей мне нравится.

Аленка заливается звонким колокольчиком и говорит:

– Знал бы ты, что мне мама рассказывала вчера. Мол, дружить с тобой можно, а вот позволять тебе давать волю рукам – нет. Она вроде и врач-педиатр, а с формулировками не справилась.

– Родители бывают такие, – серьезно киваю я. – Но твои тебе точно не враги, слушай их. Мой тебе совет.

– Ой, Штыба, не будь таким скучным! А ты точно решил уехать?

Мы еще поболтали немного, и я засобирался домой, чтобы не столкнуться с похмельным дядей Мишей. За время чаепития мой мопед не украли, но рядом на лестничной клетке уже стояла типичная такая советская бабулька, которая, завидев меня, тут же высказала всю правду-матку обо мне. Я, как человек опытный, знал все, что она еще скажет, и, не слушая и тем более не вступая в споры, качу свою технику по ступеням вниз.

Обратно еду мимо тех же луж и тех же пацанов на плотах. И такое желание самому залезть на такой вот самодельный плот и, отталкиваясь штакетинами, изображать из себя великого кормчего. Но справился. Гормоны, что ли?

По приезде домой рассказываю бабуле детали своей встречи в райкоме комсомола, про дорогу, про дождь и прочее.

– Не сдашь, – коротко резюмирует бабушка, имея в виду экзамен, и тут же, себе противореча, добавляет: – Надо за билетами ехать, может уже не быть. Собирайся, поедем на станцию.

Станций у нас рядом было две, одна в районном пункте, вторая небольшая в районе ГРЭС. Поехали, само собой разумеется, в маленькую. До этого долго ждали автобус, который оказался забитым пассажирами до отказа. Автобусы сейчас ходят не по расписанию и редко, вот и набивается в них народ. Сидячих мест не было, но для бабули нашли, я же стоял между сумкой с овощами и клеткой с кроликами. Автобус ехал по всем населенным пунктам, так сказать, был экскурсионный. Доехали почти целые и идем прямиком через ж/д пути к пункту продажи билетов – одноэтажному зданию, больше похожему на деревянный сортир, типа «Мэ-и-Жо». Ах да, на станции стояли вагоны с углем, и обходить их было далеко и долго, так мы пролезли под ними – обычное дело, хотя, конечно, локомотива было не видно. В кассе нас ждал облом. От Ростова до Красноярска поезд идет четыре дня, вроде нормально – сел и доехал, но нет билетов на нужную дату! Что поделать – сезон отпусков. Только купе в наличии, а оплатят мне его или нет, неизвестно. Серега намекал на плацкарту. Разница в цене приличная – вместо тридцати пяти рублей почти полтинник. Но бабушка решительно достает завязанный в платок старомодный кошель, расшитый бисером, и вынимает две двадцатипятирублевки!

– Поезд триста двадцать пятый, вагон восемь, место семнадцать нижнее, в середине вагона, отправление двадцать седьмого июля в четырнадцать часов десять минут московского, прибытие тридцать первого июля в девять часов ровно, тоже московского, – зачитала голосом регистраторши из загса кассирша.

Может, на самолете лучше? Помнится, из Новосибирска летал рублей за шестьдесят до Москвы.

– Спасибо, бабуля! Я отдам, – обещаю я на полном серьезе.

– Да что уже теперь, купили и купили, могло и этих не быть, – машет рукой старушка.

Дальше часовое ожидание автобуса обратно, на этот раз стоять пришлось обоим, кругом одни старухи и старики, некому уступить место. И все с сумками! Приехали вовремя – как раз привели корову. Дома уже был батя. Трезвый, кстати.

– Куда это вы мотались? – мрачно спросил он.

– Сыну твоему билет покупали, уезжает он в конце июля на учебу, – пояснила бабка, ожидая дальнейших расспросов.

Но их не последовало. То ли батя решил, что я в техан еду рядом с домом, то ли ему неинтересно. Эх, батя, батя.

Глава 22

Иду утром за хлебом. Его выпекают несколько раз в день, и пекарня находится как раз напротив моей калитки. По этой причине выхожу налегке – рубашка, кеды, трико не самого целого вида. Навстречу мне идут три молодых парня расхристанной внешности и явно с похмела. Возраста все около двадцати лет, каждый на полголовы выше меня. К слову, свой рост я измерил, и он пока сто шестьдесят восемь сантиметров.

– Штыба, куда пропал? Идешь куда? К нам, может? – невежливо хватает один из них меня за рукав.

– За хлебом иду, – отвечаю я, одновременно вспоминая, отчего мне их физиономии кажутся знакомыми.

– Это ты молодец, а вот что наш уговор забыл, это проблема, – тянет на блатной манер тот же самый «рукастый» парень.

– Нет у меня проблем и договоров у нас нет, – отвечаю уверенно и вспоминаю, что, оказывается, есть.

Около месяца назад, да вот перед самыми праздниками, я в компании с этими личностями подломил кладовку в Доме культуры, ну, он еще у нас как кинотеатр используется и как танцплощадка.

Вынесли мы усилок, колонки, магнитофон и так, по мелочи. Мне, вернее Толику, тогда очень хотелось начать уголовную карьеру, так что я был рад, когда меня запрягли припрятать украденное. Спрятал я его в чужом гараже, от которого у меня был ключ. Хозяин не навещал его по полгода, да и ценного там ничего не было – так, небольшой деревянный сарайчик в ряду других таких же. Я выбрал его из-за близости к месту преступления. И надо же такому случиться, буквально на следующий день хозяин заявился в свой гаражик, увидел кучу украденного добра и вызвал ментов. Украденное вернулось в клуб, а я стал должен этим типам. Выставили мне предъяву аж на пятьсот рублей, сумма неподъемная для школьника. И до того, как я попал в тело Толика, тот уже успел пообещать расплатиться с ними бабкиной винтовкой или орденами. Ипаный идиот! Винтовка для бабки больше значит, чем все ее остальные ценности. А ордена Толик за большие ценности не считал. Тут на Девятое мая полно стариков, у которых ордена всю грудь завешивали. Не понимал он разницы между боевыми и юбилейными. Все это всплыло в памяти за секунду, еще пару секунд я тормозил. Этой заминки хватило, чтобы шпана перешла к угрозам.

– Знаешь, что я с такими на зоне делал? – ощерился главарь по кличке Слон, полученной из-за врожденной лопоухости.

Он и вправду посидел на малолетке, потом на взрослой зоне немного – пару лет. Вышел, кстати, по УДО, и почему-то к блатной жизни и корешам, оставшимся там, не стремился. Но рассказов про блатную романтику было много, и Толик слушал его взахлеб.

– Чё делал? – сбрасываю его руку я и иду дальше, размышляя, что теперь предпринять.

– Хочешь, покажу, что делал? – кричит вслед Слон. – Очко болеть будет потом.

– Вон шохам своих покажи, им интересно будет, – плюю на землю и захожу в магазин при пекарне.

Эти трое дернулись было ко мне, но в помещение не зашли – народу уже много там. Все равно отморозки стоят, ждут, значит, беседа не окончена.

Выхожу с хлебом – в руках сетка, набитая буханками. Поросят мы иногда и хлебом кормим. Что? Так устроено все тут, я сам лично против, но все относятся к этому спокойно.

– Короче, срок тебе до конца дня, потом ходи, оглядывайся, – угрожает уголовник.

Иду домой в полном раздрае. Что делать? Денег взять неоткуда, винтовку и ордена тоже мимо. Положим, бабка и не сдаст, что «пролюбила» винтовку, но как мне ей в глаза смотреть потом? Да и не смогу я взрослый такую пургу спороть. Полезли в башку вообще детские варианты, вроде написать на них анонимку, сделать пугач и застрелить вражин, убежать на Крайний Север и прочее. А что я бы посоветовал сам себе, будучи взрослым? Думаю. А ведь есть простой выход, о котором Толик думать не хочет – рассказать все бабуле, она плохого не посоветует, да и сама будет остерегаться. Тут меня осеняет – да на кой хрен бабуле, я лучше бате расскажу! Здоровенный двухметровый злобный бугай девяностого левела, в деревне все его побаиваются, начиная от последнего алкаша и заканчивая участковым ментом. Как он не сел, до сих пор не ясно, хотя ясно – не лезут к нему в конфликт. Бабка, очевидно, следила за мной из ограды. Разведчица, мля.

– Толя, что от тебя эти недоросли хотели?

– Да ничё, ба! – отмахиваюсь от ее расспросов.

Сижу дома, размышляю. Сам на измене, а уж гормоны Толика вообще с ног сшибают. Батя придет домой вечером и, скорее всего, пьяный, а может, сильно вечером и сильно пьяный. Надо ехать к нему на работу, там пообщаться. Благо мопед под задницей.

– Ба, я скоро! Поеду, прокачусь, – крикнул я старушке, что-то варганившей на кухне.

Убойный цех в колхозе был недалеко от нашего дома, я в нем бывал несколько раз и даже как-то доблестно забил барана, так что меня там мало-мальски знали. Вот и сейчас, поздоровавшись с некоторыми, я нахожу отца. Он стоит на металлическом поддоне и обрабатывает тушу, висящую на крюке. Работа у него спорится.

– Толя, что случилось? – увидев меня, спрашивает он и слезает с высокого поддона.

– Нам бы поговорить без ушей, – без прелюдий говорю я.

Мы заходим в какую-то каморку, где, кроме пары лавок и деревянного истыканного ножом стола, стоят пара шкафов и маленький телевизор. Я рассказываю отцу про свой косяк, ничего не скрывая. Отец слушает и багровеет.

– Ну ты козлина, конечно! – отец дает мне подзатыльника, отчего моя башка мотнулась.

Я не протестую, понимая, что реально козли-на. Не я, конечно, а Толян, но сейчас я за него, так что все по делу, и это еще мягко для отца.

– Что за парни, ты говоришь? – зло спросил батя.

Я как могу описываю их и говорю, где их найти можно днем, а также предупреждаю об уголовном прошлом одного из них.

– Он, говорят, в авторитете, – заканчиваю описание я.

– Знаю я этого Слона, не лично, конечно, а через его мамашу, та еще шлюха, – задумчиво говорит отец и тут же спохватывается: – Она в ЛТП сейчас сидит, да и не было ничего с ней у меня.

– Это ты меня сейчас успокаиваешь, что Слон мне не брат? – подколол батю я, что довольно рискованно – морда у него по-прежнему красная от злости.

– Да и не в авторитете он, если вышел по УДО. Активист, скорее всего, – не обращает внимания он.

– А что такое ЛТП? – задаю вопрос я, так как реально не помню расшифровку.

– Лечебно-трудовой профилакторий, от алкоголя там отдыхают, – отмахнулся отец.

– Профилакторий? Так, может, тебя… – предложил я и осекся, увидев материализовавшийся телепортом кулак перед своей мордой.

– Не вздумай, тюрьма это та же, – сказал он и добавил: – Молодец, что ко мне пришел, а не сам решал дела, раньше только надо было. Решу я эту проблему сегодня, сейчас только предупрежу кое-кого.

– Батя, не убей Слона этого только, – реально струхнул я, увидев, как решительно тот отправился переодеваться.

– Пальцем не трону, – улыбнулся своей улыбкой акулы-людоеда отец, не иначе что-то задумав.

Через несколько минут отец отобрал у меня мопед и, крикнув какому-то Сане, что телка завтра забивать будет и пусть потерпят, уехал. Делать нечего, иду пешком назад, срывая от нечего делать цветы. Пока дошел до дома, набрался целый букет. Кое-какие я по даче знаю из прошлой жизни, бархатцы или вот эти – катарантус. Цветут все лето.

Дошел до дома и, зайдя в калитку, сразу подвергся допросу бабули.

– А мопед где?

– Дал покататься, – вру я, не желая рассказывать про наши с отцом мужские дела, и тут же, чтобы сменить тему, вручаю букет бабушке и шучу: – Это тебе! Подарок на день рождения.

– Большой ты какой стал! Спасибо! Надо же, в первый раз не забыл про мой день рождения. Взрослеешь, что ли, а, Толя? – бормочет старушка, разглядывая цветы.

Я офигеваю. Это чего, у бабушки сегодня именины? Шутит? Но видя, как налились слезы на ее морщинистых глазах, как она села на скамейку во дворе и замолчала, я понял, что так оно и есть. Толян, мало того, что козлина был, так еще и свинтус приличный – дни рождения родных не помнил! Я вот, роясь в своей памяти, и не знал, когда у отца днюха. Но поперло же! А я еще думал, чего она на кухне с утра возится?

– Сколько тебе? – спросил я и неловко осекся.

Еще и лет сколько не знаю – как есть скотина!

– Семьдесят четыре, – не обратила внимания на мой неуместный вопрос бабуля и тут же добавила: – Я же десятого? Да, все верно.

Она ушла к себе на кухню готовить праздничный стол для семейного вечера. Сколько помню, гостей мы никогда не звали.

Чуть позже приехал довольный и трезвый отец.

– Все путем! Нет у тебя проблем. Есть чего сожрать? Не обедал с твоими делами, – проворчал он.

– Есть, конечно, у бабули же сегодня день рождения. А ты никого не пришиб? – внимательно разглядываю его одежду – нет ли где пятен крови там или вышибленных мозгов.

– Точно! У меня же и подарок давно приготовлен. Хорошо, что напомнил! Да не убил я никого, очень надо – детей бить.

Сели за стол. Отец действительно купил бабушке самодельную подушку, а может, с ним за калым ею рассчитались? Бабуля подушке рада, но глаза у нее смотрели на букет цветов, который внук, подозреваю, ей подарил в первый раз в жизни. Отец, выпивая, шутил, и вообще, был в хорошем настроении, так что я поверил, что проблема решена.

– Представляешь, сын сегодня говорит, а давай, батя, тебя в профилакторий, в ЛТП, отправим отдохнуть, – басовито ржет он.

Вечером ко мне приехал Кондрат.

– Ты слышал, что со Слоном случилось? – загадочно начал он, а у меня все похолодело внутри – наврал батя!

– И что? – ровно спросил я, вспоминая, что Кондрат в курсе этой проблемы.

– Ноги ему сломали и руки! Причем его же шестерки! Что там у них за конфликт был – непонятно, оба в ментовке и не колются. Слон тоже в несознанке, но в больнице. На полгода выбыл, говорят, – вываливает новости друг.

Ну батя! Ну затейник! Понимаю я, что случилось. Никого он не бил, тупо запугал спутников Слона, а те переломали все кости своему корешу. Гениально. Не удивлюсь, если батя рядом со Слоном стоял, и тот не мешал себя калечить, а может, и помогал даже.

– И главное, бухой был Слон донельзя, стонал, слюни пускал, но не сдал своих шестерок, – закончил рассказ Кондрат.

Иду домой, нахожу уже вмазанного отца и спрашиваю в лоб:

– Слышал, Слону ноги и руки сломали?

– Одну ногу и одну руку, – поправляет отец.

– Как это они своего же? – деланно удивляюсь я.

– Ты анекдот про то, как русский кошку горчицей накормил, помнишь?

– Ну, – не отрицаю я.

– Вот и они теперь его знают: «добровольно и с песнями»!

Иду спать с хорошим настроением. И проблемку решил, пусть и с помощью отца, и бабулю поздравил! Кто молодец? Я молодец!