Текст книги "Здравствуй, 1984-й"

Глава 29

Остаюсь один в квартире, ведь дядьке и его будущей жене на работу к восьми, а брат договорился с друзьями на природу ехать. Собирались они с ночевкой куда-то в сторону Новошахтинска.

– Смотрите там аккуратнее, много убитых и изувеченных людей находили в тех местах – и в Шахтах, и в Новошахтинске. Нас информировали об этом, – сказал вдруг дядя Миша. – И в июле детей находили убитых. И в прошлом году по осени.

Я при этих словах вздрогнул, но промолчал. Я, единственный в этом времени, точно знал убийцу. А сейчас сижу и размышляю: как найти гада? Понимаю, что в огромном городе это нереально, значит, надо сдать его милиции. Опять же, не хочется привлекать внимание к себе, надо по-умному сделать. Через часик у меня готовы три письма в виде наклеенных на листок бумаги вырезанных из газеты букв и слов.

В заветной тетрадке по этому поводу была только одна запись – «Шахты Новошахтинск – Ростов – серийный отч Романович Ошибка группа крови». Имени маньяка я не помнил, только отчество, и то из-за сходства с царской фамилией, подробностей про группу крови и спермы тоже нет – так, краем уха слышал. Пришлось для анонимок использовать кучу старых газет, которые я нашел у дяди Миши на балконе. Газеты местные и названия населенных пунктов вырезал целиком, да еще слово «серийный», с остальными словами пришлось повозиться. Остатки газет потом выкину. Порылся у родни в серванте, нашел три конверта, вложил туда анонимки и заклеил. Пальчики протер, конечно. Надо понять, по каким адресам отправлять письма? Ведь интернета нет – хрен найдешь нужную информацию. Помню, что в СССР писали письма типа «Писателю Пупкину», «Актрисе Машкиной», и они доходили до адресата. Тупо вырезаю и наклеиваю слова «обком КПСС», «КГБ области», «МВД области». Собой я доволен. Если что, у меня есть запасной вариант, который использую уже, уезжая в Красноярск.

Ухожу из квартиры. Ключей, кстати, мне не оставили, дверь можно просто захлопнуть. Ненавижу такие замки.

Почтовые ящики висят сейчас не только около почты, а разбросаны по всему городу. Все три письма у меня в листок бумаги завернуты – опять стерегусь отпечатков пальцев. И бросаю их в одном месте, где, по моему мнению, малолюдно. Никто на меня внимания не обращает, а видеокамер нет еще.

В обком иду пешком довольный собой, решил проветриться, благо тот не далеко. Красивое четырехэтажное вычурное здание с лепниной, построенное архитектором Померанцевым еще в девятнадцатом веке. На парадном входе вооруженный пост, тут я предвидел сложности, ведь паспорт я получу только шестнадцатого июля, зато с собой у меня комсомольский билет с фотографией. Но оказалось, Виктор Семенович тоже предусмотрел такую проблему, и милиционер в звании старшего сержанта уже предупрежден.

– Штыба, Штыба… есть такой. Что там у тебя? Комсомольский? Давай сюда, сейчас пропуск выпишем.

Подниматься надо по широкой лестнице на третий этаж, тут вся элита обкома и сидит. Почему не второй, например, я знаю, – там потолки ниже, так дом был построен. На этаже еще один пост, но не милиции – простой вахтер сидит. Он и подсказывает, куда мне зайти. Заведующий отделом в обкоме – это большая должность. Ему полагается немаленький кабинет и приемная с секретаршей. Отдел, судя по вывеске, имел название «Организационно-партийной работы», и я, понимая, как много значит идеология сейчас, проникаюсь еще большим уважением к его заведующему.

В приемной сидят человек пять, но она быстро начинает заполняться людьми, выходящими из кабинета, – закончилось совещание. Виктор Семенович, провожая какого-то усатого старика, тоже выходит из кабинета и, замечая меня, машет приветливо рукой. Захожу к нему в просторный кабинет с двумя окнами, здороваюсь за руку. Кругом обычный официоз – портреты, диван, шкаф с книгами. Выделяется лишь стол, массивная полированная столешница которого как бы намекала: до фига я тут разных видела, и тебя переживу. За таким столом приятно думать о вечном и о России. Тьфу, об СССР.

– Зря мы тебя, товарищ Штыба, так далеко отправили, – весело говорит начальник. – У нас двадцать пятого новый первый секретарь будет, и я ухожу к нему вторым. Можешь поздравить.

– Поздравляю, а кто теперь будет? – спрашиваю я, которому на самом деле фиолетово на эту информацию, но мой старший товарищ воспринимает этот вопрос как само собой разумеющееся.

– Из Чечено-Ингушской республики, некто Власов, я его знаю немного по Москве. Наш первый на пенсию идет, а порядок тут таков – если первый секретарь из варягов, то второй секретарь местный. Вот меня и выдвинули товарищи.

– А почему зря? – становится интересно мне.

– Власов – серьезный товарищ и здесь временно, значит, через пару лет я могу или сам поехать в Москву, или на место первого сесть, не здесь, так в другой области. Его тащат, совершенно точно, – говорит про первого второй секретарь обкома КПСС. – Ладно, что сделано, то сделано, я о тебе своего друга в Красноярске предупредил, но он там год всего директором будет, потом уедет в Москву. Постарайся хорошо учиться – это поможет при новом директоре школы.

– Знаю, сначала ты работаешь на зачетку, потом – она на тебя, – вырвалось у меня.

– Интересная фраза и верная, – смеется Виктор Семенович, пребывающий в хорошем расположении духа. – Я тебя чего позвал? Ты, говорят, в математике неплохо разбираешься?

– Математика, физика, английский и немецкий – очень хорошо, недавно начал изучать компьютерные языки, – говорю я, понимая, что он не просто так спросил.

– О как! – крякнул покровитель. – Ну, немецкий, наверное, бабка твоя хорошо знает, а английский откуда? И тем более компьютеры, которых ты, уверен, и в глаза не видел.

– Способности к языкам у меня есть, сам учил, – безбожно вру я. – А программированием со мной Зина занималась, наш комсорг школы.

– Знаю-знаю Зиночку, дочка Степана Аркадьевича, ездит она сюда часто в кружок, – удивляет меня Виктор Семенович. – Что же, тогда еще проще. С деньгами, я так понимаю, у тебя негусто?

– Отец с бабушкой будут присылать, – удивляюсь вопросу я.

– Ну, это само собой, не спорю. Я тебе предлагаю возможность заработка в Красноярске.

И не вагоны грузить, а головой работать. Есть у меня знакомый доцент, он дает частные уроки, в основном старшим классам, но есть среди его учеников и ребята помладше, с ними и будешь заниматься за деньги, а то стипендия там тридцать рублей всего, или тридцать пять. Ну это – если будет нужда. Просто имей в виду.

– Понял, не подведу, – говорю коротко и по делу, и вижу по довольному лицу шефа, что это еще не все бонусы мне.

– Вот еще тебе кое-что, – он достает из ящика стола пачку бумажек. – Это чеки в «Березку», тебе бы приодеться надо. Не благодари, ты помог мне, хотя, может, и не знаешь сам об этом, да и дед у тебя геройский. Кстати, наш новый первый знает о нем, как и многие на Кавказе. Знаешь, что такое «Березка»?

– Спасибо большое. Слышал, но не был ни разу, – не думаю я отказываться и беру в руки пачку, разглядывая чеки.

– С тобой поедет инструктор из моего отдела. Он в недавнем прошлом моряк и мой племяш, если что спросят – чеки его, и он берет все себе. На самом деле выбирай, что нужно, не стесняйся. Ты когда уезжаешь?

– Двадцать седьмого, билеты купил уже.

Мы простились, и я стал ждать инструктора в приемной Виктора Семеновича. Накачанный как Рэмбо племяш появился через пять минут и увлек знаками меня за собой.

– Здоров, Толя, меня можешь Андреем звать, – попытался он сжать мою ладошку.

Не тут-то было, ладошка у меня широкая, папина, а сила уже своя, поднакачался, так что проверку я выдержал.

– Силен, – весело оценил Андрей, и мы пошли в гараж. Нам еще и «Волгу» выделили, оказывается. Я подозреваю, служебную персональную машину Виктора Семеновича.

Едем в магазин и разговариваем при водителе о всякой ерунде. Хотя, например, рассказ про ловлю сазана привел Андрея, да и седого водилу, в неистовство. Я рассказал и показал, каких рыбин мы вытащили. Любители рыбалки подробно расспросили про место, где мы рыбачили, и Андрей авторитетно заявил, что без прикормки в несколько дней такой улов невозможен.

Сам магазин «Березка» был малолюден. Андрей сразу решил, что мне нужны джинсы, и первой покупкой были именно они. Сидели джинсы как влитые, но были длиннее, чем надо, сантиметров на пять. Не беда! Их можно подкатать наружу и по мере роста разворачивать. Мальтийские джинсы «Wrangler» стоили восемьдесят чеков. Потом я увидел спортивную сумку за тридцать чеков и сразу встал в стойку, уж очень неохота было тащить с собой допотопные чемоданы. А бабка бы мне дала, сто пудов, именно древний фанерный чемодан, пусть и обитый уголками из железа. Да он сам весит килограммов десять! У меня был еще рюкзак, но всего там не разместить, ведь и зимнюю одежду придется везти. Хотя какая у нас зимняя одежда? На месте куплю. А вот джинсовый жилет с карманами – то, что надо!

– Погоди, я чеки не посчитал, – говорю Андрею. – В приемной, сам понимаешь, неудобно было, да и в машине тоже.

– Триста пятьдесят там чеков, я знаю, стоят они у барыг почти тысячу рублей, – отмахивается мой спутник. – Ты магнитолу хочешь?

– Есть у меня новая, – отказываюсь я.

Купили мне шорты, три рубашки (больше не надо – расту), парочку футболок, индийскую кожаную куртку. Хотел взять кроссы, но Андрей отсоветовал, сказал, что купит мне за рубли «Адидас» советского производства. Набрали мелочовки разной – носков, канцелярии, несколько японских кассет для магнитофона. Взял и продукты – две бутылки ликера, шоколад, наборы конфет, жевательную резинку. Бате я купил английский джин «Бифитер» ноль семьдесят пять по смешной цене в полтора чека. Пусть попробует иноземный продукт. А для бабули приобрел банку растворимого кофе, складной зонт и вместительную джинсовую сумку – будет в ней молоко и сметану носить покупателям. Не забыл и корешей своих, купил им по зажигалке и по ножу складному. На остаток приобрел два флакона духов «Christian Dior» и пяток помад – на цвет даже не смотрел. В общем, вышли мы из магазина нагруженные вещами как ишаки. Я отдал все, кроме подарков, Андрею. Потом заеду к нему перед поездкой и заберу. Зачем мне лишние вопросы?

Довезли меня до самого автовокзала, где я купил билет на ближайший «Икарус» до райцентра.

В автобусе проспал всю дорогу домой и вышел не доезжая райцентра на перекрестке около памятного моста, где я тонул. Пять километров я за час пройду. Так и вышло. Мост, кстати, уже починили, но проходил я по нему с опаской.

Дома показываю подарки. Бабка сразу кофе отвергла, оно и не растворимое оказалось вовсе, а молотое, а вот зонту и сумке обрадовалась. Потом пришел отец и сразу стал дегустировать импортный продукт. Напиток поразил его до глубины души.

– Какой он запашистый, это ж чего там намешано? – поразился батя. – И пьется легко, горло не дерет.

Вслух зачитываю состав, заставляя отца спрятать недопитую бутылку в свой шкаф.

– Угощу потом своих, – поясняет он.

«Угу, можно подумать, им не все равно, что пить», – подумал про себя я.

– Толя, в калитку стучат, и Снежок лает. Иди, глянь, кто там, – командует бабуля.

– Корова, поди, наша и телок, – ворчу я, но иду.

Глава 30

Посадив Снежка на цепь, чтобы, паскуда, не удрал, открываю не калитку, а сразу ворота, услышав знакомое мычание нашей кормилицы – так называет корову бабушка. Точно, она, родимая! Животное, что-то пережевывая на ходу, флегматично заходит во двор, за ней идет тупой и склочный телок, которого иногда так и тянет забить, причем не из-за мяса. Ну и за живностью на улице виднеются еще две «телки» – Зиночка и Аленка Фаранова! Пришли ко мне обе одновременно. Стоят, я вижу, и посматривают друг на друга неприязненно. Обе расфуфырены. У Аленки платье покороче, и виднеются изумительные ножки, зато Зина берет грудью. Надо же, такие девочки ради меня наряжаются, а ведь пару месяцев назад я у них ничего, кроме презрения, не вызывал. Ну, у Аленки, может, не презрение, а равнодушие. Улыбка наползает на мое лицо против воли.

– Привет, девушки, а вы как умудрились вместе ко мне прийти? – нейтрально спрашиваю я.

– Я попрощаться пришла, завтра улетаю с родителями на море, – робким голосом произносит Фаранова.

– Анатолий, у меня к тебе комсомольское поручение, – откашлялась Зиночка. – Я в понедельник тоже улетаю в Москву. Жаль, что на свой день рождения тебя не могу позвать, оно у меня во вторник.

– И я бы позвала во вторник, – сказала вдруг Фаранова.

– Что? Ко мне? – округлила глаза Зина.

– Нет, у меня тоже во вторник день рождения, пятнадцать лет будет, – сказала Алена.

– Ты смотри, как вышло, у вас у обеих в один день именины! – обрадовался я и, убегая домой, крикнул: – Стойте, я сейчас приду.

– Только мне семнадцать исполнится, – услышал я Зинин голос за спиной.

Беру дома духи и помаду, одни духи я и так хотел Аленке подарить, а вторые планировал Верке, но решил – пусть та лапу сосет, или чего там ей мажор предложит.

– Ты зови подружек чай пить, – предлагает мне бабуля.

– Ага, если надо, мы и погулять можем! – добавил пошлостей отец.

– Да ну их, еще поругаются из-за меня, – открестился я.

Выхожу на улицу и дарю каждой по коробочке духов и неясного колера губную мазюку.

– Специально для вас купил в городе, подарки, – говорю им. – Я бы вас в гости позвал, но корову привели, доить надо. Не бабуле же это делать?

– Спасибо, Толя, – Фаранова берет духи и целует меня в щечку, но попадает в ухо почти. – Пиши, как устроишься. Я пошла, а то тебе еще комсомольское поручение надо исполнять. Пока, Зина.

– Пока-пока. Выросла-то она как, – задумчиво произнесла комсорг. – Дай я тебя тоже поцелую, спасибо за подарок.

Поцелуй был коротким, зато в губы! Девочка, я вижу, созрела. А ведь мне с ней в Красноярске общаться придется! Там и дожму, как зажму.

– Не стоило благодарить, а что за поручение? – немного смущаюсь я.

Стоим-то мы на улице у всех на виду. А ведь это деревня!

– Ты еще сам корову доишь? Не мужская работа же, – подначивает меня Зина.

– Мама умерла, отец максимум, что может – вымя оторвать, а бабуле тяжело вечером, она за день устает и так, – сухо поясняю я. – И вообще, у нас любой труд почетен!

– Да я не в осуждение! – взмахивает руками комсомолка. – А поручения нет, просто неловко стало перед твоей одноклассницей. Я тебе по программированию принесла кое-что, – и она дает мне кучу листков, исписанных красивым женским почерком.

Делать нечего, беру. Сам просил, хотя полезной информации там для меня ноль, я сам такие книги писать могу. Зина ушла, а я пошел доить кормилицу.

На следующее утро, навестив Кондрата и Похаба, осчастливил их подарками, присоединив к ним еще по бутылке коньяка каждому. Посидели втроем в выходной на бережку, выпили чуток – бутылку на троих, помечтали. Кондрат уже работал в гараже у ветерана и, по его словам, справлялся. Денег только что не получал. У Похаба было плановое обследование в Ростове – что-то со здоровьем. Нам он не говорил или сам не знал.

Вечером удалось сходить на дискотеку, у нас по выходным это дело было постоянным. Проходила она в нашем клубе или, правильнее, в доме культуры, в фойе. Энтузиасты там собрали цветомузыку – на время дискача подвешивался к потолку зеркальный шар. Народу собиралось обычно сотни полторы, но многие тусовались на улице по причине безденежья. Билет стоил полтинник. Копеек, конечно. У меня же вечер не задался – сначала увели одну девушку, потом другую. Мал я еще кадрить девчонок, им замуж надо, в основном расчетливые они здесь. Кондрат, впрочем, выцепил какую-то чуть ли не тридцатилетнюю особу. Но это его дела.

В понедельник еду получать паспорт. Ехать надо в районный центр, ведь паспортный стол только там. Я был там уже, когда заявление подавал и фотографии относил. С собой беру шоколадный набор для Шурки и, получив, наконец, долгожданную ксиву со страшной рожей внутри, лечу на крыльях любви в райком комсомола. Захожу в ее кабинет и спрашиваю у знакомых теток:

– Здрасте! А где Александра?

– Волки съели, – смеется своей шутке одна из них.

– Уехала она, – смилостивилась вторая.

– А куда, когда будет? – теряюсь я.

– Ты что нам вопросы тут задаешь? – спрашивает первая.

– Работать не мешай! – отрезала вторая и продолжила рассматривать что-то в зеркале.

Плюю на баб и иду искать Серегу. В кабинете его нет, но он где-то в здании. Нахожу его в подвале, где тот инспектирует бомбоубежище!

– А, Толя, заходи, – кричит Сергей мне издалека.

Прохожу. Жутковатое помещение. Тусклый свет от фонарей, закрытых плафонами, гулкие звуки, плохо окрашенные бетонные стены, двухъярусные кровати, большой общий зал и комсорг с парочкой мужиков. Стою, слушаю, какие замечания есть у проверяющих.

Наконец они уходят, заставив комсорга расписаться в листе замечаний, или что там у них?

– Каждый год ходят и что-то новое пишут. Не могут все замечания сразу написать, – беззлобно ворчит Сергей. – Ты чего меня искал?

– Я хотел Александру увидеть, а ее соседки очень заняты макияжем и не говорят, где она, – бессовестно стучу на теток.

– Тунеядки склочные, слова им не скажи, – поддерживает мое возмущение комсорг. – Веришь, нет, столько крови у меня выпили! А Шурка не знаю когда вернется. В августе, скорее всего – мы ее в пионерский лагерь отправили.

– Зачем? Она по возрасту уже…

– Да представляешь, каратиста там поймали! – прерывает меня Сергей. – Знаешь, что он делал?

– Детей бил? – предполагаю самое очевидное.

– Если бы! Учил их своему карате! И главное, я сам его туда и отправил пионервожатым, а он такую свинью мне подложил. Такой еще парень ответственный, и каратист оказался.

– А это нельзя же? – припоминаю я запрет на этот вид боевого искусства во времена СССР.

Был он недолгим, неужели вот прямо в эти годы?

– Уголовная статья, – подтверждает мои мысли собеседник. – У него тетрадку нашли рукописную. Толстенная такая, сам картинки рисовал – стойки разные, удары. Учил этой гадости свой отряд чуть ли не по ночам, и ведь оказался еще психологом хорошим – дети его полюбили. Начальник лагеря не поняла, чем он там занимается, и просто выгнала его за ночные прогулки из вожатых. Так он пару дней обитал около лагеря, и дети ему котлеты таскали. Кормили, короче, – так он их расположил к себе.

– И где он сейчас? – спросил я. – И зачем там Александра?

– Да с ним все хорошо – сидит в милиции, а Шуру мы отправили с одним товарищем в этот лагерь спасать ситуацию. Дети – они доверчивые, им взрослый показал, поучил, к тайне приобщил. А как сейчас заставить их забыть все это?

– И как? – стало интересно мне.

– Секрет секретом выбивают. Там вожатым новым парень наш будет. Так вот, он подговорит парочку детей купить выпивку, дети скинутся, он им купит спиртное, пойдут в лес ночью после отбоя, костер разожгут, выпьют, – и вот у них уже общая тайна, а каратист забыт.

– Ничего себе план, – офигеваю я. – А детям спиртное – это не вредно?

– Не боись, никто их спаивать не будет, на два десятка человек купят бутылку вина, так, для создания атмосферы.

– Шикарный план, – с сарказмом мотаю головой я.

– А то! Мой! В райкоме КПСС согласовал, те поморщились, но согласились. Что сейчас главное – детей из-под влияния преступника вырвать. Так что Шурка уехала на замену не справившегося вожатого и приедет не раньше первого августа, – расстраивает меня Серега.

– Так, ладно, парень на замену, а Шура зачем?

– В отряде двое вожатых, заменили обоих – его напарница знала и молчала. Ну, ей ничего не будет, но с отряда сняли за близорукость. Идем, что ли, наверх, – сказал комсорг, гася рубильником свет и закрывая дверь штурвалом.

Еду домой с паспортом и набором шоколадных конфет, не стал я через теток передавать – сожрут еще. Чисто теоретически можно в этот пионерский лагерь поехать, но что там делать? Добираться, во-первых, на попутках придется – он в лесу расположен. Во-вторых – ну приеду, ну найду Шурку, и что? Секс в лесу? Да не станет она, и занята наверняка будет, а еще обратно ехать. Ночевать там негде. Облом за обломом. А ведь я был на волоске от провала – чуть не ляпнул Виктору Семеновичу, мол, «бокс, борьба, карате и ушу маленько могу», когда рассказывал про свои спортивные возможности. Да ну этих малолеток, есть же проверенный вариант – Галина.

Вечером навещаю ее с бутылкой ликера «Бейлиз», бутылкой коньяка и набором конфет для дочки. К коньяку я Галину уже приучил, а вот ликер был воспринят настороженно, но красивая импортная этикетка сделала свое дело. Начали мы именно с него. Можно же и коктейль сделать, там ничего особого – лимонный сок и сироп нужен. У Галки затоплена баня и, попробовав ликер, идем туда. Не париться, конечно. Дочка не спит еще, и больше нам негде этим делом заняться. Конфеты дочке, кстати, не дали все сразу, выделили одну.

– Зубы болеть будут! – строго сказала мама, с чем я был согласен.

Пьяно рассказываю про свои мучения с зубом. Меня жалеют и выгоняют домой.

Дома сразу бухаюсь спать под укоризненный взор бабули. Не любит она, когда я пью, – боится, что пойду по стопам отца. Зримое подтверждение ее опасений валяется в зале на диване, иногда переворачиваясь и пьяно похрапывая. Батя в своем репертуаре.