Текст книги "Зона: перезагрузка. Операция «Альфа»"

Глава 25. Майкл Дикон

США. Долина реки Миссури южнее Бисмарка, штат Северная Дакота

– Holy shit! – срывается у меня.

– Что такое? – тут же раздается сзади встревоженный голос Кары.

Ты можешь быть Измененным второй ступени, способным к почти абсолютному контролю над своими эмоциями, но когда ты летишь на самолете, за штурвалом которого пилот-любитель, и этот пилот вдруг начинает ругаться, поневоле забеспокоишься. Впрочем, причины для беспокойства и впрямь имеются.

– Не дотянем, – с досадой отвечаю я. – Топлива не хватит – немного ошибся в расчетах. Примерно двадцать миль не долетим до Бисмарка, а оттуда до Сеятеля, насколько я знаю, еще миль тридцать на северо-запад. Придется садиться на дорогу или в прериях.

– Но… ты же это сможешь?

– Смогу…

– Ну вот, – воодушевляется Кара, не почуяв непроизнесенного «но», – а там на земле угоним какую-нибудь машину бесхозную. Доберемся.

– Ты вниз совсем не смотрела, что ли?

– Нет, а что?

– Вот сейчас из облаков еще раз вынырнем, глянь.

Когда мы наконец выныриваем и Кара бросает взгляд вниз, у нее тоже вырывается короткое ругательство: на земле идет бой. Нет, не так – идет война с самой настоящей линией фронта. С такой высоты, конечно, подробностей не разглядеть, но сложить два и два мне и раньше-то было несложно, а уж сейчас, с аналитическим апгрейдом, – и подавно. Линия фронта – значит, организованное сопротивление. Активный огонь – значит, военные, то есть танки, артиллерия, системы залпового огня. Еще это значит, что психотропных аномалий тут нет или они сдерживаются Сеятелем из Северной Дакоты, иначе вместо фронта был бы хаос – война всех со всеми. Если Сеятель держит крышу против психотропного излучения, а войска это просекли, стало быть, они оттянулись сюда, чтобы хоть какие-то территории удержать в этом адском безумии всеобщего разрушения. То же самое, скорее всего, творится и в Канаде вокруг Сеятеля из Британской Колумбии, и у всех тех Источников, которые мирно взаимодействуют с людьми. Но их меньшинство, и все они в осаде. Осаждающими могут быть кто угодно: помешанные со свернутыми мозгами, мутанты-истребители, как в первых российских аномальных Зонах, разнообразные биоморфы или даже слизне-зомби, как в Вирджинии. Их, вероятно, очень много, намного больше, чем солдат, а значит, линия фронта будет отодвигаться к Сеятелю, пока совсем не сожмется вокруг него, как петля-удавка.

И что же нам делать? Топлива, чтобы перевалить через линию фронта, мне совершенно точно не хватит, стало быть, придется садиться в тылу врага. А фронт-то плотный, проскочить будет очень сложно, если вообще возможно… Но похоже, эта проблема пока отодвигается на будущее, уступив место другой, более приоритетной, – как незаметно сесть, чтобы на нас сразу не налетела какая-нибудь толпа врагов и не порвала в клочья. И эту вторую проблему надо решать прямо сейчас, потому что топлива осталось всего ничего. Вообще-то, конечно, идеальное место посадки – дорога, но не сейчас. Она кишит какими-то тварями, и даже неважно какими: в таком количестве это для нас смерть. Прерия, на худой конец, тоже подошла бы, несмотря на обилие неровностей. Но не в них дело, а в том, что на ней мы будем как на ладони – открыты всем ветрам и всем мутантам…

Приречное всхолмье, поросшее небольшим лесочком, я замечаю в самый последний момент, когда уже накатывает отчаяние и крутится в голове обреченная мысль, что садиться придется где попало. Даже не знаю, что тому причиной: мои ли сувайворские умения, благодаря которым иногда желаемое превращается в действительное, или чистое везение. Скорее, второе – во всяком случае, осознанно я реальность менять не пытаюсь. Хорошо, что «Сессна» самолет не слишком тяжелый, а погода ветреная, поэтому, когда, чихнув, замолкают двигатели, лишившиеся жидкой пищи, полет превращается в планирование, а не в неконтролируемое падение. Сзади тихо охает Кара, но у меня нет времени выяснять, в чем дело, – я изо всех сил пытаюсь не дать самолету разбиться: выпускаю закрылки и держу крылья под таким углом к ветру, чтобы он помогал, а не мешал. Мне надо дотянуть до всхолмья и леска – там рядом сравнительно ровный участок прерии, укрытый рельефом и деревьями от орды тварей на дороге.

Я сжимаю зубы и до боли вцепляюсь пальцами в штурвал. Обычные люди в такие моменты молятся, а что делать сувайвору-атеисту? Только уговаривать реальность, чтобы отозвалась на его отчаянное желание. Ну же, ну! Пусть все получится!! Шасси выпускаю в последний момент. Ой, что сейчас будет… Тяну штурвал на себя, чтобы не клюнуть носом в землю при посадке. Каким-то невероятным образом мне это удается – угадываю удачно под ветер. Клацаю зубами – посадка все же получается жесткой, самолет подпрыгивает, накреняется, одно из колес шасси ломается, крыло задевает землю, но не зарывается, а приподнимается снова, еще один неуклюжий жабий перепрыг, скрежет металла, и – уфф! – все, мы останавливаемся. Спасибо тебе, птичка по имени «Сессна», что донесла живыми. Вряд ли ты в ближайшее время еще раз поднимешься в воздух – чинить и заправлять тебя все равно нет возможности. Так что наслаждайся природой прерий, ты здесь надолго.

Оборачиваюсь к Каре:

– Что вы там увидели?

– Крылатые биоморфы, целая стая. Они приближаются с запада, со стороны Скалистых гор, – там еще один враждебный Источник. Думаю, лучше нам убраться с открытого места, и поскорее.

– Резонно.

Хорошо, что у нас немного поклажи: бедному собраться – только подпоясаться. Так, кажется, говорят русские. Очень верно, знаете ли. Мы хватаем свои рюкзаки, выскакиваем из самолета и даем резвый старт в направлении густых зарослей кустарников, за которыми холмы и тот самый лесок. Как удачно, что я смог так снайперски тут приземлиться! И снова уфф! Едва мы успеваем скрыться в зарослях, как сверху их накрывает тень стаи биоморфов.

Я осторожно выглядываю… Ух ты, ничего себе! Уродливые создания с перепончатыми крыльями, напоминающие птеранодонов, только лапы у них паучьи. Ох, и здоровые же твари! Достаточно здоровые, чтобы… Идея приходит внезапно, и я тут же берусь за ее реализацию, потому что думать да прикидывать тут некогда – другой шанс у нас вряд ли появится. В небо летит моя энергетическая «паутина» и цепляет двух матерых особей из стаи. Есть некоторые опасения, что биоморфы – не слизне-зомби и на них моя «паучья» способность может не сработать… Нет, в третий раз уфф – работает! Два птераноарахнида подчиняются и приземляются возле самолета.

– Что ты задумал? – недоумевает Кара.

– Мы полетим на них через линию фронта.

Измененная округляет глаза:

– Да ты с ума сошел!

Смотрю на нее мрачно:

– Есть другие гениальные идеи, как нам добраться отсюда до твоего Сеятеля? Готов их рассмотреть. А если нет – биоморфное аэротакси к нашим услугам. Ну что, предложения имеются? Так я и думал.

Кара недоверчиво и с опаской косится на биоморфов. Те, однако, и не думают нападать… пока. Если честно, я не уверен, насколько надежна моя власть над ними и как долго она продержится, но надеюсь, достаточно, чтобы перелететь линию фронта. Однако стоит поторопиться.

Измененная вздыхает:

– Похоже, безумие заразно… но терять нам нечего… Ладно, летим, чего уж там…

* * *

Полет на биоморфах, должен заметить, – чистый экстрим: неудобно и, что греха таить, страшно. Твари достаточно сильны, чтобы тащить нас, и достаточно велики, чтобы мы уместились на их спинах, но на этом их плюсы и заканчиваются. В сказках люди частенько летают на драконах, но хотел бы я посмотреть на этих сказочников, окажись они на нашем с Карой месте. На спинах биоморфов нет никаких наростов, за которые можно цепляться. Не имеется даже шершавой чешуи – они гладкие и скользкие, так что держаться приходится за их шеи, прижиматься к ним потеснее, чтобы не сдувал ветер, и периодически закрывать глаза, потому что от бездны под нами перехватывает дыхание.

Внизу, между тем, идет нешуточное сражение. С одной стороны звучат автоматные очереди, взрывы гранат, бухает артиллерия, а другая сторона просто прет вперед, давит массой, заваливает людей своими трупами, пускает в ход клыки и когти, где-то плюется ядом… а где-то и стреляет (это, скорее всего, помешанные с оружием). И до кучи сверху атакуют крылатые монстры, плюют какой-то дрянью, от которой люди корчатся в муках и умирают за считаные секунды. Меня пробирает озноб от понимания, на какой опасной твари я лечу и что будет, если она вырвется из-под моего контроля. Вдобавок (словно всего этого недостаточно!) у меня имеется и еще одна причина для беспокойства: мы летим не так высоко, и защищающиеся военные вполне могут по «нашим» биоморфам жахнуть из чего-нибудь вроде «джавелина». Правда, обороняющимся, конечно, и без нас есть чем заняться: атакующая орда не особенно дает время, чтобы смотреть в небо… На это только и надеюсь.

И кажется, моя надежда оправдывается. Пожалуй, стоит взять на вооружение принцип позитивного мышления. Многие верят, что мысль в принципе материальна. А если так, то у сувайворов она материальна вдвойне. Это что же получается: думай о хорошем, и оно сбудется? Эх, если бы все и впрямь было так просто…

Линия фронта остается позади. Можно вроде бы уже приземляться и отпускать наших крылатых коней от греха… но мне хочется пролететь как можно дальше, чтобы побыстрее и с наименьшими затратами сил добраться до Сеятеля. Кроме того, сокращая путь по земле, мы сократим и риск разных нежелательных встреч: из того, что эта территория находится в тылу у человеческой армии, вовсе не следует, что она совершенно безопасна.

Хорошие рассуждения, логичные, но… Мы летим на север над рекой Миссури, когда я начинаю ощущать явственные энергетические пульсации Сеятеля, но еще не понимаю, чем это для нас чревато. Да и откуда мне это понимать – у меня и сувайворского опыта почти нет, не говоря уже о «паучьем»… А вот на биоморфов эти пульсации действуют очень странным образом: они словно жмут на тварях кнопку reset, сбрасывая таким образом любое действующее на них в данный момент внешнее управление, и неважно, от кого или чего оно исходит. Сеятель даже не делает это целенаправленно, так происходит само собой. Но я понимаю это слишком поздно, когда наши покладистые биоморфные аэротакси превращаются в норовистых мустангов, если не в диких быков. Как-то в беззаботной молодости я был со своей первой девушкой в Техасе, и она подбила меня поучаствовать в родео на механическом быке… Скажем так, мое самолюбие пострадало больше меня – я продержался на этом агрегате ровно пятнадцать секунд.

Кара летит прямо над рекой… Вернее, уже не летит, а падает – ее биоморф исполнил что-то вроде фигуры высшего пилотажа «петля Иммельмана» – поди удержись. Остается надеяться, что Миссури здесь достаточно глубока. А как со мной? Я-то над берегом, и высота под сотню футов: если что, костей не соберешь. До реки бы дотянуть, да куда там! Биоморф в ту сторону и не собирается. Держусь отчаянными усилиями. Десять секунд, пятнадцать, двадцать… есть личный рекорд! На двадцати трех не выдерживаю и срываюсь со скользкой гадины… Перед глазами проносятся зеленые макушки деревьев, которые стремительно приближаются… Они-то и дают мне шанс. Будь подо мной только трава – и прощай, Майкл Дикон, ты был хорошим парнем…

Столкновения с ветками болезненны, но все же их не сравнить с ударом о землю со стофутовой высоты. Я вытягиваю руки, пытаюсь хвататься, но не получается. Бьюсь я о ветки неслабо всеми частями тела, и просто чудо, что пока ничего себе не сломал… Зацепиться я так и не могу, но падение все замедляется и замедляется… Ух, по последним веткам я просто скатываюсь, и десять футов полета до земли… Holy shit, как больно! Но все еще не закончено – падаю я на уклон градусов сорок и качусь к обрыву с пучками вырванной травы в обеих руках. Руки изодраны в кровь в попытках удержаться на склоне, и это мне в конце концов удается, но лишь на самом краю: тело мое переваливается и повисает над обрывом, под ногами у меня тридцатифутовая пропасть, а внизу – камни. Река – дальше. Если свалюсь, упаду не в воду. Holy shit! Все равно финиш, только отложенный. Обидно, черт побери!

Вишу. Отчаянно, из последних или даже запоследних сил, пытаюсь подтянуться. На силу рук не жалуюсь, поскольку в спортзал последние годы ходил регулярно, но опора для пальцев слишком мала. Боль, онемение… только теперь уже никакие ветви не смягчат мое падение. С тоской смотрю на край обрыва, такой близкий и такой недостижимый… Но тут из-за него появляется уродливая голова биоморфа и его паучьи лапы. Маленькие глазки сверлят меня с выражением тупого, равнодушного голода. Пасть-клюв начинает открываться, и я догадываюсь, что сейчас в меня полетит та ядовитая дрянь, которой изрядно перепало солдатам на линии фронта… Нет, только не это! Лучше разжать пальцы и упасть на камни, чем адская му́ка от разъедающей плоть мерзости из ядовитых желез биоморфа…

Но тут тварь вспыхивает, словно политая бензином. Никаких воплей, просто молчаливая и страшная агония, а потом охваченная пламенем туша птераноарахнида рушится мимо меня в пропасть. Что происходит-то?! Помощь подоспела?! Откуда?!

Но пальцам моим уже все равно – они не выдерживают, их сводит судорога, сейчас они разожмутся, и тогда… Но я не успеваю узнать, что тогда, потому что над обрывом появляется человеческая голова, потом вторая, а следом и сильные руки, которые обхватывают мои запястья и тянут, тянут меня наверх. Не веря своему счастью, просто позволяю своим нежданным спасителям затащить меня на обрыв и пытаюсь понять, кто они такие. Люди? Похожи, но вряд ли. Мое «паучье» чутье срабатывает и определяет в них боевых Измененных. Один точно пиромант, а второй… фризер, что ли? Впрочем, какая разница?

– Рад, что мы успели вовремя, – абсолютно лишенным эмоций и оттого словно неживым голосом произносит пиромант. – Кара позвала нас, и мы прибыли сразу, как смогли.

– Кара? Так она жива? – надо же, у меня, оказывается, еще есть силы радоваться.

– Жива, – спокойно кивает вроде-бы-фризер. – А теперь мы доставим вас обоих к Источнику.

Глава 26. Министр обороны

Москва

Вадим Юрьевич Пахомов молча стоял под прицелом нескольких пар глаз, обладатели которых ждали от него каких-то слов и судьбоносных решений. Ну ладно еще полковник Свиридов с военными – они-то голосом сирены обработаны, но и директор АПБР с его «лояльными» тоже смотрят на него как на нового вождя. Неужели они так быстро списали президента со счетов? Зря. Мало ли, что его захватили. Этого Александра, ближайшего помощника Посвященного, Пахомов помнил еще по событиям в Челябинской области. Тогда он очень толково сработал. Стало быть, можно надеяться, что он не оплошает и здесь и освободит первое лицо государства. Помимо личного отношения Вадима Юрьевича к президенту он вовсе не горел желанием становиться на его место. Вот на своем он готов сделать все, что нужно. А нужно сейчас раньше врага успеть к бункеру и ракетной базе в Таблово… всего-навсего…

Впрочем, кое-какая идея на сей счет у Пахомова появилась, и вроде бы рабочая. Он повернулся к полковнику Свиридову:

– Мне понадобится три бэтээра с бойцами. Лучше всего под командованием майора Гришковского. Они отправятся со мной на запад, в район Рузы. А вам, полковник, поручаю выводить всех остальных через Москву на юг.

– А может, мы с вами? – в голосе полковника звучала неприкрытая надежда. – Силами полка мы способны сделать многое.

В общем-то Свиридова можно было понять. Голос сирены и святая убежденность в правоте министра обороны не отменяли того факта, что движение через Москву на юг выглядело чуть ли не бегством, а мало кому из военных такое может понравиться. Но Пахомову в Таблово столько войск не требовалось:

– Нет, мне нужен небольшой мобильный отряд. В этом деле скорость важнее силы. Полку там негде будет развернуться, и… В общем, это приказ. Выполнять!

Вадим Юрьевич не назвал самую главную причину, вовремя прикусив язык: его способностей псионика, даже усиленных катализатором, хватит, чтобы прикрыть от психотропного излучения три бэтээра с бойцами, но никак не целый полк. Директор АПБР, судя по его внимательному взгляду, все понял, а вот полковнику Свиридову знать об этом было совершенно не обязательно.

Впрочем, прений в любом случае ожидать не приходилось – голос сирены исключал какие бы то ни было возражения как полковника, так и его подчиненных. Пока Свиридов отправился к бойцам, чтобы довести до них только что полученный приказ, а также уведомить майора Гришковского, что он с тремя бэтээрами поступает в распоряжение министра обороны, Пахомов достал устройство спецсвязи, помедлил несколько секунд, собираясь с мыслями, и набрал код канала Посвященного.

* * *

Бронетранспортеры Гришковского были готовы уже через десять минут, а Пахомов к этому времени успел поговорить с Посвященным. Результат их общения превзошел самые смелые ожидания Вадима Юрьевича – есть способ быстро добраться до нужного места! Полк под командованием Свиридова принялся искать объезд заваленной обломками телебашни улицы Академика Королева, а Пахомов, Ладыгин с «лояльными» и отряд Гришковского сумели вывернуть на сравнительно свободную Первую Останкинскую. Директор АПБР периодически беспокойно поглядывал на свой планшет – похоже, аномалии приближались. Министр обороны только порадовался, что не видит экрана – лишняя нервотрепка ему сейчас была точно ни к чему, ее и без того хватало.

Посвященный, конечно, проинструктировал Пахомова по поводу пространственной аномалии, так как самому Вадиму Юрьевичу с этим явлением никогда не приходилось иметь дело. И вот сейчас основной проблемой было соблюсти главное правило – физический контакт между всеми перемещающимися. Пахомов придумал хитрую схему: все рассаживаются по бэтээрам, а бэтээры, соответственно, соединяются друг с другом стальными буксировочными тросами. Вряд ли кто-то когда-то проворачивал подобный трюк, так что оставалось лишь надеяться, что такой опосредованный контакт сработает и отряд не разбросает по всем окрестностям Рузы и Таблово. Ну а кроме того, Пахомову предстояло не просто перемещаться через пространственную аномалию, но и участвовать в ее создании. Естественно, его по этому поводу слегка потряхивало.

Вадим Юрьевич сидел на броне головного бэтээра, крепко держась за одну из боковых скоб, – ему нужен был как можно более широкий обзор. Рядом расположились Ладыгин и щитовик.

– Если оценивать положение и скорость аномалий, – голос директора АПБР звучал напряженно, – они будут здесь минут через пять. Так что я бы на вашем месте поторопился.

Пахомов только покосился на него, но ничего не ответил – ему требовалась концентрация. Нужно было очень достоверно (чтобы самому в это поверить) представить, что здесь, на Первой Останкинской, возникла пространственная аномалия, ведущая на дорогу А108 между Таблово и Озернинским водохранилищем, причем довольно крупная, чтобы через нее могли пройти бэтээры. Вадим Юрьевич хорошо помнил ту местность, и это очень помогало ему реалистично представить нужную картину. Он хотел было закрыть для этого глаза, но в следующее мгновение его отвлекло тихое «О черт!» Ладыгина и его судорожный вздох. Пахомов гневно обернулся: отвлекают тут всякие и мешают сделать то, что нужно… и остолбенел: на высоте нескольких метров принялись взрываться светофоры, оконные стекла в домах, рушиться балконы, завязываться узлами фонарные столбы.

– «Летучки»! – просипел бледный как смерть Ладыгин. – И перемещаются очень быстро! Давайте же!

Кого-нибудь другого при таком раскладе могло бы в ступор загнать, но не Вадима Пахомова. Была у него такая черта характера, во многом благодаря которой он и сделал такую невероятную карьеру, не имея связей в верхах: в критических обстоятельствах на него, как правило, снисходило удивительное хладнокровие. Весь мир вокруг словно исчезал, а окно реальности сужалось до него самого и той задачи, которую требовалось решить прямо сейчас. И вот в данный момент отчаянное положение не только не помешало ему, но и, наоборот, помогло – включило его мозг в тот самый экстремальный режим, будто рубильником щелкнуло. «Летучки» перестали для него существовать, а сознание легко провалилось в темноту эгрегора Сеятелей и установило контакт с Посвященным, хотя и это Пахомов делал в первый раз в жизни, получив лишь словесные инструкции. А следующим этапом пошла аномалия – Вадим Юрьевич так четко ее представил, словно видел и ощущал воочию. Полминуты – и реальность прогнулась. Будь Пахомов один, наверное, так быстро у него бы не вышло, но помощь Посвященного и как минимум одного Сеятеля решила дело – на Вадима Юрьевича пахнуло холодом и специфическим резким запахом пространственной аномалии. И тогда он, срывая голос, закричал в открытый люк бэтээра: «Впере-е-ед!!»

Команды ждали и рванули так, что трое сидевших на броне чуть с нее не слетели, но удержались, судорожно вцепившись в скобы. А дальше был только холод и мрак пространственного перемещения.

* * *

Подмосковье. Трасса А108 севернее Таблово

Все-таки Пахомов рисковал. Пространственная аномалия – это не выстрел из снайперской винтовки: с точностью до метра или даже трех ее навести невозможно. Даже четко представляя место, куда хочет попасть, создающий аномалию имеет шансы вывалиться из нее в куда более широком географическом диапазоне. И если идущему пешком это в большинстве случаев более-менее безразлично, то, когда речь идет о машинах, все становится намного сложнее: требуется попасть именно на дорогу, не на обочину, не на откос, не рядом с дорогой. Три двигающихся бэтээра, связанных буксировочными тросами, по ту сторону пространственной аномалии должны иметь возможность продолжать движение в нормальном режиме, то есть не опрокинуться, не увязнуть в болоте, не свалиться в воду… Короче, есть еще множество всяких «не». Избежать их всех при перемещении пространственной аномалией – большое везение. И оно отряду Пахомова сопутствовало: из аномалии они вылетели прямо на дорогу, правда, на самый ее край, зато с небольшой высоты, так что «посадка» получилась удачной и даже относительно мягкой, а механикам-водителям удалось вырулить так, чтобы не слететь под откос и не врезаться друг в друга.

Ну и с наведением аномалии Пахомов не ошибся: за следующим поворотом дороги должно быть ответвление в сторону табловского бункера, а там и до него рукой подать – меньше пяти километров. Стало быть, они совсем рядом. Должны успеть.

– Как там обстановка? – повернулся Вадим Юрьевич к Ладыгину.

– Минутку… – Директор АПБР глянул на планшет. Программа определения аномалий слегка сошла с ума из-за пространственного нуль-перемещения, но довольно быстро подгрузила новую информацию. – Ага, вот… До бункера чисто. Зато дальше… – он сделал масштаб меньше, – дальше находится здоровенная аномалия. Судя по всему, это Странница… Если она и впрямь стремится к бункеру и шахтам, мы ее пока опережаем, но не намного. Лучше бы нам поспешить.

* * *

Пока они ехали, Вадим Юрьевич пытался продумать свои дальнейшие действия. Ядерный чемоданчик у него был с собой – с момента получения апокалиптических предсказаний каждый из большой тройки держателей кодов запуска со своим таким не расставался. Вот только без двух других сделать ничего нельзя, а они вместе с их носителями сейчас в руках врага. Александр, конечно, обещал их освободить, но поди знай, получится ли у него и удастся ли вытащить президента и начгенштаба живыми… Да, оставалась еще так называемая директива одиннадцать, но активировать ее мог только президент или тот, кому в случае его смерти будут автоматически присланы инструкции по активации этой директивы. «Тем» официально был министр обороны, именно ему должны прийти инструкции. Если они не пришли, значит, президент жив. С одной стороны, это радует, с другой – его могут пытать или и вовсе взять под контроль фантомы-охотники. А в таком случае инструкций и не будет, так как враг в первую очередь позаботится, чтобы никто больше не получил той возможности, которая появилась у него с захватом президента: нанести глобальный ядерный удар.

Но что тогда может здесь он, министр обороны, без директивы одиннадцать? Удерживать объект? А смысл? Впрочем, есть еще один вариант – уничтожить этот объект. И ракеты в шахтах взорвать. Для этого коды запуска не нужны. Таким образом можно будет получить хотя бы один условно положительный результат: весь арсенал, имеющийся в местных шахтах, не сможет использовать враг. А радиоактивное заражение… Странница все равно создаст здесь новую Зону, а значит, для людей Подмосковье, да и Москва, видимо, тоже так и так потеряны. Надо же, а ведь еще недавно Вадиму Юрьевичу казалось страшным то, что Странница доберется сюда и взорвет ракеты, а теперь сам собирается сделать то же самое, считая это меньшим злом. Как быстро происходит переоценка ценностей! Пахомов прикажет местному гарнизону, отряду майора Гришковского, а также Ладыгину с его «лояльными» уходить на юг, даст им немного времени и активирует систему самоуничтожения центра и шахт. Странным образом сейчас, когда решение было принято, пусть даже такое, у Вадима Юрьевича словно гора с плеч свалилась – стало как-то легче…

До центра осталось совсем немного, а значит, пора тормознуть: появляться перед сверхсекретным объектом без предупреждения на трех бэтээрах – не самая удачная идея.

– Всем стоп, – приказал Пахомов майору Гришковскому. – Дальше пойдем только я и щитовик на всякий случай. Остальным дам команду по рации.

* * *

Табловский центр управления запуском ракет

Хорошо все-таки владеть голосом сирены! Отдаешь спорные и даже страшные приказы, а их воспринимают как должное, как истину в последней инстанции, свято верят в твою правоту и все исполняют беспрекословно… Хорошо и в то же время ужасно. Слишком легко лидеру при таком раскладе заработать комплекс бога и начать творить черт знает что. Ведь прикажи он сейчас местному гарнизону и отряду Гришковского умереть – умрут ведь с полной уверенностью, что лучшего решения в данной ситуации не найти. Министр обороны командовал, не давая рефлексии взять над ним верх и помешать ему делать то, что нужно, но внутренне холодел. Неправильно это – никто не должен получать над другими подобную власть, иначе… Самая жесткая и тоталитарная диктатура покажется детской игрой по сравнению с тем, к чему может привести власть человека с даром сирены.

Ладыгин, считая, что Пахомов с этим даром сможет стать идеальным правителем, одновременно и прав, и не прав. Прав с точки зрения формальной логики. Министр обороны – человек военный, умеющий стратегически мыслить, преданный своему государству, и чувство долга для него не пустой звук. Дар же сирены сможет подавить в головах других даже зародыши мыслей о бунте или хотя бы неподчинении. Главное, регулярно выступать по телевидению и радио, и чтоб транслировались эти выступления буквально из каждого утюга, – и вот вам рецепт абсолютной преданности народа. Абсолютная монархия, едрит мадрид! Но такая штука очень зависима от личности правителя. Если правитель обладает способностями сильного государственника и одновременно лучшими человеческими качествами – вариант хороший. Вот только власть все же развращает. А абсолютная власть развращает абсолютно. Как скоро человек, сколь бы принципиальным и ответственным он ни был, зарвется, зная, что почти никто в стране не может ослушаться его приказов? И как скоро после этого сработает «почти»? Ведь все равно останется элита, защищенная пси-блокираторами и «лояльными». Тот же Ладыгин, например, который рано или поздно может посчитать, что «идеального» правителя пора менять. А тому в свою очередь придет в голову идея, что защищенной элиты в стране быть не должно, и, пользуясь своей абсолютной властью, он прикажет эту элиту вместе с их «лояльными» истребить, а пси-блокираторы и всю документацию по их производству уничтожить… Как вам такая картинка будущего, Вадим Юрьевич? Вдохновляет или не очень? Вот то-то. А ведь есть способ не допустить такого развития событий! В первую очередь нужно сделать все что можно для выживания человечества в целом и России в частности, а потом тихо сойти со сцены, кто бы там что ни говорил. Никакого президента с даром сирены!

Все эти мысли крутились в голове Вадима Юрьевича фоном, не мешая ему заниматься главным на данный момент – готовить объект к уничтожению, а гарнизон к эвакуации. Гарнизон и отряд Гришковского пока расположились по периметру. Кроме того, Пахомов активировал свои псионические способности, готовый в любой момент прикрыть защитников центра от психотропных аномалий или иного воздействия на разум. А рядом с ним постоянно находились Ладыгин и «лояльные». Личная охрана, так сказать. Директор АПБР держал наготове излучатель АФИ-1 на случай появления фантомов-охотников. Вроде бы все продумано, и никаких сюрпризов быть не должно…

Но тут внезапно зазвучал сигнал устройства спецсвязи. Секунды три Пахомов, не веря своим глазам, смотрел на код канала, с которого шел вызов, а затем нажал кнопку приема:

– Да, господин президент?

* * *

Вадиму Юрьевичу Пахомову было не привыкать к внезапным изменениям оперативной обстановки, но за последние сутки с этим наблюдался явный перебор. Итак, президент жив и свободен, и теперь именно министру обороны придется применять директиву одиннадцать. Алгоритм уже известен, коды тоже… Господи, как хорошо (снова!), что голос сирены отключает у тех, кто его слышит, способность критического восприятия звучащих слов. Если б не это, местный персонал, скорее всего, уже записал бы его в сумасшедшие. И немудрено: сначала Пахомов вел речь про самоуничтожение объекта и ракет, а также эвакуацию гарнизона, а теперь уже – про подготовку к пуску всех ракет, что находятся в ближайших шахтах. Что тут еще можно подумать? Но, к счастью, те, кто получил приказ голосом сирены, могут думать только о том, как этот приказ наилучшим образом выполнить… Чем они все, собственно, сейчас и занимались.

Интересно, как бы эти ребята восприняли приказ Пахомова без этого аномального воздействия на их разум? Когда ты постоянно находишься при самом страшном и разрушительном оружии на планете и должен быть готов его в любой момент применить. Ты каждый день в напряжении: одновременно ждешь и боишься, смертельно боишься получить такой приказ. И оно не отпустит тебя, пока ты на этой службе или пока не нажмешь на ту самую кнопку. Гражданским или тем, кто служит в других войсках, не понять. И не то чтобы ты непременно хотел «жахнуть, весь мир в труху», но ведь вся твоя служба в том и состоит, чтобы, когда потребуется, ты без колебаний сделал это, хотя в душе понимаешь, что для всех, и для тебя в том числе, будет лучше, если этого никогда не случится. Потому что смертоносная мощь, которую можно спустить с цепи с этого пульта, способна испепелить полмира.