Текст книги "Зона: перезагрузка. Операция «Альфа»"

«Черт, какого перепрограммирования, если ты сейчас умрешь?! Реакция отторжения – это ведь…»

«Я знаю. Поэтому и нужно спешить. Помоги мне!»

Он еще раз пошатнулся и непременно упал бы, если б я его не подхватил. Дальше я практически волок его на себе, хотя в энергетическом плане он продолжал мне помогать. Может, даже сильнее, чем раньше, словно его физическая немощь компенсировалась на других уровнях. Проще говоря, Посвященный резко покрутел. Если бы не это, мы могли бы и не дойти. А так все же справились. И в процессе я постепенно осознавал, что происходит, только никак не мог в это поверить.

Альфа светился ярко. Очень ярко, почти ослепительно. Сияние его пульсировало с высокой частотой – это был почти стробоскоп. На мгновение у меня мелькнула дурацкая и неуместная мысль о темных очках. Но это свечение говорило мне и о другом. Вернее, ментальные волны Альфы, которые я улавливал, потому что он пытался раздавить мою волю. Это свечение происходило именно от его тщетных усилий. А еще страха. Самого банального страха. Чертов Альфа испробовал все средства, чтобы остановить нас, но ни одно не сработало! И вот мы здесь, рядом с ним. Не в самой лучшей форме, но полны решимости завершить свою миссию. До главного вражеского Сеятеля всего несколько шагов, и мы сделали первый. Потом второй и третий… Яростная волна его ментальной атаки разбилась о наш пси-барьер – похоже, безумный коктейль из различных порций крови в жилах Посвященного все же начал работать. Четвертый шаг.

«СТОЙТЕ! НЕ НАДО!»

Ужас в ментальном голосе Альфы был столь силен, что от несоответствия могущества этого «главного злодея» и его нынешней почти беспомощности меня пробрал нервный смех.

«Надо, Федя, надо!»

Пятый шаг.

«Ты помнишь, как заливать программу?» – спросил Посвященный.

Разумеется, я помнил – гонку пробуждения Источников трудно забыть. Вот только этот вопрос Посвященного окончательно подтверждал мои самые страшные догадки.

«Помню, но…»

«Тогда вперед!»

Я даже среагировать не успел. Честно. Вместо шестого шага Посвященный вдруг выхватил из ножен у меня на поясе мой нож, «каратель», и бросился на Альфу. Тот яростно и отчаянно полыхнул, но поздно: Посвященный под мой отчаянный вопль «Нет!!!» резким, хорошо поставленным ударом перерезал себе аорту и рухнул на главного Сеятеля, заливая его своей кровью.

* * *

Боль. Дикая усталость… Глеб и сам не знает, за счет чего он еще продолжает держаться. Может, за счет того, что там, рядом с главным Источником, папа и ему надо помочь. Глеб уже один сражается с Альфой. Дядя Игорь погиб, приняв на себя удар, предназначавшийся Глебу. Мальчик уже никогда не сможет узнать у него, почему он это сделал. Все остальные, включая иностранного Сеятеля, сейчас сражаются с черноглазыми призраками. Призраков слишком много, и Глеб понимает, что свои проигрывают. Он бы хотел им помочь, но не может – надо сдерживать главный Источник, чтобы он не убил папу… Мама стоит рядом… Нет, уже не стоит, а сидит в ногах у Глеба, напитывает его своей жизненной силой. Мальчик видел, как она готовилась к походу – ей принесли три аквариума, битком набитых червями. Выглядело это очень противно, но мальчик знал: так нужно. Черви – это жизненная сила, которую мама закачивает в себя про запас, чтобы потом, когда придется трудно, делиться ею с товарищами по походу. Мама не так много может, но она – пьющая жизнь с усиленными способностями. А еще она может ставить псионический щит. Это тоже полезно. Мама пошла с Глебом и папой, хоть она и не… как же это трудное слово… не сувайвор, вот! Но она любит их с папой и сделает все, чтобы они победили. Вот прямо сейчас она и делает все, что может, – псионический щит и подпитка жизнью. Без нее бы Глеб не выдержал.

А без него, Глеба, не выдержит папа, поэтому надо сковывать Альфу. Мальчик каким-то шестым чувством определял, что именно для этого надо делать. Он научился этому далеко на востоке, на острове Итуруп, с тамошним Источником. Альфа, конечно, намного сильнее, но он тоже Источник, а значит, с ним должны работать те же приемы. Так Глебу сказал дядя Посвященный. Он страшный, у него нет лица, но добрый и знает очень много. Пока папа ходил на свое опасное задание, Глеб занимался с дядей Посвященным и многому научился. Глеб хотел бы продолжать у него учиться и дальше. Потом, когда они победят. А они ведь победят, правда? Он уже спросил это много раз у мамы и, наверное, надоел ей, но она каждый раз отвечала ему: «Конечно, сынок» и улыбалась. Мама очень хорошо улыбается. Красиво. Жаль, что редко.

А еще жаль, что Глеб сейчас почти не чувствует папу. Он там, рядом с Альфой, и его от Глеба словно какой-то барьер отделяет. Альфа сильный и страшный. Совсем по-другому страшный, чем дядя Посвященный. По-плохому. Страшнее Паука, Таганайского Источника и того, Итурупского. Он самый главный враг, из-за которого на Земле творятся все эти беды. Он как финальный босс в компьютерной игрушке, которую Глеб проходил в прошлом году. Сильный босс, он убил Глеба много раз, прежде чем удалось его победить. Только Альфа настоящий. И здесь не игрушка. Здесь, если убьют, нельзя загрузиться с последнего сохранения. А значит, нужно побеждать с первого раза. И ответственность выше. Те, кто погиб, – дядя Игорь, дядя Дрон, дядя Шахматист, они больше не вернутся, не улыбнутся Глебу, не взъерошат ему волосы… А дядя Дрон так смешно ругался: «Черти полосатые!» Глеб всхлипывает и тут же сердится на себя: нельзя! Сейчас – нельзя. Сначала надо победить, а потом уже придет время горевать о них.

Эй, что происходит? С иностранным Сеятелем, который в их команде, что-то творится. Он частично связан с Глебом, но мальчик не очень понимает, в чем дело. Можно бы разобраться, но отвлекаться нельзя – у Глеба важная миссия. А пока у него ощущение, что Сеятель непонятно откуда наполняется энергией. И ее много, очень много. Интересно, откуда он ее берет? Впрочем, ладно, и пусть берет. Лишь бы на пользу. Он ведь на их стороне, а черноглазых призраков слишком много. Пускай Сеятель использует эту энергию против них. Это сейчас очень нужно. Каждый должен делать свою работу – так сказал дядя Посвященный перед походом. Так они все и делают. Вот пусть иностранный Сеятель разбирается с черноглазыми, а он, Глеб, будет держать Альфу…

* * *

Надо же, у него получилось! У Сеятеля. Честно говоря, Майкл Дикон скорее заставлял себя верить в это, чем верил по-настоящему: все-таки у могучего космического разума были свои недостатки. Он именно разум, а без духа, без воли к победе разум не всегда может победить. Потому что он не умеет вытаскивать уже почти проигранные бои, что называется, на зубах. Но Майкл радовался, что ошибся, – Сеятель все же сумел создать канал, пробился к своим и получил от них энергию.

Черноглазые фантомы не смогли ему помешать – стремясь поскорее разделаться с отрядом сувайворов, они спохватились, когда Сеятель уже все сделал. Интересно, как он будет использовать полученную энергию? Просто в щит превратит? Или…

Оказалось, что «или». В вопросах оперирования энергией Сеятель разбирался куда лучше Майкла, и неудивительно. Дикон с невероятным удивлением увидел, что к черноглазым идет что-то вроде труб, заполненных темно-серой мглой. Сувайвор понял, что эти «трубы» обычному зрению недоступны, это энергетические каналы, связывающие полупроекции Источников с их «телами», которые в каменном виде лежат в данный момент каждый на своем месте далеко-далеко отсюда. А значит, стоит эти каналы перерезать… Но если для Дикона эта мысль стала открытием, то Сеятель с ходу занялся ее воплощением.

Это было очень наглядно: словно невидимые ножницы перере́зали одну из темных труб – и связанный с нею черноглазый фантом замерцал и исчез. Затем второй и третий… Вот только враги тоже не дураки и быстро просекли, что в подобную игру могут играть обе стороны. И в следующий момент большинство черноглазых, скооперировавшись, обрушились на канал Сеятеля. Дикон пытался ему помочь, но куда там! Все-таки даже с дополнительной энергией силы были неравны. Недаром еще в Дакоте Сеятель говорил, что сторонников Альфы намного больше. И львиная их доля сейчас сосредоточилась на нем, без труда вычислив самого сильного противника и решив вывести его из игры. И вскоре, несмотря на отчаянное сопротивление Дакотского Источника, канал был перерезан. Теперь черноглазые набросились на Сеятеля, словно стая волков на медведя. По отдельности он был сильнее любого из них, но против толпы – без шансов. Даже с помощью Майкла.

Дикон чувствовал, как гибнет его тело. К сожалению, в своем внезапном бунте он получил доступ и к нервным окончаниям, так что сейчас пожинал плоды – терпел дикую боль. Считают, что перед смертью в сознании проносится вся жизнь. Может, у кого-то и так, но у Дикона перед глазами встало лицо спящей Нэнси Корнелл, которую, уходя из дома в ту безумную ночь, когда все началось, он так и не разбудил, чтобы попрощаться. Его вдруг накрыло острое сожаление по этому поводу. Оно и стало последней эмоцией Дикона, когда очередной энергетический удар армии черноглазых уничтожил и его, и Сеятеля.

* * *

Твою налево! А ведь когда Сеятель наполнился энергией и черноглазые фантомы один за другим стали исчезать, в душе Алины совсем было возродилась надежда. Но недолго музыка играла… Несколько минут, если точнее. А потом Сеятель покачнулся и рухнул мертвым. Их осталось четверо, считая восьмилетнего мальчишку и «лояльную», пьющую жизнь. Сейчас черноглазые их раздавят.

Ну почему все так?! Вот сволочная судьба! Разве сложно ей было расщедриться всего на одно «долго и счастливо» для них с Эдуардом? Разве это так уж много?

Они встали спиной к спине, хотя в таком бою это вряд ли имело смысл: никто на них не нападал с холодным оружием и не стрелял. Им даже не надо было видеть врага. Просто так было привычнее, и выражение «чувство локтя» приобретало дополнительный смысл. Когда началась очередная атака черноглазых, Алина вдруг с полной ясностью и очевидностью поняла, что сейчас она умрет. И когда враг нанес удар, Алина пару секунд не понимала, почему еще жива… пока не увидела лежащего у ее ног Эдуарда. И тогда она закричала.

* * *

Ох, ежики, вот это поворот! Честно говоря, на такое я ну никак не рассчитывал, поскольку был целиком и полностью уверен, что на роль жертвы назначили меня. Я знал историю первого перепрограммирования Источника. Питерского. Там понадобилось выпустить из сувайвора по имени Михаил Стрельцов всю кровь. Но тут Альфа. Видимо, есть нюанс, который повысил ставку до уровня жизни Посвященного. И он знал это, но молчал. А я-то еще ругал его за то, что он скрытничает. Неудивительно, черт возьми! Только ведь я привык к этому безликому сукиному сыну, и как теперь дальше без него? Меня охватило острое чувство потери, но дело свое я делал – заливал в Альфу мирную программу, а он уже почти и не дергался. Похоже, безумная смесь в крови Посвященного просто парализовала главного Сеятеля.

В моей голове царил полный кавардак. Я держал ладони на холодных каменных боках Альфы, меня пронзали боль и энергетические разряды, в голове вспыхивали в полном хаосе непонятные образы. Я находился в контакте с главным Сеятелем, и он менялся буквально на глазах. Постепенно уменьшались страх и агрессия, которыми до сих пор от него буквально разило. Он был чужой, конечно, абсолютно чужой, но теперь уже не казался врагом. Мне очень хотелось ускорить процесс, ведь там, в большом гроте, сейчас неведомо что творилось с моей семьей и товарищами по походу, но я не мог рисковать, чтобы в последний момент все не сорвалось: слишком многим мы пожертвовали для победы, чтобы проиграть на ее пороге.

А Посвященный между тем был еще не до конца мертв – его жизнь по капле проникала в камень тела Альфы, пропитывала его, бесповоротно закрепляя курс на мирное сосуществование с человечеством. Меня же постепенно отпускала боль, что я считал индикатором снижения враждебности главного Сеятеля. Я перестал видеть что-либо вокруг себя, ибо передо мной мелькали различные видения, которые я поначалу совершенно не мог истолковать, но постепенно, возможно, из-за длительного контакта с Альфой, начинал понимать. Альфа был «пауком» среди Сеятелей, и каждый из них являлся узлом его «паутины». Именно поэтому перепрограммирование Альфы словно вирус распространялось по его сети, заражая всех остальных. Заражая совершенно беспрепятственно, должен заметить, поскольку их системы защиты были направлены против внешнего воздействия, а не против собственного доминанта, ибо все, исходившее от него, было истиной в последней инстанции и подлежало обязательному исполнению. Мир с отжившими? О’кей, пусть будет мир. Остановить движение Новы? Тоже не проблема, остановим. Ликвидировать вредоносные аномалии? Как скажете, сэр, считайте, что они уже исчезли. Приструнить Измененных и биоморфов? Будет сделано!

Я только сейчас полностью осознал, против какой силищи мы боролись, когда почувствовал, во сколько адресов направляются новые директивы Альфы и какая мощь приходит в движение по его команде. Осознал и был потрясен. Какое счастье, что я не знал этого раньше, а то у меня могли бы и руки опуститься. Тем круче наше достижение. Мы заплатили высокую цену… Кстати, насколько высокую? Вот теперь я уже мог позволить себе посмотреть на то, что происходит в большом гроте. С помощью Альфы, разумеется…

Ох… Черноглазые фантомы исчезли, и наших больше никто не атаковал, но… Потери ужаснули: Дрон, Шахматист, Игорь, Сеятель… На камнях лежит, не подавая признаков жизни, Эдуард, а над ним суетятся Алина, Рита и Глеб… Я ощутил эгоистичную радость, что все мои в порядке. Но остальные… Какой кошмар! Да, я знаю, что битв и войн без потерь не бывает, а такая война и такая битва стоят особняком, ибо ставку выше сложно даже представить. Глупо было, в самом деле, надеяться, что мы победим малой кровью… Ну, как малой… Подумал об этом, и мне стало стыдно, потому что «малая кровь» касалась только своих, а все человечество? Какую цену заплатило оно за нашу победу? Это еще только предстоит узнать. И что осталось от мира – тоже.

А главное – как теперь жить на полуразрушенной планете? Как взаимодействовать с чертовой уймой новых Сеятелей, которые хоть больше и не жаждут нашего уничтожения, но все равно себе на уме, и никто их толком не понимает… кроме Посвященного. Я посмотрел на его неподвижное уже мертвое тело. Он свою цену тоже заплатил. Высочайшую. А ведь я не раз клеймил его за то, что он ничтоже сумняшеся жертвует людьми ради своих целей! Но он, как оказалось, был готов пожертвовать и собой, не считая себя высшим существом, а равняя себя с теми, кто сражался и погибал за то, что он считал правильным. Полководец погиб, но тогда и так, чтобы его смерть принесла максимальную пользу, фактически обеспечила победу, спасение мира. Это ли не высшее искусство стратега? Ты был реально крут, Посвященный. Снял бы перед тобой шляпу, если б она у меня была… Только теперь-то что? Как без тебя все это разгребать? Не свалится ли мир без твоего чуткого пригляда и знания Сеятелей в новый кровавый хаос? Кто сможет занять твое место?

«У меня на этот счет есть предложение».

Я не сразу понял, что со мной говорит Альфа, с которым я все еще находился в тесном ментальном контакте. Новый Альфа, больше не пытающийся стереть меня с лица земли… Непривычное ощущение.

«Предложение? – переспросил я. – И какое же?»

«Ты».

«ЧТО?!»

Если б не уверенность, что Сеятелям чувство юмора не свойственно в принципе, я бы подумал, что он шутит – слишком дико это прозвучало.

«Ты, сувайвор, прав в том, что этот ваш Посвященный играл важную роль в первую очередь как посредник между людьми и Сеятелями. Без него все рухнуло бы гораздо раньше… И рухнет сейчас, если не появится новый Посвященный».

«Но почему я?!»

«А кто еще? Ты видишь других кандидатов? У кого из выживших богаче, чем у тебя, опыт общения с Сеятелями? Кто знает о нас больше? Кто больше других общался с Посвященным и наверняка перенял у него кое-какие стратегические приемы и комбинации? Кто, в конце концов, какое-то время делил тело с одним из нас? Нет, потенциально у твоего сына в этом плане более серьезные перспективы. Он, конечно, чрезвычайно интересный мальчик, но…»

«И думать забудьте!»

«Ожидаемая реакция. Ну так что? Ответ мне нужен сейчас. И Посвященный тоже. Кому, как не Посвященному Альфы Сеятелей, стать координатором восстановления разрушенного мира?»

«Но я не чувствую в себе таких способностей».

«Это пока. А я в тебе их чувствую. Моему чутью можно верить. Решай, человек!»

Вот так. Капкан захлопнулся, клацнув стальными зубами. Я еще раз посмотрел на мертвого Посвященного. Да уж, он бы оценил иронию! Не единожды я обвинял его во всех смертных грехах и порывался набить физиономию. А вот теперь мне предлагается встать на его место и на собственной шкуре почувствовать, что это такое – принимать тяжелые решения с масштабными последствиями для будущего. И вполне возможно, кто-то другой уже меня будет считать последней сволочью и призывать на мою голову кары небесные. Круг замкнулся. Или, возможно, это спираль, а я – ее новый виток? Смогу ли я стать таким же, как мой предшественник? А может, лучше? Это серьезный вызов, сталкер Художник, ты к нему готов? С другой стороны, был ли готов другой сталкер, Олег Катаев, когда стал Посвященным? Наверняка его терзали похожие сомнения. Однако он их отринул и сделал в итоге чертовски много важного и хорошего…

Но как же моя жизнь, семья – Рита, Глеб? Я же не смогу без них. И тут же пришла отрезвляющая мысль: «Сможешь, куда ты денешься! Понадобится – еще не то сможешь. И они смогут без тебя, если только будут считать тебя мертвым, иначе не отпустят. Смогут, потому что они будут друг у друга. Погорюют, конечно, но справятся и продолжат жить. И счастливы будут обязательно. А ты, если хочешь, станешь за ними приглядывать… Так, на всякий случай… Подумай, Художник. Все, что тебе сейчас предлагается, – оно важнее, ибо ты принимаешь на себя ответственность не за одну семью, а за миллионы, если не миллиарды. Справишься, не сломаешься? Ты же знаешь, что справишься, только боишься себе признаться. И Альфа знает. А кому еще ты его доверишь? И всю эту чертову уйму Сеятелей? Сможешь жить спокойно, понимая, что неведомо кто будет принимать решения, от которых зависит будущее твое, твоих близких и всего человечества? Ой, вряд ли! Ну так давай ответ, не тяни резину!»

«Только у меня будет пара условий, – наконец мысленно произнес я. – Во-первых, мне нужно, чтобы вы синтезировали мое мертвое тело. Я знаю, вы такое умеете. А во-вторых…»

* * *

Черноглазые исчезли. Вдруг и все сразу. И давление пропало… Это заметили все, кроме Алины: она рыдала над лежащим на камнях Эдуардом.

– Эдик, твою налево, не вздумай умирать, слышишь?! У нас с тобой были такие планы… Не смей от меня сбегать!

– Разрешите мне…

Детский голос заставил Алину поднять взгляд на приблизившегося Глеба. Возможно, виной тому были слезы на ее глазах, искажающие реальность, но ей показалось, что мальчик выглядит как-то необычно.

– Разрешите, – повторил Глеб. – Дядя Эдуард еще жив, и я не дам ему умереть. Поверьте мне!

Поверить? Да кому угодно, только бы помогли! Потому что Алина не готова была остаться без Эдуарда. Это невыносимо! Только не так! У них было слишком мало времени для счастья!

– Действуй, парень, – с трудом выдавила она через горло, вдруг превратившееся в наждак.

* * *

Глеб и сам не знал, откуда в нем появилась уверенность, что он сможет спасти дядю Эдуарда. Она просто пришла, и все. Опыт говорил мальчику – когда такая уверенность появляется, ей надо следовать. Она никогда не приходит зря. Он опустился на колени рядом с умирающим. Жизнь еще теплилась в нем. Совсем слабым огоньком, но Глеб его чувствовал. Ему нельзя дать погаснуть и нужно постараться раздуть.

– Мама?

– Да, Глебушка?

– У тебя осталось хоть что-нибудь из… ну, ты понимаешь… этого?

– Совсем чуть-чуть.

– Ему это нужно. Сейчас. Пожалуйста!

Мама кивнула, присела рядом, положила ладони на грудь дяди Эдуарда. Выдохнула.

– Все, сынок. Все, что было, отдала.

Глеб улыбнулся – огонек чуть окреп. Несильно, но теперь его уже можно раздуть, не опасаясь погасить совсем. Мальчик положил руки на грудь дяди Эдуарда. Вернуть. Вернуть его таким, какой он был. Глеб перед походом много разговаривал с дядей Игорем, и тот ему объяснил, как он такое проделывает. Он называл это обратной перемоткой. Глеб не сомневался, что у него тоже получится. Он обратился к своим способностям. Мальчик даже не знал, когда и как они в нем пробуждаются. Просто появляются, и все. Но ему сейчас нужны были не объяснения, а результат. Ну же, давай! Он представил дядю Эдуарда живым, здоровым, улыбающимся, таким, каким он был даже не здесь, до того как на них напали, а там, в Белоярской Зоне, когда они еще никуда не отправились. Представил так, как будто это уже свершилось – так его учил дядя Игорь, – и закрыл глаза, чтобы было проще. Представлял, представлял и представлял… Пока ему не показалось, что дядя Эдуард шевельнулся. А потом выдохнула свое: «Твою налево!» тетя Алина. И по тому, как это прозвучало, Глеб понял: получилось, и открыл глаза.

Дядя Эдуард шевелился, пытаясь подняться, но ему это было трудно, потому что сверху на него навалилась тетя Алина и как безумная стала покрывать поцелуями его лицо. А в следующий момент мальчику закрыла глаза мамина холодная ладонь и заставила отвернуться.

– Как ты это сделал, Глеб? – изумленно прошептала мама.

– Не знаю… – мальчик пожал плечами. – Оно как-то само…

Шум, послышавшийся из дальнего конца грота, там, где был наклонный проход вниз, заставил всех замереть и медленно повернуться туда. Повернулся и Глеб. Из темного прохода с трудом выбралась безликая фигура в плаще. Посвященный. А на себе он тащил бездыханное тело…

– Папа! – звенящим голосом разорвал повисшую тишину Глеб и вскочил на ноги.

– Мне очень жаль, – глухо прозвучало из-под капюшона. – Очень жаль…