Электронная библиотека » Дмитрий Сафонов » » онлайн чтение - страница 25

Текст книги "Шериф"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 19:04


Автор книги: Дмитрий Сафонов


Жанр: Ужасы и Мистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Но даже имя Баженова не произвело на Ружецкого должного впечатления. Он покачал головой:

– Я должен…

– Что ты должен? – разозлился Тамбовцев. – Покормить крыс?

В ординаторской повисло долгое молчание.

Кто-то должен был его нарушить, но никто не ожидал, что это сделает Лена.

Она встала, закрыла альбом и положила его на стол.

Пинт услышал ее шаги за спиной, он обернулся. Лена шла прямо на них, глядя в никуда.

– У него растут усы, – сказала она. – Он становится сильнее. Ему нужна помощь. Мы должны ему помочь.

Она шла, как во сне, не замечая мужчин, стоящих у нее на пути. Пинт с Тамбовцевым расступились.

Лена прошла мимо них, безмолвно шевеля губами, словно повторяла про себя заклинание.

Она подошла к Ружецкому, и тот отшатнулся к стене.

«Похоже, безумие становится для меня чем-то привычным, – подумал Пинт. – Вроде выпуска новостей по телевизору».

Лена вышла в коридор. Тамбовцев бросился за ней:

– Лена!

Но она уже ступила на лестницу и начала спускаться.

– Оскар Карлович! – воскликнул Тамбовцев. – Надо остановить ее!

Оскар кивнул.

Остановить. Или – пойти за ней. Какая была хорошая идея: забаррикадироваться в рентгеновском кабинете. Мы могли бы пересидеть там до утра. И даже больше… Но… Одному приспичило куда-то бежать, потом и вторая собралась уходить. Ну, Лена ладно. Видимо, она всегда была девушкой со странностями. Но теперь и Ружецкий слышит голоса. Кто следующий? Тамбовцев?

Словно в подтверждение его мыслей, Тамбовцев протянул руку к ружью и сказал:

– Я не могу ее бросить. Я должен идти с ней.

Прекрасно! Клуб самоубийц! Они, как кролики, зачарованы немигающим взглядом удава… Сами прыгают в пасть.

Пинт положил руку на ружье, не давая Тамбовцеву взять его.

– Валентин Николаевич! Вы понимаете, что это глупо? Нам надо сидеть здесь. Всем вместе. Пока…

А что пока? Он и сам не знал. Конечно, это легче всего– спрятаться в надежном укрытии и ждать помощи. Вот только ждать ее неоткуда. Наоборот, их помощь могла кому-нибудь пригодиться. Тому же Шерифу. Или – загадочному обладателю усов, о котором говорила Лена. Пинт понимал, что забиться в укромный уголок – не самый лучший выход. Не самый достойный. Но он по-прежнему колебался. И продолжал бы колебаться еще долго, если бы не слова Тамбовцева, которые решили все.

– Оскар Карлович! – сказал он тихо, но твердо. – Лена – это сестра той девушки, которая привела вас сюда. Привела не случайно. Именно вас и именно сегодня. Вы… – он замялся, почесал бровь, – хороший человек. Но мне было бы горько думать, что Лиза… ошиблась в вас. Отдайте ружье, мы должны идти. Теперь нас – трое, а вы– один. Простая арифметика.

Пинт вдруг понял, как его излишняя осторожность выглядит со стороны. Как трусость.

Да, эта троица была безумной. Ну, с Лены спрос небольшой.

У нее всегда до рубля восемьдесят копеек не хватало.

Ружецкий – что-то услышал.

Внутренние голоса императивного характера – знакомый симптом, не правда ли? Описан во всех учебниках психиатрии.

Тамбовцев не мог оставить Лену одну.

Тоже идейка – из разряда навязчивых.

Но у каждого из них была причина, достаточно веская для того, чтобы рискнуть всем, что есть. А у него?

Четыре фотографии в кармашке бумажника – это причина или нет? То есть – это достаточно веская для него причина? Или, может, он утратил веру?

Пинту был необходим ЗНАК. Тогда все стало бы проще: он бы его послушал. Но ЗНАКА не было. Потому что иногда нам самим приходится делать свой выбор.

Пинт решился:

– Я иду с вами. Если и есть у нас шансы уцелеть, то только вместе. Боюсь, поодиночке эти шансы равны нулю.

Он так и не отдал ружье Тамбовцеву. Подкинул его в руке, будто взвешивая, хлопнул себя по карману, где лежала коробка с патронами, и пошел к лестнице.

«Черт возьми! – думал он про себя. – Конечно, это глупый… может быть, даже отчаянный поступок. Но это поступок. Разве не этого от меня ждут?»

Маленький отряд спустился на первый этаж. Пинт велел всем стоять молча и не двигаться, пока он не разведает обстановку.

Он выглянул из окна на улицу. Там было тихо и безлюдно.

Тогда Оскар осторожно открыл дверь и первым вышел в ночь.

Темнота стала потихоньку отступать. Небо на востоке просветлело. Звезды казались уже не такими яркими.

Из-за угла больницы донеслись сухие отрывистые выстрелы и рев мотора уазика. «Шериф! – мелькнуло в голове у Пинта. – Он пробивается к своим! И какого хрена я оставил его одного?»

Он прошел несколько шагов до угла. Под ногами хлюпало, будто он шел по грязи. И вонь… Повсюду стояла жуткая вонь. Но что-то изменилось. Что-то изменилось, в этом он был уверен. Что?

Пинт достал зажигалку и присел на корточки. Внезапно он сделал открытие, которое одновременно и очень удивило его, и очень обрадовало.

Крысы! Они лежали на земле почти разложившиеся. За те пять минут, что он провел в больнице, трупы грызунов потеряли свои очертания, расплылись и превратились в грязь. В зловонную грязь, местами покрытую черной слизью, которая кое-где еще слабо светилась. Но… Это свечение становилось все бледнее и бледнее с каждой минутой. Оно умирало. Теряло свою силу.

Пинт боялся ошибиться, но ему казалось, что крыс больше не будет. Опасность – по крайней мере, с этой стороны – миновала. Он замер, прислушиваясь. Но не услышал ни пронзительного визга, ни подозрительного шороха, не заметил в кустах зловещих красных огоньков. Все тихо и… спокойно.

Он усмехнулся про себя. Да уж, спокойнее некуда.

Из-за угла снова раздались выстрелы. За ними – тяжелый глухой удар. Пинт понял, что надо спешить.

Быстрыми шагами он вернулся к крыльцу и громко прошептал:

– Все готовы? Пошли. Валентин Николаевич, возьмите Лену за руку.

Это предупреждение было излишним: Тамбовцев и так уже крепко обхватил Лену и не отпускал от себя. Ружецкий стоял, уткнувшись взглядом в землю.

– Я – первый, за мной – Лена с Валентином Николаевичем. Валерий, вы – замыкающий. Понятно? – Незаметно для себя Пинт принял полномочия командующего.

Отряд выступил. В темноте слабо белело Ленине платье. Они покинули сектор света, лившегося из дверного проема больницы, и шагнули в ночь. Они шли на помощь.

Наполеон ведет своих пациентов на прогулку. Небольшую, но очень забавную. В маленькое местечко с красивым названием – Ватерлоо.

Пинт улыбнулся, радуясь, что вокруг темно и что он идет первым. Вряд ли его спутники смогли бы понять, почему он улыбается.

* * *

Анастасия Баженова с самого начала знала, что делать. Она не запаниковала, не задрожала и не закричала: «Мама!» Она вела себя так, словно два раза в неделю отбивалась от нашествия огромных крыс, и это давно уже стало для нее привычным делом.

Она отступила в комнату Васьки, закрыла дверь на шпингалет и стала быстро зажигать свечи, расставляя их повсюду: на комоде, на стуле, на полу. Всего восемь свечей. В их неверном дрожащем свете комната была видна вполне сносно. Теперь Анастасия могла стрелять прицельно, если…

Если эти твари сунутся сюда. Пусть только попробуют.

Она сдвинула предохранитель и, не сводя глаз с двери, попятилась к кровати, на которой спал Васька.

– Сынок! – громко позвала она и принялась тормошить его за плечо. – Просыпайся!

Васька недовольно что-то пробурчал. Ей показалось, что он сказал: «Петя». Или ей просто послышалось?

Разбираться было некогда. Да и какая разница, что Васька видел во сне? Действительность была куда страшнее.

– Вася, – повторила она твердо. – Вставай! Скорее!

За дверью послышалось шуршание.

Васька сел на кровати, спустил ноги на пол.

– Ма! Что случилось? – Голос у него был сонный, глаза закрыты.

– Ничего, ничего, – она старалась говорить спокойно, – просто побыстрее вставай и помоги мне передвинуть шкаф.

Васька наконец открыл глаза и увидел свечи, расставленные по всей комнате. Ух ты! Круто! Как в Новый год!

Мгновенная радость быстро прошла, как только он понял, что до Нового года еще далеко, на улице – ночь, и мать стоит с пистолетом в руке, держа на мушке дверь.

– Ма! – испугался Васька. – Ты чего? Она" поднесла палец к губам:

– Говори потише. Давай вместе передвинем твой шкаф. Быстрее, сынок.

Васька понял, что сейчас – не до расспросов, на них просто нет времени.

Он вскочил с кровати и подбежал к шкафу, в котором умещался весь его гардероб. Навалился на него всем телом и поднатужился. Даже в слабом свете свечей было видно, что мальчик покраснел от натуги, но шкаф не сдвинулся с места.

Анастасия осторожными шагами подошла к нему:

– Давай вместе. Надо подвинуть его к двери.

Они объединили усилия, и шкаф чуть-чуть сдвинулся.

Шуршание за дверью усилилось.

– Что там такое? – шепотом спросил Васька.

– Не знаю, – ответила мать, и голос ее дрогнул, как всегда дрожал, когда ей приходилось говорить неправду.

– Но лучше придвинуть шкаф к двери, чтобы ИМ было труднее войти.

– Кому ИМ? Где папа?

– Вопросы потом. Давай! – Они навалились вместе, и им удалось сдвинуть шкаф на полметра.

За дверью раздался пронзительный визг. И – хруст, будто сотни маленьких шахтеров прокладывали в податливой горной породе туннель. Анастасия знала, что это за шахтеры. Она прицелилась в дверь – прямо над порогом. Первой мыслью было выстрелить: пули легко прошили бы тонкую дверь насквозь, и ей наверняка удалось бы подстрелить несколько крыс. Но она вовремя одумалась: «Я только облегчу им задачу. Нет, стрелять пока рано».

– Давай еще! – сказала она и навалилась крепким бедром на угол шкафа. Старый, с поцарапанной полировкой шкаф, возмущенно хлопая дверцей, подвинулся еще немного. – Вот так! – Анастасия отдышалась. – Теперь надо его опрокинуть, чтобы он загородил проход.

Это было уже проще. Вдвоем они легко раскачали шкаф и бросили на пол – так, что половицы хрустнули. Две свечи, стоявшие на полу, упали и погасли. Шкаф лежал вплотную к двери, почти перекрывая ее целиком. Почти – за исключением правого угла между косяком и порогом. Но двигать его дальше не было ни сил, ни времени.

– Залезай на кровать! – скомандовала Анастасия. Васька послушно подчинился. Она осталась стоять на середине комнаты.

Анастасия видела, как дверь задрожала, словно кто-то дергал ее изнутри за ручку. Она взвела курок, взяла пистолет двумя руками и приготовилась.

Дверь трясло, как в лихорадке. Из-под нее полетели щепки, потом – в самом углу, не прикрытом баррикадой, возникла аккуратная круглая дырочка. Анастасия увидела черный нос, просунувшийся в дырку. Этот нос постоянно двигался, как радар, нащупывающий в небе самолет. Вдруг он замер, и раздался торжествующий визг. Пасть под длинными усами раскрылась, показались острые зубы.

Анастасия поняла, что тянуть больше нет смысла. Она выстрелила.

Визг усилился: будто кричала не крыса, а свинья под ножом мясника. Окровавленная морда исчезла, но тут же появилась другая, которая с ожесточением стала вгрызаться в дверь. Крысе удалось немного расширить дырку, прежде чем Анастасия выстрелила второй раз.

Крыса дернулась и затихла. Затем – медленно, будто ее вытаскивали за хвост, втянулась обратно в дырку. Показалась новая морда.

Анастасия продолжала стрелять, а крысы быстро сменяли друг друга. Они не боялись пуль. Они вообще ничего не боялись. Они просто хотели добраться до людей. Другой задачи у них не было.

Баженова расстреляла одну обойму, и, пока она перезаряжала пистолет, тварям удалось прогрызть дырку еще шире. Теперь Анастасия видела крысиную голову целиком.

Васька сидел на кровати ни жив ни мертв от страха.

Анастасия уверенным движением забила в рукоять пистолета плоскую коробочку обоймы и отпустила затвор. Прицелилась и аккуратно, как учил муж, потянула спусковой крючок.

Бах! Черная голова разлетелась отвратительными брызгами. Но Анастасия знала, что сейчас произойдет: появится новая. Так оно и случилось.

Все это походило на стрельбу в тире: резиновая лента тащит цепочку жестяных уток, и надо только подгадать момент, когда очередная утка появится в прицеле. Раз! И жестяной силуэт падает, а на смену ему приходит другой. И так – до бесконечности. Но утки в тире никогда не нападали на людей.

И в этом было главное отличие.

* * *

Помощь пришла неожиданно. Вторая обойма подходила к концу, и дыра расширилась настолько, что очередная крыса успела высунуться наполовину, но тут же упала, сраженная метким выстрелом. Она загородила собой проход, и усатые сородичи по ту сторону двери принялись ее вытаскивать, дергая за хвост, но крыса застряла.

Ее тело дергалось в дыре, но не двигалось с места. Это дало Анастасии минутную передышку. Она подкралась к окну и выглянула, ища пути отступления. Но, сколько она ни вглядывалась в ночную темень, увидеть ничего не смогла. Отступление через окно было бегством в неизвестность, пугающую еще больше, чем нападение гигантских грызунов.

Но… Если патроны кончатся и крысы ворвутся в комнату, другого выхода не будет. Придется выпрыгнуть в окно и бежать… Бежать куда?

Анастасия не знала. В этот момент с улицы послышался знакомый рев мотора, и за ним – сильный удар. Судя по треску – удар в ворота.

Ее муж таранил ворота на уазике, пытаясь пробиться домой.

Анастасия поняла, что это означает.

Он не может выйти из машины, потому что вся улица заполнена этими тварями.

Рев то приближался, становясь громче, то затихал на несколько мгновений, сменяясь глухим урчанием, и потом опять – отчаянный рев мотора, за которым следовал треск ломающегося дерева. С каждым разом треск становился все громче.

Анастасия с облегчением вздохнула. Она обернулась к Ваське:

– Это отец! Он пробьется, вот увидишь! Все будет хорошо!

Она увидела, как загорелись глаза сына. Затем перевела взгляд на дырку в двери.

Крысы, похоже, сочли тактику Шерифа более действенной, чем их собственная. Теперь они не пытались втянуть убитую товарку назад, напротив, они проталкивали ее вперед.

Анастасия увидела, что тело твари медленно и неотвратимо движется, как пласт земли под ножом бульдозера. Она вскинула пистолет и прицелилась.

Бой продолжался.

* * *

Шериф дал задний ход, переключил передачу и резко дернул машину с места. Он старался бить в ворота правой стороной бампера.

Правая фара и так уже была разбита, а левая, похоже, осталась единственным источником света в Горной Долине.

В свете фары он видел, как под колеса бросаются громадные крысы. Они визжали и пытались прокусить шины.

«Напрасный труд! – подумал Шериф. – Я и на ободах высажу эти ворота к чертовой матери!»

Он подумал, что сделал ворота на совесть, если они никак не поддаются. Все в доме было сделано его руками. Даже печь он сложил сам. Прекрасная получилась печка: не дымит, тяга отличная, а уж греет просто замечательно– даже в лютые крещенские морозы температура в доме не опускалась ниже двадцати градусов.

Он вдавил акселератор в пол, и наконец толстый брус, которым были заложены ворота, треснул и переломился пополам.

Уазик, не ощутив перед собой привычной преграды, ворвался во двор и взлетел на крыльцо. Мотор хрипло булькнул и заглох.

Шериф протянул руку и взял ружье. Восемь патронов: семь в трубчатом магазине над стволом, и один – в патроннике. Восемь картечных зарядов.

Правда, для крыс это слишком – даже для таких здоровых. Картечь – это для крупного зверя.

Баженов заставил себя замереть на месте. Он должен был правильно оценить обстановку.

Он посмотрел сквозь левое боковое стекло, но не уловил ни малейшего шевеления, не увидел красных горящих глаз. Казалось, все было тихо. И только из дома, откуда-то издалека, через сени и большую комнату, доносилось попискивание. И – выстрелы. Спокойные, уверенные, ровные, как на стрельбище.

«Анастасия бьет. – Шериф не смог сдержать довольной улыбки. – Все-таки именно мне досталась самая лучшая женщина в Горной Долине. Вместо того чтобы визжать и распускать сопли, она достала мой табельный ПМ и отстреливается от тварей. А ведь в школе ее звали не иначе как „толстозадой“ за полные бедра. Девчонки смотрели на нее свысока, а парни и вовсе не смотрели. Ну и где они теперь, эти „тростиночки“? Одну я видел – с дырой в животе, из которого вылез полночный демон. Настенька…» – прошептал он тихо, словно пугаясь собственной нежности.

Он вдруг подумал, что слишком мало говорил ей нежных слов. СЛИШКОМ мало. Гораздо меньше, чем она того заслуживала. Почему он сдерживался? Считал это слабостью, непозволительной для мужчины, и не хотел ее показывать?

«Глупый, какой же я глупый! Надо было расцеловать ее всю: с ног до головы и до рассвета шептать на ушко, как я ее люблю. Ведь Настя – это все, что у меня есть. Это – МОЕ. Она и Васька. И как она меня терпела столько лет? Значит, любит? Конечно, любит. И я – ее. Очень. Вот в чем штука – я ее очень люблю. И разве что-нибудь еще имеет значение?»

Ответ сам возник у него в голове: «Нет, все остальное – просто видимость. Звонкая пустота». Шериф испытал острое щемящее чувство оттого, что понял это так поздно.

Он дал себе зарок все исправить. Все исправить. Если…

Если еще будет такая возможность.

Черт возьми, если бы у него было время, он бы написал ей записку – коротенькую, из одного лишь слова: «люблю». Мужчинам почему-то легче писать об этом, чем говорить. Он знал, что Анастасия хранила бы ее – всю жизнь.

Но под рукой не было ни бумаги, ни карандаша. И главное – не было времени.

Шериф открыл дверь и выпрыгнул из машины. Он моментально пригнулся и очертил стволом вокруг себя круг. Он выстрелил бы на любой шорох, писк или движение. Но во дворе было тихо.

Он пошел к двери, ступая по квадратным плитам, которыми были выложены все дорожки на участке. Он ступал, нащупывая ногами бетонную твердь, и уверенно продвигался к дому.

Он не заметил, как сквозь разбитые ворота проскользнула неслышная тень. Черная, зловещая тень.

* * *

Шериф ворвался в сени. В дальнем углу, в ящике посудного шкафчика, лежал мощный фонарь с галогеновой лампой. Сначала ему надо добраться до фонаря, а потом – войти в большую комнату или, как они ее называли, залу.

Он ворвался в сени и с порога прыгнул на стол, где они летом обычно обедали всем семейством. В сенях бегала крыса. Шериф не видел ее, но слышал приглушенный визг и тихий стук когтей по полу. Он подумал, что крыса здесь всего одна, словно…

«Словно она стоит на шухере. – Баженов улыбнулся. – Сейчас. Я доберусь до тебя и твоих товарок».

Он встал на корточки и прошел по столу. До посудного шкафа оставалась пара метров. Но как до него дотянуться?

Снизу раздалось злобное шипение. Затем глухой стук – крыса попыталась в прыжке достать человека, но не смогла и шлепнулась на пол.

– А, сука! – зашипел на нее Шериф, свесившись со стола. Он совершенно не боялся крысы. Просто опасался: ведь крысы могут переносить чуму или еще черт знает какую хрень, если верить Тамбовцеву. А что могут переносить ТАКИЕ крысы? Страшно даже подумать.

Баженов перевернулся на спину, крепко ухватился за столешницу и обеими ногами оттолкнулся от стены. Стол заскользил по гладкому полу. Зря он, что ли, по вечерам, после работы стругал половые доски, а потом полировал мелкой шкуркой, доводя до зеркального блеска. Все это он делал для того, чтобы летом, в жару, можно было разгуливать по всему дому босиком, не боясь посадить занозу. Выходит, его работа не пропала даром.

Шериф быстро лег на живот и протянул руку к посудному шкафчику. Крыса словно почувствовала, что человек побеждает. Она еще раз отчаянно подпрыгнула, лязгнув острыми зубами. Нежной кожей на тыльной стороне запястья Баженов ощутил горячее дыхание зверя. Но он и сам был зверем, когда это требовалось. Самым страшным зверем в Горной Долине и окрестных лесах, если вы понимаете, о чем я толкую.

Он выдвинул посудный ящик и сжал обрезиненную рукоять фонаря. Из груди вырвался торжествующий крик. Он должен был поддержать Анастасию и сына. Я уже здесь! Я иду на помощь, черт меня подери!

Он нажал кнопку. Мощный конус света заметался по сеням вслед за крысой. Он оказался прав. Крыса была одна. Теперь она кричала, подавая сигнал сородичам, что им угрожает опасность, надвигающаяся с тыла.

Шериф словно подталкивал ее светом. Наконец он загнал ее в угол, и крыса в отчаянии поднялась на задние лапы и ощерила усатую пасть. Он выстрелил, почти не целясь. Заряд картечи разметал ошметки плоти по сеням.

Шериф спрыгнул со стола и упругим шагом подошел к двери. Секунды летели, острыми краями откусывая ткань Времени. Но Шериф опережал время. Он не суетился, все делал четко и быстро.

«Рысь» – помповое ружье. Ему придется шесть раз передернуть цевье, чтобы сделать семь выстрелов. Если крыс больше семи, то он отмахнется от них ружьем, как дубиной, отступит назад, в сени, и на спасительной высоте стола начинит магазин еще семью патронами. Отправит один в патронник и снова добавит в магазин. Итого – восемь.

Он осветил сени. Над головой была натянута бельевая веревка. Шериф выбрал слабину, связал петельку и повесил на нее фонарь. Теперь предполагаемое поле битвы было видно, как на ладони. Как арену в цирке.

В двери, ведущей в залу, была прогрызена здоровенная дыра, но крысы почему-то не торопились выбегать ему навстречу.

Шериф подошел к двери и распахнул ее. Затем он слегка присел, пружиня в коленях, чтобы в случае чего не затягивать с прыжком на стол.

Из темноты показались красные огоньки диких глаз. Шериф выстрелил и быстро дернул цевьем. Дымящаяся гильза со стуком упала на пол, а на него уже набегали еще две пары горящих глаз. Баженов снова нажал на курок. И снова передернул цевье.

Дом наполнился грохотом и пороховым дымом. Он орал Настасье, чтобы отошла от двери и легла на пол. И – стрелял, стрелял, множа дыры в полу.

Заряд картечи разрывал крысу на мелкие куски и проносил их сквозь пол, в землю.

Он выстрелил пять раз. Один патрон лежал в патроннике, еще один – в магазине.

Больше красных глаз не было.

По-прежнему держа ружье наготове, Шериф осторожно снял фонарь с веревки и вошел в залу. Он обыскал все уголки и закоулки, но противных тварей нигде не было.

В ушах звенело от выстрелов. Казалось, весь дом звенел.

– Настя! – заорал он. – Вы живы?

– Да! – раздалось из-за двери. Голос. Ее голос. Шериф, помимо воли, всхлипнул. Он быстро проглотил комок, подступивший к горлу, и вытер глаза рукавом. Хорошо, что сын не видит. И ей тоже смотреть незачем. Он снова закричал – преувеличенно бодрым голосом:

– Я же говорил: «Справлюсь!» Нас не взять!

– Молодец! – послышалось в ответ. – Я знала!

– Настенька… – Он запнулся, словно по ошибке назвал имя любовницы. У Шерифа никогда не было любовницы, но он знал из анекдотов и фильмов по телевизору, что так иногда бывает: неверные мужья прокалываются на том, что по ошибке называют жену чужим именем. – Анастасия! – сказал он уже строже. – Открывай!

– Мы не можем! – Голос ее был совсем близко – она приложила губы к косяку. Он уловил в ее голосе дрожь. Или ему просто показалось? – Мы подперли дверь шкафом! У нас не хватает сил его отодвинуть!

– Черт! – Шериф выругался, но рот его растянулся до ушей. Он был рад. Он был счастлив. Почему? Сам не знал. Наверное, потому что он ее любил. Только и всего. Разве для счастья нужны другие причины? – Я сейчас обойду дом и залезу в окно. Откройте рамы и не пугайтесь: это я возвращаюсь домой.

– Хорошо! – прокричала Анастасия. – Ждем!

Шериф пересек залу, вышел в сени, одним прыжком пролетел над тремя ступеньками крыльца и стал обходить дом слева, светя себе фонариком под ноги.

Может, свет единственной фары уазика слепил Баженова, может, он чересчур торопился, но он не заметил тень, притаившуюся за машиной.

То ли грохот выстрелов еще отдавался звоном в ушах, то ли сердце его слишком громко стучало от радости, но он не услышал тихие шаги, крадущиеся за ним по пятам.

* * *

Левенталь больше не мог противиться тихому голосу, звучавшему у него в голове: «Беги! Спасай! Нельзя отдавать!» Этот голос не был угрожающим – скорее умоляющим, но Левенталь все равно боялся.

За свою жизнь он привык бояться всего и. всех. Он ни разу в детстве не подрался, ни разу не украл из булочной ни одной слойки или ватрушки, ни разу не осмелился крепко прижать к себе девушку, даже если ее глаза призывали не верить словам, срывающимся с ее губ, он ни разу ни с кем не поспорил и ни на кого не накричал. Никого не обидел, но и ни за кого не вступился.

Он жил тихо, как рак-отшельник, всю жизнь таскающий свой домик на себе.

И сейчас тихий голос пугал его, потому что заставлял… Нет, просил, но как настойчиво! Просил унести тетрадь, убежать, скрыться с ней.

Он чувствовал, что вокруг тетради сгущается злая атмосфера, она становилась все более и более плотной, почти осязаемой, но ведь это не означало, что ЗЛО исходило от самой тетради?

Он понял, что в самой тетради зла нет. Он понял это сразу, как только безвольные руки схватили сверток и прижали его к груди. Тогда он ощутил тепло и легкость. Казалось, нежные ласковые волны проникли в грудь и успокоили испуганное сердце.

Теперь он ощущал не просто радость от обладания ТАЙНОЙ, но и ответственность за нее, а это придавало сил, которых ему так не хватало всю жизнь. И особенно – сейчас.

Левенталь не понимал, почему надо спрятать тетрадь. От кого? Зачем? Но теперь он безоговорочно доверял тихому голосу в своем сердце.

Голос подсказал ему, чтобы он не подходил к двери. Нужно было вылезать через окно.

Левенталю никогда не приходилось прыгать через окно. Технология этого процесса всегда оставалась для него загадкой.

Левой рукой Левенталь по-прежнему прижимал тетрадь к груди, а правой стал торопливо раздвигать занавески, сбрасывать всякий хлам, лежавший на подоконнике, наконец остался только горшок с алоэ – единственным растением, способным выжить в суровой холостяцкой обстановке. Левенталь огляделся, ища место, куда бы его пристроить. Поставил на стол, машинально отметив про себя, что цветок давно пора полить.

Затем он снова метнулся к окну. Дрожащие пальцы рвали шпингалет, но засохшая краска (он красил внутреннюю сторону окон в прошлом году и конечно же не заботился о шпингалетах) прочно держала его.

Левенталь услышал шаги на крыльце. Уверенные, тяжелые шаги захватчика. Он понял, что эти шаги – недобрые. Так же и дон Гуан, сорвав поцелуй с губ донны Анны, не сомневался, что за дверью стоит Командор в каменном обличье. «Есть лишний билетик в ад, стоит недорого – „один лишь поцелуй: холодный, мирный“, вытребованный у безутешной вдовушки».

Ад! По ступенькам крыльца поднимался его посланец. Левенталь похолодел. Он прижал тетрадь обеими руками к груди, отступил от окна и, решившись, ринулся прямо на раму.

Стекло разлетелось с нежным звоном. Осколки порезали ему правую щеку и запутались в волосах, рама треснула, но не подалась. Левенталь отступил подальше. Он уже слышал треск ломаемой двери. И тогда он с криком снова бросился на раму. На этот раз ему удалось выбить раму своим телом, он перекувырнулся в воздухе и приземлился в заросли сорняков, буйно разросшихся вокруг его дома, как тропические джунгли.

Левенталь неуклюже поднялся на ноги и, прихрамывая (подвернул ногу при падении), побежал к забору, выходившему прямо на Левую Грудь.

По щеке стекали струйки крови: Левенталь чувствовал, как она холодит лицо, но даже подумать не мог, чтобы ее вытереть – боялся, что потеряет сознание от одного ее вида.

Он навалился животом на забор, заостренный у верхушек штакетник больно впился в тело. Левенталь что было сил оттолкнулся обеими ногами и перевалился через забор.

Он снова оказался на земле, но на этот раз упал удачнее: ничего не вывихнул, не сломал и почти не ударился. Левенталь вскочил и бросился в густые заросли высокого кустарника, росшего вдоль края Груди.

* * *

Микки взломал дверь дома Левенталя. Это стоило ему еще двух пальцев на руке и треснувшего запястья.

Он стремительно терял силы. Он чувствовал, что его сила уходит, как небесное электричество в землю. Но где этот чертов громоотвод? Он не мог найти.

ЦЕЛЬ уже скрылась от него. Сколько он ни пытался нащупать ее, увидеть на внутренней стороне век, все было напрасно.

Он ворвался в дом Левенталя и увидел только развевающиеся занавески над разбитым окном.

Микки зарычал от ярости.

Он не справлялся с ЗАДАЧЕЙ. Значит, он не мог выполнить своего предназначения. Значит… Нет, он даже думать не хотел о том, что будет, если он не выполнит свое предназначение.

Невероятным усилием Микки заставил себя успокоиться. Для этого ему потребовалось разнести в щепки стол, и тогда запястье громко хрустнуло и окончательно сломалось. Теперь кисть руки торчала под странным углом к предплечью, словно он побывал в лапах инквизиции и чудом остался жив.

Он по крупице собрал все силы из слабеющего тела и заставил работать мозг – матрицу примитивного разума.

Перед закрытыми глазами возникло что-то вроде свечения, но уже не такого яркого: силуэты дрожали и расплывались, порой пропадая совсем.

Он почувствовал, как ноги у него подкосились, и Микки упал на пол. Силы уходили – с каждой секундой. И все это сопровождалось противным звуком. Детским смехом. Прежний хозяин тела все еще был здесь.

Микки постарался отвлечься от этой мысли и снова направил остатки энергии на внутреннее зрение. Он увидел черный силуэт: существо, бывшее когда-то Иваном, двигалось по Центральной улице Горной Долины, круша все на своем пути. Оно не таилось и не пряталось – уверенно шагало вперед и упивалось своей силой.

Но Микки знал, что это ненадолго: в плоти созданного мыслящей материей существа уже произошли необратимые изменения, белковые связи нарушились, как это бывает с яйцами, попадающими на горячую сковородку. «А из яичницы цыплят не выведешь», – ехидно подсказал детский голос.

«Не выведешь», – мрачно подтвердил Микки.

Он должен был увидеть ЦЕЛЬ. Обнаружить ее и уничтожить.

Вряд ли Иван мог быть хорошим помощником в этом деле. Иван – да и любое СУЩЕСТВО, созданное мыслящей материей, – не мог приблизиться к ЦЕЛИ. Она разрушит его в мгновение ока. Но кто?

Он увидел рычащего черного пса, собиравшегося полакомиться ногой, торчащей из двери дома на Молодежной. Нога принадлежала Сереге Бирюкову, пытавшемуся спастись от крыс, но не успевшему вовремя захлопнуть дверь.

«Назад!» – послал мысленный сигнал Микки. Этого нельзя было делать ни при каких обстоятельствах. Чужеродный белок нес с собой чужеродную информацию, он действовал на плоть существа разрушительно. Если пес успеет отхватить хоть кусочек, то минут через пять он начнет разваливаться прямо на глазах, пока не превратится в обычную грязь, лишенную животворящего ПОРЯДКА.

«Назад!» – осадил пса Микки. Пес оскалил клыки и зарычал, но подчинился. Значит, он еще чувствовал силу – точнее, ее остатки – в демоне.

Микки перевернулся на спину и приказал псу искать человека в зарослях орешника вдоль Левой Груди. Живого человека.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации