Текст книги "Вишневый самурай"

ГЛАВА 46

Вернувшись домой, первым делом я отдал должное супу с гусиной печенью и узбекскому плову, приготовленным Яном Табачником на обед. Потом прошел в гостевой кабинет, где, расположившись удобно в кресле, вздумал подремать, пользуясь свободной минуткой. Но намерения мои были пресечены Гонзой Кубинцем, которому любое замедление расследования претило, как дикому скакуну уздечка и седло.

– Чего разлегся? – спросил Кубинец. – Что предпринять намерен?

– Для начала выпью пива, – лениво потягиваясь, сообщил я.

Покинув кресло, демонстративно прогулялся на кухню и принес три бутылки светлого «Туровского». Расставив их на столе, откинулся в кресло, закинул ноги на стол и откупорил первую.

– Что, на эпидемию повального пофигизма нарвался? – поинтересовался Кубинец.

– Угу, – кивнул я, переливая пиво из бутылки в бокал. – Именно так.

– Тебя это дело еще не достало? – Гонза стащил треть моего личного запаса, нагло открыл емкость и составил мне компанию.

– Сидит в печенках, – сдувая пену, сообщил я.

– Но ты предпочитаешь активным действиям, которые в итоге ведут к победе, зарабатывать пролежни и цедить пиво!.. Между прочим, мною давно замечено, что, пока ты занимаешься каким‑то расследованием, пивной процесс приостанавливается и стратегический запас подходит к концу. А из «Эсхила» и «Вишневого самурая» уже звонили.

«Опять „Вишневый самурай“! – простонал я мысленно. – Никуда мне от него не уйти!.. Придется развенчать сей славный образ, романтический до крайности, а на деле – такой кровавый и фальшивый!»

– Ладно, ты меня уговорил, – согласился я, подтаскивая к себе телефонный аппарат.

Набрал уже вызубренный наизусть номер Лесника. Я звонил ему сразу на трубку, чтобы не гонять зря по полицейскому участку поручиков в поисках босса.

– Здравствуйте, инспектор, – вежливо поздоровался я, когда гудки сменились уличным шумом Невы.

– Туровский, ты, что ли? – изумился Лесник.

– Именно, инспектор. Нужна ваша помощь.

– Говори, не томи. Уже сколько дней жду, когда ты разродишься! – бодро заявил Лесник.

– Требуется разрешение на эксгумацию тела Троя Епифанова.

Возглас удивления раздался с двух сторон одновременно. Кубинец чуть не выронил пивной бокал. Благо, по пути подвернулся письменный стол, и бокал с грохотом утвердился на полированной древесине… Григорий чуть не упустил телефонную трубку, которая бы немедленно затонула в невских водах.

– Ты в своем уме?! – воскликнул Лесник.

– Это очень важно, инспектор. Только так можно доказать причастность убийцы ко всем преступлениям.

– Ты вообще представляешь, как достается такое разрешение? – возмутился Григорий.

Судя по металлическим ноткам в его голосе, тяжелым трудом и высокой ценой.

– Теоретически да, а на практике никогда с этим не сталкивался, – ответствовал я.

– Зачем тебе эксгумация? – напрямую спросил Лесник.

– Я утверждаю, что в могиле лежит вовсе не Трой Епифанов.

Лесник поперхнулся, раскашлялся, а потом осторожно спросил:

– И кто же там лежит?

– Не знаю. Думаю, сие выяснят эксперты, – беззаботно ответил я.

– Ты уверен в своих предположениях? – уточнил Лесник.

– Абсолютно. Мало того, я убежден, что Трой Епифанов жив.

Григорий Лесник надолго умолк, тяжело дыша. Воспользовавшись образовавшейся паузой, я опустошил половину кружки.

– Сейчас же свяжусь с прокурором и попробую что‑нибудь сделать, – замогильным голосом заявил Лесник и отсоединился.

Гонза Кубинец взирал на меня с благоговейным ужасом в глазах. Изложенную схему он не понял, возможно, оттого, что не обладал всей совокупностью сведений, собранных мною. Объяснять ему я ничего не стал. Допил пиво и выбрался из кресла. Остаток вечера я намеревался провести в Хмельном подвале, подготовляя посуду, аппаратуру и сырье для новой партии пива.

Миновав холл, проигнорировал лифт, которым, в отличие от Гонзы Кубинца, практически никогда не пользовался, и открыл дверь на лестницу. Спустившись по ступенькам в подвал, я миновал первый зал, второй, пристально осматриваясь по сторонам и пытаясь установить, что изменилось здесь в мое отсутствие. В кабинете сел за компьютер и стал нервно листать ежедневник.

Как это раздражает, когда не можешь нормально распланировать график работы на грядущую неделю! Впрочем, планы могут измениться в любую минуту, поскольку непредсказуемы изгибы моей мысли. Сейчас, к примеру, все зависит от ответа Григория Лесника: сможет он достать разрешение на эксгумацию тела неизвестного – я получу козырь, который использую при финальной сдаче, не будет разрешения – придется ловить на живца, не будучи твердо уверенным в своей правоте… Что ж, не привыкать! В любом случае без живца не обойтись… В голове уже вовсю раскручивалась идея операции, к реализации которой я намеревался приступить на днях…

В Хмельном подвале я просидел несколько часов, готовясь к ближайшему пивному буму, запланированному на окончание дела. Подготовил посуду, потратив на ее помывку два часа, восстановил в памяти рецепт, выложил зерно на проращивание и собрался было выпить пару бутылок пива, когда в Хмельном появился Гонза.

– Могу тебя обрадовать, – сообщил он, – нам вернули «Икар».

– И как? – спросил я, предчувствуя самое худшее.

– Пойдем посмотрим? – предложил Кубинец, ехидно ухмыляясь.

Я ожидал увидеть все, что угодно, но только не то, что «Икар» предстанет полностью обновленным. Детально восстановленные интерьеры… Новая драпировка стен… Кресла из суперфешенебельного мебельного салона… весьма качественные репродукции картин известных художников… Одну из них я узнал: Сальвадор Дали…

Сотрудник реставрационной фирмы вернул мне ключи от «Икара» и передал на подпись приемочные листы.

– Сколько все это стоит? – ошеломленно поинтересовался я.

– Работы оплачены, – лучезарно улыбнулся он.

– Вы не могли бы сказать, кто оплатил? – осторожно осведомился я.

– Господин Дубай…

«Икар» я принял. Катер был отремонтирован в рекордные сроки. Работой я остался доволен. А Кубинец светился, точно начищенный медный котел. Он радовался в первую очередь тому, что за ремонт мы не выложили ни копейки. Экономия – центральная фишка мироощущения Гонзы Кубинца.

Заключив «Икар» в причальный бокс, я запустил сигнализацию и покинул борт. Кубинец все еще прохаживался по набережной, любовно поглаживая борт машины. Хлопнув Гонзу по плечу, я направился в дом. Стоило сделать звонок вежливости. Опустившись в кресло в гостевом кабинете, достал из пиджака сотовый, подаренный мне некогда Гошей Качели, и вызвал из памяти номер Вани Дубай. Он отозвался сразу же.

– Это тебя Даг Туровский беспокоит.

– Я несколько занят, Туровский! – нервно ответил Дубай.

В трубку был слышен чей‑то надсадный крик, перекрываемый грохотом водопада (где только они в Санкт‑Петрополисе откопали водопад?), и рокот моторов катеров на холостом ходу.

– Я на секунду. Поблагодарить хочу за катер. Твои ребята все выполнили в лучшем виде.

– О чем ты? Какие между нами счеты! Ты помог мне, я – тебе, – поспешно сказал Дубай.

А я понял, чем был так занят Ваня и чей голос служил фоном нашему разговору.

– Ты там не с Прощелыгиным разбор чинишь?

– От тебя ничто укрыться не может! – хохотнул Дубай. – Извини, занят я.

– И что ты с ним вытворяешь? – полюбопытствовал я.

– Узнаешь завтра из газет, – пообещал Дубай и отсоединился.

Кубинец вошел в гостевой кабинет, упал в свое кресло и уставился на меня вопрошающе.

– И кто оплатил катер? – спросил он. Или мне показалось, что я уже говорил Кубинцу об этом, или он стал страдать провалами памяти.

– Дубай, – ответил я.

– Другого я от тебя и не ожидал! – развел руками Кубинец. – Тебе не кажется, что хоть мы и частные сыщики, но нам все же стоит воздерживаться от контактов с криминалитетом?

– Полностью с тобой согласен. А в данном случае, видно, такова судьба, – равнодушно ответил я.

На столе зашелся истошным звоном телефон. Я поднял трубку и услышал спокойный голос Григория Лесника:

– Надеюсь, Туровский, ты знаешь, что делаешь, потому что мне стоило больших усилий добиться этой бумажки.

– Ты ее получил?! – обрадовался я.

Если мои предположения правильны (а они просто не могут оказаться иными!), то очень скоро я буду иметь на руках все необходимые доказательства для изобличения преступника, косвенно повинного в смерти Иоланды Городишек и Самсона Епифанова и напрямую – Ивана Дмитриевича Скорохватова. Возможно, вскроются и имена других жертв…

Одно плохо: я так и не выяснил, кто убил Иоланду Городишек. Найти ее таинственного любовника мне так и не удалось. Возможно, я что‑то где‑то упустил.

– Получил, получил, – обнадежил меня Лесник.

– Когда назначена эксгумация? – спросил я.

Чем раньше произойдет это событие, тем быстрее я получу заключение экспертизы. Помнится, когда было найдено тело с документами на имя Троя Епифанова, его личность удостоверял дантист, долгие годы обслуживавший полость рта старого Епифанова. Настал черед настоящим специалистам взяться за работу и по генокоду установить, прав был дантист или ему кто‑то хорошо заплатил, а потом убрал, как ненужного свидетеля.

– Завтра в двенадцать дня.

– А семейство Епифановых предупреждено? – уточнил я.

– Нет. Я думал, что ты, как друг семьи, сам справишься с этой задачей.

Хитрая крыса этот Лесник! Решил самое тяжелое свалить на мои плечи!

– Нет уж, господин хороший! – отказался я. – Пусть этим займутся официальные власти.

– Если в могиле не Трой Епифанов, то кто? – спросил Григорий.

– Откуда я знаю? Кто‑нибудь из слуг или…

И тут меня пробила догадка. Все выглядело просто и банально, словно детский кроссворд для умудренного старца.

– …или Кактус! – закончил я мысль.

– Что? – не понял Лесник, очевидно полагая, что у меня начался острый приступ параноидального бреда.

– Я проверю свое предположение и перезвоню тебе!

– Ну, как знаешь… – разочарованно протянул Лесник. – Ты будешь присутствовать при извлечении тела?

– Обязательно, – пообещал я. – Буду на кладбище ровно в двенадцать. Без меня не начинать!

– Договорились. Пошел звонить Епифановым.

Я повесил трубку.

Представляю, какой шум поднимется, когда Хлоя и Карп узнают об эксгумации! А если к тому же они выяснят, что к этому делу приложил свою руку я, скандала не миновать.

– Разрешение получено? – уточнил Кубинец, слышавший наш разговор только наполовину.

Я кивнул головой и стал накручивать диск телефона. Телефонная справочная была перегружена. Щелкнул клавишей «энергия» на компьютере, дождался загрузки всех необходимых программ и кликнул иконку «удаленного доступа». Вскоре нашел через единую информационную сеть Петрополиса телефонную базу жителей города. Была надежда, что в ней имеется и телефон Кактуса – Куракина – друга Троя, у которого скрывался от правосудия Самсон, любимый сын старшего Епифанова. Дело осложнялось тем, что я не помнил имени Куракина, а в базе их обнаружилось пять человек. Распечатав список, я отсоединился от сети и, просмотрев телефоны с адресами, стал обзванивать подходящие. По первому номеру мне ответили, что нужный мне человек умер. По второму никто не поднял трубку. По третьему механический голос, записанный на магнитофонную пленку, доложил, что номер изменен, а справки я могу получить по такому‑то телефону…

Ехать к Кактусу домой я не собирался. Решил, что спецы установят необходимые сведения сами, и бросил безнадежные попытки.

Заявив Гонзе Кубинцу, что отправляюсь спать и до завтрашнего утра меня беспокоить можно только в случае наводнения, пожара или иного стихийного бедствия, я покинул гостевой кабинет.

ГЛАВА 47

Телефонная трель с утра скоро войдет в обычай в нашем агентстве! Ей уже никто и не удивляется!..

Кубинец подозрительно скосился на аппарат, соображая, чем его лучше приложить. Как доказала практика, если утром тебе позвонили, день пройдет в хлопотах, в спешке, в затяжных личных боях с невесть откуда взявшимися бандюгами.

Поднимать трубку никто не собирался. Кубинец решительно отвернулся и поглощал завтрак с утроенной силой. Ян Табачник суетился у плиты и за шкворчанием сковородок ничего не слышал. Пришлось реагировать мне.

– Частное детективное агентство «Квадро», – сообщил я, надеясь, что ошиблись номером.

– Туровский, это как понимать!!! – проорал в ухо знакомый голос.

Крик был услышан даже Кубинцем. Он оторвался от пищи и заинтересованно уставился на меня.

– Карп Епифанов, – прикрыв динамик рукой, прошептал я.

Кубинец понимающе кивнул и возобновил экзекуцию над завтраком.

– Слушаю вас внимательно, господин Епифанов, – покорно сказал я. – Что вы имеете в виду?

– Ах ты, гробокопатель хренов!!! – взорвался Карп Троевич. – Чистеньким остаться хочешь, некрофил?!!

Звонок Епифанова легко можно было предсказать: кому, как не мне, ему трезвонить, когда Григорий Лесник сообщил об эксгумации тела его отца с целью проверки новых данных, полученных в ходе расследования. Но как Карп вычислил, что эксгумация производится с моей подачи? Тут без участия господина инспектора явно не обошлось!.. Надо будет при случае разобраться с Лесником.

– Прекратить истерику!!! – рявкнул я так, что Кубинец подавился от испуга, а Ян Табачник от неожиданности подпрыгнул у плиты, выпустив из рук сковороду, которая шлепнулась на конфорку.

Карп растерянно примолк.

– Теперь расскажи толком, что за Везувий взорвался над твоей головой? – потребовал я.

– Полиция собирается вырыть тело отца! – всхлипнув, доложил Епифанов.

– И в чем проблема? – удивился я.

– Но… – Карп потерялся, не зная, что ответить. – … это нехорошо… позор какой‑то… – промямлил он.

– Если полиция намерена эксгумировать тело, то у нее обязательно есть на то серьезные основания. Советую не встревать и истерику не закатывать. Надо – значит, надо!

Епифанов хмыкнул, но возмущаться не стал.

– От себя могу пообещать, что немедленно свяжусь с инспектором Лесником и потребую своего личного присутствия на месте. Кто‑нибудь из вас будет там?

– Мать плохо себя чувствует. У нее поднялось давление. Не знаю… – Карп как‑то потерялся. Когда с него сбивали спесь, он начинал мямлить, словно девятилетний ребенок, уличенный в разграблении отцовской заначки. – Может, я подъеду…

– Тогда встретимся на кладбище, – резюмировал я. – Когда, кстати, изъятие?

– Сегодня. В двенадцать, – уныло отозвался Епифанов.

Я распрощался с ним, повесил трубку и вернулся к завтраку, который уничтожил за десять минут.

Из дома мы выехали в половине двенадцатого. Хотя до Смоленского православного кладбища было рукой подать, я предпочел заранее вывести «Икар» из бокса. Почему бы и не насладиться открытой водой, рассекаемой носом катера, уютной и родной капитанской рубкой, излюбленным штурвалом?.. Совершив круг почета по каналу Беринга, я обогнул кладбище по периметру и, подъехав к парадному входу, подрулил к причалу. Оставив катер, я спустился на набережную. Кубинец следовал за мной.

Погода выдалась на редкость прохладная, точно июль‑сумоист, выиграв очередной раунд в схватке с городом, присел на скамеечку, дабы перевести дух. Сильный, пронизывающий ветер с Невы так и норовил сорвать с моей головы шляпу. Кубинец поступил мудрее. К своему головному убору он приделал затягивающийся ремешок на ковбойский манер и теперь, затянув оный под горло, ехидно смеялся над всеми попытками ветра лишить его шляпы. Последняя трепыхалась, словно избиваемая хозяином парализованная кошка, но держалась крепко.

Тучки над городом кружились серые, набухшие. «Быть дождю, – решил я. – Только бы успеть тело вырыть да провести все необходимые процедуры. Негоже под ливнем в хлюпающей грязи копаться!»

При входе на кладбище нас встретили бабки с цветами и траурными венками. Отпихивая и разнося в пух и прах товар конкуренток, они предлагали закупиться перед посещением могил. Проигнорировав их настойчивость, мы направились по знакомой дорожке в дальний угол кладбища, где и находилось место упокоения Троя Епифанова (или того, кто лежал вместо него).

Возле могилы Епифанова никого не было. Кладбищенский камень, оградка да покрывало цветов, чуть поднявших, но еще хранивших вкус земли, в которую они впивались жадными корнями, высасывая влагу и необходимую для роста силу. Ныне, лишенные корней, они лежали на земле и задыхались от жажды, выжигаемые солнцем… Как странно, что до этой могилы не добрались кладбищенские старухи, делающие бизнес на том, что собирают по кладбищу цветы, принесенные умершим друзьями и родственниками, а затем втридорога продают добычу посетителям…

Я извлек из кармана пиджака сигару и предложил ее Кубинцу. Гонза отказался. Скинул целлофановую обертку, откусил кончик сигары и сунул в рот. Прикурив, жадно втянул терпкий табачный дым и выпустил его кольцами.

Была крошечная вероятность того, что кто‑то из Епифановых, имея контакт с черным, доложит ему о грозящем разоблачении и мы застанем на месте могилы воронку или с неба упадет градина размером со шпиль Александрийского столпа. Но ничего необычного вроде не произошло.

Полиция в лице инспектора Григория Лесника, двух поручиков и двух в штатском появилась ровно в двенадцать в окружении гробокопателей – полупьяных мужиков, что подрабатывали как копанием могил, так и откапыванием оных. Завидев меня и Кубинца, Лесник направился к нам, распорядившись начать процесс эксгумации. Поздоровавшись с Кубинцем, Лесник пожал мне руку и зябко поежился.

– Ну и погодень! – изрек он. – Точно: Петрополис – город парадоксов. Только что жара стояла, и вдруг такой дубак!

– Ничего. На небо взгляни – скоро дождь начнется. Нам бы успеть до него, – утешил я, попыхивая сигарой.

– Ой, мать… – Лесник смачно выругался, потирая замерзшие ладони. – В Москве все более упорядочение: жара – так жара, дождь – так дождь…

Мужики приступили к работе. Разобрали лопаты, что привезли на телеге, поплевали на ладони, окружили могилу. Один из них сбил огромным молотом оградку, которая мешала, не давая развернуться гробокопателям.

Могила была уже наполовину вырыта, когда на аллее появился Карп Троевич Епифанов в компании строгого бородатого мужика с кожаным дипломатом.

– Немедленно прекратите этот разбой! – заголосил бородач издалека.

Григорий нахмурился, сплюнул, выражая свое презрение к адвокатскому сословию, и махнул рукой. Поручики тут же распорядились приостановить работы.

– Что за индюк? – поинтересовался Кубинец.

– Адвокат Епифановых, – опять сплюнул Лесник.

– Я уже с ним знаком. Он Самсона защищал. Мерзкое существо.

Карп и адвокат приблизились к нам. Карп коротко кивнул, здороваясь, а адвокат перешел в наступление:

– Хотелось бы узнать, на каком основании происходит эксгумация тела?

Григорий Лесник молча полез во внутренний карман кителя и извлек документ, запаянный для сохранности в пластик. Адвокат аккуратно взял его и принялся изучать. Через четверть часа он вернул документ Леснику и сообщил Карпу:

– Все по форме. Придраться не к чему. Карп скривился, но промолчал. Стал накрапывать мелкий дождь.

– Надо торопиться, – сказал я.

Григорий Лесник спрятал документ, подписанный прокурором, в свою ухоронку и дал отмашку поручикам. Они засуетились, подгоняя работников.

Покуривая, я, Кубинец и Лесник скучали, стараясь держаться подальше от Епифанова и адвоката, которые увлеченно о чем‑то беседовали.

Гора земли росла, скрывая под собой ограду, засыпая памятник. Чья‑то лопата со звоном ткнулась во что‑то твердое. Мужик прокричал, что гроб найден, можно извлекать, и тут я заметил какое‑то движение в стороне.

Когда хоронили Троя, за деревьями в тени чужих могил прятался черный. Теперь же откуда‑то появились люди в темных костюмах – человек пять. Чем они занимались, бог их знает, но что‑то мне в их поведении не понравилось. Я хлопнул Лесника по плечу, намереваясь привлечь его внимание к костюмам, но из могилы уже начали извлекать гроб. Вдруг что‑то вжикнуло в воздухе, и мужик, принимавший груз наверху, оступился, выпустил ящик с мертвецом из рук и завалился в сторону, захрипев.

Лесник впал от неожиданности в ступор. Я дернул из плечевой кобуры револьвер, ожидая нового нападения, и оно не замедлило последовать. Костюмы развернулись и заспешили к нам. Теперь можно было разглядеть, что на их лица надеты черные маски, а в руках они держат короткие автоматы с глушителями. С противоположной стороны появился стрелявший в гробокопателей – один, в черном костюме, в перчатках и маске, поверх которой имелась еще и шляпа. Его автомат опять ожил.

Первыми пали от пуль поручики – наивные молокососы, только недавно нацепившие полицейские погоны. С остекленевшими глазами, в которых погасли понимание, радость и живость, они застыли рядом с разрушенной могилой.

Гробокопатели не спешили вылезать из вырытой могилы. Они схоронились под гробом и сидели тихо‑тихо.

Убийца в маске переключился на нас. Я успел сбить Лесника с ног и ушел от очереди сам, мельком глянув на Гонзу. Кубинец – человек опытный: он уже залег за соседним памятником, сжимая в руках пистолет «Фантом».

Я вскинул руку с револьвером и, не прицеливаясь, открыл огонь. Убийца в маске упал на мокрую от небесных слез землю и откатился за каменный памятник, по которому тотчас процокали пули, высекая искры. На помощь убийце полицейских спешили костюмы, стреляя на ходу. От их рук погибли эксперты в штатском, приведенные Лесником.

Григорий наконец пришел в себя. Такой наглости он не ожидал. При свете дня напасть на полицию! Причем так основательно! Это не укладывалось в его столичной голове… Он выдернул из кобуры тяжелый пистолет марки «Царь‑пушка» и бабахнул по памятнику, за которым укрылся убийца в маске.

– Не давай ему высунуться!! – крикнул я, оборачиваясь к приближавшимся костюмам.

В этот момент пуля нашла дорожку к Карпу Епифанову. Забытый всеми, брошенный адвокатом, который спасал свою жизнь за стволом могучего столетнего дуба, он продолжал стоять на месте в растерянности. Пуля пробила его грудь, и с удивлением в глазах он завалился на сырую землю.

Я тщательно прицелился и спустил курок. Костюм, бежавший первым, кувыркнулся, сраженный наповал. Кубинец, поняв мою стратегию, поддержал меня прицельным огнем, в то время как Лесник не давал убийце в маске высунуться из‑за надгробия.

В течение двух минут число костюмов изрядно сократилось, и они обратились в бегство, но далеко уйти им не удалось. Выпрямившись в полный рост и получив возможность бить прицельно, я отцедил последних двоих.

Лесник, не переставая контролировать спрятавшегося убийцу, связался по рации с полицейским управлением и вызвал подмогу. Кубинец встал позади меня, направив дуло пистолета на надгробие, за которым притаился «скорпион». Втроем мы могли взять его живым, но маску наше намерение явно не устраивало. В его планы (или в планы тех, кто его послал!) попасться в руки полицейских не входило. Он предпринял попытку уйти, но инспектор Лесник точно всадил ему пулю в ногу. Видя, что мы приближаемся, и не находя другого выхода (по любому раскладу – смертная казнь, в самом лучшем случае – пожизненное заключение), убийца в маске поднял к голове пистолет и отсалютовал нашей победе фонтаном собственной крови.

Опустив оружие, я присел на мокрую землю. Дождь расходился, накрывая Санкт‑Петрополис стеной воды. Невская земля, измученная изнуряющей жарой, радовалась нежданному подарку.

Смерть удалилась, разочарованно помахивая косой. Впрочем, свою дань она получила в избытке.