Текст книги "Варяги против христианского мира. Настоящая история скандинавских викингов"

В 891 году произошло, пожалуй, одно из решающих сражений с викингами, которые намеревались совершить еще один крупный рейд по Рейну. В июне 891 года состоялась стычка между франками и викингами, в которой франки потерпели поражение. Однако, король Восточно-Франкского королевства Арнульф собрал силы и выдвинулся к реке Диль, к месту, недалеко от Лёвена[440]440
  Это место находилось в герцогстве Нижняя Лотарингия, в 25 км к востоку от Брюсселя, недалеко от границы графства Фландрия, входившего в Западно-Франкское королевство.


[Закрыть], где у викингов было укрепление, чтобы отомстить за это поражение.

Позиция викингов была сильной. Они выбрали место между рекой и болотом, перегородив его укреплением из рва и деревянного палисада. Укрепление защищало их от атаки франкской конницы. Арнульф же, появившись перед викингами внезапно, приказал всадникам спешиться и сражаться в пешем строю. Арьергард он поставил для защиты от возможной атаки со стороны болота. В начавшемся сражении франкам удалось взять укрепление, и позиция викингов превратилась в ловушку. В сражении погибли командующие викингами Зигфрид и Готфрид; франки истребляли викингов тысячами. Убитых было столь много, что трупы запрудили реку. Франки захватили 16 штандартов викингов[441]441
  Судя по истории Великой армии язычников в Англии, штандарт был у крупного отряда, в несколько тысяч человек. Если предположить, что у каждого отряда в 2–3 тысячи человек был свой штандарт, то численность войска, разделенного на 16 таких отрядов, могла достигать 32–48 тысяч человек. При полном поражении войско теряло более половины своей первоначальной численности, то есть викинги могли потерять в этой битве 15–20 тысяч человек убитыми. Река Диль небольшая, ее ширина составляет около 10 метров, а глубина вряд ли превышала метра или менее. Для того, чтобы запрудить реку, потребовалось бы около 800 тел убитых.


[Закрыть]. После битвы при Лёвене, уцелевшие викинги отступили из этого региона.

Ряд серьезных поражений, особенно в битве у Лёвена, подорвали силы викингов. После этого их активность в землях Западно-Франкского королевства явно пошла на спад. Последний крупномасштабный удар викингов по христианам, таким образом, увенчался их полным поражением и разгромом.

Какой был план?

Теперь необходимо рассмотреть эту войну с точки зрения замысла, который выразился в действиях викингов. Викинги в этот раз действовали, пожалуй, наиболее крупными в истории своих походов. Мы можем судить о размерах их сил по тем сражениям, в которых викинги потерпели поражение и для которых известны приблизительные потери. Итак, в битве у Тимеона в 879 году викинги потеряли 5 тысяч убитыми, стало быть их армия могла достигать 10–12 тысяч человек. В битве у Сокура в 881 году викинги потеряли 8 тысяч убитыми, стало быть их армия могла достигать 13–16 тысяч человек. После сражений в Бретани в 890 году около 15 тысяч викингов смогли отступить, стало быть их армия могла достигать порядка 30 тысяч человек. В сражении у Лёвена в 891 году армия викингов, если судить по количеству захваченных штандартов, могла достигать численности от 32 до 48 тысяч человек, вероятно и более.

Кроме того, известно, что в осаде Парижа в 885–886 годах у викингов был флот в 700 кораблей, что дает численность войска порядка 21 тысяч человек. Также, в 892 году в Англию пришли силы суммарной численностью около 8,4 тысяч человек.

Арифметическая сумма всех приведенных данных дает 135,4 тысяч человек, считая по максимальным указанным числам. Разумеется, она далека от точности. На мой взгляд, со всеми возможными поправками, можно принять, что в этой последней крупномасштабной войне викингов с христианами участвовало порядка 100–120 тысяч воинов, разделенных на несколько крупных армий, из которых самой крупной была, как ее можно условно назвать, Рейнская армия викингов, насчитывавшая до 50 тысяч человек на пике своей численности и разгромленная Арнульфом.

Помимо воинов, у викингов явно были люди, весьма многочисленные, которые непосредственно в боях не участвовали, а обслуживали отряды: кузнецы, оружейники, корабельные мастера, обозные, фуражиры, торговцы и различные ремесленники, которые также пребывали на захваченной викингами территории[442]442
  А.А. Свечин приводит данные, что на каждого воина в средневековом войске приходился по крайней мере один слуга, под которыми надо понимать людей, связанных с обслуживаем войска и исполнением различных обязанностей в тылу. – Свечин А.А. Эволюция военного искусства. Т. 1. М.-Л., «Военгиз», 1928, с. 95


[Закрыть]. Вместе со слугами при войске, армия викингов могла достигать 200–240 тысяч человек, а вместе с людьми, которые оставались в глубоком тылу викингов на территории Западно-Франкского и Восточно-Франкского королевств и занимались земледелием, ремеслом и торговлей[443]443
  Достаточно многочисленное скандинавское население, как можно судить по топонимам, оставалось, по крайней мере в Нормандии и в Бретани, даже после всех поражений десятилетия спустя.


[Закрыть], общая численность скандинавов, вовлеченных в эту войну тем или иным образом, могла достигать порядка 350–400 тысяч человек.

Столь огромная людская масса, выступившая на войну с христианами, уже сама по себе говорит о том, что эта война замышлялась и планировалась как решающая война с христианскими государствами в континентальной Европе. Это была война на сокрушение христиан, с целью дехристианизации северо-западной Европы. Никакого другого вывода тут сделать нельзя.

По всей видимости, после успешного лобового удара должно было последовать падение Западно-Франкского и Восточно-Франкского королевств, или их радикальное ослабление и раздробление. Если бы это удалось, то у викингов открывались бы возможности для концентрации сил и нападения на Рим.

Однако, викингам не удалось. Ни разорение Аахена, ни осада Парижа не давали викингам решающей победы и достижения полного превосходства над франками, которые, даже после тяжелых поражений, собирали все новые силы, хотя уже приходилось набирать войска по окраинам королевств. Наконец, франки тоже научились воевать с викингами, и вскоре у язычников началась череда поражений. Битва у Лёвена в сентябре 891 года – истинно историческая – надломила викингов. Это был поворотный момент, в котором надежды на сокрушение христианства окончательно развеялись.

По моему убеждению, это и был тот момент, на котором война с христианами в целом, ради сокрушения христианства и торжества язычества, фактически закончилась. Викинги, разумеется, не сошли с исторической арены. Они еще были многочисленны и сильны, они завоевали целый ряд территорий в Ирландии, в Англии, в Нормандии, в Бретани, Фландрии, Фризии, очевидно, также и в западной Аквитании. Эти территории трансформировались в королевства, отчасти заселялись скандинавами, и долго, полтора века, были привлекательными для тех скандинавов, которые не находили себе места в самой Скандинавии. Для викингов началась эпоха сражений за королевства, которая для нас особенного интереса не представляет.

Причины неудачи

Итак, викинги целый век воевали против христиан, стараясь сокрушить христианский мир, но потерпели в этом историческую неудачу. Следует посвятить некоторое внимание причинам того, почему у викингов не получилось.

Стоит особо подчеркнуть, что наше исследование открыло вырванные страницы средневековой и всемирной истории. Эти страницы были связаны с грандиозной, исторической схваткой христианства и язычества за существование и господство в Европе. Вообще, я прихожу к выводу, что натиск викингов-язычников был, пожалуй, самой серьезной угрозой христианской церкви за все время ее существования. Христианский мир в IX веке оказался в кольце врагов и воевал на два фронта: против викингов-язычников и против арабов-мусульман. Натиск был и с севера, и с юга, и он очень близко подходил к главным религиозным центрам христианского мира – Риму и Константинополю. Если бы франки не выстояли в борьбе с викингами, то христианский мир мог быть разрушен. Мировая история тогда пошла бы совсем другой дорогой.

Когда и кем были вырваны эти страницы истории? Судя по рассмотренным материалам, это произошло еще в средневековье. Мы неоднократно видели, как христианские хронисты вовсе не горели желанием углубляться в детали и не записали очень многого из того, что им несомненно было известно. Тому были свои причины, вероятно, такие. Во-первых, христиане и не рассматривали свою борьбу с язычниками как исторический процесс, а воспринимали нападения и жестокость викингов как Божью кару за свои грехи и как испытание веры. Во-вторых, можно полагать, что все же под влиянием викингов происходило отпадение от христианства в значительных масштабах; отдельные примеры этого были упомянуты в хрониках и письмах епископов. Вполне понятно желание обойти молчанием тот факт, что часть христиан отреклась от веры, пусть бы и временно.

На мой взгляд, тут нечего стыдиться. Это была эпическая битва, в которой христиане одержали победу. Причем, победа эта была добыта не только силой оружия, но и крепостью веры. Христиане победили и в последующие два века, в основном к XIII веку, практически полностью сокрушили европейское язычество, существовавшее с незапамятных времен.

Теперь о том, почему у викингов не получилось. Причины неудачи викингов, на мой взгляд, сводились к следующему. Первая причина и, пожалуй, наиболее важная – викингов было слишком мало. В конце IX века общее количество викингов, вовлеченных в войну с христианами, можно грубо оценить в 500 тысяч человек. Между тем, население Каролингской империи оценивается в диапазоне от 7 до 11 млн человек, вероятно, ближе к нижней границе из-за постоянных войн, разорения и голода. Население Англии оценивается примерно в 1 млн человек. Можно также добавить Византию, население которой оценивается в 20–24 млн человек. Христиан было в целом от 28 до 36 млн человек, а всего, с учетом других стран, вероятно до 40 млн человек. Или, грубо, на одного викинга приходилось от 56 до 72 христиан. Людские ресурсы христианского мира в сравнении с языческой Скандинавией были практически неисчерпаемыми. В Каролингской империи каждые пять мужчин выставляли одного воина. Так что общий мобилизационный контингент империи при населении в 7 млн человек можно оценить примерно в 700 тысяч потенциальных или актуальных воинов. Весь христианский мир мог выставить до 4 млн воинов. Отсюда и наблюдаемое явление. Викинги разобьют одну христианскую армию, а вскоре появляется новая, и так по многу раз. При таком соотношении сил попытка викингов свалить христианство была, в сущности, изначально обречена на провал.

Викинги, насколько можно судить, все же осознавали это обстоятельство, хотя бы потому, что они постоянно испытывали на себе его влияние в каждом сражении, и потому пытались изменить баланс сил в свою пользу. Методы у них были чисто террористическими, как это много раз отмечено в хрониках, и в основном, сводились к принудительной дехристианизации, порабощению и истреблению.

Вторая причина – викинги не смогли перетянуть на свою сторону население завоеванных стран. Главный фактор в этой причине, на мой взгляд, состоял в том, что скандинавскому язычеству нечего было предложить христианским массам.

Это не столь простой вопрос, и он не был простым и для людей эпохи Средневековья. Вопрос «Во что веришь?», который, несомненно, много раз задавался и язычникам, и христианам по разным поводам, вовсе не сводился к ответу типа: «Верую в Христа» или «Верую в Одина и Тора». На мой взгляд, коренное различие между язычниками и христианами сводилось в конечном счете, к эсхатологии их вероучения.

Христианство провозглашало всеобщее воскрешение из мертвых, и вечную жизнь в Царстве Божием в нетленных и духовно преображенных телах, которая будет столь блаженной, что и представить себе нельзя[444]444
  ¹ Кор. 2:9


[Закрыть]. Воскрешение и вечная жизнь для христиан была и есть высшая цель земного существования; лишь праведники, любящие Бога и при жизни исполняющие его нравственные заповеди, войдут после Божьего суда, в эту вечную жизнь. Таким образом, христианская эсхатология обещала своим последователям в духовном будущем вечное блаженство при созерцании Бога.

Скандинавское язычество, как мы достаточно хорошо знаем, в своей эсхатологии говорило, что мир закончится последней битвой – Рагнарёком, в которой люди, боги и чудовища взаимно истребят друг друга. В этой битве суждено погибнуть Одину и Тору, а Рагнарёк переживут: Видар – бог мщения и безмолвия, Вали – бог мщения, Магни – бог физической силы, Моди – бог ярости и Улль – бог лука и стрел. То есть, новый мир после Рагнарёка будет управляться мщением, яростью и силой, и, вероятно, будет еще хуже, чем нынешний.

Отсюда нетрудно заключить, что в своего рода теологических дебатах, которые несомненно случались между христианами и язычниками, христиане могли адресовать адептам Одина и Тора высказывание примерно такого рода: «Наш Бог-Творец существовал и будет существовать всегда, он воскресит нас от смерти и дарует вечное блаженство, а ваши боги, получается, должны будут погибнуть? Одина волк загрызет, а Тор утонет в змеином яде, как вы говорите. Какой смысл верить в богов, которым суждено исчезнуть?». Язычникам на это нечего было ответить.

Далее, из вероучения делались выводы и социального свойства. В христианском мире хватает зла, невзгод и вражды, но, по крайней мере, есть надежда, что когда-нибудь все это прекратится. Языческий же мир, получается, неотвратимо катится к саморазрушению и дальше, по мере приближения к Рагнарёку, язычники будут становиться только хуже. Ибо если языческие боги не в силах противостоять злу и должны пасть в битве с чудовищами, то кто и как будет удерживать людей от зла и насилия?

Таким образом, христианство было для людей эпохи Средневековья постепенным, хотя и трудным, восхождением к миру и блаженству, тогда как язычество было неотвратимым погружением в пучины зла и ужаса. Христианин на вопрос: «Во что веришь?», мог сказать: «Верую в вечное добро, проистекающее от Бога». Язычник, получается, на вопрос: «Во что веришь?», должен был сказать: «Верую в вечное зло, перед которым бессильны даже боги». Это уже само по себе было веской причиной, чтобы отвергать язычество в принципе.

Другой немаловажный фактор, определявший выбор в пользу христианства, состоял в том, что в христианстве все равны перед Богом: и простолюдин, и священник, и император. И Бог тоже равно обращается ко всем и всем может даровать вечную жизнь. В язычестве подобного равенства не было. Многие сильные мира сего приписывали себе божественное происхождение и даже обожествлялись при жизни. Иными словами, социальное неравенство, и без того в Средневековье тяжелое, усиливалось своего рода духовным неравенством. Для простолюдина языческого общества не было никакого выхода из этого неравенства. Положение усугублялось ритуальной практикой язычества, предусматривавшей регулярные и немалые жертвоприношения. Наряду с налогами и податями, эта ритуальная дань становилась весьма тяжелым бременем для рядового язычника. Что он получал за эту регулярную ритуальную дань? Этот вопрос обходится, пожалуй, всеми исследователями язычества; во всяком случае мне не удалось обнаружить ни одной попытки этот вопрос поставить и рассмотреть. Наконец, даже после смерти, как хорошо видно из погребальных материалов, язычники были не равны. Богатые оставались богатыми и брали в могилу свое богатство для употребления на том свете, а бедные оставались бедными. Язычество социально было устроено крайне несправедливо, когда богатым – все, бедным – ничего.

И третий фактор, который тоже стоит упомянуть. В христианстве Бог был – любовь, и вероучение убеждало людей любить Бога[445]445
  Например: Песн. 2:4; Мф. 10:37-38


[Закрыть]. В язычестве любил ли язычник своих богов? Судя по тому, что мы знаем о язычестве, скорее не любил, а опасался и старался задобрить их жертвами. В скандинавском язычестве верховным богом был Один – бог войны. Получалось, чтобы задобрить такого бога надо было беспрестанно воевать? Конечно, военной аристократии подобное вероучение нравилось, а вот рядовым язычникам, на которых ложились основные тяготы и жертвы войн, а доставались, в лучшем случае, лишь крохи военной добычи, подобное божество вряд ли было близким и любимым. Отсюда можно сделать интересное заключение. Скорее всего, основная масса язычников своих богов не любила, молилась и подносила им жертвы от безысходности и от невозможности вырваться из сложившегося общественного порядка.

Вот и получается, что викингам-язычникам нечего было предложить христианам в плане веры. Когда христиане узнавали, что пришельцы молятся злым богам и их мир изначально обречен на уничтожение, то ненависть к ним резко возрастала даже без проповедей священников. Эта ненависть, в сочетании с жестокостью язычников, лишь умножала сопротивление. Везде, куда бы ни пришли язычники в христианских странах, они везде находили врагов. Так они и проигрывали войну с христианами.

Эти теологические обстоятельства позволяют объяснить феномен дехристианизации, которая наблюдалась в это время, ее возникновение и исчезновение.

Викинги более или менее смогли утвердить язычество в захваченных землях лишь при двух условиях. Первое условие – население захваченной территории было христианизировано слабо и поверхностно, оставалось, в сущности, полуязычниками. Укрепление викингов в Гаскони на продолжительный срок, видимо, объясняется этим обстоятельством. Второе условие – замкнутость и изолированность викингов от местного христианского населения, что сохраняло социальное устройство скандинавского общества и его устои, такие как язычество.

Замкнутые сообщества викингов возникали довольно часто. Так, к примеру, было в Ирландии, где ситуация разительно отличалась от ситуации в Англии или в Западно-Франкском королевстве. Викинги в Ирландии концентрировались в нескольких укрепленных поселениях, особенно в Дублине. В силу этих причин ирландские викинги очень долго оставались язычниками и еще в конце Х века клялись в верности на мече и на кольце Тора[446]446
  Sheldon Gw. The Conversion of the Vikings in Ireland from a Comparative Perspective. Toronto, 2011, p. 166


[Закрыть]. В конце Х века в Ирландии еще существовали языческие святилища[447]447
  В 999 году король Мунстера Бриан Бору перед битвой у Гленмама сжег «Лес Тора» в окрестностях Дублина. Помимо этого святилища упоминаются по крайней мере еще два места, в которых, судя по названию, могли быть святилища Тора. – Sheldon Gw. The Conversion of the Vikings in Ireland from a Comparative Perspective. Toronto, 2011, p. 166


[Закрыть]. Только около 1030 года скандинавское население Дублина стало в достаточной степени христианизированным, чтобы там появились церкви и епископство.

В Западно-Франкском королевстве, за исключением Гаскони, викингам удавалось насадить язычество лишь там, где им удавалось или истребить, или изгнать большинство местного христианского населения. Это была западная, прибрежная часть Аквитании, а также Нормандия и некоторые области в устье Сены, Мааса и Шельды, где викинги зверствовали более всего. Опустевшие районы заселяли скандинавы, воспроизводившие на новом месте свои социальные и религиозные порядки. В силу этого обстоятельства, Нормандия довольно долго оставалась преимущественно языческой[448]448
  В 914 году архиепископ Руана Витто писал архиепископу Реймса Геривею и спрашивал у него совета, как ему обратить в христианство окружавших его скандинавов. Геривей, в свою очередь, запрашивал инструкций у римского папы Иоанна Х. – Sheldon Gw. The Conversion of the Vikings in Ireland from a Comparative Perspective. Toronto, 2011, p. 88


[Закрыть], и полное возрождение христианства произошло лишь в конце Х века[449]449
  Sheldon Gw. The Conversion of the Vikings in Ireland from a Comparative Perspective. Toronto, 2011, p. 83


[Закрыть].

Известно, хотя и по очень отрывочным, буквально единичным упоминаниям, что некоторые христиане под влиянием викингов отрекались от христианства и становились язычниками. В свете проведенного выше сопоставления христианства и язычества, становится понятным, почему хронисты писали об этом так мало. Они смотрели на отпавших от веры, вероятнее всего, с отвращением, как на людей, добровольно отвергших Божью милость и уверовавших во зло. К сожалению, эти чувства хронистов не позволяют нам оценить масштабы отпадения от христианства на захваченных викингами территориях. Мы даже не можем определенно сказать, это было частым или редким явлением. Все же, какие-то группы местного населения обращались в язычество, на что указывает тот факт, что среди викингов иногда упоминались люди нескандинавского происхождения из христианских стран, по крайней мере фризы и англосаксы. Но это все, что мы можем пока сказать на сей счет.

Викингов было слишком мало в сравнении с христианами, и они не смогли пополнить свои ряды за счет населения захваченных территорий, потому что это население язычниками становиться не захотело. Эти причины в конечном счете нивелировали все военные успехи викингов и привели их к поражению в войне с христианами.

Глава 8. Область Датского тыла

Юго-восточнее Скандинавии и Балтийского моря лежала обширная область, которая простиралась от Эльбы на западе и до верховий Волги на востоке, от побережья Балтийского моря на севере, до среднего течения Днепра на юге. Заселена она была в основном славянами, но в северной части также проживали балты и финны. Территория будущей Руси представляет собой восточную половину этой области.

На мой взгляд, историческое значение этой области ранее понималось совершенно неправильно. Точнее, она вообще практически не рассматривалась в связи и в контексте военной активности викингов в Западной Европе. Основное внимание было привлечено к процессам образования государств на этой территории, которые начались в конце эпохи викингов, в Х веке, и привели к образованию русского и польского государств. В русской историографии тема образования Руси была главной, доминирующей темой, породившей длинный, почти в три века, спор о варягах, в котором дебатировался вопрос о том, кто внес решающий вклад в образование Руси – славяне или скандинавы. Рассмотрению этого спора и его политического привода я посвятил тдельную работу[450]450
  Верхотуров Д.Н. Три века спора о варягах. Летопись и варяги. М., «Вече», 2020; Верхотуров Д.Н.Свидетельства мертвых варягов. История трех веков спора о варягах. М., «Вече», 2021.


[Закрыть]. Историков больше интересовал вопрос, относящийся к исторической политологии, а не собственно к истории – кому следует приписывать основание русского государства.

Если вопрос рассматривать не с точки зрения исторической политологии, а с точки зрения исследования объективно свершившейся истории, то нельзя не признать спор о варягах историей грандиозного научного заблуждения, сложившегося на основе изначально неверно взятых предпосылок. Этот спор был не в состоянии ответить на возникающие вопросы, например такие. Почему и зачем скандинавы явились на территорию будущей Руси и почему потом ушли? Почему на Балтийском море возникла интенсивная торговля, в которой обращалось колоссальное количество серебра? Почему у восточных славян, ранее не имевших почти ничего, вдруг возникло сильное государство?

Если же мы посмотрим на факты, добытые археологами, то увидим, что уже в начале IX века южнее, юго-восточнее и восточнее Балтийского моря сформировалась некая область, имевшая качественные отличия. Наиболее яркое отличие состояло в том, что экономика этой области сделалась товарно-денежной, и границы этой области довольно точно определяются находками арабских дирхемов. Далее, существенным отличием было то, что эта область была связана со Скандинавией, не только водными путями, но и экономическими связями. Наконец, скандинавы присутствовали в этой области продолжительное время, но здесь практически не воевали. Отсюда можно сделать вывод, что викингов эта область интересовала в экономическом смысле, здесь они торговали и торговлей получали определенные экономические ресурсы. Зачем? В контексте войн, которые вели викинги в Западной Европе, целью этой экономической активности могло быть только снаряжение и снабжение флотов и армий, которые викинги формировали для войны с христианами.

Именно поэтому я бы назвал эту область областью «Датского тыла», по аналогии с областью «Датского права» в Англии. Конечно, назвал бы в переносном и даже несколько ироничном смысле, но подчеркивающем историческую роль этой области и племен, ее населявших. Разумеется, тут были не только даны, но и вообще все скандинавы, в особенности шведы; просто условное название получается очень удачным и емким.

Подсечно-огневое лесоделие: примитивно – не значит просто!

В предыдущей книге мы уже рассматривали экономические причины, которые привели скандинавов в обширную лесную зону к юго-востоку от Балтийского моря, их интерес к пушнине как товару для обмена на серебро, тесную взаимосвязь пушного промысла с хлебопашеством и необходимости бурного развития выращивания хлебных злаков как для обеспечения заготовки пушнины, так и для снабжения флотов и армий викингов, отправлявшихся в Западную Европу. Скандинавы в начале IX века интенсивно расширяли область своего влияния в лесной зоне, провели многочисленные землепроходческие и завоевательные походы, в ходе которых они вышли в земли, заселенные славянами.

Теперь предмет нашего интереса состоит в трансформации хозяйства славян, которое скандинавы застали в начальный период своего знакомства с ними, в хозяйственную систему, которая позволила снарядить и снабжать огромную армию, отправившуюся на завоевание Западно-Франкского королевства. Этот вопрос немаловажен в том смысле, что эта хозяйственная система, созданная при самом активном скандинавском участии, позднее стала экономической основой для возникновения русского и польского государств.

В начале стоит сказать пару слов о расселении славянских племен. Во многих районах лесной зоны славяне не были коренным населением, а появились незадолго до начала варяжской эпохи. Изначальный славянский район простирался от среднего течения Вислы на западе и до верховьев Дона на востоке, и от Припяти на севере до среднего течения Днестра, Прута и низовьев Дуная на юге. В VI–VII веках славяне начинают расселяться на запад и северо-запад, а также на северо-восток. Наиболее активно расселялись носители пражско-корчакской культуры, которые к середине VII века заселили почти всю Вислу, кроме устья, Одер и правобережье Эльбы, добравшись в районе устья Одера до побережья Балтийского моря. До юго-западных земель западных балтов в нижнем течении Вислы славяне добрались лишь в VIII веке[451]451
  Рудницкий М. Контакты между западными балтами и славянами в VI–VII вв.: археологические данные. // Stratum plus. Археология и культурная антропология. № 5, 2014, с. 96–97


[Закрыть]. Между славянами и западными балтами оставалась незаселенная полоса шириной около 100 км[452]452
  Рудницкий М. Контакты между западными балтами и славянами в VI–VII вв.: археологические данные. // Stratum plus. Археология и культурная антропология. № 5, 2014, с. 108


[Закрыть].

Расселение славян в северо-восточном направлении шло из среднего течения Днепра и Десны на север, в верховья Днепра и Западной Двины, и далее, на реку Великую, где сложилась культура псковских длинных курганов, непосредственно контактировавшая как с балтами, так и финнами, и культура сопок, занимавшая район вокруг озера Ильмень. Также славяне переселились на северо-восток, в район рек Угры и Оки, то есть притоков верхней Волги[453]453
  Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., «Наука», 1982, с. 11


[Закрыть]. Таким образом, на северо-восточном направлении своего расселения, славяне вклинились между балтами на западе и финнами на востоке, заняв обширный район верховев Западной Двины и Днепра, ранее заселенный балтами, видимо, чересполосно с остатками прежнего населения. Острие этого славянского вклинения дошло до устья Волхова.

Начало этому процессу расселения славян в лесной зоне, видимо, послужило резкое ухудшение климата в V веке: сочетание понижения температуры и увеличение увлажненности из-за увеличения количества осадков и трансгрессии Балтийского моря, что привело к повышению уровня рек, увеличению площади озер и болот. В среднем течении Вислы, районе с низменным рельефом, исчезают все поселения, существовавшие в предшествовавший период. Население стало искать места повыше и посуше, и стало переселяться на обширную ледниковую гряду, которая пересекает лесную зону с юго-запада на северо-восток. Западная оконечность – Белорусская гряда, протяженностью 520 км[454]454
  Это больше собирательное название, поскольку на территории Белоруссии есть несколько локальных возвышенностей, тянущихся с запада на восток, разделенных обширными низинами, занятыми реками и болотами.


[Закрыть], которая переходит в Смоленско-Московскую возвышенность, протяженностью около 500 км. Севернее Смоленско-Московской возвышенности располагается Валдайская возвышенность, протяженностью около 600 км. Средние высоты этой гряды, сформировавшейся во время Московского оледенения около 190–130 тысяч лет назад, составляют 150–250 метров над современным уровнем моря, максимум до 350 метров. Юго-восточные скаты этой гряды пологие. Это обстоятельство имело очень большое значение для подсечно-огневого земледелия – одной из главных отраслей славянского хозяйства доваряжской и варяжской эпохи.

Подсечно-огневое земледелие и его особенности объясняют в истории ранних славян почти все. Однако, так получилось, что «исследователи» выработали стойкий предрассудок в отношении этого типа хозяйства: подсечно-огневое земледелие примитивно, поэтому не заслуживает подробного рассмотрения и в подавляющем большинстве работ оно лишь упоминается. Пашенному земледелию, считавшемуся более прогрессивным, уделялось намного больше внимания[455]455
  К примеру, из работы В.В. Седова: «Однако раскопки последних десятилетий показывают, что роль подсечного земледелия у славян лесной зоны Восточной Европы преувеличена. Исследования нижних слоев Новгорода, Изборска и других поселений свидетельствуют о возделывании славянами в лесной зоне как злаковых и зернобобовых культур, так и волокнистых растений, что возможно лишь при наличии полевого пашенного земледелия», – Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., «Наука», 1982, с. 237


[Закрыть]. Между тем, этот тип хозяйства был в употреблении более чем тысячу лет – очень приличный срок для примитивного земледелия.

В нашем распоряжении есть превосходная работа В.П. Петрова 1968 года, который составил наиболее полный и подробный его обзор, включающий анализ всех основных его стадий и продуктивности.

Рассмотрим подсечно-огневое земледелие более детально. Хотя обычно считается, что ляд – делянку выжженого леса под посев – могли сделать в любом месте леса, В.П. Петров приводит убедительные доказательства того, что под ляд подходило далеко не любое место. В первую очередь выбиралось место вблизи реки[456]456
  Выбор леса вблизи крупной реки, лучше в излучине реки или на мысе, был обусловлен несколькими факторами. Во-первых, для посева требовалось освещенное, солнечное место. В глухом коренном лесу таких мест не было. Во-вторых, весь промысел лесного зверя, в особенности пушнины – белки и куницы, тяготел именно к прибрежным лесам; в коренных лесах, на водоразделах часто заболоченных, жили лишь крупные звери, такие как медведь и лось. В-третьих, река привлекала население своим рыбным промыслом. Поэтому население в лесных районах вытягивалось в цепочку поселений вдоль крупных рек и их крупных притоков; такое же распределение поселений характерно для всех ранних славянских культур. – Петров В.П. Подсечное земледелие. Киев, «Наукова думка», 1968, с. 45–47


[Закрыть]. Следующий критерий выбора – пологий скат высокого увала или коренного берега реки[457]457
  Этот критерий объясняется очень просто. В лесной зоне вырубка равнинного леса приводила к тому, что стока воды с участка не было, он быстро переувлажнялся, заболачивался и становился совершенно непригодным для посева. На переувлажненном участке рожь не давала урожая. Более того, часто даже на скатах крестьяне делали канавы для отвода воды. Кроме того, высокий увал или берег теплее долины. На высоких скатах южной экспозиции продолжительность безморозного периода была на 13–36 дней дольше, чем в долинах, что делало условия для возделывания зерновых культур намного более благоприятными. – Петров В.П. Подсечное земледелие. Киев, «Наукова думка», 1968, с. 60–64, 65–66; Вероятно, на старых лядах также создавали постоянные поселения. К примеру, большинство поселений культуры типа Тушемли – Банцеровичи располагается по берегам рек или озер, на песчаных останцах, холмах или пологих склонах коренного берега реки, то есть в местах, подходящих для подсечно-огневого земледелия, – Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., «Наука», 1982, с. 36


[Закрыть]. Далее, ляд не должен был располагаться рядом со сплошным, коренным лесом; такого соседства избегали как большого зла[458]458
  Крестьяне, занимавшиеся подсечно-огневым земледелием, говорили, что участки внутри леса не дают урожая. Даже вблизи большого леса и даже на прекрасной почве зерновые не дают урожая. Это было следствием нескольких факторов, действовавших кумулятивно. Во-первых, испарения лесов, особенно заболоченных, охлаждают воздух. Во-вторых, высокий лес затеняет ляд и не дает растениям достаточного солнечного освещения. В-третьих, в лесах или вблизи леса воздух застаивается и болотные газы повреждают посевы или даже полностью их губят. В-четвертых, ляд внутри леса или вблизи него представляет собой своего рода низину, в которую затекает холодный воздух, образуя «морозобойное гнездо», вымораживающее посевы. В-пятых, лес задерживал таяние снега, что делало посев более поздним и хлеб не успевал вызреть. То есть, ляд внутри леса или вблизи него был определенно невыгодным. Иногда, когда не было более подходящих участков, крестьяне вырубали или сжигали гораздо больше леса, чем требовалось для посева, чтобы ослабить негативное влияние сплошного леса, в среднем втрое больше необходимого. – Петров В.П. Подсечное земледелие. Киев, «Наукова думка», 1968, с. 49–54


[Закрыть]. Наконец, наилучшим лесом под ляд считался еловый лес, особенно под рожь, а также смесь елового и березового леса. Такие леса хорошо сушили почву, в особенности береза. Сосновых лесов обычно избегали либо же делали в ней ляд только на один урожай, кроме сосновых боров, росших на дресвяных почвах[459]459
  Петров В.П. Подсечное земледелие. Киев, «Наукова думка», 1968, с. 67, 72-75


[Закрыть].

В.П. Петров отмечает, что крестянин выбирал участок под ляд во время промысла лесного зверя. В отличие от пашенного земледелия, этот тип хозяйства сочетался с лесным промыслом. Тогда прибрежные еловники привлекали крестьян больше всего, поскольку такие леса лучше всего подходили для лядов и в них водилось много пушного зверя – белки и куницы. Скандинавы, находившие в лесных дебрях большие еловники, находили сразу все: пушнину, промысловиков и кормивших их подсечно-огневых крестьян.

Теперь один из наиболее интересных моментов. Исследование В.П. Петрова довольно наглядно показывает, что подсечно-огневое земледелие было возможно без применения железных орудий. Лес не обязательно было рубить, его часто валили при помощи подсечки[460]460
  Подсечка означает срубание коры вокруг ствола дерева или срезание полосы коры вокруг ствола. В этом случае дерево в течение нескольких лет засыхает на корню и затем падает. Практические опыты в лесных хозяйствах показали, что подсеченные деревья полностью выпадают в течение пяти лет после подсечки. Подсечка почти аналогична подсочке – нанесению резов на стволе дерева для получения хвойной смолы или березового сока; только при подсочке оставляют нетронутой часть коры, а при подсечке срубают или сдирают всю кору вокруг ствола. Скорее всего, подсочка для получения смолы и подсечка для ляда использовались одновременно. – Петров В.П. Подсечное земледелие. Киев, «Наукова думка», 1968, с. 87, 93


[Закрыть]. Подсечь дерево можно было и без железного топора. Для этой цели подходил нож, скребок, косарь[461]461
  Косарь на длинном шесте широко использовался в подсечно-огневом земледелии для подсечки деревьев.


[Закрыть], вплоть до рога или плоского камня с острым краем. Ранние славянские культуры лесной зоны отличаются крайне немногочисленными находками железных изделий и орудий труда; в основном встречаются ножи или косари[462]462
  Нужно отметить, что для славян Правобережной Украины уже в VI–VII веках был характерен более развитый набор земледельческих орудий: сошники, серпы, втульчатые мотыги, косы-горбуши. – Носов Е.Н. Некоторые общие проблемы славянского расселения в лесной зоне Восточной Европы в свете истории хозяйства. // Славяно-русские древности. Вып. 1. Историко-археологическое изучение Древней Руси. Итоги и основные проблемы. М., «ЛГУ», 1988, с. 22


[Закрыть]. Теперь становится понятно почему. Это не только признак экономической отсталости, но и выражение того, что ранние славяне не испытывали неотложной нужды в железных орудиях. Кроме того, на лядах земля чаще всего не распахивалась, а лишь бороновалась после посева, причем использовалась деревянная борона-суковатка, изготовляемая на месте из еловых вершин[463]463
  В материалах Ростова были найдены некие «грабли» из цельного куска ели с зубьями из обрубленных веток. Вероятно, это древнейшая из найденных борон-суковаток, использовавшихся в подсечно-огневом земледелии – Русь в IX–X веках: археологическая панорама. М. – Вологда, «Древности Севера», 2012, с. 173


[Закрыть]. Подсечно-огневое земледелие позволяло почти в буквальном смысле деревом хлеб делать.

Правда, повалка леса подсечкой вела к тому, что подготовка участка леса к посеву занимала очень продолжительное время. Подсеченный лес высыхал на корню и выпадал ветровалом в среднем в течение пяти лет, иногда до 10–15 лет. Каждый крестьянин должен был иметь много подсек в разной стадии готовности[464]464
  В Олонецкой губернии крестьянин имел до 15 лядов, разбросанных на расстоянии 10–12 верст, а иногда и больше, от деревни, часть из них была только что подсеченной, часть уже выпадала, а засевалась лишь одна или две лядины. – Петров В.П. Подсечное земледелие. Киев, «Наукова думка», 1968, с. 95


[Закрыть]. Поскольку количество пригодных под ляд участков было не так много, существовал предел ландшафтной вместимости населения для подсечно-огневого земледелия. Славянские поселения доваряжской эпохи, как правило, были небольшими, около 0,2–0,4 гектаров, на них было от 4–7 до 10–15 жилищ, а сами они часто располагались группами по три-четыре поселения, в которых было от нескольких сотен метров до 2–5 км между крайними поселениями[465]465
  Обломский А.М. Колочинская культура. // Раннесредневековые древности лесной зоны Восточной Европы (V–VII вв.). М., «ИА РАН», 2016, с. 118


[Закрыть]. В таком гнезде было от 12 до 60 дворов, которые разрабатывали лядины в радиусе примерно 10–15 км от гнезда, а вверх и вниз по реке или по притокам, вероятно, и дальше. Славянские поселения, таким образом, вытягивались в цепочки вдоль рек, что и наблюдается на археологической карте. Небольшое по численности гнездо славянских поселений могло разрабатывать 100–200 лядин одновременно, а крупные гнезда с более многочисленным населением – до тысячи лядин, в зависимости от условий окрестных лесов[466]466
  Чисто арифметический подсчет позволяет увидеть реалистичность такого хозяйства. Круг с радиусом 15 верст занимает по площади 107,8 кв. верст; квадратная верста – это 78,1 десятин. Таким образом, площадь этого круга составляет 8419 десятин. Этого вполне достаточно, чтобы найти места для нескольких сотен лядин площадью около десятины каждая.


[Закрыть].