Текст книги "Варяги против христианского мира. Настоящая история скандинавских викингов"

Глава 9. Экономические системы на территории будущей Руси

Территория будущей Руси по своему экономическому развитию существенно отличалась от западнославянских земель. В первую очередь следует отметить структурное различие.

У западных славян основные торговые связи сходились к нескольким, тесно взаимосвязанным между собой торговым городам, лежащим на балтийском побережье. Сырье и товары двигались из глубинных районов к морю, а обратно двигались деньги и другие ценности.

На территории будущей Руси экономические центры были разбросаны по обширной лесной зоне и выступали центрами обширных районов, производящих пушнину и сельскохозяйственное сырье. Эти товары шли по радиальным маршрутам от периферии к центрам. В центрах было сосредоточено ремесленное производство, и оттуда ремесленные товары расходились по радиальным же маршрутам на периферию. Через центры также пролегало по крайней мере два или три важнейших транзитных маршрута, по которым двигались ценности: пушнина и арабское серебро.

Прибалтийские торговые города концентрировали и продавали викингам колоссальные объемы хлеба и ремесленных продуктов. В силу этого на Балтике сложилась объединенная система торговли, вероятно похожая на более поздний союз ганзейских городов. Но на территории будущей Руси экономика заканчивалась на сдаче пушнины скандинавам. Поэтому в варяжскую эпоху связи между экономическими центрами этой территории были довольно слабыми и на ней сложилось как минимум три экономических района, что быо отмечено арабскими авторами. В каждом из этих районов было два этажа: верхний обслуживал оборот пушнины и вывоз серебра, а нижний обслуживал все местные экономические и административные потребности, в первую очередь хлебом.

Такая экономическая система сложилась в основном к середине IX века и просуществовала примерно до конца Х века, то есть в течение немногим более ста лет. На рубеже Х-XI веков верхний этаж ее довольно быстро распался, а нижний этаж стал обслуживать государство, образованное князем Владимиром. Собственно, история экономики тесно взаимосвязана с вопросом возникновения древнерусского государства, поскольку никакое государство не может возникнуть без прочной экономической основы.

Основные этапы развития экономической системы

Формирование экономической системы варяжского времени, радикально отличавшейся от хозяйства славянских племен доваряжской эпохи, можно условно и предварительно подразделить на несколько этапов.

Первй этап, его можно условно назвать рыбопромыслово-купеческим, пришелся на вторую половину VIII века, когда скандинавы в восточной Прибалтике и лежащих восточнее лесных районах были представлены в основном рыбаками, привлеченными богатыми рыбными ресурсами Финского залива и Ладожского озера. Рыбаки по необходимости входили в торговлю с местными финскими племенами, и среди них постепенно выделялись люди, профессионально занятые торговлей, то есть купцы. В сфере их торговых интересов была не только рыба, но и скандинавское железо и железные изделия, а также всякий транзитный товар: янтарь, стеклянные бусы, олово, всевозможные украшения. Торговали и товарами, до нас не дошедшими, такими как пушнина, зерно и хлебопродукты, кожи, разнообразный текстиль.

Второй этап, который можно назвать купеческим этапом, начался в конце VIII века, в 790-х годах и был уже связан с военными приготовлениями викингов, в среде которых возника идея войны с христианами. Как эта идея возникла – сказать нелегко, поскольку идеи, выработанные викингами, не были зафиксированы и до нас не дошли. Мы знаем лишь их результат в виде походов в Англию, Ирландию и к атлантическому побережью Каролингской империи. Эти идеи имели и экономические последствия. Для войны надо снарядиться, по этой причине конунги викингов явно озаботились источниками необходимых материальных ресурсов. Вероятнее всего, на первых порах их поддержали именно купцы, по каким-либо причинам согласившиеся с масштабной затеей повоевать христиан. Видимо, именно купцы предложили продавать пушнину в Булгаре, выручать серебро и пускать его в оборот в прибалтийских землях для покупки необходимых для снаряжения отрядов и кораблей товаров. Они были готовы поделиться немалой частью прибыли от этой торговли, очевидно, не только в силу солидарности с идеей войны с христианами, но и за долю в добыче.

Однако, оказалось, что военные потребности растут гораздо быстрее возможностей сложившейся торговли. Это обстоятельство толкало купцов к попыткам расширения торговли, в частности, в активизации торговли янтарем. Они скупали янтарь, вывозили его на восток для обмена на пушнину. Только вот предлагаемые скандинавскими купцами товары, такие как янтарь, другие украшения, железные изделия, торговлю развивали медленно, поскольку потребности в этих товарах у небогатых финских племен лесной зоны были небольшими и эпизодическими. Меной пушнины выручалось мало и большой выручки серером эти операции не давали, что выражалось в том, что первые отряды викингов, отправлявшиеся в христианские страны, были малочисленными и значительных успехов добиться не могли, хотя страху нагнали порядочно.

Третий этап, который можно назвать этапом военно-хозяйственным, начался в начале IX века, где-то в 810-х годах и его начало было связано с периодом относительного затишья в военной активности викингов в Западной Европе. Этот период продлился до 837–840 годов, когда началось крупное вторжение викингов в Ирландию и на территорию Каролингской империи. В первой трети IX века происходит бурная землепроходческая активность скандинавов в лесной зоне, когда в серии походов скандинавы подчинили себе обширные территории в верховьях Волги и вышли в верховья Днепра. Таким образом, конунги викингов вознамерились разрешить затруднения со снабжением не посредничеством купцов, а военной силой. На некоторое время лесная зона территории будущей Руси стала главной ареной их военных предприятий. Трофейная и взятая данью пушнина продавалась и обращалась в серебро, которое начало вывозиться в заметных масштабах в Балтийский регион и там пускалось в обращение[569]569
  Здесь стоит подчеркнуть, что различие в транспортных средствах между предшествовавшими финскими и славянскими купцами и появившимися скандинавскими купцами обусловило резкие различия в торговле и ее развитии. Первые передвигались пешком или на лошадях с вьюком, а второе – на речных судах. При этом пешеходное сообщение не позволяло развить торговлю в больших масштабах. Ограниченный вес поклажи пешего путника налагал очень жесткие ограничения на товары, которые могли быть пущены в торговое обращение. Это должно было быть что-то очень легкое, но в то же время ценное: пушнина, стеклянные бусы, небольшие металлические украшения или слитки цветного металла. Количество товаров в обращении было очень невелико, пеший торговец вряд ли мог унести больше 200 беличьих или 80 собольих шкурок, около 20 кг веса в обоих случаях. О том, чтобы вывозить пушнину тоннами и выручать за нее десятки тысяч дирхемов, не было и речи. Речные корабли вмещали многие тысячи шкурок. Поэтому скандинавам удалось организовать крупномасштабный сбыт пушнины и перестроить всю экономику лесной зоны.


[Закрыть]. В первой трети IX века там стала бурно развиваться товарно-денежная экономика, контролировавшаяся викингами, выступавшими главными эмитентами серебра как платежного средства. Кроме захвата трофеев и взимания дани, скандинавы стали строить в лесной зоне местную товарно-денежную экономику. Она охватывала заготовку и скупку пушнины, снабжение пушного промыслам припасами, а также хлеботорговлю. Судя по монетным кладам, в лесной зоне товарно-денежная экономика тоже развивалась быстрыми темпами, не только на основе принуждения силой, но и на основе значимой выгоды.

Можно предположить, что конунги, формировавшие под своим командованием крупное войско с флотом, оставались в Скандинавии, а на восток направляли своих уполномоченных, которые в свою очередь командовали приданными им отрядами воинов и руководили группами купцов, следовавшими с ними. Уполномоченные уезжали надолго, на несколько лет. За это время они должны были провернуть несколько операций по заготовке и продаже пушнины, накопить оговоренную сумму и обеспечить доставку серебра в Скандинавию. Дело это было непростым, требовало многих познаний, оборотистости и находчивости, и было связано с опасностью и риском. Скандинавам в любом случае приходилось полагаться лишь на свои мечи и свою дерзость.

В целом, переход заготовки и продажи пушнины с вывозом выручки серебром под контроль конунгов викингов и назначенных ими уполномоченных в первой трети IX века прошел успешно. Результаты этого выразились, в частности, в резком расширении масштабов военной активности викингов в Западной Европе.

Викинги, хотя и имели нечто вроде «генерального штаба», планировавшего крупные военные операции, тем не менее, воевали отдельными армиями под командованием наиболее сильных и влиятельных конунгов. Каждый такой конунг, конечно, стремился обзавестись собственными источниками материальных ресурсов, поэтому старался отправлять на территорию будущей Руси своих уполномоченных с отрядами воинов и купцами. Это и привело к тому, что возникшая там экономическая система не сложилась в единую систему торговли, как на Балтийском море, где торгово-ремесленные центры сотрудничали между собой в производстве и продаже больших партий разнообразных товаров. На территории же будущей Руси наоборот шла конкуренция за пушнину, за контроль над наиболее богатыми пушными угодьями и обслуживавшими их экономическими районами. Здесь одновременно действовали многие группировки скандинавов, возможно, несколько десятков, которые меж собой далеко не всегда жили дружно и между ними часто вспыхивали стычки.

Со временем армии викингов, воевавших в Западной Европе, научились объединяться в нечто вроде соединений, которыми командовали наиболее известные и прославленные конунги; особенно ярко это выразилось в войне против Западно-Франкского и Восточно-Франского королевств в 880-х годах. Правда, эти соединения были довольно рыхлыми и могли распадаться. Аналогичный процесс, вероятно, происходил и на территории будущей Руси, где отдельные группировки скандинавов постепенно объединялись в нечто вроде коалиций, и на территории, контролируемой этими коалициями, складывались обособленные экономические районы.

Четвертый период, который можно назвать периодом деградации и распада, начался на рубеже IX и Х веков и продолжался примерно до рубежа Х-XI веков, то есть до того времени, когда территории, котролируемые варягами, перешли под контроль князя Владимира. Его правление можно считать временем, когда закончилась варяжская эпоха и началась собственно Древняя Русь.

В это время деградировал верхний этаж экономической системы, то есть та часть экономики, которая обращала пушнину в серебро. Причины тому были природные, экономические и политические. Природные причины состояли в интенсивном промысле пушнины, который, как и в Сибири в XVII веке, подорвал пушные ресурсы лесной зоны. Промыслы уже не могли поддерживать прежние объемы вывоза, что вело к неуклонному сокращению выручки. Из общего количества исследованных дирхемов, найденных в Северной Европе, 36 % относятся к 892–914 годам, 46 % – к 914–943 годам, и лишь 2 % датируются 954–961 годами[570]570
  Feuerbach A., Hanley Th. “ULFBERTH” Blades: New Answers to Old Question. // History of Antique Arms. Researches 2016. Vol. I. Kyiv, 2017, p. 76


[Закрыть]. Около 950 года поступление дирхемов сократилось до минимума. Экономические причины состояли в том, что в обращение во все возрастающем объеме стали поступать английские и немецкие монеты, чеканившиеся из серебра с рудников Корнуолла в Англии и рудников в Верхней Германии и Чехии. В поздних кладах европейские монеты абсолютно доминируют, а арабских монет почти нет. К тому же, есть признаки порчи монеты, поскольку в Х веке отмечаются следы пробы монеты и серебра на чистоту металла[571]571
  К примеру, в большом кладе, найденном на Борнхольме, в Нёрремёлле, на 97 % серебряных вещей: монетах, украшениях и ломе, имелись следы проб на содержание серебра. Клад относится к самому началу XI века. В составе клада имелся 1451 объект, практически все они были испробованы на содержание серебра. Из особо примечательного – 100 % германских монет были со следами проб. Это говорит о том, что в это время доверие к обращающемуся на рынке серебру было уже основательно подорвано. – Ingvardson G. Trade and Power – Bornholm in the Late Viking Age. // Northern Worlds – landscapes, interactions and dynamics. Proceedings of the Northern Worlds Conference Copenhagen 28–30 Nov. 2012. Publications from the National Museum. Studies in Archaeology & History Vol. 22, Copenhagen 2014, p. 327


[Закрыть], а также появляются находки поддельных монет. В Хедебю была сделана крайне интересная находка фальшивых дирхемов[572]572
  В 2003 году, во время исследования северо-восточной части гавани Хедебю, в донном грунте было найдено девять дирхемов багдадского халифа Харуна аль-Рашида, чеканенных в 807/808 году. Находка была необычной: совершенно одинаковый чекан, одинаковый размер и вес монет. Обычно арабские дирхемы не ходили в обороте такими сериями, все клады смешаны, в них монеты разного времени чеканки и с разных монетных дворов. Металлургический анализ показал, что эти идеальные дирхемы фальшивые и сделаны из сплава, содержащего от 70 до 90 % олова и от 10 до 30 % свинца. При внимательном рассмотрении оказалось, что некоторые монеты имеют следы приливов, то есть они были не отчеканены, а отлиты с одного образца в глиняной форме. Кроме этих фальшивых дирхемов ранее в Хедебю был найден еще один, на территории поселения. Прилив с монет должен был быть сточен, но он остался, что привело исследователя к выводу, что изготовление фальшивых монет не было завершено, потому что фальшивомонетчик не смог пустить их в оборот, скорее всего, потому, что был раскрыт. Фальшивые монеты были выброшены в гавань. Эта часть гавани Хедебю осваивалась, судя по дендрохронологическим датам свай, после 886 года, так что наиболее вероятно, что фальшивки были изготовлены в конце IX века или в начале Х века. – Kalmring S. Of Thieves, Counterfeiters and Homicides. Crime in Hedeby and Birka. // Fornvännen 2010, p. 283–284


[Закрыть]. Также фальшивые монеты были обнаружены и в Бирке[573]573
  Среди обнаруженных в 1990–1995 годах при раскопках в Бирке дирхемов обнаружилось шесть фальшивых. Пять из них были сделаны из посеребренной меди. Образцы, с которых делались фальшивки, датировались 835–845 годами и 893–933 годами. Четыре из пяти фальшивых монет были разрезаны на части, то есть предназначались для запуска в оборот в мелких платежах. Также был обнаружен фальшивый арабский динар, сделанный из позолоченной меди, образец для которого датировался 785–790 годами. – Kalmring S. Of Thieves, Counterfeiters and Homicides. Crime in Hedeby and Birka. // Fornvännen 2010, p. 286


[Закрыть]. Товарно-денежная экономика в Балтийском регионе, созданная викингами, в Х веке претерпевает кризис. Политические причины состояли в том, что после поражения в битве у Лёвена в 891 году, викинги фактически отказались от идеи войны на сокрушение христианства и изменили характер своей военной активности. В Скандинавии и в захваченных викингами территориях началась упорная борьба за власть между враждующими группировками. Короли и конунги были заинтересованы в удержании и расширении своих владений, стали переходить к феодальным методам комплектования и снабжения армий. Отпала самая причина, создавшая область «Датского тыла», что привело к довольно скорому исчезновению интереса к территории будущей Руси у скандинавов.

Если верхний этаж экономической системы деградировал и распадался, то вот нижний этаж, то есть экономика земледельческая, славянская по своему характеру, кормившая варяжские отряды, местную знать, промысловиков и ремесленников, напротив, набрала сил и стала к тому моменту вполне самостоятельной и настолько мощной, что сыграла решающую роль в возникновении и формировании Древней Руси и ее княжеств. В политэкономическом смысле произошла смена надстройки. Вместо разрушившейся надстройки, обслуживавшей крупномасштабную войну с христианским миром, возникла новая надстройка, служившая интересам древнерусского государства.

Меха и дирхемы

Главенствующую роль в формировании экономической системы на территории будущей Руси в варяжскую эпоху, сыграла пушина. Были, конечно, и другие экспортные товары, такие как мед или рабы, однако, вряд ли они давали выручку, сколько-нибудь сопоставимую с выручкой от продажи пушнины.

Однако, один из вопросов состоит в том, почему купцы в Булгаре покупали столь колоссальное количество пушнины, что обеспечивали скандинавам выручку в многие сотни тысяч дирхемов в год. Итак, почему был большой спрос на пушнину? Ответить на этот вопрос не столь сложно. Северо-восточные территории Аббасидского халифата, которые охватывали территорию современных Ирана, Туркменистана, Узбекистана, Таджикистана и Афганистана, откуда в основном и поступали дирхемы, хотя и относятся к субтропической зоне, тем не менее там бывает холодно.

К примеру, в Иране довольно холодная зима, и в январе почти вся территория Ирана, кроме самых юго-западных и южных прибрежных районов, покрыта снегом. В центральных районах страны, с пустынным и засушливым климатом, отмечается весьма суровая зима[574]574
  В Мешхеде средние ночные температуры декабря, января и февраля опускаются до -4 градусов, а средние дневные температуры составляют 7-10 градусов.


[Закрыть], а также резкие колебания суточной температуры: ночи даже летом могут быть холодными. Еще более суровый климат в районах горных хребтов Эльбурса и Загроса. Такое же положение и в Афганистане. Даже на равнинах в январе ночные температуры опускаются до 0 градусов, а в высокогорье зима очень холодная[575]575
  Средняя температура января в Кабуле составляет -3 градуса, а в горах могут быть сильные морозы до -20 и даже до -30 градусов, с продолжительными снегопадами.


[Закрыть]. Даже в Туркменистане, в стране с жарким пустынным климатом тоже бывает холодно[576]576
  В январе на юго-западе Туркменистана средняя температура составляет 3–5 градусов, а на северо-востоке средняя температура января достигает -6 градусов.


[Закрыть]. Помимо этого, в пустынях резкие перепады суточной температуры: днем может быть очень жарко, а ночью – холодно.

Так что в северо-восточной части Аббасидского халифата население не могло обойтись без теплой одежды, по крайней мере 2–3 месяца в году. Отопление, конечно, отчасти решало эту проблему, но лесные ресурсы региона были весьма ограниченными и потому дрова были дефицитом. Отсюда у населения Аббасидского халифата имелась постоянная потребность в теплой одежде и, соответственно, в мехах для ее изготовления. Пушная торговля велась, очевидно, с незапамятных времен. В частности, известно, что Иран в сасанидске время активно скупал пушнину, заготавливаемую в Прикамье и тоже платил за меха серебром.

С этой точки зрения, потребность в северной пушнине для Аббасидского халифата была жизненно важной потребностью, вполне стоящей расхода некоторого количества серебра на эти нужды. Но сколь много они тратили серебра на обмен на пушнину? Изучение арабских монет, обращавшихся в Скандинавии и Восточной Европе в эпоху викингов, велось главным образом нумизматами. Однако, предметом интереса нумизматов остались сами монеты, тогда как экономическая деятельность, с монетами связанная, осталась почти без рассмотрения, за исключением самых очевидных моментов. Это и понятно: на монете не выбито, что за нее продавали и что на нее покупали.

Нумизматы считали, что распределение дирхемов по годам чеканки, когда монет, чеканенных в один период, заметно больше, чем чеканенных в другой период, отражает динамику чеканки монет[577]577
  Например, Роман Ковалев строит диаграмму чеканки саманидских дирхемов по находкам в монетных кладах в Восточной и Северной Европе, следуя идее Томаса Нунана. У него получилось, что 46 % монет было чеканено в годы правления эмира Насра II, в 914–946 годах. – Kovalev R.K. Dirham Mint Output of Samanid Samarqand and its Connection to the Beginnings of Trade with Northern Europe (10th Century). // Histoire & Mesure. Vol. 17. Monnaie et espace. XVII – 3/4, 2002. p. 197–216; Однако, во-первых, выборка очень мала и составляет всего 13952 монеты. Во-вторых, находки в Восточной и Северной Европе не отражают ни общий объем монет, выпущенных в обращение, ни характер их оборота в Саманидском государстве. В-третьих, монеты, найденные в кладах далеко за пределами Саманидского государства, несмотря на то, что они составляют 99 % дошедших до нас саманидских дирхемов, покинули сферу своего обращения и использовались как весовое серебро. Делать подсчеты размеров чеканки на основе материалов кладов из Восточной и Северной Европы, идея хоть и остроумная, но явно методологически неправильная.


[Закрыть]. Поскольку конкретных сведений о размерах и динамике чеканки монет до нас не дошло, то нумизматы пытались на основе наиболее массового сохранившегося монетного материала судить о развитии монетной чеканки. Однако, с этими выводами нельзя согласиться, поскольку они, видимо, ошибочные. Состав кладов по годам чеканки, как правило, смешанный, в обращении находились монеты, чеканенные в разные годы. Если в какой-то период был дефицит новых монет, то он легко восполнялся монетами старой чеканки. Для скандинавских купцов разницы между новыми и старыми монетами, в сущности, не было, все монеты они принимали на вес. Поступление монет шло главным образом через рынок Булгара. Распределение монет по годам чеканки, на мой взгляд, больше отражает динамику торговли. Если в какой-то период времени новых монет поступало мало, то это могло означать, что в эти годы объемы торговли и выручка серебром снижались; хотя это лишь предположение с весьма шаткими основаниями. В любом случае, динамика торговли в Булгаре, нам неизвестная, бесспорно оказывала влияние на объем и состав монетного серебра, попадавшего в руки скандинавов. Динамика торговли определялась, скорее всего, предложением пушнины, а также потребностью в серебре. Можно заметить, что «монетные пики» приходились на периоды относительного затишья в Западной Европе, то есть на то время, когда скандинавы формировали и снаряжали новые армии и флоты, для чего требовалось больше серебра. С началом новой фазы войны, когда флоты уходили на войну, потребности в серебре заметно сокращались.

Конечно, потребности в серебре со стороны викингов, были не единственным фактором, влиявшим на поступление дирхемов в Балтийский регион. Потребности в серебре увеличивались и в те периоды, когда экономика области «Датского тыла» расширялась и расширялся товарно-денежный оборот, который должен был быть покрыт соответствующим количеством платежного средства. Время от времени экономика востребовала новое серебро для возмещения выпавшего из оборота металла[578]578
  Судя по всему, для товарно-денежной экономики области «Датского тыла» был характерен весьма высокий процент утраты драгоценного металла в обращении. Во-первых, монеты в обращении сильно истираются и теряют часть своего веса и, как следствие, часть своей покупательной стоимости. К примеру, во время монетного кризиса в Англии в конце XVII века в обращении находилось большое количество неполновесной и фальшивой монеты. В период правления короля Вильгельма III Оранского, при котором состоялась великая перечеканка 1696 года, в обращении находились монеты королевы Елизаветы I (1558–1603) и даже короля Эдуарда VI (1547–1553), то есть самые старые монеты находились в обращении почти 150 лет. За это время монеты сильно истерлись. Если шиллинг весил 93 грана (6,02 граммов), то старый шиллинг весил не более 50 гран (3,23 грамма), иными словами монеты за полтора века обращения истерлись на 46 %. Грубо за год обращения шиллинг терял 0,018 грамма или 0,3 % своего веса. Во время перечеканки годными признавались монеты, выпущенные после 1662 года, то есть изношенные не более чем на 10 % или потерявшие не более 0,6 грамма веса. Думается, что износ дирхемов в обращении был примерно таким же. При таком же износе дирхем терял за сто лет обращения 1,8 грамма или 66 % своего веса. Из 125 млн дирхемов или 337,5 тонн серебра, за век обращения в пыль обратилось порядка 222,75 тонн металла.
  Во-вторых, утрата серебра происходила также в результате потери резан – мелких частей монет, особенно ¼ монеты и меньше. В последние годы на промывке грунта при раскопках поселений стали находить значительное количество мелких резан. Потерянные кусочки серебра, конечно, выходили из обращения и существенно увеличивали утрату металла. Масштабы этой утраты подсчитать невозможно, даже приблизительно. Вероятно, потеря резан уменьшала количество серебра не меньше чем истирание монет, может быть, и больше.
  Получается, что серебрянное богатство викингов по большей части обратилось в пыль. Утрата серебра восполнялась из разных источников: поступлением новых дирхемов, трофеями и данью, добытой во время походов в Западной Европе, поступлением европейской монеты. Однако, бурное развитие товарно-денежной экономики перемалывало в пыль и этот металл. Так что не удивительно, что в X–XI веках в Балтийском регионе возник денежный кризис, серебро стали портить, а монеты даже подделывать.
  Переплавка монет и лома в браслеты, использовавшиеся в качестве платежного средства при крупных сделках, несколько сокращала утрату серебра, поскольку массивные изделия меньше подвержены износу. Анализ под электронным микроскопом 60 тиглей из Каупанга показал, что чаще всего плавили серебро, несмотря на отсутствие застывших капель металла и лома серебра. В Каупанге был также найден не до конца расплавленный слиток серебра весом около 30 грамм, в который переплавляли два куска металла и 12 монет, две из которых были дирхемами второй половины VIII – начала IX века. Были также исследованы спектрографом пять других слитков, которые имели состав металла, очень близкий к составу металла дирхемов. При этом нередко производилась очистка серебра от примесей с помощью свинца, так что в металле изделий, сделанных из очищенного серебра, присутствует свинец и остатки примесей. – Kershaw J., Merkel S.W. Silver recycling in the Viking Age: Theoretical and analytical approaches. // Archaeometry. 2022 Jun; 64 (Suppl 1). p. 116–133; Серебро для переплавки в слитки и украшения бралось из разных источников. Арабские дирхемы имеют примесь висмута от 0,5 до 15 %, англосаксонские монеты имеют значительные примеси цинка и олова. Потому спектрографический анализ слитков и украшений может дать сведения о происхождении металла. Из 155 украшений с территории Руси, в 65 имелась примесь висмута, но меньшая, чем у монет. Также украшения и слитки из Бирки содержат примесь висмута. Это указывает на изготовление украшений из переплавленных дирхемов. В то же время в остальной Скандинавии лишь некоторые украшения имеют примесь висмута, но значительная часть содержит цинк, что указывает на изготовление украшений из сплавленных англосаксонских монет, видимо, полученных в порядке «датской дани». Впрочем, в Гнездово был обнаружен поясной набор восточной облика, металл которого содержал цинк; то есть набор был изготовлен на месте из привозного с запада серебра – Eniosova N. Tracing the routes of silver procurement to the early urban centre Gnëzdovo in the 10th/early 11th centuries. // Die Archäologie der frühen Ungarn. Chronologie, Technologie und Methodik. Mainz, 2012, S. 271-273


[Закрыть]. Также имел место значительный приток серебра трофейного и взятого в виде дани. Подобные крупные эмиссии ощутимо влияли на денежное обращение.

Другой вывод, с которым соглашались многие нумизматы, состоит в том, что будто бы Саманидское государство чеканило дирхемы специально для торговли с северными землями. Этот вывод базируется на подсчетах Т. Нунана, что в Х веке около 125 млн дирхемов саманидской чеканки попало в Северную и Восточную Европу. Огромное количество дирхемов подводит нумизматов к выводу, что дирхемы были будто бы экспортным товаром[579]579
  Kovalev R.K., Kaelin A.C. Circulation of Arab Silver in Medieval Afro-Eurasia: Preliminary Observation. // History Compass 5 (2007), p. 8


[Закрыть].

С этим распространенным взглядом тоже можно поспорить.

Во-первых, серебро проще экспортировать не в монетах, а в слитках, поскольку чеканка монет весьма трудоемкая и обходится в значительные расходы. Почему же тогда арабские купцы платили именно монетой, а не слитками?

Во-вторых, хорошо известно, что скандинавы использовали серебрянные монеты на вес, а не по номиналу и счету, так что им было все равно, каким серебром им платят за пушнину – монетами или слитками. К примеру, в сасанидскую эпоху за пушнину нередко платили большими серебрянными блюдами и чашами, украшенными тонкой, художественной чеканкой. Обмен изделия на пушнину был выгоднее, поскольку изделие оценивалось значительно дороже слитка.

В-третьих, по имеющимся сведениям, денежный оборот в раннесредневековых мусульманских государствах был колоссален и намного превышал по своему объему поступление дирхемов в северные земли. К примеру, сумма налогов, вносимых в казну Аббасидского халифата около 785 года, составляла 313,7 млн дирхемов[580]580
  Ibn Khaldun. The Muqqadimah I. Princeton, 1958, pp. 361-365


[Закрыть]. Халиф Харун ар-Рашид по своей смерти в 809 году оставил в своей сокровищнице более чем 900 млн дирхемов. В его правление в год только налогов и податей собиралось 365 млн дирхемов в год, а общий годовой доход халифа достигал 873 млн дирхемов. Бюджет саманидского эмира составлял в Х веке порядка 45 млн дирхемов в год, из которых около 20 млн дирхемов выдавалось на военные нужды[581]581
  Kovalev R.K., Kaelin A.C. Circulation of Arab Silver in Medieval Afro-Eurasia: Preliminary Observation. // History Compass 5 (2007), p. 8


[Закрыть]. Если принять, что в год в Х веке в северные земли поступало порядка 1,25 млн дирхемов, то эта сумма составляла 2,7 % годового бюджета Саманидского государства.

У нас нет ни данных по суммарной добыче серебра, ни по суммарной чеканке дирхемов, так что сопоставить объем денежного оборота в раннесредневековых мусульманских государствах с количеством серебра, вывезенного в северные земли, пока нет возможности. Но если полагать, что за всю рассматриваемую эпоху в мусульманских государствах было отчеканено порядка 5-10 млрд дирхемов, что вполне вероятно, то на долю вывоза в северные земли, исходя из оценки Т. Нунана в 125 млн дирхемов, приходилось 1–2 % всего денежного оборота. Это был периферийный вывоз монетного серебра, который наблюдался во всех странах, где была металлическая монетная система. Причем, видимо, нередко вывозилась монета порченная, уже утрачивающая свою номинальную стоимость, которую все равно приходилось бы продавать на перечеканку по цене лома[582]582
  На это указывает тот факт, что в кладах, оставленных, скажем, во второй половине IX века, есть очень старые монеты, бывшие в обращении более 50 лет; если номинальный вес дирхема составлял 2,97 граммов, то в кладах и находках вес дирхема весьма ощутимо колеблется, от 2,5 до 2,8 грамм; к тому же, в кладах есть довольно много сильно истертых и неопределимых монет. Купцы могли делать неплохую прибыль на этой операции; они скупали с дисконтом истертую и обрезанную монету, приобретали пушнину, за которую при продаже несомненно требовали новой, полновесной монеты.


[Закрыть].

Отсюда получается, что вывод, сформулированный нумизматами, что торговля мусульманских стран с территорией будущей Руси прекратилась по причине резкого сокращения чеканки монет, неверен. Хотя бы потому, что по имеющимся данным, подавляющая часть монет в Аббасидском халифате и Саманидском государстве обращалась внутри этих государств, а для скупки пушнины поступало порядка 1–2 % их количества, да и то, со значительной долей порченной монеты. Подобный обмен серебра на пушнину только оздоравливал денежный оборот. Снижение добычи серебра на рудниках, которое могло быть чувствительным для экономики мусульманских стран, вряд ли было ощутимо для пушной торговли с северными землями. Так что, причина сокращения торговли, а потом и снижения ее до самого минимума, фактически прекращения, состояла именно в истощении пушных ресурсов лесов территории будущей Руси вследствие перепромысла. Ну и в политических событиях.

Дороги, которыми пользовались скандинавы

Меха и дирхемы были очень важны, ими скандинавы определенно занимались лично. Их присутствие, в особенности длительное, оставляло свои следы.

Вопрос о присутствии скандинавов на территории будущей Руси получил большое внимание в историографии спора о варягах и одно время даже был предметом ожесточенной искуссии между А.Д. Авдусиным и Туре Арне. Спор этот я разбирал в своей работе, посвященной истории спора о варягах. Спор велся, фактически с позиций послезнания и в рамках не исследования объективно произошедшей истории, а в рамках исторической политологии, как вопрос о роли скандинавов в сложении древнерусского государства. С точки зрения объективной истории вовсе не важно, сколько именно скандинавов проживало на этой территории и какова была их доля в сравнении с местным славянским или финским населением. Важно другое: почему они здесь были и зачем?

В 1931 году в Берлине Макс Фасмер опубликовал небольшую работу, посвященную топонимике на территории России, имеющей скандинавское происхождение. Фасмер поработал с картой, выделил названия населенных пунктов и рек, которые не имели славянских этимологий, и исследовал их с точки зрения скандинавских языков. Хотя названия конечно, подверглись серьезным фонетическим изменениям, в них оказалось возможным опознать скандинавские слова и имена[583]583
  Приведем несколько примеров. Звада, недалеко от Луги – yxi (вол) и vaδ (брод), то есть «Воловий брод»; Свинорд на Шелони – svinford, то есть «Свиной брод»; Тулебля к юго-западу от Старой Руссы – Guδleft, Olefr или þorlefr, распространенные норвежские имена; Ашвидово у Острова – Asviδr, имя; Шухвостово близ Опочки – Siofast, шведское имя. – Vasmer M. Wikingerspuren in Russland. Sonderausgabe aus den Siztungsberichten der Preussischen Akademie der Wissenschaften, phil.-hist. Klasse. 1931. XXIV. Berlin, “Verlag der Akademie der Wissenschaften”, 1931. S. 11-15


[Закрыть]. Фасмер выделил 109 подобных названий, из них 68 названий связаны с личными именами.

В некоторых случаях скандинавы давали названия рекам. Наиболее яркий пример – река Ловать, название которой Фасмер выводил из loдvatn или «Судоходная река». В некоторых случаях переносили названия географических пунктов в Скандинавии, например Селяги недалеко от Гжатска – от Sillinge в Сёдерманланде, Швеция, или Велиж – от Vaellinge в Уппланде, Швеция[584]584
  Vasmer M. Wikingerspuren in Russland. Sonderausgabe aus den Siztungsberichten der Preussischen Akademie der Wissenschaften, phil.-hist. Klasse. 1931. XXIV. Berlin, „Verlag der Akademie der Wissenschaften“, 1931. S. 20, 22


[Закрыть]. Но большая часть названий или 62 %, произошедшая от личных имен, явно отмечала поселения или, лучше сказать, поместья[585]585
  Имеются в виду поместья, аналогичные скандинавским поместьям в Исландии, хорошо известные как по сагам, так и по современным исследованиям; некоторые существующие ныне в Исландии поместья упомянуты в сагах и находятся на тех же местах. В «Книге о занятии земли» в Исландии перечислено около 300 родов или 3500 человек переселенцев, которые заняли определенные участки земли. Среди них упомянут конунг восточных Гард Бурислав с дочерью Элиной, скорее всего, лицо славянского происхождения, а также богатый норвежский торговец пушниной Бьёрн-Шкура, который был в числе пяти крупнейших землевладельцев и имел участок в два гектара. По своим торговым делам он ездил в Новгород. – Литовских Е.В. Древнерусско-исландские связи в X–XIII веках: Бьёрн-шкура «Ездок в Новгород». // Восточная Европа в древности и средневековье. ХХХ юбилейные чтения памяти член-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 17–20 апреля 2018 года. М. 2018, с. 183–184


[Закрыть], основанные скандинавами. Тот факт, что названия эти сохранились и спустя тысячу лет в местной топонимике, говорит о многом. Во-первых, это были общеупотребительные названия, использовавшиеся и славянами. Во-вторых, славяне признавали права скандинавов на эти поместья, отчего и называли их именами их владельцев. Память о владельцах сохранялась долго, хотя бы потому, что местные славяне не переименовали непонятные для них названия. В-третьих, удержание старых и уже непонятных названий позволяет предполагать, что славяне, которые поселились на месте скандинавских поместий, были как-то связаны с их владельцами; возможно поэтому помнили и ценили эти названия.

В любом случае, эти поселения или поместья были весьма важны, вероятнее всего потому, что они были своего рода узловыми пунктами целой сети, созданной скандинавами на территории будущей Руси. Кроме крупных и хорошо известных пунктов, вроде Тимирево и Гнездово, были еще и более мелкие, промежуточные пункты, игравшие определенную роль в торговых связях и в транспортном сообщении. Для славян эти пункты тоже были весьма важны, поскольку по дорогам проезжали купцы и в местах их остановок периодически возникал выгодный и интересный для местных крестьян торг.

Анализ географического расположения этих названий сразу дает интересные наблюдения, и в первую очередь очерчивает регион, где имелись скандинавские поселения или поместья, а также дает некоторые немаловажные сведения об экономической структуре, элементами которой были эти поселения.

Скандинавские по происхождению названия располагаются в основном в лесной зоне:

Санкт-Петербургская губерния – 12 названий,

Псковская губерния – 17 названий,

Новгородская губерния – 16 названий,

Тверская губерния – 15 названий,

Костромская губерния – 14 названий,

Ярославская губерния – 12 названий,

Вологодская губерния – 5 названий,

Смоленская губерния – 17 названий,

Черниговская губерния – 7 названий,

Орловская губерния – 4 названия,

Курская губерния – 1 название.

В западной части лесной зоны, приходящейся на Псковскую и Смоленскую губернии, имеется 31 % всех названий. К ним еще можно добавить 8 названий из западной части Санкт-Петербургской губернии; тогда доля названий, расположенных в западной части лесной зоны увеличится до 38,5 %. На Верхнее Поволжье или восточную часть лесной зоны приходится 46 названий или 42,2 % от общего их количества. На лесостепные районы приходится всего 11 названий или 10 %. В общем, картина расселения скандинавов по территории будущей Руси по данным топонимики вполне соответствует археологическим находкам.

Если мы видим 90 % скандинавских названий в лесной зоне, то это является одним из подтверждений того, что скандинавов интересовали в первую очередь леса и водящаяся в них пушнина. В лесостепи они селились неохотно.

Более детальный анализ расположения скандинавских названий дает еще более интересные сведения. Можно заметить, что названия концентрируются в некоторых компактных районах. Например, близ Гдова на восточном берегу Чудского озера имеется три названия, в районе Луги – четыре названия и в районе Кингисеппа (Ямбурга) в низовьях реки Луги – два названия. Эти названия отмечают, очевидно, пути сообщений. Первый путь, водный, вверх по реке Луге до Ямбурга и дальше до Луги, откуда шла сухопутная дорога к Новгороду[586]586
  Вероятнее всего, именно эта дорога использовалась в начале XI века скандинавами, ехавшими из Скандинавии в Новгород или обратно. Например, описанное в «Саге об оркнейцах» Снорри Стурлусона посольство от норвежских ярлов к сыну конунга Олафа Магнуса, жившего в Новгороде. Послы в начале зимы 1035 года прибыли на кораблях в Алдейгьюборг, наняли там лошадей и приехали в Новгород, к князю Ярославу или конунгу Ярицлейву где-то в ноябре. В Новгороде они пробыли до йоля, то есть до праздника зимнего солнцестояния 22 декабря, после чего, вместе с Магнусом, на лошадях отправились обратно в Алдейгьюборг, где весной приобрели себе корабли и вышли в море, как только сошел лед, то есть в начале апреля 1036 года. – Древнерусские города в древнескандинавской письменности: Тексты. Перевод. Комментарий. М., «Наука», 1987, с. 87; К слову сказать, данные Макса Фасмера в сочетании со сведениями из саг позволяют довольно точно сказать, где был этот самый Алдейгьюборг. Поскольку он находился у моря, то есть только одно место, удовлетворяющее этим требованиям – окрестности Ямбурга в устье реки Луги. Не исключено, что крепость Ям, построенная новгородским боярином Иваном Феодоровичем в 1384 году, была построена как раз на месте Алдейгьюборга.


[Закрыть]. Второй путь, сухопутный, шел от Ямбурга сначала к Нарве, потом поворачивал на юг к Гдову и дальше на юг к Пскову. От Ямбурга до Нарвы всего 20 км; этот путь, видимо, использовался для обхода Нарвских водопадов, делавших реку Нарву недоступной для подъема из Финского залива. В Нарве можно было снова сесть на лодки и идти дальше вверх по реке Нарва, по Чудскому и Псковскому озерам, вверх реке Великой, или же воспользоваться сухопутной дорогой через Гдов. Кроме того, от Гдова до Луги тоже есть сухопутная дорога, обозначенная на карте Санкт-Петербургской губернии 1913 года. По всей видимости, скандинавские поместья в этих узловых пунктах были чем-то вроде постоялых дворов или застав[587]587
  Судя по саге, повествующей о поездке Эйнара Брюхотряса и Кальва Арнасона за Магнусом ко двору князя Ярослава, по дорогам нельзя было проехать всем и каждому. Послы сначала прибыли в Алдейгьюборг, откуда направился посланник к Ярославу. Князь, после совещания, послал к норвежцам слово, и они поехали по сухопутной дороге в Новгород. – Джаксон Г.Н. Исланские саги о роли Ладоги и Ладожской волости в осуществтении русско-скандинавских торговых и политических связей. // Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей. Санкт-Петербург, «ИИМК РАН», 1999, с.21; Слово, которое Ярослав посылает норвежцам, несомненно было разрешением на проезд, не исключено, что в форме пароля, который должен был быть назван на заставах по сухопутной дороге.


[Закрыть], которыми пользовались проезжающие купцы[588]588
  Купцы, специализировавшиеся на торговле на дальние расстояния, даже имели свое название – farmadr – Хеллер К. Ранние пути из Скандинавии на Волгу. // Великий Волжский путь. Материалы круглого стола и международного научного семинара. Казань, 28–29 августа 2000 г. Казань, «Институт истории, АН РТ», 2001, с. 101


[Закрыть] и воины. Впоследствии, на этой дороге, в верховьях реки Луги, вокруг Передольского погоста, возник густонаселенный район с несколькими городищами[589]589
  Конецкий В.Я. Население долины р. Ловать в процессе сложения первоначальной территории Новгородской земли. // Новгород и новгородская земля. История и археология. Вып. 1. Новгород, 1988, с. 29


[Закрыть].

Скопления скандинавских названий в Псковской губернии: Псков – четыре названия, Остров – четыре названия, Опочка – два названия. Эти пункты выстраиваются в цепочку, видимо, вдоль сухопутной дороги, ведущей на юг, вероятнее всего, к Полоцку и Западной Двине. Два названия есть в районе Новоржева, одно в районе Холма и одно в районе Торопца. Можно предполагать, что это тоже была дорога, ведущая от Острова к верховьям Волги. Сейчас дорога от Новоржева уходит на юго-восток, к Великим Лукам, а на карте 1913 года обозначена прямая грунтовая дорога от Новоржева на Холм и от Холма на Торопец. Также есть два названия у Порхова, которые, вероятно, обозначают дорогу, ведущую от Пскова на запад к Новгороду или Старой Руссе. Далее, в Новгородской губернии есть два скандинавских названия у юго-западной оконечности озера Ильмень, видимо, пункты на дороге от Порхова к Новгороду и Старой Руссе; далее пять названий у Новгорода, и два названия на южном побережье озера Ильмень – у Старой Руссы и в устье реки Ловать.

В Смоленской губернии также есть несколько скоплений скандинавских названий: у Поречья (Демидов) – четыре названия, у Ельни – три названия, Красный – три названия. Поречье расположено на Каспле, впадающей в Западную Двину, по которой шел путь на Днепр, к Гнездово, с волоком в верховье. Ельня расположена на водоразделе между притоками Днепра реками Ужа и Десна, и рекой Угрой, впадающей в Оку. Красный расположен в 45 км к юго-западу от Смоленска, ближе к Гнездово, на притоке реки Мерея, впадающей в Днепр. По карте Смоленской губернии 1913 года это был узел нескольких сухопутных дорог.

Если рассмотреть всю западную часть лесной зоны, то становится видно, что скандинавы могли по сухопутным дорогам проехать от Ямбурга в устье реки Луга до Гнездово. Вероятнее всего, эта дорожная сеть сложилась во второй половине IX века. Судя по археологическим материалам, в эпоху присутствия скандинавов на территории будущей Руси, район к югу от Псковского озера контролировался эстами, но в 860-х годах поселение на месте Пскова было захвачено и там появились скандинавы[590]590
  Длительное время Изборск считался одним из древнейших русских городов, в силу того, что он был упомянут в летописи как место пребывания легендарного Трувора. Однако, сейчас взгляды на этот вопрос существенно изменились. Во-первых, было доказано, что Трувора в действительности не существовало (хотя старое городище Изборска по традиции называется Труворовым городищем). Во-вторых, раскопки на этом городище привели В.В. Седова к отрицанию какихх-либо следов присутствия скандинавов, а С.В. Белецкий считал, что на городище отсутствуют слои второй половины IX – Х веков, то есть крепость появилась в самом конце эпохи присутствия скандинавов и не была скандинавским форпостом. В-третьих, первоначальный Псков и еще ряд соседних городищ, например, Камно, были поселениями, вероятнее всего, эстов, чью культуру С.В. Белецкий обозначает как культуру Камно-Рыуге или как рыугскую культуру. В 860-х годах Псковское поселение было взято штурмом и сожжено, этому соответствует слой пожара, бревна из которого имели дендрохронологическую датировку 860 год. После пожара на поселении сменилось население. Городище Камно устояло перед нападением, но оно забрасывается без следов штурма и пожара в конце IX века – Лебедев Г.С. Труворов городище и западные форпосты Руси Рюрика (обозначившаяся проблема). // Памятники средневековой культуры. Открытия и версии. Сборник статей к 75-летию В.Д. Белецкого. Санкт-Петербург, «Art-Contact», 1994, с. 141–142


[Закрыть]. По всей видимости, скандинавам удалось укрепиться на правом берегу реки Великой, но дальше к западу начиналась пограничная территория. Псков, таким образом, стал в середине IX века важным пограничным пунктом, связанным торговыми связями с поселением эстов Тарбату на месте современного Тарту. Захват Пскова позволил скандинавам устроить более удобную и прямую дорогу на юг, к Гнездово.

Все эти обстоятельства подводят нас к любопытному наблюдению. Хотя мы привыкли представлять себе скандинавов, плавающих по рекам, тем не менее, расположение мест, где имеются названия скандинавского происхождения, говорят о том, что они в западной части лесной зоны столь же охотно пользовались сухопутными дорогами. Путешествовать по обширной, заболоченной и поросшей лесом Псковско-Ильменской низменности по рекам могло быть очень тяжело. Реки сильно петляли, фарватер притоков был неглубокий с многочисленными отмелями, местами завален упавшими деревьями, удобных волоков было мало. Потому воспользоваться тропами и дорогами, проложенными до них славянами, заселявшими эту низменность, было вполне разумным решением. В узловых пунктах дорог возникали поселения, где путешественники могли остановиться, отдохнуть и купить продовольствие.