Текст книги "Послание"

Глава 10

После совещания Гарри пошел проверить кое-какие финансовые вопросы относительно жертв. Мы почти не разговаривали между собой. Нам нанесли удар в спину, и поделать с этим уже ничего было нельзя. Поприсутствовав на вскрытии Нельсона, я де-факто стал заниматься трупами, в связи с чем и направился в морг на аутопсию тела Дэшампса. Я знал, что вскрытие будет проводить доктор Даванэлле: я разговаривал с Верой Браден насчет времени процедуры и как бы невзначай поинтересовался, кто из докторов будет ее выполнять.

Я планировал пригласить доктора Даванэлле куда-нибудь, сам не знаю почему. Причем не имел ни малейшего понятия, как это сделать.

Когда я подъехал, то при входе увидел Уилла Линди, который возился с замком: в зубах отвертка, мелкие детали разложены на полу. Я всегда восхищался людьми, способными что-либо починить; сам я в таких случаях полагаюсь исключительно на липкую ленту или суперклей. Если ни то, ни другое не помогало, я – попал.

– Вы что, не можете пригласить человека, чтобы он уладил это, Уилл? Слесаря по замкам?

– Прр ншем бджте? – ответил он. – Ни млейшго шнса.

– Попробуйте еще разок.

Он вынул изо рта отвертку.

– При нашем бюджете? Ни малейшего шанса. Если я сэкономлю здесь сотню баксов, то вложу ее во что-то такое, что нам действительно необходимо.

– После того как здесь все было переделано, я думал, что вы, ребята, возите баксы тачками. Новое оборудование, мебель, камеры наблюдения и все такое.

– Деньги правительства, – ответил он с улыбкой. – Потрать их, иначе потеряешь.

Я зашел внутрь, помахал Вере и легкой походкой направился в отделение аутопсии. Будь скромным, будь обаятельным, будь профессиональным, повторял я себе. И главное – будь всем этим, держа рот на замке.

Когда я вошел, процедура уже началась. Доктор Даванэлле склонилась над пахом Дэшампса, наговаривая увиденное и свои действия на диктофон. Она знала, что именно мне нужно посмотреть, и кивнула в сторону стола у стены.

Там я нашел пачку фотографий, сделанных Чэмблиссом, – его обычная прекрасная работа. Линейка была расположена рядом с надписью над лобковыми волосами Дэшампса: печатные буквы высотой от трех до четырех миллиметров, фиолетового цвета, очень ровные. Я помахал фотографиями в сторону доктора Даванэлле.

– Спасибо, – сказал я, улыбаясь в ее сторону. – Рад снова видеть вас, доктор. Как у вас обстоит дело?…

Прежде чем она оборвала меня, я сам успел это сделать. Я вздрогнул, пробормотал «простите», вернулся к фотографиям и принялся снова перебирать их. Снимки были разными – от полной надписи до отдельных букв. Я никак не мог понять, зачем тому, кто решил это написать, нужно было выбирать столь трудный для восприятия цвет и к тому же писать мелкими буквами. Хотя для мозга, стоявшего за этими преступлениями, это должно было быть так же логично, как, например, арифметические действия.

Я сел и принялся изучать фотографии, пока не начал видеть их даже с закрытыми глазами. Время от времени я переключал свое внимание на доктора Даванэлле. Голос ее был монотонным, глаза сфокусированы на работе. С головы до пят она была одета в голубую униформу. Я попытался угадать форму ее ног под бежевыми брюками и пришел к выводу, что они должны быть стройными, но не худыми.

На выполнение всей процедуры ушло три часа. По ее результатам впоследствии определили, что Питер Дэшампс умер, получив травму головы, а сама голова была отделена от тела лезвием, аналогичным тому, которое использовалось для обезглавливания Джерролда Нельсона, если не тем же самым. Я подошел к Эйве Даванэлле, когда она снимала маску и шапочку, и, прежде чем она успела скрыться, задал свой вопрос:

– Что вы делаете сегодня вечером, доктор Даванэлле? Как насчет чего-нибудь очень спокойного и простого? Перекусить, немного…

Дверь открылась, и на пороге появился Уолтер Хадлстон. Он глянул в мою сторону своими красными глазами, после чего перестал обращать на меня внимание. Менее чем через минуту Дэшампс, переложенный на тележку, уже выезжал из зала. Я снова обратил все свое внимание на Эйву Даванэлле, которая теперь занималась выключением дренажной системы на столе. Без нежного журчания воды по трубкам и металлической поверхности стола в комнате стало тихо, чего-то не хватало.

– Я как раз хотел спросить…

Слова замерли на губах, потому что я понял, что она пристально смотрит на меня. В глазах ее я увидел не знакомый уже огонь, а скорее что-то вроде легкого недоумения.

– Вы звонили мне домой прошлой ночью, не так ли, детектив? – сказала она.

Сердце у меня сжалось. Неудача.

– Я… хм…

– Мы живем в век техники. Даже автоответчики могут определять номер звонившего. Могу я узнать, что вам было от меня нужно в одиннадцать тридцать семь ночи?

Я сократил все свои намерения до основного.

– Я хотел извиниться за тот день. Я говорил, когда должен был молчать. Вы здесь работаете, и распоряжаетесь здесь тоже вы. А мое замечание, что вы после полученного втыка отыгрываетесь на других, было вообще грубым и неуместным.

Она сжала губы и подняла тонкую бровь. От этого она стала почти красивой.

– И на то, чтобы прийти к такому выводу, у вас ушло два дня?

Я покачал головой.

– Нет. На то, чтобы прийти к такому выводу, у меня ушло полчаса, но потом еще два дня ушло на то, чтобы набраться храбрости и позвонить.

Был ли это намек на улыбку? Или только след такого намека? Я, конечно, не давал присяги на Библии говорить только правду и не собирался упоминать о том, что слышал происходящее в кабинете у Клэр, уж больно все это смахивало бы на подслушивание.

– Мое предложение в силе, доктор, – сказал я. – Не хотите ли со мной пообедать? Ничего особенного, я думаю, все очень просто и спокойно. Можем взять с собой по бутерброду и полюбоваться тем, как солнце садится в море.

Она сказала:

– Нет.

Но она сказала это с небольшой задержкой, не так, когда нет говорят быстро и решительно, когда нет – тупик, захлопнутая дверь и сожженные мосты. Такое нет мне было знакомо. Это же было нет, которым люди отвечают, когда их спрашивают Вы точно не хотите еще подливки на картошечку? Это было замаскированное да. Или, возможно, может быть.

– Прошу вас, – сказал я. – Это много для меня значит. Губы ее уже начали складываться, чтобы снова произнести нет. Следующему нет уже потребовалось бы время, чтобы рассосаться, оно было бы сейчас окончательным. Я быстро поднял руки, останавливая ее.

– Просто подумайте над этим, – сказал я. – Я загляну к вам попозже.

На этот раз я был человеком, который забросил блесну и отступил.

Какой-то человек в конце барной стойки плакал, закрыв лицо руками, но никто не обращал на него внимания. Зеркальный шар под потолком разбрасывал вертящиеся зайчики света на мужчин, танцующих под мелодию грустной баллады Бетт Мидлер. Хотя не было еще и трех часов, темный бар наполнялся идущими с работы людьми, которые сливались с теми, кто околачивался здесь с самого открытия. Толстяк с коровьими глазами оценивающе посмотрел на меня и выразительно облизнул пухлые губы. Я подмигнул ему и, отвернув полу куртки, показал кобуру под мышкой. Он тут же исчез, как дым во время урагана.

Выдвинутый Скуиллом «план развертывания» предполагал бросить нас с Гарри отрабатывать сбор информации ногами, направив в бары для голубых по всему городу. Гарри взял свой собственный список и отправился на охоту с ним. Хотя все бары уже были один раз проверены, мы пошли по второму кругу уже с фотографией Дэшампса.

Если верить кинематографу, проверять бары просто: один бармен работает круглосуточно и знает о своих клиентах все, вплоть до размера обуви. В реальности же даже весьма скромный бар может иметь с полдюжины постоянных барменов плюс барменов с частичной занятостью, приглашаемых в случае надобности по телефону. Даже если собрать всех служащих в одной комнате и показать им фотографии, это все равно будет лотерея. Мой обобщенный опыт в этой области можно выразить пятью словами: память несовершенна, и люди лгут.

Бармен был парнем с карикатурно огромными мускулами и явным пристрастием к черной коже: кепка, жилетка, пояс, кожаные краги. Даже его короткие бакенбарды были похожи на кусочки черной кожи, приклеенные впереди ушей. Он не был особенно высоким, где-то под метр восемьдесят, но повесьте ему на грудь хромированную решетку и получите «кенуорт».[13]13
  Большегрузные грузовики производства компании «Кенуорт трак», одни из самых мощных и надежных в мире.


[Закрыть] Кожа его под черной жилеткой казалась намазанной маслом – чтобы рельефнее смотрелись мышцы груди, решил я. Я показал ему полицейский значок и выложил на стойку фотографии.

– Видел кого-нибудь из этих джентльменов? – спросил я короля стероидов.

– Нет, – ответил он.

– Ты даже не взглянул на снимки.

– Точно. – Он резко сжал кулаки, отчего мышцы на предплечьях буквально подпрыгнули; они напоминали стейки, которые борются под кожей между собой. Он посмотрел на меня прищуренными глазами и сказал: – До свиданья.

Я кивнул в сторону угла, где кокетничали и хихикали несколько мужчин.

– Слушай сюда, туша. Держу пари, что хоть что-нибудь, но у каждого из них есть. Травка, экстези, ЛСД… Я сейчас подойду к ним и проверю. Свой испуг они будут прятать за агрессивностью. Тогда уже я испугаюсь за собственную безопасность и вызову подмогу. Сюда ворвутся копы и всех повыгоняют. И что будет с твоими чаевыми?

Стейки под его кожей буквально сходили с ума.

– Ты считаешь себя крутым?

Я вздохнул.

– Хуже. Я – занятой.

Туша внимательно посмотрел на меня, сжав губы, пожал плечами, положил локти на стойку и принялся рассматривать фотографии.

– Ох, – сказал он и цыкнул языком, что не вполне вязалось с его имиджем.

– Что?

Он отодвинул снимок Дэшампса в сторону и ткнул своим сосискообразным пальцем в лицо Нельсона.

– Этот. Он здесь довольно популярен. И в сексуальном плане явно опытный.

– А ну-ка просвети меня, Будда.

– Соблазнитель. Знает, как разговаривать и действовать. Он иногда приходит сюда выбрать какую-нибудь престарелую королеву, которая будет содержать его некоторое время.

– Знаешь кого-то, кто мог бы хотеть, чтобы он сыграл в ящик?

Чтобы до него дошло, потребовалось некоторое время.

– Он что, умер?

Я кивнул. Бармен оттолкнул фотографию от себя.

– Печально. На моей памяти он был каким-то бестолковым. Мечтателем. Он никому по-настоящему не причинил вреда, разве что разбил сердце паре стариков. – Он задумался и замолчал. – Он был здесь две… нет, три недели назад. Я запомнил, потому что обычно он пил всякое дешевое пойло, а тут переключился на верхние полки моего бара. Спокойно заказывал по стаканчику… Он сказал, что нашел бездонную бочку меда и жизнь теперь станет сладкой. – Бармен затряс головой и хрипло захохотал. – Я такого раньше никогда не слышал.

– Ты ему не поверил?

Когда я выходил из двери, бармен все еще продолжал смеяться.

После двух часов мрачных баров, изнуренных физиономий и густого, как варенье, сигаретного дыма я был готов провести финальный набег к неуловимой доктору Даванэлле. Она сидела в своем небольшом кабинете и работала над предварительным отчетом. Ее лицо выглядело каким-то бесцветным. Я хотел сказать что-то любезное, содержательное и остроумное, но вместо этого стоял в дверях и налегал на правду-матку.

– Послушайте, доктор Даванэлле, иногда я начинаю умничать. Если я скажу что-то такое, что может обидеть вас и заставит думать, что я – болван, прошу меня извинить. Когда я спрашивал, не хотите ли вы сегодня вечером заняться чем-то простым и спокойным, я имел в виду именно это и ничего больше. Намерения мои настолько чисты, что я в любой момент могу вознестись на небеса. Кстати сказать, сейчас вечер пятницы… Прежде чем я это сделаю, не хотите ли вы, чтобы мы взяли по бутерброду и полюбовались закатом солнца?

Она начала качать головой еще до того, как я закончил. Но на этот раз ее глаза уже не смотрели на меня, как на холодную мясную подливку, в которой плавает чей-то волос.

– Я должна закончить предварительное заключение по Дэшампсу, затем поехать в Галф Шорс. Мой стереоприемник в ремонте. Если я не заберу его сегодня вечером, еще целую неделю буду без музыки.

– Хотите, составлю вам компанию? Я хорошо знаю город, – сказал я. – Я готовый гид для коротких туров по Большому Мобилу.

– В магазине мне дали четкие инструкции, как туда добраться, но все равно спасибо.

Бухта Мобила представляет собой четыреста квадратных миль мелководья, протянувшегося примерно на тридцать миль от широкого выхода в Мексиканский залив до речек Мобил и Тенсоу, через северные дельты питающих бухту свежей водой. Город Мобил расположен на северо-западном побережье бухты в округе Мобил – вот, собственно, и все. На восточном побережье бухты находится округ Болдуин, где серьезных населенных пунктов нет. Туристы могут со мной не согласиться, имея в виду два поселка на берегу, Галф Шорс и Оранж Бич, состоящих в основном из мотелей и загородных кооперативных домов.

Хотя округ Болдуин славится красивыми и живописными окрестностями, это не только временное место пребывания для туристов, но постоянное пристанище для бывших жителей Мобила, потянувшихся за «деревенской жизнью». Когда едешь в Галф Шорс по одной из главных оживленных магистралей, становишься свидетелем того, что может сделать напор денег, особенно поддерживаемый бульдозерами. Одна строительная площадка сменяет другую, а рекламные щиты следуют вереницей. Торговые центры. Большие универсальные магазины складского типа. Фастфуд и автосервис. Я как-то ехал по городку Дафна и услышал возбужденный голос какого-то туриста, звонившего домой в Уинне-бейго:

– Приезжай сама и посмотри, Мардж, здесь деловая жизнь кипит не меньше, чем у нас в Дейтоне!

На меня снизошло вдохновение. Допустим, Эйва будет возвращаться в Мобил на пароме между островом Форт Морган наверху, в восточной части бухты, и островом Дофин на западе. Я сбегал к машине, вернулся с картой и разметил весь маршрут карандашом. Проезд на пароме стоит несколько баксов и не слишком экономит время, пояснил я, зато открывающийся вид с лихвой компенсирует недостатки этого варианта.

Доктор Даванэлле взглянула на карту.

– Хм… – сказала она, хмуря брови.

– Это будет свидание, – сказал я. – Я живу на острове Дофин. Остановитесь у меня на пути домой, и я покажу вам свою коллекцию песка.

– Свидание? Ну, я не думаю…

– Я не имел в виду свидание в смысле свидание, доктор. Я просто хотел бы получить ваш комментарий по результатам аутопсии. Возьмите с собой копию предварительного заключения. Десять минут. Максимум. Вы будете дома еще до темноты.

– Дома – засветло?

Какое это имеет значение? Она что, вампир? Я клятвенно положил обе руки на сердце.

– Обещаю.

– Дайте номер вашего телефона, – сказала она. – Я позвоню вам, когда буду в Галф Шорс. То есть если у меня будет возможность заехать…

Это была уловка, достойная цыганки со специальной юридической подготовкой. То, что она берет мой номер, свидетельствует о намерении, и это, таким образом, успокаивает меня; но при этом путь к отступлению открыт, если она не позвонит мне вообще. Тем не менее я нацарапал свой телефон на карте, которую она не глядя сунула в сумочку. Уходя, я обернулся, чтобы помахать ей рукой, но увидел только спину Эйвы, словно она опять ускользала в другое измерение.

Глава 11

Через неделю, после того как я въехал в свой новый дом, меня охватил приступ домовитости и я купил пылесос. Или же, судя по количеству всех тех штук, которые я обнаружил, вскрыв наконец эту коробку сегодня вечером, несколько пылесосов: какие-то трубки, щетки, провода, мешочки и еще всякого рода довольно неприличного вида, как мне показалось, устройства, смутно напоминавшие рот. Собрав в конце концов из всего этого рабочий инструмент, я хорошенько пропылесосил буквально все. Я стер серую пленку со своих окон с помощью спиртового моющего средства. Я засыпал в унитаз волшебный голубой порошок, который шипел и булькал. Стопки одежды были разложены по ящикам. Через час дом практически сиял – относительно, конечно.

К половине восьмого я уже сидел у себя на веранде и размышлял над призрачными шансами того, что доктор Даванэлле может появиться. Солнце заканчивало последний отрезок своего пути над горизонтом. На востоке в сторону Пенсаколы двигалась гроза, но остальная часть неба оставалась теплого синего цвета. Зазвонил телефон, и я подпрыгнул, словно поджаренный хлеб в тостере. Пусть это будет Эйва, мысленно пожелал я, потянувшись за трубкой.

– Карсон? Это Вэнжи Праузе.

Сердце у меня ушло в пятки.

– Здравствуйте, доктор Праузе. Какой сюрприз! Мы не виделись уже…

– Джереми звонил вам несколько дней назад, поздно ночью или рано утром, верно?

Ее голос всегда умело передавал интонацию между вопросом и утверждением, хороший голос для психиатра.

– Я не знал, что ему разрешено звонить, – сказал я.

– Ему и не разрешено. Он стянул сотовый телефон из кармана у обслуживающего персонала. Вы получили вчера вечером мое сообщение с просьбой перезвонить? Я хочу принести извинения за наше упущение.

В моей памяти, запечатлевшей образ доктора Эванжелины Праузе год назад, остались ее видящие насквозь коричневые, как у совы, глаза предсказательницы судеб. На шестом десятке в ее волосах было больше перца, чем соли, да и соль была скорее серебристой, чем белой. Свободно двигающиеся руки и ноги выдавали бывшего бегуна на марафонские дистанции. Должно быть, она звонила из своего кабинета: высокий потолок, забитые книгами полки, замысловатый ковер из какой-то страны, где ковры имеют особое значение.

– Он был не в себе, – сказал я, – нес что-то несвязное. Ему хоть немного лучше?

– В принципе? Мы стараемся поддерживать его состояние стабильным, Карсон. Но не думаю, что он когда-либо поправится, в обычном смысле этого слова. – Она сделала паузу. – Он хочет поговорить с вами.

– Вы хотите сказать, прямо сейчас? Ко мне с минуты на минуту приедет друг, доктор Праузе.

– Можно просто Вэнжи, Карсон. Вы не возражаете, чтобы мы поддерживали контакт? Мне бы хотелось иметь возможность общаться с вами чаще.

– Я перезвоню вам. Сейчас просто не совсем подходящий момент.

– Джереми хотел, чтобы я сказала вам, что вы с ним не общались уже очень давно. А еще он считает, что вам есть что обсудить из ваших текущих дел.

– В данный момент я действительно очень занят, Вэнжи. Серьезно.

Ее голос пропал. Никогда не пытайтесь в разговоре с психиатром молчать одновременно с ним, он все равно в этом вас превзойдет. Наконец я сказал:

– У меня есть несколько минут.

– Спасибо, Карсон. Если он не сможет поговорить с вами, то станет мучиться, а это создает проблемы. Я распоряжусь привести его в комнату, где есть телефон, ладно? Не вешайте трубку.

Она нажала кнопку паузы на своем телефоне. Прошло три минуты. Пять.

В трубке что-то щелкнуло, линия соединилась.

– Джереми? – сказал я. – Это ты?

– Джереми, это ты?

Я услышал словно эхо собственного голоса – Джереми прекрасно умел подделывать голоса мужчин и женщин, как говорящий скворец. Затем послышался его настоящий голос: среднего тембра, музыкальный, на октаву ниже звука, который производит влажный палец на тонком стекле бокала.

– Да, это я, Карсон. Как мило, что ты вспомнил о человеке, с которым когда-то делил утробу матери. С интервалом в несколько лет, но, тем не менее, все-таки делил. Холодно там было, верно?

– Как ты поживаешь? – Эти слова, когда я их произнес, прозвучали странно.

Джереми прикрыл трубку ладонью, словно разговаривал с кем-то.

– Он спрашивает, как я поживаю. – На это отозвался другой голос, но это тоже был он. – Скажи ему, что печенье было вкусным.

Он убрал руку от микрофона.

– Печенье было вкусным, Карсон. Но я что-то никак не могу взять в толк, брат, ты послал его в первый или в третий год, как я попал сюда?

– Я никогда не посылал тебе печенья, Джереми.

– Не посылал печенья? – обиженно переспросил голос маленькой девочки. – Так ты меня совсем не любишь?

– Я сейчас занят, Джереми. Можно я перезвоню тебе завтра?

– НЕТ! НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ! Возможность подержать эту заскорузлую, мокрую от пота трубку для меня первое проявление свободы, которое я получил за ЦЕЛЫЙ ГОД! Поговори об этом, мы должны поговорить. Как там все продвигается, Карсон?

Я вздохнул.

– Не знаю, Джереми. И как?

– Нож всегда оказывается полезен. – Он засмеялся. – Понятно? Нож полезен, чтобы получить… ну же… ГОЛОВУ! Сдается мне, что у тебя в Мо-би-ле есть маленькая проблемка, Карсон. Свободный дух. Хочешь, помогу? Если собираешься ехать в Исландию, нужно брать с собой того, кто разбирается во льдах, n'est-ce pas?[14]14
  Не так ли? (фр.)


[Закрыть]

– Джереми, я не думаю, что…

– Наш первый парень был – или, возможно, и до сих пор есть, все зависит от философии, – Джерролд Элтон Нельсон, двадцать два года, обезглавлен в парке Боудери, острый инструмент, тело было одето… и так далее, и тому подобное… «Мобил Реджистер» предлагает именно такое стерильное повествование. БЛЕДНО! Потом вчера я узнаю, что еще один бедняга отправился спать без головы. Такая французская фамилия… Дэшампс? Надеюсь, что хотя бы свой берет он не потерял. В новостях этому уделили аж секунд десять. Это твои дела?

– Я не могу обсуждать…

Он стукнул телефоном обо что-то твердое.

– АЛЛО? АЛЛО? Это ваша служба ПРОВЕРКИ СВЯЗИ С РЕАЛЬНОСТЬЮ. – Он прижал руку ко рту и издал звуки, напоминающие радиопомехи, потом помолчал. – Ну вот, мистер Райдер, теперь ваши линии ПРОЧИЩЕНЫ. Как насчет вашей совести? Не могу обсуждать, не могу обсуждать… Дорогой сэр, разве не с вами мы провели многие часы, горячо обсуждая прошлый инцидент? Не припоминаете ли такое имя, ДЖОЭЛ ЭДРИАН, мой дорогой, многоуважаемый сэр? Разве я не оказал вам простую, скромную помощь в тот раз, мой добрый, дорогой, очень заслуженный сэр? РАЗВЕ Я НЕ РАСКРЫЛ ЭТО ВОНЮЧЕЕ, КРОВАВОЕ ДЕЛЬЦЕ ДЛЯ ТЕБЯ, КАРСОН?

Я прислушался к своему сердцу. Через тысячу, как мне показалось, его ударов я ответил:

– Да.

– С этим делом мы также должны получить массу удовольствия. Просто не могу дождаться. Я подумываю пригласить дизайнера, переделать здесь все, чтобы к твоему приезду было мило и уютно.

– Джереми, я не собираюсь…

– Ты можешь привезти с собой все фотографии и материалы, и мы набросимся на них, как счастливые старушки, рассматривающие альбомы с вырезками, принадлежавшие друзьям, которые уже давно почили.

– Я не планирую…

– НЕ ПЕРЕБИВАЙ МЕНЯ, КАРСОН, Я ТУТ РАБОТАЮ В ТЯЖЕЛЫХ УСЛОВИЯХ… Ты должен будешь позвонить доктору Праузе, Прауси, Прусси, Пусси и сообщить этой старой высохшей мочалке, что скоро приедешь навестить меня.

– Я не приеду, Джереми, – сказал я. – Даже ненадолго.

– О да, еще как приедешь, – зашептал он голосом суфлера. – У тебя здесь есть один мальчик, который давно сидит на обратной диете, мальчик, которого я хорошо знаю.

– Ты говоришь все это впустую, Джереми.

– Обратная диета? На самом деле, все очень просто, Карсон. Чем больше ешь, тем больше голоден. Скоро увидимся, братишка.

Он повесил трубку. Я выглянул через двери веранды. День, всего несколько минут назад такой ясный и многообещающий, стал казаться мне бесконечным, а солнечный свет – слишком громким голосом, хриплым и скрипучим. Я прошелся от окна к окну, закрывая жалюзи.

С этим делом мы также должны получить массу удовольствия…

Я запустил генератор, но он тут же захлебнулся и умолк. Снова окружив меня тишиной, возвращая в мир иллюзий. Звонок Джереми засел у меня в голове, как густой влажный туман.

Приезжай и навести…

Началось ужасное падение назад, в прошлое: вот я иду по темному коридору, мне шесть лет… мама сидит за швейной машинкой…

Из ухода в те темные времена меня выдернул шум шин на песке и ракушках. Я выглянул в окно. По подъездной аллее к парковке на две машины возле моего дома на сваях ехала белая тойота «кэмри». Машина остановилась. Дверь сначала открылась, затем захлопнулась.

Эйва Даванэлле.

– Эй! Детектив Райдер? – позвала она, послышался шум шагов по битым ракушкам. – Эй!

Я бросился открывать занавески в кухне, откинул шторы на веранду. Да! Я побежал в ванную, прополоскал рот и сплюнул воду, когда на деревянных ступеньках моего маленького крыльца со стороны, противоположной морю, раздался вкрадчивый звук ее шагов. Да! Еще разок, завершающим штрихом, пройдя тряпкой по стойке, я направился к двери, мимоходом взглянув на себя в зеркало: квадратная ухмыляющаяся физиономия, бронзовая от загара; проступающая борода, которая у меня никогда не исчезает полностью; шорты цвета хаки и гавайская рубашка. Я еще успел снять выгоревшую бейсболку «Орвис» и поправить непокорные черные волосы. Шаги на крыльце затихли, на занавесках входной двери возник силуэт. Я, улыбаясь, отвернулся от зеркала. Что, боишься?

Стук в дверь.

Едва знакомая женщина проникла в мое пятнадцатилетней давности прошлое и, схватив меня за шиворот, выволокла назад, в мое спасибо тебе Господи сегодня.

– Эй! Есть кто-нибудь дома?

Я открыл дверь и встретился с улыбкой широкой и ясной, словно рассвет в середине лета. Я жестом пригласил Эйву войти и уловил тонкий шепот духов и мяты. Ее движения были музыкой, волосы блестели. Голубая рубашка с короткими рукавами была заправлена в белую юбку, скромно доходившую до колен. Она легко шла на длинных ногах хорошей формы, как у фигуристки. В каждом шаге чувствовалась упругость, казалось, что окружающий воздух готов поддержать ее. В ее глазах действительно был намек на сияние, или мне это только казалось?

От столь резкого преображения у меня перехватило дух: неужели это та самая женщина с суровым лицом и в балахонистом лабораторном халате?

Эйва кивала, разглядывая внутренний декор моего жилища, состоявший из плакатов, прибитых к берегу обломков дерева и ракушек, а затем подошла к дверям на веранду. Вода в заливе была синевато-серой, с янтарными отблесками низкого западного солнца в бурунах волн. На горизонте чернела точка далекого танкера.

– Какой вид… Это ваш дом? Как вам удалось позволить себе?… – Тут она неловко закашлялась и обернулась, прижав лакированный розовый ноготок к губам. – Ну вот, – сказала она. – Как невежливо с моей стороны!

– Это наследство. Не беспокойтесь, все задают этот вопрос, хотя и не всегда вслух. Могу я предложить что-нибудь выпить, и если да, то что бы вы предпочли?

– Я бы не отказалась от водки с тоником. Только не крепко, пожалуйста. Я вообще очень мало пью.

– Не вопрос, сейчас сделаем. Забрали свой приемник?

Она закачала руками над головой и шаркающим шагом пошла по кругу, подражая проповеднице Бьюле Чайлерс, которую часто показывают по местному телевидению.

– У меня снова есть му-у-у-зыка, и это бла-а-а-а-жен-ство, которое переполн-я-я-я-ет меня, воссла-а-а-вим Иису-у-у-са!

Я чуть не хлопнулся на колени и не начал повторять за ней аллилуйя. Неужели это та вечно мрачная женщина, которая зарабатывает тем, что потрошит трупы?

– Черт возьми, у вас тут холоднее, чем в морге! – сказала Эйва, и я с большим трудом удержался, чтобы не вставить, что ее соски, видимо, считают то же самое. Мы взяли стаканы с собой на веранду. Казалось, Эйва принесла с собой свежий бриз, и впервые за эту неделю воздух уже не напоминал горячий сироп.

– Итак, вы все-таки заплыли сюда, – сказал я, когда мы, сидя в креслах напротив друг друга, чокнулись за не знающую границ славную атмосферу пятничных вечеров во всем мире.

– Поездка в Галф Шорс была настоящим кошмаром. Но возвращение через бухту полностью это компенсировало. Кто-то сказал, что мы проезжали место, где один парень заявил: «Плевать на торпеды, полный вперед!»

Я кивнул.

– Это был адмирал Фаррагут во время битвы в бухте Мобил пятого августа тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, во время Гражданской войны.

Наши взгляды задержались друг на друге дольше, чем этого требовал краткий исторический экскурс, в результате чего мы оба испуганно отвели глаза. Эйва подскочила с кресла и покачнулась.

– Это меня после парома качает, – сказала она, подходя к поручням и глядя на залив. Под парусом в сторону выхода из бухты на востоке плыла лодка. Ветер плотно прижал одежду Эйвы к ее стройному телу, и я понял, что Рубенс ошибался: утонченные линии выглядят привлекательнее. Когда она пригубила напиток, в бокале мелодично звякнул лед.

Примерно с полчаса мы разговаривали, как друзья, которые не виделись слишком долго. Погода. Нехватка индийских ресторанов. Когда-то знаменитая в Мобиле Азалия Трейл. Безмятежная и величественная красота ботанического сада Беллинграт. Я рассказал ей, как в Мобиле танцевали на своей версии фестиваля «Марди Грас» за много лет до того, как его стали проводить в Новом Орлеане.

Я выяснил, что Эйве Даванэлле было тридцать, отец – хирург-ортопед, мама – преподаватель французского. Она выросла в Форт-Уэйн, штат Индиана. Ее будущую карьеру определило то, что в тринадцать лет она прочла отцовскую книгу «Анатомия Грэя». Она в Мобиле уже шесть месяцев, но только сегодня попала на берег моря. Еще я выяснил, что она может понимать без слов, а молчание с ней – комфортно и содержательно.

Затем, примерно еще минут через пятнадцать, ее паузы вдруг стали напряженными, почти озабоченными. Ее глаза избегали моих, огонь в них исчез. Эйва села прямо и потерла лоб.

– Совсем забыла, – сказала она, – я же привезла вам копию предварительного заключения. Она у меня в машине. Я сейчас.

– Прямо сейчас мне это не нужно. Я могу подождать и окончательного заключения.

– После того как я доставила ее сюда по суше и по морю? Вы неминуемо получите это. – Ее улыбка была напряженной, как у человека, одновременно поднимающего тяжести.

– Тогда просто обобщите. Сходства и различия, в двадцати пяти словах или даже меньше.

Она снова потерла лоб.

– Я была поражена, насколько похожими были эти тела, как у близнецов. За исключением того, что, даже будь они братьями, Дэшампс работал вдвое больше: более выраженная мускулатура, особенно в верхней части тела.

– Прекрасно, – сказал я. – Это все, что мне нужно.

Она встала.

– Я принесу отчет.

– Я схожу с вами, – предложил я. – Покажу вам экзотические виды под домом. Вам понравится моя байдарка.

Она вручила мне свой бокал.

– Смешайте мне еще разок, пожалуйста. Не крепко. Я скоро вернусь.

Просто какие-то тени прошлого… Бен «Медведь» Эшли, мой первый напарник, тоже искал похожие способы выпроводить меня из машины: «Купи мне жвачку, Карсон», «Сбегай и возьми мне сигарет, дружище». Медведь вечно посылал меня в закусочную фастфуд, вместо того чтобы подъехать к окошечку на автомобиле. Я помнил дурное настроение Медведя, прежде чем он давал мне какое-нибудь очередное странное поручение. Пока не узнал правду, я думал, что это воспитание новобранца или демонстрация неофициальной иерархии.

Смешав еще два напитка, я вернулся на крыльцо и принялся ждать. На сердце было тяжело. Эйва вышла из машины со светло-коричневой папкой. Воздух вновь наполнился запахом мяты. Она покрутила головой, словно разминая шею. Через две минуты она уже смеялась, как звонкий колокольчик.