Текст книги "Станция Араминта"

Глауен тяжело вздохнул и постарался взять себя в руки. Ярость в данный момент ни к чему хорошему не приведет.

Его мучила жажда. Не теряя контакта со стеной, он на четвереньках пополз вправо и примерно через двадцать шагов натолкнулся на ручеек прохладной воды. Он набрал пригоршню и попробовал. Вода была насыщена минеральными солями и ее вряд ли можно было считать питьевой. Глауен сделал несколько глотков, так, чтобы только хоть как-то утолить жажду, затем встал на ноги и побрел обратно к двери.

Прошло еще непонятно сколько времени. Глауен сидел около двери, мысли у него оцепенели.

Откуда-то сверху послышался звук. Глауен поднял голову. Звук повторился; ему показалось, что где то открылась дверь. Появился проблеск света, который осветил очертания балкона в десяти метрах над полом.

На балконе появилась фигура, облаченная в белые одежды и держащая в руках лампу. Глауен продолжал сидеть без движения. Человек в белом установил лампу в подставку, а потом легким движением откинул с головы капюшон. В желтоватом свете лампы Глауен увидел худое лицо с большими темными глазами, копну темно-медных волос, и красивые очень правильные черты лица. Волосы обрамляли лицо, как каска, почти закрывали уши, прилипали ко лбу , а на шее заканчивались локонами. С притупленным удивлением Глауен узнал в этой фигуре Орден Заа. На этот раз ее балахон был сшит из более мягкого материала и сидел на ней более элегантно.

Заа с загадочным выражением на лице взглянула вниз на Глауена.

– С великим мастерством ты сумел добиться для себя очень неудобных условий, – сказала она легким, почти воздушным голосом.

– Мое поведение было вполне правильным, – сдержанным голосом ответил Глауен, – Это вы сделали ошибку поставив меня в такие условия, по причинам, которые не доступны моему пониманию.

– В понятиях местной реальности, – покачала головой Заа, – мое поведение вполне правильно. Твое поведение основано на наивных теориях, которые уже доказали свою бесполезность.

– Я не собираюсь спорить, – ответил Глауен, – А то еще подумаете, что я жалуюсь.

Заа с интересом посмотрела на него.

– Я смотрю, у тебе необычно твердая позиция.

Глауен понял, что Заа играет с ним, как кошка с мышкой, и не стал ничего отвечать.

– По причине стоицизма? – начала подсказывать ответ Заа, – Или в соответствии с разработанной философией?

– Мне трудно на это ответить; я не философ. Возможно, я просто был ошеломлен.

– Жаль. Если Мутис совершил ошибку, то так просто это ему не простится, я надеюсь, что у него до сих пор звенит в голове от твоего удара. Но мы не должны топтаться около прошлых ошибок, мы должны смотреть в будущее. Что ты на это скажешь.

– Я скажу: дай мне нужную информацию, и я без задержки покину это мрачное место и даже ни разу не оглянусь. Это самый разумный выход.

– Это только с твоей точки зрения, – улыбнулась Заа.

– Да и с твоей это должно выглядеть именно так. Ты напала на полицейского офицера и тем самым навлекла на себя неприятности.

– Ты забыл, что ты в стране Лативлер. Твоя власть здесь ничего не значит.

– В ИПКЦ не разделяют твою точку зрения.

– Не позволяй этой теории управлять твоим поведением, – заметила Заа, – Я управляю Семинарией, ровно как и природой местной Истины. Ты должен принять мою программу, а не я твою. Если тебе это еще не ясно, то ты просто нуждаешься в мозговой терапии.

– Это заявление мне понятно. Ни в какой терапии я не нуждаюсь.

– А я вот в этом не уверена, особенно после того, как услышала доклады Мутиса и Лило. В одном случае ты делал эротические предложения…

– Что? Я такое делал!

– … в другом случае ты вел себя очень агрессивно и заставил страдать Мутиса, у которого ухо до сих пор остается распухшим и болит.

– Эти обвинения абсурдны!

– Суть происходящего вполне очевидна, – пожала плечами Заа, – Мутис характеризует тебя, как трудновоспитуемого, а Лило озадачена твоей тактикой и никак не поймет, где она совершила ошибку.

– А теперь послушай настоящие факты, – усмехнулся Глауен, – Мутис ударил меня по почкам до того, как я ударил его. Он спровоцировал меня на драку, хотя сделал это, возможно, по твоему приказу. А что касается Лило, то, возможно, я и был с ней несколько галантен, просто от чистой скуки, просто чтоб внести хоть какую-то искорку в ее жизнь. Мое поведение никак нельзя было назвать похотливым. Сексуальные мысли рождаются в ее голове, а не в моей.

– Вполне возможно, что так оно и было, – снова безразлично пожала плечами Заа, – а почему бы и нет? Ты сильный и уверенный в себе молодой человек, и впечатлительная молодая женщина вполне может посчитать тебя соблазнительным, – Заа обвела взглядом помещение, – Эти апартаменты не роскошны, зато не дорогие, а точнее бесплатные. Так как ты отказываешься платить за постой, то это тебе вполне должно подойти.

– Ты хочешь использовать мое согласие заплатить, как доказательство того, что я остался здесь по своей воле. Но это вовсе не так. Я здесь в качестве пленника.

– А ты забыл наш договор?

– Договор? – непонимающе посмотрел на нее Глауен, – Его условия были настолько расплывчатыми, что их можно считать бессмысленными. Ни этот, так называемый, договор, ни какой-либо иной не имеют силы, когда они заключены между пленником и его тюремщиком.

Заа рассмеялась, ее смех оказался неожиданно приятным – как звон стеклянных колокольчиков, тронутых бризом.

– В стране Лативлер такие договоры имеют странную и определенную силу, особенно в отношении обязательств пленников.

На это Глауен не нашелся что ответить.

– Ты помнишь наш договор? – продолжала Заа.

– Ты предложила мне полную информацию, которой ты обладаешь, а должен оказать тебе услугу, но так как ты не дала мне точного описания требуемой услуги, то я отказался. Тогда ты решила обучить меня Мономантике, рассматривая это как один из пунктов договора. Шутка хороша, но ты не подумала, что я больше не воспринимаю наш договор серьезно?

– Это ошибка. К договору надо относиться серьезно.

– В таком случае, я предлагаю следующее, – сказал Глауен, – Ты даешь мне всю информацию, за которой я приехал и объясняешь мне, что от меня требуется. Если это что-то такое, что я могу сделать, и если это не является аморальным, насильственным, бесчестным, не займет много времени и не будет стоить очень дорого, то я это обязательно сделаю.

Заа задумалась.

– Это обезоруживающе простой план.

– Рад, что тебе он понравился.

– Ах! Меня не столько беспокоит твое счастье, сколько твоя искренность.

Глауен подумал над ее словами.

– Учитывая мое положение, я должен быть искренним.

– Хм, может так оно и есть. Но я должна быть уверена. Но я боюсь проверить тебя. Подожди минуточку, и мы продолжим нашу дискуссию.

Заа удалилась с балкона. Дверь закрылась. Несколькими мгновениями позже открылась нижняя дверь. Заа вошла в подземелье и закрыла за собой дверь.

– На этом уровне будет проще говорить.

– Согласен.

Материя, из которой было сшито одеяние Заа была очень легкой; от того существа среднего рода, которое впервые встретил Глауен не осталось и следа. В свете лампы острые черты ее лица стали намного деликатней; шапка темно-медных волос придавала ее лицу пикантные черты, ее большие темные глаза были мягкими и влажными. Разделяющее их расстояние в пять или шесть шагов преодолевал аромат нежных духов.

Заа рассеяно осмотрела подземелье.

– Ты уже ознакомился с этим метом?

– Это в темноте-то? Я Клаттук, но еще не сумасшедший.

– Оглядись. Это пещера в самом сердце Точки. Видишь вон там у стенки помост. Сверток в изголовье содержит матрац и одеяло, которые посетители могут использовать для сна.

– И сколько ты за это запросишь?

– Ты можешь совершенно бесплатно спать там, где Заб Зонк лежал на своем белом катафалке из нефрита, в тени занавеса из лунного камня и жемчугов.

– Странное помещение для нуждающихся гостей.

– Ты так считаешь?

– Атмосфера странная, если не сказать несколько мрачная. Удобства минимальные.

Заа снова обвела взглядом пещеру.

– Да, несомненно, условия здесь аскетические. Но лучшие условия и стоят дороже.

Глауен пропустил мимо ушей ее шутку.

– Народ Фексель знает, что вы нашли гробницу?

Заа широко развел руки и через плечо взглянула на Глауена. Тот зачарованно следил за ней.

– Естественно, – сказала Заа, – Иначе почему бы еще они нянчились с нами и потакали нашим капризам? Потому что тысячи туристов тратят целые состояния, чтобы болтаться по степи в поисках гробницы. Мы храним секрет, а народ Фексель оставляет нас в покое.

Глауен задумчиво посмотрел в сторону помоста. Странно как легко ему открывают бесценный секрет! Заа даже не попросила его не разглашать этой тайны. Откуда у нее может быть уверенность, что он не разболтает эту ценную и довольно важную информацию, когда выберется из Поганской Точки? Очевидно, она ему верит. Замечательно! Но Заа не кажется той женщиной, которая легко принимает что-то на веру. В голову Глауена пришли другие мысли, но он постарался отогнать их вместе с выводами, которые они навевали.

– А как же баснословные сокровища? – спросил он Заа.

– Катафалк был разбит. Кости Зонка так и не нашли. А сокровищ просто не было, – Заа повернулась и пошла в дальний конец комнаты. Она остановилась и через плечо оглянулась, – Ты идешь?

Глауен последовал за ней, у него было такое чувство, что все происходит во сне.

Заа остановилась около маленького ручейка, который тек по полу. Она оглянулась на Глауена.

– Ты заметил этот ручеек?

– Да. И даже попробовал пить из него.

Заа мрачно кивнула.

– Вода минеральная, но пить ее вполне можно. А теперь посмотрим, как эта вода вытекает из тоннеля. Другие люди, страдающие умственным расстройством еще в большей степени, чем ты, хотели сократить срок своей терапии, пробравшись через эту дыру. Такой план не очень хорош. Тоннель сузился и они так и не смогли выбраться обратно. А если они и умудрялись пролезть через это узкое место, то падали в глубокий темный пруд. Вода там очень холодная, и, немного поплескавшись, они шли ко дну, а их тела очень быстро покрывались минеральными солями. Говорят, что один очень худенький турист в поисках сокровищ спустился по тоннелю на веревке. Он не нашел ничего ценного, но когда осветил лампой пруд, то увидел на дне множество белых фигур, принявших самые неожиданные позы. Некоторые из этих мумий относятся еще к временам Зонка. На самом деле, одна из них вполне может быть и самим Зонком. Хотя мы никогда не пытались это проверить.

– Этот пруд мог бы привлекать массу туристов, – подавленным голосом заметил Глауен.

– Несомненно! Но мы не хотим иметь дела с туристами! Суматоха, шум и беспорядок будут слишком суровым испытанием для нашего терпения. Гробница никогда не видела перемен, то же самое будет и с прудом. Только подумай! Через миллион лет какие-нибудь прилетевшие сюда исследователи случайно наткнутся на этот пруд. Представляешь, каково будет их изумление, когда они заглянут на дно пруда!

Глауен отвернулся от тоннеля.

– Интересная мысль.

– Именно. Здесь в гробнице как нигде чувствуется течение времени. В этой тишине мне часто кажется, что я слышу из далекого будущего голоса людей, обнаруживших гробницу, – Заа закончила эту тему легкомысленным взмахом руки, – Но это нас не касается. Мы живем в Сегодня! Мы живы! Мы посвященные! Мы направляем наши слова по всей вселенной, как боевые колесницы!

После небольшой паузы Глауен очень осторожно спросил:

– Меня удивляет, почему ты так свободно открываешь мне такую информацию, особенно в отношении Зонка и его гробницы.

– А почему бы и нет? Ты же пришел за информацией! Или я в чем-то не права?

– Права! Но все же…

Заа подошла к помосту. Она аккуратно села на краешек и взглянула на Глауена.

– И все же?

– Ничего особенного.

– Либо тебе надо сесть, либо мне – встать, – сказала Заа, – Я не могу разговаривать постоянно задирая голову.

Глауен с готовностью сел на почтительном расстоянии от Заа и взглянул на нее краешком глаза. Свет лампы делал ее черты расплывчатыми и вносил в них странный шарм.

– Как я уже упоминала, – тихо заговорила Заа, – Лило утверждает, что ты обладаешь таким неумеренным и необузданным эротизмом, что весь прямо пропитан похотью.

– Лило неопытна, а потому преувеличивает. – возразил Глауен, – Она слишком возбудима, да к тому же, несомненно, является жертвой собственных фантазий. С другой стороны, если ее окружают такие животные как Мутис и Фуно, то я вполне понимаю ее порывы.

– Фуно, к стати говоря, женщина.

– Что! Ты серьезно?

– Конечно.

– Ха! Тогда мне удивительно, что Лило еще настолько в здравом уме.

– Ты считаешь Лило сексуально возбуждающей?

Глауен нахмурившись уставился вдаль. Ситуация начала наполняться еще большими деликатными вероятностями. Время является очень важным фактором! Несомненно Плок уже получил его сообщение и обдумывает планы его освобождения. А между тем, Заа, похоже расслабилась, и сейчас может выдать еще какую-нибудь информацию. Если он сейчас попробует использовать свою галантность на полную катушку, то, возможно, она еще больше расслабится. Глауен вздрогнул. Заа несомненно сейчас выглядела не так нелепо, а намного более человечной, но в ней все равно оставалось нечто от белой рептилии: ходячая ящерица, или белый тритон с рыжими волосами. Глауен снова вздрогнул.

– Буду предельно откровенен, – сказал Глауен, – Как вы, наверное знаете, женщины привлекают мужчин прежде всего внешностью.

– Я никогда не утруждала себя, чтобы задуматься над этим предметом.

– Ну, однако это так. Белые одеяния Лило почти полностью скрывают ее фигуру. Ее безволосый череп трудно назвать привлекательным. Но с другой стороны нее очень милые черты лица и прекрасные глаза. Она очень грациозна, а в ее манерах проскакивает томный шарм. Когда я сейчас оглядываюсь назад, то не думаю, что я ее насторожил; мне кажется, она просто пробудилась к жизни, почувствовав внимание.

– Эти чувства, возможно, взволновали ее, вызвали чувство вины и смятение, что она и высказала вам, правда, несколько преувеличив. Так ты находишь ее нескладной.

– Нескладной, чопорной, твердой: как угодно. Если она отрастит волосы, соответствующим образом оденется, то, пожалуй, она будет довольно приятной.

– Интересно! А такой, как она сейчас, ты находишь ее непривлекательно?

Глауен задумался, как бы лучше выразить свои мысли словами.

– Космонавты сталкиваются с разными типами женщин. Я слышал, ни говорят, что ночью, все кошки серы.

– Лило, несомненно, совершенно невинна, – задумчиво кивнула головой Заа, – До нынешнего момента ее жизнь была абсолютно мономантична и едина, по некоторым причинам, мы хотели посмотреть, какова будет ее природная реакция на близость симпатичного молодого человека, такого, как ты.

– Так вот почему Лило стала моим инструктором.

– Частично.

– Но ведь несомненно я не первый мужчина, с которым она знакома.

– Вижу, что мне надо кое-что объяснить, – печально усмехнулась Заа, – Мономантика рассматривает единство, как свою цель. Полимантика признает дуальность, в которой доминирует мужское начало. Бунт Мономантики был вызван героическими женщинами, которые настаивали на сексуальном равенстве и таким образом хотели создать расу, где сексуальность не являлась бы поводом к насилию. В биологической мастерской в Строке было опробовано много разных путей, но в каждом случае все усилия пропадали напрасно. Зубениты страны Лативлер первыми достигли потрясающего успеха, так как они, хотя бы и частично добились внутреннего бесплодия. На этом уровне дуальность была побеждена; мы во многом продвинули вперед Мономантику. Наша доктрина утверждает, что «мужчина» и «женщина» архаические и в сущности вспомогательные слова. Мутис мужчина; Фуно женщина. Но они даже не подозревают о своем различии, которое не является функциональным. Мутис импотент; Фуно бесплодна. Это практикуется среди зубенитов.

Глауен старался держать свое мнение при себе.

– И все же наши усилия, не пропали втуне, – продолжала Заа. – Дуализм был дискредитирован и отступил; он больше уже не был вдохновляющей философией. С этим ты согласен?

– Я никогда не примыкал ни к тому, ни к другому пути.

– Единство теперь является правилом. Мужчины и женщины теперь равны во всех отношениях. Женщины были освобождены от древнего проклятья, заключавшегося в деторождении. В свою очередь мужчины освободились от действия желез, которые заставляли их впустую растрачивать свою энергию А иногда толкали их на алогичную отвагу. Что ты скажешь на это?

– Интересная точка зрения, – осторожно Глауен добавил, – Но у меня никогда не было проблем с железами и я, определенно, не хочу примкнуть к Единству.

– Могу тебе сказать, что у новой теории есть много сторонников, и я в том числе, – улыбнулась Заа, – Но зубениты еще не достигли полного удовлетворения. Они не совокупляются, но таким образом популяция не может себя воспроизводить. Детенышей привозят из Строка, иначе нам не выжить.

– Лило не кажется типичной женщиной-зубениткой, то же самое относится и к тебе.

– У Лило интересная история. Чтобы облегчить нашу работу в Строке, мы привезли блестящего молодого генетика с Альфанора, хотя и не по его воле. От скуки он в тайне начал проводить опыты. Похоже, что в случае с Лило он использовал донорское яйцо высокого качества и собственную сперму. Он вынашивал ее в реторте со специальной культурой. Меж тем ее «отец», будучи обиженным, но обладая веселым характером, наплевав на свои обязанности произвел тысячу одноглазых созданий с одной ногой, голубыми крапинками и с огромным половым членом, что посчитал смешной шуткой. В другой реторте, он испортил дюжину неоплодотворенных яиц оплодотворив их спермой енота. Шутка была незаметна, пока у детей не начали расти хвосты. Тогда генетик был уволен с компенсацией убытков. Лило чуть было не постигла судьба уродцев, но кто-то заметил, что она развивается в подходящем направлении, и она выжила. Но как он достиг такого результата, мы так никогда и не узнаем, так как этого генетика больше нет в живых.

– Интересная история, – заметил Глауен.

– На данный момент Лило подобна женщинам старой дуальности. Не желая смущать ее, мы ничего ей ничего об этом не говорили. Но, похоже, она получила новости другим путем.

– Давай отбросим все это в сторону, – предложил Глауен, – меня больше интересует собственная судьба. Сколько еще времени вы собираетесь держать меня взаперти в этой дыре?

– Вижу, что мне надо быть совершенно откровенной, – сказала Заа, – В наших стремлениях подавить дуальность, мы, как ты знаешь, преуспели. Мы можем по собственному желанию производить зубенитов, но они обладают многими недостатками и необходимы изменения. Должны ли мы внести изменения в Мономантику и ввести туда новую сексуальность? Теория, о которой я упоминала, предполагает, что это необходимо сделать посредством наследственных свойств протоплазмы. Из Строка приходят только неутешительные новости. Зародыши умирают быстрее, чем их производят; детеныши больны и ненормальны.

– Выходит, что для того, чтобы выжит мы должны вернуться к первоначальной технике. Но мужчины подобные Мутису к этому не способны. А женщин на подобие Фуно, хватит удар от одной этой идеи.

– И что же теперь? Но то, что я сказала, верно не во всех случаях. Несколько женщин способны к овуляции, а значит и к воспроизводству. Бессильны мужчины. Это жалкая компания глупцов и немощных.

– Они могут еще и удивить вас! – нервно сказал Глауен, – Оденьте женщин по-привлекательней, разрешите им отрастить волосы и поиграть на солнце, чтобы приобрести нормальный цвет кожи. Вместо овладения философией, пусть они научатся петь и танцевать. Устройте праздник с хорошим вином! И мужчины стаей закружатся вокруг них.

Заа издала недовольный звук.

– Все это мы уже слышали. Один человек уверял, что обладает полным знанием человеческих эмоций. Он заявил, что мы должны пройти то, что он называет курсом сексуальной терапии. Мы опробовали его теорию затратив большие усилия и средства. В результате, что мы убедились, что жадность этого человека превосходит его возможности.

– Похоже, что вы имеете в виду экскурсию на остров Турбен, – изображая полное безразличие сказал Глауен.

– Именно. Но разве одного такого опыта достаточно?

– Этот ваш жадный ученый так ничего и не достиг? Что он предложил?

– Результаты оказались очень сомнительными. Но он убедил нас продолжить программу, и наша Орден Сибила осталась там наблюдать и учиться, но новости от нее очень неясные.

– А ученый? Как его имя?

– Я не помню. Не я проводила переговоры. Флорест, вот как его имя. Он руководит труппой клоунов и шарлатанов, но до денег он сам ни свой.

Глауен тяжело вздохнул. Заа, размышлял он, вполне откровенна и свободно делится с ним своей информацией. Он задумался о том, какие обязательства наложит она на него, прежде, чем разрешит ему идти своей дорогой… однако Плок, несомненно, будет здесь с минуту на минуту.

– Это Флорест, к стати говоря, предупредил меня о твоем приезде, – бесцеремонно сказала Заа, – Он очень не хочет, чтобы ты вернулся на Кадвол. Он мне сказал, что ты нарушишь его планы.

– Но как он узнал о моих передвижениях? – озадаченно спросил Глауен.

– В этом нет никакой тайны. Твой помощник остался в Фексельбурге, правильно?

– Правильно. Его зовут Кеди Вук.

– Похоже, что этот Кеди Вук не успел ты сесть на автобус позвонил Флоресту и попросился в его труппу. Флорест согласился, и теперь Кеди у него.

Глауен сидел пораженный.

– А теперь вернемся к действительности, я имею в виду так называемый договор: когда я впервые тебя увидела, я была приятно поражена. Ты здоров, умен и привлекателен; Ты явно нормален в своих сексуальных функциях. Я решила, что ты можешь оплодотворить способных к воспроизводству женщин и таким образам дать начало, скажем так, Нео-Мономантикам. Я приставила к тебе Лило, надеясь, что из этого может что-то получиться. Но действуя из чистого озорства, ты удивил Лило и привел ее в полное замешательство. Конечно, не все еще потеряно; сейчас она взволнована и напугана, думая, что сделала ошибку. Я прослежу, чтобы она отрастила волосы и позаботилась о цвете кожи. Остальные сделают то же самое.

– Но на это уйдут месяцы! – воскликнул Глауен.

– Конечно. Но пока ты можешь попробовать со мной. Я способна зачать; я настоящая женщина, и я не боюсь. Даже наоборот.

– Это и есть та услуга, о которой говориться в договоре? – хрипло спросил Глауен.

– Правильно.

Глауен почувствовал, что не способен к рациональному мышлению. Но одна вещь вполне очевидна: чтобы сбежать, надо сначала выбраться из гробницы Зонка. Он искоса поглядел на Заа.

– Не думаю, что эта обстановка располагает к таким действиям.

– Она ничем не хуже, чем любая другая в Семинарии.

– На этом пьедестале нам будет неудобно.

– Расстели матрац.

– Разумно.

Глауен расстелил матрац. Он оглянулся и обнаружил, что Заа уже скинула с себя свое одеяние. Выделявшийся на фоне ламп силуэт смотрелся неплохо. Заа подошла к нему и расстегнула его балахон. Глауен обнаружил, что, не смотря на необычную ситуацию, он начинает возбуждаться. Они опустились на матрац, где свет позволил разглядеть многие новые детали. «Я не замечаю ни белой кожи, ни голубых вен, – отчаянно повторял про себя Глауен, – не вижу ни узловатых коленей, ни острых зубов. Мне плевать на странные обстоятельства и на то, что на нас смотрит своими большими пустыми глазами призрак».

– Ах, Глауен, – задыхаясь пробормотала Заа, – я чувствую, что дуализм никогда не оставлял меня полностью. Я Орден, но я женщина!

Она откинула голову назад, рыжий парик скатился на пол и открыл ее белый узкий череп и татуировку на лбу. Глауен издал сдавленный крик и отпрянул.

– Это выше моих сил! Посмотри на меня! Я не могу! Убедись сама!

Ни слова ни говоря Заа надела парик и накинула свой белый балахон. Она стояла глядя на Глауена со странной кривой улыбкой.

– Похоже, мне тоже надо отрастить волосы и полежать на солнце, – сказала она наконец.

– А что со мной?

– Делай что хочешь, – пожала она плечами, – Изучай Мономантику. Занимайся гимнастикой. Исследуй глубокий пруд. Я выдала тебе всю информацию! Теперь пока ты не отработаешь ее и пока не успокоится мой первобытный женский гнев ты ни за что не покинешь Поганскую Точку.

Она подошла к двери и стукнула три раза. Дверь открылась, она вышла и дверь за ней закрылась.

4

Глауен сидел на краешке пьедестала, свесив ноги и уставившись куда-то в пространство. Этот момент можно рассматривать как настоящий надир его жизни, хотя и у этой ситуации были шансы к ухудшению.

Как долго это продолжалось он сказать не мог: больше чем час, но меньше чем день. Кто-то вышел на балкон, спустил на веревке корзинку и вышел, оставив лампу.

Не спеша и без особого интереса Глауен пошел посмотреть на корзинку. Там стояло несколько горшочков с бобовым супом, мясом, хлебом, чаем и инжиром. Очевидно, от голода он не умрет.

Глауен обнаружил, что очень проголодался. В столовой он ничего не ел; сколько времени прошло с тех пор? Больше, чем день, но меньше чем неделя.

Глауен съел все и поставил пустые горшки обратно в корзинку. Теперь он почувствовал прилив энергии и осмотрел гробницу. Потолок, представлял собой свод из цельного природного камня. Ручеек тек в пещеру из расщелины в стене, как раз на середине ее высоты.

Глауен пошел посмотреть на тоннель, через который вода покидала комнату. Отверстие имело почти правильную круглую форму полметра в диаметре. Глауен заметил, что выходя из гробницы тоннель начинает сужаться. Вдали были слышны всплески воды, характерные для тех случаев, когда вода льется в воду. Глауен содрогнулся и отвернулся. В один прекрасный день, он может быть и захочет посмотреть на пруд, темный и глубокий, но не сейчас.

Глауен вернулся и сел на краешек постамента. Что теперь? Что-то должно же случиться, сказал он сам себе. Просто не может же человек проживать дни, недели, годы своей жизни замурованный в пещере.

А время шло. Ничего не происходило, если не считать того, что иногда пустая корзинка поднималась наверх, а вместо нее спускалась полная.

Глауен ел, потом устраивался поудобнее на матраце, натягивал на себя одеяло и засыпал.

Время определенно надо были исчислять днями или неделями, по всей видимости две корзинки соответствовали одному дню. Глауен начал отмечать каждые две корзинки зарубкой на плоской каменной стене. На одиннадцатый день на балконе появился Мутис и спустил свежие одежды и простыню.

– Мне дана инструкция поинтересоваться не надо ли тебе чего, – грубо сказал он.

– Надо. Бритву и мыло. Бумагу и карандаш.

Все это было спущено в следующей корзинке.

Тридцать дней прошло, и сорок дней прошло, и пятьдесят дней прошло. Пятьдесят первый день, если Глауен не сбился со счета, был днем его рожденья. Стал ли он Глауеном Клаттуком со статусом полномочного агента станции? Или он – Глауен вне-Клаттук, внештатник и избыточное население, без какого-либо статуса?

Что происходило на станции Араминта? К этому времени кто-то должен произвести расследование о том, что с ним случилось. Что Кеди сказал Бодвину Вуку? Правду? Мало вероятно. И все же, чтобы там ни случилось, его отец Шард никогда не прекратит поиски. Путь Глауена легко проследить, но что из этого? Даже если он доберется до Семинарии и будет принят Заа, которая разрешит ему обыскать здание, и он найдет гробницу, то к этому времени тело Глауена уже будет покоиться на дне глубокого темного пруда вместе с прочей компанией. А пока Глауен старался поддерживать в форме, как свое физическое, так и моральное состояние. Каждый день он проводил много времени за ритмической гимнастикой, бегал кругами по пещере, прыгал и пинал стену, проводя бой с тенью, ходил на руках, отжимался.

Прошло шестьдесят дней. Глауен обнаружил, что с трудом вспоминает внешний мир. Реальность ограничивалась гробницей Зонка. Счастливчик Глауен Клаттук! Тысячи туристов приезжают на Тассадеро в надежде найти в скале дыру, которую он так хорошо изучил! В какой-то момент он вдруг ясно осознал, что Заа так щедро поделилась с ним этой информацией не потому что доверяла ему, а потому что, как только от него получат все, что он может дать, его молчание будет достигнуто вполне определенным способом. Когда Заа так спокойно назвала эту пещеру с гробницей Зонка, она фактически объявила ему смертный приговор.

На шестидесятый день открылась нижняя дверь. В дверях стояла Фуно.

– Идем.

Глауен собрал свои бумаги и последовал за ней. Фуно, как и прежде, провела его вверх по двум пролетам лестницы и привела в комнату, которую он занимал раньше. Дверь закрылась. Глауен взобрался на стул: узелок с одеждой и запасные простыни были на месте. За дверью послышались звуки. Глауен успел спрыгнуть со стула, как раз в тот момент, когда в дверях появился Мутис.

– Идем, ты должен принять ванну!

Глауен принял санитарный душ и окатился холодной водой. На отросшие волосы Глауена Мутис не обратил внимания.

– Оденься соответствующе и иди в свою комнату.

Не говоря ни слова, Глауен подчинился. После того, как он оказался в своей комнате, дверь закрыли и предусмотрительно заперли. На столе Глауен обнаружил свой обычный ужин и съел его без всякого аппетита. Позже Мутис пришел и забрал пустые горшочки.

Наступил вечер. Вечернее туманное бледно-лиловое свечение покинуло небо; сквозь окно полился звездный свет, испускаемый далеким потоком Хлыста Мирсеи.

Прошло полчаса. Глауен продолжал сидеть у стола, сортируя бумаги, которые он принес с собой. Открылась дверь; в комнату нерешительно вошла Лило. Глауен с интересом посмотрел на нее. На ней были белые брючки, светло-бежевая блузка и сандалии. Ее волосы отрасли и превратились в шапку мягких каштановых кудрей, которые обрамляли лицо, казавшееся теперь казалось длинным и хрупким. Кожа девушки, возможно благодаря большому количеству времени, проведенному на открытом воздухе, приобрела нежно – золотистый оттенок. Она казалась задумчивой и спокойной; более точно ее настроение Глауен так и не смог определить.

Лило медленно прошла вперед. Глауен встал. Она остановилась и спросила:

– Что ты на меня так уставился?

– От удивления. Ты кажешься совершенно другим человеком.

Лило кивнула.

– Я и сама чувствую себя совсем другим человеком, кем-то с кем я еще не встречалась.

– И ты довольна этими переменами?

– Не уверена. Ты считаешь, что мне надо радоваться?

– Конечно. Ты кажешься вполне нормальной… почти. Ни в одном городе на тебя никто не взглянет дважды… разве что, может быть, в восхищении.

– Эти перемены мне приказали сделать, – пожала она плечами, – Я боялась, что я буду выглядеть странно, или вызывающе, или вульгарно.