Текст книги "Без ума от тебя"

– Кто эти люди? – спросила Тея.

– Муж миссис Зейглер и мой свояк. – Куинн вновь повернулась к картону, которым они занимались.

– Красавчик – это муж, а тот, со сверкающими глазами, – свояк, верно? – предположила Тея.

– Угадала. Так вот, поднимаясь кверху, мы будем накладывать все более тонкий слой краски…

– Кто он для вас, этот свояк? – спросила Тея.

– Никто. Так вот, поднимаясь кверху, мы будем накладывать все более тонкий слой краски…

– Я думала то же самое о Джессоне. Но человек не может быть никем. Даже если вы не знаете, кто он, это еще не значит, что он – никто, – заметила Тея.

– Поверь мне, он даже не существует.

– Как же он живет?

– Тея! – одернула ее Куинн.

– Я только спросила. – Тея выглянула из-за ее плеча. – Здравствуйте.

– Привет, – отозвался Ник, и Куинн чуть вздрогнула – так близко прозвучал его голос.

– Я еще в субботу сказала тебе, что у меня все в порядке, – сказала она, не оборачиваясь. – В твоем присутствии нет никакой необходимости.

– Меня попросили, – объяснил Ник, приближаясь вплотную. – Эди вызвала меня.

Куинн пыталась подавить радость, охватившую ее от его близости.

– Врешь!

– Вам нужно поставить освещение. – Ник посмотрел на Куинн своими темными глазами. – Эди понадобился электрик.

– Ты не электрик.

– Еще какой. – Ник улыбнулся Куинн, и ее мысли смешались. – Джо меня научил.

Куинн повернулась к нему спиной.

– Эди работает у рампы. Вместе с Дарлой. Ищи ее там.

Ник ушел, и Тея сказала:

– Наверное, он сделал какую-то большую гадость.

– Даже хуже, – отозвалась Куинн.

– Стало быть, он не заслуживает второй попытки?

Куинн заметила, что Тея с симпатией смотрит на Ника. Видимо, девушка вспоминала при этом о сложностях своих отношений с Джессоном.

– Я дала ему три попытки. Но он продул их все.

– Ох… – Тея вновь прониклась сочувствием к Куинн. – Значит, он из этих… – Она вновь посмотрела на Ника. – А он, должно быть, темпераментный мужчина. Это тот самый, о котором вы говорили? Это от него у вас подкашиваются колени? Это он прислал вам розы? Как вы его заполучили?

– Я его не заполучила, – отрезала Куинн. – Он мне не нужен.

– Он – ваш, – возразила Тея. – Даже стоя рядом, я ощутила призыв во взгляде, каким он смотрел на вас.

– Отлично сказано. Так вот, насчет красок…

Наконец Тея отправилась рисовать декорации, и Куинн присела на краешек стола, пытаясь вновь вернуть мысли в практическое русло. Конечно, очень заманчиво перевернуть все и вся вверх тормашками, даже самое себя и особенно свою личную жизнь. Ник – отличный друг, но в роли любовника – сущий кошмар. Ей нужен надежный человек, такой, кто постоянно будет рядом, кто будет просыпаться вместе с ней, на кого можно положиться…

Проклятие, это совсем не то, чего она хочет, ей вовсе не нужен Билл. Во всяком случае, тот Билл, каким он был до тех пор, пока не запер ее в кладовой и не устроил диверсию в доме на Эппл-стрит.

У дальнего края сцены послышался смех Ника, и глаза Куинн метнулись к рампе. Ник улыбался Эди, и та с благодарностью смотрела на него. Ник, широкоплечий и узкобедрый… «Тот самый Ник, который трахнул тебя под „Флитвуд Мэк“», – напомнила Куинн рациональная часть сознания. Ник, рывками движущийся между ее бедрами, терзающий ее губы… «Тот самый Ник, который променял тебя на порцию пиццы», – твердил разум. Ник, который доставил ей такое жгучее наслаждение, слепящее, захватывающее дух… «Черт побери, ты должна вернуть его себе, – подсказывал разум. – Такие оргазмы на дороге не валяются».

Внезапно Куинн почувствовала себя беспредельно одинокой. К горлу подступил комок, и она подумала, что плотское наслаждение – совсем не главное. Ей нужно то, что связывает Зою с Беном, – внимание и чувство защищенности, открытые проявления любви – все, чего она была лишена долгие годы. Но Ник на это не способен. Сколько раз Куинн смотрела на него тем же взглядом, что и в эту минуту, – взглядом, полным желания, – но он лишь показывал ей спину.

Значит, Ник – всего лишь друг. Точнее, приятель.

Она отвернулась и сосредоточилась на работе.

Придя на репетицию во вторник, Куинн вновь увидела в зале Ника.

– Так вот, – заговорил он, приблизившись к ее складному столику, – пульт управления освещением в порядке. По крайней мере настолько, насколько позволяет его техническое состояние. У вас на редкость дряхлое оборудование.

– Я очень благодарна тебе за помощь, – отозвалась Куинн. – А теперь можешь уйти.

– Теперь мы примемся за светильники, – продолжал Ник, внимательно рассматривая гирлянды лампочек. – Мне нужно знать, когда они тебе понадобятся и в какие цвета их окрасить.

Куинн растерянно моргнула.

– У нас есть парни, и они сами справятся…

– Да, справятся, – Ник посмотрел на Куинн, и ее дыхание участилось, – но только если кто-нибудь втолкует им, что к чему. Сценическое освещение – дело серьезное, однако ты пустила его на самотек, а до генеральной репетиции всего три недели. Эди дала мне книгу по театральному освещению, и я проштудировал ее вчера вечером. Теперь я знаю, как это устроить. И готов помочь.

Куинн сглотнула.

– Ты очень любезен.

– Да нет, не очень. Просто мне нравится эта работа.

– О-о…

– Ты привела сюда хороших ребят, Эди старается не покладая рук. У вас отличная постановка. Вы заслуживаете помощи.

Куинн пригляделась к нему, пытаясь понять, не шутит ли он, но Ник уже опять хмуро рассматривал оборудование.

– Подвесная галерея очень хлипкая, – заметил он. – Не пускай туда детей.

– В таком случае тебе тоже не следует туда подниматься.

– Я буду осторожен. Мне еще многое нужно успеть в жизни. – Ник бросил взгляд на Куинн. – Прежде чем умереть, я должен вернуть тебя.

У нее подкосились ноги, и она рухнула на табурет.

– Как твое колено? – встревожился Ник.

– В порядке. Все идет как нельзя лучше.

– Послушай, я дал маху. – Ник подошел к ней поближе и заговорил приглушенным голосом: – Возможно, я ошибусь еще раз, хотя понимаю, что тебя это огорчит. И все же я хочу, чтобы ты вернулась.

Куинн вздернула дрожавший подбородок.

– Я никогда не была твоей.

– Черта с два, – отозвался Ник, и от звука его голоса у Куинн закружилась голова. – Мы с тобой разговаривали, смеялись, я видел тебя голой и заставил кончить. Ты прекрасно об этом помнишь.

– Кое-что помню, – чуть слышно пробормотала Куинн. – Но уж пиццу помню отлично.

– Ты помнишь, как нам было хорошо, как мы занимались любовью, помнишь, как забылась в оргазме, хотя и пыталась сопротивляться – никак не пойму, зачем тебе это понадобилось. Когда мы вновь окажемся в постели, ты будешь более податливой.

– В тот раз играл «Флитвуд Мэк»?

– Чертовски хорошая музыка. Ехидничай, если хочешь, мне безразлично. Но когда ты устанешь мстить мне, нам снова будет хорошо. И мы опять будем голые.

Куинн хотелось ответить что-нибудь язвительное, вроде «хвала Всевышнему», но Ник уже опять поднял глаза на лампочки.

– Эта штука держится на соплях, – недовольно заметил он и пошел к подвесной галерее. – Составь план освещения, – крикнул Ник через плечо. – Я еще не научился читать чужие мысли.

– Хвала Всевышнему, – сказала Куинн.

Билл сидел в машине на темной парковочной площадке и следил за школьниками, покидавшими здание. С тех пор как Куинн отказалась выслушать его, он каждый вечер поджидал ее здесь, надеясь застать одну, усадить в машину и поговорить, однако она каждый раз появлялась с Дарлой, порой ее сопровождали Тея и Джессон. Ник, Макс и Эди тоже оказывались неподалеку, и Куинн никогда не оставалась одна. А Билл хотел встретиться с ней наедине. Чтобы поговорить. Чтобы заставить Куинн слушать.

Он как раз обдумывал, как избавиться от Дарлы, когда пассажирская дверца распахнулась и в его машину влез Бобби.

– Известно ли тебе, Хиллиард, – начал он ехидным тоном, усвоенным после встречи в спальне Куинн, – что закон запрещает шпионить за людьми?

– Я не шпионю, – сказал Билл. – Убирайся из моей машины.

– Ты торчишь здесь каждый вечер, – продолжал Бобби. – Так не годится. Кто-нибудь заметит тебя и неправильно поймет. – Он хихикнул. – Или, наоборот, правильно.

– Убирайся.

– Я больше не желаю видеть тебя на этой площадке, – заявил Бобби, как будто его слова что-то значили. – Сиди дома и думай, как поправить дела команды.

– Ничего страшного не случилось…

– На этой неделе вы проиграли уже два матча. Еще одно поражение – и мы не выйдем в региональный турнир.

– Ничего страшного не…

– Я пожалуюсь Куинн.

Биллу захотелось ударить его, вбить эту наглую ухмылку ему в глотку, схватить Куинн, как только она выйдет на улицу, – в самом деле, разве сможет Дарла помешать? – ему захотелось…

Бобби открыл дверцу.

– Езжай домой. Сейчас же. – Он захлопнул дверцу, отступил на шаг и остановился, следя за Биллом.

У дальнего края площадки в сопровождении Дарлы показалась Куинн. Смеясь чему-то и налегая на костыли, она двинулась к машине. Женщины уселись в автомобиль Дарлы, Билл услышал звук заводимого мотора, потом вспыхнули габаритные огоньки, казавшиеся в темноте вишнево-красными.

Когда Дарла и Куинн уехали, Билл тоже покинул стоянку. Больше здесь нечего было делать. Здесь никого не осталось, кроме Бобби, который насмешливо взирал на него из темноты.

В среду Куинн сидела на краешке складного столика, перепроверяя свое расписание и стараясь не вспоминать сегодняшние события. В последнее время ее дела пошли еще хуже, и она не могла придумать, как их поправить. Несколько дней Куинн провела в таком напряжении, что сама усугубила ситуацию. Во время обеда Петра отпускала гадкие замечания, бросая на Эди мрачные взгляды и разглагольствуя о несчастном тренере и половых извращениях. Куинн сказала ей: «Петра, прекрати», – но тут в столовую вошла Марджори и швырнула на стол перед Куинн газету, заявив:

– Все это из-за тебя.

Заголовок на первой полосе извещал об открытии в Тиббете нового швейного ателье, поэтому Куинн невозмутимо взглянула на Марджори.

– Прошу прощения?

– Смотри сюда! – прошипела Марджори и, открыв спортивную страничку, дрожащим пальцем ткнула в заголовок: «Беззубых тигров преследуют неудачи». – Ты все испортила!

– Отвали, Марджори, – сказала Куинн. – Если тебе так нужна победа в чемпионате, переспи с Биллом.

Марджори задохнулась от негодования.

– Я получила истинное удовольствие, – любезно проговорила Эди, и Марджори выскочила из помещения, вероятно собираясь наябедничать Бобби.

– Извращенка, – подала голос Петра, ни к кому не обращаясь.

– Игроки команды собираются прикончить тебя после окончания чемпионата, – обратилась к ней Куинн. – На твоем месте я бы немедля смылась из города. Если, конечно, хочешь дожить до июня. – Петра поспешно вышла, и Куинн добавила: – Ну вот, кажется, мы достигли самого дна.

– Я бы на это не рассчитывала, – отозвалась Эди.

И вот сейчас, окидывая взглядом сцену, Куинн скрестила пальцы, чтобы оградить себя от неприятностей. Что, если…

– Не уделишь ли мне минутку для разговора? – послышался голос Макса.

Куинн вздрогнула от неожиданности.

– Да, конечно. Как дела со звуком?

– Со звуком я справлюсь сам, – ответил Макс. – А вот что делать с Дарлой, ума не приложу.

Куинн устало посмотрела на него.

– Вряд ли я…

– Как дела со звуком? – спросил сзади Ник.

– Все в порядке, – ответил Макс. – Оставь нас вдвоем.

– Я не смогу объяснить тебе, чего хочет Дарла, – сказала Куинн. – Ей нужен ты, а значит, именно ты должен сообразить, чего она ждет.

– Это что-то новенькое. – Ник уселся на столик рядом с Куинн, и ей пришлось подавить чувство удовольствия, вспыхнувшее от его близости. – Мы с Максом махнули бы на вас рукой, но все надеемся, что вы объяснитесь.

Макс сердито посмотрел на него:

– Может, все-таки уйдешь?

«Пора смываться отсюда», – сказала себе Куинн, но поступить так считала нечестным. Вдобавок опасалась упустить что-нибудь интересное.

– Дарла хочет почувствовать себя обновленной, – сообщила она.

– Мы женаты семнадцать лет. Может быть, объяснишь мне, что значит чувствовать себя обновленной? – раздраженно проговорил Макс.

– Нет, – ответила Куинн. – Я не желаю вмешиваться в вашу жизнь.

– Хотя бы намекни. – Ник приблизил губы к самому уху Куинн. – Макс вовсе не цепляется за старое, он просто не понимает, о чем идет речь. И я тоже.

«Какой кошмар», – подумала Куинн.

– Дарла хочет почувствовать себя особенной женщиной, а не просто твоей домохозяйкой.

– Ясно, – выдохнул Макс. – Я пошлю ей цветы.

– Не надо, если не хочешь окончательно потерять ее.

Макс взглянул на Ника.

– Разделяю твое недоумение, – сказал тот.

– Женщины, – начала Куинн таким тоном, будто беседовала с малолетними детьми, – любят, когда мужчины, с которыми они живут, видят в них единственную и неповторимую. Каждый мужчина на земле хоть раз дарил женщине цветы. Если ты собираешься послать ей букет, это должно быть что-то особенное. Только тогда она убедится в том, что ты ее понимаешь. – Куинн сердито посмотрела на Ника. – Красные розы – это пошло. Как, впрочем, и привычка слушать одну и ту же музыку со всеми женщинами, с которыми ты… встречаешься. – Ник закатил глаза, но Куинн, не обращая на него внимания, вновь посмотрела на Макса. – Дарле кажется, что ты перестал ее замечать. Более того, твоя жена чувствует себя настолько привычной вещью, что, исчезни она, ее даже не хватятся. Дарла изо всех сил пыталась привлечь к себе твое внимание, но ты оставался глух и слеп.

– Я тебя предупреждал, – сказал брату Ник.

– И тогда она ушла из дому, чтобы заставить тебя вспомнить о ней, – закончила Куинн. — Ты должен доказать, что видишь и слышишь ее, что она не просто предмет обстановки.

– Еще ни разу мне не приходилось выслушивать подобную чушь, – отозвался Макс.

– Что на ней надето? – спросила Куинн.

Макс огляделся.

– Ее здесь нет.

– Дарла заканчивает последние приготовления в вестибюле, но ты уже видел ее сегодня. Что на ней надето?

– В жизни не замечал, в чем она ходит. Я ведь мужчина. Мужчинам плевать на одежду.

– Как-то раз я приехал на каникулы домой, – ввернул Ник. – И весь вечер ты твердил о каком-то красном свитере Дарлы. Ты буквально помешался на этой тряпке.

– Это оттого, что я мечтал сорвать ее с Дарлы, – возразил Макс, но в его голосе слышалась растерянность. – Интересно, сохранился ли у нее этот свитер?

– Если речь идет о восемьдесят первом годе, то вряд ли, – сказала Куинн. – Так что забудь о красном свитере. Вспомни лучше о том, где, в каких местах вам с Дарлой бывало хорошо вдвоем, когда ты ухаживал за ней. Только не думай, пожалуйста, что обязан выкладывать все подробности.

– А я бы не прочь послушать, – вставил Ник.

– Как-то вечером мы уединились в спальне Дарлы, а ее мамаша сидела в соседней комнате, – начал Макс. – Сам не знаю отчего, но меня тогда охватило дикое возбуждение.

– Ух ты! – в один голос воскликнули Куинн и Ник.

– Из-за ее матери? – пошутил Ник.

– Нет. Из-за ощущения, будто нас заперли в ловушке. Казалось, я должен от чего-то спасаться.

– Зная ее мать, я думаю, что ты был недалек от истины, – с неприязнью заметил Ник.

– Что ж, мать Дарлы и сейчас живет в том же доме, – нерешительно проговорила Куинн. – Думаю, ты мог бы предпринять еще одну попытку, если бы уговорил Дарлу навестить ее матушку в какой-нибудь из выходных, только не в праздники.

– Я не желаю встречаться с ее матерью, – ответил Макс. – Это не поможет. Ник щелкнул пальцами.

– Кинотеатр под открытым небом. В ту пору, когда я еще жил с родителями, ты возвращался из кино с таким видом, будто узрел Господа.

– О да! – Макс улыбнулся сам себе. – Именно там мы впервые…

– Что? – спросил Ник.

– Не важно. – Улыбка Макса увяла. – Неужели ты всерьез полагаешь, что если я затащу ее в кинотеатр…

– Он уже много лет закрыт, – напомнил Ник.

– …то это поможет?

– Нет, – сказала Куинн. – Но Дарла, пожалуй, думает и об этом – как ты видел в ней богиню тогда и как теперь смотришь по вечерам телевизор. Она хочет удостовериться, что ее муж изменился, но будет рада, если ты вновь начнешь ухаживать за ней, если станешь обращать на нее внимание.

– Замечательно, – отозвался Макс.

– Я тебе уже говорил, – напомнил ему Ник. – В тот вечер, когда она встретила тебя голая, тебе следовало отправить всех нас за пиццей.

– С чего это ты так задаешься? – осведомился Макс. – Твои дела идут не лучше моих. – Он сердито посмотрел на Ника и Куинн и вновь занялся звуковой системой.

– Макс прав. – Ник улыбнулся Куинн, и ее сердце забилось чаще. – Может, ты и мне намекнешь?

– Нет.

– Очень жаль, что так получилось с розами, – сказал Ник. – Позволь мне начать с новой страницы. Я хочу, чтобы ты вернулась. Может, съездим в кинотеатр?

«Да!» – подумала Куинн.

– Нет! – сказала она.

– Так чего же ты хочешь?

– Любви и верности.

Ник поморщился:

– Ты ждешь верности после того, как мы один раз переспали?

– Нет. Я жду верности после всех тех лет, что мы любили друг друга. Но… – Ник хотел возразить, и она жестом руки заставила его умолкнуть. – Но я готова удовлетвориться тем, что ты останешься со мной на ночь. На всю ночь.

– Со мной трудно спать. Я брыкаюсь и сбрасываю на пол одеяла. Тебе это не понравится.

– Как-нибудь привыкну. Просто пообещай мне остаться на ночь.

Ник бросил на нее скептический взгляд:

– И это все?

– Нет, только начало.

– Хорошо. – Ник отвел глаза. – Я останусь.

– Врешь.

– Конечно, вру, – с раздражением отозвался Ник. – Ты живешь с Дарлой и отцом. Думаешь, мне захочется просыпаться под одной крышей с ними? Спускаться на первый этаж и пить в их компании апельсиновый сок?

У дальнего конца сцены появился Дэ Эм и заговорил о чем-то с Эди. Его лицо выразило испуг.

– Черт побери. – Куинн поднялась. Ник посмотрел на Эди и сказал:

– Все в порядке. Я с тобой. Идем.

«Очень мило», – подумала Куинн, двинувшись на выручку Эди. Особой радости она не испытывала, но и огорчаться не спешила.

Глава 14

Увидев, как они приближаются, Бобби отпрянул. Эди сообщила, что больше всего директор сердится из-за того, что они недостаточно крепко захлопывают дверь, ведущую на автостоянку.

– Уже третью ночь она остается открытой, – пояснил Бобби, но было ясно, что не это так смутило Эди. Она была бледна и на следующий вечер, в четверг, когда к Куинн подошел Джессон и, оторвав ее от мыслей об Эди, спросил звонящим от раздражения голосом:

– Какого черта она болтает с Брайаном?

Куинн огляделась и увидела, что Тея оживленно беседует поодаль с парнем, который играл роль Золушкиного принца.

– Почему бы ей не поболтать с приятелем? – спросила она.

– Брайан – самый известный бабник во всей школе. – Джессон уставился на Куинн так, будто во всем виновата она. – Зря вы взяли его на эту роль. Зачем вам это понадобилось, мисс Маккензи?

– Я его не брала, – возразила Куинн и добавила, подсыпав соли ему на рану: – Может, Брайан хочет пригласить Тею на прогулку?

– Какие еще прогулки? Ему нужно совсем другое.

– Откуда тебе знать? Оставь Тею в покое. Она имеет право выбрать себе парня.

– Тея не станет гулять с кем попало. Ни за что.

– Не верю своим ушам. – Куинн швырнула сценарий на стол, чтобы привлечь внимание Джессона. – Если ты так ревнуешь, почему же не пригласишь ее сам?

Джессон пожал плечами.

– Тея – девушка серьезная. Ей захочется поговорить о Шекспире и тому подобных вещах.

– Но и ты не дурак. – Куинн покачала головой. – Не понимаю тебя. Пойди и пригласи ее.

– Я уже пытался. – В голосе Джессона слышалась боль.

– И что же? – спросила Куинн.

Джессон вновь пожал плечами, напуская на себя равнодушный вид.

– Я предложил ей гулять вместе, чтобы люди не думали, будто бы я влюблен в вас. А она сказала, что никто такого не подумает, но, мол, все равно спасибо. – Он озабоченно посмотрел на Куинн. – Нет-нет, не беспокойтесь, действительно никто так не думает. Я просто решил, что это самый лучший способ… ну, понимаете… уговорить ее.

– Ты ошибся. Это самый худший способ. Иди и предложи Tee куда-нибудь пойти вместе. И объясни, что хочешь с ней дружить.

– Не могу, – признался Джессон, и выражение его глаз показалось Куинн знакомым. Внезапно она вспомнила: такой упрямый взгляд бывал у Макса и Ника. Он означал всегда одно: «Не хочу даже слышать об этом».

– Значит, не видать тебе Теи как своих ушей. Впрочем, не велика беда, – с нарочитым оживлением проговорила Куинн.

– Кому же она достанется? – с вызовом осведомился Джессон.

Куинн облокотилась о стол.

– Вместо того чтобы плакаться мне в жилетку, ступай к Tee, назначь ей свидание и будь честен. Ты нравишься ей. Она с удовольствием согласится. Тея лишь не хочет, чтобы ты делал ей одолжение.

Джессон посмотрел на Тею, которая в это мгновение смеялась над какими-то словами Брайана.

– Если я нравлюсь ей, зачем она якшается вот с этим?

– Потому что ты не обращаешь на нее внимания, а Tee когда-нибудь придет пора заводить детишек. Больше мне нечего сказать по этому поводу. – Куинн подняла с пола костюмерный чемоданчик. – Вот, отнеси ей это и скажи, что отныне вы вдвоем отвечаете за реквизит.

– Шито белыми нитками.

– Это не беда. Иди.

Куинн взяла костыли и прислонилась к стене. Джессон шел по сцене с чемоданчиком, хмурый и явно оробевший, и впервые за последнее время Куинн перестала беспокоиться о Tee. Ну а если Тея отвергнет его за то, что он вел себя как болван…

– А что ты сама делаешь, когда репетиции мешают твоим свиданиям? – Ник швырнул на столик бухту кабеля.

– Размышляю о своей несчастной любви, – ответила Куинн, не глядя на него. – Впрочем, теперь, когда у меня нет времени на личную жизнь, я чувствую себя гораздо лучше. Прогресс налицо.

Ник стоял напротив нее – темный, зловещий и разгоряченный, – и Куинн вдруг поняла, что ему доставляет удовольствие поддразнивать ее.

– Ладно, – сказал он. – Повторю еще раз. Я виноват перед тобой.

Куинн вздернула подбородок.

– Это точно.

– Джессон тоже дал маху, – продолжал Ник, – и тем не менее ты надеешься, что Тея его простит.

– Джессон не успел оскорбить Тею трижды.

– Между прочим, в третий раз я оказался на высоте. – Ник приблизился, загородив собой сцену, и пульс Куинн участился. Она вжалась в стену. – Может, я немножко ошибся с подбором музыки и поспешил с пиццей, но не оскорбил тебя. Позволь напомнить, я заставил тебя кончить.

– Я притворялась, – солгала Куинн.

– Неправда. Под конец ты была мокрая, как освежающая салфетка.

– Спасибо на добром слове. Весьма романтическое сравнение. А теперь проваливай.

– Тебе было хорошо со мной, – настаивал Ник.

– Да, недурно, – согласилась Куинн, избегая смотреть ему в глаза.

– Тебе было очень хорошо. – Ник уперся рукой в стену над ее головой, и Куинн залилась краской оттого, что он стоит так близко. – Мы можем попытаться вновь. Почему все удовольствие должно достаться Джессону и Tee? He хочешь поговорить со мной о Шекспире?

– Ты не знаешь Шекспира, – съязвила Куинн.

– «Нет любви прощенья, коли она покорна всем ветрам»[1]1
  Перевод В. Чухно.


[Закрыть], – продекламировал Ник. – Я всегда был верен себе. Но я не дурак. Отныне никаких больше «Флитвуд Мэк». А жаль: у них есть замечательные вещи.

Куинн озадаченно уставилась на него.

– Где ты вычитал этот сонет? Их что – уже публикуют в пособиях по ремонту автомобилей?

– В колледже. Я отслужил в армии, чтобы заработать на обучение. Основная дисциплина – предпринимательство, дополнительная – английская литература. Очень помогает соблазнять женщин. «В гробу уютно и темно, но он не место для лобзаний». Разве не жаль умереть, так и не успев еще раз насладиться друг другом?

– Как-нибудь переживу.

Ник наклонился еще ближе, почти прикасаясь щекой к ее лицу, и прошептал:

– Вернись ко мне, Куинн. Ты не пожалеешь, клянусь.

Его губы были так близко, что Куинн захотелось впиться в них – прямо здесь, на сцене, на виду у всех.

– Нет. – Она так растерялась, что сама не ведала, что говорит. – Отойди от меня. Люди смотрят.

– Черт с ними, – отозвался Ник, но Куинн отстранила его и направилась к Эди, чувствуя себя совершенно разбитой.

– Ты в порядке? – спросила Эди. – От тебя так и пышет жаром.

– Пытаюсь вспомнить, почему отказала Нику. – Куинн тряхнула головой. – У меня была какая-то веская причина.

– Из-за «Флитвуд Мэк», – предположила Эди.

– Мне нравится «Флитвуд Мэк», – возразила Куинн, но, хорошенько приглядевшись к бледной, потерянной Эди, тут же забыла о своих неурядицах. – Что с тобой? Ты заболела?

– Все в порядке, – заверила ее Эди. – Честное слово.

– Это все Дэ Эм, – заявила Куинн. – Что он натворил?

– Он получает жалобы от родителей.

Куинн нахмурилась:

– Из-за постановки? Этого не может быть. Мы…

– По поводу моего морального облика. – Эди побледнела еще больше.

– Твоего морального облика? – Вспомнив гаденькую улыбочку Бобби, Куинн вскипела от ярости. Подлая крыса! – Родители здесь ни при чем. Это все выдумки придурка Бобби. Не волнуйся, я все улажу. Завтра же утром заставлю его пожалеть о том, что он вообще появился на свет.

– Он здесь? – спросила Куинн утром, перед началом занятий, и Грета кивнула. Она выглядела усталой, и Куинн решила выяснить, в чем дело, но прежде всего следовало расправиться с Бобби.

Она ворвалась в директорский кабинет.

– Роберт, ты слишком далеко зашел.

– Грета, где кофе? – крикнул Бобби, и из приемной послышался голос секретарши:

– На углу моего стола.

– Так принеси его сюда, черт побери! – раздраженно потребовал Дэ Эм.

«Ах ты, подонок!»

– Роберт, перестань изводить Грету, – сказала Куинн.

Секретарша принесла кофе и поставила перед Бобби.

– Неужели это так трудно? – спросил Бобби, но Грета с завидной невозмутимостью пропустила его слова мимо ушей и удалилась. – Придется ее уволить. – Бобби пригубил кофе и, поморщившись, добавил: – Холодный. Как всегда.

– Роберт, ты слышишь меня?

Бобби отставил чашку.

– Пора ее выгнать, – сказал он, и Куинн вздрогнула.

– Кого? Грету?

– Нет, – ответил Бобби. – Хотя Грета тоже у меня на заметке. Но я говорил об Эди. Таким, как она, не место в школе.

Куинн с трудом подавила желание закричать на него.

– Она преподает здесь уже тридцать лет, – сказала Куинн, овладев собой. – Три года назад ей присвоили звание лучшего учителя штата. Школьники боготворят Эди. Родители просят зачислить своих детей в ее класс…

– Так было прежде, – перебил ее Бобби. – Теперь родители слышать о ней не желают.

– Какую еще гадость ты подстроил? – осведомилась Куинн, заранее зная ответ.

– Когда мне звонят родители, я обязан сообщать им правду. Я считаю, что наши преподаватели должны иметь незапятнанную репутацию…

– Зачем тебе звонят родители? – Куинн облокотилась о стол, мечтая об одном: хорошенько врезать по этой наглой морде. – Скажи честно, ты ведь сам распустил эти слухи? Ты шепнул двум-трем людям, будто бы моральный облик Эди оставляет желать лучшего, они начали чесать языками, а потом…

– Она лесбиянка, – отрезал Бобби. – Причем не скрывает этого. Ее влияние дурно воздействует на школьников. Достаточно взглянуть на Тею Холмс.

– Чем тебе не нравится Тея? – изумилась Куинн.

– Мне не нравятся ее черные одеяния и грубые башмаки.

– Ты шутишь, надеюсь? Подобной тупости я не ожидала даже от тебя. Тея одевается в стиле «гранж». Все ее сверстницы носят то же самое. И кстати, имей в виду: распознать лесбиянку по обуви невозможно. – Куинн покачала головой, внезапно ощутив такую ненависть к Бобби, что сама поразилась силе своего чувства.

– Она представляет опасность для наших детей.

– Чем? – Голос Куинн дрогнул.

– Своим влиянием.

– Ну да, еще бы! Лесбиянство – крайне заразная болезнь. Вчера я пила кока-колу в обществе Эди и мне вдруг нестерпимо захотелось переспать с Дарлой.

– Тебя я ничем не оскорбил. – Бобби дал задний ход.

– Напротив. Ты оскорбил нас обоих. – Куинн вперила в Бобби яростный взор. – А теперь послушай, жалкий червяк. Если вздумаешь причинить Эди еще какую-нибудь неприятность, я начну против тебя войну и заставлю пожалеть о том, что ты живешь на белом свете.

– Это угроза?

– Еще какая, черт побери! Лучшее, что я могу сделать для школы, – это избавить ее от тебя раз и навсегда. И не думай, что мне это не под силу. Если начнешь наезжать на меня, я перестану тебя обходить и пройду насквозь. Оставь Эди в покое.

Куинн рывком повернулась и увидела Марджори Кантор. Та стояла в дверях, замерев от удовольствия, – видимо, собиралась развеять скуку, поделившись в учительской свежей новостью.

– Ты ничего не пропустила, Мардж? – осведомилась Куинн. – Хочешь, повторю?

– Ну, знаешь! – отозвалась Марджори. – Я лишь хотела передать Роберту опись учебников. – Она выпятила грудь и стала похожа на ощипанного голубя. Марджори воплощала попранное достоинство и оскорбленную невинность, однако глаза ее сверкали.

– Отлично. – Куинн посмотрела на Бобби, испуганного и злобного. – Займись инвентаризацией, а преподавание оставь профессионалам, таким, как Эди. Мы терпим тебя только потому, что ты не вмешиваешься в наши дела, но если посмеешь ухудшить качество образования в нашей школе, выгнав лучшего учителя, мы предпримем встречные меры.

Она прошла мимо Марджори в приемную. Грета сидела над клавиатурой машинки, покачивая головой.

– Как ты его терпишь? – спросила Куинн.

– А кто сказал, что я терплю? – Грета продолжала печатать.

До конца дня Дэ Эм не высовывал носа из своей норы, и все же к девяти вечера Куинн окончательно вымоталась – морально и физически. К тому же сегодня она первый день ходила без костылей, и колено вновь разболелось. Куинн села на краешек складного стола посреди тускло освещенной сцены, надеясь, что усталость и боль не ввергнут ее в полное уныние. Большинство детей уже ушли; ушла и Эди, такая же бледная и несчастная. Даже Дарла в сопровождении Макса пораньше уехала в дом на Эппл-стрит, поскольку со звуком и костюмами было покончено. Оставив машину Куинн, она сказала: «Не выходи одна на стоянку. Пусть тебя проводит Ник». Однако Ник уже давно не попадался Куинн на глаза – должно быть, тоже уехал. Он даже не попрощался. Это было совсем не похоже на него – так просто сдаваться.

И бросать Куинн на произвол судьбы.

Правда, Билл в последние дни даже не приближался к ней, так что угроза, возможно, отступила. Джо заставил Фрэнка Этчити поговорить с ним; может, эта беседа привела его в чувство…

– Я ухожу, мисс Маккензи, – послышался сзади голос Теи. – Все остальные уже ушли. Я больше вам не нужна?

– Нет, – нарочито беззаботным тоном отозвалась Куинн. – Как у тебя дела?

– Джессон провожает меня домой. – Тея улыбнулась. – До сих пор не верится. Вчера он подошел, когда я разговаривала с Брайаном, и сказал ему: «Проваливай». Брайан надулся и ушел. И тогда Джессон сказал мне, что хочет быть со мной. Я не вполне поняла, что он имел в виду, и все же мне было приятно.

– Джессон ищет подход к тебе, – заметила Куинн. – Будь к нему снисходительна. Порой парни так неуклюжи.

– Постараюсь, – сказала Тея. – Между прочим, не такой уж он простак.