Текст книги "Падение Левиафана"
Автор книги: Джеймс Кори
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
Глава 23. Джим
«Роси» жестко разгонялся. Амортизатор навалился на спину, от перегрузки ныли глазные яблоки. «Сок» в венах казался одновременно холодным и горячим, от него Джиму чуялся терпкий запашок чего-то, не существующего в действительности. Дышалось тяжело, руки непривычно давили на грудь, затрудняя движение грудной клетки. И так не первый час.
Это могло затянуться на несколько суток.
Время от времени делали передышки, давали людям поесть и оправиться. В молодости, служа на флоте, он в промежутках между тяжелыми перегрузками успевал жадно проглотить обед, прихватить грушу с кофе и сыграть партию в покер. Теперь даже не пытался. Брюхо у него не так выносливо, как раньше.
За время бегства Джим не раз задремывал, но никак не мог заснуть по-настоящему. Краешком сознания все время ждал с экрана тревоги опасного сближения и басовитого стрекота ОТО, пытающихся уничтожить торпеду, пока она не убила его и тех, кого он любит. Напряжение мышц и страх были ему привычны как старая, сто раз перепетая песня. Гимн цене насилия.
Они с Наоми сидели в рубке, в соседних креслах. Алекс находился над ними, в пилотской кабине. Амос с Терезой и Ондатрой оставались в машинном и теоретически были готовы к действию при любом отказе систем. Может, и на самом деле были готовы. Амос – обалденный механик. Тереза – толковая девочка и училась у него все время после побега с Лаконии.
Все же Джим надеялся, что отказов не случится.
Он потерял счет часам, когда они ускорялись к вратам Фригольда, и счет пропущенным трапезам, когда на экран выскочило сообщение. Он с трудом сосредоточился. Писал Алекс: «Можно драпать не во все лопатки?»
Джим передвинул руку на старую привычную панель управления, вывел тактическую схему. Система Фригольд была огромна и пуста. Будь схема в масштабе, ни один из кораблей не заслужил бы и одного пикселя, но Джим за десятилетия выучился читать полуабстрактные построения корабельного интерфейса. Перевод ему не требовался. Ярко-красный треугольник, уходящий назад, – это лаконский истребитель. Не преследует. Тормозится в направлении станции Драпер. Белый треугольник – уходящий от них корпус «Ястреба», но на самом деле это «Роси» от него удаляется. А зеленые мигающие точки обозначают обломки «Предштормового» – флагмана подполья.
Довольно простая схема. Для путаницы в системе не хватало кораблей. Он задал подсчет времени прохождения – на сколько они будут обгонять врага при текущем ускорении, на сколько – если прекратят разгон, сколько форы им понадобится, чтобы сбить погоню при переходе в пространство колец и оттуда – в другую систему. Он приказал радару прочесать оставшиеся до кольца световые минуты, после чего пришел к заключению, которое было готово, едва он прочел вопрос.
– С виду безопасно. Если что, обсудим снова.
В ответ гравитация ускорения упала до половины g, и позвонки над крестцом хрустнули, становясь на место. Осторожно, будто просыпался после долгого тревожного сна, Джим перевернулся на бок.
Наоми уже откинула крепления и села. Губы у нее растянулись в тонкой угрюмой усмешке. На экране висел рапорт по основным системам «Роси»: реактор, водяные баки, торпеды и ОТО, питание. Она просматривала показатель за показателем, проверяя, все ли в должном порядке, потому что сейчас от безотказной работы корабля зависела жизнь. Ему захотелось потянуться к ней, взять за руку, но это было бы утешением для него.
Тем, что утешало ее, она уже и так занималась.
Он включил связь с машинным:
– Как там у вас, все хорошо?
Жутковатая задержка в ответе стала такой привычной, что уже почти не пугала.
– На вид все крепко, только псина малость захромала на заднюю лапу. Мы хотим дать ей пару минут расходиться. Если не поможет, отнесем в медотсек и вколем в зад стероидов.
– Хорошо. – Он отключился.
Наоми вывела на экран запись боя. Гибель «Предштормового». И уничтоженного им «Ястреба». Самоубийственный прыжок в пасть «Дерехо». Джиму подумалось, что Алекс тоже просматривает запись, но видит ее иначе. Он не один год прослужил на «Предштормовом». Он знал погибших на нем людей. Джим, глядя на экран Наоми, пытался представить, что увидят другие. А он сам?
Два лаконских истребителя неслись навстречу друг другу, швыряясь торпедами и ядрами ОТО, пока картину не затянуло взрывом. «Дерехо» проявился первым: двигатель работал, но на корме светилось множество шрамов от яростной атаки Джиллиан. Когда с другой стороны мерцающего облака проступил разбитый корпус «Предштормового», Джим подавил вздох. Видеозапись в низком разрешении зафиксировала смерть подполья. Славную, боевую. Но все же смерть.
– До свидания, Джиллиан, – прошептала Наоми, как шепчут молитву.
– Удивительно отважные люди у нас подобрались, да? – сказал Джим. – И гибнут у нас на глазах.
Наоми пригладила волосы и обернулась к нему.
– Я считала Трехо человеком слова.
– Он такой и есть, – сказал Джим. – В смысле он вполне готов на любые жестокости. Хорошим человеком его не назовешь. Но то, что сейчас случилось, – это не он.
– И все же это случилось, – отчеканила она.
– В Новом Египте я был так уверен, что убил Танаку. Теперь это что-то вроде личной мести.
– То есть у него с управлением своими людьми те же сложности, что у меня со своими? – спросила Наоми и, не дождавшись ответа, продолжала: – Джиллиан нас отымела своей героической смертью. Нам конец.
Джим чуть поежился, представив, как воспримет эти слова Алекс.
– Она приняла неудачное решение. То есть я понимаю ее ошибку. Каждому случается иногда действовать, как он считает правильным.
Он подождал несколько секунд и добавил:
– А когда она увидела, что из этого вышло, она нас спасла. Погибла, спасая нас.
– Она оставила нас без станции Драпер, – поправила Наоми. – Она потеряла базу в ту самую минуту, как вступила в переговоры с Лаконией. Даже если бы они оказались успешны, все равно лаконцы не могли бы вежливо забыть, что мы обосновались на этой луне. И не стали бы делать вид, будто не знают о «Предштормовом» в этой системе.
– Они грозили разбомбить города. Ее знакомых, любимых. Семью.
– Они – вражеская армия, – сказала Наоми. – Мы что, должны выполнять их указания каждый раз, когда они пригрозят поступить как вражеская армия? Тогда мы давным-давно свернули не на ту дорогу.
– Я не о том говорю.
– О том, что мы должны были выдать Терезу? Что мы ошиблись?
– Не Джиллиан виновата, что хорошего решения не существует. – Наоми чуть заметно вздрогнула – после этого слова ему были не нужны. – И не ты.
У нее так блестели глаза, что это стоило долгого разговора: в них были горе, усталость и отчаяние – и еще решимость. Понимание, что они не первое десятилетие ведут игру, где нет хороших ходов, и что эта игра будет продолжаться и после них, что история не прервется с их уходом.
Хорошо, если не прервется.
Над головой послышались шаги Алекса. Он стал спускаться по трапу. Джим много лет был знаком со своим пилотом и видел его в самом разном настроении – от ликования до ярости. Но никогда не видел таким тихим и убитым. За время бегства из Фригольда на щеках у него отросла седая щетина. Джиму она напомнила снег.
Алекс опустился в свободный амортизатор и развернулся лицом к ним. Они не стали спрашивать, как он, однако Алекс ответил. Ответил пожатием плеч и вздохом, после чего перешел к делу:
– Теоретически дистанция для бегства не идеальная. Если их истребитель сейчас же начнет жесточайшее ускорение, он успеет увидеть, куда мы проскочили после врат Фригольда.
– У них в команде раненые, – напомнила Наоми. – И корабль, вероятно, поврежден. И им еще надо забрать со станции Драпер Танаку.
– Думаю, забирать ее они не станут. А если бы попытались, нам это на руку. Джиллиан загрузила нам все баки доверху. И все-таки, по мне, лучше не гнать так сейчас, а сохранить реактивную массу на потом.
Он не сказал: «Не знаю, найдем ли мы, где дозаправиться». Слова были ни к чему. И куда они направятся, какой у них план, он тоже не спросил. Они втроем слушали, как звучит «Роси» – будто задетый перышком гонг, мелодичным звоном исправного корабля. Джим толком не понимал, чего они ждут, но молчать было хорошо.
Алекс нарушил молчание, глуховато проговорив:
– Бобби предупреждала, что за Джиллиан нужен присмотр – очень уж она своенравна. Тут не только самостоятельность. Она была самостоятельной, но и с червоточинкой, понимаете?
– Вся в отца, – кивнула Наоми.
– Она была умнее отца, – не согласился Алекс. – Еще несколько лет, и выросла бы в хорошего капитана. И «Предштормовой» был хороший корабль. Лучше него для меня только «Роси».
– Правда? – спросил Джим.
Алекс покачал головой.
– Ну, он был жутковатый. Все лаконские корабли меня малость пугают. Просто у меня на глазах только что погибли друзья, вот ностальгия и пробрала.
Связь включилась, не дав Джиму ответить. Голос Терезы, разбитый отрывистым, тревожным собачьим лаем, прервал разговор:
– Я в медотсеке. Нужна помощь. У него опять приступ.
* * *
Медицинские системы сделали для Амоса все, что могли; результаты их трудов можно было свести к фразе: «Выглядит не более необычно, чем обычно». Амос лежал в автодоке, откинув голову на светлую подушечку. Взгляд сплошь залитых чернотой глаз отслеживался с трудом, но Джим почти не сомневался, что механик смотрит на него.
– Сколько я был в отключке?
– Около получаса, – ответил Джим. – Как себя чувствуешь?
– Не прочь прогулять смену. Изматывает меня эта дрянь.
– Стало повторяться чаще, а?
– Да нет.
– А кажется, что чаще.
– Ну, да, чаще. Но тут ничего плохого нет. Это просто док усердствует.
Джим кинул растерянный взгляд на автодоктора.
Амос покачал головой.
– Нет. Окойе. Она жмет на полную катушку там, в Адро, спешит разобраться, а мы все, такие… – он указал на свои глаза, – как-то связаны, вот меня и накрывает.
– Это точно?
– Почти уверен. Я после каждого припадка знаю больше, чем раньше.
– Например?
– Ничего стоящего, – вздохнул Амос. – В их спектре есть дыры – вроде как проломы в пространстве. И существует свет, способный вроде бы мыслить. Нет, наверное, это любопытно, но за инструмент не сгодится.
– Как тебе кажется, она чего-то добилась?
– Это же не такая связь, как по направленному лучу. Мы с ней не разговариваем, – сказал Амос и сдвинул брови. – Во всяком случае, это не совсем разговор. Скорее, как если бы я подслушивал, что творится в соседней каюте. И… знаешь, если в комнате с тобой есть люди, ты и не глядя знаешь, где кто стоит. Нас там всегда трое.
– Девочка и ее брат? – предположил Джим.
– Насчет этого не уверен, но нас трое. Я понимаю, как неудачно, что в такой переделке на меня нельзя толком положиться, но сделать ничего не могу. Кроме как учить Кроху, чтоб заменила меня, если что.
Джим собирался сказать: «Не знаю, готов ли я доверить наши жизни шестнадцатилетнему механику», – но тут в коридоре звонко тявкнули, и к ним присоединились Тереза с Ондатрой. В одной руке девочка держала пищевой тюбик, в другой – питьевую грушу. Волосы, чтобы не лезли в глаза в невесомости, стянула в узел на затылке. Была в магнитных ботинках, но магниты отключила.
Собака ухмылялась и усердно махала хвостом.
– Полегчало? – спросила Тереза.
Джим изумился ее небрежной деловитости. Он почти год летал с ней на одном корабле, но в памяти оставалось давнее: не по годам серьезный ребенок – с грузом целой империи на плечах, но все же ребенок. Сейчас она достигла возраста, позволявшего подписывать долгосрочные контракты, возраста эмансипации и права на собственное базовое пособие – если бы жила на Земле, – возраста, когда тяжелый припадок у единственного в мире друга не выбивает тебя из колеи.
– Привожу себя в порядок, – сказал ей Амос.
– Я тебе принесла белую дробленку и лимонад. Соль, сахар и вода. Понимаешь, я прикинула насчет электролитов.
У Джима при разговоре о еде напомнил о себе желудок. Джим не разобрал, требует он пищи или бунтует против нее.
– Спасибо. – Амос протянул руку, Тереза ловко вложила ему в ладонь тюбик – как будто подала инструмент. – Ты срочную инвентаризацию сделала?
– Как раз собираюсь, – сказала она, потом повернулась к Джиму, впервые встретила его взгляд и кивнула, выходя.
Ондатра, прежде чему уйти за хозяйкой, добилась, чтобы Джим и Амос по очереди почесали ей за ухом. Хромоты после перегрузки Джим у старушки не заметил.
– О чем задумался, кэп?
– Подумал, каково в шестнадцать лет быть такой важной особой, чтобы за тебя убивали.
– Да уж, хреново ей приходится, – покладисто согласился Амос. – Но мы делаем для нее единственное, что можем.
– Позволяем остаться?
– Ну да.
– Знаю, – вздохнул Джим. – Хотя я и с этим предвижу сложности. Танака так легко не отступится.
– Она мне напоминает Бобби, – сказал Амос так, будто соглашался.
– Наоми думает, не замышлял ли Трехо предательства с самого начала.
– А ты нет? – Амос выдавил себе в рот каши из тюбика и кивнул Джиму: продолжай.
– Ни разу не ловил Трехо на лжи. И Дуарте тоже, а он там задавал тон. Он был грандиозен. Он был беспощаден. В паре вещей даже гениален и потому вообразил, что хорош во всем. Но он верил, что действует во благо.
– Из тех ребят, что запихнут тебя под цепную пилу, но в баре локтем не толкнут, – кивнул Амос. – Знавал я таких.
– Эта, полковник Танака, – думаю, она потому так лютует, что не достала нас в Новом Египте. К тому же я стрелял ей в лицо.
– Да, – согласился Амос, – это причина.
– Думаешь, она остынет, если объяснить, что я хотел только убить?
– Похоже, у них правое щупальце не знает, что делает левое, – сказал Амос. – У высшего командования не одна цель, да и править галактической империей – дело нелегкое. Может, насчет Трехо ты и прав. Может, Танака все завалила просто потому, что приняла это как личное дело.
Они еще немного помолчали, а потом Джим снова вздохнул.
– Такая беда с охотой с борзыми: если уж спустил их с поводка, так спустил. И не остановишь, пока они не поймают того, за кем погнались.
Амос еще мгновенье молчал – Джим не знал, в задумчивости или опять эта его странная пауза. Зашевелился он так, будто его кто-то включил.
– Я на Земле не водил компанию с народом, который любит охоту с борзыми, – сказал он наконец. – Зато был у меня в детстве знакомый, так он обучал служебных собак для полиции. Примерно то же самое, да?
– Не знаю, – отозвался Джим. – Возможно.
– Ну, к тому времени, как я с ним познакомился, он уже, можно сказать, никуда не годился. Пристрастился ко всякой дряни и медленно подыхал, но собак и тогда любил. Он рассказывал, мол, вся штука в том, чтобы найти псину, которая не станет сама решать, кого грызть. Он не обращал внимания на негодных щенков, а больше занимался теми, которые ему подходили. Отлично выдрессированные умные зверюги, но и с ними не все было просто. Умная собака отличает тренировку от дела. Он говорил, только в настоящем деле и узнаешь, подходящая ли собака тебе досталась.
– То есть ты думаешь, Танака, пока не добьется своего, от нас не отстанет.
– Если мы не сумеем ее убить, – уточнил Амос. – По большому счету, разница невелика.
– Не представляю, чем все кончится.
– Отлично представляешь. Все умрут. Так всегда кончается. Единственный вопрос: сумеем ли мы устроить так, чтобы умерли не все разом?
– Если не сумеем, цивилизации конец. Пропадет все, чего добилось человечество.
– Ну, хорошо уж то, что пожалеть о нем будет некому, – заключил Амос и добавил со вздохом: – Ты не бери в голову лишнего, капитан. Времени у тебя от сейчас до секунды, когда тебе отключат свет. Нет никакого времени, кроме сейчас. И думать надо о том, чем это время занять.
– Просто мне хотелось бы, уходя, знать, что все и без меня будет хорошо. Что продолжение следует.
– Что это не ты разбил игрушку.
– Ну да.
– А может, не такая уж ты важная особа и не тебе чинить поломавшуюся вселенную? – спросил Амос.
– Ты всегда найдешь, чем утешить.
Глава 24. Смотритель маяка
Танака попала в действующую армию почти случайно.
В шестнадцать лет, будучи звездой своего курса верхнего университета в институте Амахары, она всерьез подумывала заняться историей искусства. Посещала лекции и семинары и вполне хорошо успевала. История, стоящая за образом, придавала больше интереса и произведению, и самой истории.
Одну из последних работ она писала по картине Фернанды Дате «Обучение третьей мико»[4]4
Мико – служительница синтоистского храма.
[Закрыть]. Худощавая женщина смотрела с полотна прямо на зрителя. Создавалось жутковатое впечатление, что встречаешься взглядом с написанным маслом портретом. Мико восседала на троне из черепов, а по левой щеке у нее сползала одинокая светлая слезинка. Танака писала о картине в связи с обстоятельствами жизни Дате: не поддающийся лечению рак, мучивший художницу во время работы над картиной, нарастающая угроза войны между Землей и Марсом, ее восхищение синтофашистской философией Умоджи Гуй. Отчаяние третьей мико передавало познание художницей своего «я» и примирение с несовершенством своей природы.
Танака десятилетиями не вспоминала ни картины, ни той, совсем иной жизни, которая выпала бы ей, если бы в начале пути она сделала иной выбор.
Капитаном «Дерехо» был замученный мужчина по имени Боттон.
Корабль под ними содрогался, от высокой перегрузки у нее чуточку мутилось в голове. Но в амортизатор она пока не уходила, и он тоже.
– Если вы искренне желаете догнать противника… – Боттон сбился с мысли. Слишком мало крови поступало в мозг.
Она подождала с ответом, пока он не пришел в себя.
– До прохождения кольца мы их не догоним. И до ухода из пространства колец тоже не догоним. Мы создаем у них такое представление о нашей максимальной скорости, чтобы они не опасались задержаться в пространстве колец. Пройдя врата Фригольда, они еще увеличат ускорение. Под максимум того, что может выдержать их корабль. Наша цель – выйти в пространство колец до того, как полностью рассеется след их двигателя. Тогда мы определим, через какие врата они бежали.
– Если бы мы могли… замедлить разгон сейчас… – Это означало бы более высокие перегрузки позже.
Боттон хотел кивнуть, но раздумал. При высоком ускорении стоящему без поддержки приходится очень бережно обходиться со своим позвоночником. Танака скрыла улыбку.
– Меня, полковник, – заговорил Боттон, – беспокоит, что запас противоперегрузочных препаратов конча… может истощиться.
Она вывела на экран схему расхода «сока» для команды. И на глазах у Боттона сократила причитающуюся ей порцию до нуля. В высокой гравитации его расстроенное лицо походило на грустную собачью морду.
– Я ни от кого не потребую риска, на который не готова сама, – сказала она. Лгала, но ради дела. Она была сильнее Боттона, лучше него и устала слушать его скулеж.
– Да, полковник, – сказал он. Подтянулся, развернулся и вышел из уже не своего кабинета, старательно распределяя вес так, чтобы не хрустнули колени.
Дождавшись, пока он скроется, Танака опустилась в свой амортизатор. На свой трон из черепов.
* * *
«Прощение» начинал жизнь колонистским транспортом. Его строили на Палладе-Тихо в годы правления Союза перевозчиков. С двумя миллиардами квадратных метров грузового пространства при жилых каютах теснее, чем у внутрисистемного челнока, он был явно грузовым, а не пассажирским кораблем. Экко завербовался на него в пятнадцать лет и, кроме года, который провел на Фирдо, оформляя капитанское свидетельство, большей частью на нем и жил. В должности капитана он пересидел выдавший ему свидетельство Союз. И, в общем и целом, пересидел железный кулак Лаконии.
Зато основные акционеры «Прощения», казалось, не оставят Экко в покое до самой смерти. Маллия Карран частным образом при поддержке Государственного совета финансировала рейсы и, хотя ее пакет акций составлял не более пятидесяти процентов, умела парой звонков и беседой за чашечкой кофе собрать коалицию вкладчиков. Она была племянницей Коми Твана, так что магистраты закрывали глаза на все ее полузаконные проделки. Маллия, подобно древним земным богам, не часто вспоминала об Экко и его «Прощении», зато дни, когда вспоминала, почти всегда не сулили добра. Пять часов назад она затребовала рапорт о состоянии дел, и с тех пор Экко ломал голову, что ей ответить.
Он устроился у себя в кабинете, проверил, как смотрится на экране, и включил запись.
– Всегда рад получить от вас весточку, магистра Карран. На корабле все на отлично. Взяли полный груз руды и образцов для Бара Гаона, и меня заверили, что на обратный рейс тоже будет полная загрузка. Ждем только разрешения на переход. – Он изобразил простодушную улыбку, но вышло натужно. – Хотя вы знаете, как оно с полным грузом. Хотелось бы устроить все по инструкции и все такое. Как только получу пропуск, я с вами свяжусь.
Он сохранил и отослал запись, не дав себе передумать. До Фирдо сообщение идет четыре часа, а если застанет ее спящей, он выиграет еще несколько часов, пока она приведет себя в боевую готовность. А уж она приведет.
Все ее доводы он знал наизусть. Протоколы подполья – рекомендация, а не закон; обеспечивающая их инфраструктура установлена лишь частично; какого хрена он ждет пропуска, а не проскочит так? Чего ради висеть без тяги в ожидании допуска, пока кто-то на Бара Гаоне сует взятку снабженцам, перекупает так необходимые Фирдо почву, топливные пеллеты и фабрикаторы?
Она даже была по-своему права. Кому нужен грузовик, если он не возит грузов?
Он выругался – вообще, ни к кому в особенности не обращаясь. И открыл связь с пилотским постом в двух палубах под собой.
– Аннамария, ты там?
– Тут, – отозвалась его пилот.
– Двигай на четверти g к вратам, а? Дадут допуск или нет, а прошмыгнем.
– Поняла, исполняю, – сказала она и отрубила связь.
Через несколько секунд включился сигнал коррекции тяги. Если ему так и не ответят, придется выбирать: тормозить или лезть во врата без разрешения, держа в уме, что о том же сейчас думают капитаны целой армады независимых грузовых кораблей.
Но какого черта? Жизнь – это риск.
* * *
– Приближается, – сказал Джим. – Ты уверен?
– Проскочим раньше, – заверил по связи Алекс. – Она это понимает. Если подойдет слишком близко, мы прибавим скорости, и тогда ей тоже придется. А если мы не станем торопиться, она увидит, как близко мы готовы ее подпустить. В данный момент она готова сбросить реактивную массу, а я нет. Если что-то изменится, значит, изменится.
– Какой у тебя философский подход.
В голосе Алекса послышалась улыбка:
– Эта стадия мне всегда нравилась. Когда доходит до смертоубийства, это уже не по мне, но в этой части сюжета есть своя поэзия. И нам предстоит принимать решения.
Джим повернул голову. Наоми уже смотрела на него. Тереза с Амосом слушали по связи из машинного.
– До системы Нуриель нам придется отклониться от текущего курса всего на десять градусов, – сказала Наоми. – И тормозить не понадобится. А силы подполья там есть.
– Но Танака увидит, что нам не пришлось тормозить, – заметил Алекс. – Если подойти под нужным углом, мы проскочим пространство колец в несколько минут, но это будет – как пустить стрелу в цель. А войдем медленнее – шире будет выбор систем, куда мы могли бы уйти.
Корабль гудел и звенел, двигатель наигрывал знакомую протяжную мелодию. Лаконский истребитель на экране рывком передвинулся, сокращая дистанцию разрыва. Он все еще не успевал перехватить их до момента, когда они выскочат в пространство колец и уйдут в другое кольцо. Паника, деликатно прокашливавшаяся в подсознании Джима, не имела оснований, кроме как в себе самой.
– К тому же не хотелось бы разгоняться так, чтобы самим попасть в голландцы, – сказал он, скорее обращаясь к самому себе, чем сообщая другим то, что они и без него знали. – И в Медленной зоне могут поджидать другие лаконские корабли. Мы ведь не уверены, что их нет.
– Всего не предусмотришь, – сказала Наоми. – Но мы могли бы нацелиться в новую систему там, где будет меньше глаз. На большее нам рассчитывать не приходится.
Куда ни подайся, всюду риск. Если Лакония оставила корабль слежения, их найдут. Если за кольцом, в которое они проскочат, окажется корабль – как «Дерехо» во Фригольде, – они попались. Если дышащая им в затылок Танака додумается до какой-нибудь непредвиденной уловки – тоже. Если выйти на прохождение слишком быстро или в потоке других кораблей, они покойники. Если задержаться в Медленной зоне, можно дождаться момента, когда те, из врат, снова вскипятят пространство, и тогда им конец. А если все сложится удачно… Что тогда? Проигрыш грозил пленом или смертью. Как будет выглядеть успех, Джим не слишком представлял.
Вероятно, как следующий шаг. Не знаешь, чем все кончится? Не беда, лишь бы знать, что делать дальше. «С хорошими фарами проедешь тысячу километров», – говаривала мать Элиза. Давно он о ней не вспоминал. И, так явственно услышав сейчас ее голос, счел это за знамение, только неизвестно чего.
– Кэп? – позвал Амос.
– Да.
– Надо бы повидаться с доком.
Джим ответил с задержкой:
– Система Адро?
– Там всего один корабль, лаконский, – сказала Наоми.
Ей ответила Тереза:
– Зато они все подчиняются доктору Окойе. А никого другого там нет. Полковник Танака этого не ожидает.
– Мы выжали все, что могли, – подал голос Алекс. – Если есть место тихо-мирно поплавать, хорошо бы туда.
– Кэп, – повторил Амос. Что-то такое было в его голосе… – Нам надо повидаться с доком.
Джиму этого не хотелось, а почему – он сам не знал. Нет, не так. Элви была их последней надеждой в наступающей тьме, и, увидев ее неудачу, он останется вовсе без надежды. Не слишком веская причина для отказа.
– Алекс, просчитай самый быстрый курс в систему Адро.
* * *
Когда Кит проснулся, соседняя сбруя пустовала. Он было подумал, что Рохи кормит Бакари, но нет. Малыш парил в своей маленькой сбруе, закрыв глаза и протянув вперед невесомые ручки, будто всю жизнь провел в утягивающем кульке. Сыну было хорошо и спокойно. И это прекрасно, потому что всем остальным спокойно не было.
Кит как можно тише отстегнул свои ремни и синхронизировал ладонник с системой каюты. Она будет приглядывать за Бакари электронным глазом и предупредит, если малыш хоть рыгнет. Потом он тихо-тихо выбрался из каюты и полетел к общему камбузу.
Здесь горели тусклые лампы ночного режима, так что ладонник Рохи подсвечивал снизу ее лицо. Флаг их будущего дома тенью висел над правым плечом. Пустыми глазами она смотрела на маленький экран. Кит, и не спрашивая, знал, что там. Новости из системы Сан-Эстебан.
Он подтянулся к ней, повис в воздухе, не включая магнитных подошв. Рохи подняла на него взгляд и скорбно улыбнулась. Скорбно и, пожалуй, со злостью.
– Мы уже у самых врат, – сказал Кит. – Еще несколько часов…
Рохи кивнула, но видео на ее ладоннике показало что-то новое, привлекло взгляд. Ужас целой системы мертвецов повторяли снова и снова, комментируя на десятке языков с точки зрения сотни политических доктрин. Ученые обсуждали причины смерти. Религиозные передачи толковали событие в духовном смысле и говорили о воле божьей. Политические программы винили идеологических противников. Она смотрела все подряд, будто надеялась увидеть что-то, кроме трупов. Может быть, смысл. Или надежду.
– Тебе бы поспать, – сказал Кит. – Скоро малыш проснется, а ты ему нужнее меня.
– Он чувствует, что с тобой все в порядке, – ответила Рохи. – Совсем маленький, а уже понимает, что у меня нервы натянуты.
– Мы с тобой – для него весь мир.
– А может, нам это не дозволено?
– Что, малыш?
– Вот это все? Летать на другие планеты. Тянуться к звездам. Что, если бог этого не хочет?
– Ну, пусть бы раньше дал знак. Теперь, боюсь, поворачивать уже поздно.
Она захихикала и выключила ладонник. Киту стало легче. Он не знал, что стал бы делать, откажись она оторваться от экрана. Наверное, вернулся бы в каюту один.
– Как это у нас получается? – пробормотала она. – Они умерли, а все живут как ни в чем не бывало.
– Выбора нет. Живы, вот и живем.
Кит вытер ей с глаз пленку слез.
– Все будет хорошо, – проговорил он, сам слыша, как мало весят его слова. И как плохо он сам в них верит. – Идем в постель.
* * *
В некотором смысле гонка выглядела простой. «Роси» тормозил, продолжая полет к вратам Фригольда, но постоянно снижая скорость. К моменту прохождения это позволит ему изменить курс на тридцать четыре градуса, чтобы проскользнуть во врата Адро или сотню других. Лаконский истребитель «Дерехо» изначально двигался быстрее, и торможение он только начал. Он вылетит из врат Фригольда с большей скоростью, тормозить будет жестче, напрягая мощный лаконский двигатель до риска гибели какого-то процента экипажа. Может быть, он сумеет обнаружить врата, в которых скрылся «Роси». Или ошибется. Или пойдет на убийственное торможение, чтобы полностью сбросить скорость и зависнуть в пространстве колец для поиска следов «Роси». Или… черт возьми, может же у него что-то отказать? Может он врезаться в несуществующую пленку пузыря колец и пропасть пропадом? Джиму и раньше иногда везло.
В другом смысле бегство было невероятно сложным. Моргнув, он мог превратить свой дисплей в вероятностную трехмерную карту, показывавшую доступные «Роси» траектории полета с точками принятия решений, где уравнение со множеством переменных: время, вектор, дельта скоростей, эластичность человеческих сосудов и позиция корабля в пространстве – определяло миг, когда будущее уйдет из рук. Джим метался между двумя схемами: кривой намеченного курса «Роси» и конусом цветка со множеством лепестков – доступными «Дерехо» траекториями. И еще – к сложной паутине событий, возможных, но еще не случившихся и от секунды к секунде стягивавшихся в единую тонкую нить прошлого. От тормозных перегрузок у него ныли десны. Который час никто не подавал голоса, и головная боль его, возможно, была просто головной болью. Инсульт не затягивается так надолго.
«Готовимся к прохождению», – написал для всей команды Алекс.
На наружных телескопах глаз почти не различал тысячекилометрового кольца. Оно медленно вырастало, сравнялось с большим пальцем протянутой вперед руки, а потом все звезды вселенной разом погасли – корабль прошел насквозь, в пространство колец.
Пузырь пространства со всеми его вратами был чуть меньше планетной системы Сол. Хватит места на миллион Земель и еще останется. На нынешней скорости они не могли задержаться в нем надолго.
«Роси» качнулся, вписываясь в идеальную дугу между вратами Фригольда и Адро. Его движение определялось сложнейшим расчетом отношений мощного корабельного двигателя с материальной вселенной. Если хоть на миг собьется подача реактивной массы в двигатель, корабль сойдет с курса. Если они промажут мимо врат Адро, дальнейшее будет уже не их проблемой. Джим не знал, отчего так частит сердце: от страха или от усилия докачать кровь до мозга.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.