Текст книги "Падение Левиафана"

Глава 47. Джим

– Не смотри, – сказал Джим. – Не смотри, детка. Я тебя держу. Не смотри.

Тереза прижималась к нему лбом, пряча глаза. Он даже онемевшими руками чувствовал, как тяжело она дышит. Тело ее отца, мало что изуродованное, так еще переделанное, медленно уплывало. Полотнища черной жидкости прижимало к нему поверхностным натяжением. Плыла и Танака, покрытая более традиционной кровью. Два тела медленно расходились.

Он попробовал представить, каково было бы ему, если бы у него на глазах так погибла мать Элиза, отец Цезарь или кто-то еще из родителей. Попробовал представить на месте Дуарте Наоми или Алекса. Не сумел. Не сумел представить себя шестнадцатилетнего видящим, как отец – центр его жизни и его мира, отнятый у него и, словно в насмешку, возвращенный, так страшно умирает.

– Все будет хорошо, – шептал он всхлипывающей, поскуливающей девочке. – Все хорошо.

Миллер снял шляпу и утер воображаемый пот с несуществующего лба. Выглядел он совсем измотанным.

– С ним все? – спросил Холден.

Миллер кивнул.

– Да, мы теперь здесь одни. Это хорошо. Я выключал этих горилл по сто раз в секунду, а он успевал включать и настраивать на убийство.

Тереза прижала кулаки к глазам. Миллер покачал головой.

– Вот чего я всегда терпеть не мог. Трупы и кровь – то еще зрелище, но тот, кому остается мешок… Особенно ребятишки. Терпеть этого не могу.

– Что мне делать?

– В норме я совал им плюшевого мишку и вызывал соцработника. Не знаю. Как сказать человеку, что такие правила игры и в этот раз выпал его номер?

Джим уткнулся подбородком ей в макушку.

– Все будет хорошо.

– Можно и соврать, – согласился Миллер. – Тоже помогает. Но на один вопрос нам надо бы ответить. Не вижу, как ее отсюда вытащить.

– Разве мы не можем расчистить дорогу? Если станцией не управляет Дуарте, не сумеем ли мы?

– Очень может быть. Я, похоже, для всего здесь вроде пульта управления. Но куда ты ее денешь потом?

Джим похолодел среди зноя.

– А чем плох «Роси»?

Миллер склонил голову к плечу, словно заслышав незнакомый звук.

– Ты забыл, зачем мы здесь. Все это – осложнение основной задачи. Наша подружка-полковница убрала Дуарте, а он затыкал пальчиком дырку в плотине. Мы-то здесь в безопасности. Эта штуковина уже приняла на себя все, на что способны плохие парни, и осталась целехонька. А вот те, кто там… – Он снова покачал головой.

Холод в груди у Джима на секунду разросся болью и выключился. Он кое-как перевел дыхание.

– Что мне теперь делать? Как это остановить?

– Что остановить? – спросила Тереза.

– Эй, – сказал Миллер. – У нас на двоих один мозг. Если знаю я, то и ты тоже. Я тебе говорил в прошлый раз: обладание телом дает определенный статус.

– Доступ, – сказал Джим.

– Здесь дистанционное управление не работает. Потому он и явился сюда лично. Здесь надо быть.

Джим ощутил, как расслабляются напряженные мышцы. Он и не догадывался, что они были напряжены: руки у него онемели уже до плеч, ноги до пояса. Он часто дышал, ныли сведенные челюсти. Миллер передернул плечами.

– Ты, когда шел сюда, знал, что не вернешься.

– Да. Но надеялся. Ты, может, и знал.

– Оптимизм – это для мудил, – со смешком проговорил Миллер.

– Что «может, и знал»? – спросила Тереза. – Я вас не понимаю. О чем вы?

Он взял ее за плечи. От застывших пленкой слез у нее воспалились глаза. Губы дрожали. Он знаком с ней с тех пор, как его, закованного, отослали на Лаконию. Она была ребенком, но и тогда не выглядела такой маленькой, как сейчас.

– Мне надо кое-что сделать. Понятия не имею, как оно выйдет, но послушай, я тебя здесь одну не брошу.

Она замотала головой, и он осознал, что она его не слышит. По-настоящему не слышит. Конечно, у нее шок. Тут у всякого был бы шок. Он пожалел, что так мало может. Неуклюже взял ее за руки. Пришлось смотреть на ее пальцы – он их не чувствовал.

– Я о тебе позабочусь, – сказал он. – Но это надо сделать сейчас. Сразу.

– Что сделать?

Он отнял руки и повернулся к сети черных волокон. Место, где стоял Дуарте, пустовало, только плавали несколько нитей. Их шевелил ветерок, которого Джим не ощущал. Чем-то их движение напомнило ему щупальца морских тварей, тянущихся за добычей. Его затошнило.

Он протянул руки, растопырил пальцы, подставил их волокнам. По нитям пробежали голубые искорки, закружились в воздухе. Он ощутил, как тихонько подергивает плечи – паутина натягивалась. Ряды обездвиженных часовых расплылись по светлому пустому простору. Трупы лаконцев относило все дальше. Черные пряди змейками устремлялись к нему, как на запах шли, и впивались в бока там, где их нащупали.

Тереза глядела на него как ударенная. В круглых глазах застыл недоверчивый ужас. Он поискал, что ей сказать: хорошо бы пошутить, разбить напряжение и смехом выдернуть ее из кошмара. В голову ничего не шло.

– Что бы он ни проделал, он это проделывал не в первый раз, – заговорил над ухом Миллер. – Если нужна была настройка или подготовка. Дуарте уже все наладил до своего фокуса с неисчезновением «Прайсса». Нам придется только чуть подправить.

– И где искать? – спросил Джим. – Я же не знаю, как это все работает. Только и могу, что встроить в сеть самого себя и надеяться.

– Док об этом говорила. Вся эта штука хочет делать то, для чего создана. Ты ей только позволь. Ты не мастеришь пистолет, а только жмешь на спуск.

– Знал бы ты, как мало меня обнадеживаешь, – сказал Джим.

То, что засело у него в кишках, шевельнулось. Сердце, натужившись, сделало что-то вовсе не свойственное сердцу, и он очутился не здесь. Не здесь было круто. Он снова чувствовал руки и ноги, а боли не чувствовал. Напрягая взгляд, он еще мог увидеть светлый зал с плавающими по нему часовыми. И тело, прошитое нитями и переделанное протомолекулой. Он словно завис на грани сна, сознавая одновременно и себя спящего, и свой сон.

Миллер откашлялся.

– Началось. Ты поторапливайся.

– Что я должен делать?

Миллер взглянул виновато.

– Ты теперь – станция. Это твой Эрос, а ты – его Джули. Расслабься, дай ей показать тебе то, что хочешь увидеть.

«Наоми, – с болью подумал Джим. – Я хочу снова увидеть Наоми».

Неуклюже, как впервые вставший на ноги ребенок, его сознание расширилось. Это было не зрение и не интеллектуальное познание, а смешение того и другого. Он ощутил Наоми на своем месте в рубке, распознал ее отчаяние. И впервые увидел врага, разметывающего как пыль молекулы и атомы его корабля.

Он машинально дотянулся и оттолкнул его. Чернота из другой реальности вопила и сопротивлялась, напирала на него. Джиму хотелось бы почувствовать напор на свои ладони, но здесь было не совсем то. Тело сейчас ощущалось очень непривычно. Но он чувствовал наплывающую на Наоми черноту и что она борется с мощным течением.

– Ты постарайся мыслить чуть шире, – посоветовал Миллер, и поле зрения раздвинулось.

В сознание ворвались кольца-врата и пространство между ними. Не обычное физическое пространство с разбросанными по нему кораблями, не просто команды кораблей с огоньками разумов, а невидимая структура всего этого: линии полей, протянувшиеся кружевом между вратами и станцией, петли, поддержки, слияния и расхождения – вся сложная божественная геометрия. С этой точки зрения вторжение врага на «Росинант» и все остальные корабли воспринималось как единое целое. Прогиб силовых линий поля, не дававшего схлопнуться в точку пространству колец.

Он попробовал выправить прогиб, вернуть природу пространства к прежнему виду, но действующее против него давление было неумолимым. И вездесущим: повсюду, где он пытался его сдержать, оно обтекало препятствие.

– Миллер?

– Здесь я.

– Я не могу. Мне его не удержать.

– Это плохо.

– Миллер! Они погибнут!

Джиму казалось, что он силится зубочисткой поднять одеяло. Слишком мал он был, а давление напирало повсюду разом. Он чувствовал, как начинают угасать огоньки на десятках кораблей. Один из цельного предмета с горящей энергией сердцевиной превратился в тысячу крошек, в ничто – враг разбил его и напором атаки вытеснил за пузырь пространства.

– Как мне это остановить?

– Ты уже знаешь, – ответил Миллер. – Я тебе говорил. Так же, как он останавливал.

Джим потянулся к огонькам умов, втиснулся в них и почувствовал, что растет с каждым их прикосновением. Человек с Земли, родившийся после катастрофы и вступивший в подполье наперекор капитулировавшему перед Лаконией отцу стал частью Джима. И женщина, у которой болела и, может быть, умирала в оберонском медцентре мать. И кто-то, тайно влюбленный в своего пилота. Кто-то, подумывавший о самоубийстве. Джим вливался в умы всех людей из пространства колец, Наоми, Алекса, Амоса – и невозможное делалось возможным.

– Это… – заговорил, но не вслух, Миллер. – Все это создано одним из видов животных. Животных, состоявших из света и распространивших единый разум на тысячу с лишним систем. Тебе, чтобы стрелять из их пушек, придется обзавестись руками как у них.

«Руками?» – хотел спросить Джим, но его теперь было слишком много, он был слишком велик, ярок и полон, чтобы понять, удалось ли ему что-то сказать.

– Это фигура речи, – ответил Миллер. – Не придирайся.

Джим надавил, и на сей раз ему удалось давить всюду разом. Напор был ужасен. Враг был сильней его – сильнее их, – но структура колец, и пространства, и линий невидимого поля, подобно строительному меху, нарастили его силу и защитили его. Медленно, с болью, он отступал. Сокрушительное давление извне пространства колец было подобно кузнечному горну, двигателю, источнику невообразимой энергии. Станция кольца, словно мастер дзюдо, приняла почти безграничную силу целой вселенной и извернулась, обратив ту против себя. Та, старшая вселенная вне сферы колец, миновала его, и он ощутил причиненную ей боль. Он ощутил ее ненависть. Ощутил себя раной в ее теле.

Она напирала, но теперь у него были силы для сопротивления. Линии вернулись на свои места, стабилизировались таким образом, чтобы не тратить лишнего усилия до новой атаки древнего врага. Он ощутил обвившую Медленную зону черную змею больше многих солнц размером.

– Вся доступная нам энергия исходит из чего-то, желающего стать другим, – говорил Миллер. – Вода, запертая плотиной, хочет стать океаном. Уголь хочет стать золой и дымом. Воздух хочет уравнять давление. Эта штуковина крадет энергию из других мест, как ветряк, вращаясь, немного замедляет ветер. И обитатели тех мест всегда будут ненавидеть нас за это.

Джим отступал, извлекая себя из одного разума, из другого, еще и еще. Делая себя меньше, меньше и слабее. Снова становясь собой.

– Так, – продолжал Миллер, – они уведомляли о своем, скажем так, неудовольствии – отыскивая способы нас прикончить. Под «нами» я разумею все, что растет в нашей вселенной. Наших двоюродных братцев – галактических медуз и все прочее. Враги отнимали систему там, систему здесь. Мы закрывали врата, чтобы не дать им нас убить, но все напрасно. Мы пытались создать оружие, способное их остановить.

– Но ничего не получилось, – заключил Джим.

– Не получалось – до сих пор. Смотри, теперь у нас имеется несколько миллиардов обезьян-убийц, которых мы можем вставить на место воздушных ангелов.

Я бы теперь оценил наши шансы повыше прежнего.

– Дуарте так и задумывал.

– Да.

– Я не для того столько прошел, чтобы стать им.

– Может, ты все это прошел, чтобы понять, почему он сделал то, что сделал. Чтобы уместить это в голову, – сказал Миллер, снимая шляпу, чтобы почесать за ухом. – Ты отбиваешься изо всех сил, или тебя уничтожают. В любом случае человеком, как раньше, тебе уже не бывать.

По всему пространству колец встрепенулись люди. Страх, облегчение, сосредоточенность на ремонте, чтобы все подготовить к сигналу тревожной сирены.

А за кольцами были системы. Миллиарды жизней. Миллиарды узлов, ожидающих, пока их снижут в ожерелье одного огромного и прекрасного разума. Отсюда Джиму открывался вид на великое единство, которым могло бы стать человечество и, более того, на то, что он мог бы с ним сотворить. Он мог бы завершить начатый Дуарте труд и привнести в мир нечто новое, величественное и могущественное.

Это было бы воистину прекрасно.

Миллер покивал, будто с чем-то согласился. Может, и согласился.

Накручиваешь себя на первый поцелуй с любимой? Или злишься, потому что из квартиры этажом выше вид лучше, чем у тебя? Играешь с внуками или выпиваешь с дураками-сотрудниками, потому что страшно возвращаться в пустой дом? Вся эта убогая безрадостная фигня от того, что ты на всю жизнь заперт в собственной голове. Это жертва. От этого придется отказаться, чтобы выбить себе место среди звезд.

На миг Джим позволил себе заглянуть в далекое будущее, увидеть сияние человечества, распространившегося по всей вселенной, его открытия, его творения, его разросшийся хор. Выход из отдельности человеческого ума – это как зачатие. Покрывало света, соперничающее яркостью с самими звездами. Его плотское тело в светлом зале прослезилось в трепете.

И он вздохнул.

– Нет, не стоит.

– Ну, да, – сказал Миллер, – но что ты можешь сделать?

– Они закрыли кольца, – проговорил Джим, – но оставили станцию. Медленную зону. Оставили все это в надежде вернуться. Кольцо Сол не включилось бы, не будь здесь станции, чтобы подключиться к ней. Они намотали бинт, не удалив занозу.

Миллер задумчиво хмурился, но глаза у него блестели. Где-то пронзительно звала Джима Тереза. Вот чем следовало заняться. Первым делом главное.

– Амос, – сказал Джим, и верзила-механик обернулся к нему.

В мастерской горело аварийное освещение, куска палубы как не бывало. Амос в одной руке держал заготовку для заплаты, в другой – сварочную горелку. Из своего амортизатора залаяла Ондатра, завиляла хвостом.

– Привет, кэп.

– Тяжелые повреждения?

Амос пожал плечами.

– Бывало хуже. Что там у тебя?

– Много чего. Правда, много. Я попрошу тебя об одолжении.

– Почему бы нет.

– Скажи Наоми, пусть эвакуирует пространство колец. Всех вывести. И будьте готовы остаться там, куда уйдете.

– Это на сколько?

– Остаться, – повторил Джим, и Амос поднял брови.

– Так. Ладно.

На краю пространства колец шевелился, напирал враг – должно быть, почуял, что силы у Джима уже не те.

– И скажи ей, пусть поспешит. Я не знаю, сколько смогу продержаться.

Амос оглядел мастерскую, сжал губы, вздохнул и принялся убирать инструмент.

– Уверен, что не хочешь сам ей сказать?

– Думаю, мы уже сказали все, что надо было, – ответил Джим. – От нового прощания легче не станет.

– Понимаю. Ну, с тобой хорошо леталось.

– И с тобой.

– Эй, кэп, а с остальными что?

– Танака мертва. Дуарте тоже.

– Кроха?

– Без нее не улетайте.

– Это я и хотел услышать.

Джим переключил внимание на станцию, сложную и деятельную, как его клетки. Все теперь было ему понятно: переходы, часовые, огромные машины, преломлявшие богатый свет и открывавшие дыры в спектре. Это они генерировали линии поля. Еще многое оставалось ему невидимо или непонятно. Они просто вломились, куда не звали, замкнули врата накоротко и надеялись, что все обойдется. Прекрасные идиоты, весь их род.

Он сдвинул, что удалось сдвинуть, восстановил проходы. Это было рискованно. Силовые линии дрогнули, а враг, принюхиваясь, кружил у врат. Джим открыл глаза.

На него обрушилась боль. Сейчас, осознав свое тело, он не понимал, как мог о ней забыть. Онемение членов уступило место жжению. Нити в боку дергали и рвали. Он плохо видел. Глаза менялись, кожа живота жутко зудела, а руки были связаны, не почесаться.

Тереза плавала, свернувшись комочком. Он знал, что она пыталась до него докричаться, так же как знал плотность элементов или имена греческих богов. Умом – и давно забыв, откуда узнал.

– Тереза, – сказал он. Голос хлюпал и булькал. Она не отозвалась. – Тереза!

Она вскинулась. Лицо у нее опухло. Глаза покраснели. Ужасно она выглядела. Красивая до боли. Такая человеческая.

– Я расчистил тебе дорогу к кораблям, – сказал Джим. – Тебе придется бежать бегом…

Глава 48. Алекс

– … Немедленная эвакуация. Имейте в виду: отныне вам придется жить в той системе, куда вы уйдете. После перехода не рассчитывайте на связь и не пытайтесь снова войти в пространство колец. Это не шутка. Это не учения. Повторяю сообщение…

Наоми закончила запись, разослала ее и, отплыв от экрана, пару раз сглотнула. Алекс так же, как она, ощущал пустоту внутри.

– Ну, – сказал он, – господи боже мой…

Рубка не то чтобы превратилась в обломки, но смотреть было больно. Он сидел в камбузе, когда мир стал незнакомым и в него клочьями редкого тумана вплыла чернота, ставшая единственной реальностью. Удачно для него сложилось, потому что от пилотского кресла осталась половина. Будь он на обычном месте, ему бы уже ни о чем не пришлось беспокоиться.

У Наоми рука висела на перевязи, но все части тела уцелели. Насколько они сумели восстановить события, она, отскочив от потянувшейся к ней черной твари, ударилась плечом в переборку. Отсутствовала длинная полоса палубы, и во внутренней переборке осталась дыра, наскоро залатанная Амосом: на пенно-тканевом покрытии ярко блестел металл.

– Чего нам не хватает до готовности? – спросила Наоми.

Амос по заведенному после смерти обыкновению замер, потом пожал плечами.

– Надо бы еще кое-что подлатать. Мы потеряли одно ОТО по правому борту, но стрелять ни в кого не собираемся, так что это подождет. Проверить, не протекают ли водяные цистерны, перепроверить реактор и двигатель.

– Сколько на это уйдет?

Механик улыбнулся.

– Если мы молодцы – полчаса. Если нет – смотря по тому, насколько мы не молодцы.

– Ты начинай. Я, как только смогу, помогу.

– Принято, босс, – кивнул Амос. – И Кроха, да?

– Без нее не уйдем, – сказала Наоми. – Но «Сокол», может быть, придется отвязать.

– Тогда я еще перепроверю переходник. Он может натворить дел, если пытаешься втянуть неисправный.

– Спасибо, – сказала Наоми и обратилась к Алексу: – Предполетная проверка. Всего, сверху донизу. И повторяй диагностику до последней секунды перед стартом. Если успеешь пять раз, прогони пять.

– Будет сделано, – уверил Алекс, подтягиваясь в уцелевший амортизатор. – Не волнуйся ты, «Роси» нас не подведет.

– Да, потому что мы его не подведем, – сказала Наоми.

На тактической схеме метки оставшихся в пространстве кораблей переключались с зеленого на желтый, меняя курс и запуская двигатели. В очередь на связь выстроились уже полдюжины запросов: просили кто разъяснений, кто помощи. Алекс не знал, чем им помочь.

Наоми, отложив их на потом, отправила запрос Элви, и та сразу ответила.

– В каком состоянии «Сокол»? – спросила Наоми.

Алекс начал диагностику: проверял питание каждого маневрового двигателя, подачу реакторной массы, давление, управление…

В ответе Элви облегчение состязалось с безумием.

– Раздолбаны, взъерошены и далеко от дома.

– Мне бы чуть более техничное описание, – заметила Наоми, хотя в ее голосе слышалась улыбка.

Один из маневровых по правому борту высветил недостачу реакторной массы. Алекс занялся выделением линии и выявлением утечки.

– Мы потеряли двоих. Харшаана Ли и Дэвида Контрераса. Не помню, знакома ли ты с Дэвидом. Химик.

У него жена осталась на Лаконии.

– Ох… и Харшаан. Как жаль.

– Мы понесли ущерб, но не такой тяжелый, как в прошлый раз, потому что у меня это уже второй.

Третьего в жизни не захочу. Ненавижу!

– Сколько вам до готовности к старту?

– Час, – сказала Элви. – А потом взовьемся как нетопырь из ада.

Алекс обнаружил неполадку. Нарушена подача воды от цистерны. В идеале починить бы линию, но «Роси» создан для войны. Многократный запас прочности у него в крови. Для каждого резерва есть свой резерв. Алекс принялся перебирать альтернативные пути подачи, а на экране крутилась диагностика.

– Куда пойдете? – спросила Наоми.

Алекс расслышал во вздохе Элви нотку сомнения.

– В Сол, – сказала она негромко. – Я еще никому не говорила, но в Сол.

– Не в Лаконию?

– Туда уходит «Вихрь». Даже если Трехо решит сдержать слово насчет амнистии, а отказаться ему буквально ничего не стоит, я почти уверена, что адмирал Гуярат составила список врагов. Если я в него попала, а я точно попала, многим моим сотрудникам тоже достанется. Я разобью несколько семей, зато спасу несколько жизней. А вы?

– В Сол, – ответила Наоми. – Но я не уйду, пока Тереза не вернется со станции. Как только сумеем развести корабли, рви отсюда к черту.

– Меня упрашивать не придется, – сказала Элви и прервала связь.

Алекс нашел линию без потери давления и подключил ее. Наоми открыла первое сообщение из списка.

«Говорит капитан Лофтман с „Лагоморфа“. Нуждаемся в помощи. Наш двигатель получил катастрофические повреждения».

Наоми взялась за дело: искать спасателей для нуждающихся в спасении, отвечать на вопросы паникующих, снова и снова справляться у Амоса, как идет работа на корабле. Маленькое окошко на своем экране она отвела под визуальный телескопический обзор станции. Выхода из нее.

Алекс сначала заметил, что дрожит, и только потом понял отчего. А когда понял, убрал руки с управления. «Роси» делал свое дело: проверял статусы восстановителей воды и воздуха, силовой сети, эпштейновского двигателя.

– Наоми, – заговорил Алекс, и, видно, что-то в его голосе подсказало ей, что дело серьезное, потому что она сразу оторвалась от переговоров и обернулась к нему.

На миг она вспомнилась ему такой, какой он впервые увидел ее на «Кентербери», когда самой большой проблемой у них было в срок смотаться с Цереры к Сатурну и обратно, чтобы не лишиться премии за соблюдение графика. Тогда она была тихая. Теперь стала… Нет, они остались родными, но не прежними.

– Если так… – начал он, обдумывая каждое слово. – Если это – последний выбор, где быть… Я знаю, со мной вечно хлопоты, но Кит в системе Ньивстад, и его жена, и малыш. А я не молод. Если с одной стороны у меня: «Никогда уже не увидеться», а с другой: «Найду работу и буду переписываться и заглядывать пару раз в год»? Не знаю, как мне возвращаться в Сол. Моей семьи там нет.

Последние слова получились жестокими, но он не сумел найти других. Наоми была ему родной. И Джим. И Амос. Даже Тереза с ее старенькой псиной. Он отвел взгляд, страшась посмотреть Наоми в глаза.

– Если бы речь шла о Филипе, – сказала она, – я бы хотела быть там, где он.

– Прости.

– Ты чудесный. – Она снова повернулась к посту связи, и почти сразу на экране появилась Элви. – Планы меняются. «Роси» мне придется отправить в другое место. Сможете подкинуть нас с Амосом?

– Конечно.

– Мы с собакой.

– Самый беспроблемный пассажир.

Наоми разорвала связь и установила другую.

– Что у тебя, босс? – спросил Амос.

– Не втягивай переходник с «Соколом». Приведи «Роси» в полный порядок, возьми все, что хочется сохранить, и занимай койку на «Соколе». Вещички Ондатры тоже возьми.

Алекс подался вперед, придумывая объяснение. Извинение.

– Алекс решил податься к сыну? – спросил Амос.

– Угу, – ответила Наоми.

– Это не потому, что я вас не люблю… – начал Алекс.

– Это ясно, – бодро согласился Амос. – Раз на борту не будет меня, чтобы латать течи, я еще заменю кое-что.

– Тебе лучше знать, – сказала Наоми и отсоединилась. Дотянулась, пожала Алексу руку и отпустила. – Займись предполетным. Время у нас поджимает.

* * *

Через двадцать минут они были в шлюзе. Наоми несла под мышкой небольшую сумку, Амос – бутылку и детали приспособленного под Ондатру амортизатора. Остальное уже переправили на «Сокол». Собака, плавая между ними, крутила хвостом как пропеллером и беспокойно переводила с одного на другого взгляд больших влажных глаз. С трудом верилось, что после стольких лет на «Роси», после прожитой там жизни так просто все собрать и уложить. Но да, так вышло.

Внутренняя дверь шлюза стояла открытой, панель сообщала, что переходник закачан атмосферой.

Алекс ухватил и выпустил скобу, хотя его и так не сносило. «Ошибка, – думал он. – Нельзя было так. Я не прав». А потом он вспомнил Кита, представил, что никогда его не увидит и не услышит, – и промолчал.

– Я оставил в мастерской список, – сообщил Амос. – Там все, что требует скорой починки. В смысле, не ждет. И еще десяток-другой вещей, которыми надо бы заняться. Но я уверен, что ты справишься. Не знаю, есть ли у них на Ньивстаде сухой док…

– Есть, – сказал Алекс. – Я узнавал.

Амос повел черными глазами. Они вдруг перестали казаться жуткими.

– Тебе, пожалуй, первым делом надо туда. И не пользуйся рельсовой. С трещиной в конденсаторе под напряжением может рвануть.

– Ни в кого не стрелять. Понял.

– Разве что очень надо будет, – уточнил Амос и, ухватив псину под мышку, направился к двери шлюза.

Наоми улыбнулась, глядя на него.

– Ничего он не изменился, – заметил Алекс. – В сущности.

– Изменился, – ответила она. – Все мы изменилось.

– Пока ты не ушла, я хотел сказать…

Наоми ласково покачала головой, и он осекся.

– Было хорошо, – произнесла она.

– Было.

Она тронула скобу, развернулась и скользнула по воздуху в люк. Коротко гавкнула Ондатра, и Алекс хотел попросить, чтобы попрощались от него с Терезой, но внутренняя дверь уже задвинулась. Открылась наружная. Наоми, Амос и собака шагнули в переходник и за него. Алекс видел, что они переговариваются, но не слышал голосов. Перед ними открылся люк «Сокола», а наружный люк «Роси» закрылся, и Алекс остался на корабле один. Он еще подождал, уверяя себя, что просто вслушивается в гул втягивающегося переходника. Проверяет, все ли в порядке. Но, даже когда сложенный тоннель встал на место, позволяя стартовать, он еще поплавал несколько секунд, прежде чем вернуться к управлению.

Странно было пилотировать корабль из рубки. Не в первый раз, но раньше он если и делал так, то чтобы удобнее было разговаривать, не перекликаясь сквозь палубу. Пока они оставались на борту, он не раз прогнал диагностику, но все равно запустил заново. Ничего неожиданного не увидел и отошел от «Сокола». Когда включился основной двигатель, амортизатор навалился Алексу на спину и вдавил в гель. Тяга выглядела надежной. «Сокол» он выхлопом не задел. Он переключился на треть g, потом на половину. И на полную. И дал больше. Корабль поскрипывал. Он убеждал себя, что это нормально. Просто кажется громче обычного, потому что он слушает скрип в одиночестве. Два g – он вкатил себе половинную дозу «сока». И на этом остановился. Не хотел нагружать корабль, пока его по-настоящему не переберут. И не хотел схватить инсульт, когда некому дотащить его до медотсека.

– Обмен, – сказал он вслух. – Всего лишь меняешь одно на другое.

Никто ему не ответил. Он подождал немного, ощущая пустоту корабля. Только они с «Роси» и беззвездная бездна пространства колец. Он открыл корабельную связь:

– Если здесь кто-то есть, у вас последний шанс. Признавайтесь сразу, или навсегда останетесь в команде.

Он шутил, только кроме него некому было оценить шутку. Он проверил двигатель. Работает как надо. Курс был проложен в пределах выносливости, но из-за шума придется до прохождения раз или два подправить. Время хода до врат… Он поднял тягу до трех g. Кости выдержат. Не так уж он стар.

В первые полчаса он сидел в амортизаторе, переключая один за другим экраны диагностики в поисках неполадок. Потом на несколько минут сбросил тягу до трети g и сходил в камбуз за грушей чая. Хотелось ему пива, но до прохождения, пожалуй, не стоило. Зато музыку можно было поставить, что он и сделал. По коридорам и каютам разнесся старый марсианский раджфьюжн. Красиво и печально.

Алекс вернулся в кресло и снова пришпорил корабль.

Вскоре к вратам стали выходить другие корабли. Список присутствующих в пространстве кораблей с введенной Наоми моделью перехода сократился на одно имя. И на второе. Соответствующая графа показывала, что переход безопасен, что риск провалиться к летучим голландцам невысок, но с каждым уходящим кораблем показатель риска неуловимо лез вверх. «Даффи» ушел в Бара Гаон. «Кайвалья» – в Оберон. Даже бедный подбитый «Лагоморф» с неисправными дюзами добрался до врат Сол. Когда ушел в Лаконию «Вихрь», модель на целую минуту зависла в готовности предупредить подходящие корабли о необходимой задержке.

Хорошая была система.

Медленно, но со всей уместной поспешностью пространство колец пустело.

Алекс, прижатый к креслу, стал думать, что будет дальше. Он – пилот старого побитого корабля без экипажа. Он ничего не знает о Ньивстаде. Только что система в корпоративной собственности. Это мало что меняло. Зато там не будет больших военных сил. Владение боевым кораблем то ли обеспечит ему независимость, то ли насторожит местные власти. Впрочем, рано было беспокоиться. «Роси» – хороший корабль и пригоден для действий в атмосфере. Его подлатать, собрать команду – и можно катать по системе научные экспедиции. Можно самому заняться разведкой и немножко старательством. Он представил, как Кит с женой отправляются с ним налаживать где-нибудь микроклимат. Или еще зачем-нибудь. Просто провести отпуск всей семьей. Он представил себя «дедушкой Алексом» и ухмыльнулся. Потом представил, что при дедушке Алексе не будет Жизели, чтобы отпускать шпильки насчет его брюшка, и позволил себе улыбнуться чуть шире. Впереди была хорошая жизнь. Разные возможности.

Предупреждение прозвучало, когда до врат оставалось еще сто тысяч километров. Нарушение подачи топлива к реактору. Может, пустяк, а может, и серьезная проблема. Он вывел сводку, пробежал по строкам пальцем, помогая глазам. Не такое время, чтобы что-нибудь упустить. Теперь он порадовался, что не взял пива.

– Давай, – уговаривал он свой корабль. – Ты справишься. Еще немного осталось.