Текст книги "Падение Левиафана"

Едва «Вихрь» пройдет врата, войне конец; силы, которыми располагает ульевый разум Дуарте, заполонят пространство колец и выдернут обратно Джима, Терезу и Танаку, как выдергивают занозу.

Она открыла связь со своим маленьким обреченным флотом:

– Говорит Наоми Нагата. Приготовьтесь получить приказания.

Глава 41. Джим

– Негодная мысль, – сказал Миллер. – То есть ты всегда был туповат, но даже ты должен понимать, что мысль негодная.

– Да, я знаю, – согласился Джим, – но это буквально лучшая из всех моих негодных мыслей.

– Вспомни, что туда, где ты теперь, тебя привели несколько необдуманных решений.

Джим повернулся к месту, где полагалось находиться мертвому сыщику. У Миллера хватило совести скроить виноватую мину и протянуть руку, предлагая мир.

– Да, признаю, в чужом глазу соринка и все такое. Просто хотел, чтобы ты представлял, чего ждать.

Сфера станции на таком расстоянии круглой не выглядела. Он – они – были настолько близко, что поверхность представлялась сияющей голубой равниной. Кольца-врата вокруг и за спиной блестели крошечными, противоестественно правильными звездочками.

Тяжелый вакуумный скафандр, полученный от Элви, непривычно облегал в подмышках и коленях, обеспечивая свободу движений и подавая непрерывные сигналы тревоги: «Скафандр вот-вот развалится» – в лимбическую систему. Внутренняя диагностика показывала запас воздуха на пятнадцать часов – чертовски неплохо. Второй баллон даже не пригодится. Лаконские скафандры запасали воздух и воду в порах пластин, и этот хотя не был боевым – у Джима при себе имелось только личное оружие из кладовых «Роси», – но защиту обеспечивал.

Наружные датчики не нашли ничего опасного в голубоватом свечении станции, а от всех врат вместе взятых к ним доходило всего несколько сотен миллибэр. На короткой прогулке по обшивке «Роси» и то больше облучаешься. Кроме этого маленького утешения ничего безопасного кругом не было.

«Роси» с «Соколом» плавали в нескольких километрах по правую руку. «Дерехо» – на таком же расстоянии слева. Каждый корабль сейчас можно было накрыть подушечкой пальца вытянутой руки. А транспортное средство чужаков, доставившее с Лаконии Уинстона Дуарте, казалось светлой точкой на поверхности внизу. Шлем сообщил Джиму, что Тереза с Танакой уже в пути, но без увеличения он не мог их разглядеть. Пока. Так что он оставался один – или наедине с Миллером, смотря как считать.

Детектив был одет в тот же серый костюм и шляпу пирожком, что при жизни. Печальная физиономия бассета казалось моложе, чем запомнилась Джиму, но это, наверное, потому, что Джим стал теперь старше непостаревшего Миллера. Протомолекула действовала непосредственно в теле, позволяя Миллеру оставаться в сознании Джима даже в присутствии других людей. А еще Миллер обзавелся раздражающей привычкой все время держаться в поле зрения. Если Джим, видя его справа, разворачивался налево, Миллер оказывался слева. А чувство направления заставляло его слышать голос Миллера оттуда, где тот показывался. Это сбивало с толку и наводило жуть. Миллер представлялся кем-то вроде злодея из малобюджетного хоррора.

Миллер засунул руки в карманы и кивнул на «Дерехо»:

– Похоже, там наша подружка-полковница.

– Не надо бы так ее называть.

– А почему бы и нет. Она меня не услышит.

Танака выглядела темной точкой на фоновом свечении врат. Ее маневровые работали на газе и почти не оставляли следа, их действие заметно было только в том, как Танака замедлялась при приближении. Ее скафандр цвета лаконского флага украшали стилизованные крылышки. В остальном он напомнил Джиму старину «Голиафа» Бобби Драпер – не столько скафандр, сколько оружие в виде скафандра. Лицо было на удивление ясно видно. Одна щека глаже и моложе другой, потому что прежнюю он не так давно порвал на ленточки. Ее взгляд отметил Джима и как будто внес в инвентарный список. Она хмурилась, вглядываясь, похоже, в пустоту вокруг его шлема.

– Значит, правда, – заговорила она по внутренней рации. – У вас и правда пассажир на борту. – Да, – согласился Джим, – но как вы… – Я здесь, – позвала Тереза.

Повернувшись в сторону «Роси», Джим увидел Терезу в потертом скафандре со значком «Росинанта».

Миллер застенчиво всплыл рядом с ней.

– Я почти готова. Только еще одно дело.

– Что еще? – резко спросила Танака.

– Ондатра. Если будет бой, ее надо уложить в амортизатор.

Молчание Танаки прозвучало ясным намеком.

– Об этом я позабочусь, – сказал Джим. – Кроме Ондатры – вы обе готовы? Что-то еще, пока не вошли? – Нет, – ответила Тереза, – можно заходить.

Танака покачала головой. Джим развернулся к огромной пустой голубизне и обнаружил Миллера уже под собой. Он вызвал на связь «Роси».

– Привет.

– Привет, – отозвалась Наоми. Ответила негромко, будто была чем-то занята.

Джим открыл данные по станции.

– Ну вот, еще примерно сто метров до поверхности станции – и мы входим.

– Я с тобой, – сказала она и добавила еще что-то – он не разобрал.

– Тереза просит проверить, чтобы Ондатра была в своем амортизаторе на случай, если вам придется маневрировать.

– Проверю.

Огромная голубая стена приближалась. Краем глаза он видел, как Танака активирует и отключает оружие в рукаве скафандра, выставляет и втягивает ствол – как будто то угрожала, то ежилась. Тереза всматривалась в станцию с каким-то голодом в глазах.

Миллер рядом с Джимом кивнул.

– Вижу кое-что. Смотри-ка.

Голубая стена вдруг перестала быть гладкой. По ней пробежали ниточки линий, расширились, складываясь в сложную спираль и расходясь, уступая место новому всплывающему на поверхность вихрю. Это смешение органического с механическим выглядело ужасно знакомым. Миллер мгновенно переместился, телепортировался с места на место, как умеют только галлюцинации, дождался, пока узор линий на миг застынет, и потянулся к поверхности рукой. Джим ощутил усилие собственного тела – он не сумел бы сказать, где оно располагается. Это походило на попытку согнуть ампутированную ногу. Когда спирали снова изменили форму, место, где находился Миллер, осталось пустым и стало расширяться. Голубое сияние в трехметровом круге померкло, круг прогнулся, впадина углубилась и превратилась в тоннель. Танака что-то сказала, не включив радио, Джим только видел, как шевелятся ее губы.

– Ну вот. Есть дверь. Мы пошли.

В голосе Наоми звучало отчаяние:

– Мы постараемся дать вам побольше времени.

– Она уже всех числит покойниками, – заметил Миллер. – Себя, тебя и всех, кто на тех кораблях. Или не знаю. Если не покойниками, то чем-то похуже того. Я побывал в компании этих долбаных сознаний, которым даже сдохнуть не дают. Ничего хорошего. Кстати, я еще не сказал тебе «охрененное спасибо» за то, что снова меня выволок?

Джим покачал головой. Он не знал, что ответить Наоми, как хоть немного ее утешить. «Ты уже обходилась без меня», или «Если мы погибнем, я умру, паля из всех орудий», или «Я не потрачу даром время, которое ты мне дашь».

– Все будет хорошо, – сказал он.

– Не будет, – вставил Миллер, – ничего хорошего.

– Доброй охоты, любимый.

Джим выключил микрофон.

– Да, понял: чтоб мне провалиться за то, что вытащил тебя обратно. А теперь помогай или заткнись.

Изогнутые стены тоннеля словно выросли над ним, загородив «Роси», «Дерехо» и светлые звездочки врат. Тоннель вел в глубину станции. В восприятии Джима направление перескакивало от «вперед» к «вниз»: он то двигался по коридору, то падал в яму.

– Внимание! – подключившись к открытому каналу, заговорила Танака. – Холден, ваше состояние?

– Простите, что?

– Ваше состояние. Вы – мой ключ к здешнему маленькому аду. Я должна знать, не превратились ли вы целиком в проточудище, и, желательно, заранее. Доложите состояние, чтоб вас!

– Так-так, – заговорил Миллер. – Сдается мне, вам стоило заранее договориться, кто здесь главный.

– Чувствую себя нормально, – сказал Джим и, подумав, уточнил: – Может быть, немножко лихорадит?

Но не сильно.

– Прошу докладывать каждые пять минут. Установите таймер.

– Если станет хуже, я дам знать.

– Дадите. Потому что сработает таймер.

Миллер, плавая между ними и на полшага позади, старался скрыть ухмылку. Джим взвесил «за» и «против» стычки с Танакой и включил таймер. Но установил на семь минут.

Тоннель расширился. Переход отмечала какая-то прозрачная мембрана, но Джим, проходя сквозь нее, не ощутил ни малейшего сопротивления. Тоннель – или яма – еще раз расширился – до десяти метров, а потом перешел в огромное, как зал собора, помещение. Здесь по стенам и колоннам вились такие же линии, как на кожуре станции. От стен, пульсируя, лился мягкий свет, такой рассеянный, что не давал теней. Все здесь двигалось, и у Джима возникло чувство, что, не закачай он в себя протомолекулу, этого движения не заметил бы. Все поверхности были живыми, обменивались жидкостями и крошечными, мельче песчинок, объектами. Он словно наблюдал, как ткани огромного тела исполняют свои функции, согласуясь в единый оркестр для достижения общей неведомой цели. Одна из колонн была в то же время и фигурой – механизма, насекомого или чего-то совсем другого. У Джима мелькнуло воспоминание: марсианский десантник подрывает себя гранатой и, уничтоженный, распадается на молекулярные комплексы, которые идут на починку нанесенных им повреждений.

Джим снова включил микрофон:

– Гм… постарайтесь здесь по возможности ничего не ломать.

Он ждал, что Танака огрызнется, но отозвалась только Тереза:

– Я думала, здесь нет пригодной для дыхания атмосферы. Так говорилось в отчетах. Благородные газы с примесью летучих веществ. Но это неверно.

Джим справился у своего скафандра. Девочка оказалась права. Неон, причем больше, чем было раньше, и следы бензола, но еще и кислород. По мнению скафандра, он вполне мог снять шлем. Он не снял.

– Это он, – заговорила Танака. – У верховного консула не было с собой вакуумного скафандра, и если чего-то похожего не нашлось на том… корабле, в котором он летел… – она кивнула в пустоту, или на стены, или на станцию в целом, – он обеспечил себе годную среду обитания.

– Воды и еды у него тоже нет, – напомнила Тереза.

Танака за щитком шлема поморщилась.

– Думаю, есть. Таким же образом. Он здесь. Холден?

К нему куда?

Джим поморгал и обернулся на Миллера.

– Понятия не имею, – ответил тот. – Если Дуарте теперь – новенький, выверенный гоночный экипаж, то мы с тобой – парочка грузовых контейнеров с реактивной тягой на горбу. Можешь сказать, что действуем так же, и даже не соврешь, но мы не в той весовой категории.

– Не знаю, – сказал Джим. – Я думал, по следу ведете вы.

Танака молча махнула им, чтобы стояли на месте, и на маневровых перелетела в центр камеры. Приступила к работе.

Отделившись от остальных, Танака застыла, будто к чему-то прислушиваясь. Может, и прислушивалась. Атмосферы хватало, чтобы донести звуковые волны, а на что способен ее скафандр, Джим не знал. «Собор» пронизывали энергетические линии и сложные электромагнитные поля, но он сомневался, видны ли они Танаке, как и расходящиеся в сотни сторон коридоры. На миг все это представилось Джиму великанским сердцем – вот-вот сократится и раздавит их. Голова у него кружилась, как при падении, и волны трепета пробирали тело, будто он заслышал глас Божий, только шепотом.

– Эй-эй-эй! – прикрикнул Миллер. – Не разваливайся. Игра только началась, а ты мне уже выдаешь эйфорическую атаку.

Ощущение невероятного величия станции словно прикрутили на несколько делений, и Джим выключил микрофон.

– Тебя послушать, игра будет продолжаться?

Миллер загадочно улыбнулся – так, что, пока улыбка дошла до глаз, в них проступила печаль.

– Жизнь – до самой смерти жизнь.

– Я должен знать автора цитаты?

– Вдохни пару раз поглубже и не распускай наружу, что у тебя в голове. По-моему, мы малость протекаем.

Он резко развернулся к Терезе, и Джим, проследив его взгляд, увидел, что девочка обеспокоенно разглядывает его.

– Все хорошо, я в порядке, – сказал он. Включил микрофон и повторил еще раз.

Тереза кивнула, но не ответила.

– Боюсь, она не купилась, – заметил Миллер.

По открытому каналу связи донесся голос Танаки:

– Выходим. Вы оба со мной. Не отставать.

Она уже маневрировала по залу. Тереза сориентировалась первой и рванула за ней, оставив Джима в арьергарде.

Справа от Джима шевельнулось что-то большое. Уши заполнило гудение роя шершней, не регистрировавшееся аппаратурой скафандра, и еще что-то наподобие света, но не свет хлынуло сквозь стены. В кровь ему плеснуло адреналина, сердце тревожно застучало о ребра. То, что шевельнулось, поблекло и двинулось дальше, не проникая в зал целиком. Джим никогда не видел всплывающего кита, но считал, что представляет, каково быть рядом, когда эта туша показывается под поверхностью воды. Ни Танака, ни Тереза, похоже, ничего не замечали. Он проверил свое состояние. Медицинская система показала температуру за тридцать восемь. Жар, но не такой, чтобы дойти до бреда.

– Нет, оно настоящее, – заверил Миллер. – Всего лишь маленькое напоминание, что мы тут не в своей среде.

– Могли бы не напоминать. И так ясно, – огрызнулся Джим.

– Что? – спросила Танака.

– Ничего, – ответил он, – сам с собой разговариваю.

Танака задержалась перед овальным входом в коридор, изгибом уходивший вглубь станции. Из него ручейком вылетали голубые светлячки, скрывались у людей за спинами.

– Я, кажется, сказала не отставать, – заговорила Танака. – В другой раз исполняйте.

– Полковник, – попросила Тереза, – пожалуйста, двигайтесь.

Миллер, оказавшийся рядом с девочкой, стянул с головы шляпу и потер ладонью висок.

– Господи Иисусе, кто здесь только не командует!

Танака, развернувшись, повела их в коридор. Свечение стен приобрело маслянистый желтый оттенок. Узор из спиралей превратился в размашистые мазки, напомнившие Джиму, как его, совсем маленького, родители везли на машине сквозь снежную бурю. Метров через сто проход стал меняться, растянулся по длинной оси овала и сжался по короткой, так что Джим теперь мог коснуться раскинутыми руками обеих стен.

– Узко стало, – сказала Тереза. – Не пройдем.

– Не отставать.

Проход все сужался и вытягивался в высоту, пока не стало казаться, что они протискиваются сквозь трещину в системе пещер. Давящая с обеих сторон масса наводила клаустрофобию, но Танака упорно продвигалась вперед.

Сработал таймер.

– У меня повышена температура, в остальном норма, – доложил Джим.

– Что?

– Вы требовали, чтобы я докладывался. Докладываю. Небольшой жар. Самочувствие нормальное. Пожалуй, нам всем стоило бы держать друг друга в курсе. Я вам показываю свое, вы мне свое. На взаимной основе.

Танака развернулась, протиснулась мимо Терезы движением угря в коралловом рифе. Выставила вперед подбородок и переключилась на приватную связь. Джим последовал ее примеру.

– Капитан Холден, – сказала она, – я ценю, что вы дали мне возможность попасть на станцию, но теперь я уже здесь и ваше присутствие уже не кажется мне столь необходимым. Так что я бы настоятельно посоветовала не выделываться на хрен, пока я не вспомнила, что задолжала вам пулю в челюсть. На основе взаимности, знаете ли. – Она резко кивнула, будто согласилась сама с собой от его имени, и переключилась обратно на открытый канал: – Здесь тупик. Вернемся, попробуем другой ход.

Она протолкнулась мимо Джима, возвращаясь в покинутый зал. Тереза последовала за ней. Джим завис на несколько секунд, ладонями упершись в одну стену, а спиной в другую. Облачко светляков, вылетев из ставшего непроходимым коридора, пронеслось мимо Терезы и Танаки.

– Так ты что, стрелял ей в лицо? – спросил Миллер.

– Когда она пыталась прикончить нас, – ответил Джим. – Хотя, если честно, думаю, больше потому, что она похожа разом на всех лаконских допросчиков, избивавших меня до полусмерти.

– Выстрел в лицо – подходящая месть за побои.

– Мне от этого не легче.

– Знаешь, – сказал Миллер, – когда я еще только начинал в «Звездной спирали», там был один парень. Взбесил начальство, не знаю уж чем. И попал на обработку материалов следствия. Казалось бы, ничего такого, но ему, значит, приходилось просматривать личные дневники. Записи службы безопасности. Всякую жуть, которую на люди не выносят. День за днем смотришь всякие ужасы и ни хрена не можешь вмешаться. У него крыша поехала. Профсоюз назвал это «затяжной продолжающейся травмой». Мы все вроде как знали, чего ждать. Она мне его напоминает.

Джим заглушил микрофон и толкнулся следом за удаляющимися подошвами.

– Долго он продержался?

– Полтора года. Почти девятнадцать месяцев. Мы все считали, что это круто. Обычно люди через полгода находят способ сдернуть с такой работы.

– Думаю, полугода у нас не будет.

– Я просто к тому, что подружка-полковница была на грани еще до того, как все началось. И сейчас с ней неладно. Будь готов к тому, что тебе придется ее заново расстреливать.

– В прошлый раз на ней не было лаконской силовой брони, и то я ее не убил.

– Да, старина, – признал Миллер, – это осложняет дело.

Глава 42. Алекс

– Кормовое ОТО все равно дает лаг, – сказал Алекс. – Правда, теперь всего пятнадцать миллисекунд. Не так страшно.

– Понял, – ответил Амос, – но мне делать все равно нечего, а лаг есть лаг. Дай минуту, изолирую линию.

– Даю, – сказал Алекс.

В кабине стоял полумрак, как он любил, но и темнота его не успокаивала. Даже шум «Росинанта», знакомый, как собственное лицо в зеркале, звучал зловеще. От напряжения в спине и плечах уже не первый день побаливала голова, а когда он спал целую ночь, Алекс и вспомнить не мог. Еще до того, как Джим с Терезой отправились на станцию чужаков в обществе хладнокровной убийцы. До того, как Джим заразил себя протомолекулой. До того, как Дуарте взялся сбивать человечество в один гигантский организм, который, похоже, хотел убить лично его, Амоса и Наоми.

Если так подумать, некоторый недосып представлялся даже уместным.

– Есть, – сказал Амос. – Теперь попробуй.

Алекс прогнал тестирование.

– Все равно отстает.

– Ладно, теперь соединения кормового ОТО.

– Тот же лаг.

– Основное питание кормы?

– Там вроде порядок.

Вздох Амоса донес его выражение лица, хотя в камере верзила не был виден. Вздернутые брови, скривленный на сторону рот: мина отца, когда у сына что-то не ладится. Любовь и разочарование, смешанные в равных пропорциях.

– Ну, значит, дело в вакуумном канале. Попробую прозвонить.

Голос Наоми прозвучал снизу, из рубки, и в то же время по связи:

– Помощь не нужна?

– Не отказался бы, – ответил Амос. – Пары рук на эту работу маловато.

– Иду. – И уже только по воздуху: – Алекс, присматривай за вратами. Если кто-то войдет… – Подам голос, не волнуйся.

– Спасибо.

– Эй, Наоми? Просто хотел сказать: чем бы ни кончилось, летать с тобой было честью для меня.

– Еще одной прощальной речи я, кажется, не выдержу, Алекс.

– Да. Просто хотел, чтобы ты знала.

Она, помолчав, ответила:

– И для меня это была честь.

И ушла, втиснулась в пространство между обшивками, где Амос напоследок настраивал корабль.

Странно было подумать, что Амос остался без помощницы. Тереза не так уж долго прожила на «Роси», но Алекс привык к девочке, и перемена выводила из равновесия. Без Джима было еще хуже. Все хотелось его проверить: спит, или наблюдает, или спустился сварить себе кофе. Как-то не укладывалось у Алекса в голове, что Джима нет на «Роси». И Клариссы нет. И Бобби нет.

Теперь, когда дело шло к концу, он понял, что всегда вроде как ждал их возвращения. Глупо, если подумать, но совсем не казалось смешно. Со смерти Клариссы прошло много лет, но сердце Алекса терпеливо дожидалось появления ее имени в расписании вахт. Бобби ушла – и он видел ее смерть, – а все ждал ее голоса в камбузе, смеха и грубоватой пикировки с Амосом – так переругиваются брат и сестра.

Мертвые оставались рядом, потому что он не умел поверить, что их нет. Знать – мог. Мог понимать. Но, как потерявший дорогую вещицу ребенок, никак не мог избавиться от чувства, что, может быть, если еще поискать, найдется. Может, те, кого он любил, ушли не навсегда. Может, прошлое: его прошлое, его потери, его ошибки – ушло не так далеко, и еще можно вернуться и исправить, надо только хорошо постараться. Может, вопреки всему, все еще уладится.

– А сейчас проверь, – попросил Амос, и Алекс включил диагностику.

– Ну, черт побери! – восхитился он. – Получилось!

– Лага нет?

– Всего одна миллисекунда.

– Ага… ну, лучше не сделаем, – согласился Амос. – Соберу инструменты и перейду к рельсовой.

– Я буду здесь, – сказал Алекс, и слова эти сильнее обычного прозвучали молитвой.

Он обновил тактическую схему, убедился, что перемен нет, включил и снова выключил какую-то музыку. По последним данным, полученным до отключения трансляторов, первый корабль уже должен был войти в пространство колец. Не вошел – значит, ситуация изменилась, а как изменилась, ему узнать неоткуда. Еще мальчишкой, до зачисления в марсианский флот, он поддался на уговоры кузена поступить в школу боевых искусств. Среди прочих упражнений учитель велел ему натянуть на голову мешок и угадывать, с какой стороны атакуют более подготовленные ученики. Сейчас он испытывал похожую смесь беззащитности, настороженности и болезненно острого предчувствия. Алекс еще раз обновил тактическую схему.

В рубку под ним вернулась Наоми. Об этом возвестил сладковатый запах ромашки и металлический лязг застегивающихся креплений. Через несколько секунд в кабину доплыл голос Элви, истонченный и ослабленный передачей. Слов Алекс не расслышал, но говорила она напряженным отрывистым стаккато.

– Поняла, – сказала Наоми. – Только у меня сейчас немножко не хватает рук. Пришли кого-нибудь, я дам им допуск.

Алекс, чтобы не перебивать, выждал несколько секунд и крикнул вниз:

– С «Соколом» все хорошо?

– У них кончается запас таблеток «не лезь ко мне в голову». Элви планирует налет на наш медотсек.

– Если так посмотреть, это добрый знак, – заметил Алекс.

– Не пойму, как это у тебя получается.

– Ну, если бы Дуарте нас не опасался, мог бы просто дождаться, пока у нас кончатся лекарства, да? А он двигает корабли, отключает трансляторы и все такое. Это ведь не просто так. Значит, мы для него все-таки угроза.

– Сказал бы нам, чем мы ему угрожаем. То есть если бы он вежливо попросил… – В голосе Наоми отчаяние гармонично сливалось с черным юмором.

– Разберемся, – сказал Алекс. – Слушай, когда Элви возьмет в медотсеке, что ей там нужно, не втянуть ли переходник? Если не придется держаться за «Сокол», мы в бою будем маневреннее.

– Нет, – отказала Наоми. – «Роси» – флагман подполья, «Сокол» – флагман Лаконии, а все остальные корабли смотрят на нас. Не хочу наводить никого на мысль, что мы – два отдельных флота. Кроме того, мы – резерв. Если бой дойдет до нас, значит, и в остальном дело дрянь.

– Или значит, что «Вихрь» уже здесь, – добавил Алекс.

– А в этом случае уже все равно.

– Да-а, – протянул Алекс и негромко договорил себе под нос: – Да, но мы хоть зададим этим гадам жару.

Словно в ответ его накрыла волна чужого присутствия. Волна ощущений. Он – старуха в квартирке на Луне, молодой человек, у которого что-то не так с правой ногой, ребенок, пинающий потертый мяч на не мощеной улочке. Огромное чувство человечества: мужского, женского, обоих полов и ни того ни другого, утомления, возбуждения, злости, молодости и старости – окатило его, словно кто-то включил пожарный шланг. Он ощутил, как размывается представление об Алексе Камале, и прикусил губу, возвращая себя в свое тело, к себе.

«Почему бы не уступить? – сказал ему глубокий, сложный голос хора. Если у ангелов есть голос, он так и должен звучать. – Уступи. Зачем держаться за боль и усталость? Давай мы тебя подхватим, а ты отдохни. Ты можешь уступить». Его почти убедили. Почти справились.

Волна прошла, но не исчезла совсем. Она осталась едва ощутимым давлением вроде лежащей на затылке ладони. В легком прикосновении было приглашение и угроза. Он чуть вздрогнул, доставая из кармана персиковую таблетку. Прожевал ее, зубами размолол в порошок, чтобы скорее всосалась в кровь. Таблетка была горькой, как грех.

– Вы тоже почувствовали? – спросил он по корабельной связи.

– Я – да, – ответил Амос. – Не скажу, чтобы понравилось.

Наоми сказала:

– Кажется, атака стала более целенаправленной. Думаю, оно пытается нас ослабить. Перетянуть на свою сторону кого-то, кто уже на грани.

– Не думаю, босс, – возразил Амос. – По мне, скорей похоже на «сдайся или умри».

Тактическая схема перед Алексом выбросила предупреждение: красные точки загорелись перед плотным скоплением врат. «Роси» произвел экспресс-анализ на основе старых данных, силуэтов и подписей двигателей. Сопоставив положение замеченных на подходе кораблей и текущую картину, он сообщил о шести вошедших. Один лаконский крейсер, три пирата-охотника и два частных грузовика, снаряженных торпедными установками, быстро выходили из врат на небольшом участке, в пределах двадцатиградусной дуги пространства колец.

– С рельсовой, по-моему, порядок, – доложил Амос. – Я в машинный, приготовлюсь латать корпус, если кто-то наделает в нас дыр.

По связи, на канале, открытом для всех кораблей, прозвучал новый голос:

– Говорит капитан Боттон с «Дерехо». Противник в прямой видимости. Иду наперехват.

– Отставить! – крикнула из рубки Наоми. – Всем кораблям: уклоняться и обороняться, но оставаться на позициях.

«Дерехо» на тактической схеме сдвинулся навстречу пришельцам, но остальной флот Наоми держался на местах. Пятьдесят с лишним голубых пятнышек по всему пространству колец и полдюжины красных точек плотным строем – как нож, нацеленный в станцию посредине. Нацеленный в «Роси», «Сокол» и Джима. Если казалось, что он продвигается медленно, то лишь потому, что велико было расстояние.

– Что видишь? – окликнул Алекс.

– Пока точно не скажу, – крикнула в ответ Наоми, и тут же на схеме вспыхнули шесть новых точек – вывалились из колец на противоположной стороне. – Так.

Я этого ожидала.

Связь застрекотала, извещая об ошибке. Наоми выругалась. Алекс вывел зеркало ее экрана, посмотреть, в чем дело. Все вражеские корабли глушили связь на всех частотах. Весь диапазон заволокло шумом и ложными запросами, и «Роси», сдавшись, перезагрузил антенны. Алекс не раз бывал в бою, но таких массированных пиратских атак не видывал.

– Алекс, можешь установить мне лучевую связь?

– Скажи, с кем хочешь поговорить, свяжу.

На его экране вспыхнул список, и Алекс начал составлять очередность. Наладить связь, передать приказы и перейти к следующему кораблю – так получалось ненамного дольше, чем по радиосвязи, но невидимая ладонь стала чуть сильнее давить на затылок. Координация флота Наоми без радио требовала создать сиюминутную сеть, устанавливать местоположение каждого корабля и перекидываться от одного к другому, передавая сообщения со скоростью света в лазерном луче. Теоретически вполне возможно. На практике не так просто. Отказ демпфера на одном корабле замедлял работу всей системы. Неточно наведенный луч означал потерю приказов, повторные запросы, дополнительную суматоху, искажения, ошибки.

Противник впятеро уступал им в числе, и разгонялись вражеские корабли по странной спирали, втягивая в себя флот Наоми и снова раскручиваясь, выходя на дистанцию. Заманивая корабли Наоми, но в прямое столкновение не вступая. Алекс сомневался, настоящая это атака, или они прощупывают реакцию Наоми, – сомневался, пока «Дерехо» не вышел на дистанцию стрельбы с первой группой кораблей.

Его потрясла точность расчета времени. Самый дальний корабль распушился торпедами, как одуванчик семенами. Затем следующий, следующий – и так до ближайшего. Волна за волной, причем первые торпеды шли чуть медленнее, давая отставшим себя догнать. Алекс настроил оптику «Роси», чтобы видеть все, что можно разглядеть.

«Дерехо» принадлежал к классу «Предштормового». К костяку лаконского военного флота. Другие корабли были слабее, меньше, хуже вооружены. Спроси его кто, Алекс не раздумывая поставил бы на «Дерехо» против всех разом. Боезаряд всех кораблей хлынул единой волной и обрушился на «Дерехо» одним ударом, с точностью до миллисекунды. ОТО «Дерехо» вели непрерывный огонь, противоракетные установки снимали разом по дюжине вражеских торпед, и все же он не устоял.

Удар выглядел мгновенной солнечной вспышкой. Когда «солнце» погасло, беспомощный истребитель несло к гибельной границе пространства колец, и помочь ему было некому. Алекс надеялся только, что на борту не осталось выживших.

– Гос-споди! – вырвалось у Наоми.

– Я так и чувствовал, что бой будет необычным, – сказал ей по связи Алекс. Он был почти уверен, что голос не срывается.

– Легче воевать, когда тебе дела нет, что с тобой будет дальше, – согласился Амос. – Тем кораблям конец, но вряд ли их это волнует.

«Сдаться – не стыдно. Сложив оружие, вы спасете человечество, а не погубите. Не бойтесь грядущих перемен, потому что лишь они могут всех спасти». Алекс так скрипнул зубами, что больно стало деснам.

– Алекс! – крикнула Наоми, и он понял, что она зовет не первый раз.

– Извини, извини, – отозвался он, – я тут. Что там делается?

– Дай мне лучевую с «Годалмингом». Сейчас же.

Алекс пошарил и нашел нужный корабль. Пират, воевавший на стороне подполья. Он обнаружился на краю флота Наоми, почти напротив убитого «Дерехо». Световой лаг был невелик, позволял вести нормальный разговор.

– «Годалминг», – начала Наоми, – говорит «Росинант». Вы отклонились от предписанной позиции.

Ей ответил грубый голос старика:

– Расстрелять сраных мудаков. Мы справимся, «Росинант».

– Нет, – ответила Наоми.

Алекс открыл схему, но разглядел не сразу. Кружащие по спирали корабли дразнили, заманивали их союзников, пока один не отбился слишком далеко. И тогда, словно другая часть общего тела, вражеские корабли развернулись и стали мощно ускоряться по курсу, отрезавшему «Годалминг» от помощи.

– Ничего, – упорствовал голос «Годалминга», – бывало хуже.

«Сдаться не стыдно. В смерти нет чести».

Тактическая схема выдала новое предупреждение. Еще пять красных точек одномоментно выскочили из пяти врат. Теперь Алекс знал, кто они такие. Охотники.

Он уже настраивал лучевую связь для новых приказов против нового врага, когда увидел еще один переход. Маленькое стремительное пятнышко уже жестко тормозило, сбрасывая скорость, чтобы не врезаться с разгона в станцию кольца. «Роси» оценил перегрузку в без малого двадцать g. Даже если вся команда находилась в жидкостных амортизаторах, такое ускорение угрожало им не меньше предстоящего боя.

– Наоми?

– Веди к ним, – сказала она.

Некогда было разъединяться с «Соколом», поэтому Алекс взял управление обоими кораблями, резко развернул их и задал согласованную тягу, позволявшую идти бок о бок. Тот стремительный крошка не мог их видеть из-за собственного выхлопа, зато для остальных «Роси» был как на ладони. А смотрели они единым взглядом. И мыслили одним разумом. Алекс задал расчет прицела, синхронизировался с «Соколом» и выпустил вдоль курса врага болванку рельсовой. Враг начал уклонение раньше, чем пошел снаряд. Алекс переключился на торпеды, выпустил плотную стаю, настроив их на детонацию между кораблем и станцией.