Текст книги "Почти невеста"

Телега Марселя хоть и не походила на экипаж джентльмена, была довольно чистой. Поперек сиденья возницы было постлано чистое одеяло, чтобы не запачкать спины пассажиров. Картофеля видно не было, как и оленьих окороков. Лошадка была крепкой и стояла смирно.

– Я поеду сзади, – сказал Марсель, передавая вожжи Джеку. – На всякий случай.

Он не стал ждать ответа Джека, а просто прыгнул в телегу, забился в угол и оказался отчасти скрытым куском мешковины. Джек поднял Арабеллу и усадил на скамью, предназначенную для возницы. Она расправила юбки, не удержавшись при этом от презрительной гримаски, вызвав, несмотря ни на что, улыбку своего мужа. Потом он взобрался на телегу, сел рядом с ней и взял в руки вожжи.

Они проехали по людным улицам, пересекли реку, миновали дворцы Лувр и Тюильри. У обоих массивных зданий был заброшенный вид. За садами Тюильри ухаживали плохо. Арабелла вспомнила рассказы о резне швейцарских гвардейцев в этом саду и отвела глаза. Она отвернулась и от гильотины, стоявшей на большой площади, где заканчивались сады Тюильри. Телега легко вписалась в поток других транспортных средств и привлекала ничуть не больше внимания, чем грубоватый возница.

Арабелла смотрела прямо перед собой, радуясь тому, что ее скрывает плащ, и чувству» вес тяжелого кошеля с деньгами на коленях.

Они прокатили по Рю бент-Оноре, и Джек остановил телегу возле красивого дома. Двустворчатые ворота вели во двор. Дом, некогда принадлежавший дворянину, теперь был куплен одним из представителей новой республиканской аристократии. Губы Джека презрительно скривились. Форэ, должно быть, отлично знал, кому дать взятку, а кому оказать внимание или услугу, пока карабкался наверх, цепляясь зубами и когтями.

– Я не хочу въезжать во двор, – сказал Джек. – Тебя ожидают. Поэтому привратник впустит тебя, не задавая лишних вопросов.

Арабелла пожатием плеч избавилась от плаща и вылезла из телеги.

– Ты останешься здесь?

– Конечно. Если ты не вернешься через полчаса, я приду за тобой.

Она покачала головой:

– В этом не будет необходимости. Леди Данстон знает, что делает.

Арабелла улыбнулась ему, стараясь успокоить. Его волнение и отчаяние были в каждой черте его лица и в глубине глаз, полных беспокойства и походивших цветом на сумрачное зимнее море. Она никогда не видела его таким. Он умел скрывать свои чувства под маской веселья и жизнерадостности. Казалось, ничто не может вывести его из равновесия. Даже когда он погружался во мрак своего отчаяния, то оставался с виду спокойным и не выдавал своих чувств. Но сейчас он весь был как открытая рана.

– Я не задержусь долго, – сказала Арабелла и направилась к воротам.

ГЛАВА 23

Мэтр Форэ был розовым, упитанным и чрезвычайно самодовольным. Он поднялся из-за своего элегантного письменного стола в стиле Людовика XV, как только объявили о прибытии леди Данстон.

– Миледи Данстон… enchante…

Он вышел из-за стола, поклонился и протянул руку:

– Мне сказали, что явился визитер, но я не мог себе представить, что гостья будет такой очаровательной.

Улыбаясь, он охватил взглядом ее всю, и его маленькие карие глазки блеснули, когда он заметил сапфировые серьги.

На нем был традиционный черный костюм законника, но сюртук и штаны были из тончайшего бархата, а рубашка отделана кружевами. Богато вышитый жилет украшали золотые часы. Пряжки на его башмаках и пуговицы были из лучшего серебра. Его седеющие волосы были тщательно завиты и блестели от помады, и, когда он приблизился к Арабелле, ее окутало облако ароматов мускуса и гардении.

Она подала ему руку в перчатке, но не сделала реверанса. Графини не приседают перед стряпчими, как бы высоко те ни взлетели при новом режиме.

– Мне так приятно, мэтр Форэ, – пробормотала она.

– Прошу садиться, миледи. Может быть, стаканчик шерри? Или чаю?

Он подвинул к ней изящный золоченый стул.

– Благодарю вас, шерри, – сказала она, садясь, оправляя юбки и пряча в их складках кожаный мешочек.

Он позвонил в колокольчик и теперь стоял, потирая руки и разглядывая посетительницу с выражением восторга.

– Какой прекрасный день, – заметил он. – Но может быть, немного слишком теплый?

– Я этого не нахожу, – ответила Арабелла, улыбаясь ничего не значащей улыбкой.

Появился лакей, шерри был налит, и она сделала крошечный глоточек, испытывая благодарность к напитку за дарованную им хмельную отвагу. При всех приятных и даже заискивающих манерах мэтра Форэ она не доверяла ему. Глаза у него были маленькие и слишком близко посаженные друг к другу. Он производил впечатление изворотливого человека.

Мэтр Форэ сел на такой же изящный стул напротив посетительницы. Его тучные бедра переваливались через край стула. Он скрестил ноги и одарил благодушным кивком блестящие пряжки своих башмаков. Потом спросил:

– Чем могу служить, миледи? Поверьте, я готов сделать все, что в моих силах. – Он ослепительно улыбнулся ей.

Арабелла не стала попусту тратить слов.

– В Париж меня привела злополучная оплошность правосудия, сэр. Моя очень старая и близкая подруга заключена по ошибке в тюрьму Ле Шатле. Это англичанка, оказавшаяся в тяжелых обстоятельствах в силу печального недоразумения.

Она многозначительно улыбнулась, будто считала неизбежными такие ошибки, если происходит нечто столь важное, как революция.

– Понимаю. – Он кивнул с серьезным видом. – К сожалению, такое бывает, и, увы, я знал несколько подобных прискорбных случаев. Вам известен номер узницы?

– 1568.

Он тщательнейшим образом записал номер на листке, потом кивнул и сложил пальцы башенкой.

– Как я понимаю, миледи, мы говорим об аристократке? – спросил он. – Это осложняет дело.

– Но все в вашей власти, мэтр Форэ, – ответила Арабелла, снова улыбнувшись.

Она подалась вперед и положила руку поверх его руки.

– Прошу вас, сэр, сделайте, что возможно, чтобы исправить эту ошибку. Моя подруга, виконтесса де Самюр не француженка по рождению, как я вам уже объяснила. Ее муж, виконт, конечно, был казнен. – Она попыталась показать всем своим видом, что считает эту казнь законной и справедливой. – Но его жена, его вдова, ни в чем не виновата.

Арабелла снова выпрямилась на стуле, не сводя глаз с его лица, и в глубине их был только намек на мольбу.

Мэтр Форэ погладил свой чисто выбритый розовый подбородок, и его маленькие глазки почти исчезли в жирных складках щек.

– Ну разумеется, весьма прискорбно, когда ни в чем не повинная иностранка оказывается замешанной в делах, которые ее вовсе не касаются. Но знаете, миледи Данстон, трудно освободить аристократку.

– Трудно, но, полагаю, возможно, – сказала Арабелла, пристраивая свой кожаный мешочек с деньгами на коленях.

Звон золота, когда монеты, перекатываясь, коснулись друг друга, прозвучал как церковный колокол, во внезапно воцарившейся тишине.

– Я понимаю, что это обойдется недешево, – продолжала она, глядя на него с широкой открытой улыбкой.

– Это очень дорого, миледи. – Он снова погладил подбородок. – У меня есть старый добрый друг в префектуре, которого, возможно, удастся убедить подписать разрешение освободить узницу номер 1568 из тюрьмы Ле Шатле.

– И вы заслужите мою вечную признательность, мэтр! – Она чуть приподняла свой мешочек, потом снова позволила ему упасть на колени.

Глаза стряпчего следили за ее действиями. Он, не произнося ни слова, протянул руку, и она вложила кошель в его ладонь. Он взвесил его на руке. На его лице было написано, что он пытается определить, сколько там денег. Потом, поднявшись с места и пробормотав слова извинения, он вышел из комнаты, прихватив с собой кожаный мешочек.

Арабелла осталась сидеть с бурно бьющимся сердцем. Ничто не могло помешать ему забрать деньги и отказать в просьбе. Если не считать того, что такой поступок мог стать известным и он потерял бы возможность вершить дела подобного рода в дальнейшем, а его репутация посредника была жизненно важна для него, обеспечивая ему богатство и почёт. Нет, решила она, он достиг такого положения не с помощью кражи обмана. Причиной его процветания была коррупция. Если, разумеется, видеть разницу между тем и другим. Ожидая его возвращения, она ощупывала сапфировые сережки.

Через десять минут он вернулся без кожаного мешочка. В его руке была бумага, а на лице сияла довольная улыбка.

– Ну, миледи, – объявил он, – вы пришли куда надо. Вот распоряжение освободить узницу номер 1568 из тюрьмы Ле Шатле, и оно уже действует.

Арабелла поднялась с места:

– Не могу выразить, как я вам благодарна и как будет признательна семья citoyenne в Англии. Наши чувства невозможно передать словами.

Его глаза сверкнули, когда он бросил взгляд на ее сережки и положил бумагу на стол, придерживая ее ладонью.

– В словах нет необходимости, миледи.

Она без труда поняла намек.

– Я хотела бы поблагодарить вас лично, – сказала Арабелла, дотрагиваясь до серег так, что они закачались и на фоне ее шеи сверкнули синие огоньки, высеченные из их глубины этим движением.

Алчный взгляд стряпчего не отрывался от них.

– Но нельзя ли мне взглянуть на разрешение, мэтр Форэ? – Она с улыбкой протянула руку.

Не могло быть ни малейшего сомнения в том, что это был случай чистейшего подкупа.

– Ну разумеется, миледи.

Он убрал руку с документа, а она подалась вперед и взяла его с письменного стола. Арабелла развернула бумагу. Похоже, она подлинная. Внизу листка стояла печать народной полиции. Подпись была неразборчивой, но печати вполне достаточно.

– Благодарю вас, – сказала Арабелла, складывая документ и пряча его на груди.

Она подняла руку, сняла сапфировые серьги и протянула ему:

– Примите это в знак моей личной признательности, мэтр Форэ.

Он взял их, и тотчас же его пальцы сжались, будто сережки могли убежать по собственной воле.

– Желаю вам всего хорошего, мэтр.

Арабелла кивнула и направилась к двери. Он вскочил, чтобы открыть для нее дверь.

– С вами приятно иметь дело, миледи.

– В самом деле? – спросила она, слегка наклонив голову.

Арабелла прошла по широкой лестнице, пересекла сверкающий мрамором пол холла и вышла на солнечный свет, где лакей уже держал открытой для нее дверь.

Она должна была миновать двор. Ей казалось, что от ворот ее отделяют мили пространства. Ее миссия была выполнена легко… Не слишком ли просто? Она напрягала слух, опасаясь звуков погони, но ничего не услышала. В конце двора только собака лениво грелась на солнце. Привратник у ворот бросил на нее беглый взгляд, и она вышла на улицу.

Джек наблюдал за ее приближением. Заметив, что на ней больше нет сережек, он облегченно вздохнул. Он спрыгнул с телеги и, подхватив ее на руки, усадил на скамью.

– Бумага у тебя?

– Да.

Она вынула документ из-за корсажа.

– Одиозный маленький человечек. Он взял серьги.

– Я этого ожидал.

Джек развернул листок бумаги и прочел его, потом отдал ей, щелкнул кнутом, и лошадь повлекла телегу прочь. Арабелла не спрашивала, куда они едут.

– Кто пойдет в тюрьму?

– Я, – ответил Джек.

– Но тебя не пропустят в женское отделение.

– Мне туда и не надо. Они должны привести Шарлотту, – ответил он почти грубо.

Она не стала возражать. Он так долго мирился со вторыми ролями, что больше не смог этого выносить. Теперь наступил его час. У ворот тюрьмы он спрыгнул, и Марсель занял его место на скамье.

– Мы подождем тебя здесь, – сказал он.

Джек только кивнул и направился к воротам, держа в руках бумагу. Арабелла вытянула шею, чтобы увидеть, как он входит в тюремный двор. Руки ее были сжаты и лежали на коленях, ногти впились в ладони с такой силой, что она чувствовала это даже через перчатки.

Джек поговорил с жандармом, стоявшим на страже у ворот, показал ему бумагу. Жандарм вызвал других, и скоро вокруг Джека собралась целая толпа.

– Сумеют они прочитать бумагу? – спросила Арабелла шепотом, обращаясь скорее к себе самой, чем к Марселю.

– Вполне. Они уже видели подобные документы прежде, – уверил ее Марсель. – Если только печать подлинная.

Она кивнула и прикусила губу. Потом группа людей рассеялась, и один из жандармов пошел кдвери тюрьмы, в которую и она входила только нынешним утром. Теперь же солнце клонилось к закату. Джек последовал за провожатым, но остался у входа.

Шарлотта стояла на полу на коленях возле женщины, страдавшей родовыми муками, когда на них упал луч света. Она повернула голову к его источнику, и, несмотря на крайнее истощение, в глазах ее блеснула искра надежды.

Жандарм остановился возле двери, не входя в камеру.

– Номер 1568, – проблеял он.

Одно мгновение все оставались неподвижными. Потом он снова выкрикнул этот номер. Шарлотта посмотрела вниз на женщину, нуждавшуюся в помощи. Она оглядела камеру в поисках кого-нибудь, кто мог бы ее заменить. Жандарм пожал плечами и сделал шаг назад, чтобы закрыть дверь.

– Нет, она здесь! – крикнул кто-то. Чьи-то руки потянули Шарлотту вверх, заставили встать и с силой вытолкнули вперед.

– Она здесь.

Жандарм нетерпеливо притопывал ногой:

– Ну-ка, поспеши. Не мешкай.

Шарлотту почти вынесли на руках товарки туда, откуда падал луч света. За ее спиной закричала роженица. Шарлотта по привычке повернула голову, потом ее толкнули вперед, и она чуть не упала на тюремщика. Он едва почувствовал ее вес, настолько легкой она стала. Он грубо схватил ее за руку, потащил за собой, и дверь захлопнулась с громким стуком.

Она остановилась, ослепленная ярким светом, ощущая жаркие лучи солнца на голове и спине. Когда в последний раз она видела солнце, вдыхала свежий воздух?

И вот руки Джека обвились вокруг нее. Он поднял ее, по щекам его катились слезы. Джек повернулся и, держа ее на руках, выбежал за ворота тюрьмы. Тело его сотрясалось от рыданий: он осознал ее невероятную хрупкость. Это было все равно, что нести маленького ребенка или даже бесплотный дух. Он передал ее Марселю, потом забрался в заднюю часть телеги и сел так, чтобы держать сестру на руках и баюкать ее, стараясь защитить от толчков, когда железные колеса громыхали по булыжнику.

Арабелла вертелась на скамье. Она видела слезы, струящиеся по щекам Джека, когда он гладил изможденное лицо сестры. Шарлотта с усилием улыбнулась, и сердце Арабеллы сжалось. Она повернулась лицом к дороге, предоставляя брату и сестре побыть вдвоем, и наконец вздохнула глубоко и с облегчением. Ее роль была сыграна. Джек понимал, что жить Шарлотте осталось недолго, но у них оставалось еще немного времени побыть друг с другом. Она решила стушеваться и помогать чем сможет, но знала, что, когда все закончится, она будет нужна Джеку еще больше прежнего.

Марсель придержал лошадь возле дома на Рю де Бьевр, и Джек, все еще держа сестру в объятиях, спустился с телеги. Тереза открыла дверь на первый же стук и издала негромкое восклицание радости или… потрясения. Арабелла так и не смогла понять, что это было. Она последовала за ними в коридор и на кухню, довольная тем, что может оставить их вместе, пока Шарлотту усаживали в качалку возле камина и укутывали в толстые пледы.

– Бульон, крепкий говяжий бульон, – сказала Тереза и засуетилась у кастрюли.

Она казалась возбужденной, руки ее тряслись, и половник тоже дрожал. Огорчение и замешательство проглядывали в каждой черте ее лица.

Арабелла догадалась, что все эти люди и прежде были связаны с Джеком и пытались помочь ему вызволить сестру и вывезти ее из Франции, и все они были почти так же потрясены и растеряны из за столь фатального невезения, приведшего к трагедии. Арабелла подошла к плите и взяла разливательную ложку из рук Терезы. С минуту лицо Терезы оставалось изумленным, потом она уступила и вернулась к Шарлотте.

Арабелла подошла к качалке с миской бульона. Она встала на колени возле Шарлотты и опустила ложку в бульон.

– Дай мне, – тихо произнес Джек.

Арабелла молча посторонилась и передала Джеку миску и ложку.

Шарлотта сделала отчаянное усилие, но смогла проглотить всего несколько ложек, как ее потряс сильный приступ спазматического кашля. Арабелла, зная, чего ожидать, сунула в руки Шарлотты салфетку. Этот кашель, казалось, продолжался целую вечность, пока наконец обессиленная страдалица не откинулась на спинку стула. На губах ее выступила кровь. Арабелла отерла ее рот и взяла у нее салфетку, подошла к каменной раковине, где выполоскала ее, потом вернулась с салфеткой назад.

Шарлотта со слабой благодарной улыбкой приняла салфетку и с минуту удерживала руку Арабеллы в своей.

– Мне хотелось бы… – сказала она, но силы ей изменили.

– Чего хотелось бы, Шарлотта? – спросил Джек, все еще стоявший возле сестры на коленях. – Чего бы тебе хотелось, дорогая?

Ее веки затрепетали, и глаза открылись.

– Принять ванну, – ответила она просто.

Вся комната будто испытала удар электрического тока. Все зашевелились, потому что появилось конкретное дело, нечто такое, что могло принести ей явное облегчение. Тотчас же котлы были наполнены водой и повешены на крюки над огнем. Разожгли очень сильный огонь. Тут же появилась медная ванна и гора полотенец. Арабелла сбегала на чердак и принесла брусок мыла, который захватила отчасти для себя, но и предвидя возникшую теперь необходимость. Она принесла также собственную мягкую и тонкую ночную рубашку.

Шарлотта протянула к ней руку, и Арабелла приблизилась.

– Ты мне поможешь, Арабелла… сестра?

Арабелла вспыхнула от удовольствия. Она кивнула и взяла тонкую руку в свои.

– Скажи мне, и я сделаю все, что в моих силах.

Джек стоял за спиной сестры, наблюдая за этим разговором и прислушиваясь к нему. Он испытывал глубокую любовь к жене и гордость за нее. И разрывающую сердце печаль, потому что эти только завязывающиеся отношения должны были закончиться, едва начавшись.

Как только ванну наполнили водой, в кухне не осталось никого, кроме двух женщин. Шарлотта встала, тяжело опираясь о стул, и укрывавшие ее пледы упали.

– Я такая грязная, – сказала она, когда Арабелла сделала шаг к ней, чтобы помочь раздеться. – В одежде полно вшей. Не прикасайся к ней.

– Не имеет значения, – ответила Арабелла. – Лучше ее разрезать. Это облегчит дело.

Она нашла ножницы, разрезала грязные лохмотья и сняла их с Шарлотты, отчаянно стараясь не отшатнуться при виде вшей. Стянув тряпки с Шарлотты, она бросила их в камин и услышала, как шипят насекомые, поджариваясь на огне.

– Грязные твари, – бормотала она.

Исхудавшее тело Шарлотты было покрыто красными пятнами от укусов. Вши, должно быть, были и в ее волосах. Арабелла помогла ей сесть в ванну и встала на колени возле нее, держа в руках мыло и тряпочку для мытья.

Шарлотта приняла их от нее, и голос ее зазвучал чуть сильнее:

– Я могу мыться сама, если только ты вымоешь мне волосы. У Терезы найдется щелок?

– Пойду спрошу ее.

Щелок был единственным известным средством борьбы с головными вшами, встречавшимися довольно часто, и Тереза, сочувственно улыбаясь, принесла из чулана, где она чистила картофель, ожидая, пока освободится кухня, горшок со щелоком.

Арабелла действовала молча, гребнем со щелоком прочесывая голову Шарлотты. Ее волосы были не мыты и не стрижены почти год. Шарлотту забрали в тюрьму, не дав ей даже захватить гребня, и у нее не было возможности пользоваться простейшими средствами ухода за собой.

– Было бы лучше их обрезать, – сказала наконец Арабелла, чуть не плача, потому что не могла расчесать свалявшиеся волосы.

– В таком случае отрежь их, – согласилась сестра Джека, приподнимая с шеи мокрую массу волос. – Отрежь их, Арабелла.

– Как жаль, что здесь нет месье Кристофа, – задумчиво проговорила Арабелла. – Он бы подстриг тебя по последней моде. Но даже Бекки справилась бы с этим лучше, чем я.

– Да отрежь ты их!

Это прозвучало как приказ, и Арабелла подчинилась с отрешенным видом и пожатием плеч. Она щелкнула ножницами, и спутанные пряди волос полетели на пол. Потом она собрала их и бросила в камин. Она попыталась уложить волосы Шарлотты аккуратно, подровняла их вокруг ушей, но все-таки решила, что конечный результат нельзя счесть безусловным успехом.

Однако Шарлотта была просто счастлива. Она провела руками по своей коротко остриженной голове и испустила вздох облегчения, будто освободилась от железного ошейника.

– О, я чувствую такую легкость и свободу. Благодарю тебя, Арабелла. Джек никогда бы не смог с этим справиться.

– Не смог бы, – согласилась Арабелла, гадая, как отнесется Джек к новому облику сестры. – И все же не думаю, что он одобрит мое рукоделие.

Шарлотта тихонько рассмеялась:

– Может не одобрять сколько угодно. Это не его дело, сестра.

– Ты готова вылезти из ванны? – спросила Арабелла.

– Да, уж лучше вылезти, пока я не запачкалась снова в этой грязной воде. Пожалуйста, подай мне руку.

Арабелла взяла Шарлотту за руку и, поддерживая под локоть, помогла подняться.

– Есть еще горячая вода… чистая. Если ты сможешь с минуту постоять, я окачу тебя чистой теплой водой.

Она встала на цыпочки и вылила на золовку кувшин дымящейся воды, а та только жмурилась от удовольствия. Внезапно Арабелле показалось, что теперь она преобразилась и стала много крепче.

– О, я так долго об этом мечтала, – сказала Шарлотта, чуть пошатнувшись. – Грязь – это хуже голода, жажды и даже темноты.

По ее телу пробежала дрожь.

– Могу себе представить, – сказала Арабелла, и это было правдой.

Она взяла Шарлотту за руку и снова усадила в качалку.

– Не поешь ли еще крепкого бульона? Или, может быть, выпьешь вина?

– Было бы неблагодарностью отказываться, – сказала Шарлотта со слабой улыбкой. – Я попытаюсь отведать того и другого, чтобы сделать тебе приятное.

– Могу я теперь открыть дверь?

– Попроси Джека убрать ванну, – сказала Шарлотта. – Мне будет неприятно, если это сделает кто-нибудь другой…

Но Арабелла была уже у двери и говорила с Джеком, который теперь вошел в кухню. Он посмотрел на сестру.

– Что за черт? – Впервые за все эти дни его голос звучал как всегда. – Это твоя работа, Арабелла?

Он повернулся к жене.

– По моей просьбе, – ответила Шарлотта, и в голосе ее звучала усмешка.

– Сказать по правде, это больше походило на приказ, – призналась Арабелла. – Нам надо избавиться от этой воды, Джек.

Ему не потребовались объяснения. Он легко поднял ванну, локтем открыл дверь кухни и вышел через черный ход в сад, где и вылил под герань грязную воду – свидетельство заключения его сестры. Когда он вернулся, кухня снова была полна жизни; Шарлотта пила мелкими глотками бульон, ухитряясь сама удерживать ложку, а от выпитого вина ее щеки слегка порозовели. На мгновение перед ним забрезжила надежда, безумная, иррациональная и невероятная. Но потом его взгляд упал на ее впалые щеки и тонкую, как бумага, кожу, и он понял, что все бесполезно.

Его жена прикоснулась к нему. Ее золотистые глаза были полны любви и сострадания. Она прошептала:

– Бери то, что тебе дают, любовь моя. Теперь она дома.

Он обнял ее за плечи и поцеловал в темя, потом подошел к сестре и оставался возле нее всю ночь, бодрствуя, пока она спала, и нежно вполголоса разговаривая с ней, когда просыпалась, а также заменяя окровавленные салфетки свежими, когда ее мучили приступы кровохарканья.

Арабелла лежала одна на чердаке для яблок, не спала и прислушивалась к ужасному кашлю. Она поняла, что обратный путь в Кале с Шарлоттой отнимет у них гораздо больше времени, чем дорога сюда, и размышляла, сможет ли больная женщина осилить такое путешествие. Она попыталась убедить Джека остаться в Париже до тех, пор пока его сестра не наберется сил, но Джек и думать не хотел о промедлении. Однажды ему уже не удалось вывезти Шарлотту из Парижа, и второй неудачи он бы не пережил. Народная полиция могла передумать… Возможно еще что-нибудь непредвиденное, например, налет на дом на Рю де Бьевр.

Арабелла не стала спорить. Это не принесло бы пользы, а Джек был настолько подавлен чувствами печали и вины, что походил на одержимого. В конце концов она уснула, но сон ее был прерывистым, ее преследовали видения, в которых женщина с затравленным взглядом парила над ней в грязи и зловонном мраке. Она проснулась до рассвета в поту и тошноте, оттого что кто-то тряс ее за плечо.

– Нам пора отправляться, – жесткой настойчиво сказал Джек. – Через пять минут. Марсель готовит телегу. Надень то, в чем ты ходила в тюрьму.

Сам он уже был облачен в грязные лохмотья. Арабелла села на постели, стараясь преодолеть тошноту, вызванную скверно проведенной ночью.

– Как Шарлотта? И что она наденет? Я привезла для нее кое-какую одежду.

– Тереза позаботилась об этом. Все, что ты привезла, слишком хорошо выглядит. Никто из нас не должен привлекать внимание. Поторопись.

Он взял свой чемодан, и ее саквояж и исчез на лестнице.

Арабелла хотела бы, по крайней мере, причесаться, но Джек забрал все ее пожитки. Она надела грязные тряпки, которые были на ней, когда она посещала тюрьму, и пальцами провела по волосам, пытаясь причесаться, прежде чем нахлобучила на голову ужасный колпак. Она была голодна или так ей казалось. Несомненно, ее утроба чего-то требовала. Она спустилась по приставной лестнице. Кухня была полна людей.

Джек стоял у стола и пил кофе, держа в руке ломоть хлеба с сыром.

– Ешь, – велел он, указав на стол.

Шарлотта все еще сидела в качалке, но теперь уже была закутана в плащ. Она улыбнулась Арабелле, которая взяла кусок хлеба и ломоть холодной оленины, и подошла к ней.

– Как ты нынче утром?

– Чуть покрепче, – ответила Шарлотта. – Тереза насильно впихнула в меня овсяную кашу. Последние полчаса она проталкивала ее мне в горло.

Шарлотта издала короткий смешок, но от этого усилия у нее началась одышка.

– У меня есть лауданум, – сказала Арабелла вполголоса. – Не поможет ли он во время путешествия? Ты смогла бы немного поспать.

Шарлотта покачала головой:

– Возможно, если станет совсем уж худо. Но я хочу оставаться в сознании как можно дольше. Я ведь так давно не видела белого света, не хочу ничего пропустить.

Арабелла кивнула, и тут подошел Джек, дожевывая хлеб с сыром.

– Пошли, – сказал он, наклоняясь, чтобы взять на руки Шарлотту. – Телега Марселя на улице. Через полчаса городские ворота откроют, и я хочу выбраться из города одним из первых.

Они навалили гору одеял и подушек в задней части телеги, и Шарлотта, через силу улыбаясь, объявила, что ей очень уютно и удобно в этом гнездышке. Джек выглядел встревоженным, хлопоча вокруг нее и подтыкая плед, чтобы получше ее укутать.

– Боюсь, тебя сильно растрясет.

– Чепуха, – сказала она твердо. – Перестань суетиться, Джек, и поедем.

– Я сяду сзади рядом с Шарлоттой, – сказала Арабелла, забираясь в телегу, – а ты и Марсель можете править.

Джек вспрыгнул на скамью, щелкнул кнутом, и телега загромыхала по еще темным и пустынным улицам к воротам Сен-Дени. На небе появились первые проблески рассвета, и лавочники принялись открывать ставни, когда они добрались до городских ворот, где уже собралось несколько телег, ожидавших возможности выехать из города. По большей части это были фермеры, распродавшие провизию, привезенную накануне, задержавшиеся допоздна и не успевшие покинуть Париж.

Их телегу равнодушно оглядели, когда она выезжала за ворота, затерявшись среди других повозок. Арабелла заметила облегчение Джека, когда они добрались до большой дороги. Плечи его утратили каменную неподвижность, и он несколько раз повел головой туда-сюда, чтобы прогнать ощущение онемения в шее.

Шарлотта слегка улыбалась и глубоко дышала, позволяя солнцу омывать свое лицо. Но по мере того как день вступал в свои права, она улыбалась все реже и реже. Она болезненно переносила толчки, когда телега подпрыгивала на рытвинах и выбоинах, и Арабелла обнимала ее, стараясь смягчить тяготы дороги. Она и сама чувствовала себя неважно. Тряска и у нее вызывала тошноту, отдаваясь болью в спине, но она сжимала зубы и старалась думать только о Шарлотте.

Джек отказывался останавливаться там, где их могли заметить, и потому в качестве ночлега они выбрали амбар. Марсель отправился в ближайшую деревушку и вернулся с вином, хлебом, мясом и фруктами. Шарлотта попыталась поесть, но была слишком утомлена и просто устроилась на соломе, из которой соорудили для нее постель.

Арабелла предложила ей лауданум, и она приняла его.