Текст книги "Встреча"

– Черт побери, мадам! Вам не хватает не представлений о чести, а ума! – Гарри резко остановил коня и одним рывком пересадил Августу к себе на колени.

– Гарри!

– Неужели все нортамберлендские Баллинджеры отличались такой исключительной глупостью? Мне остается лишь надеяться, что это качество не передается по наследству.

Он прижал ее к себе, как ребенка, и крепко поцеловал в губы. Тяжелая юбка ее амазонки, свесившись почти до земли, мешала жеребцу перебирать ногами. Конь затанцевал, и Гарри натянул поводья, не отрываясь от губ Августы.

– Гарри, а моя лошадь? – Августа попыталась вырваться из его объятий. Зеленая шляпка с пером чуть не слетела с ее головы. – Она же убежит и заблудится!

– Папа, папа, что ты делаешь с Августой? – Голосок Мередит дрожал от волнения. Она изо всех сил спешила к ним.

– Целую твою мать, Мередит. Позаботься о ее лошадке, пожалуйста. Не то она убежит и заблудится.

– Целуешь Августу? – Глаза Мередит изумленно расширились. – Ой, я поняла! Не беспокойся, папочка! Лошадь я сейчас поймаю!

Впрочем, Гарри и не думал беспокоиться: кобыла Августы всего лишь устремилась к островку особенно высокой зеленой травы. А Гарри сейчас мечтал лишь об одном: поскорее добраться с Августой до спальни. Их война тянулась всего лишь три дня и две ночи, однако эти три дня и две ночи, определенно, были слишком долгими!

– Гарри, послушай же! Ты должен немедленно отпустить меня! Что подумает Мередит? – Августа сердито сверкнула глазами, по-прежнему лежа у него на руках.

– С каких это пор, мадам, вы стали такой поборницей приличий?

– Я только о них и думаю с тех пор, как у меня появилась дочь, – пробормотала Августа. Гарри весело рассмеялся.

Вечером Гарри вошел в спальню Августы и обнаружил, что она сидит у своего туалетного столика. Горничная только что закончила причесывать ее перед сном.

– Ну все, Бетси, – сказала Августа, встретив в зеркале взгляд Гарри.

– Хорошо, мэм. Спокойной ночи, сэр. – На лице у Бетси было написано полное понимание. Она с довольным видом поклонилась и удалилась прочь.

Августа встала с неуверенной улыбкой на устах. Ее пеньюар распахнулся, и Гарри заметил, что ночная сорочка на ней из тончайшего муслина. Ее нежные груди просвечивали сквозь легкую тканы. Он позволил себе чуть опустить глаза и увидел темный треугольник, венчавший бедра. Желание обожгло его.

– Я полагаю, милорд, вы зашли, чтобы взять стихотворение Ричарда? – спросила Августа.

Гарри покачал головой и улыбнулся:

– Ах, мадам, стихи подождут. Я пришел, чтобы взять вас!

Глава 13

Августа, все еще разгоряченная ласками Гарри, встала, зажгла свечу и подошла к туалетному столику. Гарри у нее за спиной чуть шевельнулся.

– Что ты делаешь?

– Достаю стихотворение Ричарда. – Она открыла небольшую шкатулку, в которой хранила свое рубиновое ожерелье, и извлекла оттуда сложенный листок бумаги, бережно хранимый эти два года.

– Стихи могут подождать до утра. – Гарри, приподнявшись в постели, следил за ней прищуренными глазами.

– Нет. Лучше покончим с этим сейчас. – Она подала ему листок. – Вот, прочти.

Гарри взял бумагу и нахмурил темные брови:

– Вряд ли я смогу сказать что-нибудь сразу. Тут потребуются некоторые усилия.

– Но это же просто плохие стишки, Гарри! И уж конечно никакая не государственная тайна. Обыкновенная чепуха. Он умирал, когда попросил меня сохранить их. Возможно, ему мерещилось что-то страшное или его мучили ужасные предчувствия.

Гарри быстро взглянул на нее. Августа тут же умолкла, вздохнула и присела на краешек кровати, глядя на коричневые пятна засохшей крови. Строки она помнила наизусть.

ПАУТИНА

 
Смотри, как дерзкие юнцы над паутиною сверкающей играют,
Смотри, как воздух разрезают серебряные сабли их.
Встречаются они втроем за чаем, однако ж снова возвратятся, чтобы Хозяину обедом послужить.
Средь нитей шелковистых трапеза ему готова, и пьет он кровь сих юношей беспечных.
Он выжидает часа своего, который наступает в три и в девять, когда слабеет свет.
И вот уж многих нет, и те, кто выжил, тоже исчезают.
Паук играет в карты, зная, что за ним победа.
Считай, что двадцать – это три, а три – один, и тусклый свет блеснет тебе в тумане.
 

Августа напряженно ждала, пока Гарри прочтет стихи. Она не говорила ни слова. Закончив читать, он снова посмотрел на нее, теперь уже довольно холодно и очень внимательно:

– Ты кому-нибудь показывала их после смерти брага, Августа?

– Да, – кивнула она. – Через несколько дней после убийства к дяде Томасу явился какой-то человек; они поговорили, и этот человек попросил показать ему вещи убитого. Дядя Томас велел мне показать все, в том числе и этот листок.

– И что сказал этот человек?

Августа пожала плечом:

– Сказал, что все это полнейшая чепуха. Стихи его вообще не заинтересовали. Он обратил внимание только на документы, которые обнаружили у Ричарда. А потом начал намекать, что Ричард шпионил в пользу французов, и они с дядей Томасом решили, что дело следует замять.

– А ты не помнишь, как звали того человека?

– Кроли, кажется.

Гарри от отвращения даже зажмурился:

– Кроли? Ну конечно! Жалкий безмозглый шут! Ничего удивительного, что на этом расследование и закончилось.

– Почему ты так говоришь?

– Кроли был полным дураком.

– Был? – Августа так и застыла.

– Он умер год назад. Он был не только глуп, но и придерживался весьма старомодных представлений о нравственности военной разведки. Он полагал, что сбор секретных сведений – занятие в высшей степени непристойное и совершенно не подходит для истинного джентльмена. В результате он был чудовищно несведущ во всех вопросах и неспособен отличить зашифрованное письмо от обычного, даже если это буквально бросалось в глаза. Да черт с ним!

Августа поставила свечу на столик и уселась, уткнувшись подбородком в колени.

– Ты думаешь, это стихотворение зашифровано?

– Очень похоже. Утром я посмотрю более внимательно. – Гарри бережно свернул листок.

Августа никак не могла успокоиться:

– Но даже если это и зашифрованное послание, то, вероятно, Ричард вез его английскому агенту, а не французскому?

– Для тебя, Августа, главное понять, что уже неважно, на кого работал Ричард. По крайней мере, мне совершенно безразлично, чем занимался твой брат два года назад. И уж я-то никогда не стал бы судить тебя за его проступки. Ты веришь мне?

Она кивнула, не сводя с него глаз, и медленно проговорила:

– Да, я тебе верю. – Она с огромным облегчением почувствовала, что Гарри сказал чистую правду. И никогда не будет считать свою жену ответственной за поступки других членов ее семьи.

– Ты совсем замерзла! Иди сюда, под одеяло. – Гарри загасил свечу и обнял Августу.

Очнувшись после недолгого сна, она поняла, что Гарри не спит, по-прежнему нежно прижимая ее к себе. Она и сама долго не могла уснуть. В голове неотступно звучал один и тот же вопрос: правильно ли она сделала, отдав Гарри стихотворение?

Она снова задремала, но незадолго до рассвета вдруг вздрогнула и стряхнула с себя остатки своего странного полусна. Даже не поворачивая головы и не открывая глаз, она поняла, что Гарри незаметно выбрался из постели.

Потом она услышала шорох бумаги: Гарри развернул листок, со стихами, лежавший на столике рядом. Потом осторожно отворилась и снова закрылась дверь в его комнату.

Августа заставила себя проваляться в постели, пока не забрезжил рассвет, потом тоже встала, чтобы встретить новый долгий день.

Выглянув в окно, она увидела, что бледное небо затянуто свинцовой дымкой, предвещавшей дождь.

Гарри ненадолго появился в столовой, как следует позавтракал, съев изрядное количество мяса и яичницы, а потом снова исчез в библиотеке. Полностью поглощенный собственными мыслями, он едва перекинулся двумя-тремя фразами с Августой и Мередит. С утра весь дом ходил на цыпочках: здесь, безусловно, не впервые видели графа в подобном настроении.

– Папа всегда такой, когда работает над своими рукописями, – объяснила Августе Мередит. Ее ясные серые глаза с искренним беспокойством заглядывали мачехе в лицо. – Вы не должны думать, что он на вас все еще сердится!

– Понимаю, – Августа невольно улыбнулась. – И непременно это учту.

– А правда, гости уже через три дня приедут? – В чуть печальных глазах Мередит светилось затаенное и совершенно детское предвкушение праздника.

– Правда. И мисс Эпли к полудню должна уже закончить последнее из ваших новых платьев, Мередит. Напомните тете Клариссе, что сегодня следует пораньше разделаться с уроками. У нас сегодня примерка.

– Обязательно, Августа! – Мередит вскочила и побежала в классную комнату.

Оставшись за столом одна, Августа молча допила кофе. Просмотрела полученную утром почту. Прочла одну из лондонских газет.

После завтрака, она посоветовалась с дворецким и экономкой, стоит ли нанимать дополнительную прислугу на время предстоящего праздника.

Все утро дверь в библиотеку была плотно закрыта. Августа просто глаз не могла от нее отвести, проходя мимо. Затянувшееся молчание внутри убежища, где скрылся ее муж, становилось невыносимым. Она не могла не думать о том, к каким выводам мог прийти Грейстоун, читая предсмертные стихи Ричарда.

Когда сил для ожидания совсем не осталось, Августа велела оседлать и привести ее лошадь. Потом сходила наверх и переоделась в амазонку. Дворецкий встретил ее встревоженным взглядом:

– Похоже, мадам, сегодня днем дождь собирается.

– Возможно. – Августа рассеянно улыбнулась. – Не беспокойтесь обо мне, Стриплз. Дождика я не боюсь.

– Вы уверены, мадам, что вас не надо сопровождать? – Каждая черточка унылой вытянутой физиономии Стриплза выражала озабоченность. – Я знаю, что его сиятельство предпочел бы, чтобы вы взяли с собой грума.

– Нет, мне никто не нужен. Ты не в городе, Стриплз. Это в Лондоне нужно беспокоиться, если дама отправилась одна на прогулку. Если меня кто-нибудь спросит, можете сказать, что я скоро вернусь.

Стриплз кивнул, однако напряженное неодобрительное выражение не исчезло с его лица.

– Как угодно, мадам.

Августа вздохнула, спустилась с крыльца и вскочила в седло. Здесь, в Грейстоуне, так трудно угодить даже дворецкому, думала она.

Она покаталась около часа, любуясь бескрайним предгрозовым небом и чувствуя, что настроение у нее начинает постепенно улучшаться. Невозможно пребывать в меланхолии, когда надвигается буря, решила Августа и с удовольствием подставила лицо порывам резкого ветра. Тут же упали и первые капли дождя, мгновенно освежившие ее и словно вдохнувшие в нее новые силы. Впервые за этот невыносимо долгий и утомительный день она почувствовала себя бодрой.

Впрочем, несмотря на все явные признаки надвигавшейся грозы, первый раскат грома все же застал ее врасплох. Она поняла, что не успеет домой до начала ливня, и, заметив неподалеку полуразрушенный домик, поспешила туда. Домик явно пустовал.

Августа привязала свою кобылу в небольшом сарайчике и вошла в единственную совершенно пустую комнату. Не закрывая двери, она смотрела, как дождь хлещет по земле и листьям деревьев.

Минут через двадцать она сквозь струи дождя увидела всадника. Грохот копыт жеребца сливался с грохотом грома. Как раз когда в небесах вспыхнула молния, мощный конь резко остановился перед дверью сарая.

Из седла на нее сердито смотрел Гарри. Плотно застегнутое пальто совершенно промокло и плотно облепило на ветру его тело. Вода ручьями стекала с касторовой шляпы.

– Какого черта ты делаешь здесь в такую грозу, Августа? – Жеребец заплясал при очередной вспышке молнии. Гарри погладил встревоженное животное затянутой в перчатку рукой. – Боже мой, ты же взрослая женщина, а разума у тебя меньше, чем у девчонки-школьницы! Где твоя лошадь?

– В сарае за домом.

– Сейчас привяжу коня и приду к тебе. Да закройте же дверь, мадам! Вы насквозь промокнете!

– Хорошо, Гарри.

Тихий ответ Августы утонул в шуме ливня.

Через несколько минут дверь распахнулась и в комнату влетел Гарри. Вода стекала с него на земляной пол. Он принес дрова и пучок лучины для растопки. Все это он, видимо, нашел в сарае. Он захлопнул за собой дверь, бросил дрова в камин и принялся стаскивать с себя мокрые пальто и шляпу.

– Полагаю, у тебя найдутся объяснения своему нелепому поступку?

Августа пожала плечами и, словно защищаясь, обхватила себя руками – она вдруг заметила, что с появлением Гарри домик кажется значительно меньше.

– Мне просто захотелось покататься.

– В такую погоду? – Гарри расстегнул и снял перчатки, стряхивая воду со своих отлично начищенных сапог. – И почему ты не взяла с собой грума?

– Мне казалось, что грум мне совсем не нужен. А как вы нашли меня, милорд?

– У Стриплза хватило ума заметить, в каком направлении вы удалились, мадам. Так что нетрудно было вас выследить. Кроме того, кое-кто из людей видел, как вы проезжали мимо, а потом один из крестьян вспомнил об этом домишке и предположил, что вы укрылись от дождя именно здесь. Это единственное пустующее жилище в округе.

– Вашей логикой можно только восхищаться, милорд! И вы сами убедились, что я все время была в полнейшей безопасности.

– Дело совсем не в этом, мадам. Дело в утрате или полном отсутствии у вас здравого смысла. Ну как вам пришло в голову отправиться верхом в такую погоду? – Гарри опустился на одно колено у очага, быстро и умело раздул пламя. – Если вы не думаете о себе, то что скажете о моей дочери?..

Это замечание удивило Августу. Маленький пузырек счастья поднимался из глубины ее души…

– А что, Мередит беспокоилась обо мне?

– Мередит понятия не имеет, что вы уехали кататься, мадам. Она по-прежнему занимается в классной.

– Ах вот как! – Пузырек счастья тут же лопнул.

– Я всего лишь хотел сказать, что вы своим поведением подаете моей дочери дурной пример.

– Но если она даже не знает, что меня нет дома, Гарри, о чем же беспокоиться?

– Это чистая случайность, что она не заметила вашего отсутствия и что вы уехали из дому в полном одиночестве.

– Да, разумеется. – Августа снова почувствовала полное нежелание мириться с его упреками. – И вы совершенно правы. Я подаю отвратительный пример, милорд. Но скорее всего подам еще немало отвратительных примеров в ближайшем будущем. Ведь я всего лишь из нортамберлендских Баллинджеров, а не из гемпширских.

Гарри вскочил так резко и поспешно, что Августа испуганно отступила.

– Черт бы тебя побрал, Августа! Прекрати это немедленно! И нечего прикрываться репутацией Баллинджеров для оправдания собственного безобразного поведения. Понятно?

Она похолодела. Гарри и в самом деле был страшно рассержен, и явно не потому, что она уехала кататься, несмотря на надвигавшуюся грозу.

– Да, милорд. Я прекрасно поняла все, что вы сказали.

Он резким жестом пригладил свои влажные волосы:

– И перестань, наконец, смотреть на меня так, словно ты последняя из рода Баллинджеров и стоишь на крепостном валу своего замка, готовясь отразить нападение врага! Я не враг тебе, Августа.

– Да? А говорите так, словно объявили мне войну. Неужели вы всю нашу совместную жизнь без конца будете читать мне нотации, Грейстоун? Ужасно грустная перспектива! Вам так не кажется?

Он смотрел на разгоравшийся в камине огонь.

– У меня есть слабая надежда, что постепенно вы научитесь как-то сдерживать свои внезапные порывы, мадам.

– Звучит обнадеживающе. Мне искренне жаль, что вы были вынуждены сегодня отправиться за мною, милорд.

– Мне тоже.

Августа задумчиво глядела на его могучие плечи:

– Знаешь, Гарри, лучше честно скажи мне все сразу! Я понимаю, что ты расстроен не только из-за моей прогулки. Что ты узнал из стихотворения Ричарда?

Он повернулся и мрачно, исподлобья взглянул на нее:

– Мы с тобой договорились: ты ни в коей мере не отвечаешь за деятельность своего брата во время войны, не так ли?

Холод пронизал ее душу.

Нет, Ричард! Ты никогда не был шпионом! И мне безразлично, что они все говорят!

Августа заставила себя небрежно повести плечиком.

– Как вам будет угодно, милорд. Так что там, в стихах?

– Это послание подтверждает, что человек по прозвищу Паук был членом клуба «Сабля».

– По-моему, я никогда даже не слышала о таком клубе.

– Ничего удивительного. Это был маленький клуб, в основном для военных. И расположен он был отнюдь не на Сент-джеимс-стрит, да и просуществовал недолго… – Гарри помолчал. – По-моему, там случился пожар. Года два назад, если не ошибаюсь. Здание было уничтожено огнем, а сам клуб, кажется, распался.

– Я не помню, чтобы Ричард рассказывал об этом клубе.

– Он, возможно, не был его членом. Но каким-то образом узнал о Пауке. К сожалению, твой брат никак не обозначил этого мерзавца. Лишь указал на то, что он входил в клуб «Сабля».

Августа задумалась:

– Но если раздобыть список членов клуба, то можно попытаться определить, кто из них мог быть Пауком, верно? Ты же об этом думаешь?

– Именно об этом. – Гарри поднял нахмуренные брови. – Ты очень проницательна, дорогая.

– А что, если мое настоящее призвание осталось невостребованным? Вдруг из меня получился бы отличный тайный агент?

– Даже не упоминай об этом, Августа! Подобные мысли способны напрочь лишить меня сна.

– И что ты теперь собираешься делать?

– Я проведу кое-какие расследования, посмотрю, нельзя ли отыскать управляющего «Сабли». У него наверняка сохранился список членов клуба, или же он сумеет вспомнить их имена. Вот тогда, вполне вероятно, удастся кое-кого выследить.

– Тебе очень хочется поймать этого Паука, верно?

– Очень!

Августа, услышав этот решительный ответ, снова вся похолодела и долго смотрела в огонь.

– Значит, теперь, внимательно изучив стихи Ричарда, ты окончательно укрепился в том мнении, что он был предателем?

– Нет, я еще не решил окончательно и, возможно, не решу этой проблемы никогда, Августа. Как ты сама справедливо заметила, твой брат вполне мог работать на кого-то из наших агентов.

– Но, по-твоему, это маловероятно?

– Нет.

– Вы, как всегда, убийственно честны, милорд. – Августа заставила себя улыбнуться. – Но я, разумеется, сохраню собственное мнение на сей счет.

Гарри мрачно кивнул:

– Разумеется. Ты можешь продолжать верить, во что хочешь. Впрочем, был ли Ричард предателем, ни для кого уже не имеет особого значения.

– Кроме меня. – Августа храбро выпрямилась. – Я по-прежнему убеждена в его невиновности, милорд. И он тоже продолжал бы верить мне, если б мы с ним вдруг поменялись местами. Мы, нортамберлендские Баллинджеры, всегда друг за друга горой, как вам известно! Мы останемся верны друг другу до самой смерти. И я не отвернусь от собственной семьи, даже если единственное, что у меня осталось, – это память о ней.

– У тебя теперь есть новая семья, Августа. – В маленькой комнате голос Гарри звучал особенно резко.

– Неужели? А по-моему, у меня ее нет, милорд! Да, у меня есть дочь, но она не может заставить себя называть меня мамой, потому что я не так красива, как ее настоящая мать, и у меня есть муж, который не может рискнуть полюбить меня, потому что я, видите ли, могу оказаться похожей на других леди Грейстоун, которые умерли еще до моего появления на свет!

– Ради бога, Августа! Мередит только ребенок! И вы с ней знакомы всего несколько недель! Ты должна дать ей время.

– Ну а ты, Гарри? Сколько тебе нужно еще времени, чтобы решить, что я не похожа на своих предшественниц? Как долго еще я должна чувствовать, что постоянно подвергаюсь проверкам и испытаниям? Особенно когда осмеливаюсь выразить какие-то собственные желания?

Гарри вдруг оказался у нее за спиной. Положив руки ей на плечи, он повернул ее к себе лицом. Августа посмотрела ему в глаза.

– Черт возьми, Августа, что же ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы все было, как в детстве и юности. Я хочу обрести настоящую семью. Я хочу любви, радости и доверия. – И вдруг невесть откуда взявшиеся слезы обожгли ей глаза и потекли по щекам.

Гарри застонал и крепко прижал ее к себе:

– Пожалуйста, Августа, не плачь! Все будет хорошо. Ты увидишь. Ты сегодня просто извелась из-за этого стихотворения. Но скажи, между нами все осталось по-прежнему?

– Да, милорд. – Она всхлипнула, уткнувшись носом в его теплое плечо.

– И все-таки, дорогая, лучше бы тебе перестать без конца сравнивать меня и мое семейство со своими безрассудными предками из нортамберлендских Баллинджеров. Ну попробуй привыкнуть к мысли, что графы Грейстоуны по большей части были людьми довольно скучными и совсем не отличались чувствительностью. Хотя это вовсе не значит, что мне ты безразлична, а Мередит даже не пытается воспринимать тебя как мать.

Августа еще раз всхлипнула и подняла голову. Ей даже удалось изобразить на своем лице улыбку.

– Да, конечно, ты прав… Ты должен простить мне эти глупые слезы. Не знаю, что на меня нашло. Сегодня у меня какое-то отвратительное настроение. По всей видимости, из-за погоды.

Гарри загадочно улыбнулся и протянул ей белоснежный платок:

– По всей видимости. Может быть, тебе лучше устроиться поближе к огню и согреться? Эта гроза кончится еще не скоро. А пока ты можешь рассказать мне о том, как собираешься устраивать праздник у нас в доме.

– Подходящая тема, милорд, чтобы отвлечь от грустных мыслей такую беспечную женщину, как я. Тем не менее давайте обсудим мои планы относительно этого бала.

– Ну знаешь, Августа… – Он снова сердито нахмурился.

– Простите, милорд. Я просто пошутила. Не очень-то хорошо с моей стороны: я же понимаю, что вы хотели меня утешить. – Она приподнялась на цыпочки и коснулась его щеки легким поцелуем. – Ну, давайте я расскажу вам, например, о праздничном меню.

Гарри улыбнулся, однако настороженность в его глазах не исчезла.

– Знаешь, в Грейстоуне так давно не устраивали балов! Я, пожалуй, и не представляю, что в нашем доме можно действительно устроить нечто подобное.

В назначенный день гости начали прибывать с самого утра. Августа целиком отдалась своей новой роли хозяйки дома, командуя снующими вверх и вниз по лестнице слугами, то и дело заглядывая на кухню и давая последние указания в спальнях.

Мередит не отходила от нее; серьезные глаза девочки, казалось, вбирали все происходящее вокруг – от того, как наилучшим образом разместить многочисленных гостей, до приготовления еды, тем более что гости прибывали отнюдь не в один и тот же час.

– Как все сложно, правда? – вырвалось в какой-то момент у Мередит. – Даже развлечения!

– О да! – заверила ее Августа. – Это и правда довольно трудно – устроить все так, чтобы никто не заметил, как устала хозяйка. Моя мать умела прекрасно справляться с этими обязанностями. Нортамберлендские Баллинджеры всегда очень любили балы и развлечения.

– А папа не любит, – вздохнула Мередит.

– Надеюсь, и он постепенно привыкнет к ним.

Чуть позже, стоя на крыльце вместе с Мередит и миссис Гиббоне – их экономкой – Августа заметила, как легкий зеленый фаэтон, запряженный парой серых рысаков, выехал на подъездную аллею.

– Мне кажется, миссис Гиббоне, – сказала Августа, любуясь Питером Шелдрейком, который на ходу выпрыгнул из фаэтона и передал вожжи одному из конюхов, – что нам следует поместить мистера Шелдрейка в желтой спальне.

– То есть рядом с мисс Клодией Баллинджер, мадам? – Миссис Гиббоне что-то отметила в своем списке.

– Да, совершенно верно. – Августа улыбнулась и пошла навстречу Питеру. – Как хорошо, что вы приехали, мистер Шелдрейк! Я очень надеюсь, что у нас в деревне вам не будет слишком скучно. Грейстоун без конца повторял, что вы не большой поклонник загородных балов.

В ярких голубых глазах Питера засверкали искорки смеха, когда он склонился к руке Августы.

– Уверяю вас, мадам, я и подумать не могу, чтобы у вас в гостиной было скучно! И насколько я понимаю, ваша кузина тоже приехала?

– Да, всего полчаса назад вместе с дядей Томасом. Сейчас они приводят себя в порядок. – Августа с улыбкой посмотрела на Мередит. – Вы ведь знакомы с дочерью графа Грейстоуна?

– Да, мы раза два встречались, однако я уже стал забывать, как очаровательна эта юная леди! Боже мой, какое у вас изумительное платье, леди Мередит! – И Питер, излучая обаяние, улыбнулся девочке.

– Благодарю вас… – Но Мередит, казалось, не обратила на его обаятельную улыбку ни малейшего внимания. Взгляд ее восторженных глаз был устремлен на ярко-зеленый изящный фаэтон с поднимающимся верхом. – У вас самый замечательный экипаж на свете, мистер Шелдрейк!

– Да, и я очень им горжусь, – согласился Питер. – Не далее как в прошлое воскресенье я выиграл на нем скачки. Не желаете ли чуть погодя прокатиться?

– Ой, конечно! – воскликнула Мередит срывающимся от радости голосом. – Вот было бы замечательно!

– Ну тогда договорились.

Августа усмехнулась:

– Вообще-то я тоже не отказалась бы прокатиться в вашем фаэтоне, сэр… Но Грейстоун, как вам, без сомнения, известно, не слишком одобряет подобные экипажи. Он считает их бессмысленно опасными.

– Вы обе будете в полной безопасности, если буду править я, уверяю вас, леди Грейстоун. Мы поедем шагом и совсем не будем рисковать.

– Только не говорите мне об этом заранее, сэр, иначе пропадет всякий интерес к подобной поездке, – рассмеялась Августа. – Какой смысл кататься на фаэтоне, если лошади идут шагом?

– Смотрите, вдруг ваш супруг услышит! – предупредил ее Питер. – Тогда он, конечно же, запретит и вам, и леди Мередит поехать со мной. Не забывайте, для Грейстоуна лучшее развлечение – расшифровать какой-нибудь допотопный латинский текст времен Цицерона или Тацита.

Мередит встревожилась:

– Значит, фаэтон – вещь довольно опасная, мистер Шелдрейк?

– Да, разумеется, он может стать опасным, если им плохо и невнимательно управлять. – Питер подмигнул ей. – Так вы боитесь ехать со мной?

– Ой, нет! – заверила его помрачневшая Мередит. – Вот только папа не любит, когда я делаю что-нибудь опасное.

Августа посмотрела на нее:

– Знаете, Мередит, давайте не будем рассказывать вашему папе, как быстро мы ехали в фаэтоне мистера Шелдрейка, хорошо?

Мередит озадаченно захлопала глазами: ей еще не приходило в голову что-либо скрыть от отца. Потом она с самым серьезным видом кивнула:

– Хорошо. Но если он прямо спросит меня об этом, я должна буду сказать ему все! Я просто не могу солгать папе.

Августа наморщила носик:

– Ну разумеется! Я вас так понимаю. И конечно же, во всем буду виновата я, если во время нашей поездки мы случайно свалимся в какую-нибудь канаву.

– Что тут у вас? Заговор? – Гарри с довольным видом спустился к ним с крыльца. – Если Шелдрейк вздумает искупать в грязи кого-то еще, кроме себя самого, то ему придется серьезно объясняться на эту тему. Со мной.

– Ужасная перспектива! – взвыл Питер. – Ты никогда не способен был ни понять, ни просто посочувствовать человеку, совершившему ошибку или просчет!

– Вот-вот, и не забывай об этом. – Гарри взглянул на подъездную аллею: к дому приближалась очередная карета. – По-твоему, миссис Гиббоне очень хочет показать тебе твою комнату, Шелдрейк. Когда освежишься с дороги, приходи ко мне в библиотеку. Мне нужно кое-что с тобой обсудить.

– Конечно! – Питер подмигнул Августе и последовал за экономкой.

Мередит обеспокоенно посмотрела на отца:

– А я смогу покататься с мистером Шелдрейком в его замечательном фаэтоне?

Гарри улыбнулся Августе поверх головы дочери:

– Полагаю, это вполне безопасно. Шелдрейк достаточно осторожен, чтобы не рисковать понапрасну самыми дорогими мне существами.

У Августы потеплело на сердце – такими глазами смотрел на нее Гарри. Польщенная, она с улыбкой сказала Мередит:

– Ну вот все и решено! И нам уже не придется красться тайком, чтобы прокатиться с мистером Шелдрейком.

Мередит ответила ей сдержанной, в точности отцовской, улыбкой.

– А потом, может быть, папа купит и нам такой фаэтон!

– Ну вот еще, глупости! – буркнул Гарри. – Я совсем не намерен тратить столько денег на ваши легкомысленные забавы, леди. Я и без того уже на грани банкротства из-за ваших с Августой новых нарядов!

Мередит явно была озадачена. Она посмотрела на украшавшие ее платьице прелестные розовые ленты.

– Ах, папа, мне очень жаль! Мне и в голову не приходило, что на мои платья ушло так много денег!

Августа сердито взглянула на Гарри:

– Мередит, ваш отец самым бесстыдным образом подшутил над вами! Во всяком случае, наши с вами расходы даже малейшей бреши в его доходах не пробили. И по-моему, ему очень нравятся наши новые платья, не правда ли, Грейстоун?

– Я бы сказал, что вы, безусловно, не зря потратили на них деньги, пусть даже из-за этого мне придется сесть в долговую тюрьму! – галантно ответил Гарри.

Мередит с облегчением просияла и снова потянула Августу за руку, не в силах оторвать взгляд от зеленого фаэтона.

– И все-таки это самый прекрасный экипаж на свете!

– Вы правы, Мередит, – согласилась Августа и тихонько пожала руку девочки.

Гарри посмотрел на дочь:

– Я чувствую, вы обе становитесь настоящими авантюристками, милые дамы! И дочь начинает удивительно походить на свою новую мать?

Бог знает почему, но Августу удивительно обрадовало это замечание Грейстоуна.