Текст книги "Встреча"

– Да, сэр. Но со своей стороны я бы тоже отметила одну вещь: при сложившихся обстоятельствах оказались затронуты моя гордость и честь. Я просто обязана была что-то предпринять.

– Вам следовало сразу прийти ко мне.

Августа прищурилась:

– Не обижайтесь, милорд, но я не считаю, что с моей стороны это было бы очень верное решение, не вижу особенного смысла… Ну, вы, разумеется, прочитали бы мне очередную лекцию, а потом устроили бы весьма неприятную сцену – вот как сейчас.

– Я бы занялся решением возникшей проблемы, освободив от этого вас, – мрачно возразил Гарри. – И вам не пришлось бы рисковать своей головой и репутацией, как сегодня.

– Мне кажется, милорд, что сегодня мы оба рисковали и головой, и репутацией. – Августа осторожно улыбнулась. – Если честно, вы произвели на меня неизгладимое впечатление. Знаете, сэр, я очень рада, что вы оказались там. Я бы ни за что не вернула свою расписку, если бы вам не пришла в голову мысль о сейфе и о том, что он находится в глобусе. По-моему, все получилось как нельзя лучше, и мы оба должны быть благодарны судьбе, что все уже позади.

– Неужели вы полагаете, что я успокоюсь на этом?

Августа горделиво выпрямилась:

– Я, разумеется, прекрасно пойму, если вы сочтете, что сегодня ночью мое поведение перешло все допустимые границы. Если мысль о браке со мною для вас уже невыносима, то мое исходное предложение остается в силе: я с удовольствием объявлю о разрыве нашей помолвки и освобожу вас.

– Освободите меня, Августа? – Гарри снова сжал ее запястье. – Боюсь, что теперь это невозможно. Я пришел к выводу, что уже никогда не сумею освободиться от вас. Вы будете терзать меня до конца моей жизни. Если уж мне выпала такая судьба, я принимаю ее и сумею вытерпеть все, что она еще обещает мне.

И прежде чем Августа успела понять, что Гарри хотел этим сказать, он вдруг схватил ее в охапку, и через мгновение она обнаружила, что лежит у него на коленях, обхватив его за плечи, а губы его прильнули к ее губам. Глава 7

– Гарри!

Удивленный вскрик Августы затих под натиском его губ, и она тут же полностью подчинилась ему. Пережитое потрясение растворилось в теплых волнах пробуждающегося желания – как тогда, в библиотеке.

Августа обвила его шею руками, и губы ее раскрылись ему навстречу. Его жаркие поцелуи вызывали в ее душе трепет.

С готовностью отвечая на его ласки, она почти утратила способность мыслить ясно. Какая-то часть ее сознания все еще воспринимала и ухабы на дороге, и тесноту раскачивающейся кареты, и постукивание копыт лошадей по мостовой, но, оказавшись в объятиях Гарри, она словно перенеслась в иной мир.

Это сюда она втайне мечтала вернуться все это время – с тех пор, как Гарри впервые по-настоящему обнял ее, – без конца оживляя в памяти подробности их первого интимного свидания. Но все эти мечтания померкли теперь, когда она оказалась с ним рядом. Необыкновенное чувство восторга наполнило все ее существо, когда она ощутила вновь его волшебные поцелуи.

Ну конечно же, он простил ей и эту неприятную историю с карточным долгом, и ее поход в дом Лавджоя, радостно думала Августа. Иначе он не стал бы так нежно целовать ее! Он больше не сердится!

Она прижалась к Гарри всем телом, пальцы ее сжимали лацканы его черного пальто.

– О господи, Августа! – Гарри чуть приподнял голову. В полутьме поблескивали его глаза. – Ты просто сводишь меня с ума! Только что я готов был задать тебе хорошую трепку, но тут же забыл обо всех благих намерениях, испытывая лишь одно желание: поскорее получить тебя в свою постель.

Она ласково коснулась его щеки и улыбнулась:

– Не мог бы ты еще раз поцеловать меня, Гарри? Пожалуйста! Мне так приятно, когда ты целуешь меня.

С глухим стоном он снова прильнул к ее губам. Она почувствовала, как его рука, нежно поглаживая, скользит по ее плечу, и замерла: пальцы Гарри коснулись ее груди под тонким батистом. Однако она не отпрянула.

– А это тебе приятно, моя безрассудная маленькая проказница? – хрипло пробормотал Гарри, расстегивая на ней рубашку.

– Да, – прошептала она. – Я хочу, чтобы ты целовал меня вечно. Клянусь, это самое приятное ощущение на свете!

– Я счастлив, что тебе нравится.

Рука его, проникнув под рубашку, нежно ласкала ее обнаженную грудь. Августа закрыла глаза и вздохнула, когда пальцы Гарри коснулись соска.

– Господи! – с трудом прошептал он. – Прелестнейший в мире бутон.

Он наклонился и чуть тронул этот розовый бутон губами. Августа застонала.

– Тихо, любимая, – шепнул он, и рука его скользнула по бедру Августы, пытаясь снять с нее мужское облачение.

Теперь Августа уже с трудом сознавала, что они едут в карете по довольно оживленной улице и буквально в полуметре от них находится Скраггз, абсолютно не подозревающий, что творится внутри экипажа. Она понимала, что должна вести себя очень тихо, но никак не могла удержаться от изумленных восклицаний, вызванных новыми незнакомыми ощущениями. Прикосновения Гарри заставляли ее тело петь от счастья. Какое-то еще не совсем ясное, но совершенно нестерпимое желание зрело в ней. Она была настолько возбуждена, что не узнавала себя, и никак не могла справиться с собой и сдержать возгласы.

Почувствовав, что пальцы Гарри становятся все смелее, она затаила дыхание, но потом, не выдержав, негромко воскликнула:

– О Гарри, что ты делаешь?!

Гарри лишь тихо застонал – непонятно было, то ли он смеется, то ли сердится…

– Тихо, дорогая моя. Нам следует соблюдать осторожность.

– Прости, но я не могу притворяться спокойной, когда ты меня ласкаешь… Это… очень странное ощущение, Гарри. Честное слово, я никогда ничего подобного не испытывала…

– Черт возьми! Да ты хоть понимаешь, что ты со мной делаешь? – Гарри быстро приподнялся. Он рывком стянул с плеч пальто и бросил его на зеленые бархатные подушки. Потом уложил Августу на расстеленное пальто так, что из-за тесноты кареты ей пришлось согнуть поднятые вверх колени.

Когда Августа решилась открыть глаза, Гарри, склонившись над ней, яростно сражался с ее рубашкой.

Августа уже начала привыкать к его ласкам, когда вдруг поняла, что он успел уже снять с нее башмаки и теперь стаскивает бриджи.

– Милорд, что вы делаете? – Она беспокойно заметалась на подушках, теряя самообладание от окутавшей ее сладострастной неги. Теплая рука Гарри так уверенно касалась ее тела, что она вся трепетала.

– Ну скажи мне, что хочешь меня, – прошептал он ей в грудь.

– Да, я хочу тебя. Я никогда и ничего так не хотела в жизни. – Она выгнулась дугой под его ласками и услышала, как он застонал. Всякие мысли о протесте тут же улетучились у нее из головы перед все возрастающим желанием. Она вскрикнула, и губы Гарри приникли к ее рту, словно призывая ее хранить молчание.

Августа вздрогнула, поняв, что Гарри снова переместился. Теперь он стоял на коленях у ее ног.

– Гарри?

– Тише, милая, тише.

Она задохнулась, когда он всем телом навалился на нее, вдавливая в подушки. Только тогда она догадалась о его дерзких намерениях.

Его пальцы скользили по ее телу и, нежно поглаживая, просили раздвинуть ноги.

– Да, милая, да, вот так. Да… Откройся мне. Вот так… Господи, как ты нежна. Нежна и желанна. Отдайся же мне… не бойся, родная.

Она плыла по волнам этих нежных слов, произносимых хриплым шепотом. Потом почувствовала, как нечто твердое медленно, но настойчиво проникает в нее.

На мгновение ее охватил панический страх. «Нужно остановить его!»– мелькнула невнятная мысль. Утром он сам непременно пожалеет о случившемся, может быть даже снова обвинит во всем ее, как в прошлый раз.

– Гарри, мне кажется, нам не стоит этого делать… Ты же сам сочтешь меня распутницей…

– Нет, дорогая, ты восхитительная женщина. Настоящая. Нежная. Очаровательная.

– Ты скажешь, что я тебя поощряла… – У Августы перехватило дыхание: он прижался к ней теснее. – Ты скажешь, что я опять делала тебе авансы…

– Все авансы уже сделаны, и все обещания непременно будут выполнены. Ты принадлежишь мне, Августа! Мы с тобой помолвлены. Тебе нечего бояться, отдавая себя мужчине, который скоро станет твоим мужем.

– Ты в этом уверен?

– Совершенно уверен. Обними меня, милая, – прошептал Гарри, целуя ее уста. – Держи меня крепче. Докажи, что действительно хочешь меня.

– Ах, Гарри, я так хочу тебя! И если ты уверен, что хочешь меня, если ты не подумаешь, что я недостаточно добродетельна…

– Я хочу тебя, Августа! Господь свидетель, я так безумно тебя хочу, что не уверен, доживу ли до утра, если немедленно не получу тебя. Никогда в жизни я не был так уверен, что все делаю правильно…

– Ах, Гарри.

«Он действительно хочет меня, – подумала Августа, и голова у нее пошла кругом от этой чудесной мысли. – Он отчаянно жаждет близости со мной, да и я сама сгораю от желания подчиниться ему, мне до боли хочется поскорее узнать, каково это – принадлежать ему целиком».

Августа еще крепче обняла Гарри за шею и чуть приподнялась, словно устремляясь навстречу его страстному желанию.

– О господи, да, Августа, да! – Он впился в ее уста страстным поцелуем и тяжело опустился на нее всем телом. Острая боль пронзила ее.

Августа чуть не потеряла сознание; ее вдруг словно бросили в ледяную воду. Шок от испытанной боли и грубого вторжения в ее плоть вызвал головокружение, шум в ушах и неожиданное прозрение: она ожидала совсем иного.

У нее вырвался стон боли и разочарования, который Гарри тут же заглушил каким-то совсем уж варварским поцелуем, точно проглотив ее возмущенный вопль. Губы его, точно утешая, нежно скользили по всему ее телу. Потом они оба замерли.

Через некоторое время Гарри осторожно приподнял голову. В слабом свете горевшей в карете лампы она увидела, что лоб его покрыт капельками пота, а зубы стиснуты.

– Гарри, в чем дело?

– Ничего страшного, милая, все хорошо, успокойся. Все пройдет через одну-две минуты. Прости меня, родная, что я так поторопился. – Он покрывал лицо и шею Августы горячими страстными поцелуями, по-прежнему крепко сжимая ее в объятиях. – Я совсем потерял голову, точно опьянел, и, как все пьяные, не соображал, что делаю. Мне следовало бы проявить куда больше изящества и умения в первый раз…

Августа не отвечала. Она была слишком поглощена новым ощущением: Гарри до сих пор находился где-то глубоко в ее теле.

В течение нескольких бесконечно долгих минут Гарри продолжал лежать неподвижно. Августа чувствовала, с каким болезненным напряжением он старается сдерживать себя.

– Августа?

– Да, Гарри?

– Как ты, милая? – шепнул он сквозь стиснутые зубы. Его голос звучал так, словно всеми силами души он старался сохранить самообладание.

– Хорошо. По-моему, все хорошо. – Августа нахмурилась; ее тело медленно начинало привыкать к невыносимо волнующему, невыносимо острому ощущению. Она никогда ничего подобного не испытывала.

В этот момент карета сильно качнулась – колесо попало в выбоину на мостовой, – и Гарри, еще глубже проникнув в ее плоть, застонал. У Августы перехватило дыхание.

Она услышала, как он едва слышно выругался, потом устало опустил голову ей на плечо.

– В следующий раз все будет гораздо лучше. Даю тебе слово, Августа! Ты такая сладкая, такая чуткая… Ну, посмотри же на меня, родная. – Он бережно взял ее лицо в свои ладони. – Черт побери, Августа, да открой же глаза и посмотри на меня! Скажи, что все еще полна страсти. Меньше всего на свете мне хотелось сделать тебе больно!

Она, подчинившись его требованию, подняла ресницы, увидела его застывшее лицо и поняла, что, несмотря на отчаянные попытки держать себя в руках, он все же страшно винит себя за доставленные ей переживания и боль. Она нежно улыбнулась, тронутая его глубоким сочувствием и заботой. «Ничего удивительного, что я люблю его», – подумала она вдруг.

– Не терзай себя, Гарри. Право же, получилось вовсе не так плохо. И ничего страшного со мной не случилось. Далеко не все приключения проходят гладко, как мы оба могли убедиться сегодня. Там, у Лавджоя в библиотеке.

– Господи, Августа! И что мне с тобой делать? – Гарри зарылся лицом в нежную ямку у нее на шее. Потом осторожно начал какие-то движения внутри нее.

Августа почти не обратила внимания на это еще одно новое ощущение, но потом постепенно стала прислушиваться к себе… она даже стала находить происходящее вполне терпимым… И тут все вдруг кончилось.

– Ах, Августа!.. – Гарри сильным толчком снова проник в нее, выгнулся и резко замер.

Августа была заворожена этим проявлением жесткой чисто мужской силы и каким-то новым, диковатым выражением на его резком красивом лице. Он скрипнул зубами, пытаясь подавить хриплый, рвущийся из горла крик, негромко застонал и тяжело упал на нее.

Какое-то время Августа ощущала лишь покачивание кареты и далекий уличный шум. Потом ласково погладила Гарри по голове, прислушалась к его неровному, судорожному дыханию и решила, что ощущение тяжелого теплого тела, лежащего на ней, очень приятно, несмотря даже на то, что Гарри совершенно вдавил ее в подушки. Приятным ей показался и его запах: в нем было нечто безошибочно и абсолютно мужское.

Однако больше всего ее поразила их странная и неожиданная близость. Она чувствовала себя сейчас чуть ли не частью самого Гарри. Словно они были теперь связаны куда прочнее, чем после официального объявления об их помолвке; к ней случившееся как бы не имело ни малейшего отношения.

Августе потребовалось немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах и ощущениях. Наконец она поняла: радостнее всего было чувство обладания друг другом. Они с Гарри только что заключили прочный союз, и теперь у нее новая семья, которой она могла и хотела отдать себя всю без остатка.

– Боже мой, – прошептал Гарри, – никак не могу поверить!

– Гарри, – тихо проговорила Августа, – как ты думаешь, мы часто будем заниматься этим в течение четырех месяцев нашей помолвки? Если да, то, может быть, нам сменить кучера? – Она тихонько хихикнула. – Я не очень-то представляю, согласится ли Скраггз возить нас по городу каждую ночь. И потом, знаешь, у него ведь ревматизм…

Гарри застыл. Потом резко поднял голову – в глазах его читалось изумление. Когда же он заговорил, в его голосе не осталось даже намека на любовный пыл.

– Четыре месяца! Проклятье! Нет, это невозможно!

– В чем дело, милорд?

Он лег рядом, освобождая ее от собственной тяжести, и пригладил свои растрепанные волосы.

– Впрочем, нет ничего такого, чего нельзя было бы поправить. Дай-ка мне немного подумать… Сядь, Августа. И поскорее одевайся. Прости, что тороплю, но тебе необходимо привести себя в порядок.

Его нетерпеливый властный тон почти сразу спугнул то волнующее чувство единения с ним, которым была охвачена Августа. Она нахмурилась, неловко села и принялась медленно одеваться.

– Честное слово, Гарри, я не понимаю тебя! Почему ты так сердишься? – Пальцы Августы замерли: ужасная мысль вдруг пронзила ей сердце. – Неужели теперь ты станешь винить меня за то, что случилось несколько минут назад?

– Черт побери! Ну что ты, радость моя, я сержусь совсем не на тебя! И уж, по крайней мере, из-за случившегося мне на тебя сердиться нечего. – Он резким жестом обвел карету, словно обозначая то, что там только что происходило. – А что мы вломились в дом Лавджоя, вообще никакого отношения к случившемуся между нами не имеет, хотя я и не намерен оставлять эту историю без последствий.

Он застегнул бриджи, поправил рубашку, потянулся к Августе и стал помогать ей одеваться. На мгновение его горячая рука застыла у нее на бедре.

Августа улыбнулась, понимая, что его раздирают совершенно противоречивые чувства.

– Да, милорд? Вы хотите еще что-нибудь?

– Да, еще и еще… – Он мрачно покачал головой, поправляя на ней одежду. – И мне ни за что не вытерпеть целых четыре месяца. Я просто уверен…

– В таком случае мы будем заниматься этим довольно часто, милорд, не правда ли?

Он посмотрел на нее, и в глазах его было столько страсти, столько горячих обещаний!

– Несомненно. Но только не в проклятой карете, да еще посреди Лондона. Вот твоя рубашка, Августа. – Он принялся сам застегивать ее мужскую рубаху. – Я постараюсь добыть специальное разрешение, и мы поженимся через день или два.

– Поженимся? С помощью специального разрешения? – Августа изумленно уставилась на него. Она, похоже, никак не может понять, что происходит. Все свершилось слишком быстро. – Ох нет, Гарри! А как же наша помолвка?

– Боюсь, нашей помолвке суждено стать одной из самых коротких. Во всяком случае, я уж постараюсь сократить ее,

– Но я-то совсем не уверена, что так уж хочу ее сокращать.

– Твои чувства в данном случае не имеют особого значения, – мягко возразил он. – Мы с тобой только что предавались любви, и, безусловно, этот соблазн возникнет у нас еще не раз, и в самое ближайшее время. А потому нам необходимо немедленно пожениться.

Я не собираюсь ждать целых четыре месяца, чтобы снова заполучить тебя. Уж это-то мне совершенно ясно. Я такой пытки просто не вынесу.

– Но, Гарри…

Он поднял руку, призывая ее к молчанию:

– Довольно. Больше ни слова. Дело решено. Теперь все зависит только от меня, и я свою задачу выполню.

– Что ж, – задумчиво проговорила Августа, – по-моему, в случившемся виноват не ты один. Ты уже не раз говорил мне о том, что я веду себя недостаточно благопристойно. Впрочем, всем известно, что я особа довольно беспечная. Так что отчасти здесь есть и моя вина, Гарри. Хотя на самом деле, – печально добавила она, пытаясь представить, какова была бы, например, реакция Клодии на подобную новость, – кое-кто, конечно же, сочтет, что во всем целиком и полностью виновата именно я.

– Я же сказал, что не желаю больше слышать об этом ни слова. – Гарри хотел поднять свое пальто и вдруг замер, заметив на нем маленькие темные пятнышки. Он глубоко вздохнул.

– Что случилось, Гарри?

– Прости меня, Августа. – Голос его звучал глухо. – Я не имел права так бессовестно воспользоваться твоей беззащитностью. Понятия не имею почему, но я совершенно утратил власть над собой. Ты, право же, заслуживаешь большего, и уж тем более супружеской постели и всех удовольствий и соблазнов медового месяца! Когда впервые в жизни…

– Не волнуйся, Гарри. Если честно, это было даже забавно. И у меня масса новых впечатлений. – Она немного раздвинула занавеску и выглянула в окно кареты. – Интересно, во многих ли из этих карет влюбленные парочки занимаются тем же, чем только что занимались мы?

– Кое-кто, пожалуй, содрогнется, узнав, как их на самом деле много. – Гарри с помощью своей черной трости чуть приоткрыл окошко на потолке кареты. – Скраггз, немедленно отвезите нас к дому леди Арбутнотт.

– Давно пора, – проворчал кучер. – И так уж припозднились, не правда ли, сэр?

Гарри не удостоил его ответом и захлопнул окошко. Потом долгое время сидел молча.

– Нет, я не могу поверить: только что я предавался любовным утехам с собственной невестой! Да еще в чужой карете посреди Лондона! – вырвалось у него.

– Бедный Гарри! – Августа любовалась странной растерянностью на его суровом лице. – Я полагаю, милорд, это страшно противоречит вашим представлениям о добродетели и правилах приличия, не так ли?

– Уж не смеетесь ли вы надо мной, мисс Баллинджер?

– Нет, что вы, милорд, я бы никогда не осмелилась. – Она с трудом подавила играющую на ее губах счастливую улыбку. «Интересно, почему у меня на душе так легко, так хорошо после столь ошеломительного приключения», – подумала она.

– Кажется, мне надо быть осторожнее, ты можешь оказать на меня поразительно дурное влияние, – тихо пробурчал Гарри.

– Буду стараться изо всех сил, сэр, – шепнула она. Потом посерьезнела. – Но вот насчет свадьбы по особому разрешению… Я в самом деле не считаю, что следует так безумно торопиться, Гарри.

– Нет? – Он поднял брови. – Ну что ж, а я считаю да! И больше не будем об этом. Завтра я тебе сообщу о месте и времени. И поговорю с твоим дядей, объяснив, что теперь выбора не остается.

– Но в том-то все и дело, Гарри! Выбор есть. И нам вовсе незачем так спешить. Ведь брак заключается на всю жизнь, правда? Нет, я бы хотела, чтобы вы были совершенно уверены в том, что поступаете правильно, милорд.

– Ты хочешь сказать, что у тебя есть сомнения?

Она закусила губу:

– Я не так сказала.

– Тебе и не требовалось ничего говорить. Ты продолжаешь настаивать на продлении помолвки, не понимая, что теперь все зашло слишком далеко и у нас с тобой нет другого достойного выхода из сложившейся ситуации. Нам остается только сыграть свадьбу, и как можно скорее.

Августу внезапно охватил страх.

– Надеюсь, вы не спешите поскорее вступить в брак со мной только потому, что считаете это единственно приемлемым и пристойным выходом, милорд? Я понимаю, вы чрезвычайно чувствительны в вопросах респектабельности и правил приличия, однако я, право же, не вижу особой необходимости устраивать спешку.

– Не делай глупостей, Августа. Нашу свадьбу необходимо устроить как можно скорее. Возможно, ты скоро будешь носить моего ребенка.

Ее глаза изумленно расширились.

– Боже мой! Об этом я как-то не подумала…

Это свидетельствует только о чудовищной сумятице в моих мыслях, – рассудила она. – Значит, я могу оказаться беременной? У меня может быть ребенок от Гарри?

Инстинктивно она накрыла рукой живот, точно желая защитить ребенка.

Гарри заметил ее движение и улыбнулся:

– Да, ты упустила это из виду.

– Но ведь можно немножко подождать и убедиться окончательно? – рискнула возразить Августа.

– Нет, мы и дня лишнего ждать не станем.

Она услышала в его голосе неумолимую решимость и поняла, что дальнейшие споры бесполезны. Собственно, она вовсе не была так уж уверена, что хочет продолжать эти споры. Она вообще не знала, чего именно сейчас хочет.

Интересно, а как это будет – родить ребенка от Гарри?

Августа притихла и сидела в напряженном молчании, пока карета не остановилась у дома леди Арбутнотт.

Выйдя из кареты, Августа еще раз обернулась к Гарри:

– Милорд, еще не поздно передумать. Умоляю вас, не принимайте никаких решений хотя бы до утра. Утром, возможно, вам все представится в ином свете.

– Утром я буду слишком занят – в том числе необходимо взять разрешение на брак, – чтобы предаваться подобным размышлениям, – заявил он. – Пойдем, Августа, я провожу тебя через сад. У Салли ты сможешь привести себя в порядок, а потом она отправит тебя домой в сопровождении слуг.

– Почему вы говорите, милорд, что завтра будете слишком заняты? – спросила она уже на дорожке, ведущей к задней двери особняка. – Чем еще вы намерены заняться помимо вопроса о нашем браке?

– Я намерен нанести визит Лавджою. Пожалуйста, постарайся идти чуть быстрее, милая. Мне как-то не по себе – здесь все на виду, а ты в таком наряде.

Но Августа вдруг остановилась, упрямо упершись каблучками в землю.

– Лавджою? С какай стати тебе понадобилось наносить ему визит, Гарри? Что ты задумал? – Она схватила его за рукав, стараясь удержать. – Гарри, ты ведь не станешь делать глупости, правда? Не станешь вызывать его на дуэль или еще что-нибудь в этом роде?

В темноте ничего невозможно было прочитать по его глазам и лицу.

– А ты считаешь эту мысль глупой?

– Господи, ну конечно! Исключительно глупой. Даже спорить не о чем. Это было бы исключительно неразумно, Гарри! Ты не должен делать ничего подобного, слышишь? Я тебе ни за что не позволю!

Он задумчиво смотрел на нее.

– А почему бы и нет? – произнес он наконец.

– Но ведь может случиться нечто ужасное! – Августа задохнулась. – Тебя же могут убить! И во всем буду виновата я. Я не переживу. Ты это понимаешь, Гарри? Я не могу взять на себя такой грех. Вся история с карточным долгом затеяна мной, но теперь она наконец улажена. И нет никакой необходимости вызывать Лавджоя на дуэль. Ну пожалуйста, Гарри, умоляю тебя! Обещай, что не станешь этого делать!

– Из того, что мне рассказывали о вашей семье, я осмелюсь сделать вывод: твои отец и брат, будь они живы, несомненно, уже назначили бы Лавджою место и время, – мягко заметил Гарри.

– Но это же совсем не одно и тоже! Они были совсем другие… – Сердце Августы разрывалось от отчаяния. – Они были безрассудные, беспечные, порой даже чересчур беспечные. Но я все равно ни за что не позволила бы им вызвать Лавджоя на дуэль. Повторяю, во всех неприятностях целиком и полностью виновата я одна.

– Августа…

Она требовательно тряхнула его за лацканы пальто:

– Я не желаю, чтобы кто-то рисковал жизнью из-за моих глупых проступков. Пожалуйста, Гарри! Дай мне слово, что ты его не вызовешь. Я не вынесу, если с тобой что-нибудь случится.

– Ты, похоже, совершенно уверена, что именно я окажусь в роли проигравшего, – проговорил он. – Пожалуй, мне следовало бы даже обидеться, ибо ты подвергаешь сомнению мое умение обращаться с пистолетом.

– Нет, нет, дело вовсе не в этом! – Августа яростно замотала головой, стараясь убедить его, что никак не собиралась обидеть его или смутить. – Просто некоторые люди, вроде моего брата, не могут жить без опасных приключений. А ты не такой. Ты же ученый! Ты же не какой-нибудь сумасбродный авантюрист-коринфянин!

– Я начинаю думать, что ты, Августа, и в самом деле испытываешь ко мне какие-то нежные чувства, хотя и не слишком высоко оцениваешь мое умение драться.

– Ну конечно же испытываю, Гарри! И я действительно очень высоко ценю тебя. Я всегда очень гордилась тобой. А в последнее время у меня появились и другие, надо сказать, весьма теплые чувства по отношению к тебе.

– Ах вот как!

Она вспыхнула, уловив в его голосе легкую насмешку. Господи, ведь только что она позволила этому человеку делать с ней бог знает что! А теперь не нашла ничего лучше, как заявить, что испытывает к нему теплые чувства!

«Он, должно быть, считает меня полной дурой, – думала Августа. – С другой стороны, вряд ли можно сказать, что я не сгораю от любви к нему. Впрочем, сейчас не время и не место для пылких признаний. Все как-то ужасно смешалось…»

– Гарри, ты очень помог мне сегодня, и я ни в коем случае не хочу, чтобы ты пострадал из-за моего легкомыслия, – решительно заключила Августа.

Гарри довольно долго молчал. Потом мрачно улыбнулся:

– Давай заключим сделку, Августа. Я не стану вызывать Лавджоя на поединок, если ты обещаешь не возражать больше против скорейшего заключения нашего брака, возможно даже в течение ближайших двух дней, хорошо?

– Но, Гарри…

– Так мы договорились, дорогая?

Она глубоко вздохнула, понимая, что попалась в ловушку:

– Да, договорились.

– Вот и прекрасно.

Августа вдруг подозрительно прищурилась:

– Знаете что, сэр, если бы я была мало знакома с вами, то непременно решила бы, что вы чрезвычайно хитрый и умный негодяй!

– Ах вот как! Но вы же хорошо знаете меня, мисс Баллинджер, так что не станете делать столь ужасных выводов, не правда ли? Дорогая, я всего-навсего скучный, хотя и довольно трудолюбивый филолог.

– Который занимается любовью в чужих каретах и чисто случайно умеет открывать любые замки…

– Из книг можно и не тому научиться. – Он поцеловал ее в кончик носа. – А теперь беги скорее в дом, девочка, и сними наконец эти проклятые бриджи. Они не для настоящей леди. Я бы предпочел, чтобы впредь графиня Грейстоун носила исключительно женское платье.

– А вот это меня ничуть не удивляет, милорд. – Она повернулась, чтобы уйти.

– Августа?

Она оглянулась. Гарри сунул руку в карман пальто и извлек оттуда маленький бархатный мешочек.

– Я полагаю, оно принадлежит тебе? Надеюсь, нам больше не придется его закладывать…

– Мое ожерелье! – Августа просияла, благодарно глядя на графа, и взяла у него бархатный мешочек. Потом встала на цыпочки и поцеловала его в подбородок. – Благодарю вас, милорд! Вы и представить себе не можете, что это для меня значит. Но как вам удалось отыскать его?

– Ваш кредитор расстался с ним более чем охотно, – сухо проговорил Гарри.

– Я, разумеется, верну вам тысячу фунтов, – поспешно заявила Августа, в восторге от того, что ожерелье снова вернулось к ней.

– Даже и не думайте. Если угодно, считайте это частью расходов на нашу свадьбу.

– Весьма великодушно, милорд, однако вряд ли я могу позволить вам делать мне подобные подарки.

– Вполне можете, и будете позволять впредь, – холодно заверил ее Гарри. – Я ваш жених, мисс Баллинджер, если вы еще не забыли. И моя привилегия – время от времени преподносить вам подарки. И я буду считать, что вы полностью расплатились со мной, если хорошенько усвоите сегодняшний урок.

– Вы насчет Лавджоя? Не беспокойтесь, милорд. Уж этот урок я усвоила отлично! Честное слово, никогда больше не стану играть с ним в карты. – Августа помедлила, переполненная желанием тоже быть великодушной. – И еще: я никогда больше не буду танцевать с ним!

– Августа, ты никогда больше даже разговаривать с ним не будешь. Это тебе понятно?

– Да, Гарри.

Лицо его чуть смягчилось. В его взгляде было что-то повелительное, хотя и ласковое, и Августа вздрогнула от осознания того, кто теперь ее господин.

– Поторопись, дорогая, – сказал Гарри. – Уже поздно.

Августа повернулась и скользнула в дом.

На следующий день незадолго до полудня Гарри вошел в небольшую библиотеку Лавджоя. Он быстро осмотрелся, отметив, что здесь все в точности как вчера и глобус по-прежнему стоит в углу возле книжного шкафа.

Лавджой, сидевший за письменным столом, поднял голову и глянул на неожиданного гостя с ленивым, но нескрываемым любопытством. В его зеленых глазах мелькнуло беспокойство.

– Доброе утро, Грейстоун. Что привело вас ко мне?

– Это личная проблема, и она не отнимет у вас много времени.

Гарри опустился в кресло у камина. Вопреки вчерашним опасениям Августы, он не собирался вызывать Лавджоя на дуэль. Он твердо придерживался точки зрения, что врага сначала следует хорошенько узнать, а уж потом выбирать способ борьбы с ним.

– Личная проблема? Должен признаться, я удивлен. Вот уж не думал, что мисс Баллинджер обратится к вам по столь незначительному вопросу, как карточный долг. Итак, она попросила вас уплатить его?

Гарри удивленно поднял бровь:

– Ничего подобного, сэр. Ни о каких ее карточных долгах я не знаю. Впрочем, от мисс Баллинджер всегда можно ожидать чего-нибудь новенького. Моя невеста – дама в высшей степени непредсказуемая.

– Да, и я того же мнения.

– Я же, в отличие от нее, как раз вполне предсказуем. Полагаю, вы согласитесь и с этим, Лавджой: если я обещаю что-то сделать, то обычно делаю.

– Безусловно. – Лавджой играл тяжелым серебряным пресс-папье. – Ну и что вы намерены сделать?

– Избавить свою невесту от участия в тех играх, которые вам, по всей очевидности, так нравится вести с женщинами.

Лавджой принял это заявление с видом оскорбленной невинности.

– Грейстоун, но я же не виноват, что вашей невесте нравятся карты? Если вы действительно выбрали эту даму себе в жены, вам придется учитывать особенности ее страстной увлекающейся натуры. Безрассудство у Баллинджеров в крови, насколько я знаю. По крайней мере, у нортамберлендской ветви этого семейства.