Текст книги "Скрытые таланты"

– Кончайте треп, – приказал Блейд. – Простo скажите нам прямо: вы решили позабавиться с Сиренити или у вас к ней серьезные чувства?

– А если я скажу вам, что просто играю на ее привязанности и не имею абсолютно никаких серьезных намерений, то вы, наверно, свяжете меня по рукам и ногам, повесите на шею кусок цемента потяжелее и сбросите в одну из этих ям с водой?

Блейд шевельнул массивным плечом.

– По-моему, звучит неплохо.

– Она одна из нас, – тихо произнес Куинтон. – Первый ребенок, фактически родившийся здесь, в Уиттс-Энде. Мы не хотим, чтобы ей причинили боль.

– Я не собираюсь причинять ей боль. – Рука Калеба крепче сжала бутылку с пивом. – Бог мой, неужели вы не понимаете? Я совсем этого не хочу.

Остальные трое внимательно смотрели на него в молчании. Блейд и Монтроуз покончили со своим пивом и поставили бутылки обратно в картонку.

– Чего же вы хотите? – спросил наконец Куинтон.

Калеб заглянул в самую глубь озерца.

– Я хочу ее.

Ему стало хорошо оттого, что он произнес эти слова вслух. По какой-то причине эта словесная декларация вызвала у него ощущение большей устойчивости, более тесной связи с окружающим миром.

– Одного хотения недостаточно, – мягко сказал Куинтон.

– Я буду заботиться о ней. Обещаю вам.

После этого все долго молчали. Калеб смутно отдавал себе отчет о беге времени, но не ощущал настоятельной необходимости покинуть теплую пещеру. Он не торопясь пил свое пиво и смотрел, как над озерцом горячего источника образуется и тает легкий пар.

– Уже поздно, – сказал под конец Блейд. – Мне пора двигаться. Надо сделать обход. – Он встал, отстегнул небольшой фонарик, висевший у него на поясе вместе с живописным набором всякого другого снаряжения, и вручил его Калебу. – Вот, берите. Он может вам пригодиться, когда будете возвращаться обратно по тропинке.

– Спасибо. – Калеб сунул фонарик в карман куртки.

Куинтон и Монтроуз подождали, пока не замерло гулкое эхо от тяжелой поступи Блейда по каменному полу. Потом и они молча встали и вышли из пещеры. Краем глаза Калеб видел, как они уходили. Он остался сидеть на месте. Ему почему-то не хотелось идти вместе с ними.

Он сам найдет обратную дорогу в Уиттс-Энд, подумал он. Это будет нетрудно. Ему хотелось побыть немного одному.

Он закрыл глаза и попробовал представить ceбе, что сказали бы его родные, если бы могли сейчас увидеть его сидящим в одиночестве в пещере, обогреваемой таинственными горячими источниками.

Время шло. Это могли быть минуты или часы, Калеб не знал. Он открыл глаза и хотел было посмотреть на часы. Но его внимание отвлек клубящийся над горячим озерцом туман. Туман теперь казался гуще, чем раньше. Он стал более объемным, давал ощущение глубины и темноты.

Калеб всматривался в него с каким-то странным чувством отстраненности, как если бы изучал живописное полотно. В тумане было что-то такое, что притягивало его взгляд вниз, к воде.

Кристально прозрачная вода в озерце постепенно стала вращаться вокруг какой-то центральной точки, образуя воронку, дно которой опускалось все глубже и глубже. Внутри водоворота возник коридор. У него не было ни начала, ни конца. В коридор выходили двери. Калеб знал, что через одну из них можно было выбраться из этого бесконечного коридора. Надо было лишь найти нужную дверь.

Зачарованно вглядываясь в бесконечный вращающийся коридор, он заметил там фигуру быстро бежавшего мужчины. Следя за движением мужчины, он успевал останавливаться и заглядывать в каждую дверь, мимо которой тот пробегал. И раз за разом, открыв очередную дверь, он видел перед собой ничем не примечательную серую комнату. Каждый раз он закрывал дверь и бежал к следующей.

Калеб не видел лица бегущего человека, но был уверен, что знает его. Он чувствовал то же, что и человек в коридоре. Он знал его мысли, он ощущал ту крайнюю необходимость, что гнала человека вперед. Он с ужасом сознавал, что время истекает. Его сердце бешено колотилось, а одежда намокла от пота.

Человек, бегущий по бесконечному коридору, – это он сам.

Он хотел остановиться, но не мог. Темнота в конце коридора ждала, чтобы поглотить его. Он должен продолжать двигаться; он должен продолжать открывать двери, каждый раз надеясь, что успеет вовремя найти нужную.

Он должен найти ее. У нее в руках его будущее.

Пальцы Калеба сжали еще одну дверную pyчку. Она оказалась холодной, как лед. Это была последняя дверь.

Он открыл ее.

Комната за этой дверью не была серой, как все другие. Это была белая комната, залитая солнечным светом.

И там он нашел ее.

Его захлестнуло чувство облегчения, когда он увидел, что она ждет его, держа малышей на руках. Он вошел в комнату.

Откуда-то издалека доносились звуки вальса.

Она улыбнулась ему.

Он потянулся к ней.

Видение в озерце исчезло.

Калеб сразу проснулся. Он судорожно втянул в себя воздух и вытер со лба пот. Сердце стучало так, будто он участвовал в трудном забеге на длинную дистанцию.

Несколько секунд он не понимал, где находится. Потом увидел туман, курящийся над озерцом в каменной оправе. Туман клубился, извивался и рассеивался бесконечно текущим узором. Несмотря на тепло, исходящее от горячих источников, его охватила холодная дрожь. Он окинул взглядом тускло освещенную пещеру, потом посмотрел на часы. С изумлением он увидел, что уже почти полночь. Его собеседники ушли больше часа назад.

Калеб поднялся на ноги, чувствуя, что сердцебиение постепенно возвращается к норме. Он подошел к входу в пещеру и постоял, глядя в ночную тьму. Внизу, между деревьями, сверкала горсточка разбросанных огоньков – это светились окна домиков и коттеджей. Он знал, что приветливый свет, льющийся из ближайших к нему окон, идет от коттеджа Сиренити, к которому выводит тропинка.

Он полез было в карман куртки за фонариком, который одолжил ему Блейд, но потом понял, что вполне обойдется и без него. Луна достаточно хорошо освещала путь.

Через десять минут он уже стоял возле дома Сиренити. Лампочка над входной дверью все еще горела, освещая крыльцо.

Он поднялся по ступенькам и постучал. Сиренити, в купальном халате и шлепанцах, тут же открыла дверь. Ее волосы являли собой пышную копну темно-рыжих кудряшек. По тревожному выражению ее чудесных глаз он понял, что она ждала его.

– Калеб. – Она робко улыбнулась. – Я уже начала немного беспокоиться. Куинтон и другие заходили больше часа назад и сказали, что ты остался один в пещере. И что, по всей вероятности, зайдешь на обратном пути.

– Последняя дверь, – прошептал Калеб.

– Что?

– Так, ничего. – Он протянул к ней руки. Она не исчезла.

Калеб притянул ее к себе и зарылся лицом в ее душистые волосы.

– Я хочу тебя.

– Я знаю. Все хорошо, Калеб. Я тоже тебя хочу. Ты должен это знать.

Он поднял голову и заглянул в ее сияющие глаза. Он утонул в том, что в них увидел.

– Ты нужна мне.

Она повернула голову и поцеловала его в шею.

– Да. Ты мне тоже нужен. Теперь пора.

Он подхватил ее на руки, ногой захлопнул дверь и понес ее по коридору в спальню. Занавес из бусинок, окружавший ее кровать, блестел в полутьме.

Калеб собой раздвинул сверкающую завесу. Занавес задрожал, словно поверхность воды прозрачного источника. Тысячи малюсеньких стеклянных бусинок ударились друг о друга и зазвенели в темноте.

Он упал на кровать, не выпуская Сиренити из объятий. Сила его желания была так велика, что у него дрожали руки.

Сиренити тихо застонала. Она прильнула к нему в горячем, сладостном порыве. Все тело Калеба напряглось в неистовом возбуждении. От ее запаха, пряного и нестерпимо женственного, у него внутри разгорался огонь. Застонав, он просунул ногу между ее ногами и потянул за пояс ее халата.

Под халатом Калеб обнаружил теплую фланелевую ночнушку. Он стал торопливо отодвигать подол кверху, к талии Сиренити. Его рука нетерпеливо прошлась по гладкой, мягкой коже вниз, вплоть до соблазнительного гнездышка из волос. Она изогнулась навстречу ему.

– Да. Скорее.

– Скажи мне, – пробормотал Калеб. – Скажи мне, как сильно ты меня хочешь.

– Не могу. Нет таких слов.

– Тогда покажи. – Калеб жадно впился ей в губы и погрузил пальцы в ее влажное тепло. – О Боже, да. Так.

Он стал покрывать поцелуями ее шею, пока расстегивал «молнию» на джинсах и нащупывал в кармане маленький пакетик из фольги.

Казалось, его подготовка заняла целую вечность, но в действительности прошло лишь несколько напряженных мгновений. Когда он переменил положение, устраиваясь между ногами Сиренити, он своей ногой задел занавес из бусинок. Стекляшки закачались и зазвенели.

– Калеб?

– Я здесь. – Он почувствовал, как его обнимает теплая, мягкая плоть. Она была влажной, готовой принять его, ждущей его.

Он никогда еще за всю свою жизнь ничего не желал так сильно. Опустив руку вниз, он направил себя к жаркому и влажному входу в ее тело. Он застонал, когда стал медленно и постепенно входить в нее.

Внутри у нее было тепло, скользко и так уютно, что он едва дышал. Слишком тесно.

Он услышал, как у нее перехватило дыхание, и почувствовал, как она замерла, когда он вошел глубоко внутрь. Потрясенный, он остановился.

– Боже мой, Сиренити.

– Нет, не уходи, – прошептала она. – Время пришло. Ты тот, кого я ждала.

– С тобой все в порядке? – хрипло выдавил он из себя.

– Да. Да, все хорошо. – Она обвила его руками и приподняла бедра. – Просто я никогда не думала, что это будет так.

– Как так?

– Как будто я нашла вторую половинку себя.

Он напряг все силы, чтобы сохранить контроль над собой, но, когда Сиренити притянула его к себе и вобрала в себя, он не выдержал. Он сжал ее в объятиях так крепко, как никогда в жизни никого и ничего не держал.

Торжество, удовлетворение, чувство цельности и пульсирующая радость нахлынули на него, и он закружился в сказочном вихре эмоций, в которых ему некогда было разбираться. Да и не к чему. В тот восхитительный, потрясающий момент он определенно знал лишь одно, и этого было пока достаточно.

Он знал, что живет.

Свет передвигался по его лицу, словно дождь из драгоценных камней. Калеб ощущал их цвет – янтарный, рубиновый, изумрудный, сапфировый. Это было странное ощущение; оно не было неприятным – просто необычное. Он подождал с минуту, не пройдет ли это ощущение. Оно не проходило, и тогда он неохотно открыл глаза. Оказалось, что он лежит в озерце солнечного света, просочившегося сквозь завесу из стеклянных бусинок, окружавшую постель Сиренити.

Он повернул голову и увидел, что лежит в постели один. Звук льющейся воды подсказал ему, что Сиренити в ванной. Несколько секунд он лежал неподвижно, почти боясь, что воспоминания ночи могут рассеяться, словно пар от горячего источника.

Но вместе с утренним солнцем комнату наполняло ободряющее ощущение реальности. Он определенно находился в постели Сиренити. Теплые, смятые простыни и чувство удовлетворения, пропитавшее каждую клеточку его тела, говорили сами за себя, неопровержимо доказывая, что все это ему не привиделось во сне. Он представил себе Сиренити под душем и улыбнулся. Потом сел в постели и протянул руку, чтобы откинуть одеяло.

И замер при виде трех черно-белых глянцевых фотографий, небрежно брошенных поверх одеяла. Калеб долго смотрел на каждую фотографию по очереди. Эмброузу Эстерли удалось сделать невозможное. Он поймал и запечатлел на фотопленке существо, сотканное из света и волшебства. На одном из снимков Сиренити полулежала на крупном валуне, оглядываясь через плечо на камеру. Ее глаза светились простодушно-чувственным любопытством лесной нимфы. Изгиб ее торса и бедра повторял форму пятнистого от солнца камня, служившего ей ложем.

На втором снимке она была запечатлена сидящей на скальной глыбе, с подтянутыми к подбородку коленями. Ее поза не рисовала никаких подробностей, хотя было совершенно ясно, что она обнажена. Было очевидно, что Эстерли больше интриговала игра света и тени на женской коже, чем возможность возбудить аппетит у зрителей.

На третьем снимке Сиренити лежала на животе у ручья, опустив пальцы в воду. И образ этой следящей за бегом воды Сиренити опять излучал чарующее, чуть наивное простодушие. Она здесь была не просто какой-то женщиной, лежащей на камне возле ручья, а Женщиной, доброй богиней, неуязвимой под щитом своей женственности.

Калеб смотрел на эти три фотографии и понимал, что ему только что преподнесли редчайший, драгоценнейший подарок.

С чувством благоговения он собрал фотографии. Бисерный занавес зазвенел и заискрился, когда он раздвинул его. Положив фотографии Сиренити на ночной столик, он направился в ванную.

Телефон в гостиной зазвонил в тот момент, когда он уже открывал дверь ванной комнаты. Калеб нерешительно помедлил, потом пожал плечами и снова закрыл дверь. Поднял с пола брюки, валявшиеся там, куда он зашвырнул их прошлой ночью, и пошел в гостиную ответить на звонок.

– Алло?

– Калеб, ради всего святого, это ты? – Голос Франклина на другом конце провода звучал резко, почти безумно. – Твоя секретарша дала мне этот номep сегодня утром. Я разыскиваю тебя со вчерашнего дня.

Калеб похолодел.

– Что случилось? С дедом что-нибудь?

– Нет, это совсем другое.

– Тогда в чем проблема? – Тиски, за секунду до этого сжавшие внутренности Калеба, разжались. С Роландом все в порядке. Рано или поздно, подумал Калеб, вздрогнув, как от удара, ему придется услышать весть о смерти деда. Но не сегодня, благодарение Богу. Не сегодня.

Сила собственных эмоций поразила его. Он никогда не позволял себе слишком задумываться над тем, какие чувства он испытывает к старику, помимо злости на него.

– Калеб, я считаю, тебе следует знать, что вчера я заплатил пять тысяч долларов за набор порнографических снимков.

– Что-то крутовато для порнушки, дядя Франклин. Похоже, тебя ободрали.

– Это не шутка, – прошептал Франклин хриплым, сдавленным голосом. – Я заплатил пять тысяч долларов шантажисту, слышишь? Пять тысяч долларов. Вчера мне позвонили, после того как ты уехал из Вентpecc-Вэлли. И сказали, что либо я выложу деньги, либо фотографии твоей новой приятельницы напечатают в газетах.

– Сиренити? – В первую секунду Калеб не понял, о чем речь. Потом его словно ударило. – Черт, дерьмо. Тебе прислали снимки?

– Тебе о них известно?

– Да, черт возьми!

– Она на них голая, Калеб. Она позировала нагишом для этих снимков. Они непристойны. История с Кристал Брук повторяется. Что ты наделал?

– Успокойся, Франклин.

– Этот человек пригрозил, что пошлет снимки в «Вентресс-Вэлли ньюс». Точно как в тот раз. И я заплатил. Я был вынужден так поступить ради семьи.

– Успокойся, Франклин.

– Какое унижение для семьи, если это выплывет наружу! Это все ты виноват, черт тебя побери! Bместо благодарности за все, что Роланд для тебя сделал, ты опозорил его так же, как в свое время твой отец. Ты пошел по стопам Гордона. Тебя соблазнила дешевая шлюха, и теперь мы все будем за это расплачиваться.

Глава 11

Сиренити закручивала волосы в узел на темени и внимательно разглядывала свое лицо в затуманившемся от пара зеркале. Оно ничуть не изменилось, и это показалось ей удивительным и забавным. Она закрепила копну своих кудрей большой заколкой. Несколько прядок выбилось, но она не обратила на это внимания. Наклонившись над раковиной, она еще пристальнее вгляделась в свое отражение.

Ничего. Nada77
  Ничего (исп.).


[Закрыть]. Нуль. Все та же самая, прежняя Сиренити.

Но она знала, что она уже не та прежняя Сиренити. Чудесное ощущение удовлетворения согревало ее изнутри. Все-таки она не ошиблась в отношении Калеба. Ни один мужчина не мог бы так заниматься любовью, как это делал Калеб прошлой ночью, если бы не испытывал глубокого чувства.

Когда она открыла дверь и увидела его на ступенях своего дома, она прочитала правду у него в глазах. Во всяком случае, ей так показалось. Она определенно уловила что-то значительное в выражении его лица. У него был вид человека, которому только что было откровение. Неистовое желание в нем сочеталось с еще одним обнаженным чувством, настолько пылким и сильным, что это могла быть только любовь.

Вот почему она и рискнула показать ему фотографии. Этим утром она проснулась с уверенностью, что теперь Калеб все поймет. Теперь он сможет посмотреть на эти снимки без предубеждения.

Счастливо улыбнувшись, Сиренити отвернулась от зеркала. У нее было такое чувство, будто она сможет взлететь, или пробежать марафонскую дистанцию, или станцевать на поверхности одного из волшебных источников, вызывающих видения. Ей казалось, что она может сотворить любое чудо.

Она натянула халат, сунула ноги в шлепанцы и открыла дверь ванной. Услышав доносившийся из гостиной голос Калеба, она вздрогнула от неожиданности.

– Я сказал, что займусь этим, Франклин.

Это был голос того, прежнего Калеба, с которым Сиренити встречалась в его офисе в Сиэтле. Невыразительный, вежливый, лишенный всяких эмоций, излучающий лишь ледяное, отстраненное спокойствие.

– Ничего не предпринимай. Ясно? Никаких уступок. Я с этим сам разберусь.

Словно порыв холодного ветра развеял теплый туман эйфории, обволакивавший Сиренити. Она слышала, как Калеб аккуратно (слишком аккуратно!) положил трубку. У нее тревожно сжалось сердце при мысли о том, что случилось что-то неладное. Она подумала об оставленных на одеяле фотографиях и спросила себя правильно ли она поступила.

Сделав глубокий вдох, она затянула потуже пояс халата и заставила себя не торопясь пройти по коридору. Вошла в гостиную и увидела, что Калеб стоит босиком перед телефоном. На нем были только бpюки. Его лицо было похоже на бесстрастную маску.

– Калеб?

– У нас проблема.

– Какая проблема?

– Думаю, теперь можно без колебаний сказать, что человек, пытавшийся шантажировать тебя, был не Эмброуз Эстерли.

Сиренити толком не представляла себе, что ожидала услышать, но явно не то, что услышала. И теперь не знала, что должна чувствовать – облегчение или тревогу.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вчера, после того как мы уехали из Вентресс-Вэлли, Франклину позвонили и сказали, что продается некий набор фотографий. Звонивший запросил за него пять тысяч долларов.

Желудок Сиренити словно рухнул в глубокую пропасть.

– Не понимаю.

– Нет? А вот мне все чертовски ясно. Кто-то, кого ты знаешь, взял эти негативы и решил пустить их в дело. На этот раз не для того, чтобы воспрепятствовать нашему с тобой деловому сотрудничеству, а для того, чтобы вымогать деньги у моей семьи.

– О Господи! – Сиренити медленно опустилась в кресло. Она крепко обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. – Мне ужасно, ужасно жаль.

– Черт возьми, Сиренити, что происходит? – Калеба звучал подозрительно мягко.

– Я не знаю. Просто не знаю. – Она подняла на него глаза, полные отчаянной мольбы. Возможно, сейчас было не время спрашивать, что он на самом деле думает об этих фотографиях, но сдержаться она уже не могла. Ей нужно было знать, что она не ошиблась, рискнув показать их ему сегодня утром. – Ты ведь видел эти фотографии. Они не так уж ужасны, правда?

– Фотографии тут ни при чем. Как ты не понимаешь? Мое мнение роли не играет. – Он запустил пальцы в волосы и нахмурился. Его мысли были явно сосредоточены на недавнем катастрофическом событии, а не на том, чтобы успокоить ее. – Важно то, что кто-то вошел в контакт с одним из членов моей семьи, прекрасно зная, что за этим последует. Кто-то другой, не Эстерли. Это не мог быть Эстерли, потому что он мертв.

– Я не понимаю, что происходит, – прошептала Сиренити. – Могу лишь предположить, что кому-то здесь, в Уиттс-Энде, здорово не нравится мой проект торговли по почтовым заказам. И этот человек, кто бы он ни был, полагает, что если ему удастся заставить тебя отказаться работать со мной в качестве консультанта, то мои планы рухнут.

– Думаю, что здесь нечто большее, – медленно произнес Калеб. – Причем это нечто присутствовалось с самого начала. Но я был слишком занят другими вещами, чтобы как следует присмотреться к ситуации.

– О чем ты говоришь?

– Подумай хорошенько, Сиренити. Дело в том, что эти твои фотографии обладают весьма ограниченным потенциалом в качестве основания для шантажа.

– Охотнее меня никто бы с этим не согласился, – пробормотала она. – Я все время говорила тебе, что это художественные фотографии, а не какие то неприличные картинки.

– Да. И все-таки, мне кажется, можно сказать без особой боязни ошибиться, что наверняка найдется немало семей, которые будут против того, чтобы кто-то из их круга женился на женщине, позировавшей в обнаженном виде для каких бы то ни было фотографий вообще.

– Вероятно, ты прав. В тех местах очень много людей, которые не ценят настоящее искусство.

Он пропустил это замечание мимо ушей.

– Однако я интуитивно догадываюсь, что найдется относительно мало семей, у которых, если воспользоваться твоим выражением, от этих фотографий просто поедет крыша, что в случае с Вентрссами гарантировано. – Он помолчал. – И уже происходит с моим дядей.

Сиренити нахмурилась.

– Думаю, что начинаю понимать, куда ты клонишь.

– Обладатель негативов, кто бы он ни был, хорошо осведомлен обо мне и о прошлом моей семьи. И теперь нам придется иметь дело с тем фактом, что подонок, пытающийся провернуть это дело, не Эмброуз Эстерли. Вот и опровержение теории о том, что он узнал мое имя из газет.

– Возможно, кто-то нашел эти негативы уже после смерти Эмброуза, как мы и опасались сначала. – Сиренити передернуло. – Или, может быть, папка в архиве Эмброуза потому и оказалась пустой, за исключением нескольких отпечатков, что кто-то добрался до нее раньше меня.

– Возможно и другое: кто-то добрался до нее задолго до того, как ты решила ее поискать. Может, даже еще до того, как умер Эмброуз. Кто-то, кому была известна та давняя история с шантажом у нас всемье.

– Как ни смотри на это, получается, что почти наверняка тут замешан кто-то живущий здесь, в Уиттс-Энде, – прошептала Сиренити. – Но непонятно, как кто-то из местных мог узнать все это о твоей семье, не говоря уж о том, чтобы сделать нечто подобное. Эмброуз был единственной подходящей кандидатурой.

– И его нет в живых. – Калеб стал ходить взад и вперед по комнате. – Давай посмотрим на все с самого начала. Факт номер один: здесь, в Уиттс-Энде, все знали, что ты позировала Эстерли, так?

– Да, наверное. Никого это не касалось, но могу предположить, что знали все. Это не держалось в секрете.

– Факт номер два: ничего не происходило, пока ты не встретилась со мной несколько раз и не объявила, что намерена подписать со мной контракт.

– Хорошее замечание, – сказала Сиренити. – И не забудь еще, что первая попытка шантажа не включала требования денег. В первый раз требовали, чтобы я расторгла деловую договоренность с тобой.

– А теперь рассмотрим второе требование. Hа этот раз требуют наличных денег. Так что, возможно, мы имеем дело с двумя разными шантажистами. Первым мог быть Эстерли, как мы и предположили, когда анализировали ситуацию раньше. В этом случае похоже на то, что единственной его целью было сорвать твои планы.

– И был второй шантажист, который знал, что делает Эмброуз, и который после смерти Эмброуза решил, что снимки можно использовать с большей выгодой. – Сиренити поморщилась. – Например, вымогая деньги у твоей семьи.

Калеб пересек комнату, подошел к дровяной печи, открыл дверцу и стал шевелить угли.

– Два шантажиста. Оба знали о твоих фотографиях, о заключенном со мной контракте и о моем прошлом. Один из них, по всей видимости, хотел только сорвать наши деловые отношения. Но второму нужно было нечто большее. Деньги.

– Наверно, Эмброуз мог посвятить кого-то еще в то, что он делает. – Сиренити задумчиво закусила нижнюю губу. – Но единственный человек, с которым он когда-либо вообще делился, это Джесси. И я знаю, что Джесси никогда бы не стала никого шантажировать.

– Ты это точно знаешь? – скептически спросил Калеб. – Ни малейшего сомнения?

Сиренити крепко сжала лежавшие на коленях руки.

– Конечно. Я знаю Джесси всю свою жизнь. Она мне как родная.

– Сиренити, мы ничего с достоверностью не знаем об этом темном деле. – Калеб закрыл железную дверцу печи. – Не знаем даже, как умер Эстерли.

– Что? – Сиренити ошеломленно уставилась на него. – Но это же не так. Эмброуз напился, оступился и упал с лестницы в подвал.

– А так ли это?

– Что ты говоришь, Калеб? Что кто-то мог столкнуть его? – Сиренити была в ужасе. – Но кто решился бы на такое?

– Второй шантажист. Тот, кто хотел воспользоваться фотографиями с большей выгодой для себя.

– О нет. – Сиренити затрясла головой. – Нет, нет и нет. Убийство? У нас в Уиттс-Энде? Невозможно. Ты слишком много времени провел в обществе Блейда. Это начинает походить на одну из его теорий о заговоре.

– Кое-кто вполне мог бы посчитать Блейда вероятной кандидатурой как на роль шантажиста, так и на роль убийцы.

Сиренити поморщилась.

– Вот уж что нет так нет. Я отказываюсь этому верить. Помимо всего прочего, он не мог знать о прошлом твоей семьи.

– Ему мог рассказать об этом Эстерли. Черт пoбери, Сиренити, ты стоишь слишком близко к этой ситуации и поэтому не можешь мыслить логически, Ты слишком вовлечена в это дело в эмоциональном плане.

– А ты, значит, не вовлечен в эмоциональном плане? – скептически спросила она.

– Нет. По крайней мере не так, как ты. Я не теряю самообладания и могу смотреть на эту ситуацию более объективно, чем ты.

Сиренити вскочила с кресла.

– Как ты можешь говорить такое после того, что было между нами прошлой ночью?

Он удивленно взглянул на нее.

– Одно не имеет никакого отношения к другому.

– Не имеет отношения? Очень даже имеет. Я просто не могу поверить своим ушам. – Она повела рукой в сторону спальни. – Ведь я не одна там была прошлой ночью.

– Мне это известно.

– И ведь это твою семью шантажируют. – Сиренити сложила руки под грудью и с мрачным торжеством воззрилась на него. – Даже не пытайся говорить мне, что ты не вовлечен в эмоциональном плане, потому что ты вовлечен по самые уши.

– Черт возьми, я пытаюсь подойти к этой проблеме с разумной, логической и деловой точки зрения.

– Ну и подходи себе на здоровье. Но не говори мне, что ты не вовлечен в эмоциональном плане. И не говори мне, что один из моих друзей – убийца или шантажист. Потому что я все равно никогда этому не поверю.

Губы Калеба насмешливо изогнулись.

– Тебе приходилось уже иметь дело с шантажистом?

– Ну, допустим, нет, – призналась Сиренити, задетая его снисходительным тоном. – Но все равно мне кажется, что я сразу узнаю его, как только увижу.

– Да? И как же он будет выглядеть?

– Ну, для начала, этот тип должен быть похож на хорька, с бегающими глазками, без чувства собственного достоинства.

– Это не смешно, – сквозь зубы произнес Калеб. – Кто-то намеренно пытается разворошить мое прошлое, и этот кто-то использует для этой цели тебя. Может, этот кто-то убил Эстерли для своей цели. Я хочу знать, что происходит в этом вашем оригинальном, живописном Уиттс-Энде.

Сиренити вздохнула.

– Я понимаю, что ты хочешь найти ответы. Я тоже этого хочу.

– И мы найдем их.

– Как?

– Во-первых, я думаю, нам надо еще раз заглянуть в архив Эстерли, – сказал Калеб. – Джесси ведь еще не вывезла его из хижины?

– Нет. Вчера она сказала мне, что вывезла только все фотооборудование, а архив еще остался. Ей пока некуда девать эти ящики. Но что мы будем искать среди этих старых сведений?

– Пока не знаю. – Шум автомобиля на подъездной дорожке заставил Калеба бросить взгляд на окно. – Кого это черти несут в такую рань?

– Понятия не имею. – Сиренити повернулась и направилась к двери.

– Постой. – Калеб сердито смотрел на нее. – Куда ты собралась в таком виде? Ты же в купальном халате.

Сиренити бегло взглянула на свою одежду.

– Ради всего святого, я одета абсолютно прилично.

– Нет, не абсолютно. – Он окинул всю ее взглядом, от взлохмаченной головы до шлепанцев на ногах. На миг выражение ледяной невозмутимости у него в глазах исчезло, и на его месте обжигающей молнией сверкнуло воспоминание о страсти. – У тебя такой вид, будто ты только что выбралась из постели.

От его взгляда Сиренити обдало жаром. У нее вдруг перехватило дыхание.

– Так-то ты не вовлечен в эмоциональном плане?

– Ступай оденься, – проворчал он. – Я сам посмотрю, кто там.

Сиренити вскинула руки.

– Ладно, хорошо. Сейчас пойду оденусь. Ты по утрам всегда такой?

– Только по таким дням, когда я просыпаюсь и обнаруживаю, что кто-то пытается шантажировать члена моей семьи и что леди, с которой я сплю, имеет привычку открывать входную дверь в купальном халате.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Калеб?

– Знаю. Я старомодный, нетерпимый, скучный и консервативный тип.

– Ты ошибся в одном пункте, – сказала Сиренити. – Ты не скучный. С тобой никогда не соскучишься. – Прежде чем он успел ответить, она уже исчезла в коридоре по направлению к спальне.

Снаружи, с подъездной дорожки, донесся звук захлопнувшейся дверцы. Гость постучал в дверь как раз в тот момент, когда Сиренити натягивала облегающий свитер с воротником «хомут» и зеленые лосины. В негромком приветствии Калеба слышалась нотка вызова.

– Не могу ли я быть вам полезен? – Слова он выбрал вежливые, но тон, которым они были сказаны, не выражал особого желания помочь.

– Кто вы такой, черт возьми? – в крайнем удивлении спросил Ллойд Рэдберн.

Только этого еще и не хватало для сегодняшнего утра, подумала Сиренити, торопливо застегивая на талии юбку с зубчатым подолом.

– Ллойд? – крикнула Сиренити через коридор. – Это ты?

– Точно, Сиренити, дорогуша, – тоже крикнул в ответ Ллойд. – Я тут подумал, что неплохо бы заскочить к тебе, узнать, как дела. Хотел обсудить с тобой кое-какие детали моего проекта.

Сиренити внутренне застонала, идя по коридору обратно в гостиную. Одного взгляда на лицо Калеба ей было достаточно, чтобы понять, какими напряженными будут ближайшие несколько минут. Она повернулась и оказалась лицом к лицу со своим незваным гостем.

– Привет, Ллойд. Какой сюрприз. Я не ожидала, что ты приедешь.

– Привет-привет! Страшно рад тебя снова увидеть, Сиренити, дорогуша. – Ллойд улыбнулся своей обворожительной улыбкой.

Сиренити улыбнулась в ответ чуть виновато. Ллойд мог вызывать раздражение, но на него трудно было долго по-настоящему сердиться. Он был эгоцентричен и, несомненно, честолюбив, но не отличался ни жестокостью, ни злобой.

Нельзя было отрицать, что он обладал определенным грубоватым шармом, который наверняка неплохо послужит ему для того, чтобы очаровывать сменяющиеся поколения студенток последнего курса. Он был похож скорее на лихого журналиста-зарубежника, чем на профессора социологии. Кожаная куртка, надетая на нем поверх рубашки цвета хаки, имела заслуженный вид вещи, из которой не вылезают, но этот вид был результатом усилий дизайнера, а не факта постоянной и интенсивной носки. Куртка прекрасно сочеталась с короткими кожаными сапожками и искусно обесцвеченными джинсами. Его светло-русые волосы были подстрижены в стиле свободно летящих по ветру и уложены так, чтобы прядь волос спереди время от времени щегольски падала на один темный глаз. Шляпа которую он забросил на медный крюк в коридоре, представляла собой творение из замши и кожи и выглядела так, будто была создана для погони за приключениями в австралийском буше.