Текст книги "Скрытые таланты"

ЭСТЕРЛИ И ФАЙРБРЕЙС. ФОТОАТЕЛЬЕ ДЛЯ ЗВЕЗД.

Сиренити широко открыла глаза.

– О Господи! Эстерли и Галлахер Файрбрейс? Эмброуз и этот фотограф, пытавшийся стянуть его аппаратуру после его смерти, были в то время компаньонами?

– Я должен был бы сразу догадаться, какая здесь связь.

Сиренити подняла на него глаза и увидела, что eго мучают угрызения совести.

– Да, я знаю. Обычно у тебя это хорошо получается. – Она ласково улыбнулась. – Не слишком уж ругай себя, Калеб. Это ведь семейное дело. Порой логика нам изменяет, когда речь заходит о семейных отношениях.

– Мне не приходилось сталкиваться с такой проблемой.

– Правда? – пробормотала почти про себя Cиренити. Она в задумчивости прикусила губу, изучая оборотную сторону фотографии. – Похоже, что Эмброуз на самом деле встречался с твоими родителями. И с тобой. Странно, правда?

– Это определенно кое-что проясняет. В том числе и то, откуда он мог знать о том давнем скандале.

– Вероятно, он все эти годы не терял тебя из виду, потому что сфотографировал когда-то твою семью. Он был так всегда одержим всякими мелочами. И когда я сказала ему, что собираюсь нанять классного делового консультанта, он, естественно, подумал о тебе.

– Видимо, так и было. – Калеб взял фотографию и стал легонько постукивать ею о ладонь. – А теперь получается, что не только одному ему было многое известно обо мне и моей семье.

– Галлахер Файрбрейс тоже мог знать твоих родителей.

– Если Файрбрейс был в те времена компаньоном Эстерли, то он обязательно должен был знать о скандале.

– А Эмброуз все эти годы держал с ним связь. Занимал у него деньги. Неизвестно, сколько всего он мог порассказать ему о моих планах.

– Думаю, мне пора заняться Галлахером Файрбрейсом и нанести ему визит.

– Ты считаешь, что шантажистом мог быть он, верно? – спросила Сиренити.

– Думаю, это чертовски реальная возможность.

– Я еду с тобой в Сиэтл.

– Нет, – сказал Калеб.

– С чего ты взял, что можешь остановить такую космическую силу, как я?

Глава 18

– Ты уверен, что это правильный адрес? – Сиренити остановилась на тротуаре и посмотрела на вывеску в витрине небольшого, с виду запущенного фотоателье.

Калеб вытащил клочок бумаги из кармана куртки и справился с адресом, который выписал из городского телефонного справочника.

– Первая авеню. Да, все верно.

Он взглянул на неоновую вывеску, привлекшую внимание Сиренити. Кричащим оттенком оранжевого она провозглашала: ФОТОГРАФИЯ ФАЙРБРЕЙСА – ФОТО НА ПАСПОРТА И УДОСТОВЕРЕНИЯ – БЕЗ ОЖИДАНИЯ. Слово БЕЗ на вывеске не горело, так что создавалось впечатление, будто ждать придется бесконечно.

Наверно, не надо было брать с собой Сиренити, подумал Калеб. С другой стороны, чем может грозить сегодняшняя встреча? По всей вероятности, Файрбрейс и есть шантажист, но ему наверняка известно, как и самому Калебу, что никаких улик против него нет.

– Вроде не похоже, чтобы Галлахер Файрбрейс особенно преуспевал на избранном поприще, – заметила Сиренити.

– По крайней мере на жизнь ему наверняка хватает, чего нельзя было сказать об Эстерли. – Калеб вздрогнул, когда у него за спиной просигналил автомобиль. Знакомые звуки шипения воздушных тормозов и рева двигателей сегодня почему-то его раздражали. Он не был в городе всего ничего, но, по-видимому, уже успел привыкнуть к спокойной атмосфере Уиттс-Энда.

– Кажется, закрыто, – сказала Сиренити. – Может, надо было предварительно позвонить.

– Я не хотел, чтобы у Файрбрейса была возможность поработать над ответами до того, как я задам ему вопросы. – Калеб внимательно всматривался в запыленные окна. За стеклом не было видно никаких признаков жизни, но на дверной ручке не висела и табличка с надписью «Закрыто».

Он взялся за ручку двери и повернул ее. Дверь со скрипом открылась, и стала видна пустая передняя часть ателье.

По стенам были развешаны выцветшие образцы фотографий на различные удостоверения. В отведенной для посетителей части помещения стояли два складныx металлических стула и пепельница, полная окурков. Рисунок на покрывавшем пол линолеуме почти совсем стерся. На стеклянной крышке стойки лежала небольшая карточка с надписью «Вернусь через пять минут».

– Есть здесь кто-нибудь? – окликнул Калеб. Никто ему не ответил.

– Может, он в заднем помещении, – предположила Сиренити. – Работает в темной комнате или фотографирует клиента.

– Вернее всего, он видел нас и решил скрыться.

Калеб обошел стойку и толкнул вращающуюся дверь, отделявшую переднюю часть ателье от студии.

Он прошел в дверь и резко остановился, когда увидел, что там его ожидало.

Он стоял в черно-белой сказочной стране, полной гигантских изображений лица Кристал Брук.

Увеличенные фотографии его матери были везде. Ее озорные, смеющиеся глаза смотрели на него с потолка и со всех четырех стен студии. Ее соблазнительные губы, приоткрытые в обворожительной, неподвластной времени улыбке, заполняли собой обширные пространства. Ее волосы цвета платины волнами перекатывались по полу у него под ногами. Фотокамера запечатлела целую гамму ярко освещенных выражений – соблазнительных, невозмутимо-спокойных, шутливых. Все это были замечательные портреты, но не конкретного человека, а изначальной женщины-богини, и все они были сосредоточены на ее лице. Не было ни одной фотографин ее обнажанного тела.

Калеб рассматривал их с напряженным вниманием. Он понял, что видел работу такого совершенства где-то еще. И причем совсем недавно.

Сиренити вошла в дверь за спиной у Калеба и в изумлении остановилась.

– Что же это такое?

– Немного странно, правда? – Калеб оторвал взгляд от многократно повторяющихся образов Кристал Брук и осмотрел остальное пространство комнаты. Во всей студии не было ни одного цветового пятна. Все, начиная с черных металлических штативов, фотокамер и осветительной аппаратуры и кончая полотнищами белой марли в качестве задников, было либо черным, либо белым.

– Такое впечатление, будто входишь в старую фотографию, – прошептала Сиренити. – Калеб, мне это не нравится.

Он оглянулся на нее через плечо. Сиренити стояла с неуверенным видом в чаще ламп, установленных на высоких, тонких треножниках. Сегодня она решила одеться в один из своих специально выходных комплектов – брючный костюм в бежевых и рыжевато-коричневых тонах, который не особенно ей шел. Но, как всегда, ее живые, естественно-яркие черты с лихвой восполняли все недостатки одежды.

Ее волосы сияли подобно огненному облаку на фоне этой странной черно-белой комнаты. Ее павлиньи глаза никогда еще не были такого ярко-зеленого цвета. И никогда еще не казались такими огромными, как сейчас, когда она встретила взгляд Калеба.

– Подожди на улице, если тебе здесь неприятно, – сказал Калеб. – Я хочу осмотреться.

– Давай уйдем отсюда вместе. Прямо сейчас. Пожалуйста, Калеб.

– Дай мне еще минуту. – Калеб заметил ряд черных шкафчиков у дальней стены ателье. Подумав о том, какую интересную информацию он обнаружил в архиве Эстерли, он направился туда.

– Калеб, постой. Здесь во всем этом явно что-то не так, – тревожно сказала Сиренити. – Я правда считаю, что нам надо уйти.

– Боюсь, слишком поздно вы спохватились, мисс Мейкпис. – Голос Файрбрейса раздался от двери у нее за спиной. – Слишком, слишком поздно. А впрочем, возможно, поздно было всегда, с самого начала.

– О Боже, – прошептала Сиренити.

Калеб обернулся. Файрбрейс усмехался своей кривой усмешкой и целился из пистолета Калебу в грудь.

– Не думал, что вы догадаетесь. Во всяком случае, не так быстро. Что навело вас на след?

– Фотография, – произнес Калеб. – Фотография моих родителей, сделанная вскоре после моего рождения. На обороте был штамп фотостудии Эстерли и Файрбрейса.

– Фотография. – Файрбрейс поморщился. – Какое совпадение. Значит, вы все вычислили и явились ко мне.

– Не все. – Калеб взглянул на пистолет. – Если бы я все вычислил, то не взял бы с собой Сиренити.

– Досадная ошибка для мисс Мейкпис.

– Секундочку, – сдавленно проговорила Сиренити. – Что здесь происходит?

– А ты не понимаешь, Сиренити? – спросил Калеб. – Файрбрейс не просто шантажист. Он убийца.

– Убийца? – Сиренити оторопело уставилась на него. – Но ведь никто не убит.

Калеб не отводил взгляда от Файрбрейса.

– Эмброуз Эстерли был убит, не так ли, Файрбрейс?

– Эмброуз? – Сиренити поднесла руку к горлу. – О нет, только не это. – В ее обращенных к Файрбрейсу глазах были гнев и возмущение. – Вы убили его?

– Это был несчастный случай, – огрызнулся Файрбрейс. – Я не хотел его смерти.

– Несчастный случай? – выдохнула Сиренити. – Я не понимаю.

Бросив на нее короткий, нетерпеливый взгляд, Файрбрейс снова сосредоточил свое внимание на Калебе.

– Он поймал меня в ту ночь, когда я во второй раз проник к нему в хижину. Я думал, он пьяный завалится спать, как в первый раз. Но он не пошел спать. После ухода приятельницы он просто остался сидеть в гостиной, не зажигая света. Наверно, слышал, как я лез в окно. Он как будто ждал меня.

– Может быть, и ждал, – небрежно сказал Калeб. – Может, он догадывался, что вы вернетесь. Ведь вы уже копались у него в архиве за несколько дней до этого, не так ли?

Тонкогубый рот Файрбрейса вытянулся в еще более тонкую линию.

– Первый раз я полез за фотографиями мисс Мейкпис. Он тогда ничегошеньки не услышал. Валялся в спальне как труп.

– Вы вернулись, чтобы подложить квитанцию, не так ли? – спросил Калеб. – Квитанцию, из которой было видно, что снимки Сиренити были проданы Франклину Вентрессу. Вы хотели обезопасить себя на тот случай, если бы кому-то вздумалось искать шантажиста.

Сиренити была вне себя от ярости.

– Вы нарочно пытались выдать Эмброуза за шантажиста?

– Это показалось мне логичным, – пожал плечами Файрбрейс. – Просто на всякий случай, если бы кто-то заинтересовался.

Калеб следил за выражением его лица.

– Жаль, что вы не додумались до этого с первого раза. Потому что, когда вы отправились туда во второй раз, все пошло вкривь и вкось, верно, Файрбрейс?

Пальцы Файрбрейса крепче сжали пистолет.

– Эмброуз услышал, как я лез через окно кухни, и поймал меня. Захотел узнать, в чем дело. Я рассказал ему всю историю, пробовал уговорить его. Предложил взять в дело, но он прямо взбесился. Накинулся на меня, как сумасшедший. Они с Сиренити, дескать, друзья.

– Я знала, что Эмброуз никогда не стал бы меня шантажировать, – сказала Сиренити.

Файрбрейс, казалось, не слышал ее слов. В глазах у него было какое-то странное выражение.

– Я увернулся от него, и он промчался мимо. Прямо в открытую дверь подвала. И с лестницы кувырком. Я не думал, что все так случится.

– Ах ты подонок, – прошептала Сиренити.

– Потом я сообразил, что должен придать этому вид несчастного случая – ведь это так и было, – быстро добавил Файрбрейс.

Калеб сунул руки в карманы куртки. Его пальцы наткнулись на тот камень с ладонь величиной, который ему всучил Уэбстер. Камень так и остался у него в кармане куртки. Он забыл его вынуть.

– Вы хотели, чтобы это выглядело как несчастный случай, – сказал Калеб, – потому что вам было ни к чему, чтобы кто-то стал задавать вопросы, которые могли привести к расследованию или вскрытию. А вскрытие показало бы, что Эстерли не был пьян, когда упал с лестницы.

– Я взял бутылку из его кухонной заначки, – продолжал Файрбрейс. – Я знал его достаточно хорошо, и мне было известно, что у него всегда была припасена бутылка, даже когда он бросал пить. Я вылил виски на него.

– Еще один дополнительный штришок, – гневно проговорила Сиренити. – Такой же, как квитанция, подложенная ему в бумаги. Должно быть, это от инстинкта фотографа: без конца возиться с предметом съемки, чтобы тот выглядел в кадре идеально. Зачем вам надо было рисковать, появившись в Уиттс-Энде в то утро, когда я обнаружила Эмброуза?

– Ну, это просто, – ответил Калеб. – Он хотел еще немного повозиться с этой сценой, не так ли, Файрбрейс? Вы не могли устоять перед желанием проверить детали. Вы хотели убедиться, что не оставили после себя никаких улик.

– Как только я узнал, что тело Эмброуза обнаружено, я решил, что можно безбоязненно вернуться, – объяснил Файрбрейс. – Ведь нет ничего естественнее, чем визит старого друга, который заехал, услышав о трагедии.

Калеб задумчиво смотрел на него.

– Да и кто, собственно говоря, заметит, если вы прихватите парочку фотоаппаратов или какое-то осветительное оборудование. Просто несколько безделушек на память о старом друге и компаньоне.

– Ну, а почему бы и нет? – недобро усмехнулся Файрбрейс. – Ведь Эмброузу уж точно все это больше ни к чему. Кое-что из этой аппаратуры стоит целое состояние.

– Одно мне непонятно, – сказала Сиренити. – Откуда вы узнали, что я обратилась к Калебу со своими планами расширения магазина?

Файрбрейс пожал плечами.

– Эмброуз позвонил мне пару недель спустя после того, как вы съездили к Вентрессу в первый раз. Хотел выудить у меня несколько баксов. Это было у него в обычае, знаете ли.

– Я знаю, – тихо произнесла Сиренити.

– Как всегда, я сказал ему, что у меня нет ни гроша лишнего, – продолжал Файрбрейс. – И вдруг, ни с того ни с сего, он заговорил о прошлом. Что-то сказал о том, какая странная жизнь и как все идет кругами. Сказал, что недавно послал Сиренити к сыну Кристал Брук. Спросил меня, помню ли я Кристал.

Калеб обвел глазами стены студии.

– По всей видимости, вы ее помнили.

Пистолет дернулся в руке у Файрбрейса.

– У Эмброуза был один из его хороших дней. Ему хотелось поговорить. Он рассказал мне все о планах мисс Мейкпис относительно Уиттс-Энда.

– А вы знали о фотографиях, для которых я ему позировала? – спросила Сиренити.

– Конечно. – Файрбрейс состроил гримасу. – Он хвастался ими прошлой весной, когда кончил снимать. Он тогда говорил, что это чуть ли не самая замечательная работа, какую он когда-либо делал.

– Когда он сказал вам, что я встречусь с Калебом, вы вспомнили тот давний скандал, не так ли? – продолжала Сиренити. – Вы поняли, на что могут сгодиться эти фотографии. Вы смекнули, что если вам удастся убедить Вентрессов в моей связи с Калебом, то вы сможете с выгодой для себя сыграть на их страхе перед новым скандалом.

Файрбрейс покачался с носков на пятки.

– Очень умно, мисс Мейкпис. Вы правы. Я знал все о Вентрессах. Мне было хорошо известно, как они будут реагировать на информацию о том, что наследник их фамильного состояния пошел по дорожке своего отца. Мне оставалось только представить дело так, будто у Калеба с вами роман. Это было нетрудно.

Сиренити нахмурилась.

– Как вам это удалось? В тот момент между Калебом и мной фактически и не было ничего, кроме деловой договоренности.

– Я сделал несколько снимков, где вы и Вентресс вместе выходите из его офиса в Сиэтле. На одном снимке вы и он входите в ресторан. Остальное дорисовало воображение Франклина Вентресса. – Файрбрейс невесело хохотнул. – Представьте мое удивление, когда позже мне стало известно, что у вас с Вентрессом действительно роман.

– Вы были слишком умны, чтобы обратиться со своими требованиями к деду, – заметил Калеб. – Вы знали, как он отреагирует на угрозу шантажа.

– Да, черт возьми, это я знал. – Выражение бессильной ярости мелькнуло у Файрбрейса в глазах. – Он отказался заплатить тридцать четыре года назад, когда я послал ему фотографии Кристал и Гордона Вентресса. Но я знал, что есть другие члены семьи, которые не так упрямы и согласятся на что угодно, лишь бы их драгоценную фамилию не трепали снова на страницах «Вентресс-Вэлли ньюс».

Сиренити сделала глубокий вдох.

– Так значит, это вы пытались шантажировать Роланда Вентресса тогда, много лет назад?

– В тот раз все пошло не так, как надо, – сказал Файрбрейс каким-то странным, как бы издалека идущим голосом. Потом у него в глазах появилось жесткое выражение. – Зато в этот раз я все наверстал. Более тщательно все спланировал. Я обратился к банкиру семьи, а не к старику. Я знал, что Франклин Вентресс будет более легкой добычей. Был уверен, что он заплатит.

– На каком основании вы решили, что так хорошо его знаете? – спросил Калеб с внезапно возникшим у него острым интересом.

– Кристал рассказала мне о нем, – нетерпеливо ответил Файрбрейс.

– Что она вам о нем рассказала?

– То, что рассказал ей ваш отец. У Франклина был роман с женой Гордона. Я знал, что он ненавидел Гордона Вентресса, ненавидел страстно. Я рискнул предположить, что он, вероятно, так же ненавидит и сына Гордона и готов отдать все на свете, чтобы навредить ему в глазах деда.

– Черт побери, – пробормотал себе под нос Калеб, когда недостающие куски головоломки встали на место. – Значит, Франклин расстался с первыми пятью тысячами, даже не моргнув глазом? Так?

– Он хотел получить фотографии. Очень хотел.

– Жаль, что вы не удовлетворились одной этой суммой.

– Так ведь было всего пять тысяч, – сказал Файрбрейс с видом искренне обидевшегося человека. – Я не мог остановиться на этой сумме. Я рассчитывал, что кто-нибудь из членов семьи заплатит еще раз за то, чтобы фотографии не попали в газеты.

– Вас обуяла жадность, – задумчиво кивнул Калеб. – И потом, негативы-то оставались у вас. Почему не попробовать еще разочек?

– Я собирался требовать денег не один, а несколько раз, – возразил Файрбрейс. – Собственно говоря, собирался делать это как можно чаще. Но тут Эмброуз сломал себе шею и сорвал мои планы.

– Потому что его смерть лишала вас прикрытия, – продолжал Калеб. – Эта операция с шантажом становилась намного более рискованной без козла отпущения, на которого можно было бы свалить вину. Рано или поздно кто-то мог начать расследование. След мог привести к вам. И все-таки вы решились повторить требования хотя бы еще раз, перед тем как смотать удочки, верно? Слишком большие деньги, чтобы ими разбрасываться.

Сиренити разглядывала Файрбрейса так, словно перед ней находился представитель семейства грызунов.

– Вы не смогли устоять перед искушением и предъявили Франклину еще одно требование через несколько дней после смерти Эмброуза, не так ли?

– Дело того стоило. Он мне заплатил только один раз. Я знал, что Вентрессы заплатят за эти фотографии по крайней мере еще столько же. Вряд ли Франклин Вентресс узнает, когда точно умер Эмброуз, – сказал Файрбрейс.

– Или даже что он вообще умер? – спросила Сиренити. Файрбрейс нахмурился.

– А зачем кому-то говорить ему такую вещь? Смерть Эстерли уж точно не такое важное событие, чтобы попасть в «Вентресс-Вэлли ньюс». Кроме того, сам Франклин Вентресс вряд ли стал бы задавать вопросы. Он думал лишь о том, чтобы отомстить сыну Гордона.

– Но за что Франклин так ненавидел Гордона? – тихо спросила Сиренити. – Неужели только за то, что Гордон был наследником Роланда?

– И за это, наверно, тоже. – В голосе Файрбрейса слышалось раздражение. – Но не только. Кристал считала, что в основном из-за Патриции Вентресс.

– Из-за Патриции?

– Не понимаете? – спросил Файрбрейс. – Он любил ее. По-настоящему любил. А она оставила его из-за скандала. И больше он ее не видел.

– Все сходится, – медленно проговорил Калеб.

– Кристал понимала. – Файрбрейс сузил глаза. – Она знала, как сильно Франклин любил Патрицию. Она говорила, что вначале он соблазнил жену Гордона, потому что завидовал ему и хотел отнять у кузена то, что тому принадлежало. Но под конец Франклин влюбился в Патрицию.

– Франклин винил моего отца в том унижении, которому подверглась Патриция. – Мысли быстро проносились в голове у Калеба. – Франклин никогда ему этого не простил, потому что из-за скандала он навсегда потерял женщину, которую любил.

– Он и тебе не простил тоже, – прошептала Сиренити. – Он должен был наказать тебя за то, что ты посмел связаться с женщиной, напомнившей ему Кристал Брук.

– Да, это так.

– Франклин заплатил за эти фотографии в первый раз, потому что ему было нужно оружие против Калеба, – медленно проговорила Сиренити. – Но почему он согласился оплатить и второе требование шантажиста?

– Потому что он Вентресс. – Файрбрейс мрачно засмеялся. – Проклятая семейка так горда, что меня от них просто тошнит.

Калеб ощупывал камень у себя в кармане.

– Вы правы. Франклин горд, как и все Вентрессы. Ему не больше, чем кому-либо другому в семье, хотелось еще одного скандала в местной прессе. Он знал, что дед платить не будет, так что ему ничего другого не оставалось, кроме как сделать это самому.

– Он угодил в расставленную им самим ловушку, – заметила Сиренити.

– Вот именно, – согласился Калеб. Краешком глаза он видел, что Сиренити наблюдает за ним, видел, как ее взгляд на секунду задержался на том месте, где его рука исчезала в кармане. Он надеялся, что она понимает, что у него в кармане осталась последняя находка Уэбстера, но прямо посмотреть на нее не решался, хотя ему надо было знать, понимает ли она все значение этого факта. Его внимание целиком принадлежало Файрбрейсу.

– Похоже, вы очень многое знаете о моей семье, – сказал Калеб.

– Все, что мне необходимо было знать обо всей вашей проклятой семейке, я узнал более тридцати лет тому назад, – фыркнул Файрбрейс. – С тех пор ничего не изменилось. Вы, Вентрессы, по-прежнему считаете себя пупом земли. Считаете, что можете получить буквально все, что только захотите.

– А вы хотели мою мать, верно? – тихо спросил Калеб. – Вы сами хотели получить Кристал Брук.

Файрбрейс дернулся, будто его ударили.

– Она была моя. – Он моргнул несколько раз. – Ваш отец украл ее у меня. Соблазнил ее своими деньгами, изысканной фамилией и важными политическими связями. Пообещал ей весь мир. И она поверила ему, эта маленькая дуреха. Поверила, что он женится на ней.

– В конце концов он именно это и собирался сделать, не так ли? – спросил Калеб.

– Она пыталась обращаться со мной как с другом, – злобно проговорил Файрбрейс. – Она не понимала, что принадлежит мне. Знаете, она не позволяла себя фотографировать никому, кроме меня. Она доверила мне сделать из нее богиню. И я это сделал. – Он повел рукой, указывая на оклеенные фотографиями стены, потолок и пол. – Посмотрите как следует. Я сделал Кристал Брук незабываемо прекрасной.

– Прежде всего я думаю, что она и до вас уже была прекрасной, – резко возразила Сиренити. – А потом, если уж вы так сильно ее любили тогда, столько лет назад, почему же пытались шантажировать Вентрессов? Вы должны были знать, сколько этим причините ей вреда.

– Я делал это для ее же пользы, – настойчиво продолжал Файрбрейс. – Я думал, что как только Вентрессы поймут, что происходит между нею и Гордоном, они нажмут на этого подонка и заставят его порвать с ней. Но это не сработало. Роланд Вентресс отказался заплатить даже за фотографии. Ну, и я послал их редактору «Вентресс-Вэлли ньюс». Я думал, что разразившийся скандал вынудит Кристал и Гордона расстаться.

– Вместо этого мой отец взял и ушел от семьи, своей политической карьеры и денег моего деда, – сказал Калеб. – Он заявил, что собирается получить развод и жениться на Кристал.

– Прежде чем я придумал другой способ помешать их браку, оказалось уже слишком поздно. Кристал и Вентресс оба погибли в этой катастрофе. – В голосе Файрбрейса послышались пронзительные, визгливые ноты. – Вы были единственным, кто остался в живых. Не так все должно было кончиться. С моей точки зрения, именно Вентрессы убили Кристал – это так же верно, как если бы они приставили ей к виску пистолет и спустили курок. После всего, что я для нее сделал, она ушла от меня навеки.

– А что, собственно говоря, вы для нее сделали? – тихо спросил Калеб. – Ведь все эти фотографии определенно не ваша работа, верно?

Ярость исказила лицо Файрбрейса.

– Я был ее фотографом. Я сделал из нее богиню. Если бы она не вешалась на шею этой скотине, вашему отцу, то стала бы известной кинозвездой.

– Но не благодаря вашему искусству, – сказал Калеб. – Это все работа Эмброуза Эстерли, не так ли?

– Это ложь! – выкрикнул Файрбрейс. – Наглая ложь!

– Я так не считаю, – возразил Калеб с растущей уверенностью. – Совсем недавно я видел работу, напоминающую эту. Есть что-то такое в игре света на лице, в том, как она смотрит в объектив, в ощущении загадочности и тайны, создаваемом фотографией. На снимках Сиренити, которые сделал Эстерли, схвачены именно эти элементы.

– Нет! – завопил Файрбрейс. – Эти работы не Эмброуза. Эмброуз был неудачником.

– Может, он и не преуспел в коммерческом смысле из-за пристрастия к выпивке, но обращаться с фотокамерой этот человек умел. – Калеб крепче сжал в пальцах камень Уэбстера. – А вы, будучи его деловым партнером, регулярно его обдирали, верно? Должно быть, вы ужасно запаниковали, когда он отступился и отправился в Уиттс-Энд. Вы знали, что не сможете удержаться на плаву без его таланта.

– Это не правда, будьте вы прокляты! – закричал Файрбрейс. – Вы не понимаете. Это у меня был талант. – Он выровнял дуло пистолета и оскалился, готовясь спустить курок.

Калеб рискнул бросить взгляд на Сиренити. В то же мгновение он понял, что она уже прочитала его мысли. Рукой она взялась за один из штативов.

Быстрым, сильным движением Сиренити швырнула металлический штатив в чащу ламп и фотоаппаратов. Этот бросок вызвал эффект падающих костяшек домино. Дорогостоящее оборудование начало осыпаться на пол.

– Мои камеры! – завопил Файрбрейс. Он отвел глаза от Калеба и инстинктивно повернулся в сторону бедствия.

Калеб знал, что другого шанса у него не будет. Он выхватил из кармана камень Уэбстера и запустил им в голову Файрбрейса.

Небольшой снаряд попал в цель с глухим стуком. Файрбрейс дернулся, выронил пистолет и без единого звука рухнул на пол.

С ужасным треском свалилось еще несколько треножников с установленными на них осветительными приборами и фотокамерами. Грохот металла и бьющегося стекла продолжался, казалось, целую вечность. Затем в черно-белой комнате воцарилась абсолютная тишина.

Мгновение охваченная ужасом Сиренити смотрела на неподвижное тело Файрбрейса. Потом повернулась и бросилась к Калебу. Он раскрыл ей объятия и крепко прижал ее к себе.

– Я была права, – прошептала она ему в куртку. – У тебя в кармане действительно оказался камень Уэбстера.

– Скажи лучше, что у меня в кармане оказалось уникальное, единственное в своем роде, специально отобранное, подлинное пресс-папье Уэбстера из Уиттс-Энда. – провозгласил Калеб. – Напомни мне найти место в каталоге для этой его новинки. Такая вещь должна быть в каждом доме.

Сиренити, издав какой-то странный звук, еще крепче прижалась к Калебу.

– Уэбстер будет вне себя от радости.

Файрбрейс застонал.

Калеб отпустил Сиренити и пересек комнату, направляясь к лежащему на полу фотографу. Веки Файрбрейса дрогнули и открылись. Его глаза смотрели снизу вверх без всякого выражения.

– Надо бы найти телефон и позвонить по 911, – сказал Калеб, обращаясь к Сиренити.

– Кажется, я видела телефон там, на стойке. – Она направилась к вращающейся двери. – Весь этот ужас еще придется объяснять полицейским.

– Это я возьму на себя.

– Да, я знаю, – тихо произнесла Сиренити. – У тебя это хорошо получается. – Она скрылась за дверью.

– Это все не так должно было кончиться, – пробормотал Файрбрейс заплетающимся языком. Он смотрел вверх, на фотографию Кристал Брук на потолке. – Ее не должно было быть в машине.

Калеб почувствовал озноб. Он опустился на одно колено рядом с Файрбрейсом.

– Кого не должно было быть в машине?

– Кристал. – Файрбрейс невидящим взглядом уставился на огромную фотографию лица Кристал. – Я любил ее. Я не хотел, чтобы она умерла. Только Вентресс должен был находиться в машине, когда отказали тормоза. Только Вентресс и ребенок.

– Ах ты, сукин сын, – прошептал Калеб. – Ты убил их обоих, не так ли?

– Заплатил тысячу долларов механику. Но не получилось. Она тоже погибла. – Файрбрейс смотрел вверх, на лицо Кристал Брук, и его глаза наполнились слезами. – Почему у меня никогда ничего не получается как надо?

Телефонный разговор с Франклином Калеб отложил на поздний вечер этого дня.

– Скажи мне только одно. – Калеб у себя в гостиничном номере крепче сжал трубку телефонного аппарата. – Зачем ты это сделал?

– Ты не понимаешь, – усталым голосом проигравшего сказал Франклин. – Гордон всегда получал все самое лучшее. Он даже получил Патрицию. Но она не любила его. Она никогда его не любила. Она вышла за него из-за денег. Ее семья настояла на этом. Состояние Клэрвудов растаяло из-за целой серии неудачных вложений капитала.

– И поэтому она вышла замуж за моего отца?

– Она называла его грубым, неотесанным ковбоем, – продолжал Франклин. – Она говорила мне, что ей противно быть с ним в одной постели. Она не выносила его прикосновений. Она ненавидела Вентресс-Вэлли так же, как ненавидела Гордона.

– Значит, она стала искать утешения у тебя, так? – Калеб подался вперед и поставил локти на колени. Он чувствовал, что Сиренити смотрит на него с противоположного конца комнаты. – И ты ее к этому поощрял.

– Я ее любил, – с силой произнес Франклин. – Я признаю, что сначала хотел ее просто потому, что она принадлежала Гордону. Но я влюбился в нее. После того как разразился скандал, я думал, мы поженимся.

– А она взяла и вернулась в Бостон.

– В этом был виноват Гордон, – прошептал Франклин. – Во всем был виноват он. Патриции пришлось уехать после того, как он погиб. Она сказала, что если бы мы поженились, то Роланд возненавидел бы меня. Обвинил бы в том, что я ее совратил. В том, что из-за меня ее брак дал трещину. Она сказала, что он лишит меня денег Вентрессов.

– А ты знал, что, по всей вероятности, именно это бы и произошло, верно?

– После смерти Гордона Роланд чуть не тронулся умом. Он выместил бы свое бешенство на любом, кто попался бы под руку. Все это знали. Патриция сказала, что не хочет, чтобы я пострадал. Сказала, что будет лучше, если мы никогда больше не увидимся.

– Ты промолчал о своем романе с Патрицией, и она уехала.

– Патриция была права. Так было лучше. Потому что никто не мог сказать, что сделал бы Роланд, если бы узнал о нас. Но я действительно любил ее. Ты должен это понять.

– Не настолько, чтобы рискнуть навлечь на себя гнев моего деда.

– Ради Бога, я просто не мог. Были замешаны такие деньги. И репутация семьи. Гордон уже и так нанес ей ощутимый удар. Моим долгом было избежать дальнейшего скандала.

– И ты выполнил свой долг, не так ли? Остался в Вентресс-Вэлли, женился, вырастил сына. И жил припеваючи. И лелеял свои недобрые чувства. И в один прекрасный день тебе позвонили и сказали, что история готова повториться.

– Я поступил так, как должен был поступить. Я обязан был не дать тебе унизить всех нас, как это сделал тогда твой отец. Я поступил так ради нашей семьи.

– Думаю, что ты поступил так совсем не ради семьи, Франклин. – Калеб встретился с нежным и сочувственным взглядом Сиренити. – Думаю, что ты просто-напросто хотел отомстить – без затей, по старинке.