Текст книги "Скрытые таланты"

Калеб становился все молчаливее и отстраненнее с каждой милей, отделявшей их от Уиттс-Энда. Чем ближе они подъезжали к Вентресс-Вэлли, тем холоднее он становился, тем глубже уходил в себя.

Сиренити начала уже сомневаться, не совершила ли она ошибку, согласившись сопровождать его в этой поездке.

Две ночи назад в пылу страсти все казалось кристально ясным. Но сегодня ей пришлось признаться себе, что ее отношения с Калебом как никогда затянуты густым туманом смятения чувств.

– Твое отношение к Вентресс-Вэлли наверняка изменилось после того, как ты провел несколько лет вдали от него, – сказала Сиренити.

– Нет, нисколько не изменилось. Я все так же ненавижу это место.

Краешком глаза она взглянула на его профиль, словнo высеченный из гранита. У него был такой вид, будто он готовился вступить в бой.

– Это твой родной город. Ты здесь родился и вырос. Никогда не поверю, что ты не испытываешь время от времени ностальгической тяги к нему.

– По мне, пусть он провалится хоть в самую мрачную часть преисподней. Я ни на секунду и не вспомню о нем.

Сиренити была озадачена той легкостью, с которой он отправил в преисподнюю весь свой родной город.

– И что же тебе в нем так сильно не нравится?

– Не будем говорить об этом.

– С тобой здесь случилось что-то ужасное?

– Нет.

– Тогда за что ты так ненавидишь этот город?

– Оставь, Сиренити. – Калеб свернул с главной трассы на узкую асфальтированную дорогу. – Мне не следовало ничего говорить. Я не хочу обсуждатъ ни Вентресс-Вэлли, ни мое типично американское детство.

Сиренити скрестила руки и откинулась на спинку сиденья.

– Понятно. Да, поездка действительно получается забавной. Не знаю, как и благодарить тебя за приглашение. Когда, ты говоришь, можно будет уехать?

Руки Калеба крепче охватили баранку руля.

– Черт. Послушай, я не хотел набрасываться на тебя. Не понимаю, почему так вышло. Я никогда не выхожу из себя.

– Ха. Расскажи это кому-нибудь другому. Я уже много раз видела, как ты не выходишь из себя. – Тут она заметила вдалеке большой красивый старинный дом и сразу же позабыла о своем споре с Калебом. – Вот это да! Это и есть твой дом?

– Это дом моего деда. Я в нем вырос. Своим домом я его не считаю.

– И неудивительно. Это скорее дворец. У него такой вид, будто его следует занести в реестр исторических памятников.

Дом господствовал над ландшафтом с широкими зелеными лужайками и высокими деревьями. И верхний и нижний этажи окружали веранды. Вдалеке, за чистыми белыми заборами, паслись ухоженные лошади.

– Ты говорил, твой дед разводит лошадей? – Сиренити зачарованно всматривалась через ветровое стекло.

– Арабской породы.

– Вот вам и традиции. – Она засмеялась. – Ты умеешь ездить верхом?

– Да.

– Я бы позеленела от зависти, если бы знала тебя, когда мне было двенадцать лет. Мне тогда страстно хотелось иметь пони.

– Я так понимаю, что с пони ничего не вышло?

– Не вышло. Вместо пони Джулиус подарил мне замечательную собаку. – Сиренити улыбнулась. – Смотри-ка, какой сарай.

– Конюшня.

– Конюшня, – поправилась Сиренити. – Там, наверно, сено и все остальное.

– Когда имеешь дело с лошадьми, то обычно где-то поблизости держишь и сено.

– Ух ты! Вот вам классический сельский стиль жизни. Просто невероятно. Кусок подлинно американского быта. Обещай, что организуешь мне подробнейшую экскурсию до того, как мы уедем отсюда.

– У меня почему-то такое ощущение, будто все это превращается в комедию положений под названием «Путешествие Сиренити в Среднюю Америку».

– Не смейся. Путешествия очень расширяют кругозор.

Калеб как-то странно взглянул на нее, поворачивая «ягуар» на обсаженную деревьями подъездную дорогу.

– Мы здесь на востоке штата Вашингтон, а не на территории Внешней Монголии.

– Для меня и то и другое – неведомые страны, – просто сказала Сиренити.

Дверь дома Вентрессов открылась, едва Калеб остановил «ягуар» на круговой дорожке. Появилась женщина в цветастом платье, поверх которого был надет фартук. Ее волосы представляли собой массу мелких седеющих кудряшек. Обута она была в туфли того порочного типа, какой предпочитают носить люди, проводящие много времени на ногах.

– Это Долорес. – Калеб открыл свою дверцу и вышел. Обходя машину, чтобы подойти к дверце с пассажирской стороны, он приветственно поднял руку.

– Наконец-то вы приехали, молодой человек, – весело воскликнула Долорес. – Ваш дедушка начал уже беспокоиться.

– Вряд ли. – Калеб открыл дверцу Сиренити. – Скорее, он уже начал сердиться.

– Не без этого. – Долорес тепло улыбнулась Сиренити. – А это, должно быть, мисс Мейкпис.

– Верно. Сиренити, это Долорес.

– Здравствуйте. – Сиренити быстро выскользнула из «ягуара». – Какой красивый дом.

– Спасибо. Бог свидетель, каких трудов мне стоит содержать его в таком виде. Хотя благодарности за это я не слышу никакой. Входите же, мисс Мейкпис. Я покажу вам вашу комнату, так что вы сможет освежиться, перед тем как встретиться с остальными.

Калеб вынул из багажника оба чемодана, свой и Сиренити.

– Все уже здесь?

– Да, конечно. С час назад приехали. Мы ждали только вас и мисс Мейкиис. – Долорес улыбнулась Калебу. – Вы же знаете, что ваш дедушка ни за что не разрешил бы начинать, пока вы не приедете.

– Тебе повезло, что у тебя такая дружная семья, – шепнула Калебу Сиренити, когда они поднимались по ступеням.

– Да. Мы, Вентрессы, такие, – согласился Калеб. – Просто одна большая счастливая семья.

Четверть часа спустя, чувствуя себя сравнительно освежившейся и уверенной в наряде из своей спецколлекции, Сиренити но длинному коридору направлялась к большой комнате в передней части дома. В руках она держала небольшой подарок, который привезла для Роланда Вентресса.

Пройдя значительное, как ей показалось, расстояние, она повернула за угол и оказалась перед группой людей, в которой все очевидно были Вентрессами. Будучи собранными вместе, они легко обнаруживали фамильное сходство. Это была компания высоких темноволосых людей с уверенной осанкой и спокойными манерами, естественными для членов благородного, старинного клана. Она сделала глубокий вдох и попыталась вспомнить те приемы, которыми пользовалась, когда ей надо было присутствовать на вечеринках преподавателей в Буллингтонском колледже.

– Здравствуйте, – сказала она всем присутствующим.

Все тут же замолчали и повернулись к ней. Калеб стоял у окна, тихо разговаривая с совершенно седым человеком, который мог быть только его дедом и никем другим. Он сразу повернул голову на звук ее голоса. Его глаза впились в нее через всю комнату.

– Сэр, это Сиренити Мейкпис. Сиренити, мой дед, Роланд Вентресс.

– Здравствуйте, мистер Вентресс. – Сиренити улыбнулась, с интересом рассматривая старика.

Калеб сказал ей, что деду исполняется восемьдесят два года, но ощущавшиеся в нем бодрость и энергия сделали бы честь человеку намного моложе его. Он был почти такого же роста, как Калеб. В плечах у него не было и намека на сутулость, хотя он всю жизнь работал на ранчо. Его глаза – карие, а не серые, как у Калеба, – смотрели остро и внимательно.

– Мисс Мейкпис. – Роланд по-старомодному наклонил голову. У него в голосе слегка ощущалась медлительность западного выговора. – Рад, что вы смогли приехать. Позвольте мне представить вас членам нашей семьи. – Он кивнул в сторону женщины средних лет в трикотажном темно-синем костюме и синих с белым туфлях-лодочках. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не излишне суровое выражение лица.

– Это моя племянница, Филлис Таррант.

– Здравствуйте, мисс Мейкпис, – с холодной вежливостью сказала Филлис. Она рассматривала Сиренити с неопределенно-неодобрительным выражением на лице.

Роланд указал на плотного мужчину, стоявшего рядом с Филлис.

– Ее муж Говард. Он занимается недвижимостью.

Сиренити вежливо кивнула.

– Мистер Таррант.

Говард поздоровался наклоном головы и улыбнулся доброй улыбкой.

– Мой племянник, Франклин Вентресс, – продолжал Роланд. – Председатель правления «Вентресс-Вэлли банк». Его жена Беверли.

Сиренити улыбнулась, потом с укором посмотрела на Калеба. Он ничего не сказал ей о том, что его семья занималась банковским делом. В ответ Калеб небрежно повел плечом.

– Мисс Мейкпис, я так рада, что вы смогли приехать с Калебом, – любезно произнесла Беверли в той обаятельной манере, которая у Сиренити когда-то ассоциировалась с женами профессоров и преподавателей.

Франклин, мужчина аристократической внешности лет пятидесяти с небольшим, был, несомненно, потрясающе красив в молодости. Глаза у него, как и у большинства членов семьи, были темные. Его когда-то черные волосы сейчас густо посеребрила седина.

– Мисс Мейкпис.

– Мистер Вентресс.

Дальнейшие представления взял на себя Франклин.

– Джессика, дочь Говарда и Филлис, и ее муж Сэм. Сэм – один из компаньонов местной юридической фирмы. Вон те двое сорванцов – их дети.

Сиренити кивала, стараясь правильно всех запомнить. Она весело улыбнулась детям, которым на вид было одному пять, другому семь лет. Они в ответ засмеялись.

В глазах Франклина появилось выражение отцовской гордости, когда он кивнул в сторону симпатичного мужчины лет тридцати.

– А это мой сын Питер. Он и его жена Лора – вот она – управляются на нашей винодельне. Может быть, слышали о винах этой марки – «Виноградники Вентресса»? Последние три года их сорта каберне награждались золотыми медалями.

– Да, конечно, – радостно солгала Сиренити. – Поздравляю.

Питер широко улыбнулся.

– Спасибо. Мы очень довольны. Марка «Виноградники Вентресса» относительный новичок на винном рынке, но мы чувствуем, что дела пойдут хорошо.

– Благодаря Калебу. – Лора, привлекательная молодая женщина с рыжеватыми волосами и синими глазами, улыбнулась. – Он курировал запуск нашей винодельни. Калеб – очень хороший специалист в такого рода вещах.

– Да, я это знаю, – пробормотала Сиренити. Она улыбнулась Лоре и остальным и подвела в уме итог всему до сих пор услышанному. Недвижимость, банковское дело, юридическая фирма, винодельческий завод, ферма по выращиванию чистокровных лошадей арабской породы и город, названный в честь семьи. Она сделала еще один глубокий вдох и выразила самой себе надежду, что ее собственный вариант Городской и Сельской Мисс выглядит хоть в какой-то степени достойно на фоне всего этого.

– Тебе херес или виски, Сиренити? – Калеб подошел к тележке из тикового дерева и взял одну из стоявших на ней бутылок с напитками.

– Херес, пожалуйста. – Она увидела, что у Калеба в стакане было виски. Она вдруг остро ощутила, что держит в руках сверток в яркой упаковке.

– Что это у тебя? – спросил Калеб, когда принес ей стакан с хересом.

– Подарок твоему деду. – Она сделала глоток вина для укрепления духа. – Ты ведь сказал, что мы едем на день рождения, не так ли?

Он нахмурился.

– Да, но подарка от тебя не требовалось.

– Когда идут на день рождения, то всегда приносят подарки. Так положено. Боюсь, у меня не было времени, чтобы как следует выбрать. Пришлось схватить кое-что с полки в магазине.

– Не важно, – сказал Калеб. – Ты напрасно беспокоилась.

Проигнорировав его последние слова, Сиренити повернулась и одарила Роланда сияющей улыбкой.

– Это вам, мистер Вентресс. Куда можно положить?

– Пускай Долорес возьмет и положит вместе с остальными подарками, – распорядилась Филлис, прежде чем Роланд успел ответить.

– Нет. – Роланд несколько секунд изучающе смотрел на Сиренити. – Разверну-ка я это сейчас, мисс Мейкпис. Во мне жилка любопытства шириной, наверно, в целую милю.

– Со мной такая же вещь, – согласилась Сиренити. – Мне тоже всегда не терпится развернуть подарки. – Отметив в сознании раздраженное выражение лица Филлис, Сиренити поспешила к окну, у которого стоял Роланд. – И прошу вас, называйте меня Сиренити.

– Хорошо. Сиренити. – Роланд поставил свой стакан с виски и стал рассматривать сверток, поворачивая его в руках. – Очень мило с вашей стороны.

– Надеюсь, вам понравится. – Она наблюдала, как он развязывает зеленый бант и снимает яркую упаковочную бумагу. Внутри оказалась картонная коробка.

Роланд снял с коробки крышку и стал рассматривать содержимое.

– Ну-ка, что тут у нас?

– Это образцы товаров из моего магазина, «Уиттс-Энд гросери», – объяснила Сиренити. – Баночка уксуса на травах, лучшего для придания пикантности салату, лимонный и апельсиновый джем из кафе «Подсолнух», упаковка сухой фасоли с рецептом потрясающего фасолевого чили и немного гранолы домашнего приготовления. Вы любите гранолу?

– Не помню, чтобы я ее когда-нибудь пробовал.

– Эта – лучшая во всем мире. Спросите Калеба. Он пробовал.

Роланд задумчиво посмотрел на Калеба.

– Это правда?

На губах Калеба возник первый признак улыбки с тех пор, как они выехали из Уиттс-Энда.

– Обязательно добавьте молока. А то она суховата.

– Ради Бога, Калеб. – Сиренити бросила на него сердитый взгляд. – Неужели твой дедушка не знает, что в сухой завтрак добавляют молоко?

Калеб промолчал.

– Спасибо, Сиренити, – сказал Роланд. – С удовольствием все попробую. Если я вас правильно понял, это товары из вашего магазина?

– Да, верно.

– И где он находится?

– В Уиттс-Энде. Слышали когда-нибудь?

– Не думаю. – Роланд покачал головой.

– Мне кажется, я слышала, – неуверенно сказала Джессика. – Это маленький городок в Каскадных горах, не так ли?

– Правильно, – обрадовалась Сиренити. – Вы там бывали?

– Нет, – призналась Джессика. – Но мы иногда катаемся на лыжах в одном курортном месте не очень далеко оттуда.

– Ваша семья давно там живет? – спросил Питер.

– Я там родилась, – с гордостью сказала Сиренити. – Я первый и единственный человек, фактически родившийся в Уиттс-Энде.

– Вот как? – Роланд пристально посмотрел на нее.

– А ваш отец? Он управлял магазином до вас?

– Нет. – Сиренити отпила хереса. – Магазин я открыла самостоятельно три года назад.

– А чем занимается ваш отец? – настаивал Роланд.

У Сиренити мелькнула мысль, что ее допрашивают. Она отдавала себе отчет в том, что у людей в мире Калеба такие невежливые расспросы считаются в порядке вещей, хотя сама воспитывалась по совершенно иным правилам общения между людьми. В Уиттс-Энде никто не задавал вопросов столь личного свойства без особого к тому приглашения. Однако, напомнила она себе, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

– Джулиус специализируется по деревообработке, – сказала она, не желая запутывать разговор длинными объяснениями того, каким образом фамилия Джулиуса оказалась на ее свидетельстве о рождении.

– И по мотоциклам, – пробормотал Калеб.

Роланд нахмурился.

– По мотоциклам? Он их продает?

– Нет, просто они ему нравятся, – объяснила Сиренити. – У них с Бетэнн по «харлей-дэвидсону». Джулиус любит похвастаться, будто в молодости гонял с удалой компанией, но, между нами говоря, я всегда относилась к этой истории скептически.

Филлис сверлила ее глазами.

– Как же вашему отцу удается зарабатывать на жизнь обработкой дерева?

Сиренити отпила еще один глоток хереса и начала расслабляться. Эти люди не специально невежливы с ней, решила она. Они просто любопытны.

– Весной и летом Джулиус и Бетэнн объезжают ярмарки прикладного искусства. Несколько жителей в Уиттс-Энде совершают это турне.

Рука Франклина крепче сжала стакан.

– Ярмарки прикладного искусства?

– Они продают свои изделия на различных ярмарках, по всему побережью, – пояснила Сиренити.

Филлис брезгливо поджала губы.

– Вы хотите сказать, что они продают дрянные безделушки на этих дешевых прикладных шоу, где торгуют всяким хламом?

Решение Сиренити быть терпимой испарилось в мгновение ока.

– Джулиус и Бетэнн – искуснейшие мастера. Они не торгуют никаким хламом.

Джессика покраснела.

– Мама не хотела вас обидеть. Она просто немного удивилась, вот и все.

Филлис раздраженно воззрилась на Калеба.

– Ты знаком с этими людьми, Калеб?

– Нет, – ответил Калеб. – Они сейчас за границей.

– За границей? – Роланд наморщил лоб. – Что они делают за границей?

– Они в свадебном путешествии, насколько мне известно, сэр. – Калеб посмотрел на Сиренити. – Не так ли?

– Так. – Сиренити взяла себя в руки. Ради Калеба она будет с ними вежливой. – Они поженились в начале этого месяца.

– Я не понимаю, – сказала с озадаченным видом Лора. – Это что, второй брак для одного из них?

– Нет, первый для обоих, – стала терпеливо объяснять Сиренити. – Они живут вместе уже почти пятнадцать лет. Бетэнн наконец решила, что им пора пожениться.

Наступила короткая многозначительная пауза. Роланд отпил большой глоток виски.

– Как вы познакомились с моим внуком?

– Мы познакомились, когда я наняла его в качестве консультанта, чтобы он помог мне открыть новое дело – торговлю по почтовым заказам, – сказала Сиренити. – Не так ли, Калеб?

– Да. – Калеб внимательно изучал виски у себя в стакане. – Она не может заплатить мне мой обычный гонорар, поэтому мы подписали документ, равносильный соглашению о партнерстве. Когда я налажу этот ее новый каталожный бизнес, то буду получать часть прибыли. Сногсшибательная сделка. Я просто не мог ее yпустить.

Лицо Роланда выразило гнев.

– За каким дьяволом тебе понадобилось партнерство в этой торговле по почтовым заказам? – спросил он.

– Инвестиционное разнообразие полезно, – ответил Калеб.

В комнате опять наступила заряженная электричеством пауза.

Филлис с громким стуком поставила свой стакан с хересом на кофейный столик из полированного дуба.

– Но это же нелепо! Что здесь происходит, Калеб! Неужели ты всерьез собираешься стать деловых партнером мисс Мейкпис?

– Собираюсь, и абсолютно всерьез, тетя Филлис. У меня подписанный контракт, – негромко произнес Калеб. – Это очень интересный проект. Он отнимает сейчас большую часть моего времени. Я фактически живу в Уиттс-Энде.

Сиренити пристально посмотрела на него. На секунду ей показалось, что она увидела холодную ярость и еще более холодную гордость у него во взгляде, которым он ответил на выражения неодобрения и удивления со стороны семьи. У нее возникло тревожное ощущение, что через комнату прошла невидимая линия фронта.

Это выражение во взгляде Калеба быстро исчезло, но все же успело заронить в голову Сиренити глубоко тревожащее подозрение.

Может быть, Калеб привез ее сюда не для того, чтобы познакомить со своей семьей в обычных, традиционных целях.

Может быть, он привез ее сюда, чтобы использовать как пешку в какой-то неведомой игре, которую вел со своими родственниками.

Здесь, во внешнем мире, люди живут по другому своду правил, напомнила она себе. Иногда тонкости этих правил ускользают от нее. Ей следует ясно дать понять Калебу, что у нее нет ни малейшего желания позволять кому бы то ни было использовать себя.

Глава 8

Небольшая дешевая шкатулка оказалась именно там, где он ее спрятал вечером того дня, когда ему исполнилось восемнадцать лет. Калеб подковырнул панель на задней стенке бюро и сунул руку в открывшийся тайник. Его пальцы сжали коробочку.

Он медленно извлек ее и осмотрел при свете стоявшей на ночном столике лампы. Она показалась ему еще более обшарпанной, чем он помнил. Несколько фальшивых драгоценных камней расшаталось в своих гнездах. Позолота почти совершенно стерлась. Голубое виниловое покрытие выцвело и начало местами трескаться и отставать.

Калеб поставил шкатулку на ночной столик и сел на кровать. Он наклонился вперед, поставил локти на колени, не отрывая глаз от единственной вещи, оставшейся ему от матери.

Роланд отдал ему шкатулку в день его восемнадцатилетия. Тогда Калеб впервые узнал, что его дед позволил сохранить что-то, что принадлежало Кристал Брук.

– Здесь все, – сказал ему в тот день Роланд. – Вся эта проклятая история о том, как она соблазнила и погубила моего сына. Я сохранил эти вырезки для тебя, чтобы ты видел, как эта сука едва не погубила всю нашу семью.

– Зачем вы мне это отдаете, сэр? – Калеб во все глаза смотрел на шкатулку, и она представлялась ему ужасным ящиком Пандоры.

– Потому что там заключена правда. Мужчина должен быть способен смотреть правде в глаза, не дрогнув. Ты теперь мужчина, Калеб.

– Да, сэр. – Калеб взял шкатулку так, бyдто она была сделана из расплавленного свинца. Она жгла ему руки.

– Я всю жизнь выращиваю лошадей. – Роланд стоял у окна гостиной и смотрел в сторону выгула, где пасся один из его лучших арабов, жеребец по кличке Уиндстар. – И понял только одно: кровь всегда сказывается. Я тебе говорил это достаточно часто.

Руки Калеба так сжали шкатулку, что он испугался, как бы она не сломалась. Эту лекцию он слышал в прошлом не один раз.

– Да, сэр.

– В тебе есть ее кровь. От этого никуда не денешься. Кровь дешевой шлюшки, дряни, проститутки. Но в тебе есть и кровь Вентрессов, Калеб. Вентрессы – сильная порода. Видит Бог, я сделал все, что мог, чтобы в тебе проявилась только родословная со стороны Вентрессов.

Бешенство скрутило Калебу внутренности, но лицо его осталось, как всегда, бесстрастным.

– Я знаю это, сэр.

– И думаю, что мне удалось этого добиться. – В голосе Роланда слышалось какое-то свирепое удовлетворение. – Знаю, что временами бывал с тобою суров, но это для твоей же пользы.

– Да, сэр.

– Я скажу тебе правду, Калеб. Кое в чем из того, что случилось тогда, много лет назад, был виноват я сам. Франклин прав, говоря, что я был слишком снисходителен к Гордону, когда тот рос. Твой отец был моим единственным сыном, и я хотел, чтобы у него было все. Это было большой ошибкой с моей стороны. Моя снисходительность ослабила в нем чувство долга и ответственности. Это сделало его уязвимым. Когда явилась она, то он оказался легкой добычей.

– Я знаю. Вы говорили мне это, сэр.

Роланд стиснул в кулак прижатую к боку руку.

– Но с тобой этой ошибки я не совершил, клянусь Богом. Я сделал все для того, чтобы ты понял, что значит быть Вентрессом, чего от тебя ожидают. Теперь ты отправляешься в колледж. Будущее Вентресссов находится в твоих руках. Никогда этого не забывай.

– Я сделаю все возможное, сэр.

Роланд повернулся и посмотрел на него глазами, в которых блестела решимость.

– Разумеется, ты сделаешь все возможное. Вентрессы всегда делали все возможное. Ты станешь гордостью нашей семьи, Калеб.

– Да, сэр.

– И когда придет время, – заключил Роланд со сдержанной страстностью, – ты женишься на хорошей женщине, на безупречной женщине, такой, которая вернет этой семье сильную и чистую кровь, Ты выберешь женщину, которая будет полной противоположностью родившей тебя дешевой суке. Ты понимаешь это, Калеб?

– Да, сэр.

Негромкий, скребущий звук, донесшийся с веранды перед его спальней, проник в сознание Калеба. Он отогнал от себя воспоминания о дне своего восемнадцатилетия и поднялся с кровати.

Раздался тихий, настойчивый стук в застекленную дверь как раз в тот момент, когда Калеб взялся за ручку.

– Калеб? – Голос Сиренити был едва различим. – Ты здесь?

Он открыл дверь и увидел стоящую там Сиренити в купальном халате и тапочках. Ее волосы были подняты вверх и скручены в слабый узел на темени. Это прическа подчеркивала изящную линию ее шеи. Чтобы было не так холодно, она обхватила себя руками.

При виде ее Калеб ощутил, что все у него внутри наливается теплой тяжестью. Она – именно то, что ему нужно, чтобы отделаться от мыслей о шкатулке.

– Подумать только, это, оказывается, ты, – тихо сказал он.

– Можно войти? Здесь на веранде ужасно холодно.

– Сделай милость. – Он распахнул дверь. – Я не ожидал, что ты придешь.

– Мне надо поговорить с тобой.

Калеб вопросительно изогнул одну бровь, медленно закрывая дверь. – Что-то не так?

– Я не знаю. Именно это я и хочу от тебя узнать. У меня к тебе несколько вопросов. – Сиренити остановилась, увидев стоящую на ночном столике шкатулку. – Что это такое? Похоже на шкатулку, где женщины хранят свои украшения.

– Это и есть шкатулка. Она принадлежала моей матери.

– Правда? – Сиренити подошла ближе и взяла шкатулку в руки. – Красивая.

– Просто дешевая пластмасса.

– Ну и что с того? – Сиренити разглядывала шкатулку с волнением и восхищением. – Наверно, твоя мама держала в ней вещи, которые имели для нее большое значение. Представляю, как она ею дорожила и как дорожишь ею ты – ведь для тебя это память о маме.

– Я не сентиментален.

Сиренити понимающе улыбнулась.

– Еще как сентиментален. Ты очень эмоциональная личность. И это одна из черт, которые мне понравились в тебе с самого начала.

– Я знаю, что тебе понравилось во мне с самого начала. То, что я способен помочь тебе наладить этот твой каталожный бизнес.

Она с досадой посмотрела на него.

– Что с тобой творится сегодня? Ты пребываешь в исключительно паршивом настроении с тех пор, как мы оставили за спиной горы.

– Извини. С ассортиментом настроений у меня туго. По большей части у меня вообще не бывает настроений. – Калеб пересек комнату и взял у нее из рук шкатулку. Выдвинув первый попавшийся ящик бюро, он убрал ее туда.

– Ты возьмешь ее с собой, когда мы завтра уедем?

– С какой стати мне это делать? – Калеб задвинул ящик.

– С такой, что она явно что-то значит для тебя. – Ее рука потрогала маленького грифона, висевшего у нее на шее. – Нам всем нужно, чтобы нас окружали несколько вещей, которые чем-то особенно дороги. Нельзя пытаться жить в вакууме, Калеб.

– Хватит о шкатулке. Какой вопрос ты xoтела задать?

– Ах, да. – Она сузила глаза. – Я хочу знать, зачем ты привез меня сюда.

– Разве не ясно? Мы с тобой связаны. Я xoтел, чтобы ты познакомилась с моей семьей. – Он провел пальцем сверху вниз по ее щеке. – Я ведь консервативный тип, помнишь?

Простое прикосновение к ней возбудило и согрело его. Дверь, открывшаяся было у него внутри, когда он достал из тайника шкатулку, снова закрылась. Тот давнишний гнев был надежно упрятан за железную решетку. Он снова полностью владел собой.

Калеб понял, что Сиренити увидела желание у него в глазах, потому что задержала дыхание и отступила на шаг. Он усмехнулся. Она не может скрыть свою реакцию, подумал он. У нее не было такой богатой как у него, практики в деле сокрытия эмоций.

– Я не уверена, что ты привез меня сюда с единственной целью познакомить со своей семьей, – сказала она. – Во всяком случае, не в обычном понимании.

– Ты так думаешь?

– Да. Все выглядело почти так, как если бы ты хотел, чтобы они выказали неодобрение по отношению ко мне. А я еще так старалась вписаться в их общество.

– Ты и вписалась.

– Да, я старалась изо всех сил, только ты не очень-то мне помогал. Мне не понравилось то, что происходило сегодня вечером у вас в гостиной, Калеб. Было похоже, что ты специально дразнил своих родственников.

– Дразнил?

– Да, дразнил, задевал их, назови это как хочешь. – Сиренити нетерпеливым жестом руки рассекла воздух. – Такое впечатление, что ты хотел спровоцировать их и для этого использовал меня.

– С какой стати мне провоцировать родственников? – Он двинулся к ней и на этот раз почувствовал раздражение, когда она отступила еще на шаг назад.

– Точно я этого не знаю. – Ощутив у себя за спиной стену, она кольнула его взглядом. – Но я много думала этим вечером. И невольно вспомнила, как ты буквально чуть не лопнул от злости, когда только услышал о тех фотографиях, сделанных Эмброузом.

– При чем тут эти чертовы фотографии? – Калебу не нравилось направление, которое приняли ее мысли. Инстинктивно ему захотелось отвлечь ее. Упершись руками в стену по обе стороны ее головы, он захватил ее в плен.

Она вздернула подбородок.

– Мне пришло в голову, что твой дед, вероятно разъярился бы еще больше, чем ты, узнай он об этих снимках. Он ведь из другого поколения. Могу поспорить, что он даже еще больший пуританин и консерватор, чем ты.

– Об этом не беспокойся. Он не узнает о тех фотографиях.

– Но если бы все-таки узнал, то был бы очень сильно расстроен, – настаивала Сиренити. – Bозможно, он не смог бы принять меня. Возможно, потребовал бы, чтобы ты перестал со мной встречаться.

На щеках у Калеба шевельнулись желваки.

– Неужели ты можешь хоть на секунду подумать, что я разорвал бы наши отношения из-за того, что ты не понравилась деду? Тебе надо понять одну вещь, Сиренити. Я очень много делаю для семьи, но не позволяю родственникам вмешиваться в мои личные дела.

– Меня больше беспокоит то, что ты своими отношениями со мной, похоже, бросаешь вызов своей семье. Я наблюдала за тобой сегодня. Ты словно провоцировал их на неодобрительные высказывания в мой адрес.

– К черту их всех. – Он поймал ее рот и впился в него, чтобы остановить поток слов.

Она не сопротивлялась, но и не ответила так, как в прошлый раз. Просто ждала, когда закончится поцелуй.

Когда Калеб поднял голову, он тяжело дышал.

– Сиренити, это не имеет никакого отношения к моему деду.

– Ты уверен?

– Уверен, черт побери.

– Я ведь серьезно, Калеб. – Она смотрела ему прямо в глаза. – Я не позволю тебе использовать меня в какой-то личной вендетте, которую ты, возможно, намерен объявить своей семье.

– Я хочу тебя, – пробормотал он ей в шею. – Я привез тебя сюда, чтобы представить деду. Я вырос в семье, где очень ценят традиционные ритуалы и ожидают, что я буду их уважать. Но что бы Роланд Вентресс ни сказал или ни сделал, это никак не повлияет на то, что происходит между нами двоими. Это тебе ясно?

Она поколебалась, но потом напряжение стало постепенно отпускать ее. Она несмело улыбнулась.

– Честное слово?

– Честное слово, – прошептал Калеб.

Осознание того, что он сказал именно то, что думал и чувствовал, ударило по нему с силой приливной волны.

Он хотел ее так сильно, как не хотел еще ничего в своей жизни. Она относилась к тому немногому, чего он когда-либо хотел только для самого себя, а не для того, чтобы угодить деду или в очередной раз удовлетворить его неизменное требование безупречности и успеха во всем.

Калеб понимал, что желание, которое он испытывал к Сиренити, делало его потенциально уязвимым, чего раньше с ним никогда не случалось. Оно давало ей больше власти над ним, чем он когда-либо позволял иметь женщине. Но он был уверен, что справится с ситуацией. Уж чему-чему, а управлению своими эмоциями он научился, пока рос в доме деда.

К тому же он не собирался повторять той ошибки, которую когда-то сделал отец. Он никогда не позволит женщине, кто бы она ни была, поломать ему жизнь. Даже у Сиренити нет такой власти, подумал Калеб.

– Калеб?

– Поцелуй меня. – Он сжал ее голову в ладонях и накрыл ее рот своим. На этот раз он скорее просил, а не брал штурмом, уговаривал, а не вторгался.

Сиренити разжала зубы и впустила его. Она обвила руками его талию и прижалась к нему.

Ток возбуждения пронзил тело Калеба. Он просунул руку под ее халат, и ему на ладонь легла восхитительная округлость ее груди. Она затрепетала в ответ. Она хочет его. Знание этого зажгло огонь у него в крови.

Не отпуская ее губ, Калеб начал постепенно подводить Сиренити к кровати. Сначала она легко пошла за ним, но, сделав несколько шагов, вдруг резко остановилась.