Текст книги "Няня"

Прекрасно понимаю, почему Александер так любил эту певицу. Ее голос – неземная субстанция, предлагающая чистоту отражения без всяких усилий с его стороны. Ее голос очищал разум мужа, унося его в дальние дали.

Я глубоко вздыхаю. За окном поднимается ветер, и по поверхности озера пробегает рябь.

Музыка неожиданно стихает, словно на горло любимой певицы Александера набросили удавку именно в тот миг, когда она взяла высокую ноту. Кто заставил ее замолчать?

Открываю глаза: напротив меня сидит Ханна. Я принимаю безмятежный вид: пусть не думает, что я нервничала или просчитывала какие-то варианты. Бросаю взгляд на пожарный щит. Будь я сильна, как прежде, будь уверена, что сидящая передо мной женщина – и вправду Ханна, не устояла бы перед искушением дотянуться до топорика и положить конец глупому фарсу.

– Итак, ситуация довольно проста, – начинает она. – Александер выплачивал мне каждые полгода определенную сумму с тех пор, как я, если так можно выразиться, покинула ваш дом.

Сижу с бесстрастным лицом: мое удивление лишь сыграет ей на руку. Александер знал, что Ханна выжила, и не проронил ни слова? Не верю… Почему он хранил это в тайне? Не сказал ни мне, ни Джослин. Возможно, муж был куда более хладнокровным игроком, чем я считала. Стало быть, в могилу он унес гораздо больше боли, чем мне представлялось…

Ханна говорит небрежно, словно мы обсуждаем погоду.

– Мне будет приятно, если наше соглашение не прервется, однако вам следует понимать, что мое молчание станет дороже. Разумеется, плата за него не ограничится вознаграждением за услуги няни, которое предложила мне ваша дочь. Также за вами остается долг за те месяцы, что Александера нет в живых.

Она называет две цифры: сумму долга и платеж, который намерена получать ежемесячно. Это баснословные деньги, но глупо было ожидать иного.

Я подавляю желание схватить ее за руку, убедиться в том, что передо мной действительно живая Ханна. Сидит она достаточно близко от меня, так что без проблем можно вонзить ногти в ее запястье.

С трудом сдержавшись, складываю руки на коленях, словно позируя для портрета, и киваю. Пусть считает, что я ее внимательно слушаю и, возможно, даже соглашаюсь с нереальными запросами. Сейчас лучше не спорить, а что делать дальше – решу потом.

– Не уверена, что слышала ваш ответ, – раздраженно кривит губы Ханна и наклоняется ко мне.

– Да-да, хорошо, – с опаской отвечаю я.

– Ну и прекрасно.

Она вновь откидывается на спинку кресла.

– Однако не кажется ли вам, что ваше молчание уже оплачено с лихвой?

Попытка не пытка.

– И в какую же именно сумму вы его цените? – улыбается Ханна.

– Полагаю, что вы уйдете из нашего дома, получив обещанный платеж?

Бросаю взгляд в окно. Скворцы, сорвавшись с кроны дуба, рассыпаются черными точками по серовато-голубому небу. Стайка вытворяет в воздухе свои обычные трюки: то изгибается парусом, взмывая ввысь, то вновь меняет форму. Капризная у них геометрия. В небе словно парит восставший из могилы злобный дух. Дух Ханны… Интересно, почему она помалкивает?

Наконец няня встает и разглаживает брючки – между прочим, недешевая ткань и весьма изящный покрой. Похоже, гардероб приобретался на деньги Холтов?

– Пока я с увольнением торопиться не буду, – наконец отвечает она. – Работа мне нравится, и даже очень. Приятно вновь воссоединиться с Джослин, ведь нас так грубо разлучили много лет назад. Придется наверстывать то, что мы потеряли за прошедшие годы.

– Увеличу сумму вдвое, лишь бы избавиться от вашего присутствия.

Я и впрямь готова на все.

– Буду иметь в виду. Вот реквизиты моего счета. У Александера они были, и все же, во избежание путаницы.

Положив листочек на стол, она нажимает кнопку воспроизведения и выходит из комнаты, однако былого успокоения музыка уже не приносит.

Что ж, как минимум теперь я знаю, какие карты у нее в рукаве. Во всяком случае – некоторые из них, и это уже немало. Можно что-то планировать.

Снова перевожу взгляд на пожарные инструменты. Если эта женщина – действительно наша бывшая няня, если она не согласна уйти, получив деньги, значит… значит, Ханна планирует нам отомстить.

Мне следует подготовиться к подобному исходу.

1979

Рассматривая свое тело, Ханна обнаруживает краску в самых неожиданных местах. Она принимает ванну, наблюдая, как разноцветные пятна сходят с внутренней стороны ее бедер, окрашивая воду в цвета радуги. Мужские руки не оставили без внимания самые потаенные уголки ее тела, и хозяин дома явно не планирует ограничиться единственным разом.

– Господи, – бормочет он, натыкаясь на нее в гостиной. – Как можно перед тобой устоять?

Шумно выдыхает через нос, словно выпуская струю пара.

Ханне льстит его внимание, однако сам секс ее разочаровывает. Она читала пикантные романы, которые стоят на полках в гостиной, и плотская любовь представлялась ей куда более нежной и романтической. Ожидания не оправдались: после их свиданий Ханна нередко испытывает болезненные ощущения. Ей кажется, что ее вывернули наизнанку, а потом забыли привести в порядок. Она прекрасно понимает, что любовник справляет исключительно свое удовольствие, и все же овчинка стоит выделки: Ханна им обладает, а вот жена – нет.

С мальчиками все без особых изменений. Младший к ней привязывается все больше. Милый щеночек. Старший все так же мрачен, смотрит угрюмо, с угрозой. Догадывается ли он об отношениях Ханны с его отцом? Парнишка умен, однако тем хуже для него. Ханне нравится делать ему мелкие гадости. Порой, когда домашние отходят ко сну, она достает из его портфеля тетрадки с домашним заданием и аккуратно исправляет ответы в некоторых примерах на неверные. Мальчишка привык учиться на отлично и иных оценок не признает. Плачет от досады, зубрила. Наконец додумался – уносит портфель к себе в спальню. Ханна выходит из себя, однако для нее это всего лишь новая задачка на сообразительность.

Посмотрим, кто из нас умнее…

Хозяйка дома начала принимать психотропные, «таблетки счастья», как она весело выражается. Закидывается голубыми пилюлями прямо на глазах у детей. Ее студию Ханна посещает нечасто, но, когда случается зайти, отмечает, что картины женщина пишет все более неряшливо. Неоконченные работы стоят у стен в несколько рядов. Пилюли приносят художнице долгожданное расслабление. Ханна задумывается: что, если подсыпать порошок из капсулы (хотя бы половинку) в еду старшему сыну? Ему будет полезно, а иначе постоянная враждебность может нанести непоправимый вред его психическому здоровью.

– Как ты ее терпишь? – спрашивает она однажды вечером хозяина дома.

С тех пор, как ей пришла в голову мысль о пилюльках для старшего мальчика, прошло уже несколько недель, и еще пара дней после того, как она исполнила свой замысел. Они с этим мужчиной любовники уже едва ли не полгода, и Ханна чувствует себя настолько уверенно, что не стесняется обсуждать с ним законную супругу.

– Все довольно просто, – отвечает художник. – Имущество принадлежит ей. Если я хочу пользоваться домом и машиной, а также счетом в банке, деваться мне некуда. Хочешь достатка – будешь жить даже с зомби.

Он обводит рукой гостиную, и Ханна окидывает комнату новым взглядом. Высокие потолки, изысканная лепнина, недавно повешенная итальянская люстра, ковры и покрывала, картины и шкаф, заполненный разнообразными напитками…

Пепел с сигареты падает ему на колено, и художник втирает его в штанину. Предлагает Ханне затянуться, однако та лишь качает головой. Новости довольно неожиданные, и слова любовника многое меняют.

– Давай, попробуй, – уговаривает ее мужчина. – Вреда не будет, зато почувствуешь желание.

– Надо проверить, как там мальчики, – уклоняется Ханна.

Сегодня вечером жена художника коротает время в своей студии, так что парочка, не стесняясь, занималась любовью прямо в гостиной. Детскую спальню они предусмотрительно заперли снаружи. Спят дети хорошо. Ханне удалось приучить их к режиму, и все же неплохо бы к ним заглянуть – младшего часто мучают кошмары. Старшему Ханна сегодня добавила в еду три четверти пилюли. Обычная его доза – половина, очень помогает. Мальчишка заметно смягчился, побочных эффектов вроде бы никаких, так почему бы не увеличить дозу? Тем более что парнишка последнее время бурно растет.

Она проворно взбегает на второй этаж. Сегодня любовник был с ней нежнее обычного. Собственно, в последнее время грубости в нем поубавилось. Остановившись на полпути, Ханна бросает взгляд в окно, на студию жены. Ни одно из окошек не светится. Странно… А вдруг однажды хозяйка дома не проснется? Не пересечет двор, не откроет дверь на кухню, не войдет в облаке ароматов благовоний и скипидара? А если ее тело уже сейчас лежит в студии холодное и окоченевшее? Кому достанутся дом и деньги после ее смерти? Кому достанется ее муж?

Вирджиния

Прислушиваюсь к звукам за дверью спальни и осторожно выхожу. Чисто ли на горизонте? Ханна появляется и исчезает совершенно непредсказуемо, и я каждый раз в неведении – в доме она или нет. Ненавижу это ощущение. Вроде бы пока все тихо, и я уверенно делаю первый шаг. Даже если няня где-то здесь, пусть не думает, что я от нее прячусь. Задумавшись, наступаю на какой-то предмет, и нога едет в сторону. Падая навзничь, я врезаюсь плечом в косяк двери. Сползаю спиной по дверной раме, сумев не удариться о пол затылком – слава богу, удалось ухватиться за столик-сороконожку у входа. Несколько секунд сижу, приходя в себя. Все, можно двигаться дальше.

Осторожно наклоняюсь, помня о том, что в любой миг может закружиться голова, и поднимаю с пола предмет, о который запнулась. «Ночь охотника»… Книга должна быть у Руби в комнате. Может, случайно обронила? Или… Ужасная мысль жалит меня, словно пчела: что, если ее оставила здесь Ханна в расчете на то, что я через нее упаду? Могла ли она вынашивать подобный замысел?

Кладу книжку на столик и, спускаясь по лестнице, внимательно смотрю себе под ноги. От завтрака отказываюсь и ухожу в свою личную гостиную. Здесь безопаснее. Во всяком случае, отсюда слышно, как хлопает входная дверь.

Смотрю из окошка на озеро.

До тех пор, пока у меня не родился ребенок, я была победительницей во всем.

С тех пор, как забеременела, перспектива материнства превратилась для меня в мучительное и радостное ожидание, а в итоге все обернулось грандиозным провалом. Не завидую женщине, ребенок которой смотрит на нее глазами, полными ненависти. Ужасное ощущение – словно из тебя по кусочкам выскребают душу. Сколько любви было в моем сердце, но Джослин отвергала ее напрочь.

Александер советовал обратиться к психологу и проговорить эту ситуацию, однако я отказалась. Жизнь складывалась ужасно, и все же я не могла унизиться, рассказав о своей беде первому встречному. Еще муж предлагал избавиться от Ханны. «Получается, что она встала между тобой и Джослин?» – спрашивал он. Я и сама об этом размышляла и даже испытывала искушение выставить няню вон, но в конце концов испугалась, что без нее все будет еще хуже – ведь дочь была так к ней привязана…

Теперь остается лишь жалеть, что я не набралась тогда решимости. Все мы умны задним числом.

Необходимо раздобыть деньги для Ханны. Пытаюсь получить доступ к счету Александера через его ноутбук, но тщетно. Пока попадешь в личный кабинет, надо пройти через какие-то буквально кафкианские дебри. Я сдаюсь. Звоню в местный филиал нашего банка. Та же история – я окончательно запутываюсь в паутине автоматических подсказок. Ничего не поделаешь, придется явиться в банк лично. До Мальборо меня подбрасывает Элизабет.

– Леди Холт…

– Да-да?

– Вы находитесь в Мальборо, в офисе банка.

– Ну да, разумеется.

– Просто вы сейчас говорили…

Смотрю на молодую женщину в обтягивающей униформе. Неужели я думала вслух?

– Хм. Что я такого говорила?

– Что вам нужно лично попасть в банк и сделать перевод…

– Именно поэтому я здесь. Рассказала, зачем приехала.

Девушка облегченно улыбается. Или ухмыляется?

– Я сказала что-то смешное?

– Мистер Пафри уже вас ждет.

Пафри – человек достойный. Мы знаем его много лет. Антеа как-то говорила, что он сделал пересадку волос, и я с любопытством поглядываю на его склонившуюся к экрану компьютера голову. Похоже, так оно и есть.

– Не могу обнаружить ни одного перевода в пользу Ханны Берджесс со счета, который лорд Холт держал в нашем филиале, – говорит менеджер. – Все операции самые обычные. Впрочем, я рад, что вы к нам заглянули: с вашего позволения, я хотел бы обсудить один деликатный вопрос. Не хотел его поднимать, учитывая вашу ситуацию, и все же, боюсь, ему следует уделить внимание.

– О чем вы?

– Незадолго до смерти Александера мы с ним разговаривали по поводу необходимости пополнить счет на довольно серьезную сумму. К сожалению, на нем гораздо дольше обычного висит дебетовое сальдо.

– Насколько существенное?

Пафри поворачивает ко мне свой монитор, и я вижу шестизначную цифру в красном поле. Долг шокирует. У нас нередко случались финансовые затруднения. Я нашла способ, как из них выпутаться, и все же оставила ежедневное управление счетом за Александером. Муж был слишком горд, и я не смела перехватить у него контроль. Теперь вижу, как сильно ошиблась.

– Мне не совсем удобно обращаться к вам с подобными вопросами, – продолжает менеджер. – У нас с лордом Холтом было полное взаимопонимание, но, к сожалению, банковский бизнес сейчас меняется. У меня уже нет былого права на самостоятельные решения по управлению личными счетами клиентов. Головной офис пристально интересуется нашими делами.

Пафри смущенно смотрит на меня, однако я его ни в чем не виню.

– Да-да, я вас прекрасно понимаю.

– Ну что? – спрашивает Элизабет, сгибаясь под тяжестью сумки, набитой покупками из художественной лавки.

– Мне нужно будет съездить в Лондон.

Джо

Сегодня у меня выходной. Сверху доносится пронзительный, полный жалости к себе голос матери. Странные у меня ассоциации: словно усик сорняка вторгается туда, где его не ждут.

– Что? – кричу я, задрав голову вверх.

– Новая девушка не должна заходить в мою комнату!

– Значит, у себя ты будешь убираться сама?

– Ко мне может войти только тот человек, которому я полностью доверяю.

Она появляется на лестничной площадке. Твидовая юбка, небесно-голубые туфли, жемчужное ожерелье и черный бархатный ободок для волос. Мать сильно нарумянила щеки, однако бледность скрыть все равно не сумела. Выглядит совершенно изможденной и все же настаивает на поездке в Лондон.

– Уверена, что тебе хватит сил? – спрашиваю я.

– Вполне, спасибо за заботу. Если потребуется – Элизабет выручит, – отвечает она, спускаясь по лестнице с большой коробкой.

– Что это у тебя?

– Шляпа. Нужно поменять украшение из перьев. По пути заброшу ее в «Лок».

– Зачем? Куда ты собираешься ее надевать?

– Тебя это должно заботить в последнюю очередь.

– Посмотри, тебя покачивает на ходу. Какая необходимость тащить с собой этот короб?

– Ничего, Элизабет поможет.

Мать встает перед зеркалом, подкручивает кончики волос и приглаживает челку. Натягивая красные кожаные перчатки, тихонько шепчет:

– Руби, Руби, как же я ее люблю…

Я так удивлена, что сомневаюсь: не ослышалась ли? Никогда не слыхала, чтобы мать признавалась кому-то в любви – разве что отцу. Имущество, произведения искусства, театр и дорогая одежда – вот что она действительно любит. Обожает. К людям эти возвышенные чувства не относятся. Мне мать таких слов не говорила ни разу в жизни, поэтому я и не знаю, что ответить.

Она кладет мне на предплечье руку в алой перчатке и проникновенно говорит:

– Прислушайся ко мне, Джослин. Хочу тебя предупредить: Ханну не следует допускать до Руби.

– Бабушка, ты что-то сказала про меня? – перебивает нас дочь.

Одета она сегодня – словно собралась в оперу, а не в школу.

– Сказала-сказала.

Мать обнимает малышку, и Руби прижимается к ней точно так же, как ко мне.

– Рубс, – одергиваю ее я. – Сама знаешь – нужно переодеться. И пожалуйста, сними бабушкины кольца.

– Будь хорошей девочкой, дорогая, – шепчет мать, целуя ее в макушку. – Береги себя.

– Руби, за дело! – командую я.

По дороге в школу пытаюсь поговорить с дочерью.

– У тебя с Ханной хорошие отношения?

Руби молчит, и я меняю тему:

– Успела завести в школе новых друзей?

– Кроме Стэна – никого, – качает головой она.

– А что же девочки?

– Я им не нравлюсь.

– Что? Почему же?

– Потому что я люблю играть в футбол с мальчишками.

Футбол… Еще несколько месяцев назад она наверняка сказала бы «соккер». Дочь становится настоящей маленькой англичанкой. Разумеется, я рада, что она адаптируется, и все же для меня это очередной знак: наша жизнь в Калифорнии уходит от нас все дальше.

– Ничего, пройдет время, и они перестанут тебя шпынять, – утешаю я Руби.

Она лишь пожимает плечами.

– Да нет. Никто меня не шпыняет.

– В чем же тогда дело?

– Ни в чем. У меня все хорошо! Когда ты меня спрашиваешь, кажется, что плохо, а на самом деле – нет.

Больше мне ни слова из нее вытянуть не удается. Паркуемся у школы, и дочь твердо заявляет, что дальше ворот спортивной площадки ее провожать не надо, так что я остаюсь у проведенной ею черты. Она оборачивается и машет мне рукой. Уходи…

По дороге к школьной парковке нагоняю группу женщин. Среди них и мама Стэна.

– О, Клер, привет! – окликаю ее я.

Она останавливается, а за ней и вся группа. Клер не делает попытки представить меня своей компании и даже не улыбается, так что я протягиваю каждой из женщин руку и представляюсь сама. Всё это мамы наших одноклассников.

– Руби очень хочет, чтобы Стэн снова пришел к нам в гости, – говорю я. – Сейчас за ней присматривает няня, наверняка вы с ней знакомы или встречались в деревне. Хочу сказать, что больше у нас никаких инцидентов не будет.

Мамочки обмениваются многозначительными взглядами.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Да нет, – отвечает мама Стэна. – Просто мы заметили, что эта женщина довольно старомодна. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.

Ее слова звучат как оскорбление, к тому же Клер выразительно закатывает глаза. Одна из мамочек тихо хихикает. Не знаю, как реагировать, поэтому просто продолжаю:

– Не сможет ли Стэн посетить нас в пятницу? Я бы сама забрала их из школы, у меня как раз выходной.

– Знаете, мне не слишком по душе, когда Стэн появляется в Лейк-Холле. Уж прошу меня извинить. Обстановка там не самая безопасная, а если за детьми должным образом не следят, то…

Похоже, она не ощущает никакой неловкости от собственного бесцеремонного тона, да и мамаши нисколько не смущены. Страшно подумать, что они говорят о нас за моей спиной.

– Что ж, понятно. Может, тогда вы не станете возражать, если наши ребята вместе покупаются после школы или в выходные?

– Да, пожалуй, – уже немного теплее отвечает Клер.

– Я вам напишу.

Она кивает, и вся группа трогается с места. Не факт, что они горят желанием принять меня в свою компанию, так что я продвигаюсь к парковке, отстав от них на несколько шагов.

Неплохо бы заглянуть в их чат в «Facebook». Что там говорят в сети? Впрочем, вряд ли я испытаю положительные эмоции.

Вернувшись в Лейк-Холл, неожиданно для себя застаю дома Ханну с этой девушкой, Лотти, претендующей на вакансию экономки. У нее сегодня испытательный день. Почему-то думала, что она придет одна.

– Тебе вовсе не обязательно здесь находиться, когда Руби в школе, – обращаюсь я к Ханне.

– Ничего страшного. Я ведь обещала организовать новую экономку, и обещание сдержу. Тебе и без того достается.

Я не спорю. Передать кому-то ответственность хотя бы на время – что может быть лучше?

– Тогда ты должна будешь взять отгул.

– Можешь просто прибавить это время к моим обычным часам, наверное, так будет удобнее.

Чувствую себя крайне неловко, когда дело доходит до материальной части нашей сделки. Разумеется, Ханне платили в тот период, когда она была моей няней, однако тогда меня это совершенно не смущало. Впрочем, к ее чести, она никогда и не давала понять, что у нее с моими родителями имеется финансовое соглашение.

– Ханна, я должна тебе признаться, что с деньгами сейчас довольно туго, и я не смогу тебе платить за дополнительные часы.

– Да-да, я все понимаю. Полагала, что твоя мать внесет свой вклад. Конечно, это не мое дело, и все же ее поведение достойно осуждения – ведь тебе явно нужна поддержка, пока ты не встала на ноги.

– Зато твоя помощь для меня просто на вес золота.

– Для меня это в удовольствие. Кто бы мог подумать, что мы снова встретимся в Лейк-Холле… Твоя Руби – такая душка!

– Спасибо, Ханна.

– Вам обеим так много пришлось пережить…

Ее ласковый взгляд открывает шлюзы моей души, тогда как слова матери, наоборот, заставляют меня замыкаться в себе. К стыду своему, чувствую, что мои глаза вдруг увлажнились, и меняю тему разговора:

– А ты, Ханна? Чем ты занималась все это время? Все ли у тебя было благополучно?

Мне отчего-то сдается, что у моей бывшей няни было немало жизненных сложностей: во всяком случае, она ни разу не упомянула, есть ли у нее дети. Ничего не слышно и о муже. С другой стороны, не исключено, что одиночество – ее осознанный выбор.

– Работала в разных семьях, удалось скопить денег. Потом пришлось несколько лет ухаживать за больной мамой. Собственно, я вела довольно тихую, спокойную жизнь. Долго переживала о том, что ушла, считала, что мое место – рядом с тобой.

У меня на глаза снова набегают слезы, и Ханна вздыхает:

– Ах, дорогая, не хотела тебя расстраивать… Или это слезы счастья, ведь ты рада, что мы снова здесь, все вместе?

Я киваю, и Ханна мягко притягивает меня к себе.

– Так, вижу проблему, – переключается она, разомкнув объятия.

В дальнем конце коридора, уткнувшись в смартфон, маячит Лотти, хотя предполагалось, что наша кандидатка должна усердно драить полы.

– Эй, юная леди! – окликает ее няня.

С тех пор как умер Крис, я ни в ком уже не ощущала надежного плеча, однако теперь все может измениться. У нас с Ханной налаживается взаимопонимание. Какое облегчение! Словно первая капля дождя после жестокой засухи…