Текст книги "Грехи юности"

– Сегодня и готовить-то некому, – заметила она. – Только вам да мисс Тейлор.

И куда только девались ворчливые нотки в голосе обычно хмурой кухарки! «Да… – подумала Пи Джей. – Переживания меняют людей!»

– А Джинни?

– Она уехала. Поп отвез ее на станцию минут двадцать назад.

Пи Джей была потрясена.

– Уехала, не попрощавшись?

Миссис Хайнс пожала плечами.

– Вы же знаете, она всегда была немного взбалмошной.

Пи Джей вернулась в гостиную. Она не могла поверить, что Джинни исчезла, даже не попрощавшись. А она-то решила, что Джинни немного оттаяла! Оказывается, нет.

Она вспомнила миссис Хайнс, потом опять подумала о Джинни. Да, не все люди меняются, некоторые всегда остаются верными себе.

Пи Джей взглянула на елочные украшения. На улице быстро темнело, и свет, падавший с веранды, отражался в них, заставляя их блестеть и переливаться всеми цветами радуги. Интересно, способны ли события, происшедшие с девочками, круто изменить их взгляды на жизнь?

Внезапно она услышала звук отворяющейся двери.

– Пи Джей, где ты? – раздался голос Джинни.

– Я в гостиной! – крикнула Пи Джей.

Джинни, стряхивая с пальто снег, появилась на пороге.

– Я забыла с тобой попрощаться, – сказала она.

Пи Джей встала и подошла к ней. Девушки обнялись.

– Удачи тебе, Пи Джей.

– И тебе тоже.

Они стояли обнявшись в течение нескольких секунд, затем Джинни высвободилась из объятий.

– Ну, мне пора, а то опоздаю на этот треклятый поезд.

Пи Джей расхохоталась.

– Пока, подружка, – сказала она.

Джинни, махнув ей на прощание, поспешила к двери.

– Пока! – бросила она.

Девушки не стали обмениваться адресами. Зачем? Они были уверены, что никогда больше не встретятся. О некоторых вещах, решила Пи Джей, лучше забыть и никогда не вспоминать о них. Одна-единственная мысль не давала ей покоя – будет ли у нее когда-нибудь другая подруга.

В рождественское утро Пи Джей сидела в гостиной одна.

Пыталась читать газету, но это напомнило ей о Сьюзен.

Где она сейчас, что делает? Пи Джей подумала о Джесс.

Интересно, будет ли она на Рождество со своим отцом?

Что же касается Джинни, то о ней можно не беспокоиться: с этой девушкой всегда будет все в порядке – мужества и силы воли у нее хватит на десятерых. Джинни – прирожденный борец.

А может быть, они все не лишены этих качеств, кто знает.

Пи Джей вспомнила отца. Как хорошо, что она не дома?

Пришлось бы, сидя за столом, разворачивать подарки, делая вид, что ничего не изменилось, избегая смотреть на пустое кресло. Интересно, найдется ли мужчина, которому она будет доверять так, как доверяла отцу, и который будет любить ее так сильно, как любил отец.

Перед обедом позвонила мать.

– Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке, – безжизненным голосом проговорила она, и Пи Джей поняла: она позвонила лишь затем, чтобы исполнить свой материнский долг, чтобы можно было потом с чистой совестью считать себя образцовой матерью. Не иначе как Реверенд Блэксмит настоял на этом.

– Я чувствую себя хорошо, мама, – сказала Пи Джей. – Скоро буду дома.

– Я хотела поговорить о твоих планах на будущее, – быстро проговорила мать, словно боясь, что Пи Джей скажет такое, что ей слышать не захочется. – Ты уже решила, чем будешь заниматься?

– Я хочу поступить в Чикагский художественный институт. У них там отличная программа.

– Это хорошо, – с явным облегчением проговорила мама.

– Поеду туда сразу после Нового года.

– Это хорошо, – повторила мать. – Ну, с Рождеством тебя.

– И тебя тоже.

Пи Джей повесила трубку и, выпрямившись, сложила руки на животе. Она не сердилась на мать, понимая, что они с ней никогда не будут близки. Теперь, когда не стало отца, который их еще как-то связывал, у каждой из них будет своя жизнь. Мать будет продолжать хранить свою тайну, а она, Пи Джей, жить, лишь изредка вспоминая о прошлом. Только сейчас Пи Джей осознала, что осталась одна не только в Ларчвуде, но и на всем белом свете.

Поздно ночью у нее начались схватки. Сын родился 26 декабря в 8 часов 59 минут.

ЧАСТЬ III
1993 ГОД

Глава одиннадцатая
Суббота, 18 сентября
ДЖЕСС

По возвращении домой из Лос-Анджелеса она застала Чарльза сидящим в своем кабинете с закинутыми на стол ногами и сложенными на груди руками. Лицо его полыхало гневом.

– Где, черт побери, тебя носило?! – рявкнул он Джесс вошла в комнату и поставила на пол дорожную сумку.

– Ездила навестить подругу.

Он снял ноги со стола, и они громко стукнулись об пол.

– Целых два дня? Не многовато?

Джесс нахмурилась было, но тут же постаралась взять себя в руки. Она очень устала, перелетая страну из конца в конец и обратно, и ссориться с мужем у нее не было никакого желания.

– Я сказала детям, что вернусь сегодня.

– Чак и Тревис играли вчера в футбол. И я не знал, где ты, до тех пор, пока они не вернулись.

– Если бы ты поговорил со своей дочерью, она бы тебе все рассказала.

Он встал во весь свой внушительный рост, подперев руками бока. «Пугает», – мелькнуло у Джесс в голове. Точно так же он стоял и в комнате Мауры несколько дней назад Тогда ему нужно было показать дочери, что она целиком в его власти. Джесс хотелось его ударить.

– Может, все-таки потрудишься сказать мне, где ты была?

– Я же сказала: ездила к подруге, ты ее не знаешь.

– К подруге или другу?

– Не говори глупостей, Чарльз! В последнее время на меня столько свалилось! О каких супружеских изменах может идти речь!

– Почему же ты тогда так легко бросаешь мужа и детей на целых два дня и, ни слова не говоря, куда-то отправляешься?

Джесс вздохнула.

– Ну если тебе так необходимо знать, я ездила в Лос-Анджелес по делу, не представляющему большой важности.

– В Лос-Анджелес? Вот так сразу заскочила в самолет и полетела?! Ты что, спятила?

– Нет. Я тебе уже сказала, что ездила к подруге.

– У тебя ведь в этом городе нет знакомых.

– Она переехала туда несколько лет назад.

– Откуда ты ее знаешь?

– Чарльз, ну прошу тебя… Это моя старая знакомая.

Ей нужна была моя помощь, – придумала Джесс.

– Какая помощь? Платье подрубить?

Джесс промолчала.

– Прости, но я тебе не верю!

– Я не хочу тебя убеждать, Чарльз, я устала.

– Может, ты по крайней мере назовешь мне имя своей так называемой подруги?

Джесс покачала головой, чувствуя, как усталость разливается по всему телу с новой силой. Сейчас у нее было единственное желание – принять горячую ванну, ни о чем не думая. Свидание с Джинни выбило ее из колеи.

– Ты ее не знаешь.

– А вдруг?

Джесс направилась в другой конец комнаты, где стояло огромное кресло. Села. Ее хрупкое тело почти утонуло в мягких подушках. Если она и в самом деле собирается устроить эту встречу – а сейчас, похоже, у нее нет другого выбора, – придется посвящать Чарльза в эти дела.

– Ее зовут Джинни, – спокойно сказала она. – Познакомились мы еще в Ларчвуд-Холле.

– Где?!

– В Ларчвуд-Холле, пансионате для матерей-одиночек.

– Как мило! Вы что, вспоминали старые добрые времена?

– Нет, Чарльз. – Она набрала побольше воздуха и выпалила:

– Мы собираемся встретиться.

Поддернув рукава свитера, Чарльз подошел к столу.

Облокотившись на его край, он положил руки, крепко сжатые в кулаки, на крышку стола.

– Это имеет какое-то отношение к Мауре?

– Нет, Чарльз, – покачала головой Джесс. – Мы собираемся встретиться с девочками, которые жили когда-то в Ларчвуде. Вот и все.

Не хватало еще Мауру впутывать в эту историю! Он и так был к ней холоден и жесток.

– Странно, что оба эти события совпали.

Джесс сидела, обхватив руками мягкую подушку и тихонько покачиваясь из стороны в сторону. «Ах ты, сукин сын! – мелькнуло в голове. – Эгоист чертов!»

– Ну что ж, скажу тебе все остальное, – выпалила она. – Уверена, тебе это не понравится, но, считаю, ты должен знать. Мы собираемся пригласить на нашу встречу детей, от которых когда-то отказались.

Схватив со стола хрустальное пресс-папье, он швырнул его через всю комнату. Врезавшись в каминную плиту, оно разлетелось вдребезги, усеяв осколками весь пол.

– Господи! – простонал он. – Похоже, вся моя семья повредилась умом!

Джесс еще крепче вцепилась в подушку.

– Мне просто необходимо это сделать, Чарльз. Я давно об этом мечтала.

– Вот как? Значит, об этом ты мечтала? А как же я?

Как же наша семья? Сначала Маура, потом ты. Неужели ты не видишь, что наша семья просто разваливается? Что с тобой происходит, Джесс? Ты что, теряешь рассудок?

– Более ясного рассудка у меня никогда не было, Чарльз.

Обойдя вокруг стола, он ухватился за спинку стула и отбросил его в сторону.

– А я-то считал, что мы никогда не будем вспоминать о том незначительном эпизоде, который произошел в твоей жизни! Мы же договорились, что дети никогда о нем не узнают.

– Мы ни о чем не договаривались, Чарльз. Ты требовал этого. Ты сам спровоцировал меня на встречу в ту ночь, когда я рассказала тебе о Мауре.

– И теперь ты решила пойти мне наперекор? Чего ты, собственно, добиваешься? Хочешь унизить меня? Поставить какие-то свои условия? Скажем, если я соглашусь, чтобы Маура не делала аборт и родила ребенка, ты не станешь встречаться со своим? Этого ты хочешь?

– Чарльз, ты никогда меня не понимал. Ты ни разу не спросил о моем внебрачном ребенке! Ни разу…

– Но ведь я женился на тебе! Разве этого мало? Не многие согласились бы жениться на тебе!

– Я не… – прошептала она.

– Да ну? Может, это не ты забеременела в пятнадцать лет? – Он расхохотался. – Давай называть вещи своими именами. Даже твой отец знал, кто ты есть на самом деле.

Почему он взял меня к себе на работу? Ему нужно было кому-то сбыть тебя с рук. Взгляни на это дело здраво, Джесс. Он использовал меня, чтобы прикрыть твой позор. И если ты не хочешь все разрушить, забудь об этой чертовой встрече!

Не выпуская из руки подушки, Джесс принялась раскачиваться взад-вперед. Слезы потекли у нее по лицу.

Чарльз встал перед ней, уперев руки в бока.

– А теперь одевайся, – потребовал он.

– Что?

– Пока ты где-то моталась, ты, очевидно, успела позабыть, что сегодня вечером мы идем в клуб.

– Чарльз…

– Сегодня банкет. И пока мы с тобой живем под одной крышей, ты обязана меня сопровождать и выглядеть при этом соответственно этикету.

Джесс закрыла глаза.

– Сейчас семь пятнадцать, – продолжал он. – Мы уезжаем из дома в восемь часов. Советую поторопиться.

Она сидела во главе стола в розовато-лиловом вечернем туалете – образцовая жена, внимающая речам обожаемого мужа. Бриллиантовое колье и серьги холодили кожу, создавая какое-то странное ощущение. На самом деле Джесс слышала Чарльза наполовину, хотя он был занят важным делом: вручал награды победителям игры в гольф за прошедший период, давая им шутливые характеристики. Она, конечно, хлопала в положенном месте – после произнесенной мужем фамилии призера, но с небольшим опозданием. Однако мысли ее были далеко: она вспоминала девушек, с которыми жила в Ларчвуд-Холле.

Сьюзен… Как в былые времена, Сьюзен казалась несколько надменной. Такое впечатление, что она выше других. Безвкусно одетая, без какой-либо прически. От нее по-прежнему веет бунтарским духом. В общем, этакий книжный червь, напичканный либеральными идеями.

Джесс помнила, что Сьюзен любила отца своего ребенка и мечтала сама воспитывать сына. Теперь у нее есть другой сын. Может быть, ей достаточно этого.

Ни Джей… Все та же гордая красавица. Похоже. Пи Джей преуспела в жизни – удачная карьера, элегантная квартира, любовник приятной наружности. Странно, правда, что она так и не вышла замуж. Может, все-таки жизнь у нее сложилась не настолько счастливо, как кажется на первый взгляд. Может, поэтому она с такой радостью восприняла идею встречи.

Джинни… Вспыльчива, как и прежде. Женщина-загадка…

Джесс сделала крошечный глоток из бокала с прохладительным напитком и посмотрела внимательно на всех.

Вежливые, снисходительные улыбки, равнодушные глаза.

С годами многое изменилось. Раньше мужчины постоянно напивались (многие женщины от них тоже не отставали), волочились за чужими женами – в общем, были посмешищем для всех. Сейчас выпивают гораздо умереннее, по крайней мере на людях. Некоторые, подозревала Джесс, перешли на наркотики.

– Представляю вам лучшего игрока современности в гольф, – раздался суховатый голос Чарльза, и публика вежливо хмыкнула. – Тома Кимбола.

Высокий мужчина с редеющими каштановыми волосами поднялся со своего места и направился к подиуму. Джесс узнала его: Чак учился с его сыном в средней школе; как и большинство детей их круга, мальчишку после окончания отправили в частную школу.

Чарльз, широко улыбаясь, вручил Тому Кимболу медную медаль. Защелкали фотоаппараты, чтобы Кимбол потом смог повесить в своем кабинете фотографию на память о столь знаменательном событии.

Джесс оглядела присутствующих. На вид – обыкновенные люди, живущие ничем не примечательной жизнью.

Неужели только у нее семейная жизнь находится на грани развала? Может быть, прошлое уже предопределило ее несчастливую судьбу? Интересно, счастливы ли девочки, с которыми она жила в Ларчвуд-Холле? Сьюзен, похоже, нет.

Пи Джей? Тоже сомнительно. Джинни? Вряд ли.

А может быть, и вовсе невозможно пройти через те испытания, которые выпали на их долю, и продолжать жить так, будто ничего не случилось, делать вид, что все в полном порядке? Нет, видимо, ей суждено прожить остаток жизни, беспрестанно оглядываясь на прошлое и одновременно пытаясь оградиться от него.

Вспыхнул гром аплодисментов, и Джесс машинально похлопала. Стоило ли организовывать эту встречу? Ничего хорошего из этого не выйдет. Что она может дать? Что изменить? Прошлого лучше не ворошить. Дьявол, которого ты знаешь, лучше того, который тебе неизвестен.

Частенько эта поговорка вспоминалась ей, когда она думала о Чарльзе.

Она посмотрела в сторону подиума, где раскланивался ее муж.

– На этом церемония награждения заканчивается, – объявил он. – А теперь попрошу оркестр заняться своим делом, чтобы я смог потанцевать со своей очаровательной женой.

Какое-то время аплодисменты продолжались, затем стихли. Их сменил нестройный гул голосов. Джесс вынуждена была улыбнуться.

С другого конца зала донеслись звуки музыки. Чарльз подошел к жене, подал руку.

– Потанцуем, дорогая, – громко сказал он, чтобы его услышали Дороти и Леонард Сандерс – бывший президент клуба и его убеленная сединами жена, сидящие рядом с Джесс.

Джесс заглянула мужу в глаза: все тот же теплый, любящий взгляд идеального мужа, которым он всегда одаривал ее, когда они бывали в обществе или обедали с его деловыми партнерами.

Она взяла со стола сумочку.

– Мне хотелось бы сначала немного освежиться, если не возражаешь.

И, отодвинув стул, встала.

– Буду ждать, – улыбнулся Чарльз. – Только, пожалуйста, побыстрее, дорогая, а то без нас начнут играть нашу мелодию.

Дамскую комнату наполнила громкая трескотня женщин. Сизые клубы дыма обволакивали искусственные фиговые пальмы и впитывались в стены, обитые парчой нежнейшего персикового цвета.

– Ах, Джессика! – воскликнула одна из дам. – Чарльз был просто великолепен, лучшего ведущего у нас никогда не было.

– Благодарю вас, – сдержанно ответила Джесс.

– А как же Дональд? – спросила другая дама.

– Дональд всегда был выше похвал, Этель, – ответила первая. – Но так приятно видеть вокруг молодых энергичных людей!

Джесс быстро прошла мимо сплетниц и открыла дверь в туалетную кабинку. Присев на крышку унитаза, она закрыла лицо руками. Джесс считала туалетные кабинки самым лучшим местом клуба. Сколько раз за прошедшие годы убегала она сюда от пустых сплетен! Ей были противны бесчисленные ухищрения, изобретаемые для престижа.

Сколько раз она пряталась здесь от собственного мужа!

Джесс подняла голову. Она не в силах была сегодня плакать. Ей, как и многим другим, приходилось быть невольной участницей разыгрываемого спектакля, а спектакль этот длился ни много ни мало всю ее жизнь. Чарльз оказался копией ее отца. Джесс частенько задумывалась над тем, сколько раз приходилось маме прятаться по туалетам, пытаясь убежать от фальши, которая окружала ее всю жизнь с отцом, пытавшимся уверить общество, что они с мамой живут душа в душу.

– Миссис Ренделл здесь? – послышался громкий мужской голос, прорезавшийся сквозь беззаботное чириканье дам. – Джесс Ренделл?

Джесс встала.

– Я здесь, – ответила она и спустила воду, хотя в этом не было никакой необходимости. – Иду.

– Вас спрашивают, – не унимался голос. – Побыстрее, пожалуйста.

Джесс коснулась языком уголков рта – помады на нем не осталось, съела за ужином. Секунду помешкав, вышла из кабинки. «Бегу, спешу, – раздраженно подумала она. – Чарльз послал своего верного слугу вытащить жену из туалета, и послушная жена с радостью повинуется своему повелителю… Ну нет, на сей раз подождешь!»

Поправив платье, она подошла к зеркалу. Не спеша вытащила из сумочки помаду, подкрасила губы. Потом поправила прическу и стала внимательно разглядывать себя в зеркале. Н-да… Под глазами темные круги… Немудрено: за сутки перелететь страну из конца в конец!

– Миссис Ренделл! – снова донесся до нее тот же мужской голос.

– Иду!

– Пожалуйста, поторопитесь, мадам. Вас просят срочно прийти в зал.

Срочно! Джесс убрала тюбик с помадой в сумочку и поспешила к выходу. Чарльз успел что-то натворить? Ляпнул кому-то что-то? А может, случилась какая-то драма?

Джесс выскочила в холл.

– Сюда, пожалуйста, мадам.

Джесс увидела, что из дамской комнаты ее вызвал пожилой мужчина в черном галстуке. Джесс узнала его – это был один из лакеев клуба.

Она пошла следом за ним по холлу, завернула за угол.

У входной двери стоял Чарльз с ее пальто. Лицо его было пепельно-серым.

– Что происходит? – спросила Джесс. – Что случилось?

– Нам придется уйти, Мауре плохо.

– Плохо? Что ты имеешь в виду? – Мысли путались.

– В машине поговорим.

Чарльз повел жену к двери. Остановившись на секунду, он кивнул лакею. Выйдя на улицу, небрежно бросил человеку, отвечающему за подачу машин:

– Мы поедем на своей машине.

Джесс бежала за ним, пытаясь на ходу попасть в рукава пальто.

– Почему ей плохо? Что случилось, Чарльз? Скажи мне ради Бога!

– Скажу в машине.

Наконец они добрались до своего «БМВ». Джесс села в машину, захлопнув за собой дверцу. Сунув ключ в замок зажигания, Чарльз завел двигатель.

– Что, черт побери, случилось? – крикнула Джесс.

Глядя в зеркало, он дал задний ход и стал осторожно выводить машину со стоянки. Едва разжав губы, проговорил:

– Мы едем в больницу. Твоя дорогая доченька выбрала именно сегодняшний вечер, чтобы попытаться покончить с собой.

Дорога в больницу показалась Джесс вечностью. Ошарашенная, она сидела рядом с мужем, пытаясь выбросить его слова из головы, уверить себя, что ничего страшного не случилось.

– Поверить этому не могу! – В голосе мужа послышалось отвращение. – Сначала она беременеет, как ты, потом пытается убить себя, как твоя мать. Как это объяснить, Джесс? Может, в женщинах вашей семьи сидит какой-то паршивый ген, который толкает их на необдуманные действия?

– Заткнись, Чарльз!

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – крикнул он, выезжая за ворота клуба и набирая скорость. – Мало того, что она попыталась покончить с собой. Ты знаешь, кто позвонил в службу «911»? Наша чертова экономка! Теперь все домохозяйки в Гринвиче будут знать, что наша дочь пыталась сделать с собой! Здорово, правда? Лучше и не придумаешь!

– А где мальчики? – спокойно спросила Джесс.

– Тревис отсиживается в своей комнате. Зрелище как раз для тринадцатилетнего мальчишки! Ах да! – Он повернулся к Джесс, яростно блеснув глазами. – Я ведь забыл тебе сказать, что это он нашел свою сестру с бритвой в руке на залитом кровью розовом ковре.

Джесс с трудом проглотила комок. В голове была только одна мысль – этого не может быть.

– А Чак?

– Умчался на свидание. – Чарльз хмыкнул. – Уж у него-то хватит ума не заниматься любовью с первой попавшейся девчонкой! Я объяснил своему сыну, что к чему!

Джесс широко раскрытыми глазами вглядывалась в ночную мглу – мимо проносились огни большого города. «О Господи! – взмолилась она. – Прошу тебя, спаси мою девочку! Не дай ей умереть».

– Следующий поворот, – бесстрастно проговорила она.

Не повернув головы, Чарльз включил поворотник и отрезал:

– Я знаю, где находится эта чертова больница!

Джесс выскочила из машины, не дожидаясь мужа, и, влетев в приемный покой, бросилась к столу медсестры.

– Где моя дочь? Маура Ренделл?

Тучная женщина в белом халате стала меланхолично просматривать бумаги.

– Ренделл… – задумчиво сказала она. – Ах да, это та, что пыталась покончить жизнь самоубийством.

Джесс крепко ухватилась за край стола.

– Процедурная палата «Си». За углом справа.

Джесс свернула за угол, слыша за спиной громкий стук каблуков, – Чарльз успел ее догнать. Толкнула дверь указанной палаты. Маура лежала на столе: чудесные белокурые волосы были спутаны, лицо залито слезами, взгляд отрешенный и какой-то потерянный. К ее руке приставлена трубка, на правом запястье – толстая белая повязка.

Всюду кровь…

– О Господи! – воскликнула Джесс, бросаясь к дочери. Заливаясь горючими слезами, принялась гладить ее по голове. – Что случилось, малышка? Что ты сделала?

– Мамочка, – заплакала Маура. – Мамочка, пусть он уйдет!

– Кто, детка? Кто?

Чуть отстранившись, она взглянула дочери в лицо. Та показывала на Чарльза.

– Прогони его! – молила Маура.

Чарльз хмуро поглядел на мать и дочь.

– Я подожду в вестибюле, – проговорил он и вышел за дверь.

Джесс повернулась к Мауре.

– Малышка, что случилось? – снова спросила она.

– Это он во всем виноват!

– Кто? Папа?

– Да! – воскликнула Маура.

– Что он тебе сделал? Ну говори же, малыш!

– Прошлой ночью… Вчера, когда тебя не было дома…

Ей было трудно говорить, слова прерывались рыданиями. Джесс гладила дочку по голове, успокаивая ее, давая силы продолжать свой жуткий рассказ.

– Прошлой ночью… Ой, мамочка, это было ужасно!

Он сказал… что я ему больше не дочь… что я сломала ему жизнь… – Она задыхалась от рыданий. – Что он никогда не сможет смотреть в глаза своим друзьям, если я не сделаю аборт. Ой, мамочка, больно!

– Шш… деточка, потерпи, все будет хорошо. Где у тебя болит, милая? Запястье?

– Я не смогла себя убить…

Нагнувшись, Джесс поцеловала Мауру в щеку.

– И слава Богу! Ты же знаешь, я не смогла бы жить без тебя!

– Ой, мамочка! Прости меня! Прости меня, пожалуйста! – И вдруг она вскрикнула от боли. – Мама! Мне больно!

– Где, детка? Где?

– Живот! У меня болит живот! Ребенок!

Джесс выпрямилась.

– Я сейчас приведу доктора! Подожди.

Она выбежала из комнаты и тут же натолкнулась на человека в белом халате.

– Моя дочь! Она беременна! С ней что-то происходит!

– Там? – спросил врач, указав пальцем в сторону процедурного кабинета.

– Да, быстрее, пожалуйста!

– Подождите здесь.

– Доктор…

– Сестра! – не слушая ее, крикнул врач куда-то в глубину коридора. – Сестра Хейвемен! Палата «Си». Срочно!

И толкнул дверь. Женщина в белом халате, проскочив мимо Джесс, бросилась за ним.

Джесс осталась в одиночестве – хрупкая женщина в вечернем туалете и бриллиантах, с темными кругами под глазами и с такой болью в сердце, какой она никогда не испытывала. Самоубийство… Ее дочка пыталась покончить с собой… Ей вспомнился гроб с телом матери, усыпанный белыми орхидеями. Она не стала вскрывать себе вены, она умерла, приняв смертельную дозу лекарств и запив их виски. Она никогда не стала бы действовать бритвой – к чему заливать весь пол кровью… Джесс пыталась переключиться на что-то другое, но никак не могла. Интересно, как выглядела мама, когда она умерла? Где ее нашли? Лежала ли она в постели на белоснежных простынях, закрыв глаза, будто спокойно спит, положив голову на высокую подушку? А может, упала на пол со страданием и ужасом на изящном лице?

Острая боль пронзила Джесс, она схватилась за грудь.

О Господи! К чему эти воспоминания! Ведь не о матери сейчас идет речь, а о дочери, которая пыталась оборвать свою драгоценную жизнь.

– Что происходит? – послышался за спиной голос мужа. – Они что, отпускают ее?

Джесс круто обернулась.

– Убирайся отсюда! – бросила она. – Ты уже достаточно натворил!

Он попытался обнять ее за плечи.

– Пойдем в вестибюль, Джесс. Посидишь, успокоишься. Ты слишком возбуждена.

Джесс с отвращением отшатнулась.

– Возбуждена?! И ты смеешь мне это говорить? Ах ты, ничтожество! Это все из-за тебя…

– Ну-ну… Не так громко.

– Это почему? Боишься, что нас услышат? Что кто-то вдруг узнает правду про нашу замечательную, идеальную семью? Поймет наконец, что на самом деле ее не существует?

– Еще одно слово, и я уйду!

– Вот и прекрасно. Убирайся!

К ним подошла сестра.

– Простите! Вам придется подождать в вестибюле. Мы не можем позволить вам нарушать покой наших больных.

Джесс кивнула, едва сдерживая слезы.

– Извините, – пробормотала она и пошла к вестибюлю.

Чарльз последовал за ней.

В вестибюле она присела на синюю клеенчатую кушетку и невидящим взглядом уставилась в маленький телевизор. Он работал слишком тихо, но Джесс было все равно: происходящее на экране ее не волновало.

– Продолжим нашу увлекательную беседу, – предложил Чарльз, садясь рядом.

– Мы уже все сказали друг другу.

– Нет, не все. – Голос его понизился до шепота. – Уверяю тебя, каким бы подонком ты меня ни считала, я не хочу, чтобы моя дочь умерла.

– Она не умрет, Чарльз. Она пыталась перерезать себе вены на одной руке, но это ей не удалось. Видимо, этот паршивый ген, о котором ты говорил, в нашей семье не так силен, как тебе кажется.

– Джесс, прошу тебя…

– Чарльз, – не слушая его, продолжала Джесс, – мы женаты с тобой двадцать лет. Тебе не приходило когда-нибудь в голову, что все эти годы ты только критиковал меня? Попытался ли ты хоть раз понять меня? Подумал ли, что я такой же человек, как и ты, со своими мыслями и чувствами? По-моему, единственное, для чего я тебе была нужна, это создавать фон, на котором ты выглядел бы достойно, чтобы показаться окружающим примерным семьянином. Все это сплошная показуха! Когда ты по-настоящему нужен мне или детям, тебя нет рядом. Тебе нет до нас дела, Чарльз Ренделл. Мне стыдно, что ты мой муж.

Голос ее звучал так сдержанно, что Джесс с трудом узнавала его.

– Не понимаю, о чем ты говоришь? – обиделся Чарльз. – Я всегда был здесь, рядом с тобой, с детьми.

– Где это – здесь? Ты имеешь в виду физическое присутствие? – Джесс горько усмехнулась. – Этого недостаточно, Чарльз. И никогда не было достаточно. Тебя никогда не волновали неприятности, случавшиеся время от времени в нашей семье, ты всегда предоставлял мне самой разбираться и улаживать дела: когда твой старший сын избил мальчишку-первоклассника, вдвое меньше его ростом, когда Тревис пытался стащить у Мауры из коллекции монет двадцатипятицентовики. Ты никогда не спрашивал меня о моем ребенке, – неторопливо добавила она. – Не интересовался тем, чего мне стоило отказаться от него.

– Так вот, оказывается, в чем дело? В этом проклятом ребенке!

– Этот, как ты говоришь, проклятый ребенок, Чарльз, живое существо, которое я впустила в этот мир точно так же, как и твоих детей. Я любила этого ребенка, Чарльз, как любила и его отца. А тебе на это наплевать. Наплевать тебе и на ту боль, которая до сих пор сидит у меня внутри.

– Мне об этом известно.

В этот момент в коридор выполз какой-то старик. Подойдя к телевизору, он сделал звук погромче, отхлебнул что-то из своей чашки и снова вернулся в холл.

– Да откуда тебе знать! Ты ведь не знаешь всего, что произошло в Ларчвуд-Холле!

Чарльз, отвернувшись от нее, смотрел невидящим взглядом на экран телевизора.

– Знаю.

– Не думаю. – Джесс проследила за его взглядом: на маленьком квадратном экранчике замелькали вечерние новости. – Я убила человека.

Чарльз склонил голову набок.

– Мне это известно.

– Что?! – поразилась Джесс.

– Я знаю, что ты убила человека, – безразличным голосом проговорил Чарльз. – Портновскими ножницами, верно? Он хотел убить одну из девушек. Ведь так?

Джесс открыла рот от удивления.

– Ты знаешь? Откуда?

– Твой отец сказал, – пожал плечами Чарльз.

– Отец? Когда?

– Перед свадьбой. Он решил, что я должен знать.

Джесс покраснела.

– И ты ни разу не намекнул, что тебе об этом известно? Почему? Он что, заплатил тебе?

Перед глазами встала чековая книжка отца, в которой аккуратными буквами была написана фамилия «Брайант». На секунду Джесс показалось, что она вот-вот упадет в обморок.

– Сколько он заплатил тебе, чтобы ты женился на мне?

Сколько заплатил за то, чтобы ты взял в жены его распутную дочь и убийцу?

– Ничего он мне не заплатил, – отрезал Чарльз, скрестив руки на груди. – Я любил тебя.

Больше всего на свете Джесс хотелось бы, чтобы его слова оказались правдой.

– Ты думаешь, мне это легко далось? – продолжал Чарльз свистящим шепотом. – Жить все эти годи по твоим меркам?

– По моим меркам? Каким? Единственное, чего мне хотелось, это иметь дом и семью.

– Да брось ты! – фыркнул Чарльз. – Единственное, что тебе было нужно, это найти человека, на фоне которого ты выглядела бы нормальной, добропорядочной женщиной.

Джесс показалось, что она ослышалась.

– Нет, Чарльз, – покачала она головой. – Ты ошибаешься. Это тебе нужен фон, а не мне, это тебе необходимо производить впечатление на окружающих, это тебе нужно, чтобы люди, даже те, которым до тебя нет дела, считали тебя совершенством.

В этот момент в вестибюль вошла медсестра в розовом форменном платьице и принялась поправлять журналы на маленьком пластиковом столике и складывать их в стопку.

Чарльз тут же пригладил волосы, весь подобрался и откашлялся. Впервые Джесс поняла, насколько она права. Чарльзу необходимо постоянно производить впечатление на кого-либо: на председателя комиссии или на медсестру больницы – не важно, на кого.

Джесс вспомнила, как они познакомились. Ей было тогда восемнадцать лет. Впервые они увидели друг друга на вечере, устроенном в честь дочери одного из компаньонов отца, – она начала выезжать в свет. Чарльз входил в число поклонников девицы. Красивый, обаятельный, с открытой улыбкой, он сумел завоевать сердце Джесс. Он учился тогда в Принстоне на последнем курсе. Ходили слухи, что отец его потерял состояние в каких-то сомнительных сделках в Центральной Америке, но это для отца не имело значения.

Достаточно было фамилии Чарльза – Ренделл, ее до сих пор произносили на Уолл-стрит с уважением. Деньги – дело наживное, а вот уважение нужно заслужить.

После знакомства наступило время ухаживания. После истории с Ричардом Джесс считала, что никогда больше не сможет никого полюбить. Но Чарльз своими изящными манерами и привлекательной внешностью легко покорил ее. Джесс тогда было важно осознавать и быть уверенной в том, что она любима, и она поддалась обаянию Чарльза…

Муж повернулся к ней, перестав наконец разглядывать медсестру. Холодный, далекий.