Текст книги "Грехи юности"

– Джессика, как вы себя чувствуете?

У Джесс потеплело на сердце.

– Миссис Хоторн, прошу вас, заходите, – пригласила она.

Пожилая женщина вошла в палату и подошла к кровати. В руке она держала маленький конверт.

– Хочу извиниться перед вами, – сказала она.

– Извиниться? Ну что вы! – Джесс попыталась покачать головой, но ей сразу стало больно. – Это я должна просить у вас прощения. Я не собиралась…

– Шшш… дорогая. Вы ведь ничего не знали.

У Джесс потекли слезы.

– Я ведь никогда ее не видела. Не могли бы вы рассказать мне, какая она была?

Глаза миссис Хоторн тоже наполнились слезами.

– Такой славненькой девочки, как Эми, я никогда не видела. Она была для нас с мужем всем. Мы так хотели иметь своих детей, но…

Джесс ласково коснулась руки пожилой женщины.

– Она и была вашей маленькой девочкой, миссис Хоторн, вашим ребенком, а не моим.

Миссис Хоторн улыбнулась.

– За это мы должны благодарить только вас. Должно быть, вам потребовалось необыкновенное мужество, чтобы от нее отказаться.

Джесс нахмурилась.

– Мужество? Да нет. Страх, пожалуй, но только не мужество.

– Как бы там ни было, Эми была для нас настоящим даром. Мы вам всегда будем признательны за нее.

Джесс вытерла слезы. Говорить она не могла.

– Я вам кое-что принесла, – продолжала миссис Хоторн и протянула Джесс конверт, – Это школьная фотография Эми. Думаю, вам хотелось бы ее иметь. Ее сфотографировали незадолго до… незадолго до несчастного случая.

Джесс взглянула в лицо женщины – ее серые глаза были мокрыми от слез. Она открыла конверт и достала из него маленькое квадратное фото. На нем была запечатлена девочка с бледно-голубыми глазами, крохотным овальным личиком, светло-каштановыми вьющимися волосами и ясной, счастливой улыбкой. Маленькая девочка, как две капли воды похожая на Джесс.

Джесс закрыла глаза и прижала фотографию к груди.

– Я всегда буду бережно хранить ее. Огромное спасибо.

– Знаете, Эми знала, что мы ей не родные родители, – продолжала миссис Хоторн. – Каждый год в день ее рождения, перед тем как задуть свечи на именинном торте, мы произносили благодарственную молитву Господу за ее мать, которая была настолько бескорыстна, что подарила нам свое дитя.

Джесс заметила, что руки женщины дрожат.

– Долгое время я боялась, что вы станете искать Эми, боялась, что захотите забрать ее у нас, но муж постоянно успокаивал меня, говорил, что этого не может быть. – Миссис Хоторн ласково пожала руку Джесс. – Не знаю, как бы я поступила, приди вы к нам в то время, когда Эми была жива. Очень может быть, что встретила бы вас неласково, даже попросила бы уйти.

– Спасибо вам, миссис Хоторн, за то, что вы были так добры ко мне, – сказала Джесс.

– Это самое малое, что я могла для вас сделать. Благодаря вам у нас было столько счастливых лет.

Женщина встала.

– Спасибо вам, миссис Хоторн, – повторила Джесс. – Спасибо за все, особенно за фотографию.

– Это вам спасибо, моя дорогая, – сказала пожилая женщина и тихонько вышла, оставив Джесс фото, напоминание о прошлом.

Вечером ее пришли навестить дети. Сначала вошли Чак с Маурой, а потом Тревис, который на секунду замешкался в дверях. Головная боль у нее прошла, и Джесс была рада их видеть.

– Послушай, мам, – заявил Тревис, поняв наконец, что она жива и умирать не собирается. – Не делай больше так, ладно? Ты испугала нас до смерти.

Улыбнувшись, Джесс взъерошила ему волосы.

– Сколько раз я тебе говорила, что никогда не нужно давать обещаний, которые не сумеешь сдержать?

Тревис лишь пожал плечами.

– А он этого не понимает, – вмешался Чак. – Он еще глупенький.

– Ну хватит! – Джесс не выдержала и расхохоталась. – Я чувствую себя отлично, а завтра, когда меня отпустят домой, буду чувствовать себя еще лучше. – Она оглядела собравшихся у ее кровати детей. – Подойдите ко мне поближе, я хочу вам кое-что рассказать.

Джесс чувствовала, настало время. Наконец-то она будет с ними честной до конца. Ей хотелось, чтобы их семья была дружной, сплоченной, чтобы никогда над ней не нависали темные тучи недомолвок и тайн. Дети придвинулись к ней ближе. Чак остался стоять, Маура присела на краешек кровати, Тревис сел с ней рядом. Маура обняла его. «Какие же они еще маленькие, – подумала Джесс. – И сколько еще им предстоит испытать в жизни! Но если я смогу их хоть чему-то научить, они всегда будут ходить с высоко поднятой головой, не пасуя перед жизненными невзгодами и не стыдясь самих себя».

– Я хочу рассказать вам о маленькой девочке, – начала она.

Тревис недовольно застонал.

– Это что, очередная нотация на тему «Вот когда я была такой, как ты…»?

Чак легонько стукнул брата по затылку, – Заткнись ты, дурачок.

Джесс рассмеялась.

– Не угадал. Эта история не обо мне, о другой маленькой девочке, которую я, к сожалению, никогда не видела.

Мать рассказала им все. Начала она с Ричарда, своей первой любви, потом рассказала о Ларчвуд-Холле и об остальных девушках. Секунду поколебавшись, с сильно бьющимся сердцем поведала и о том, как убила отчима Джинни.

А в конце рассказа вытащила фотографию, которую дала ей миссис Хоторн, и показала ее детям. Джесс старалась не обращать внимания на их реакцию, знала, что потребуется время, прежде чем они осознают услышанное до конца.

– Мам, – проговорила Маура со слезами на глазах, глядя на фотографию, – как она на тебя похожа.

– Знаю, крошка.

И Джесс рассказала детям, что собирается устроить встречу с детьми.

– Но теперь ты не поедешь, правда? – спросила Маура. – Теперь, когда твоего ребенка больше нет…

– Я должна ехать, – твердо сказала Джесс. – Ради остальных. Все это затеяла я, и я обязана довести все до конца. Кто знает, может быть, для одной из нас эта история закончится счастливо.

С самого начала Тревис слушал рассказ с открытым ртом, да так и не закрывал его до самого конца. Наконец, сочтя момент наиболее благоприятным, он воскликнул:

– Ну, мам, ты даешь! Никогда бы не подумал, что ты можешь кого-нибудь убить!

«Что ж, – печально подумала Джесс, – естественно, тринадцатилетнего мальчишку больше всего интересуют убийства, а не внебрачные дети».

– На это еще нужно решиться, – заметила Маура. – Но ведь она защищала подругу.

– Да, – подтвердила Джесс. – Я никогда не позволю ни единому человеку причинить боль людям, которых я люблю, включая всех нас. Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь.

Джесс взглянула на Чака, который стоял, глядя в пол.

– Поэтому от нас ушел папа? – продолжал допытываться Тревис. – Потому что он узнал про твоего ребенка, потому что ты убила человека?

– Нет, – ответила Джесс. – Твой отец всегда знал об этом и все равно меня любил.

– Это из-за меня, – ответила брату Маура. – Потому что я была беременна.

Чак вскинул голову:

– Что?!

– Я сказала, что была беременна, но у меня не будет ребенка, я потеряла его в ту ночь, когда вскрыла себе вены.

– О Господи! – простонал Чак. – А кто-нибудь в школе знает об этом?

Джесс коснулась руки старшего сына. Ну почему он так похож на Чарльза, на ее отца, своего дедушку! Может быть, еще не поздно изменить его.. Джесс понимала, что нужно попытаться.

– Мы всегда должны быть вместе, Чак, – тихо сказала она. – В горе ли, в радости, но вместе. Ведь мы – одна семья, а в семье все должны держаться друг друга в любой ситуации.

– Что-то не похоже, что папа держится нас, – бросил Чак.

– Твой отец поступает так, как считает нужным. Что касается нас, то мы сумеем преодолеть все невзгоды, если будем помнить о любви друг к другу, а это означает, что между нами никогда не должно быть никаких секретов.

Никогда!

Джесс еще раз посмотрела внимательно на детей. Гнев Чака немного поутих, Тревис сидел, переваривая услышанное, а Маура впервые с тех пор, как сообщила Джесс, что беременна, выглядела спокойной и умиротворенной. Джесс надеялась, что со временем ее дети все осознают до конца.

Глава шестнадцатая
Четверг, 7 октября
СЬЮЗЕН

Берт настоял на совместном посещении адвоката, хотя Сьюзен уверяла, что прекрасно справится сама. Они сидели в обшарпанной приемной адвоката Джеймса Салливана и ждали, когда тот наконец соизволит явиться. Сьюзен старалась не обращать внимания на жующую жвачку секретаршу и на противную пружину, которая вылезла из дивана, впилась ей в бедро и теперь неимоверно кололась.

– Интересно, почему он опаздывает? – подал голос Берт.

– А мне интересно, почему мы целых две недели не можем добиться приема. Не похоже, чтобы у него была большая клиентура.

– Секретарша услышала последние слова.

– Мистер Салливан скоро придет, – безжизненным голосом произнесла она. – Я же вам сказала, он в суде.

Сьюзен коротко кивнула.

Он вошел через несколько минут, типичный провинциальный адвокат, облаченный в клетчатую рубашку, галстук какого-то бледноватого оттенка и брюки спортивного покроя. Загорелое лицо обрамлено буйной гривой давно не стриженных волос. К сожалению, молодой – на вид около тридцати, намного меньше, чем допотопной мебели в его захудалом офисе.

– Примите мои извинения, – проговорил он, протягивая руку Берту. – Вы, должно быть, мистер Левин?

– Он не мистер Левин, – поспешила внести ясность Сьюзен, но Берт встал и потряс адвокату руку.

– Берт Хайден, – назвал он себя.

– Я – миссис Левин, – сказала Сьюзен. – Это у меня к вам дело.

– Очень хорошо, миссис Левин. Прошу сюда.

Даже не пожав Сьюзен руку, он прошел в свой кабинет. «Что поделать, провинция… – с тоской подумала она. – Откуда здесь взяться хорошим манерам?»

Мебель в кабинете оказалась чуть лучше, чем в приемной. Адвокат сел за старенький дубовый стол, не иначе как позаимствованный где-то в школе, и указал пальцем в сторону еще одного бугристого дивана. Сьюзен и Берт послушно сели.

Сьюзен не стала ждать обычного обмена любезностями, а быстро изложила суть дела – бывший муж грозится отнять у нее сына.

– Сколько лет вы в разводе? – спросил Джеймс Салливан, как показалось Сьюзен, самым что ни на есть профессиональным тоном.

– Двенадцать.

– За это время были у вас какие-то проблемы?

– Никаких. Правда, мы с бывшим мужем терпеть не можем друг друга, но ради Марка мы стараемся быть взаимно терпеливыми.

– Тогда почему ни с того ни с сего он надумал забрать его у вас?

– Говорит, что я плохая мать.

– Это и в самом деле так?

– Ну что вы, мистер Салливан!

На слове «мистер» Сьюзен запнулась – язык едва повернулся назвать этого юношу мистером.

Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Сьюзен даже поежилась от страха. Оказывается, этот мальчишка, когда нужно, может внушить это чувство.

– Тогда что заставило его пойти на этот шаг?

Берт кашлянул, желая тем самым обратить на себя внимание.

– Я мог бы внести некоторую ясность, если позволите, – начал он. – Миссис Левин воспитывала мальчика в течение двенадцати лет, принимая лишь минимум помощи, предпочитая сама нести ответственность за судьбу сына.

Она была более чем щедра в предоставлении отцу времени для общения с ребенком. А теперь бывший муж миссис Левин собирается приложить все усилия, чтобы отнять у нее мальчика, который ему вдруг зачем-то понадобился.

Салливан, сложив вместе кончики пальцев, медленно постучал ими друг о друга, а потом взглянул на Сьюзен.

– Адвокат вашего бывшего мужа уже давал о себе знать? – спросил он, вопросительно глядя на нее.

– Нет.

– Тогда вам не о чем беспокоиться.

– Простите?

– Мы не можем предпринимать преждевременные шаги, пока адвокат вашего бывшего мужа не свяжется с вами и не выдвинет требований.

– Мне хотелось выработать какой-то план действий, прежде чем дойдет до этого, – заметила Сьюзен.

На самом же деле ей хотелось сказать: «Мне хотелось выработать какой-то план действий, прежде чем решить, ехать мне на эту чертову встречу или нет».

Салливан встал, давая понять, что разговор окончен.

– Вы говорите, что вы хорошая мать. Если вы ничего от меня не утаиваете, значит, дело ваше не представляет никаких трудностей. Единственное, что нам нужно, это подождать, пока адвокат вашего бывшего мужа даст о себе знать. Очень может быть, что мистер Левин просто хочет вас попугать. Если это и в самом деле так, тогда вам вообще нет смысла расходовать деньги на правосудие.

Сьюзен встала и взяла Берта за руку.

– Пошли отсюда. Я так и знала, что от нашего визита не будет никакого толку.

Они вышли на главную улицу и направились к машине Берта.

– Надо же, сопляк какой-то, – проговорил Берт. – Не нужно было уговаривать тебя записываться на прием. Я не думаю, что Лоренсу удастся забрать у тебя Марка.

Сьюзен застегнула свою вельветовую курточку на все пуговицы, заглянула в витрину дешевенькой лавчонки, торгующей всякой всячиной, удивляясь тому, что подобные заведения еще существуют в наши дни.

– Невольно он дал мне самый лучший совет.

– Какой же?

– Не предпринимать никаких шагов. Посмотреть, что будет делать Лоренс.

– Может быть. – Берт обнял ее за плечи. – Я надеялся, что визит к адвокату поможет тебе наконец успокоиться. Жаль, что этого не произошло.

Сьюзен шагала рядом с Бертом, стараясь идти с ним в ногу.

– Не говори так, Берт Хайден. А то можно подумать, что ты обо мне слишком уж беспокоишься.

– Так оно и есть, Сьюзен, пора бы уж понять.

Они прошли мимо ювелирного магазина, потом мимо мастерской по ремонту бытовых приборов.

– Знаешь, а я ведь мог уехать из этого города, – признался он вдруг.

Сьюзен остановилась.

– Что ты имеешь в виду?

Берт пожал плечами.

– После того как Гардинер занял то место, на которое претендовал я, я встретил старого приятеля, который «сказал, что в университете в Лос-Анджелесе открывается кафедра истории, и предложил мне там место.

– Ты что, собираешься уехать в Лос-Анджелес?

Берт улыбнулся, отчего его курчавая бородка распрямилась.

– Нет, не хочу оставлять тебя.

– Берт, но это же смешно! Мы ведь друзья. А друзьям частенько приходится уезжать друг от друга.

– Но только не от тебя.

За спиной раздался автомобильный гудок. Сьюзен обернулась. Водитель проезжавшей мимо машины помахал какому-то пожилому прохожему. «Какой маленький городок, – подумала она. – Все друг друга знают».

– Надеюсь, ты не вбил себе в голову, что хочешь жениться на мне? – спросила она.

– Скажешь тоже! Я думал, ты знаешь меня лучше. Но мне хочется быть с тобой рядом, защищать тебя, если понадобится.

– Смотри! А то я слишком дорожу своей независимостью, чтобы выходить замуж. Никогда не возникало у меня такого желания. – Она подумала о Дэвиде, и снова, уж в который раз, сердце защемило от боли. – Кроме того, – продолжала она, – жизнь моя уже как-то устоялась.

– Моя тоже. Но не настолько я независим, чтобы не хотеть иметь друга, на которого могу положиться и который может положиться на меня.

Берт сунул руки в карманы джинсов. В этот момент он показался Сьюзен слишком симпатичным для сорокавосьмилетнего профессора истории.

– Ну что ж, я согласна быть твоим другом, Берт Хайден, – тихо сказала она. – Только давай договоримся не посягать на свободу друг друга. Хорошо?

– Ладно, давай.

– Так вот. Сейчас мне необходимо побыть одной. Я должна сама решить, как мне быть в дальнейшем с Марком и что делать с этой встречей. Понимаешь?

– Только при условии, что ты пообещаешь держать меня в курсе событий и, если тебе понадобится моя помощь. сразу позвонить.

– Обещаю.

Подтянувшись, Сьюзен коснулась губами его заросшей щеки. Берт, надо отдать ему должное, был хорошим другом.

– Ну пошли, – сказал он. – Отвезу тебя домой.

Вечером Сьюзен достала из холодильника замороженные макароны с соусом в пластиковой упаковке и поставила их в микроволновую печь, которую после долгих раздумий она решилась купить только два года назад; до этого все боялась – как-никак радиация… Но когда растишь сына, который после двенадцати лет становится необыкновенно прожорливым, такую удобную вещь иметь в доме просто необходимо. И Сьюзен, послав к черту радиацию, наконец-то решилась. В последние три недели после отъезда Марка Сьюзен питалась исключительно замороженными готовыми обедами, запивая их травяным чаем. Джинсы, которые раньше сидели на ней как влитые, теперь висели как на вешалке.

«Что ж, хоть какая-то польза от теперешнего подвешенного состояния», – усмехнулась она.

Она стояла, глядя на зеленые цифры на панели, которые с каждой секундой уменьшаются на единицу, и ждала, когда раздастся дьявольский звон. Ей всегда казалось, что так звучит перегруженный ядерный реактор. Хотя была половина седьмого, за окном совсем стемнело – зима быстро и неумолимо приближалась. Сьюзен зябко поежилась, представив себе одинокие зимние вечера: ведь Марка рядом с ней уже не будет… Берт, конечно, не оставит ее, но она понимала, что он не заменит ей сына.

По возвращении домой после посещения адвоката на автоответчике ее ждало коротенькое сообщение от Лоренса: «Марк зачислен в муниципальную школу».

«Ну, ясное дело! – подумала она тогда. – Сунули мальчишку в какую-то идиотскую школу, чтобы у Лоренса под ногами не путался и Деборе не мешал вести ее образцовое хозяйство». Марк, однако, по-прежнему не подавал о себе никаких вестей, и Сьюзен решила оставить его в покое. Со временем сам во всем разберется, не стоит ему мешать. Однако она не ожидала, что решение это дастся ей с таким трудом.

И вот до встречи осталось только десять дней.

Сьюзен задумчиво уставилась наверное стекло в дверце микроволновой печи. Она никак не может ни на что решиться. То ей казалось, что после выходки Марка ей больше нечего терять; то боялась обнажить старые раны и потом об этом жалеть. Временами казалось, что у измученной апатией Сьюзен вообще нет никакого выбора, что она в принципе не вольна на что-то решиться. Она заметила, что стала хуже соображать, что тут же сказалось на ее работе в институте, – временами Сьюзен никак не могла придумать, чем бы ей занять студентов, она растеряла все свои ориентиры, всю свою энергию…

Громко сработал зуммер, и Сьюзен подскочила от неожиданности. «Господи, – подумала она, – ну когда же я наконец привыкну к этому агрегату?!»

Открыв дверцу микроволновой печи, Сьюзен вынула из нее дымящийся пластиковый поднос. Он оказался таким горячим, что она выпустила его из рук, и он, взметнув вверх тучу брызг, шлепнулся на стол. Глянув на мешанину из макарон с соусом, Сьюзен прислонилась к раковине и расплакалась.

– Господи! – взмолилась она. – Помоги мне!

Проговорив эти слова, она поняла, что Бог ей ничем не поможет: она отреклась от него много лет назад, наплевав на многовековые обычаи и традиции. Теперь ей не к кому было обратиться.

Откуда-то из глубины сознания всплыли слова, переведенные с древнееврейского псалма: «Да храни тебя Господь». Именно эти слова нараспев повторяла бабуля своей внучке, укладывая ее в постель. Лежа в уютной кровати под теплым одеяльцем, убаюканная монотонным шепотом старой доброй бабушки, маленькая Сьюзен погружалась в сладкую дрему. «Да храни тебя Господь…»

– Бабуля, – прошептала она. – Бабуля, что же мне делать?

Внезапно она поняла, где искать ответ. Именно к бабуле бежала маленькая Сьюзен со своими бесчисленными»

«почему». Ни к маме, ни к отцу, а к ней. Именно бабуля всегда советовала своей внучке, что сказать и как посту пить. Сейчас это была совсем древняя старуха, скрюченная артритом и прикованная к инвалидной коляске. Но Сьюзен чувствовала, что наконец-то настала пора рассказать ей все о своем прошлом. Лей Левин, пожалуй, единственный человек на свете, кому она может довериться, к кому может обратиться.

Ноги ее были прикрыты толстым пледом ручной вязки из ангоры, на согбенную спину накинута гобеленовая шаль, восковое лицо сплошь покрыто морщинами – как-никак бабуле исполнилось уже восемьдесят девять лет. Но взгляд ее старых глаз оставался по-прежнему острым и всепонимающим. И пока Сьюзен рассказывала ей свою историю о Дэвиде и о ребенке, от которого она отказалась, бабушка не отрывала взгляда от ее лица.

Была пятница, когда Сьюзен решила поехать в дом престарелых на Лонг-Айленде. Домчалась туда за рекордно короткое время. И как только увидела бабушку, поняла – она поступила правильно.

– Теперь Марк уехал от меня, – закончила Сьюзен свой рассказ, – а все из-за этой встречи, на которую я даже не решила, ехать или нет.

Бабушка молчала, не сводя пристального взгляда с лица Сьюзен. Та опустила глаза, делая вид, что изучает рисунок тоненького, вытертого ковра, которым был застлан пол в солярии. Этот дом престарелых считался приличным, и бабуля никогда не жаловалась, уверяла, что ей здесь нравится, но Сьюзен никак не могла отделаться от ощущения, будто комната насквозь пропитана зловонным запахом мочи.

– Да, много ты мне тут нарассказывала, – наконец подала голос бабушка.

– Да, бабуля, знаю. Извини, что скрывала от тебя все эти годы, но мои родители…

Старуха лишь махнула иссохшей рукой со вздутыми синими венами.

– Мы все стараемся защитить молодых. Ничего в этом страшного нет.

Сьюзен покачала головой.

– Нет, есть, бабуля. Я должна была тебе все рассказать раньше. Ведь ты самая замечательная бабушка на свете, любая девчонка о такой может только мечтать!

– Как ты думаешь, что скажут родители, если ты все-таки соберешься поехать на встречу?

– Я много думала об этом, бабуля. Прошло уже достаточно много лет. Не хочу сказать, что они будут счастливы, узнав о моем решении, но со временем, думаю, примирятся и примут моего сына. Живу я от них за тридевять земель, поэтому им не придется сталкиваться с ним каждый день.

– Значит, ты ждешь моей помощи в принятии решения? Ну что ж, девочка моя, это не простое дело. Ты только что рассказала мне, что у тебя есть еще один сын, это значит, у меня есть еще один правнук.

Сьюзен тяжело вздохнула. Признаться, об этом она не подумала, не представляла, что бабуля тоже может ощутить чувство потери.

– Я всегда знала, что ты абсолютно не похожа на своих родителей: что хорошо для них, плохо для тебя. Ты совсем другая, девочка моя. В былые времена таких, как ты, называли вольнодумцами. – И, подмигнув ей мудрым глазом, добавила:

– Ты всегда была похожа на свою бабулю.

Сьюзен оторопела. Вот уж чего она никак не ожидала, никогда не думала, что она такая же сильная, цельная натура, как и ее бабушка.

– Да, да, это правда, – продолжала старая женщина. – Когда я была еще девчонкой, я познакомилась с твоим дедушкой. Работала у него в магазине строчильницей, но уже знала, чего хочу. Я не желала работать всю жизнь как каторжная, выбиваясь из сил, и, отказывая себе во всем, влачить жалкое существование. – Сложив руки на коленях, бабушка смело взглянула Сьюзен в глаза. – Когда я выходила замуж за твоего дедушку, я не любила его. Мне нужны были только его деньги.

Сьюзен не могла вымолвить ни слова. Бабушка сделала свое признание деловым тоном, будто говорила о чем-то само собой разумеющемся.

– Ты не любила его?

– Сначала нет, да и потом на протяжении долгих лет тоже. Но Айра Левин оказался хорошим человеком и отличным хозяином, что для меня было в тот период самое главное. Со временем я стала его очень уважать. Может» это и была любовь, кто знает. Так что видишь, девочка моя, я тоже была вольнодумцем. Не печалься о том, что раньше не рассказала мне о своем сыне. Иногда только время способно избавить нас от чувства вины.

Сьюзен кивнула.

– Что же мне делать?

Бабушка уставилась в пространство невидящим взглядом. На секунду Сьюзен даже показалось, что та забыла, о чем идет речь. В глазах, только что смотревших трезво и ясно, появилось какое-то мечтательное, отсутствующее выражение. Она думает о прошлом, поняла Сьюзен, вспоминает своего мужа. И она почувствовала угрызение совести оттого, что никогда не интересовалась, что за человек был ее дедушка.

– Значит, твой Марк против твоей поездки, – заметила бабуля, снова взглянув на Сьюзен ясным взглядом. – Без сомнения, мальчик боится, боится, что другого сына ты будешь любить больше, чем его.

– Но это же просто смешно! – воскликнула Сьюзен. – Я ведь его ни разу не видела.

– И все же, – продолжала Лей, – он боится, он еще совсем маленький.

– Что же мне делать?

– Я приехала в Америку с мамой и отцом, когда мне было двенадцать лет, оставив родных и друзей. Шли годы…

И вдруг вторая мировая война. Они все погибли.

Сьюзен поправила на переносице очки. Что бабуля пытается ей втолковать? Какое отношение имеет гибель евреев к ребенку Дэвида?

– Мы так никогда и не узнали, как все произошло, – продолжала бабушка. – Посчитали, что так будет лучше.

Знать было бы слишком больно. Мы не забыли их, нет, только память о них убрали в самый укромный уголок наших сердец. Иногда мы достаем ее, стираем, так сказать, с нее пыль, вспоминаем об ушедших от нас с улыбкой и грустью. А потом опять убираем воспоминания о них туда, где им надлежит быть, в самый дальний уголок нашего сердца.

И они не причиняют нам горечи.

В глазах бабушки опять появилось отсутствующее выражение, и Сьюзен секунду помедлила, прежде чем решилась прервать ее раздумья.

– Ты считаешь, что мне будет больно встретиться с моим сыном? – тихо спросила она.

Бабушка поморгала и по-старушечьи закашлялась.

– Для тебя, может быть, и нет, а для твоего сына Марка, несомненно, да. Мы должны думать о настоящем, девочка моя, а не о прошлом. Его мы не в силах изменить, мы только можем надеяться, что дальнейшую жизнь проживем так, как повелит нам Господь.

Сьюзен встала и, потянувшись к бабушке, чмокнула ее в дряблую щеку.

– Спасибо тебе, бабуля, – прошептала она. – Спасибо тебе, что всегда поддерживала меня в трудную минуту.

– Ты должна сама принять решение, девочка моя. И знай, как бы ты ни поступила, я всегда буду на твоей стороне. Но решать должна ты, и никто другой.

Когда Сьюзен вернулась в Вермонт, уже стемнело.

Подъезжая к дому, она увидела, что из окна гостиной льется свет. «Марк! – ахнула она, и сердце ее радостно забилось. – Марк! Слава тебе Господи, ты вернулся домой. Я так ждала тебя, сынок. Прошу тебя. Господи, пусть это будет он». Она выехала на подъездную аллею и внезапно почувствовала всю нелепость своих предположений. Никакой это не Марк. Не может быть, чтобы он вернулся домой. «Размечталась, идиотка! – укорила она себя. – Наверное, сама забыла погасить свет перед отъездом в Нью-Йорк».

Выключив двигатель, она выбралась из машины и захлопнула за собой дверцу. Умиротворенное настроение, охватившее ее после посещения бабули, сразу улетучилось.

Она опять стала сама собой – неуклюжей, плохо одетой, во всем сомневающейся Сьюзен. «Ну-ка очнись! Спустись с небес на землю!» – приказала она себе, сунув ключ в замок. Он щелкнул, дверь распахнулась. Посреди гостиной стоял Марк.

– Я тебя ждал, – сказал он.

Сьюзен замерла на пороге. По его щекам текли слезы, отчего юношеские прыщики казались еще ярче.

– Я хотел спросить, можно мне вернуться домой?

Сьюзен подбежала к сыну, крепко прижала его к себе и тоже заплакала. Она никак не могла поверить, что он здесь, живой и невредимый, стоит рядом с ней. Господи, какое это счастье! Обхватила его одной рукой за плечи, другой гладила по голове, а слезы все лились и лились.

– Ну конечно, – всхлипывая, прошептала она. – Конечно.

Прошла минута, потом другая.

– Мам, – подал голос Марк.

– Что? – спросила она, проведя рукой по его волосам.

– Папа сказал, что заберет меня у тебя.

– Это ему не удастся.

– Я ему то же самое сказал. А еще, – добавил он, – непременно расскажу судье, что ни при каких обстоятельствах не стану жить с отцом.

Сьюзен улыбнулась – приятно было слышать, что Лоренса так унизили.

– Мам…

– Что, Марк?

– Может, ты отпустишь меня, а то шею сломаешь мне.

Сьюзен, смеясь, отстранилась от него, вытерла слезы сначала себе, потом ему.

– Ну, как поживаешь, Марк?

Он слегка улыбнулся.

– Теперь хорошо.

– Ты приехал как раз к ужину, – сказала Сьюзен, кинув на пол пухлую записную книжку. – Только вот не знаю, чем тебя покормить, в последнее время я практически ничего не готовлю.

– Да ладно, мам, не переживай, – рассмеялся он. – Может, закажем по телефону пиццу? Умираю есть хочу.

– Ну конечно, малыш, конечно! Иди позвони. А потом мы поговорим.

Он прошел в гостиную, снимая на ходу куртку, а Сьюзен повернулась к раковине и с силой вцепилась в ее края.

Внезапно она почувствовала новый поток слез. Господи, он дома! Наконец-то он дома! Ей вспомнились слова бабули:

«Он боится», и Сьюзен, выпрямившись, проговорила:

– Тебе больше нечего бояться, сынок. Теперь, когда ты вернулся домой, у нас все будет хорошо.

Он вошел на кухню. Сьюзен поспешно вытерла слезы и бросила куртку на стул. Марк, ухватившись за спинку стула, повернул его к себе и сел, обхватив ножки своими длинными ногами.

– Через двадцать минут.

– Что через двадцать минут? – не поняла Сьюзен.

– Через двадцать минут доставят пиццу.

Сьюзен повернулась и взглянула на сына.

– Никак не могу поверить, что ты здесь.

Марк, мотнув головой, уставился в пол.

– Знаешь, школа, в которую меня запихнули, такая паршивая…

– Ты ведь не этого хотел, верно?

– Я хотел быть с отцом, по крайней мере я так думал.

Сьюзен молчала.

– Я никогда не говорил тебе, мам, но его жена просто сволочь.

– Твой отец любит ее.

Произнеся эти слова, она поразилась сама на себя: с чего это ей вздумалось защищать Лоренса?

Марк поднял голову.

– Никак не могу понять за что, но она меня ненавидит. Это она настояла на том, чтобы отправить меня в эту дурацкую школу.

– Но ведь он согласился, – заметила Сьюзен, грызя ногти.

– Ага, – подтвердил Марк и снова опустил голову.

Сьюзен присела перед ним на корточки.

– Марк, мальчик мой, я понимаю, как тебе тяжело.

Когда родители расходятся, всегда страдают дети. Твой отец любит тебя, но у него теперь другая жизнь, и тем не менее тебе в ней всегда найдется место, пусть и не то, которое тебе нравится.

Из глаз его выкатились две слезинки и упали на линолеум.

– Прости меня за все, что я тебе наговорил, мам. Мне так стыдно за побег. Больше этого не будет, обещаю.

Сьюзен ласково обняла сына.

– Иногда единственным способом чему-нибудь научиться становится принятие нужного решения. Но по прошествии времени мы вдруг понимаем, что решение было не правильным, хотим повернуть время вспять, да уже поздно.

Говоря это, Сьюзен думала не столько о Марке, сколько о Дэвиде. В миллионный раз за двадцать пять лет она задавала себе вопрос, почему она его бросила. Может, бабуля все-таки права, только время способно примирить нас с нашим прошлым. Но кто знает, сколько этого времени понадобится?

– Еще не слишком поздно, мам?

Сьюзен еще крепче обняла его.

– Конечно, нет. Ты вернешься в школу, и все будет хорошо, вот увидишь. – Она поцеловала его в макушку. – И друзья твои будут рады, что ты вернулся. Они наверняка скучали по тебе.

Он поднял голову и слегка отстранился от нее.

– Ты все еще думаешь поехать?