Текст книги "Любовные прикосновения"

– Я не хочу успокаиваться! Мне чертовски приятно заявить тебе, что ты настоящий сукин сын!

– Но ведь ты мне всегда это говорила! Тут нет ничего нового.

Этими словами он мгновенно остановил ее порыв.

– Пожалуйста, Чезаре, немедленно оставь меня в покос! – сказала она, перейдя на откровенно официальный тон.

– Но разве ты не видишь, что я пытаюсь помочь тебе, Лари? У Эльзебет есть влияние повсюду. Сделай из этого дома экспонат для выставки, и тогда его фотографии напечатают в самых престижных журналах. Это поможет сделать тебе имя.

– А почему тебя волнует моя карьера, Чезз?

– Не будь глупенькой, ragazza. Потому что ты – моя близкая подруга.

Лари окончательно рассвирепела.

– Нет! Ты беспокоишься только о своей выгоде. Ты хочешь получить от меня то, что обещал своей… своей «клиентке».

Ее слова были полны яда.

– Хорошо. И это тоже. Но…

– Я даже не завоюю себе репутацию, если оформлю этот особняк.

Прежде чем Лари удалось остановиться, она бросила ему в лицо горькие слова:

– Меня больше не интересует данный проект. Я не хочу быть рядом с тобой, Чезз. Твое присутствие плохо действует на меня. Ты всегда это знал – и именно поэтому своими медоточивыми речами втравил меня в безумную авантюру. Но теперь все кончено. Я не хочу быть там, где ты. Больше никогда!

Лари слышала, что Чезз все еще пытается льстить ей. Но она положила трубку.

Телефон тут же зазвонил снова. Несколько раз. Потом звонки прекратились. Прежде чем она заснула, перед ее мысленным взором на мгновение возникли комнаты, которые она могла бы сделать прекрасными. Она представила себе фотографии во всех журналах. Да, эти образы, возможно, будут преследовать ее всю ночь!

– Так ты говоришь, тебе вскружили голову?..

На этот раз Флауэр была само внимание. На протяжении всего тщательно отрепетированного рассказа Лари старуха, сверкая глазами, пристально смотрела на нее поверх огромного обеденного стола, на котором она работала. Сидя лицом к Хейли на стуле с прямой спинкой, Лари чувствовала себя как нашалившая первоклассница, которую послали отчитываться перед грозным директором школы.

Когда Лари умолкла, первый вопрос Флауэр касался ее чувств к Чеззу.

– Мне неприятно признаваться в этом, но я действительно была увлечена им, – ответила Лари. – Вы можете понять меня?

– Конечно, дорогая. Увлечение – я знаю, что это такое.

– Вот почему все это случилось. Мне хотелось помочь ему, и кроме того, я стремилась иметь возможность… проводить с ним побольше времени.

– Но ведь этот тип пользуется весьма дурной репутацией. Кроме того, ты уверяла меня, что никогда не была его подругой.

– И это была чистая правда, – подтвердила Лари. – Просто я имела глупость надеяться, что смогу стать для него… близким человеком.

Флауэр подняла подведенные карандашом брови, а потом протянула через стол руку.

– Покажи мне свою работу еще раз!

В пачке эскизов, лежавших на коленях у Лари, было лишь немного таких, которые она не выкладывала перед Хейли в течение последних недель. Прежде Флауэр бросала на них лишь беглые взгляды и никогда не делала никаких замечаний, кроме небрежной похвалы. Лари не знала, в чем дело: то ли Флауэр была слишком занята своими собственными проектами, чтобы высказывать какие-нибудь суждения, то ли на самом деле она испытывала упорное желание отыскать какой-нибудь мелкий недостаток.

Она передала старухе эскизы внутреннего оформления дома на пляже. Флауэр медленно перелистывала их и задавала случайные вопросы:

– А почему ты думаешь, что тут нужно сделать это окно? Какую ткань ты предполагаешь использовать вот здесь?

Она слушала ответы Лари и не вступала с ней в дискуссию.

– Конечно, это не мой стиль! – заключила Хейли, просмотрев всю пачку эскизов. – Слишком современно. Слишком много геометрии и мало поэзии! Откровенно говоря, мне не хотелось бы, чтобы мое имя связывали с этой работой. Это повредило бы моей репутации.

– Но клиентка была очень довольна! – не удержалась Лари.

Она подавила в себе желание добавить, что на самом деле репутация Флауэр только выиграла бы, если бы она отошла от своего традиционного стиля и проявила себя многогранной, способной генерировать новые идеи.

– Естественно, заказчица была довольна, ведь она думала, что все это исходит от меня! – надменно произнесла Флауэр. – Вот еще одна причина твоих интриг: баронесса фон Мекк хотела, чтобы интерьер ее дома оформлял не кто иной, как Флауэр Хейли. Думаешь, ей было бы приятно узнать, что за свои деньги она получила всего-навсего дешевую подделку? О Боже, да это тоже самое, что сбывать фальшивые деньги!

Лари было оскорбительно слышать, как ее поступки сравнивают с уголовным преступлением, но она промолчала. Флауэр положила всю жизнь на то, чтобы завоевать репутацию дизайнера высокого класса, поэтому не было ничего удивительного в том, что она пришла в такую ярость, узнав об обмане своей служащей.

Флауэр отшвырнула от себя пачку эскизов.

– Как бы разочарована я ни была в тебе, Ларейна, я очень рада, что узнала правду. Ну что ж, очень хорошо, а теперь я отпускаю тебя!

Отпускает ее! В этой фразе звучала какая-то зловещая предрешенность.

– Правильно ли я поняла вас, что вы отпускаете меня… навсегда?

– В данный момент – нет. Возвращайся за свой чертежный стол. Я дам тебе знать о моем решении в конце недели!

Лари как раз выходила из кабинета Флауэр, когда одна из секретарш взяла телефонную трубку, а потом спросила через открытую дверь:

– Мисс Хейли, звонит баронесса фон Мекк! Вы ответите на этот звонок?

Лари остановилась на полпути, чтобы послушать.

– Разумеется, – отозвалась Флауэр, тут же перейдя на самый сердечный тон. – Немедленно соедините меня с ней!

В пятницу, когда Лари пришла на работу, на ее чертежном столе лежал конверт. В конверте был чек – ее заработная плата за неделю – и записка, написанная характерным красивым почерком Флауэр:

«Я полностью полагаюсь на два качества у тех людей, которые окружают меня: вкус и ответственность. Ваш обман в интересах мистера Даниели выявил отсутствие обоих этих качеств, и теперь я не знаю, когда смогу оправиться от такого потрясения. Учитывая сложившуюся ситуацию, для нас обеих будет лучше, если вы поищете себе работу в другом месте».

Прочитав записку, Лари почувствовала Тошноту. Ее взгляд снова и снова блуждал по строчкам, и она не могла до конца поверить, что ее уволили. Но суровый, бескомпромиссный тон записки не оставлял сомнений в том, что любое обращение к Флауэр будет бесполезным.

Лари заметила, какая тишина окружает ее, и оторвала взгляд от записки. Она увидела, что другие девушки в комнате пристально смотрят на нее, изучая ее реакцию. Очевидно, они уже знали о решении старухи.

– Не беспокойтесь, у меня все будет в порядке! – вызывающе заявила она.

Стараясь сохранить самообладание и не выдать своих переживаний, Лари очистила свой стол и покинула здание фирмы.

Слезы разочарования и огорчения хлынули у нее из глаз, как только она оказалась в своей квартире. Лари опустилась на пол в гостиной, разгладила записку, которую до этого смяла и сунула в карман, и прочитала ее еще раз. Глаза не отрывались от одного слова, которое ей было труднее всего вынести: «отсутствие».

Внезапно она почувствовала, что это, может быть, и есть итог всей ее жизни. Ее постигла неудача… как не удалось ей сохранить любовь своего отца, как не удалось отыскать Кат, как не удалось найти в своем сердце место для хорошего, надежного человека, который был бы рядом и помог бы в трудную минуту. Ей и в самом деле больше всего не хватало здравого смысла. Она не смогла справиться с глупым влечением к авантюристу, и это разрушило ее надежды.

И разве не такое же в точности безрассудство погубило и ее мать?

ГЛАВА 28

Сразу же после того, как Лари потеряла место, она обратилась в поисках работы в другие солидные фирмы, занимающиеся оформлением интерьеров. С ней беседовали, просматривали ее эскизы и хотели принять на работу. Но после проверки ее рекомендаций их интерес к ней немедленно угасал.

После того, как это случилось в четвертый раз, Лари позвонила особе, с которой она общалась, и потребовала подробных объяснений.

– Все очень просто, дорогая. Мисс Хейли сообщила, что не может рекомендовать вас, – последовал ответ.

– А вас это удивляет? Я ведь откровенно рассказала вам о том, что была уволена.

– Но вы объяснили, что это произошло из-за несходства темпераментов и из-за того, что вы проявили нетерпение, стремясь к самостоятельной работе над проектом. Такое я еще могла бы допустить, мисс Данн. Творческие люди нередко искрятся, если их потереть друг о друга. Но мисс Хейли указала на вашу неискренность. Это уже совсем другое дело. Мы не можем допустить, чтобы в нашей фирме работал человек, не заслуживающий доверия.

Проходили месяцы, а ей все никак не удавалось устроиться на работу. Когда Лари приехала в Ньюпорт на Рождество, Анита настаивала, чтобы она осталась там. Но это было бы бегством, а не решением проблемы. Лари ответила, что если она и уедет куда-нибудь прежде, чем ей удастся начать свой творческий путь, то только для того, чтобы разыскать мать и установить, кто в действительности является ее отцом. Однако кроме дипломатических препонов перед ней актуально стояла финансовая проблема. Денег, которые она получала в качестве пособия по безработице, и скудных сбережений едва хватало на то, чтобы покрыть расходы на аренду квартиры и на самые насущные потребности. При этом она была полна решимости не обращаться за помощью к Аните, и тем более к Джину.

Однажды зимним вечером Лари посетила студию в центре города, где жила ее бывшая соседка по квартире в годы учебы в Школе дизайна, Джилл Ласкер. Знания, полученные Джилл в области изобразительного искусства, позволили ей успешно работать в рекламном бизнесе. После визита Лари увидела, что в окне одного из кабаре в Гринвич-Виллидж, носившего название «Горький конец», висит объявление: «Требуется официантка».

Лари устроилась на эту работу, которая позволит ей скопить денег, а днем она будет свободна и может продолжать ходить на собеседования в фирмы, занимающиеся оформлением интерьеров. В качестве дополнительных преимуществ была приятная обстановка и возможность питаться в кабаре. Шесть вечеров в неделю на маленькой сцене выступали подающие надежду исполнители в стиле «кантри» и комик. Их музыка и непочтительный юмор приводили в восторг хиппи. Так что на самом деле кабаре было отнюдь не «концом», а поистине золотым началом для таких звезд, как Боб Дилан, Джуди Коллинз, Ричард Прайор, Карли Саймон и Вуди Аллен, которые выходили там на подмостки в шестидесятых годах.

Обслуживающий персонал большинства кафе в Гринвич-Виллидж мечтал о том дне, когда им удастся проложить себе путь к более привлекательной работе. Днем они учились балету, посещали прослушивания актеров или предлагали себя в качестве моделей. Лари продолжала искать работу, связанную с дизайном интерьеров, но вскоре все возможности были исчерпаны.

Официантки советовали ей попытаться устроиться где-нибудь в другом месте. Одна девушка, которая уже начинала делать успехи в качестве модели, предложила познакомить ее с агентами и фотографами.

– С таким лицом и фигурой, как у тебя, Лари, ты сможешь зарабатывать сотни долларов в час, если поправишься.

– Деньга – это хорошо, – ответила Лари. – Но мне хотелось бы делать что-нибудь более интересное, чем стоять перед камерой, как живая статуя.

– А ты думаешь, вешать занавески, выбирать мебель и ковры интереснее?

Лари было трудно объяснить то особое чувство удовлетворения, которое она испытывала, соединяя вместе элементы дома и создавая сцены, на которых реальным, живым людям предстояло играть пьесу своей жизни.

Во время работы в кабаре у Лари появился новый друг Хэп Дэнби, чернокожий комик с грустным лицом и отвисшим подбородком, как у гончей. Выступления Дэнби состояли из скетчей, основу которых составляли сцены из его собственной тяжелой жизни. Сын двух наркоманов, в детстве он убегал из дома и прогуливал уроки, воровал автомобили, учился в исправительной школе, женился и развелся, когда ему было восемнадцать лет… Потом полностью исправился и стал физиотерапевтом в госпитале для ветеранов. Как объяснял Хэп в своих выступлениях, он бросил эту работу, чтобы играть комедийные сцепки, потому что его природное краснобайство заставляло его пациентов падать со смеху, «а вы ведь знаете, как нехорошо – заставлять людей падать на пол, когда предполагается, что ты должен помочь им снова начать ходить!» Изменяя голос, он изображал отца-наркомана, товарищей по исправительной школе, сварливую мать своей шестнадцатилетней жены. Хэп талантливо их копировал, и вызывал у публики заслуженные аплодисменты.

Дружба Лари с Хэпом началась однажды поздно вечером, после работы, на автобусной остановке. Он возвращался к себе домой, в Гарлем, а Лари – в центр города. Они беседовали, пока она не вышла из автобуса. После этого Хэп всегда ждал Лари, чтобы проводить, потому что по выходным клуб закрывался в четыре часа утра – и он беспокоился за ее безопасность. Эта поездки в автобусе привели к долгим беседам в клубе в нерабочие часы.

Несмотря на всю разницу между ними, белая девушка, выросшая в привилегированном мире, и чернокожий мужчина, с трудом прокладывавший себе дорогу из гетто, признали, что их связывает много общего: оба они были изгоями – без дома, без корней. Хэп Дэнби был хорошим резонатором для Лари, когда она говорила о своих разрушенных мечтах, хотя ему пришлось признать, что он ничего не смыслит в оформлении интерьеров.

– В таких местах, где я жил, «интерьер» был самый скверный, – говорил он. – Чистая простыня поверх матраса на полу была для меня настоящей роскошью.

Лари была изумлена, когда узнала от Хэпа, что несмотря на успех у публики, свидетельницей которого она была, он все еще ищет свою «нишу». Ему было за тридцать, он исполнял комедийные сценки в течение шеста лет, однако выступления в Гринвич-Виллидж все еще оставались его единственными регулярными контрактами. В остальное время он сводил концы с концами, давая представления в малоизвестных клубах или на концертах для курящих мужчин. Проблема, как он объяснил, заключалась в том, что его комедии основывались на реальной жизни чернокожего в Америке – вот почему они включали в себя наркоманию, преступления, развод подростков. Хэп признался, что, заставляя людей смеяться над серьезными проблемами, он на самом деле хочет помочь им понять эти страдания, а не отмахиваться от них.

Хэп сказал как-то Лари:

– По-моему, я перешел от физиотерапии для нескольких калек к определенному виду душевной терапии для всех остальных людей. Мы все искалечены, все в какой-то степени слепые и душевнобольные, когда дело касается таких вещей, как раса, религия и политика.

Но какой успех ни имели его выступления перед нью-йоркскими хиппи, доступ к более широкой аудитории ему был закрыт.

– Мне говорят, что народ не хочет слышать, как чернокожий рассказывает о своем пребывании в исправительной школе или как он помогал матери избавиться от пристрастия к наркотикам.

И все же Хэп не хотел менять содержание скетчей. Ведь они основаны на правде, а правда рано или поздно должна победить, считал он.

– Когда я добьюсь успеха, Лари, у меня будет дом больше той исправительной школы, куда они меня сунули… И я приглашу тебя оформить его!

Лари охватили противоречивые чувства, когда выступления Хэпа в клубе прекратились и она узнала, что он уехал в Калифорнию. Ведь именно он заставил ее смеяться и дал ей надежду, в последнее время она нуждалась в том, и в другом.

Проходили месяцы, пока снова не наступило лето. Однажды в июне, в воскресенье, в семь часов утра ее пробудил от сна звонок в парадную дверь. Она побрела к домофону.

– Кто там? – раздраженно спросила Лари, поскольку вернулась с работы только в пять часов утра.

– Это Доми, Лари. Прости меня, что…

Лари моментально нажала на кнопку, отпирая входную дверь. Схватив халат, она выбежала из квартиры и помчалась вниз по лестнице, чтобы встретить подругу Доми уже дошла до первой лестничной площадки – с маленьким чемоданчиком в одной руке и футляром с гитарой в другой.

– Ты приехала! – воскликнула Лари и тут же бросилась обнимать ее.

В открытке, которую Лари получила от Доми несколько недель назад, говорилось, что на лето она вернется в Ньюпорт вместе с семьей Пеласко. Хотя Лари много раз приглашала ее к себе в Нью-Йорк, Доми каждый раз уезжала на какой-нибудь новый курорт по прихоти своего хозяина.

Взяв у подруги чемодан, Лари повела ее вверх по лестнице.

– Как тебе удалось вырваться? Сколько времени ты сможешь погостить у меня? Ты хочешь сначала отдохнуть или сразу ехать осматривать город?

Волнение, которое охватило Лари при виде подруги, прогнало всю ее сонливость.

Вопросы так и сыпались с ее губ. Только когда они уже были в квартире и остановились, чтобы взглянуть друг на друга, Лари поняла, что настроение у Доми подавленное. Только теперь она разглядела у нее безобразный синяк под правым глазом и рваную рану в углу рта, которые не были так заметны в тусклом свете прихожей. Сейчас Лари видела также признаки поспешного бегства Доми. Хлопчатобумажная блузка, заправленная в джинсы, напоминала рубашку от пижамного костюма, блестящие волосы были небрежно собраны в пучок на макушке и скреплены заколкой, а из закрытого чемоданчика высовывался край юбки.

– О Боже, Доми, что случилось?

Прежде чем ответить, Доми задрожала и чуть не расплакалась. Лари подтолкнула ее к софе, завернула в одеяло, потом налила ей кружку горячего чая и принесла мазь для ее кровоподтеков. Наконец Доми успокоилась и смогла рассказать о событиях, которые вынудили ее бежать из Ньюпорта.

После многих лет приличного поведения Эрнесто Пеласко заявился в ее спальню. Он сказал, что с самого первого дня ее пребывания в его доме ему было известно об интимных услугах, которые она оказывала прежнему хозяину в Каракасе. Пеласко не требовал этого от служанки, пока она была подростком. Но теперь она стала прекрасной молодой женщиной. Кроме того, он был осведомлен о ее связях с молодыми людьми. Поэтому Эрнесто счел возможным ожидать от нее выполнения, как процитировала его слова Доми, «дополнительных обязанностей». Разумеется, за это он охотно увеличит ее жалованье.

– Он даже принес мне золотые часы, сказав, что это вроде подарка ко дню рождения – чтобы отметить первый раз, когда он трахнет меня…

– Ублюдок! – гневно пробормотала Лари.

Зная, как Доми всеми силами старалась сохранить эту работу ради своей матери, Лари и представить себе не могла более беспомощной жертвы.

– Я не хотела его, поэтому попыталась сопротивляться, – продолжала Доми. – Тогда он ударил меня. Раз, другой. Я испугалась, что проснется мать, ведь ее комната совсем рядом. Не знаю, что случилось бы, если бы она пришла. Поэтому я позволила ему сделать все, что он хотел. Потом он ушел, а я сбежала…

Потрясенная Лари вначале не могла понять, почему Доми поступила так. Почему она не позвонила в полицию? Даже если она боялась обращаться к властям, то почему не взяла с собой мать?

Доми прочитала ее мысли. Она потянулась к Лари и схватила ее за руку.

– Я знаю, ты сердишься на меня, ты хочешь, чтобы Пеласко был наказан. Но не все в мире так просто, Лари. Он богатый, я бедная. Для него не составит большого труда заставить людей поверить, что я хотела его – и его золотые часы тоже.

– Ему не так-то легко будет объяснить, откуда у тебя эти синяки, – с негодованием возразила Лари. – Ты могла бы посадить его в тюрьму.

Улыбка Доми показалась еще более горькой из-за рассеченной губы.

– Но я уже выиграла кое-что получше, чем наказание для него.

Лари покачала головой. Она не видела тут никакой победы.

– Свободу, Лари! Если я подам на него в суд, то, вероятно, проиграю. Я оставила ему записку, в которой обещала молчать о случившемся, пока он будет хорошо относиться к моей матери и не шипит ее работа. A ей написала, что уезжаю делать карьеру. Теперь у меня есть шанс петь!

Лари хотела сказать подруге, что нельзя такой ценой добиваться права на мечту. Но она сама уже распростилась со многими иллюзиями. Поэтому оставила свое мнение при себе.

– Ну что ж, я очень рада, что ты теперь свободна. Можешь оставаться у меня сколько захочешь.

– Нет, я не могу. Я должна найти того человека с твоей вечеринки – того, который делает бизнес на певцах.

– Берни Орна?

– Он слышал меня. Поэтому он поможет мне, ведь так?

Лари вспомнила, что главный офис Берни Орна находится в Калифорнии. Далекий путь, особенно если учитывать то, что отец Ника отнесся к потенциальным возможностям Доми сдержанно.

– Сейчас Берни Орн – не самая лучшая ставка для тебя. Останься здесь, Доми! Я устрою тебе прослушивание!

– Ты собираешься дать еще один бал?

– Нет, на этот раз тебе не нужно будет надевать вечернее платье. Думаю, подойдет и этот твой наряд.

Доми бросила взгляд на свою неряшливую одежду и обеспокоенно нахмурилась.

– Ты считаешь, мне следует начать с выступлений на улице?

Лари рассмеялась и заверила подругу, что имеет в виду кое-что получше.

В воскресенье кабаре «Горький конец» было закрыто. В понедельник после обеда Лари повела Доми на встречу с менеджером, Сидом Перлманом, долговязым длинноволосым хиппи средних лет. В этом клубе охотно давали дорогу новым талантам, поэтому он быстро согласился на прослушивание.

Накануне Доми не ложилась спать. Она не просто репетировала, но и написала новую песню на испанском языке «Los Вesos Aspero» – «Горькие поцелуи». Лари не поняла слов, но музыка была настолько запоминающейся и прекрасной, а исполнение Доми – таким трогательным, что она сразу же предположила, что эта песня будет очень хороша для прослушивания. Доми объяснила ей, что она поет о молодой женщине, которая побеждает многочисленные лишения, а потом подвергается насилию со стороны мужчины, которому доверяет.

Сидя на стуле посреди сцены с гитарой на коленях, Доми пела для Сида и Лари, в то время как официанты и кухонный персонал звенели посудой, накрывая столы к вечеру. Лари хорошо поработала, скрыв кровоподтеки под глазом и возле рта Доми с помощью макияжа, так что ее знойная красота казалась почти нетронутой в свете софитов. Через несколько минут после начала песни Лари заметила, что звон посуды стих, а все официанты смотрят на сцену, словно пригвожденные к месту. Когда Доми закончила, они засвистели, затопали ногами и зааплодировали.

Менеджер закричал:

– Спойте мне американскую песню!

Доми начала «Отель разочарований» в своей аранжировке на испанском языке. Слушатели снова засвистели и устроили ей овацию, когда она закончила.

Менеджер наклонился к Лари.

– А по-английски она умеет петь?

Тут Лари вспомнила, что все песни, которые репетировала Доми, были на испанском языке. На балу у Лари она тоже не пела по-английски, по публика не возражала, потому что исполнялись популярные песни, слова которых хорошо знали.

– Не в курсе, – ответила Лари, когда аплодисменты стихли. Менеджер крикнул Доми, чтобы она спустилась со сцены.

– Что еще есть в вашем репертуаре?

Доми бросила взгляд на футляр гитары, словно он мог быть источником того, что желал услышать Сид.

– Какие еще песни ты знаешь? – пояснила его вопрос Лари.

Доми неуверенно перечислила несколько названий. Все они были на испанском языке.

– Послушайте, этой публике нужны песни на английском! – сказал Сид. – К тому же, первая вещь, которую вы исполнили, разбила мое чертово сердце. Она очень хороша, чтобы заставить людей плакать, но потом вам нужно приободрить их! Начните с какой-нибудь бодрой песенки и закончите выступление в таком же духе. А в промежутке можете сколько угодно разбивать их сердца! Но хотя бы иногда делайте это по-английски! Понятно?

Доми мрачно кивнула. Она пришла сюда за работой, а не за советами.

– Мне очень жаль, Доми, – посочувствовала ей Лари.

– А о чем тут жалеть? – вскинулся Сид. – Я просто говорю ей то, что необходимо знать. Потому что она уже получила двухнедельный ангажемент – через месяц, считая с сегодняшнего дня.

Доми трудилась над новой программой по шестнадцать часов в сутки, и работала бы еще больше, если бы ей не приходилось прекращать репетиции в ласы, когда Лари спала. Первую неделю она провела, покупая записи американских исполнителей, и пела в сопровождении стереофонического магнитофона Лари, чтобы отработать английское произношение. Во время похода в бакалейный магазин Доми познакомилась с молодым латиноамериканцем, стоявшим за контрольным прилавком, и уговорила его сделать подстрочный перевод ее песен на английский язык. А Лари обработала текст, чтобы стихи звучали более ритмично. Доми добавила немного фольклора, некоторые старые «хиты», а также современные бразильские песни. Ее выступление состояло из двух частей, нашлось место и для собственных песен.

Наблюдая за приготовлениями Доми, Лари нисколько не сомневалась в успехе подруги. Видя рядом с собой человека, стоявшего на пороге осуществления давней мечты, она снова с грустью размышляла о собственных неудачах. Если бы только подвернулся какой-нибудь благоприятный случай тоже начать свою карьеру.

Во вторник около полудня, незадолго до премьеры Доми, в квартире у Лари раздался таинственный телефонный звонок. Звонивший был мужчина с сильным британским акцептом. Он сказал, что ему нужен человек, который сможет взяться за необычное задание по оформлению интерьера. Как он выразился, Лари ему «ужасно хорошо рекомендовали»

– А кто рекомендовал меня? – поинтересовалась она.

– Этого я не волен вам сообщить, дружище, – последовал ответ.

Лари насторожилась, но сохранила легкомысленный тон.

– Мне будет трудно подобрать цвета, если вы будете держать меня в неведении! – насмешливо произнесла она.

Он усмехнулся.

– Я заплачу хорошие деньги. Разве это не имеет значения? Встретьтесь со мной, посмотрите, что нужно сделать, а тогда уж и решайте. У вас есть под рукой карандаш?

Она быстро записала адрес и согласилась встретиться с ним в тот же день в три часа, так как незнакомец сказал, что завтра уезжает из города.

– Ах да, как ваше имя? – спросила Лари в последнюю минуту.

Но связь уже прервалась.

Когда она явилась по указанному адресу, телефонный разговор показался ей еще более подозрительным. Раньше Лари не задумывалась об этом – просто взяла такси и поехала. Но вот она оказалась в промышленном районе к югу от Гринвич-Виллидж. Жилых домов здесь, похоже, вообще не было. По обеим сторонам улиц стояли старинные здания с чердаками. В них размещались какие-то мастерские и крохотные фабрики. По воскресеньям район был пуст.

Такси остановилось напротив самого грязного строения во всем квартале. Лари еще раз проверила небрежно записанный адрес. Да, это здесь. Четвертый этаж, как сказал тот человек. Стоя на краю тротуара, Лари пристально посмотрела вверх. На широких чердачных окнах этого этажа виднелись три поблекших слова, выведенные по трафарету: «Меркьюри Хэт Компани».

Тут она вспомнила предостережение Джина о трюках, которые могут проделать с ней политические враги ее матери, о возможных попытках через нее оказать давление на него. И все же… любопытство и шанс получить необходимую ей сейчас работу звали Лари вперед.

Лифт в доме был промышленного типа, достаточно большой, чтобы вместить лошадь с телегой. Он с грохотом поднялся вверх по шахте до четвертого этажа. Лари толчком открыла тяжелую металлическую дверь и оказалась прямо в просторном помещении, в котором были только ряды колонн и водопроводные трубы. Оно было пусто, если не считать нескольких старых формовочных прессов для изготовления касок. Дневной свет с трудом пробивался через окна, покрытые многочисленными слоями грязи. Так это и есть работа по оформлению интерьера? Она была уже готова повернуться и снова войти в лифт, как вдруг из-за одной колонны показалась чья-то фигура.

– Ну, что ты думаешь о моем замке, дружище?

Для Хэпа Дэнби, с его талантом к подражанию, не составило большого труда имитировать британский акцент, набив рот камешками.

– Ты, гадкий мошенник! – в ярости набросилась на него Лари. – Почему же ты не сказал мне? Я уже почти решила не приезжать сюда…

– Неожиданность – это всегда веселее, – ответил Хэп, уже избавившись от акцепта.

– Веселее? Я уже оцепенела от ужаса при мысли о том, что сейчас какой-нибудь агент секретных служб стукнет меня по голове, закатает в ковер и вывезет из страны.

– Ах да, ты беспокоишься из-за этих противных чехов. Ну что ж, зато я обещаю тебе, девочка моя, что чеки, которые ты получишь от меня, будут совсем не плохими.

– Какие чеки?

– А разве я не говорил тебе, что как только у меня появятся средства, я найму тебя, чтобы ты сделала для меня дворец? Ну, так вот он! Моя суперхибара, моя берлога!

И Хэп широко развел руками.

– Это?..

И голос Лари замер.

– Конечно, сейчас это похоже на крысоловку… Но нет ничего такого, что деньги не могли бы исправить. Обойди все вокруг! Ты увидишь, что я имею в виду.

В этом огромном пустом помещении было мало такого, чего она не могла бы увидеть, стоя на одном месте, но, стремясь угодить Хэпу, Лари обошла его по периметру, Хэп тем временем подробно рассказывал ей о том, что случилось с ним за два месяца его отсутствия. Он отправился в Калифорнию, потому что один молодой кинорежиссер-хиппи, который видел его в кабаре во время поездки в Нью-Йорк, предложил ему две тысячи долларов за выступление на одной частной вечеринке в Беверли-Хиллз. Хэп сказал, что он никогда не имел такого успеха, как в тот вечер. Люди так смеялись, что даже умоляли его остановиться на минутку, чтобы они могли перевести дыхание. На следующий день ему позвонил агент, присутствовавший на вечернике, и предложил работу в Лас-Вегасе за десять тысяч долларов в неделю. Неделю спустя он уже выступал в отеле в Вегасе, а через две недели его гонорар удвоили.

– Когда я уезжал сюда, мой новый агент вел переговоры по поводу заключения контракта на двадцать пять тысяч долларов в неделю на три месяца в году, – заключил он.

Потом прибавил с горделивым видом:

– Крошка, ты смотришь на человека, который кое-что значит!

– Потрясающе, Хэп! Ты этого заслуживаешь!

– Это только начало. Поговаривают уже о том, чтобы показать меня по телевидению, если я внесу кое-какие изменения в свое выступление.

Лари думала, как бы подипломатичнее сказать Хэпу, что ветхое здание бывшей фабрики не годится для жилья.

– Хэп, если тебе предстоит работать в основном на западном побережье, значит, именно там…

Он перебил ее.

– Я не смогу жить в другом месте. Разве ты не понимаешь? Я – городской парень. Если я не останусь там, где мои корни, я потеряю связь с той средой, которая дает материал для моих выступлений и делает их такими смешными. Что же касается этого места… – Он пристально осмотрел помещение. – Тут больше пятисот квадратных метров. А где еще в этом городе чернокожий может найти роскошную квартиру, в которую ему позволят въехать? Здесь это будет стоить мне всего полторы тысячи в месяц. Так что, если дорога на вершину окажется ухабистой и спрос на меня иссякнет, я, по крайней мере, могу приехать сюда и обосноваться здесь. Вот почему так много людей в поисках дешевого жилья перебираются в этот район. Говорю тебе, Лари, это замечательное место. Когда-нибудь оно даже станет шикарным.