Текст книги "Любовные прикосновения"

Как ни странно, но Флауэр мгновенно удалось заставить Лари снова почувствовать себя робкой ученицей.

– Да, Флауэр. Я… э-э… Как вы поживаете?

– Это что, пустой разговор? Неужели мы будем тратить время на чепуху? Я жива и здорова. А теперь – что ты еще хочешь узнать?

Лари перевела дух.

– Ну, я звоню по поводу одной моей идеи…

– Ах ты, Боже мой! – нетерпеливо фыркнула старуха. – Давай не будем ходить вокруг да около! Ты думаешь, я не слышала о твоем «доме-выставке» от Марка, Марио и от остальных в городе? Я знала, что мое участие – это только вопрос времени. Ну что ж, позволь мне сэкономить твое время, девочка моя…

Лари отвела телефонную трубку от уха, чтобы спастись от громкой брани, которую рассчитывала услышать. Несмотря на свой успех, ей было бы обидно услышать напоминание о прошлом безответственном поведении.

– Я согласна.

Лари снова приблизила трубку к уху.

– Что вы сказали?

– У тебя что-то с ушами не в порядке, дитя мое? Я сказала, что согласна.

Лари проговорила запинающимся голосом:

– Это… Я так счастлива… Флауэр… Я надеюсь, что это даст нам возможность…

– Да, да, неважно, – перебила ее Флауэр, желая обойтись без сентиментальности. – Я только в одном хочу быть уверена. Все деньги, которые ты выручишь за продажу билетов, показывая людям то, что я сделала, – они действительно пойдут на благотворительные цели?

В этом была вся Флауэр – говорить так, как будто она одна будет делать всю работу.

– Да, чтобы помочь сиротам, оставшимся после войны в Камбодже.

– А какое, черт побери, ты имеешь к этому отношение?

Лари поняла, что ее ответ будет точным повторением ситуации, которая привела ее к разрыву с Флауэр. Но на этот раз она произнесла с гордостью:

– Через человека, которого я люблю.

Наступила пауза.

– Ты никогда ничему не научишься, ведь так? – накинулась на нее Флауэр, прежде чем повесить трубку.

Может быть, она действительно никогда ничему не научится. А следовало бы научиться. У Лари появилось такое чувство после того, как прошло еще три недели, а от Ника по-прежнему не было никаких известий. Прошло уже больше месяца с тех пор, как она написала ему. Он уже должен был связаться со своим агентством и получить корреспонденцию. Возможно, его молчание следовало воспринимать как ответ. И все же это было непохоже на Ника.

Пролетела еще неделя. Однажды, работая поздно вечером над планом оформления офиса Берни, Лари схватила телефонную трубку и позвонила в Токио.

Молодая дама ответившая на звонок, сообщила ей, что ее письмо и вся остальная почта, предназначенная Нику, по-прежнему находятся в офисе «Омеги».

– Значит, у вас нет никаких известий о нем уже почти два месяца?..

– Сожалею, мисс Данн, но дела обстоят именно так.

– Но ведь он должен связаться с вами, чтобы получить задания…

– Да, много-много заданий дожидаются Орна-сан, – послышался ответ.

Наступила пауза, по телу Лари прошла дрожь ужаса, когда она осознала, что может означать долгое отсутствие Ника, исчезнувшего в поисках важного материала для прессы.

Потом снова послышался голос издалека.

– Вот почему многие международные агентства сейчас пытаются отыскать его. Мне очень жаль, что приходится говорить вам это, мисс Данн, но, похоже, Орн-сан исчез.

ГЛАВА 33

В течение двух недель бабьего лета в середине октября почти четыре тысячи человек ежедневно платили по двенадцать долларов за билет, чтобы пройти по дому-выставке под названием «Помощь детям Камбоджи». Каждая комната являла собой потрясающий образец искусства, начиная от сада на крыше, в котором деревья, искусно подстриженные в форме шахматных фигур, возвышались над шахматной доской из черно-белых мраморных плит, и кончая подвалом, превращенным в спортивный зал с сауной. Все участвовавшие в работе декораторы щедро тратили свое время и творческие способности, и было бы трудно сказать, какая из комнат самая эффектная.

Однако, возникли небольшие разногласия во мнениях, которые вызвали больше всего комментариев. Дело было в хозяйской спальне, которую оформляла Флауэр Хейли. После того как Хейли полвека строго придерживалась классического стиля, применяя в оформлении антикварную мебель и роскошные ткани, она внезапно резко отошла от привычного направления и щедро потратила собственные деньга, чтобы продемонстрировать свои новые идеи. Пол спальни покрывал не ковер, а слой черного стекла высокой прочности. Тем же материалом была отделана и стена напротив кровати. Остальные стены были выкрашены в успокаивающий цвет морской волны, в одной из них находился встроенный большой аквариум, в котором своим чередом шла морская жизнь с ее яркими красками и постоянно меняющейся цветовой мозаикой. На кровати лежал водяной матрас, а на передней спинке находился электронный блок управления. С помощью переключателей можно было вызвать различные изображения, которые появлялись в глубине черного стекла. С регулярными интервалами, как на непрерывно работающем дисплее, на прозрачной стене появлялись все новые картины: горный пейзаж, сад, ночное небо или тропический пляж. Флауэр назвала эту спальню «Спальней будущего». Трудно было сказать, сделана ли эта работа со вкусом, но она, несомненно, вызвала сенсацию.

Лари знала о замысле Флауэр и ее интересовала причина такого радикального отхода от своего традиционного стиля. Но каждый раз, когда они встречались, Флауэр всячески старалась избежать беседы. Очевидно, она так и не простила Лари, хотя и не хотела пропустить такое выдающееся событие.

После того как Лари оплатила все расходы по приведению дома в порядок и вернула взятую на время мебель, для благотворительного фонда осталось немногим больше полумиллиона долларов. Многочисленные публикации в прессе по поводу этого проекта вызвали поток других пожертвований. Хэп Дэнби, карьера которого набирала головокружительную высоту и который начал сниматься в комедийном телесериале в Нью-Йорке, пришел в день открытия дома-выставки и заставил Лари взять чек на двадцать тысяч долларов. Комика так потряс преображенный чердак, что, когда его агент вел переговоры по заключению договора об исполнении Хэпом главной роли в новом комедийном телесериале, одним из условий артиста была съемка фильма в Нью-Йорке. Хэп безумно влюбился в свой дом, чтобы жить где-то в другом месте.

Еще более крупный вклад пришел от Доменики Рей. Она уехала в концертное турне, чтобы представить свой первый альбом. Билеты на ее концерты шли нарасхват, а альбом занял первое место в списке хитов. Через Берни она передала чек на сто тысяч долларов. Заработки Доми росли так быстро, что она уже много месяцев назад заставила свою мать бросить работу и купила для нее дом с плавательным бассейном в Лос-Анджелесе.

Лари видела Доми одни раз, когда та была в Нью-Йорке проездом. Это была эмоциональная встреча, во время которой Доми призналась, что не любит Ника и никогда не была влюблена в него. Она считала его хорошим человеком, и их связь развивалась быстро, когда они оказались вместе в Калифорнии. Но Доми была слишком захвачена своей карьерой, чтобы испытывать романтическое увлечение кем бы то ни было.

– Мне очень жаль, что я так сильно обидела Ника и нанесла ущерб моей дружбе с тобой, – сказала она Лари.

– Это не твоя вина, Доми. Я ведь много раз говорила тебе, что не влюблена в Ника Орна.

В ноябре в отеле «Пласа» состоялась торжественная передача чека представителю тайского сиротского приюта. На встрече присутствовали все принимавшие участие в работе декораторы и многие из их постоянных клиентов. Приняв чек у Лари, мистер Оолит Прабанг, симпатичный пожилой мужчина плотного телосложения, произнес короткую речь, в которой выразил благодарность не только Лари, но и Николасу Орну, отметив решающую роль фотокорреспондента, который послужил связующим звеном между приютом и щедростью Лари и ее коллег. Мистер Прабанг сказал, что счастлив принять пожертвования, выразил сожаление, что «сам Николас, человек с большим сердцем, который хотел так много сделать для детей, нуждающихся в любви, не смог увидеть то, что произошло сегодня».

Скорбный тон мистера Прабанга указывал на то, что он считал Ника погибшим где-то в джунглях Камбоджи, Лаоса или Вьетнама.

Слушая его речь, Лари изо всех сил старалась сохранить самообладание. Для нее была невыносима мысль о том, что Ник ушел навсегда, что он никогда не прочитает ее письмо с заверениями в любви. Его не было уже шесть месяцев. Вероятность того, что он когда-нибудь снова выйдет из джунглей, все уменьшалась. Лари была расстроена, однако ей удалось достойно закончить церемонию передачи собранных средств и она ушла с официального завтрака.

Она шла по вестибюлю, когда чей-то резкий голос окликнул ее: «Ларейна!»

Оглядевшись вокруг, Лари увидела Флауэр, которая тоже направлялась к выходу в сторону Центрального парка. Меньше всего ей сейчас хотелось выслушивать лекцию о том, как пагубно влияет на ее поступки увлечение мужчинами.

– Привет, Флауэр. Простите, но я должна спешить, меня ждут клиенты в…

– Пусть подождут! – безапелляционно заявила Флауэр. – Мне нужно кое-что сказать тебе!

Она взяла Лари под руку, и они вышли из отеля на солнечный свет.

– Прекрасный день, не правда ли? Давай прогуляемся! Это был приказ, не просьба.

– Флауэр, прошу прощения, но я неважно себя чувствую.

Старуха продолжала крепко держать Лари под руку и неумолимо двинулась по направлению к Пятой авеню.

– Знаю, дорогая. Когда упомянули мистера Орна, нетрудно было заметать, как сильно это подействовало на тебя. Его исчезновение – ужасная трагедия, и ты, несомненно, должна чувствовать себя скверно. Потому что на этот раз ты полюбила человека, который достоин тебя.

Лари бросила на Флауэр недоумевающий взгляд. Достоин ее? Какой резкий поворот после критики, которой она подвергала ее в прошлом!

Они прошли несколько шагов в молчании, потом Флауэр продолжала:

– Ты так и не высказала мне своего мнения о моей комнате.

Лари бросила на Флауэр еще один изумленный взгляд.

– Я, должно быть, дюжину раз пыталась заговорить с вами об этом, но вы не давали мне и слова произнести.

– Это потому, что комната еще не была закончена. Было слишком рано говорить об этом. Сначала ты должна была увидеть ее.

Лари остановилась и рывком освободила свою руку. – Черт возьми, Флауэр, вы думаете, что нам не о чем больше говорить, как только об этом? Какое у меня мнение о вашей работе? Ну так вот: оно ужасное. Но для меня конечный результат был не так важен, как понимание самого процесса. Меня заинтересовали вы сами и то, что заставило вас дерзнуть создать нечто новое, необычное и смелое. И я подумала… у меня даже появилась надежда, что если вам удалось так радикально изменить свои идеи, значит, вы могли и…

Лари заглянула в бесстрастное лицо чрезмерно самоуверенной бывшей наставницы и решила, что дело безнадежно.

– Ах нет, не обращайте внимания! – пробормотала она и снова пошла вперед.

Флауэр схватила ее за руку.

– Не надо мне говорить «не обращайте внимания»! Закончи то, что ты хотела сказать!

Лари снова повернулась к ней.

– Я надеялась, что вы, возможно, изменили мнение обо мне! Да, однажды я совершила ошибку, но не заслужила того, чтобы меня с такой легкостью сочли бесчестным человеком. Я поняла, что многим обязана вам, и… я хотела бы, чтобы мы, по меньшей мере, могли уважать друг друга как коллеги.

Флауэр оглядела ее, сощурив глаза.

– А по большей мере?

Поколебавшись, Лари ответила:

– Быть друзьями.

Флауэр коротко кивнула.

– Полагаю, в этом нет ничего невозможного. Правда, когда я оформляла ту комнату, я имела в виду совсем другое.

– Комнату? А какое это имеет отношение к тому, что произошло между нами?

– Дело в том, Лари, что я делала ее для тебя – чтобы показать тебе, что я не так упряма и ограниченна, как ты, вероятно, думаешь, показать тебе… что мы даже могли бы работать вместе.

Лари уставилась на нее, ошеломленная. Флауэр взяла ее за руку и снова потянула за собой. Лари подчинилась.

– С того самого вечера, когда я увидела, что ты сделала, чтобы приукрасить тот разваливающийся дом в Ньюпорте, я поняла – ты станешь великим дизайнером. О да, ты полагала, что я так и не дала тебе шанс, который обещала, когда ты работала у меня. Но сколько тебе тогда было лет? Девятнадцать? Тебе нужно было многому учиться. А в нашем искусстве, дорогая моя, уроки усваиваются не из лекций, которые читают стоя у доски. Это нужно впитывать!

Лари вся обратилась в слух. Возможно, Флауэр хочет извиниться?

Старуха продолжала:

– Полагаю, со временем я могла бы поручать тебе больше работы. Но… не могу отрицать того, что я слишком крепко держала вожжи и делала это ради тебя, дорогая моя. Я…

Она запнулась, и Лари взглянула на нее, обеспокоенная тем, что Флауэр, возможно, поразил какой-нибудь физический недуг. Но старуха продолжала:

– Я боялась. Твоей молодости, твоего таланта. Боялась, что не смогу состязаться с тобой.

Она посмотрела прямо в глаза Лари, и в ее взгляде было извинение.

– Когда я увидела твои эскизы для дома фон Мекк, то уже не могла больше притворяться, что ты не доросла до самостоятельной работы. Но от этого мои страхи и эгоизм не уменьшились. Поэтому я встала перед выбором: оставить тебя при себе и продолжать контролировать либо выгнать и предоставить собственной судьбе. Ты была еще так молода, у тебя было так много энергии и воли! Я нисколько не сомневалась, что если ты будешь вынуждена работать самостоятельно и будешь освобождена от посредственного влияния, то найдешь свой путь!

Вынуждена работать самостоятельно! Мысли Лари вернулись к тому мрачному периоду в ее жизни, который наступил после того, как Флауэр выгнала ее, а потом не дала ей устроиться на работу у других декораторов. Неужели она сделала это, чтобы помочь ей? Или Флауэр просто пытается вернуть ее доверие после всего, что произошло? Если бы Лари не познакомилась с Хэпом… если бы она не знала известного фотографа…

Впоследствии она, несомненно, нашла бы другой путь. Ничто не могло бы помешать ей заниматься любимым делом. Возможно, Флауэр знала это, потому что сама начинала так же.

– Я поняла, что обязана вам гораздо большим, чем думала раньше, – проговорила Лари.

– Только не надо сентиментальничать! – накинулась на нее Флауэр. – Ведь наполовину причина заключалась в моей слабости. Я не могла себе представить, что мне в моем собственном доме придется состязаться с твоим талантом, который нервировал меня. По крайней мере, в то время.

Потом ее голос смягчился.

– Но теперь ситуация изменилась. Нам уже не нужно соревноваться. Ты приобрела имя, и мы можем работать на равных.

– Мне еще далеко до того, чтобы встать на одну ступеньку с вами, – почтительно возразила Лари.

Флауэр улыбнулась.

– Благодарю тебя, дорогая. Но я смотрю фактам в лицо. Сейчас твое время, не мое. Я иду к закату. И все же… я не смогу просто так закрыть свой бизнес.

Она остановилась и повернулась к Лари.

– Вот почему я хочу предложить тебе объединение.

– Между нами? – удивилась Лари. Флауэр кивнула.

– Как равноправными партнерами. Создать фирму «Хейли – Данн Инкорпорейтид».

Лари была сражена. Ее клиентура расширялась. Успешное завершение работы над оформлением офиса Берни Орна привело к тому, что у нее появились новые клиенты из его корпорации, а также заказы от многих музыкантов, дела которых он вел. Но даже с учетом этого, если рассматривать вопрос в чисто финансовом плане, для Флауэр такое слияние фирм было бы невыгодным. Многочисленный персонал и просторные служебные помещения позволили ей выполнять гораздо больший объем заказов. Кроме того, она производила и продавала собственные ткани и недавно начала оформлять лицензию на изготовление и продажу постельного белья и других товаров для дома, что обещало приносить немалые доходы.

– Я подумала, что мы могли бы прекрасно дополнять друг друга, – продолжала Флауэр. – Молодость и старость. Традиции и свежее вдохновение.

Потом легкая улыбка тронула ее губы, и она добавила:

– Красавица и чудовище.

– Флауэр, я даже не знаю, что ответить. Это очень щедрое предложение…

– Догадываюсь, что теперь ты неохотно пожертвуешь своей с трудом завоеванной независимостью. Но через несколько лет я полностью отойду от дел, и ты будешь руководить фирмой «Хейли – Данн» самостоятельно.

Они дошли до Мэдисон-авеню. Флауэр сказала, что сможет самостоятельно вернуться в свой магазин.

– Не отказывайся сразу, Лари! – бросила она на прощание. – Пожалуйста, подумай об этом!

– Конечно, подумаю. И что бы я ни решила, я польщена вашим предложением.

Лари заколебалась, размышляя, обнять ли ей Флауэр или нет. В конце концов она просто протянула руку, старуха проворно пожала ее, а потом пошла прочь, к Мэдисон-авеню. Лари стояла и смотрела, как море пешеходов расступалось перед Флауэр, словно вода перед носом линкора.

«Хейли – Данн… Звучит довольно приятно», – подумала Лари.

Работы у Лари все прибавлялось, а преклонные годы Аниты не позволяли ей часто путешествовать, поэтому они почти не виделись, хотя часто разговаривали по телефону. Лари планировала в следующий раз встретиться с Анитой в День благодарения, но, узнав, что Джин и его жена тоже собираются провести этот праздник в «Морском приливе», даже расстроилась.

– Они приедут только для того, чтобы осмотреть дом, баби, и ты это знаешь, а вовсе не потому, что беспокоятся о ком-нибудь из нас. Это то же самое, что разделить индейку с парой стервятников.

– Лари, ведь Джин – наша семья. А в День благодарения семьи собираются вместе.

Лари могла бы заметить, что о ее происхождении ничего достоверно не известно, но, беспокоясь об Аните, не стала бередить старую рану. Она пообещала приехать пораньше, чтобы они могли провести какое-то время наедине.

Однако до праздника оставалось еще две недели, когда однажды поздно вечером Лари позвонил Майк.

– Приезжай поскорее, – сказал он Лари. – Миссис Анита требует тебя…

В ту минуту это звучало как просьба умирающей. Когда Лари спросила, что произошло, Майк рассказал ей, что Анита прилегла вздремнуть перед обедом, но позже он не смог разбудить ее. К тому времени, когда прибыл доктор, она пришла в сознание, но была частично парализована. Врач поставил диагноз «удар» и хотел перевезти ее в больницу. Но Анита наотрез отказалась, и доктор предпочел уступить ее желанию, чтобы не ухудшить состояние больной.

– Она чувствует, что скоро умрет, мисс Лари. И уж раз ей суждено покинуть этот мир, она хочет начать свой путь только под родной крышей.

– А что говорит врач?

– В домашних условиях он не может поставить точный диагноз. Речь идет о том, проживет ли она еще один день или десять дней. Анита клянется, что не отправится ни в больницу, ни на небеса, пока ты не приедешь сюда.

Лари не стала ждать до утра. Она взяла напрокат автомобиль и поехала прямо в Ньюпорт. Небо сменило пурпур заката на лиловый цвет рассвета, когда она свернула на подъездную дорогу к «Морскому приливу». Приближаясь к дому, Лари овладели воспоминания о том времени, когда она, испуганная маленькая девочка, впервые увидела его. Какими добрыми и любящими были они все – Майк, Мэри и Анита! Без них она, возможно, никогда не обрела бы душевного спокойствия. Даже сам дом, казалось, был живым существом и воспитывал ее. Его величие и красота, какими бы поблекшими они ни были, помогли вдохнуть в нее честолюбивые планы, которые она теперь с успехом воплощала в жизнь.

Она отперла дверь своим ключом и направилась прямо в спальню Аниты. Майк дремал в кресле у окна, но сразу же проснулся, как только Лари появилась на пороге. Он на цыпочках подошел к Лари и обнял ее. Анита спала. Он повел Лари обратно в холл, где они стали беседовать вполголоса. Майк сказал, что Анита определенно слабеет. Доктор приходил еще раз и предложил отвезти в больницу.

– Но она была непоколебима, – продолжал Майк. – И я поддержал ее. Ведь, в конце концов, она хочет встретить свой последний час у себя дома, что бы ни случилось. Надеюсь, что поступил правильно.

– Если бы речь шла о ком-нибудь другом, я тоже могла бы усомниться в этом, – успокоила его Лари. – Но ведь мы знаем, что «Морской прилив» – ее жизнь, Майк. Отняв его у Аниты, мы только приблизим ее конец.

Лари сказала, что останется с Анитой, и велела Майку пойти отдохнуть.

Сидя в кресле у окна, она наблюдала, как солнце выползало из-за горизонта, пока не примостилось над ним, словно светящийся шар на туго натянутой проволоке. Потом раздался голос Аниты.

– Майк… Она еще не приехала?

Лари подошла к кровати и присела на краешек.

– Я здесь, баби.

Анита, утопавшая в подушках, улыбнулась ей.

– Ах, мое прекрасное, прекрасное дитя, – произнесла она слабым голосом. – Это действительно ты… или я уже среди ангелов?

Она попыталась поднять руку, чтобы коснуться лица Лари, но задача оказалась для нее непосильной.

Лари схватила ее руку и поднесла к своей щеке.

– Ты со мной, баби, здесь, в «Морском приливе».

– Да… и здесь я хочу умереть, а не в какой-нибудь безобразной белой…

– Не говори о смерти. Ты снова поправишься. Анита слабо улыбнулась.

– Дорогая… на ночном столике… Майк должен был оставить там для тебя конверт…

К лампе был прислонен большой конверт из манильской бумаги. Лари взяла его и вынула отпечатанный на машинке юридический документ на нескольких страницах. Заголовок в верхней части листа гласил: «Последняя воля и завещание Аниты Ливингстон-Данн».

– Прочти, – попросила Анита.

– Баби, сейчас не время для…

– Пожалуйста!

Казалось, одно это слово вытянуло из нее все силы.

Разумеется, это не было неожиданностью. В прошлом Анита уже говорила о том, что хочет завещать «Морской прилив» Лари. Но теперь, воплотившись в документе, ее желание приобрело тот вес, которого никогда не имело, когда Анита упоминала о нем в прошлом. «Моей внучатой племяннице, Ларейне Данн, я оставляю все свое недвижимое имущество, включая мой любимый дом…» Конечно, он обременит ее огромными проблемами – налогами, расходами на его содержание и постоянный ремонт – и все это для того, чтобы вести тот образ жизни, который она сама не выбрала бы. Однако единственное, что имело значение в тот момент – это величайшее выражение любви, на которое только была способна Анита.

– Благодарю тебя, баби, – произнесла Лари, и ее голос задрожал от волнения.

– Это – все, что у меня если.

– Я знаю.

– Сейчас кажется глупым – отдать все ради этого дома. Но что останется после нас, когда мы уйдем? Только наша история, вещи, которые мы создали, эти маленькие штрихи красоты, которую мы принесли в мир или которую хранили и берегли. Я не была прирожденным творцом, как ты, дитя мое, поэтому мне пришлось быть хранительницей.

Лари заверила ее, что это вовсе не глупо.

С улыбкой на лице Анита закрыла глаза и снова погрузилась в сон. В течение дня она то и депо просыпалась. Несколько раз первое, что она спрашивала, – не приехала ли еще Лари. Как только Лари садилась возле ее кровати, Анита снова просила ее прочитать завещание. Правда, иногда мысли ее прояснялись, и тогда они с Лари припоминали какие-то моменты из прожитых совместно многих лет и смеялись над ними.

– О Боже, как только мне удалось вырастить тебя и заменить тебе мать, когда мне было почти семьдесят лет! А ты вначале даже не говорила ни слова по-английски!

– Это не так, баби. Мы с тобой говорили по-английски в мой самый первый вечер здесь.

– Я этого не помню…

– «Ты всего лишь охотничья собака, которая все время лает…», – тихонько запела Лари.

Анита улыбнулась и стала подпевать. Правда, ее голос был едва слышен.

– «Ты никогда не ловишь кроликов, поэтому ты мне не друг…».

Они снова начали петь припев, но когда Лари дошла до слов «которая все время лает», то обнаружила, что поет одна.

Джин прилетел в Ньюпорт из Вашингтона утром в день похорон. Вместе с ним была его жена, Нелл Пэлленсан, женщина поразительной и своеобразной красоты. Она была высокая, даже выше Лари, с серо-голубыми глазами, настолько светлыми, что они напоминали льдинки, в которых отражается небо. Волосы, от природы очень светлые, были подстрижены чрезвычайно коротко. Лари никогда прежде не видела у женщины такой короткой стрижки. Когда она стояла возле могилы, ее фигура, в облегающем черном пальто, казалась тонкой и стройной. И все же создавалось впечатление, что Нелл Пэлленсан обладает необычайной силой.

После короткой похоронной службы все они вернулись обратно в «Морской прилив». Лари чувствовала себя неловко в обществе Джина, тем более это была ее первая встреча с его женой и она знала, что они приехали не только для того, чтобы проститься с Анитой. Некоторое время они трое сидели в огромной гостиной, потягивая вино, которое подал Майк. Джин предавался воспоминаниям о тетушке, а Нелл проявляла искренний интерес, слушая рассказ об успехах Лари. Наконец она заявила, что не хочет возвращаться в Вашингтон, не осмотрев хотя бы бегло этот исторический дом, и вышла из комнаты. Очевидно, ее уход был запланирован заранее, чтобы у Джина было время для разговора с Лари с глазу на глаз.

– Печально, что именно такое событие свело нас вместе, – начал Джин, когда они остались наедине.

– Мы оба были заняты другими делами и другими людьми.

Он сделал глоток виски.

– Кроме того, у меня было такое ощущение, что ты предпочитала держаться на расстоянии, даже надеялась, что ты… не моя дочь.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы найти ответ.

– Я всегда сожалела о том, что так трудно узнать, откуда я и чья я. Прошло время, и это помогло мне самой принять решение.

– И ты решила… в пользу Милоша.

– Он был мужем моей матери, и она любила его. Можно сомневаться в чем-то другом, но только не в этом. Если бы не было войны… если бы их не разлучили… если бы она не была вынуждена обратиться к тебе… тогда не было бы никаких вопросов: я была бы их ребенком.

Лари посмотрела через окно на океан и подумала обо всех тайнах, которые так и остались нераскрытыми в стране, лежащей за его бескрайним простором.

– Да. Поскольку не было способа узнать наверняка, я сделала выбор. И выбрала его.

Джин покорно кивнул головой.

– Неплохой выбор. Этот человек достоин восхищения.

Лари бросила на него проницательный взгляд. Он сказал: «чтобы вынести». Возможно, Джин имеет доступ к текущей информации.

– Ты не знаешь, как он сейчас?

Когда она в последний раз посылала ему письмо? Три или четыре месяца назад? Теперь Лари была уже совершенно уверена в том, что ее письма никогда не дойдут до него, однако у нее уже вошло в привычку продолжать свои попытки.

– Его снова перевели. Теперь он находится в психиатрической больнице. Ходят слухи, что Милоша могут освободить досрочно.

– Едва ли это можно было назвать проявлением милосердия. Полный срок истечет только в 1992 году – сорок лет. Но Милош уже отбыл в заключении почти тридцать.

– Это будет скоро? – спросила Лари.

– Не знаю.

– А ты не можешь узнать поподробнее?

Перед ней возникло видение, что именно она будет встречать Милоша Кирмена и познакомится с ним. Ее отец…

– Попытаюсь. Возможно, мне и в самом деле удастся использовать свои связи, чтобы наше правительство подало нечто вроде неофициального прошения, чтобы это произошло поскорее. Некоторые коммунистические режимы становятся более сговорчивыми, так как стремятся установить с нами прочные торговые связи. Это позволит просить об услуге.

– Джин… если бы ты только смог…

– Но я тоже хочу попросить тебя об одной услуге, – быстро произнес он.

Судя по тому, как он это сказал, Лари поняла, что Джин хочет получить услугу за услугу. Ей придется покупать его помощь.

– И о чем же?

– Некоторое время назад Анита сказала мне, что завещала «Морской прилив» тебе.

Джин сделал паузу, глядя в свой бокал.

– Я хотел бы, чтобы ты уступила его мне.

В его просьбе не было ничего удивительного. И все же Лари была оскорблена тем, в какой форме он выразил свое пожелание – как плату за его усилия помочь другому человеку обрести свободу.

– Джин, я еще не знаю, что буду делать с домом. Но мне кажется, нам не следует торговаться из-за него сегодня, к тому же нечестно требовать «Морской прилив» в обмен на…

– А почему бы и нет? – перебил ее Джин. – Ты пришла в этот дом, Лари, потому что твоя мать заявила, что ты – моя дочь, и я поверил ее словам. И вот теперь ты хочешь переписать прошлое, а для этого тебе нужна моя помощь. Ты желаешь освободить Милоша, и тебе хотелось бы доказать, что это он твой отец, а не я. Но если это так, если ты не часть нашей семьи и никогда не была ею, разве у тебя есть право на «Морской прилив»?

– Анита хотела, чтобы он принадлежал мне, – сказала Лари, однако аргументы Джина поколебали ее убежденность.

– Я никогда не думал, что смогу позволить себе содержать такую громадину. Но благодаря Нелл это стало возможным. Тебе, Лари, так или иначе придется продать его…

– Пожалуйста, Джин, не проси меня решить этот вопрос прямо сейчас.

– Все сводится к одному, Лари. «Морской прилив» был построен моим прадедом. С тех пор дом всегда находился в нашей семье, и я хочу, чтобы он по-прежнему в ней и оставался. В семье! – повторил Джин, жестко подчеркнув свои слова и тем самым напомнив Лари, что она заявила о своем желании отказаться от родства с ним.

С минуту Лари молчала. Это предложение только сильнее настроило ее против человека, сидевшего напротив нее, и заставило всем сердцем потянуться к тому, другому, который находился очень далеко и которого она никогда не видела. Она оглядела комнату, бросила взгляд на пейзаж за окном. Дом – в обмен на возможность узнать правду о самой себе!

– Но ты же не можешь дать мне никаких гарантий, не правда ли? – спросила она Джина. – Ведь у тебя нет полной уверенности в том, что твои усилия помогут Милошу Кирмену освободиться?

– Нет, – признал он. – Единственное, что я могу сделать – это попытаться.

– Не значит ли это, что ты просишь слишком многого в обмен на малое?

– Одна только попытка потребует большого влияния, – объяснил Джин. – Я вынужден буду обратиться к людям, которые мне чем-то обязаны, использовать свои связи.

Он понизил голос до заговорщицкого шепота и продолжал:

– Не говоря уже о том, что, возможно, придется заплатить очень большие взятки их крупным чинам.

Лари мысленно взвешивала его предложение. Если допустить, что произвольный выбор, который она сделала, окажется неверным и Милош ей даже не родственник…

И все же… как бы там ни было, он – человек, которого любила ее мать, которого она имела право любить.

– Хорошо. Можешь оставить этот дом… в своей семье. Джин поднял бокал и допил виски, словно провозглашая тост за ее решение.

Мгновение спустя вернулась его жена.

– Прелестный дом! – воскликнула она и посмотрела на Лари. – Вам так повезло!