Текст книги "Любовные прикосновения"

ГЛАВА 7

Прага, весна 1945 года

Густые сумрачные леса были полны злобных охотников, звероподобных людей, носивших с собой палки с острием на концах. Она и Милош бежали, словно звери, – обнаженные, истощенные от голода, пораненные обледеневшими ветвями. Наконец, утомленные и замерзшие, они решили сдаться и приготовились к смерти.

И тут появились единороги. Они скорее летели, чем скакали галопом. Вокруг нее и Милоша закружился вихрь, поднял их в воздух, словно опавшие листья, опустил на спины этих прекрасных животных и умчал в рай, в вечный покой.

– Кат!

Настойчивый шепот вернул ее обратно из рая. Она поднялась с лежавшего на полу свертка одеял. В слабом свете раннего утра, проникавшем в крошечную комнатку в мансарде, Кат увидела неясные очертания фигуры своей свекрови, стоявшей возле окна.

– Что это такое, Ирина?

– Слушай!..

Теперь Катарина различила непрерывную стрельбу из винтовок, которая эхом отдавалась на улицах. Она вскочила и присоединилась к Ирине. Осторожно открыв одну из оконных створок, Кат стала всматриваться в то, что происходила на улице. Их соседи из близлежащих домов бежали по узким улочкам района Мала-Страна. Она схватила свекровь за руку. Неужели этот кошмар подходил к концу?

– Видимо, русские прорвали линию фронта, – предположила взволнованная Ирина.

– Или американцы. Они ведь тоже…

Ее оборвал грохот разорвавшегося танкового снаряда. Над низкими крышами показался шар пламени, извергавшегося из высокого здания в Новом Городе.

– Там была радиостанция, – сказала Кат. – Немцы, должно быть, взорвали ее.

Она прошла через комнату и включила маленький радиоприемник, который за прошедшие шесть с половиной лет не передавал ничего, кроме немецкой пропаганды и концертов из Берлина. Послышался треск радиопомех. Катарина покрутила ручку настройки, и наконец прорвался чей-то голос:

…мы ждали! Граждане, настало время подниматься, выходить на улицы и сражаться с врагом! Остерегайтесь предателей и наказывайте их за подлость! Защищайте национальное достояние и занимайте все важные здания! Да здравствует славная Прага и чешский народ! Объединяйтесь, граждане, и…

Голос заглушили радиопомехи. В приемнике все смолкло. Кат бросилась к окну. Над городом стояло красное зарево. Стащив через голову фланелевую ночную рубашку, она ринулась в чулан и принялась натягивать на себя одежду.

– Нет, Кат, ты не должна выходить! – умоляла ее Ирина. – Вы же слышали – время настало! – решительно ответила Кат.

– Но ведь у нас нет подробной информации! Как далеко отсюда находятся союзники? Если они не прорвутся сюда в ближайшие часы, чтобы поддержать восстание, немцы устроят бойню и убьют всех, кто выйдет на улицу.

Теперь на Кат были черные брюки, бесформенная коричневая рубашка и крестьянская кепка. Она выглядела как мальчишка. Немецкие солдаты слишком часто останавливали привлекательных молодых женщин и заставляли их составить им компанию. Однажды, несколько лет назад, это случилось и с Кат, когда она впервые осмелилась покинуть свое убежище. Голод и лишения, как ни странно, придали ее внешности большую привлекательность, фигура стала стройнее, черты лица приобрели особую выразительность. Первый же немецкий часовой затащил Кат в переулок. Включив на полную мощь свой актерский талант и припомнив пьесу Ибсена «Призраки», она убедила молодого солдата, что умирает от сифилиса, и если он изнасилует ее, то подхватит заразу и умрет отвратительной смертью. Он отпустил ее, не причинив вреда, но после этого случая Катарина предпочитала одеваться, как мальчик.

Новые звуки начали перекрывать доносившийся с улицы шум. Над крышами соседних домов поплыла мелодия запрещенного национального гимна, которую подхватили сотни голосов. Треск винтовочных выстрелов усилился, а грохот взрывов все чаще сотрясал стекла в окнах.

Кат обняла Ирину. Они подружились за эти годы, когда им приходилось полагаться только друг на друга.

– Я должна идти, – повторила Кат. – Может быть, он там, на улице, ищет меня…

Ирина вцепилась в нее.

– Не пущу, ты рискуешь жизнью!

Потом прибавила так тихо, словно боялась услышать свои собственные слова:

– Возможно, его уже нет в живых.

Нет! Он жив! Я чувствую это так же ясно, как биение собственного сердца!

Глаза Кат запылали страстью паломника, когда она снова повернулась к окну. Пение на улице стало громче, к нему присоединилось множество голосов.

– Мне кажется, я слышу его.

Когда сын впервые заговорил о своей роковой связи с Кат Де Вари, об их любви, ниспосланной свыше, Ирина отнеслась к этому с презрением, как к нелепому тщеславию влюбленных, – актрисы и авантюриста, склонных к фантазиям. Но теперь было труднее отмахнуться от действительности. Когда Кат заводила разговор о Милоше, в ее словах слышалась такая пылкая убежденность!

– Тогда ступай, дитя мое! – сказала Ирина, словно давая благословение. – Ступай и разыщи его!

В последний раз она видела его в мае 1942 года, в среду ночью, почти три года назад. Тогда они ужинали вместе с Томашом и Ириной. Еда была скудной и состояла из конской колбасы, картофеля и капусты. В то время ничего больше и нельзя было найти. Покинув «Фонтаны», Кирмены поселились в комфортабельном особняке в Праге. Милош и Кат тоже переехали к ним после того, как их большую квартиру реквизировали для полковника СС. После ужина Милош отвел Кат в спальню и они любили друг друга неистово и жадно. Им овладело лихорадочное отчаяние, которого она никогда не замечала у него прежде. Видимо, он знал, что они расстаются надолго. Катарина ни о чем не спрашивала мужа. С начала войны патриотическая группа, сформированная в довоенное время, стала очагом Сопротивления. Кат хотела тоже вступить в их ряды, но Милош не соглашался. Она вернулась в театр, играя только в классических пьесах и в комедиях, которые нацистский цензор считал подходящими. Милош вошел в образ богатого бездельника, который греется в лучах славы своей жены и сам по себе ничего не представляет. Он периодически появлялся в обществе, изображая пьяного повесу. Время от времени Милош исчезал. Считалось, что Кирмен-младший отдыхает от кутежей в деревне. А он тем временем уезжал из Праги по делам Сопротивления. До поры до времени это срабатывало и отводило от Милоша подозрения. Кат догадывалась, чем занимался муж: прятал сбитых летчиков союзных держав от гестапо, организовывал террористические акты, встречался с агентами английской разведки. Это была преступная деятельность, за которую полагалась смертная казнь. Она же почему-то была уверена, что Милош вернется.

Но в ту майскую ночь три года назад Кат почувствовала какую-то перемену. По тому, как Милош прикасался к ней, как медленно скользил взглядом по ее телу, словно хотел навеки запечатлеть в памяти, Катарина поняла, что на этот раз он, быть может, уходит навсегда.

Поэтому она нарушила правила.

– Куда ты собираешься?

– Я буду отсутствовать около недели, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал безмятежно, как у коммивояжера, направляющегося по делам фирмы.

Я не спрашиваю тебя, как долго будешь отсутствовать. Я хочу знать, куда ты едешь. Он улыбнулся.

– Не слишком далеко.

Кат уже решила оставить Милоша в покое, но когда он стал застегивать рубашку, она заметила, что пальцы не слушались его. Что это, нервы? Прежде муж никогда не выказывал ни малейших признаков испуга.

– Это очень опасно, да?

Он снова подошел к кровати и присел на краешек.

Это всегда опасно, любовь моя, ты ведь знаешь. А теперь не спрашивай меня больше ни о чем!

Милош посмотрел на Кат, будто пытаясь вытянуть из нее молчаливую клятву, а потом опустил голову и прильнул губами к ее груди.

Наконец, оторвавшись от жены, он произнес:

– Что бы ни случилось, я вернусь к тебе. Вот и все, что тебе нужно знать.

Потом подхватил заранее приготовленный рюкзак и ушел.

Шесть дней спустя Рейнхард Гейдрих, известный своей жестокостью имперский протектор Чехословакии, был смертельно ранен брошенной в его автомобиль бомбой. Покушение на человека, который принадлежал к ближайшему окружению Гитлера, вызвало у чехов кратковременный патриотический энтузиазм. Но вожди третьего рейха ответили на это жестокими репрессиями. Врачи еще боролись за жизнь Гейдриха, а Гитлер распорядился казнить десять тысяч чешских граждан. Потом его приказ отменили, поскольку карательная акция таких масштабов могла бы сорвать производство необходимой для военных целей продукции. Вместо этого немцы уничтожили всех жителей Лидице – шахтерского поселка, располагавшегося в двадцати двух километрах от Праги: мужчин, большинство женщин, мальчиков старше десяти лет построили перед пулеметами и расстреляли. Уцелевших женщин отправили умирать в концентрационные лагеря, а маленьких детей отвезли в Германию и отдали в приюты.

Началась тщательная охота за убийцами Гейдриха. Эсэсовцы обыскивали дома всех подозрительных чехов. Через день после покушения они явились и к Кирменам. Немцы разнесли весь дом в бесплодных поисках Милоша и забрали с собой Томаша для допросов в гестапо. Ирина думала, что их с Кат не тронули только благодаря заступничеству одного офицера, который узнал Кат и похвалил ее прошлогоднюю игру в пьесе «Укрощение строптивой» Но Кат знала, что их оставили в качестве примажи и установили за ними слежку на случай, если они попытаются связаться с Милошем.

– Значит, если мы будем сидеть спокойно, нас не тронут, – предположила Ирина.

– Только до тех пор, пока немцы не потеряют терпение. Тогда нам тоже грозит опасность ареста.

Кат мужественно отправилась в гестапо, чтобы навести справки о Томаше и попросить об его освобождении. Ее вежливо приняли, однако сообщили, что господин Кирмен еще не дач показаний.

– Но ведь он ничего не знает! – умоляла Кат.

– В таком случае, госпожа Де Вари, его вернут вам.

В конце недели Томаш и в самом деле вернулся. Его оставили у дверец дома, а его сломанную шею все еще обвивала веревка. Пронзительные крики соседей почти не встревожили Кат. Она бросила несколько самых необходимых вещей в два небольших саквояжа.

Сначала Ирина отказалась уходить. Она говорила, всхлипывая, что нужно похоронить мужа, почтить его память, оплакать…

– Они как раз и ждут, что мы останемся, чтобы похоронить покойного, – сказала Кат. – И вот тогда-то они вернутся и возьмут нас. Теперь мы уже ничем не можем помочь Томашу, Ирина! Мы должны воспользоваться моментом и скрыться!

Кат решила, что глупо бежать из города. Их схватят на первом же дорожном контрольно-пропускном пункте или затравят собаками в открытом поле. Безопаснее остаться в Праге и затеряться в огромном городе. Тем более что в у Ирины нет сил пускаться в далекий путь. По глухим улочкам Старого Города Кат добралась до дома своей костюмерши Тани, постучала в дверь и попросила о помощи. Таня не могла оставить ее у себя – об их дружбе знало слишком много людей.

По цепочке друзей Кат и Ирину вскоре поселили в двух маленьких комнатках в мансарде за поспешно возведенной фальшивой стеной в доме в районе Мала-Страна. Дом принадлежал хозяину небольшого пивоваренного завода. Многочисленные лестные отзывы о его превосходном пиве, которое он поставлял немецкому командованию, позволили ему добиться определенной свободы действий, и к нему ни разу не приходили с обыском.

В течение первых шести месяцев Кат и Ирина не покидали свое убежище. Пищу им подавали из чулана. Со временем они немного успокоились и проводили вечера внизу у плотно зашторенных окон. Потом, изменяя внешность с помощью театрального грима, Кат иногда даже осмеливалась выходить на улицу, чтобы раздобыть пищи и подышать воздухом Праги…

Вот уже три года она не получала никакой весточки от Милоша. И все же надежда не покидала ее.

«Что бы ни случилось, я вернусь к тебе». Его голос все еще звучал в ее сердце.

Выйдя с боковой улочки на открытое пространство Вацлавской площади, Кат наконец увидела их – шесть или семь сотен мужчин и женщин, лица которых озаряло восходящее солнце; они шли широким шагом, плечом к плечу, распевая гимн, дерзко заявляя тем самым, что улицы принадлежат им. Кат охватила взглядом их шеренги… и вдруг увидела человека в дальнем конце ряда. Он был болезненно худой, со впалыми щеками, в его волосах пробивалась седина. Но, о чудо из чудес, это был он! Кат закричала, но ее голос затерялся в ликующем пении. Вырвавшись из толпы зевак, она стала проталкиваться через проходившие мимо шеренги.

В этот момент взорвался первый снаряд, выпущенный немецким танком, который только что появился на площади. Он попал в середину колонны. Дюжина тел взлетела в воздух. Их силуэты казались черными как сажа на фоне огненного шара. Влекомые сознанием неизбежности своей победы, как бы ни были велики их потери, чехи по-прежнему шли вперед и пели. Потом с крыш домов немецкие солдаты открыли по ним огонь. Повсюду начали падать убитые и раненые, уцелевшие побежали в поисках укрытия.

Кат всматривалась в толпу, когда взорвался второй снаряд. Вдруг она увидела его среди бегущих.

Катарина вскинула руки и пронзительно закричала:

– Милош! Я здесь! Беги ко мне!

Но в таком грохоте было невозможно расслышать ее голос.

Кат выбежала на площадь. Вокруг нее свистели пули, где они ударяли в мостовую, вверх взметались осколки камней и клубы дыма. И все же она продолжала идти, не отрывая от него взгляда.

Кат пробежала всего лишь несколько метров, когда увидела, что по его груди расплывается красное пятно. Потом он повалился на спину.

– Милош! – пронзительно вскрикнула она.

Неужели Бог настолько жесток, что привел ее туда, где она лишь на краткий миг увидела его живым, а потом…

В мгновение ока она оказалась рядом с ним. Он был мертв. Кат упала на колени и положила ладони на его лицо. И тут поняла, что обозналась. Да, телосложение, цвет волос, черты лица – похожи, однако это не Милош. Просто ей очень хотелось увидеть мужа, тоска по нему и ввела Катарину в заблуждение.

Она поднялась на ноги и бросилась с открытой площади на боковую улицу. Там Кат остановилась в каком-то подъезде, чтобы отдышаться. Впервые ей открылась истина: может быть она выдумала, что он жив? Даже если бы они встретились сейчас, узнала бы она его? А он ее? Ведь нацисты своими пытками могли изуродовать Милоша, как и многих других людей.

И все же она продолжала идти мимо танков, блокировавших движение на углах улиц, обходя места, где происходили стычки между вооруженными патриотами и немецкими войсками, решив во что бы то ни стало найти Милоша.

Вот и старый особняк Кирменов. Его использовали для постоя немецких солдат, и с флагштока над дверью свисал эсэсовский флаг с изображенными на нем двумя молниями. Кат увидела, как восставшие чехи швыряли в него «коктейль Молотова», бутылки с зажигательной смесью, с крыши соседнего дома. Она тут же пустилась в путь в другом направлении.

Катарина дошла до театра, и испытала еще большее потрясение. Великолепное здание лежало в руинах. По несчастной случайности во время одной из бомбардировок союзников, в него попала бомба. Крыша рухнула, фасада не осталось, а под щебнем виднелась часть зрительного зала. Она вошла в сохранившийся остов здания и побрела, то и дело спотыкаясь, между рядами, пока несколько упавших балок перекрытия не преградили ей дорогу. На нее накатила волна горя. Кат вспомнила, как она, наивная деревенская девушка, впервые попала в это славное место. Лучи солнца, проникавшие через разбитый потолок, осветили угол уцелевшей части сцены. Кат перелезла через балки, лежавшие у нее на пути. И вот наконец она стояла на сцене, озаренная весенним солнцем, словно в лучах прожектора. На память пришли слова Жанны, и губы ее непроизвольно прошептали: «Да, они сказали мне, что все вы глупцы…»

Какой силой воли обладала Жанна, как была уверена в том, что голоса вели ее в правильном направлении. А может ли она, Кат, доверять своему внутреннему голосу, который говорит ей, что Милош вернется?

Через четыре дня после восстания немецкие войска в Праге капитулировали. Еще через несколько дней фюрер покончил жизнь самоубийством в своем бункере, и война в Европе закончилась.

Ограничения на поездки, наложенные союзниками, чтобы стабилизировать обстановку в Судетской области, удерживали Кат и Ирину в Праге, хотя обеим не терпелось отправиться в Карловы-Вары. Если Милош был среди перемещенных лиц, которые потоком хлынули из Германии и других стран, то прежде всего он должен направиться в «Фонтаны».

А пока Кат каждый день бродила по улицам города, непременно проходя мимо особняка Кирменов. После атаки патриотов дом стал непригоден для жилья. Кат наведывалась и к театру. Милош там не появлялся, но другие ее старые друзья сделали эти печальные руины местом сбора. Кат встретила там Таню, актеров из постоянной труппы Петрака, которые подтвердили, что Янош погиб. Они с Вильмой находились в его квартире над театром, когда в него попала бомба.

Однажды Кат нашла там Йири. Его долговязая фигура маячила на одном из немногих сохранившихся сидений посреди гор щебня.

– Мы отстроим его, и ты опять будешь блистать, как блистала всегда, Кат! – сказал он, когда слезы радости иссякли.

Но она пребывала в таком унынии, что не могла и думать о возвращении на сцену. Ей казалось трусостью бежать от реальности в мир театра, примерять на себя жизни других людей. Ее дож – отыскать Милоша. Йири знал о поисках Кат. Она спросила драматурга, не доходили ли до него какие-нибудь вести о Милоше. Может быть, ему известен человек, который знает о его судьбе?

– Послушай меня, дорогая, – сурово сказал Йири, – если Милош жив, он вернется к тебе. Если же ты собираешься исходить всю Европу в поисках потерянной любви, то вряд ли вы встретитесь. Другое дело, если ты вновь засияешь на этой сцене яркой звездой, которая укажет ему путь к тебе, подобно Вифлеемской звезде.

Йири признался, что задумал новую пьесу, фантазию о женщине, которая была ранена в последние дни войны и впала в кому. Несколько лет спустя она проснулась и обнаружила, что страной правят коммунисты… и их режим мало чем отличается от нацистской оккупации.

– Это что-то вроде «Козла отпущения», – взволнованно сказал Йири. – Пьеса заставит людей задуматься. Возможно, именно сейчас, пока еще не стало слишком поздно.

Как и прежде, идеализм Йири тронул Кат.

– Позволь мне прочитать пьесу, когда она будет готова. Возможно, тогда…

Возможно… Если только ей когда-нибудь удастся заставить себя интересоваться чем-нибудь еще, кроме судьбы Милоша.

Однажды солнечным днем в начале сентября Кат и Ирине позволили выехать из Праги на автобусе, предоставленном американскими войсками для перевозки беженцев. По пути в поместье женщин охватило беспокойство. Что ждет их там? Союзные власти уже проинформировали Ирину о том, что нацисты использовали замок как оперативный центр. Состояние у обеих было подавленное – война унесла жизни многих родных и близких. Кат попыталась связаться со своей семьей в Длемо и узнала, что все они погибли. Отца застрелили, когда он отказался отдать немцам запасы зерна. Мать умерла от тифа, а остальных отправили в лагеря. В последнюю неделю, после того как они в течение многих месяцев наводили справки, Ирину известили о том, что летом 1942 года сестру Милоша Софию и ее мужа-профессора, который был наполовину еврей, отправили из Варшавы в Бухенвальд, где они погибли в газовых камерах.

Проезжая через Карловы-Вары, женщины увидели, что оккупанты пощадили викторианское изящество города. Немцы оценили этот курорт и использовали его для отдыха. Они пили целебную воду из минеральных источников, а вечера проводили в казино. Вид нетронутого города вселил в них некоторую надежду. Вдруг «Фонтаны» тоже уцелели.

Но как только они оказались у ворот усадьбы, их надежды развеялись в прах. Вдоль подъездной аллеи тянулся ряд низких пней, – все, что осталось от старинных вязов. Их срубили, чтобы они не мешали вести прицельный огонь. Там, где когда-то были сады, виднелись поля, изрытые гусеницами танков и взрывами снарядов.

Замок подвергся бессмысленному разорению. На полированных паркетных полах остались глубокие выбоины, стекла в окнах были разбиты. Отступая, нацисты вывезли из дома все, даже сняли красивые латунные дверные ручки и задвижки. Кат отправилась проверить большой винный погреб, в котором когда-то хранились тысячи бутылок с самыми тонкими винами, и обнаружила, что он пуст, за исключением кучки извести над грудой разбросанных костей. Это были человеческие кости, в том числе части черепа. Она представила себе, как гестаповцы схватили Милоша и допрашивали его именно здесь.

Было бы очень легко поддаться отчаянию. И все же Кат получила поддержку от человека, которого считала слабым и отчаявшимся – от свекрови. Сломленная горем после страшной кончины мужа, Ирина Кирмен большую часть военного времени была прикована к постели. Но теперь ее воодушевило страстное желание навести порядок в доме после пребывания в нем врагов. Наутро после их возвращения она обошла весь замок, выметая осколки стекла и куски отбитой штукатурки. После полудня, взяв лопату и мешки из-под картошки, обнаруженные в теплицах, Ирина отправилась в винный погреб и собрала кости.

Ошеломленная увиденным, Кат сидела на ступенях крыльца, когда Ирина поднялась из винного погреба и объявила, что передаст кости местным властям для их идентификации.

– А завтра я посмотрю, что осталось от нашей фабрики. Мы начнем производство новых гобеленов… И я найду людей, которые помогут нам восстановить здесь усадьбу.

– Никогда нельзя сделать все точно таким же, как прежде, – мрачно ответила Кат.

– Да, Томаша больше нет, – отрезала Ирина. – Но ведь он был частью этого дома. Восстановление замка будет ему памятником. Что же касается сына, то Милошу еще рано ставить памятники. Ради него, Кат, ты должна возродить это место, чтобы он порадовался, когда вернется домой.

Как долго Кат была опорой их маленькой семьи, и вот теперь Ирина оказалась сильнее.

Реставрация началась. Фабрику немцы не тронули, и почти все работники живы и здоровы, даже Фредди Морганштерн.

– Мы должны благодарить за это жирного Германа! – объяснил он Кат и Ирине.

Фельдмаршал Герман Геринг, второе лицо после Гитлера, вывозил предметы искусства из музеев Европы для личной коллекции. Восхищаясь гобеленами Кирменов, он отдал приказ, чтобы фабрика продолжала поставлять для него самого и его друзей все новые и новые шедевры.

Фредди собрал бригаду из плотников, каменщиков и садовников и приступил к восстановительным работам в поместье. К середине зимы все шрамы, оставленные войной, были почти полностью стерты.

И все же замок оставался не более чем пустой оболочкой той сокровищницы, которой он был в прошлом. Милош так и не открыл им, где спрятаны произведения искусства и мебель. Кат никогда не спрашивала его об этом. Она считала что Милош вернет эти сокровища, когда придет время.

На протяжении всей зимы и ранней весны Фредди пытался напасть на след фамильных ценностей. Он разъезжал по соседним городкам, вывешивал объявления о вознаграждении за информацию. Но никто не откликнулся.

В одно жаркое воскресенье за неделю до Пасхи, когда Кат и Ирина высаживали газон, возле них остановилась телега, запряженная лошадью, которой правил человек в коричневой сутане. Он представился, назвав себя братом Штефаном из монастыря недалеко от Затека, на расстоянии одного часа езды от усадьбы. Монах спросил женщин, не будут ли они так любезны подать ему стакан холодной воды.

После того как они провели его в кухню, он сказал:

– Моя сегодняшняя миссия состоит в том, чтобы убедиться – стоит ли дом и уцелела ли семья Кирменов.

– В таком случае, ваша миссия выполнена, – ответила Ирина. – Мы, как вы видите, остались в живых. Что же касается дома… По крайней мере, стены еще целы.

– Значит, теперь можно вернуть и все остальное, – сказал брат Штефан.

Он сообщил им, что фамильные ценности семейства Кирменов спрятаны в катакомбах его монастыря. Люди, которые увезли их шесть лет назад, были монахами. Они поклялись Милошу сохранить тайну.

– В то время, – продолжал монах, – господин Кирмен оставил инструкции, которые нужно было выполнить независимо от того, жив он будет или нет. Я должен был приехать сюда в последнее воскресенье перед Пасхой после окончания войны – только в том случае, если нацисты будут побеждены. Фамильные ценности должны быть возвращены, если дом все еще будет принадлежать членам его семьи.

– А если бы немцы победили? – спросила Ирина. Монах усмехнулся.

– В этом случае мой святой орден навсегда получил бы в свое распоряжение самые роскошные меблированные катакомбы во всей Европе. Господин Кирмен не хотел, чтобы нацистам досталось хоть что-нибудь из этого имущества.

Когда Кат проводила брата Штефана обратно к его телеге, он попросил ее заглянуть внутрь.

– Одну вещь я привез с собой, – сказал монах. – Ваш муж чувствовал, что это послужит прекрасной визитной карточкой – на случай, если вы усомнитесь в правдивости моего рассказа.

В задней части телега лежал свернутый гобелен. Отогнув угол, Кат мгновенно узнала свадебный подарок Милоша и велела работникам отнести его на чердак. Она не желала больше смотреть на этот гобелен, если Милош не вернется.

И Кат, и Ирина испытали большое облегчение, узнав, что фамильные ценности уцелели. Большая часть того, что осталось от богатства Кирменов, заключалась в этих произведениях искусства и антикварной мебели. И все же счастливая развязка была окрашена грустью. Судя по распоряжениям Милоша, он, казалось, предчувствовал, что может не пережить войну.

Во вторник после Пасхи подъехали четырнадцать нагруженных доверху телег. Вместе с возницами были еще несколько монахов, чтобы помочь в переноске вещей. Фредди и Кат тоже энергично взялись за дело, но вскоре поняли, что нужна дополнительная рабочая сила. Утро выдалось солнечным, но к полудню горизонт заволокли грозовые тучи. А мебель еще стояла во дворе, – та, которую сняли с телег. Но еще больше было не выгружено. Когда начнется гроза, прекрасная деревянная мозаика может погибнуть под проливным дождем. Кат отправила Фредди на ближайшие фермы, чтобы он нанял людей.

И вот разразился сильнейший ливень. Ковры и картины уже внесли в дом, но часть мебели осталась на улице. Когда Кат увидела, что какой-то человек в оборванной одежде и в кепке медленно прохаживается среди вещей, то и дело останавливаясь, чтобы потрогать крышку стола или провести рукой по спинке стула, она пришла в ярость.

– Вы не видите, что мы спешим? Возьмите же стул или еще что-нибудь! Быстрее!

Он повернулся и взглянул в ее сторону. Его лицо скрывали струи дождя, стекавшие с козырька кепки. Потом незнакомец побрел к ней, не замечая стоявшую вокруг мебель и задевая ее. Он шел, слегка прихрамывая, что придавало ему зловещий вид. Подойдя ближе, человек поднял руки. Пальцы у него были скрюченные, словно он собирался схватить или даже задушить ее.

Кат замерла. Вокруг сновало много людей, которые пришли бы на помощь в случае необходимости, но ей все равно было страшно.

И вот оборванец резко остановился перед ней, его руки тряслись возле ее лица. Теперь Катарина разглядела его глаза – глубоко запавшие, горевшие воспоминаниями о страданиях и потерях. Она мгновенно забыла о своем страхе.

– Что я могу сделать для вас?

Едва лишь вопрос сорвался с ее губ, как что-то знакомое мелькнуло в лице этого человека, и Кат поняла ответ раньше, чем он успел произнести его.

– Любить меня! – сказал он. – Только любить меня!

Пока Милош спал, Кат сидела на стуле возле кровати и наблюдала за тем, как играли на его лице неяркие отблески пламени дров, горевших в камине. Временами гора света и тени возвращали утраченные навсегда черты. Она видела его таким, каким запомнила в последний раз. Но вот огонь вспыхивал ярче, и на подушке вырисовывалось лицо страдальца. Прошел почти год с тех пор, как немцы в Европе капитулировали, но Милош выглядел так, словно война кончилась только вчера: истощенный, бледный, с коротко остриженными волосами. Может быть, он бежал? Возможно, этим объясняется его изможденный и оборванный вид. Но от кого он бежал? Кат едва успела обнять мужа под дождем, как Милош стал просить ее отвести его в дом, где бы он мог отдохнуть, прилечь. Она проводила его в спальню, он бросился на кровать лицом вниз, словно скиталец в пустыне, припадающий к источнику в оазисе, и мгновенно уснул. Милош уже ничего не чувствовал, когда Катарина кончила раздевать его. Перекатывая обнаженное тело мужа, она увидела на спине, руках и ногах множество мелких шрамов.

Вот он что-то пробормотал, протянул руку, хотя глаза все еще были закрыты.

– Любовь моя!

Катарина крепко схватил его за руку.

– Ты уже потеряла надежду? – спросил он. Она стыдилась правды.

– Никогда!

Глаза его по-прежнему были закрыты, когда он произнес:

– Ты впервые солгала мне. Я понял это в ту же минуту, когда ты увидела меня. Для тебя я словно воскрес из мертвых…

Из горла Кат вырвался крик, она бросилась к кровати и положила голову ему на грудь – ласково, осторожно, опасаясь, что он не сможет выдержать ее вес.

– Ты так долго добирался домой! Почему, Милош? Где ты был?

– Я ждал момента, чтобы меня доставили сюда вместе с мебелью, – сказал он и тихо засмеялся.

Когда Кат поняла, что чувство юмора не изменило мужу, настроение у нее улучшилось.

– Расскажи мне, где ты был!

Он лежал на спине, и Кат увидела, как из-под ресниц текут слезы.

– Ах, Милош! Все уже кончилось! Открой же глаза, взгляни на меня! – прошептала она.

– Нет, не сейчас! Я не смогу перенести того, что увидел во время нашей встречи! Твою жалость, потерю веры в меня, в нас! Все эти годы, как бы они ни старались сломить меня, единственное, что поддерживало во мне жизнь, что закаляло мою душу, – это грезы о послевоенной жизни. В этих мечтах ты давала мне все, в чем я нуждался…

– Так оно и будет, Милош! – пылко прервала его Кат.

– Ты восстанавливала то, что я потерял…

– Я сделаю, сделаю это!

– А если что-то было утеряно навсегда, это не имело никакого значения – все равно я оставался твоим единственным мужчиной, которого ты могла любить..

– Ты и есть мой единственный! – умоляла она его поверить ей.

Наконец его глаза открылись. Они пылали таким огнем, что пелена слез, застилавшая их, была похожа на расплавленное серебро.

– Тогда посмотри на меня так, как смотрела когда-то! Посмотри на меня, как на мужчину, который прошел через муки ада, чтобы сдержать слово, данное тебе, чтобы остаться в живых и вернуться!

Милош схватил ее за руки.

– Верь в меня, Кат… потому что это мой единственный шанс!

Она кивнула и снова обняла его. Прижав голову к его груди, Кат прошептала: