Текст книги "Любовные прикосновения"

КНИГА IV
Размеры

ГЛАВА 34

Прага, апрель 1984 года

Стюардесса чехословацкой авиакомпании на английском, немецком и чешском языках предупредила пассажиров, что они должны пристегнуть ремни, так как самолет совершает посадку в аэропорту Прага – Рузине.

Чувство боли и сожаления появилось в душе у Лари, когда она услышала объявление с названием аэропорта. Рузине – это была тюрьма, в которой она родилась. Лари стала рассматривать крыши зданий внизу, смутно различимые сквозь апрельский туман, но не увидела ничего, что могло бы напоминать то ужасное место.

Несколько недель назад наконец пришло известие о том, что Милош Кирмен скоро выйдет на свободу. Может быть, усилия Джина и в самом деле ускорили его освобождение… или это произошло бы в любом случае? Кто знает? Прошло уже больше трех лет с тех пор, как они с Джином заключили сделку. Однако Лари ни о чем не жалела. Притязания Джина были, несомненно, справедливыми и законными. Теперь было уже научно доказано, что она не его дочь. Приняв решение, основанное на эмоциях, Лари и не думала подтверждать его с помощью анализа крови. Но именно Джин через несколько месяцев после смерти Аниты попросил ее прояснить ситуацию, и Лари согласилась. Результаты анализа показали, что Джин не мог быть ее отцом. Впоследствии Лари размышляла: может быть, Кат знала об этом и заявила об отцовстве Ливингстона только для того, чтобы у ее дочери был шанс вырасти в свободной стране?

Но если Лари и была рада пожертвовать «Морским приливом» в пользу Джина, то только из-за его права по крови. Нелл щедро тратила свои деньги, чтобы вернуть дому его былую роскошь. Оформление интерьера она заказала фирме «Хейли – Данн», но выбор был сделан не из соображений дружбы и верности. В то время шло подлинное возрождение Ньюпорта, и его дома, построенные баронами-разбойниками[42]42
  Американские капиталисты XIX века.


[Закрыть] прошлого века, переходили в другие руки и пользовались большим спросом среди новых баронов-разбойников свободной эры Рейгана. При этом нувориши стремились обратиться в фирму «Хейли – Данн» и отдавали ей предпочтение перед другими. Флауэр Хейли, которая еще не отошла от дел и, возможно, никогда не отойдет, по-прежнему считалась лучшим дизайнером, когда речь шла о работе в классическом стиле, подходившем для ньюпортских «летних коттеджей».

Однако она стала проявлять поразительную гибкость, как только Лари присоединилась к ней в качестве равноправного партнера, не ограничивая себя рамками одного стиля. Хейли по-прежнему отказывалась работать с отелями, яхтами и другими коммерческими объектами, и эти заказы переходили к Лари. Флауэр наслаждалась своими дерзновениями в дизайне и уже не была такой привередливой в выборе клиентов. Одно из первых требований Лари после их объединения заключалось в том, что они должны радоваться любому заказу. Вначале Флауэр упиралась, но теперь она украшала дома людей, которые не относились к избранному обществу, даже актеров и рок-звезд. В целом это партнерство было обоюдовыгодным.

Когда Лари проходила паспортный контроль, ее встревожил человек в форме, который подошел к ней и сказал что-то по-чешски. Она разобрала только свое имя. Лари ничего не ответила, тогда офицер взял ее за руку и повел к нише сбоку. Неужели ее арестовали?

Оказывается, ее встречали.

Некоторое время Лари каждые полгода получала письма от помощника Дэвида Уайнэнта, который сообщал ей, что поиски Кат Де Вари по-прежнему оставались бесплодными. Однако два года назад закончилось даже это косвенное общение. После того как у Лари созрел план приехать сюда и встретиться с Милошем Кирменом, она связалась с департаментом и узнала, что Дэвид по-прежнему в Праге и занимает вторую по значению должность в американском посольстве. Она подумала, что сможет встретиться с ним. Но потом решила не усложнять свою поездку, которая и без того обещала быть очень болезненной в эмоциональном плане. Она позволила Джину организовать для нее эту поездку, и он обратился непосредственно к правительству Чехословакии. Лари ожидала, что ее встретит какой-нибудь чиновник.

Дэвид Уайнэнт улыбался Лари, пока таможенник провожал ее к тому месту, где он стоял. Он поблагодарил офицера, и тот изящно отдал ему честь.

– Привет, Лари! – тихо произнес он, протягивая руку. Она по-деловому пожала ее и сухо ответила:

– Привет, Дэвид!

Ей было немного неловко. В последний раз она видела его в ту ночь, когда они занимались любовью, ночь которая развела их в разные стороны.

– Не ожидала увидеть тебя здесь.

– Я бы дважды подумал, прежде чем вмешиваться без приглашения, но посольство ежедневно получает список всех американцев, прилетающих сюда, и я увидел там твое имя. Я подумал, что самое меньшее, чем я могу помочь тебе – это облегчить прохождение паспортного контроля.

Он бросил взгляд в сторону контрольного пункта.

– Они могут быть грубыми с нами, капиталистами. Дэвид повел Лари к выходу, где их ожидал автомобиль. Он объяснил, что шофер посольства принесет ее багаж.

– Благодарю тебя, Дэвид. Как любезно с твоей стороны, что та встретил меня!

– Не стоит. Часть моей работы заключается в том, чтобы помогать важным персонам, приезжающим в Прагу, а ты входишь в их категорию.

Лари бросила на него откровенно испытующий взгляд. Неужели спустя столько времени он снова начинает ухаживать за ней?

– О, я говорю не только от себя лично! Ты прославилась. Сотрудник нашего посольства, занимающийся вопросами торговли, говорит, что тебя, возможно, заинтересует бизнес с чехами.

Действительно, государственное туристическое бюро обратилось к ней с просьбой обсудить возможность обновления интерьера в некоторых старых гостиницах, чтобы сделать их более привлекательными для западных туристов. Лари добилась больших успехов в оформлении офисов корпораций, начало которым положила ее великолепная работа для Берни Орна. Она получала заказы и на оформление роскошных отелей. В прошлом году Лари работала в Лондоне, Париже и Женеве, а после Праги ей предстояло сделать остановку в Риме, чтобы провести переговоры с ведущими партнерами одного европейского консорциума, который начал строительство четырех новых отелей в столицах разных государств мира и желал придать им элегантность в унифицированном стиле. Разумеется, причины ее пребывания в Праге были сугубо личными, но когда Джин устроил для нее эту поездку, он посоветовал ей не отклонять предложений о сотрудничестве, так как это было желательно по политическим соображениям и могло даже принести пользу Милошу.

– Не уверена, подпишу ли я с ними контракт. Я приехала сюда не для этого, – сказала она Дэвиду, когда они подошли к лимузину.

– Я знаю.

Он открыл для нее дверцу.

По дороге в город Дэвид возобновил разговор.

– Я получил информацию о том, что Милош выйдет из психиатрической больницы завтра утром.

– Так скоро?!

Перед отъездом Лари сообщили точно, когда его освободят. И вот теперь, когда встреча с ним была так близка, она испытывала беспокойство, смешанное с радостным волнением.

Дэвид, казалось, почувствовал ее сомнения.

– Могу предложить тебе автомобиль посольства.

Мгновение спустя он добавил:

– А если тебе нужна моральная поддержка, я буду рад поехать вместе с тобой.

Его предупредительность тронула Лари, но в то же время она почувствовала настороженность.

– Я не знаю, Дэвид. Мне сказали, что чехи обо всем позаботятся. Не хотелось бы огорчать их.

– Что бы ты ни сказала, уверен, они не будут возражать. Ведь не возникло никаких проблем из-за того, что я забрал тебя из аэропорта.

Как только наступил момент, когда они могли бы начать рассказывать о себе, о том, что произошло в их жизни после той самой ногат, в воздухе повисло какое-то напряжение. Лари попыталась рассеять его, делая замечания по поводу проносившихся мимо пейзажей, о новых многоквартирных домах, появившихся вдоль дороги к аэропорту, которые свидетельствовали о прогрессе… Потом она вдруг обнаружила, что говорит о контрасте между этим зрелищем и видом русских танков, когда она бежала из Праги шестнадцать лет назад. Воспоминания снова заставили ее почувствовать, как тесно переплелось ее прошлое с прошлым Дэвида.

Тут впервые прорвались на поверхность его с трудом сдерживаемые чувства.

– Лари… Я понимаю, что не могу надеяться на возобновление наших отношений, но я хочу, чтобы ты знала… с тех пор, как мы с тобой были вместе, в моей жизни не было никого, кто значил бы для меня так много.

Но Лари не позволила увлечь себя.

– Я хотела сообщить тебе о своем приезде, Дэвид, но потом решила не делать этого.

Она перестала смотреть в окно и повернулась к нему.

– Оглядываясь в прошлое, я поняла, что мы правильно поступили, оставив все как было. Приятные воспоминания, никакого чувства горечи… То, что я тогда принимала за любовь, было всего лишь… благодарностью за твою помощь. Это, а также ожидание, что ты окажешься тем мужчиной, который останется рядом со мной, было в то время для меня жизненно необходимым.

– А потом я разочаровал тебя, – проговорил он с виноватым видом.

– Нет, я не воспринимаю это так. Мы дали друг другу шанс идти вперед и делать то, что было для нас важнее всего. И благодаря этому я смогла предпринять следующие шаги… благодаря одному из них разобралась в своих чувствах.

– Понимаю. Дэвид помолчал.

– Ну что ж, даже если ты сейчас замужем, это не значит, что тебе надо избегать меня. Я буду вести себя как джентльмен.

– Я не замужем. На самом деле у меня никого нет.

– Но ведь ты сказала…

– Что после тебя я поняла, кого в действительности люблю.

Лари снова посмотрела в окно, и ее голос стал тише.

– Мы тоже разошлись.

Дэвид уставился на нее, ожидая разъяснений.

– Проблема в том, что еще не все кончено.

И Лари рассказала ему о Нике и о том, какой удар нанесло ей его исчезновение. Возможно, разыскивая пропавших без вести американских военных, он в ее представлении тоже стал одним из них. Она продолжала беспокоить правительственные учреждения и организации наподобие Международного Красного Креста, требуя от них продолжения поисков Ника и других солдат. Берни Орн тоже не сидел сложа руки. За прошедшие годы общая потеря сблизила ее с Орном, и хотя между ней и Ником не был заключен брак, который скрепил бы их отношения, Берни стал для Лари как бы неофициальным свекром.

– Так, значит… ты не была ни с кем за прошедшие четыре года? – удивился Дэвид, когда Лари закончила свой рассказ.

Она была откровенна с ним.

– Я никого не любила. Хотя не могу сказать, что временами мне не хотелось этого… и что я не пыталась.

Лари не стала вдаваться в подробности. У нее было несколько любовных связей с богатыми и преуспевающими клиентами. Каждый из них искренне пытался установить длительные отношения, которые могли бы привести к браку и созданию семьи. Но ни одному это не удалось.

– Конечно, я не хочу жить так дальше и упускать другие возможности из-за того, что привязана к воспоминаниям. Но пока у меня нет выбора. Я не могу оплакивать Ника, потому что не уверена в его смерти.

Лари вздохнула.

– Поэтому я продолжаю любить его и разыгрывать в воображении сцены, в которых у меня появляется шанс сказать ему то, что было в письме, которое он так и не получил.

Дэвид сочувственно кивнул.

– Разве твоя мать не влюбилась в героя и не продолжала любить его даже после окончания войны, когда Милош еще не вернулся? Лари, может быть, ты просто идешь по следам своей матери и намеренно воскрешаешь ее прошлое? Возможно, это способ оживить и ее тоже?

Она чуть заметно улыбнулась.

– Я консультировалась у психиатра, Дэвид. Мы это выяснили и проанализировали во всех отношениях… и я увидела аналогию, о которой ты говоришь. Тогда я пошла своим непростым путем, и ничего не изменилось. Я по-прежнему жду.

После ее исповеди напряжение рассеялось. Лари взяла его за руку.

– Вот почему я решила, что будет благоразумнее не видеться с тобой. Я не могла представить себе, что произойдет между нами. Я знала только, что это никуда не приведет.

– Лари, Милош вернулся к твоей матери. Но ведь он не заставлял ее так долго ждать, и даже когда он вернулся.

Дэвиду не нужно было заканчивать фразу.

Лари подвела итог словами французского философа Паскаля:

– «У сердца свои доводы, о которых разум ничего не знает»

Они приехали в отель «Алкроп» возле Вацлавской площади, где Лари забронировала номер. Несмотря на то, что она привела Дэвида в уныние, он все же попросил ее поужинать с ним в ресторане «У трех страусов», но Лари сказала, что устала после перелета и хочет как следует отдохнуть перед завтрашней встречей с Милошем. Лари отклонила также и его предложение поехать вместе с ней. Однако когда Дэвид стал настаивать на том, чтобы она воспользовалась автомобилем и шофером посольства, ей пришлось уступить.

Прежде чем уйти, Дэвид сделал еще одну попытку.

– Может быть, после того, как ты увидишь Милоша, все твое беспокойство наконец-то уляжется. И тогда, Лари, возможно, ты захочешь решить и другие вопросы. Так что имей меня в виду…

Лари пообещала ему последовать его совету и была искренна. Она совершила ошибку, когда сожгла все мосты в случае с Ником. Ей не хотелось ее повторения.

На следующее утро, когда Лари ехала в городок Брежнице, лучи солнца заливали зеленый ландшафт, и это настроило ее оптимистически. Наконец-то она сделала гигантский шаг к цели, она ехала на встречу со своим настоящим отцом.

Однако бодрое настроение покинуло ее, когда она увидела место, где Милош провел последние пять лет своего долгого заключения. Посольский автомобиль остановился перед безобразным бетонным зданием, окруженным металлическим забором с колючей проволокой наверху. Человек из чехословацкого министерства, звонивший ей в отель накануне вечером, назвал это место институтом реабилитации. Он также сообщил Лари, что заключенного Кирмена освободят на следующий день в полдень и что Милоша заранее предупредили о встрече с дочерью, чтобы смягчить потрясение для этого, как он выразился, «старика».

Лари провели в маленькую, тускло освещенную комнату ожидания. Грузный мужчина в накрахмаленном белом халате представился ей как директор этого учреждения и сказал, что «пациент» проходит последние этапы процесса освобождения. Лари размышляла о том, что могли делать с человеком в таком ужасном месте, чтобы излечить его от ненависти к тирании, и как подобное лечение могло повлиять на Милоша Кирмена.

Наступил полдень. Прошло еще три часа, а Лари по-прежнему ждала. Когда она спрашивала, ей каждый раз отвечали, что пациент скоро выйдет, и все же у нее росло опасение, что может случиться непредвиденное и Милоша оставят отбывать здесь полный срок – еще десять лет.

Внезапно в дверях появилась медсестра.

– Pojdte se mnou! – сказала она.

Лари не забыла эти слова – она часто слышала их, будучи ребенком. Они означали: «Пойдемте со мной!»

Она последовала за женщиной и вдруг увидела его. Он стоял возле маленького чемоданчика в центре мрачного вестибюля. Еще раньше Лари подсчитала, что Милошу должно быть семьдесят шесть лет, но он выглядел моложе. Осанка осталась прямой, несмотря на длительные и тяжелые испытания; волосы, хотя и приобрели серо-стальной цвет, но не поредели, а голубые глаза сохранили блеск и ясность.

В тот же момент, когда их взгляды встретились, Лари поняла, что между ними установилась прочная духовная связь. Один этот взгляд сказал ей гораздо больше, чем анализ крови. Она – его дочь. Сила, которая все время вела Лари к сегодняшнему дню, досталась ей от него.

Она сделала несколько медленных шагов, но тут Милош широко раскинул руки, и Лари больше не могла сдерживаться. Она бросилась к нему, а он заключил ее в объятия и крепко прижал к себе.

– Tatinku! – воскликнула она, и слезы потекли по ее щекам. – Дорогой папа!

Милош нежно гладил ее волосы и снова и снова повторял хриплым голосом:

– Moje dcera! Доченька моя! Наконец он отпустил ее и отступил назад.

– А теперь, моя красивая девочка, забери меня из этого ада! – решительно произнес он, удивив ее своим знанием английского языка.

Как только они оказались в автомобиле, Милош сказал:

– Твоя мать… расскажи мне, что произошло с ней! Я надеялся, что ты, может быть, даже привезешь ее с собой. Она неважно себя чувствует?

Рано или поздно ему все равно придется узнать правду.

– Я не знаю, папа, – призналась Лари. – Я даже не знаю, где она.

И Лари сообщила ему все подробности, которые знала. После того, как Кат отправила ее в Америку, она исчезла без следа. Это случилось более двадцати лет назад.

Милош несколько минут молча смотрел в окно автомобиля, чтобы осмыслить полученную информацию.

– Я узнал от мистера Уайнэнта, что Кат объявила твоим отцом мистера Ливингстона, чтобы вывезти тебя из страны. Но я не подозревал, что ты совершенно потеряла связь с ней.

Неужели Милош действительно верил в то, что Кат просто солгала о своих интимных отношениях с Джином? Или просто заставил себя поверить в это, ведь все эти долгие годы только воспоминания о любимой женщине скрашивали его существование? Когда-то Лари рассердилась на Джина за то, что он скрыл от Милоша всю правду. Но теперь она поняла, что это было милосердием с его стороны.

– Мистер Ливингстон поступил гуманно, пойдя ей навстречу, – продолжал Милош. – А как искусно удалось Кат убедить их всех, правда? Но она была превосходной актрисой. – И он усмехнулся, словно наслаждаясь представлением, которое Кат в его воображении давала перед каким-нибудь бюрократом.

Лари поняла, что отец просто отказывается поверить в то, что это была не просто ложь, которую Джин поддержал. Или, возможно, он уже знает правду, однако предпочитает не обсуждать с ней болезненную тему. Она решила не разубеждать его, так как это в любом случае спасет отца от дополнительных страданий.

День уже близился к вечеру, но по дороге в Прагу Милош заявил, что хочет как следует пообедать, и упомянул о прекрасной маленькой сельской гостинице возле водяной мельницы, которая, как ему припомнилось, была у них на пути. Конечно, его воспоминания относились к довоенному времени, пятьдесят лет назад… И все же Милошу было интересно: может быть, эта гостиница уцелела?

Когда они подъехали к тому месту, о котором он говорил, Лари была потрясена, увидев, что гостиница сохранилась точно в таком виде, какой ее запомнил Милош.

– Вот видите, тридцать лет, в конце концов, не такой уж долгий срок! – воскликнул он.

Казалось, в этих словах было выражено его кредо, благодаря которому ему удавалось поддерживать себя все время, проведенное в заключении!

Они сели за стол в ярко освещенной комнате, из окна которой открывался прелестный вид на мельницу. Милош заказал традиционный обед – картофельный суп с грибами и окорок, приготовленный по-богемски. Милош с жадностью набросился на еду, однако заметил, что она не такая вкусная, как в его воспоминаниях, но, несомненно, лучше, чем все, что он ел за последние тридцать лет.

Лари лишь едва прикоснулась к гуляшу. Она все время смотрела на отца, слушала его. К счастью, он без труда говорил по-английски. Милош объяснил, что учил этот язык в юности, когда готовился войти в семейный бизнес. Он знал, что это ему очень пригодится. Позже, во время войны, ему пришлось иметь дело с военными из британской армии, которые поддерживали чешское подполье.

– Да, я читала об этом, – сказала Лари. – Они вместе с вами участвовали в планировании убийства Гейдриха, верно?

Увидев, что тень страдания исказила его красивые черты, она вспомнила, что за этот героический поступок Гитлер отплатил массовыми убийствами в Лидице.

– Прости меня! Мне не следовало заводить разговор об этом.

– Нет, все в порядке!

Милош решительно улыбнулся ей. Но когда он взглянул на нее, его улыбка исчезла.

– Моя милая девочка… Ты так похожа на нее…

Она приготовилась к тому, что они снова заведут разговор о Кат, и хотела рассказать ему подробности своих долгих и бесплодных поисков. Но Милош, казалось, не в силах был говорить на эту тему и попросил ее:

– Расскажи мне о твоей семье!

– Моя семья – это ты. Больше у меня никого нет.

Ему трудно было поверить в это. Неужели нет ни мужа, ни детей? Как могла такая красивая женщина остаться одинокой? Он напомнил ей, что ее мать была уже замужем, когда ей исполнилось двадцать три года. А разве Лари уже не старше на десять лет?

Тогда она рассказала ему о Нике. Когда Лари закончила, Милош сказал:

– Возможно, причина этого тоже кроется в нашей семье. Когда речь идет о любви, мы считаем, что судьба играет здесь главную роль. Я долго не возвращался домой после войны, но твоя мать ждала меня. Она никогда не сомневалась, что я вернусь.

– Я знаю.

– Она верила в это, потому что мы оба думали, что нам судьбой предназначено быть вместе.

На его губах появилась нежная улыбка.

– Ты когда-нибудь слышала историю о том, как мы познакомились?

Лари покачала головой, наклонилась вперед и прикрыла его руку своей рукой.

– Расскажи мне об этом!

Его взгляд, казалось, устремился в прошлое.

– Стоял теплый вечер. В моей квартире проходило собрание людей, которых беспокоили планы Гитлера…

Слушая его воспоминание о том, как он в первый раз увидел Кат, о словах, которые были ими произнесены, о взаимном притяжении, Лари поняла, что отец снова переживает те счастливые мгновения и что его так же переполняет любовь, как и тогда.

– Потом у нас наступили трудные времена, – заключил он. – Война, дальнейшие события… заставили меня усомниться в том, что я достоин ее.

Милош снова сосредоточил внимание на Лари.

– Но самый странный поворот нашей великой трагедии, когда мы были арестованы и разлучены, заключался в том, что это, в некотором смысле, было одновременно и спасением. Потому что горе снова соединило нас, залечило раны, оставленные войной, и подлило масла в огонь, который грозил вот-вот погаснуть. В последние мгновения, которые мы провели вместе, предстоящее расставание напомнило нам о том, что наше предназначение – любить друг друга.

Милош опустил глаза и стиснул руки, словно для того, чтобы прочитать молитву.

– Она всегда оставалась в моем сердце.

Тронутая глубиной его чувств, Лари прослезилась.

– Ты сказал, что Кат никогда не переставала ждать тебя. А ты? Ты тоже думаешь, что она вернется?

Их взгляды встретились, Милош пристально посмотрел в ее глаза, словно врач, которому предстояло объявить неутешительный диагноз. Но потом ласково проговорил:

– Я верю, что мы увидим ее, moje dcera. Он сказал «мы», а не просто «я».

И Лари не усомнилась в его словах. Он – ее отец… И точно так же, как маленькая девочка, находящаяся под влиянием чар первого и единственного мужчины в своей жизни, она поверила в его всемогущество.