Текст книги "Убийства в Чумном дворе"

Мастерс поначалу рассердился, а затем выразил удивление. К нему снова вернулась его прежняя флегматичная безмятежность, и он мог чувствовать себя своим в кирпичных стенах Уайтхолла. Любое упоминание о его неслыханном поведении прошлой ночью, вероятно, поразило бы его так же сильно, как меня поразила мысль об этом.

– А! Так это ты? – сказал он. – Хм. И майор Физертон, как я вижу. Что ж, все в порядке. У меня есть разрешение помощника комиссара. Теперь…

В тусклом освещении на лестничной площадке я разглядел знакомую дверь. На ней была строгая табличка с надписью «Сэр Генри Мерривейл». Над этой табличкой Г. М., взяв белую краску, давным-давно написал огромными размашистыми буквами: «ЗАНЯТ!!! ВХОД ВОСПРЕЩЕН!!! ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ!!!» – а под табличкой, словно с запоздалым озарением: «ЭТО ОТНОСИТСЯ К ВАМ!» Мастерс, как и все прочие, просто повернул ручку и вошел.

Ничего не изменилось. В комнате с низким потолком и двумя большими окнами, выходящими в сад и на набережную, царил такой же беспорядок, как всегда; она была завалена бумагами, курительными трубками, картинами и прочим хламом. За широким плоским письменным столом, также заваленным бумагами, в кожаном кресле развалилась огромная туша Г. М. Его большие ноги в белых носках возлежали на столе, опутанные телефонным проводом. Настольная лампа с гусиной шейкой была включена, но наклонена так низко, что ее свет падал прямо на стол. Погруженная в тень крупная лысоватая голова Г. М. была наклонена вперед, а его большие очки в черепаховой оправе сползли на кончик носа.

– Привет! – проворчал майор Физертон, постучав в дверь изнутри. – Послушай, Генри! Посмотри сюда…

Г. М. приоткрыл один глаз.

– Уходи! – прогрохотал он, махнув рукой. Какие-то бумаги посыпались с его колен на пол, и он сердито продолжил: – Уходи, понял? Разве ты не видишь, что я занят? Иди своей дорогой!

– Ты спал, – сказал Физертон.

– Я не спал, черт бы тебя побрал, – возразил Г. М. – Я размышлял. Я так размышляю. Неужели здесь никогда не наступит мир, чтобы человек мог сосредоточить свой разум на сиянии бесконечности? Я спрашиваю тебя! – Он с усилием повернул к нам большое, морщинистое, бесстрастное лицо, которое редко меняло выражение, независимо от того, в каком он был настроении. Уголки его широкого рта были опущены; у него был такой вид, словно ему подали на завтрак тухлое яйцо. Он уставился на нас сквозь очки – огромная, флегматичная глыба, сложившая руки на животе, – и раздраженно продолжал: – Ну-ну, кто это там еще? О, это ты, Мастерс? Да, я читал твои отчеты. Хм. Если бы ты только оставил человека в покое на какое-то время, я, возможно, смог бы тебе кое-что сказать. Хм. – Он с подозрением продолжал вглядываться. – Кто это с тобой? Я занят! ЗАНЯТ! Убирайтесь! Если это снова дело Гончарева, скажи ему, чтобы он пошел и прыгнул в Волгу. Теперь у меня есть все, что мне надо.

Я и Физертон, оба сразу пустились в объяснения. Г. М. хмыкнул, но немного смягчился:

– Ладно, так и быть. Входите и найдите себе стулья… Я полагаю, вам следует выпить. Ты ведь знаешь, где все это находится, Кен. На том же месте. Возьми и принеси.

Я действительно знал. На стенах появилось еще несколько картин и трофеев, но все оставалось на своих старых местах. Над камином из белого мрамора, в котором тускло тлела кучка углей, висел неправдоподобный мефистофелевский портрет Фуше[14]14
  Фуше Жозеф (1759–1820) – французский министр полиции, создавший полномасштабную систему сыска, разведки и шпионажа.


[Закрыть]. Как ни странно, по обе стороны от него были портреты поменьше – двух писателей, которые, по признанию Г. М., обладали хоть какими-то способностями: Чарльза Диккенса и Марка Твена. Стены по обе стороны от камина были хаотично заставлены книжными шкафами. Напротив одного из них стоял большой железный сейф, на дверце которого (Г. М. обладал весьма примитивным чувством юмора) было написано теми же размашистыми белыми буквами: «ВАЖНЫЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДОКУМЕНТЫ! НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!!!» Та же надпись была добавлена ниже на немецком, французском, итальянском и, я думаю, русском языках. Г. М. привык прикреплять на свой лад ярлыки к большинству своих экспонатов – Джонни Айртон говорил, что это похоже на путешествие по «Алисе в Стране чудес».

Дверца сейфа была открыта, и я достал бутылку виски, сифон и пять довольно пыльных бокалов. Пока я занимался надлежащими приготовлениями, голос Г. М. все продолжал рокотать, не повышаясь и не понижаясь… Но звучал еще более ворчливо.

– Знаете, у меня нет никаких сигар. Мой племянник Гораций – ну, ты знаешь, Физертон, сын Летти, четырнадцатилетний сорванец – подарил мне на день рождения коробку «Генри Клейз». (Ты когда-нибудь сядешь, черт возьми? И поаккуратней с этой дырой в ковре – каждый, кто сюда заходит, цепляет ее и делает еще больше.) Но я их не курил. Я их даже не пробовал. Потому что почему? – спросил Г. М. Он поднял руку и со зловещим выражением лица указал на Мастерса. – А? Я тебе скажу. Потому что у меня есть мрачное подозрение, что они взрываются, вот почему. Так или иначе, это следует проверить. Представь себе, какой-нибудь приличный племянник дарит своему дяде взрывающиеся сигары! Говорю же, они не воспринимают меня всерьез… Итак, видишь ли, я отдал коробку министру внутренних дел. Если там до вечера ничего не случится, я попрошу ее вернуть. Впрочем, у меня есть немного хорошего табака… вон там…

– Послушай, Генри, – вмешался майор, который уже некоторое время тяжело переводил дыхание и свирепо смотрел на нас, – мы пришли к тебе по чертовски серьезному делу…

– Нет! – сказал Г. М., поднимая руку. – Еще нет! Еще минуту! Сначала выпьем.

Это был обряд. Я принес бокалы, и мы выпили, хотя Физертон едва ли не пенился от нетерпения. Мастерс оставался невозмутимым и твердо держал свой бокал, как будто боялся его выронить, но на уме у него было что-то новое.

– Чин-чин! – произнес Г. М. с предельной торжественностью и залпом осушил свой бокал.

Тяжело дыша, он поудобнее расположил ноги на столе и взял черную трубку. Откинувшись на спинку кресла, Г. М. преисполнился настроением чуткой доброжелательности. Выражение его лица не изменилось, тем не менее он стал похож на статуэтку китайца после хорошего ужина.

– Хм. Я чувствую себя лучше… Да, я знаю, зачем вы пришли. И это чертовски досадно. И все же… – Его маленькие глазки моргнули и не спеша прощупали каждого из нас. – Если у вас есть разрешение помощника комиссара…

– Вот оно, сэр, – сказал Мастерс. – В письменном виде.

– А? О, да. Положи, положи это. У Фоллетта всегда было довольно хорошее чутье, – неохотно признал Г. М. и хмыкнул. – Во всяком случае, получше, чем у большинства ваших людей. – Маленькие глазки уставились на Мастерса тем приводящим в замешательство взглядом, которым старик мастерски пользовался. – Так вот почему ты добрался до меня, а? Потому что Фоллетт тебя поддержал. Потому что Фоллетт подумал, что ты подбросил им связку динамита, и наконец-то ты заполучил по-настоящему крутое дело?

– Готов это признать, – сказал Мастерс, – или разделить вместе с вами мнение сэра Джорджа…

– Что ж, он был совершенно прав, сынок, – сказал Г. М. и мрачно кивнул. – Ты действительно заполучил крутое дело.

Наступило долгое молчание, только дождь барабанил в окна. Я посмотрел на пятно желтого света, отбрасываемое на стол лампой с гусиной шеей. Среди груды машинописных отчетов, присыпанных табачным пеплом, лежал лист писчей бумаги, испещренный заметками, сделанными толстым синим карандашом. Г. М. озаглавил его «Чумной двор». Я был совершенно уверен, что, если Мастерс предоставил ему все отчеты, он знал столько же, сколько и мы.

– Есть какие-нибудь идеи? – поинтересовался я.

С болезненным усилием Г. М. передвинул ногу на столе и ударил пяткой по этому листку:

– Идей предостаточно. Только, видишь ли, в них маловато смысла – пока что. Я хотел бы послушать вас троих. Хм, да. Более того, и это чертовски неприятно, боюсь, мне придется пойти и взглянуть на этот дом…

– Что ж, сэр, – оживился Мастерс, – если вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном, машина будет у подъезда через три минуты. Через пятнадцать минут мы будем в Чумном дворе…

– Не перебивай меня, черт возьми, – напыжился Г. М. – Чумной двор? Чепуха! Кто-нибудь что-то говорил тут о Чумном дворе? Я имею в виду дом Дарворта. Думаешь, мне хочется вылезать из комфортного кресла, чтобы куда-то ехать? Чушь. Но я рад, что они ценят меня. – Он растопырил свои лопатообразные пальцы и осмотрел их с тем же кислым выражением лица. Голос снова стал ворчливым. – Беда англичан в том, что они не воспринимают серьезные вещи всерьез. И я начинаю уставать от этого, правда. На днях я поеду во Францию, где мне вручат орден Почетного легиона или что-то подобное и будут с придыханием что-то верещать. Но что делают мои соотечественники, плоть от плоти, так сказать, кровь от крови, я вас спрашиваю? Как только они узнают, в каком отделе я работаю, они думают, что это нечто забавное. Они подкрадываются ко мне, таинственно оглядываются и спрашивают, выяснил ли я личность зловещего незнакомца в розовой велюровой шляпе, и отправил ли я K-14 в Белуджистан, замаскировав под туарега[15]15
  Туареги – народ группы берберов, живущий в нескольких странах Африки.


[Закрыть] с повязкой на лице, чтобы выяснить, что 2XY делает со связным PR2.

Брр-рр! – Г. М. поежился, размахивая лапами и свирепо глядя на меня. – И более того, они вздумали отправлять мне всякие сообщения, подкупать китайцев, чтобы те сюда звонили, и присылать какие-то открытки… Да ведь только на прошлой неделе позвонили из офиса на первом этаже и сказали, что меня хочет видеть какой-то азиат, и назвали его имя. Я был так чертовски зол, что едва не сгрыз телефон и крикнул Карстерсу спустить этого парня со всех четырех лестничных пролетов. И он это сделал. А потом выяснилось, что беднягу на самом деле звали доктор Фу Манчу и он был из китайской миссии. Что ж, сэр, китайский посол был взбешен, и нам пришлось отправить телеграмму с извинениями в Пекин. И более того…

Физертон стукнул кулаком по столу. Он все еще сильно кашлял, но ухитрился выдавить из себя:

– Послушай, Генри, я уже не раз говорил тебе, что это чертовски серьезное дело! И я хочу, чтобы ты занялся им. Да ведь я только сегодня днем сказал молодому Блейку: «Мы передадим это дело Генри ради чистоты касты, черт возьми. И если старый Генри Мерривейл возьмется за…»

Г. М. выпучил на него глаза и буквально начал раздуваться. Разве можно было такими словесами увещевать фанатичного социалиста?

– Он пошутил, Г. М., – поспешил уточнить я, пока не разразилась буря. – Он знает ваши взгляды. На самом деле было сказано вот что. Мы решили обратиться к вам в качестве последнего средства, но я сказал, что это дело вам не раскрыть – оно не по вашей части… наивно считать, что вы видите насквозь…

– Вот как? – сказал Г. М. и хитро прищурился. – Хочешь на спор? А?

– Ну, – убежденно продолжал я, – полагаю, вы прочитали все показания?

– Э-э… О да. Мастерс прислал это сегодня утром вместе со своим собственным первоклассным отчетом.

– Нашли что-нибудь интересное в чьих-то показаниях, наводящее на размышления?

– Конечно нашел.

– В чьих, например?

Г. М. снова осмотрел свои пальцы. Уголки его рта опустились, и снова он заморгал.

– Хм. Для начала я бы обратил внимание на то, что было сказано двумя Латимерами: Мэрион и Тедом. А?

– Вы имеете в виду их подозрения?

Майор Физертон фыркнул. Ничего не выражающие глаза Г. М. переместились на него. Г. М. наконец-то был заперт в клетке своего собственного мозга. Заманив в клетку, можно было оставить его в покое, чтобы он бесшумно расхаживал там взад-вперед, пока дверца не откроется и он не вопьется в вас своими когтями.

– О, я не знаю, можно ли назвать это подозрением, Кен. А ты как думаешь? Дело в том, что я предпочел бы поговорить с ними. Имей в виду, я не собираюсь выходить из этой комнаты. Я не собираюсь стаптывать добротные башмаки, чтобы подарить Скотленд-Ярду букет цветов. Слишком много хлопот. Все равно…

– Вы не сможете, сэр, – многозначительно сказал Мастерс.

В тоне его голоса было что-то такое, что заставило нас всех посмотреть на него. То, что было у него на уме, какая-то тревожная новость, – все это было вложено в эти несколько слов.

– Не смогу что?

– Повидаться с Тедом Латимером. – Мастерс наклонился вперед, и его сдержанный тон несколько изменил ему. – Он сбежал, сэр Генри. Дал деру. Собрал сумку и сгинул. Вот так!

Глава четырнадцатая

Никто не произнес ни слова. Физертон сделал протестующий жест, но и только. Стук дождя в тихой комнате стал громче. Мастерс глубоко вздохнул, как будто у него наконец-то свалился груз с плеч, достал блокнот и конверт, набитый бумагами. Он начал перебирать их.

– Исчез? – спросил Г. М., моргая. – Это… интересно. Может что-то значить, а может и нет. Все зависит от обстоятельств. На твоем месте я не стал бы так за это цепляться. Хм. Что ты сделал?

– А что я могу сделать? Выписать ордер на арест за убийство, даже не имея возможности рассказать присяжным коронера, как это было осуществлено? Нет, спасибо, – отрезал Мастерс. По его лицу было видно, что он уже сутки не спал. Он посмотрел прямо на Г. М. – Если я допущу еще какие-нибудь ошибки и если у меня ничего не получится, сэр Генри, мне придется отвечать по закону. В газетах пишут: «Кажется невероятным, что жестокое убийство было совершено под носом у инспектора уголовного розыска, который развлекался оккультными делами, – это и правда что-то невероятное». В довершение всего эта история попала в газеты вопреки моему желанию. Сэр Джордж довольно прямо сказал мне об этом сегодня утром. Так что, если у вас есть какие-нибудь идеи, я был бы признателен за них.

– О, проклятье, – пробурчал Г. М. и опустил глаза. – Ну, так чего, черт возьми, ты ждешь? Приступай! Дай мне факты! Приступай к делу. Расскажи, что ты делал сегодня.

– Благодарю. – Мастерс разложил свои бумаги. – Во всяком случае, кое-что у меня есть, что может послужить зацепкой. Как только я вернулся в Скотленд-Ярд, я начал рыться в папках со сведениями о Дарворте. Часть информации я вам уже отправил, но не это. Вы читали о скандале, связанном с исчезновением его первой жены, Элси Фенвик, после предполагаемой попытки отравить ее, когда они были в Швейцарии?

Г. М. крякнул.

– Вот именно. Так вот, в этом деле была замешана женщина, что могло быть важным или неважным. Это горничная – та, которая клялась, что старушка Элси сама проглотила мышьяк. Таким образом горничная вполне успешно спасла задницу Дарворта. Мне захотелось узнать о ней, поэтому я навел справки. А теперь, – сказал Мастерс, бросив взгляд на Г. М., – вот несколько имен и дат. Предполагаемая попытка отравления произошла в Берне примерно в январе 1916 года, и горничную звали Гленда Уотсон. Она все еще была со старухой, когда Элси исчезла из их нового дома в Суррее двенадцатого апреля 1919 года. После этого горничная уехала из Англии…

– Ну и?

– Сегодня в восемь часов утра я телеграфировал французской полиции насчет любой информации о второй жене Дарворта. Вот их ответ.

Он сунул телеграмму Г. М., который едва взглянул на нее, хмыкнул и передал мне. В ней говорилось:

ДЕВИЧЬЯ ФАМИЛИЯ ГЛЕНДА УОТСОН. ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА РОДЖЕРА ГОРДОНА ДАРВОРТА, ОТЕЛЬ ДЕ ВИЛЬ, 2-й ОКРУГ, ПАРИЖ, 1 ИЮНЯ 1926 ГОДА. ПОСЛЕДНИЙ АДРЕС ЖЕНЫ: ВИЛЛА Д'ИВРИ, АВЕНЮ ЭДУАРДА VII, НИЦЦА. БУДЕМ ПРОВОДИТЬ РАССЛЕДОВАНИЕ И ОБЩАТЬСЯ. ДЮРРАН, СЮРТЕ

– Ну? – осведомился Г. М., безмятежно подмигнув мне. – Что-нибудь понял из этого, сынок? Знаешь, Мастерс, у меня есть подозрение, что ты затеял охоту на диких гусей. У меня есть еще более мрачное подозрение, что во всем этом будет фигурировать не Гленда Уотсон, а кто-то из достойных высокопоставленных лиц, кто знал то, что знала Гленда. Но ты прав, что продолжаешь пинать мяч….Ну что, Кен?

– Первое июня 1926 года, – сказал я. – Семь лет и месяц с лишним. Они дьявольски законопослушные люди. Они ждут ровно столько, сколько нужно, чтобы старушка Элси официально считалась умершей, а затем бросаются друг другу в объятия.

– Но мне непонятно… – возразил Физертон и расправил плечи. – Будь я проклят, если могу это понять…

– Помолчи, – сурово сказал Г. М. – Они совершенно правы, сынок. Все должно быть законно. И это поднимает интересный вопрос: зачем все это понадобилось мадам Уотсон? Кстати, у Дарворта водились деньги?

Мастерс усмехнулся:

– Водились ли у него деньги? Ха! Послушайте, сэр. Сразу после бума в газетах нам позвонил адвокат Дарворта. Случилось так (и это, признаться, большая удача), что я довольно хорошо знаю старину Стиллера. Так что я сразу же подскочил к нему. Он хмыкал, фыркал и смотрел в окно. Но все свелось к тому, что Дарворт оставил состояние примерно в двести пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Как вам?

Майор присвистнул, а Мастерс удовлетворенно оглядел сидящих возле стола. Но эта информация подействовала на Г. М. несколько иначе, чем я ожидал. Он широко раскрыл свои рыбьи глазки. Снял очки и потряс ими в воздухе. На секунду мне показалось, что его ноги соскользнут со стола или что кресло опрокинется.

– Значит, деньги были ни при чем! – сказал Г. М. – Чтоб мне сгореть, в конце концов, деньги были совсем ни при чем! Разумеется. Хм. – Он удовлетворенно, без тени улыбки, заурчал и посмотрел на свою черную трубку. Но ему было слишком лень зажигать ее, поэтому он снова расслабленно откинулся на спинку кресла, сложив руки на животе. – Продолжай, Мастерс. Продолжай. Мне это нравится.

– А почему вы так считаете, сэр? – спросил инспектор. – Я получил эти сведения прямо от Стиллера. У Дарворта нет других родственников, он не составлял завещания, и наследником будет его жена. Стиллер описывает ее как стройную брюнетку, совсем не похожую на служанку…

– Брось, – сказал Г. М. – На что ты намекаешь, сынок? Что женщина пришла и убила Дарворта из-за его денег? Хе-хе. Так только в плохих детективных романах бывает – подозревать кого-то из персонажей, кого мы и в глаза не видели и кто не замешан в этом деле. – Он указал своей трубкой на Мастерса. – Человек, который спланировал это преступление, спланировал его в точности как в детективе. Довольно искусно, я вынужден признать. Но эта ситуация в запертой комнате слишком уж безупречная, так что не подкопаться, слишком уж очевидно проработанная, дабы мы поломали над ней голову. Ее готовили несколько месяцев. Все постепенно шло именно к такой ситуации, при участии именно этих людей, эмоционально настроенных на соответствующие обстоятельства. Эти люди даже обзавелись козлом отпущения. В случае, если бы что-то пошло не так, можно было бы все свалить на доброго малого Джозефа. Вот почему он был там – иначе он был бы вообще не нужен. Послушай, ты думаешь, он действительно мог тайком стащить у Дарворта дозу морфия, и тот притворился бы, что ничего не знает?

– Но… – запротестовал Мастерс.

– Хм. Джозеф сам накачался наркотиками и выпал из связки. Отлично, но он все время был там, и британцу всегда понятно, что думать о наркомане, особенно когда тот не может связно отчитаться о своих действиях. А к тому же является такой подозрительной фигурой, как медиум – фух! Вот почему ты можешь перестать искать мифического пришельца, сынок, который нырнул в бассейн после того, как воду должным образом замутили.

Он продолжал что-то сонно бормотать, словно в телефонную трубку, – чуть быстрее, чем обычно, но все тем же тоном.

– Подождите, сэр! – перебил его Мастерс. – Сбавьте обороты! Я должен кое-что прояснить. Вы сказали, что они сами выбрали себе козла отпущения. Потом вы сказали что-то о Дарворте. И намекнули, мол, кто-то планировал, что все произойдет в духе детективной истории…

– Верно. Так и есть.

– И у вас есть какие-нибудь предположения, кто это спланировал?

Маленькие глазки Г. М. забегали. Казалось, он забавлялся, хотя сохранял кислое выражение лица и продолжал теребить большими пальцами жилетку.

– Хорошо, я скажу тебе, – заморгав, произнес он, как будто внезапно решив поделиться непреложными фактами. – Это был Роджер Дарворт.

Мастерс, открыв и закрыв рот, уставился на него. В наступившей тишине мы услышали, как внизу с грохотом хлопнула дверь, как снаружи на набережной засигналили такси. Затем Мастерс чуть опустил голову, поднял ее и спокойно, с видом человека, который полон решимости придерживаться здравого смысла, спросил:

– Вы хотите сказать, сэр, что Дарворт покончил с собой?

– Нет. Человек не может нанести себе кинжалом три неслабых удара в спину, а затем покончить с собой четвертым. Это невозможно. Что-то пошло не так…

– Вы хотите сказать, что произошел несчастный случай?

– Черт возьми, дорогой, – сказал Г. М., – что за несчастный случай может так искромсать человека, а? Я же сказал: что-то пошло не так. И вот результат… Кто-нибудь может дать мне спички? Хм. Спасибо.

– Это, – подал голос майор Физертон, – это возмутительно! – Он снова закашлялся.

Г. М. с недоумением посмотрел на него.

– Мне почти нечего сказать, Мастерс, – продолжал он, – пока, как ты понимаешь, я не разрешу головоломку с отсутствием следов ног и феноменом запертой комнаты. Все это, ей-богу, довольно странно, но так оно и есть! И в конце концов, многие поверят, что это были призраки. Послушай, сынок. Ты считал, что Дарворт собирался устроить спиритическое шоу прошлой ночью. Ты был прав. Собирался. Если бы все прошло так, как он планировал, это принесло бы ему потрясающую известность. Он также заполучил бы Мэрион Латимер, полную благоговейного трепета, освобожденную от пут на всю оставшуюся жизнь. А именно этого он и хотел. Верно? По-моему, тут и доказывать нечего. Прочти показания, если подзабыл… Ну и у Дарворта был сообщник. Один из этих пяти человек, сидевших в темноте, должен был помочь ему организовать его шоу. Но сообщник вел нечестную игру. Вместо того чтобы сделать то, что он или она должны были сделать, сообщник отправился в этот дом и убил его… после того, как Дарворт придумал весь этот спектакль и подготовил сцену, как нужно…

Мастерс наклонился вперед, сцепив на столе руки.

– Мне кажется, я начинаю понимать, сэр, – заметил он. – Вы хотите сказать, что Дарворт намеренно заперся в комнате?

– Разумеется, Мастерс, – ворчливо ответил Г. М. и чиркнул спичкой, чтобы раскурить трубку, но она тут же погасла. Машинально Мастерс зажег еще одну спичку и протянул ее через стол. Его глаза не отрывались от лица Г. М., пока тот продолжал: – Как еще он мог бы доказать миру, будто это призраки сделали то, что от них требовалось?

– И что же, – спросил Мастерс, – что же от них требовалось?

Г. М. с трудом спустил ноги со стола. Трубка погасла, но он продолжал посасывать ее, будто не замечая этого. Поставив локти на стол и обхватив руками свою большую голову, он погрузился в размышления над лежащими перед ним заметками. Снаружи уже почти стемнело и едва слышно шелестел дождь. На фоне сероватого тумана внизу вдоль изгиба набережной мерцало ожерелье уличных фонарей, и огни на мостах отражались в черной воде. Мимо бледных деревьев сквозь тени проносились высокие автобусы, а ниже полз прочий дорожный транспорт, похожий на светлячков. Поразительно близко начал греметь и вибрировать Биг-Бен высоко над нами. Пробило пять, прежде чем Г. М. заговорил.

– Я сидел здесь сегодня днем и размышлял об этих отчетах, – сказал он. – Ключ ко всему этому найти нетрудно. Дело вот в чем. Намерения Дарворта по отношению к этой девушке, Латимер, были, что называется, сугубо благородными. Если бы он хотел только соблазнить ее, он мог бы сделать это давным-давно, и тогда не было бы этой заварухи. Ба! Затем, через какое-то время, ему бы надоела его игра с кругом Беннинг – Латимеры или он заполучил бы от старой леди все ее денежки и затеял бы какую-нибудь игру покруче.

Г. М. сердито взъерошил волосы и со вздохом продолжил, не поднимая глаз:

– Гореть мне в огне, почему все не могло быть именно так? Не нужно много ума, чтобы понять его план. Поначалу он цепляется за пожилую леди, дабы помочь ей справиться с тяжелой утратой. Но тут все более или менее понятно. Затем он узнает, что она знакома через Холлидея с Латимерами, и цепляется к Теду. Я не знаю, известна ли ему была с самого начала легенда о Чумном дворе, но он посчитал, что ему в руки попала идеальная история о привидениях и он может крутить эту ситуацию так, как ему заблагорассудится, используя бедного слабоумного Джозефа. Затем он встречает девушку Латимер. Бумс. Большая охота началась. Он намеревается сделать ее своей женой, понимаешь? Он расчесывает бакенбарды, напускает на себя байронический вид, парализует ее всеми имеющимися в арсенале психологическими приемами – и смотри, сынок, как он работает. Он, черт возьми, чуть не сделал этого! Если бы не этот парень Холлидей, он бы преуспел. Как бы то ни было, он заморочил ей голову всей этой чепухой насчет «одержимости бесами». Конечно, это заняло много времени. Он накидал ей идей, выкаблучивался перед ней, сбивал с толку, успокаивал, уговаривал – даже попробовал гипноз и чуть не до смерти напугал ее. Все это время, по той или иной причине, пожилая леди помогала ему…

Г. М. снова взъерошил волосы.

– Эх! Думаю, отчасти из-за ревности… – сказал Мастерс. – Но эта затея с «изгнанием дьявола» с Чумного двора должна была стать его последним сильным ходом.

– Убойным, – подхватил Г. М. – Заполучить девушку именно там, где он хотел, если бы у него это получилось… О да.

– Продолжайте, сэр, – после паузы попросил инспектор.

– Ну, я просто сидел и думал, ты же понимаешь. Вероятно, он собирался испробовать довольно опасный трюк. Супертрюк, иначе весь план провалился бы. Это должно было быть суперзрелище, а не просто какие-то пассы в сторону условного призрака-невидимки. Как колокол, например. Возможно, это было сделано для пущего эффекта – или потому, что существовала реальная смертельная опасность. А? В любом случае он предполагал всех вызвать. Он был заперт там на висячий замок с внешней стороны двери. Это попахивало трюком, но когда он запер дверь изнутри на засов… Ведь он собирался инсценировать липовую «атаку» Льюиса Плейджа в комнате, куда не мог проникнуть никто, кроме призрака. Короче, я сидел и думал… Итак, я спросил себя: «Интересно! Во-первых, как он собирался это проделать? А во-вторых, собирался ли он проделать это в одиночку?» Я прочитал твой отчет. В нем говорилось, что ты сам был снаружи и что ты обошел дом за несколько минут до того, как услышал звон. И ты услышал странные звуки из дома. Ты сказал, что слышал его голос, как будто он кого-то умолял, а потом «то ли застонал, то ли заплакал». Это, приятель, не похоже на жестокое нападение. Никаких звуков драки, заметь, хотя он был довольно сильно изрезан. Никаких криков, ударов или проклятий, которые издал бы любой другой человек. Это была боль, Мастерс. Боль! А он просто стоял и терпел…

Мастерс яростно провел рукой по волосам и тихо заметил:

– Вы хотите сказать, сэр, что он намеренно позволил себя ранить…

– Чуть погодя мы перейдем к нанесению ран. Так вот, это может свидетельствовать о присутствии сообщника, а может и не свидетельствовать. Но все выглядело очень похоже на сообщника. Потому что какой толк от простых ран, полученных в запертой комнате, если он мог сам их себе нанести?

– А дальше?

– Потом я прочитал все об этой комнате и продолжал задавать вопросы. Во-первых, почему вокруг было чертовски много крови? Да, слишком много крови, Мастерс. Возможно, этот невротик Дарворт возомнил себя мессией и решил не на шутку рискнуть здоровьем, дабы прославиться на весь свет, заманить в ловушку девушку Латимер, потешить свое эго… Уж не знаю, что еще. Притом что он был богат… как бы позволяющий себе осоловеть от фимиама пророк, упивающийся звуком собственного голоса. Но повторяю, сынок, было слишком много крови.

Г. М. поднял голову. Он впервые заговорил со странной улыбкой на крупном лице – его маленькие глазки пристально смотрели на Мастерса.

– И тогда я вспомнил две вещи, – тихо сказал Г. М. – Я вспомнил про осколки большой стеклянной бутылки в золе камина, где им не следовало находиться, и про труп кошки с перерезанным горлом под лестницей в большом доме.

Мастерс присвистнул. Майор, начавший было вставать, снова сел.

– Хм, – сказал Г. М., – хм, да. Я дозвонился до твоего эксперта, Мастерс. Я был бы очень удивлен, если бы большая часть этой крови оказалась не кошачьей. Это была часть декорации. И теперь ты поймешь, почему там было так чертовски много крови – без каких-либо следов или отпечатков пальцев, как в случае, если бы убийца действительно преследовал Дарворта и пырнул его. И я также продолжал спрашивать себя, почему там было так жарко натоплено? Дарворт мог бы принести кровь под пиджаком в плоской бутылке, и ему бы не понадобилось много времени, чтобы художественно расплескать ее на себя и на пол – получилась бы очень эффектная картина. Но ему пришлось держать кровь в тепле, чтобы она не свернулась. Может, по этой причине и растопили камин, а может, и нет. Так или иначе, размышляя об этом вареве, я сказал себе: одежда этого человека была изрезана в клочья, он был весь в крови, и когда он упал на пол, очки воткнулись ему в глаза. И несмотря на все великолепие и наглядность декораций, сказал я себе…

– Подождите немного, Г. М.! – прервал я его. – Вы говорите, Дарворт убил кошку?

Г. М. хмыкнул, близоруко озираясь, чтобы понять, кто ему помешал.

– О, это ты! Да, именно так.

– Когда он это сделал?

– Ну, когда он послал молодого Латимера и бедного старого Физертона привести в порядок его домишко – они потратили на это достаточно времени. А он, понятно, как бы отдыхал. А теперь помолчи и…

– Но разве он бы не запачкался кровью?

– Конечно запачкался бы, Кен. И был бы как красный мак. Видишь ли, он намеревался обрызгать себя позже, и чем более наглядно, тем лучше. А тогда он просто надел пальто и перчатки, чтобы скрыть пятна крови. Заметь, он не вернулся в гостиную, где при приличном освещении все можно было бы разглядеть и что-то заподозрить. О нет. Он выбежал и весьма поспешно приказал себя запереть в том домишке… Так о чем я говорил?

Г. М. сделал паузу, его маленькие глазки уставились в пространство. Он медленно произнес:

– О боже мой. – И опустил кулаки на стол. – Говорю же, вы, ребята, взбадриваете меня, без дураков. Я просто тут кое о чем подумал. О, это плохо. Очень плохо. Ладно. Позвольте мне продолжить. Так на чем я остановился?

– Ближе к делу, – проскрежетал майор, стукнув тростью об пол. – Все это чертова чепуха, но продолжай. Ты говорил о ранах Дарворта.

– Именно о них. Да. Хм. Что ж, сказал я себе, не обращай внимания на декорации. Из-за всей этой крови и искромсанной одежды только и разговоров было о том, как ужасно он изрезан. Но, не считая одного прямого удара, который убил его, насколько серьезными были его раны? А? Понимаете, суть этого кинжала в том, что он ни в коей мере не является режущим оружием. Шилом, каким бы острым оно ни было, ничего не разрежешь. Старине Дарворту пришлось воспользоваться им ради легенды о Льюисе Плейдже. Но что же с ним случилось на самом деле? Я запросил полный отчет о вскрытии. У него были три весьма поверхностные раны – на левой руке, бедре и ноге. Такие царапины невротик мог бы сделать себе сам. Я думаю, Дарворт набрался смелости и сделал это, а затем испугался и хотел, чтобы сообщник ткнул его в спину. Это могло бы объяснить, что были слышны какие-то его мольбы. Возбуждение, должно быть, к тому времени немного спало. В состоянии нервного перенапряжения ему было почти не больно. Но сообщник должен был нанести ему раны, на которые сам он был не способен. Итак, один тычок кинжалом в мягкие ткани над лопаткой. И еще один удар вскользь сбоку вдоль спины, и очень неглубоко. И это все, что требовалось от сообщника…