Текст книги "Убийства в Чумном дворе"

Помолчав какое-то время, Мастерс повесил трубку. Он выглядел обеспокоенным.

– Мне это не нравится, сэр, – проворчал он. – У меня такое чувство, будто… будто что-то должно произойти.

В устах практичного и лишенного воображения инспектора эти слова прозвучали жутковато. Его взгляд остановился на пятне света от настольной лампы. Дождь маленькими струйками барабанил по оконным стеклам, и эти звуки эхом отдавались в старом каменном здании.

– С тех пор как этот проклятый кинжал снова украли!.. – Он сжал кулаки. – Сначала Бэнкс позвонил, а теперь Макдоннелл. Это был Макдоннелл. Кто-то делал странные телефонные звонки в дом Латимеров, и там кто-то «ужасным голосом» разговаривал с Тедом сегодня рано утром. Послушайте, вы же не думаете, что?..

Г. М. стоял, прищурив один глаз и ссутулившись, – нелепый силуэт в цилиндре и пальто с меховым воротником.

– Мне это тоже не нравится, – прорычал он, внезапно взмахнув рукой. – У меня свои причуды. Я чую беду… Давайте, вы двое. Едем. Немедленно.

Глава шестнадцатая

Лондонцы возвращались по домам. Слышался гул обретенной свободы, который нарастал в призывном сиянии площади Пикадилли-Серкус. В желто-красных завесях тумана двигались тени, машины, словно светофоры, мигали огнями, надсадно и устало гудели клаксоны. Все это проплывало перед нами, пока мы поднимались по длинному холму в полицейской машине, миновавшей подножие Хеймаркета. Навстречу нам волнами накатывали освещенные автобусы, с пронзительными гудками проносясь мимо по Кокспер-стрит.

Высунувшись из окна, Г. М. сдержанно фыркнул. Он не любил автобусы. Он сказал, что после поворота автобусу следовало бы набирать скорость. При очередной задержке в движении Г. М. бросил весьма злобный взгляд на полицейского, дежурившего на площади Ватерлоо, и Мастерс поежился и сказал, что не хотел бы, чтобы кто-то подумал, будто уголовный розыск в полицейской машине проверяет патрульную службу.

Но как только мы поднялись по Сент-Джеймс-стрит, миновали толкотню на Пикадилли и оказались в тишине среди домов с закрытыми на север ставнями, все в машине замолчали. Когда мы проезжали мимо отеля «Беркли», я подумал о майоре Физертоне, сидящем в баре на высоком табурете и по-отечески ухмыляющемся молодой леди, которой понравилось, как он танцует, – что было в разительном контрасте со странным озлобленным лицом леди Беннинг, которое всегда маячило на заднем плане любой картины с данными персонажами.

«Что-то должно произойти…» Даже в довольно зловещую тишину Чарльз-стрит было трудно уместить эту тревожную фразу. И все же это произошло…

Кто-то стучал в дверь дома номер 25, а в перерывах между стуками нажимал на звонок. Когда наша машина подъехала, звонивший спустился по ступенькам под уличный фонарь, и мы увидели, что это снова мокнущий под дождем Макдоннелл.

– Я не могу заставить его открыть дверь, сэр, – сказал Макдоннелл. – Он принимает меня за репортера. Они тут рыскали весь день.

– Где мисс Латимер? – рявкнул Мастерс. – В чем дело? Разве она придет, если ты будешь слишком вежлив и не надавишь на нее? – (Примечательно, как изменились манеры инспектора, когда он встретился с подчиненным.) – Сэр Генри особенно хотел ее видеть. Что случилось на сей раз?

– Ее не было дома. Она отправилась по знакомым в поисках Теда и до сих пор не вернулась. Мне очень жаль, сэр… Но я прождал полчаса у ее дома, когда вернулся с Юстонского вокзала. Я расскажу об этом. Мы с ней оба были вполне доброжелательны и корректны во время телефонного звонка…

Г. М., как черепаха, высунул голову из машины и немного помял свой цилиндр, при этом бросая довольно нелицеприятные замечания. Когда ситуация прояснилась, он сказал: «И что?» – с трудом выбрался наружу и, переваливаясь с ноги на ногу, поднялся по ступенькам.

– Откройте эту чертову дверь! – проревел он так, что его наверняка было слышно на Беркли-сквер, а затем навалился на нее всем своим весом. Дверь почти сразу открыл довольно бледный мужчина средних лет, предварительно включив свет. Мужчина нервно объяснил, что репортеры выдавали себя за представителей закона…

– Все в порядке, сынок, – сказал Г. М. Голос его внезапно стал тусклым и бесстрастным. – Стул.

– Сэр?

– Стул. Штука, на которой ты сидишь. Ну! Вот так.

Холл внутри был высоким и узким, с полированным деревянным полом, на котором, как на поле для гольфа, были разложены два-три маленьких потрепанных коврика. Я мог понять, почему Мастерс говорил, что это место напоминает музей. Здесь было чисто и необжито, в чередовании многочисленных теней, как и в скудной обстановке, наблюдался определенный порядок. Скрытые подпотолочные лампы слабо освещали похожую на змею белую скульптуру, возвышающуюся над креслом с черной обивкой. Дарворт знал толк в создании определенной атмосферы. Как преддверие сверхъестественного, это выглядело весьма эффектно. Но Г. М., казалось, не был впечатлен. Тяжело дыша, он рухнул в черное кресло, и Мастерс немедленно приступил к делу.

– Сэр Генри, это сержант Макдоннелл. Он мой подчиненный в этом расследовании. Я заинтересован в Берте, и он амбициозен. А теперь доложи сэру Генри…

– Эй! – сказал Г. М., сильно напрягая память. – Я знаю тебя. Конечно, я знал твоего отца. Старый Дубонос. Он был моим соперником, когда я баллотировался в парламент, и, слава богу, я потерпел поражение. Я всех знаю, понимаешь. Последний раз я видел тебя, сынок…

– Докладывай, сержант, – коротко приказал Мастерс.

– Да, сэр, – ответил Макдоннелл, вытягиваясь по стойке смирно. – Я начну с того момента, когда вы послали меня домой к мисс Латимер и отправились в Уайтхолл на прием. Они живут в большом доме в Гайд-парк-Гарденс. На самом деле он слишком велик для них, но они живут там с тех пор, как умер старый коммандер Латимер, а мать уехала коротать время к родственникам в Шотландию. – Он замялся. – Знаете, у старой миссис Латимер не… не совсем в порядке с головой. Объясняет ли это что-нибудь в странном поведении Теда, я не знаю. Я бывал в этом доме и раньше, но, как ни странно, до прошлой недели никогда не встречал Мэрион.

Мастерс велел, чтобы тот придерживался сути, и сержант продолжил:

– Когда я заходил к ней сегодня днем, она была весьма расстроена. Обозвала меня грязным шпионом, – с горечью сказал Макдоннелл. – Но тут же забыла об этом и общалась со мной как с другом Теда. В общем, примерно так: не успела она закончить разговор с вами, сэр, как ей снова позвонили по телефону…

– Кто?

– Предположительно, Тед. Она сообщила, что голос был не его, но, возможно, это был он – она не знала, что и думать. Он сказал, что находится на Юстонском вокзале и что беспокоиться не надо, он там за кем-то гонится и может не вернуться домой до завтра. Она стала говорить ему, что его разыскивает полиция, но он сразу повесил трубку. Поэтому, естественно, она хотела, чтобы я заскочил на Юстонский вокзал и выяснил, собирался ли он сесть на поезд или уже сел. Во всяком случае, я попытался выследить его и вернуть обратно, пока он не наделал глупостей. Это было примерно в двадцать минут четвертого. На случай, если это был розыгрыш, она собиралась разыскать каких-нибудь его друзей…

Г. М. поглаживал подбородок, сдвинув шляпу на затылок и полузакрыв глаза.

– Подожди, сынок. Всего минутку. Молодой Латимер говорил что-нибудь о поездке на поезде?

– Во всяком случае, так ей показалось, сэр. Видите ли, он взял с собой саквояж сегодня утром, и, поскольку он звонил с железнодорожной станции…

– Опять поспешные выводы, – кисло заметил Г. М. – Ладно. Что было дальше?

– Я тут же помчался в Юстон и больше часа прочесывал это место. По горячим следам. Мэрион дала мне хорошую фотографию, но все было тщетно. Разве что одному охраннику на платформе показалось, что Латимер мог уехать дневным экспрессом в 3.45 на Эдинбург. Но я не получил никаких подтверждений этому в кассе, а поезд уже ушел. Я не знаю, что и думать. Возможно, это был розыгрыш.

– Ты телеграфировал в полицию Эдинбурга? – строго спросил Мастерс.

– Да, сэр. Я также отправил телеграмму… – Он осекся.

– Ну?

– Это была личная телеграмма. В Эдинбурге живет мать Теда. Черт возьми, сэр, я довольно хорошо знал Теда. Я не мог себе представить, что ему там понадобилось, если он все-таки поехал, но я подумал, что лучше предупредить его, чтобы он возвращался в Лондон, пока не оказался на скамье подсудимых. Потом я вернулся в дом Латимеров и узнал еще одну странную вещь.

Взгляд Макдоннелла блуждал по тусклому, погруженному в резкие тени холлу.

– Сегодня утром, – сказал он, – почти на рассвете, один из слуг слышал, как кто-то разговаривал с Тедом. Голос был высокий, странный и очень быстро произносил слова. Он доносился либо из комнаты Теда, либо с балкона снаружи.

В безыскусных словах Макдоннелла было что-то такое, что наполнило жутью нежилой дом. В воображении рождались безликие странные образы, что почувствовал и Макдоннелл, и даже Мастерс. Г. М. сидел, скрестив руки на груди, рассеянно моргая, но казалось, что в любой момент он может встать.

– Голос? – переспросил Мастерс. – Какой голос?

– Опознать не удалось, сэр… Вот так все и было. Когда я утром пришел в дом, Мэрион сказала мне, что слуги слышали какой-то голос, и она хотела, чтобы я разобрался в этом. Но я отложил это до возвращения из Юстона. Однако потом ее уже не было в доме, поэтому я собрал слуг и стал их расспрашивать. Помните, Тед казался немного… ну, потрясенным и расстроенным, когда уходил от нас прошлой ночью. Сегодня утром, примерно в половине пятого, дворецкий Латимеров, уравновешенный малый по имени Сарк, был разбужен тем, что кто-то бросал камешки в его окно. Напоминаю, что дом расположен в стороне от улицы, за высокой оградой, и вокруг него разбит сад. Так вот, Сарк выглянул в окно (было еще совершенно темно) и услышал, как Тед просит его спуститься и открыть дверь – он потерял свой ключ. Когда Сарк открыл входную дверь, Тед рухнул на пол в коридоре. Он что-то бормотал себе под нос. Сарк сказал, что самому ему стало не по себе, когда он увидел Теда грязным, как трубочист, перепачканным свечным воском, с мутным взглядом и с распятием в руке.

Последняя деталь была настолько странной, что Макдоннелл невольно остановился, словно ожидая комментариев. И был прав.

– Распятие? – передернувшись, повторил Г. М. – Это что-то новенькое. Он что, очень набожен?

– По-моему, парень просто сумасшедший, сэр, вот и все, – ровным голосом сказал Мастерс. – Набожный? Как раз наоборот. Почему, когда я спросил его, молился ли он, он набросился на меня, как будто я его оскорбил? Он сказал: «Разве я похож на благочестивого методиста?» – или что-то в этом роде… Продолжай, Берт. Что еще?

– Это все. Он сообщил Сарку, что большую часть пути домой прошел пешком и, прежде чем смог поймать такси, оказался уже на Оксфорд-стрит. Он сказал также, что Мэрион ждать не надо – она вернется когда нужно, затем налил себе большую порцию бренди и отправился спать. Остальное произошло около шести часов. Там есть служанка, которая с утра разжигает камины, и она спускалась с третьего этажа. На улице было очень тихо и сумрачно, в саду стоял туман. Проходя мимо спальни Теда, она услышала, как он что-то тихо бормочет. Ей показалось, что он разговаривает во сне. А потом раздался другой голос. Служанка поклялась, что никогда раньше его не слышала. Это был женский голос, по-видимому довольно отвратительный, поскольку напугал ее до смерти. Потом, придя в себя, она вспомнила, что однажды ночью, кажется около года назад, Тед, который был изрядно пьян, привел в дом подружку, тоже сильно подвыпившую. Он тайком провел ее в спальню через лестницу и балкон, который проходит вдоль той стороны дома…

Макдоннелл махнул рукой:

– Служанка не придала этому особого значения, но, когда позже она услышала новости об убийстве, о том, когда вернулся Тед, и обо всем остальном, она испугалась. И все рассказала Сарку. Она призналась, что и представить не могла себе такого голоса, что он был «жутким и безумным».

– Она не запомнила какие-нибудь слова? – спросил Мастерс.

– Она была так напугана, когда я заговорил с ней, что я не смог ничего от нее добиться. Она лишь поделилась своим впечатлением (не со мной, а с Сарком, от которого я это услышал). Она сказала, что, если бы обезьяна умела говорить, она говорила бы точно таким же голосом. Единственные слова, которые служанка запомнила, были такими: «Ты даже не подозревал об этом, верно?»

Последовало долгое молчание. Мастерс обнаружил, что дворецкий Дарворта прислушивается к разговору, и для порядка громогласно велел ему выйти из помещения.

– Женщина… – произнес Мастерс.

– Это ни черта не значит, к несчастью! – бросил Г. М., сжимая и разжимая пальцы. – Если взвинтить какого-нибудь нервного типа, мужского или женского пола, голос у него сорвется на фальцет. Хм. Очень любопытное замечание об обезьяне наводит на мысль о чем-то большом… о чем-то… я не знаю. И все же, почему Тед рванул прочь, с дорожной сумкой? А?.. Хм. – Он задумался. Его сонный взгляд блуждал по залу. – Все, что я могу сделать на данный момент, Мастерс, это согласиться с тобой: мне это тоже не нравится. По городу разгуливает убийца, с которым я бы не хотел встретиться темной ночью. Ты когда-нибудь читал Де Квинси, Мастерс? Помнишь об одном бедолаге, который прятался в доме и остался незамеченным, когда убийца вырезал всех остальных? И он попытался прокрасться вниз по лестнице и выбраться наружу, зная, что убийца бродит по комнате у двери. Он скорчился на лестнице, перепуганный до смерти, и все, что он слышал, – это скрип ботинок убийцы, который кружил по гостиной. Только скрип обуви… Это все, что мы слышим. Только скрип… Теперь я задаюсь вопросом – ха! – Г. М. подпер свою большую голову рукой, постучал себя по лбу, а затем раздраженно выпрямился. – Нет-нет, так не пойдет. За работу! Пора вернуться к работе. Мастерс!

– Да, сэр?

– Я не собираюсь шататься ни по каким лестницам, слышишь? У меня их и без того хватает. Сходи с Кеном в мастерскую этого Дарворта. Достань мне тот листок бумаги, о котором ты говорил, с цифрами. Также соскреби немного белого порошка с токарного станка и положи его для меня в конверт. – Он помолчал и задумчиво потер нос. – И кстати, сынок. На случай, если тебе придет в голову такая идея. На твоем месте я бы не стал пробовать этот порошок. Просто мера предосторожности.

– Вы хотите сказать, сэр, что это?..

– Ступай, – хрипло скомандовал Г. М. – О чем я только что думал? Ах да. Обувь. Так вот, кто бы мог знать? Пелхэм? Нет, он спец по глазам и ушам. Лошадиная Морда! Да, пожалуй, Лошадиная Морда. Где, черт возьми, здесь поблизости телефон? Эй? От меня всегда прячут телефоны! Где тут он?

Дворецкий Дарворта, который волшебным образом появился вновь, поспешил открыть шкаф в задней части холла, а Г. М. посмотрел на часы.

– Хм. Сейчас его не будет в офисе. Наверное, дома. Макдоннелл! О, вот и ты. Бегом к этому телефону, понял? Позвони в Мейфэр шесть-два-ноль-четыре и спроси Лошадиную Морду. Скажи, что я хочу с ним поговорить.

К счастью, я вспомнил, кто это, и успел шепнуть Макдоннеллу, когда Мастерс направился в заднюю часть холла. Г. М. никоим образом не собирался озадачить нас – просто ему никогда бы не пришло в голову посчитать странным свой или Макдоннелла звонок домой на Харли-стрит доктору Рональду Мелдрам-Кейту, пожалуй самому выдающемуся специалисту по костным болезням, и позвать к телефону Лошадиную Морду. Чего он хотел от доктора с Харли-стрит, я понятия не имел.

Но когда Мастерс открыл дверь в задней части холла, у меня сложилось четкое представление, что в данный момент Г. М. хотел, чтобы все остальные убрались подальше. Он встал и заковылял к занавешенной двери слева.

Мастерс направился вниз по лестнице и через захламленный подвал, по пути включая свет. Он очень ловко вскрыл замок на двери в перегородке впереди, и, когда я последовал за ним внутрь, то чуть не подпрыгнул от неожиданности. Тусклая зеленая лампочка под потолком отбрасывала болезненный свет, в помещении все еще пахло остывшей печью, краской, деревом, клеем и сыростью. Это напоминало мастерскую изготовителя кукол, за исключением того, что все куклы были омерзительными. Несколько лиц уставились на меня – они были развешаны для просушки на стенах над нагромождением верстаков, стеллажей для инструментов, банок с краской и листов фанеры в рамках. Это были маски, выглядевшие до отвращения реалистично. Одна маска была голубоватой, как обезжиренное молоко, один глаз полуприкрыт, другой, под приподнятой бровью, смотрел сквозь подобие очков с толстыми стеклами… Я мог бы поклясться, что маска не только была как живая, но и кого-то напоминала. Где-то я уже видел эти траченые молью обвисшие усы, эту нервную заискивающую ухмылку…

– Вот он, этот токарный станок… – сказал Мастерс, с некоторой завистью кладя на него руку. – Отличный станок… – Он взял листок бумаги со стальной полки под ним и соскреб с токарного станка несколько беловатых крошек в конверт, затем продолжил обсуждать достоинства станка. Похоже, он с чувством облегчения отвлекался от загадок этого дела. – О, ты восхищаешься этими масками? Да, они хороши. Весьма. Однажды я изготовил маску Наполеона… Ничего похожего на то, что делал этот парень. Это… это гениально.

– «Восхищаться», – сказал я, – не совсем подходящее слово. Вон та, например…

– А! Тебе не помешает взглянуть на нее. Это Джеймс. – Он резко отвернулся, спросив меня, видел ли я когда-нибудь марлевую эктоплазму медиума на сеансе, обработанную светящейся краской. – Марлю можно спрессовать до размера почтовой марки, сэр, и приклеить к промежности медиума. Одна женщина в Балхэме обычно так и делала, прежде чем позволить себя обыскать. Оставляла на себе только два предмета одежды, выше и ниже талии, и так ловко манипулировала ими, что проверяющие готовы были поклясться – все чисто…

Наверху раздался звонок во входную дверь. Я уставился на точную копию лица Джеймса Холлидея, на холщовый рабочий фартук Дарворта, аккуратно сложенный на спинке стула. Присутствие Дарворта так отчетливо ощущалось здесь, как будто я видел его стоящим у этого верстака, его шелковистую каштановую бородку, очки и непроницаемую улыбку. Эти атрибуты оккультизма казались еще более отвратительными из-за того, что были фальшивками. И Дарворт оставил после себя еще одно, еще более ужасное, наследие – убийцу.

В моем сознании отчетливо всплыла картина: служанка стоит перед закрытой дверью комнаты Теда Латимера незадолго до рассвета и слышит ликующий возглас незваного гостя: «Ты даже не подозревал об этом, верно?»

– Мастерс, – сказал я, все еще глядя на маску, – кто, о боже!.. Кто проник в комнату этого Теда сегодня утром? И почему?

– Ты когда-нибудь видел фокус с грифельной доской? – невозмутимо спросил инспектор. – Послушай. Господи, жаль, что я не смею отщипнуть хоть чего-нибудь из этого барахла! В магазинах это дорого, гораздо дороже, чем я могу себе позволить… – Он повернулся ко мне, и его голос стал суровым. – Кто? Я сам бы хотел это знать. Я бы очень хотел это знать. И я начинаю волноваться, так что помоги мне. Надеюсь только, что человек, который заходил к молодому Латимеру сегодня утром, это не тот, который…

– Что? Что ты имеешь в виду?

Тихим голосом он продолжил:

– Не тот же самый человек, который заходил к Джозефу Деннису сегодня днем и шел по дорожке, ведя Джозефа к тому дому в Брикстоне, и похлопывал его по спине…

– О чем это ты, черт возьми?

– О телефонном звонке, ты не помнишь? Телефонный звонок сержанта Бэнкса, когда сэр Генри нес всю эту чушь о зоопарке на Рассел-сквер. Он так распалился из-за этого звонка, что я ничего ему тогда не сказал. И, кроме того, не думаю, что это так уж важно. Вряд ли важно! Черт возьми, я не собираюсь заводиться, как прошлой ночью!

– А что было-то? – спросил я.

– Ничего особенного. Я послал Бэнкса, надежного человека, навести справки об этом доме и миссис Суини, которая им управляет. Я сказал ему, чтобы он был начеку. Кажется, прямо через дорогу есть овощная лавка, и он стоял в дверях и разговаривал с зеленщиком, когда подъехало такси. Зеленщик указал на Джозефа, выходящего из машины вместе с каким-то мужчиной, который похлопывал его по спине и вел к воротам в ограде вокруг дома…

– С каким мужчиной?

– Они не разглядели. Был туман, и шел дождь, и кузов такси мешал. Они видели только руку, подталкивающую Джозефа. Когда такси отъехало, эти двое уже были за оградой. Говорю же, все это чушь собачья! Это был всего лишь звонок, и что, черт возьми, я мог с этим поделать?

Он пристально посмотрел на меня, а потом сказал, что нам лучше подняться наверх. Я никак не прокомментировал эту историю, я только надеялся, что он прав. На лестнице мы услышали новый голос, доносившийся из холла. Посреди этого холодного помещения стояла Мэрион Латимер с бледным лицом и протягивала Макдоннеллу смятый листок бумаги. Она часто дышала и чуть вздрогнула, увидев нас, выходящих из двери в дальнем конце холла. Откуда-то совсем рядом доносился голос Г. М., гремевший по телефону, хотя мы не могли разобрать ни слова.

– …В Эдинбурге о нем, должно быть, что-то известно, – почти умоляюще говорила девушка Макдоннеллу. – Иначе зачем им посылать эту телеграмму?

Я и раньше отмечал, что она красива, даже в тот мрачный час среди убожества Чумного двора, но теперь на фоне сверкающего холла она была ослепительна. На ней было что-то мерцающе-черное, с большим воротником из белого меха, черная шляпка. Возможно, все объяснялось ее взволнованностью или же густым макияжем, однако, несмотря на бледность лица, ее взгляд стал мягким и притягательным, как будто она снова обрела себя после какого-то пагубного морока. Мэрион тепло поздоровалась с нами.

– Я не смогла удержаться и пришла сюда, – сказала она. – Мистер Макдоннелл оставил сообщение, куда он направляется, и написал, что хочет меня видеть. Я хотела, чтобы все вы это прочли. Это от моей матери. Сейчас она в Эдинбурге… Она проживает там…

Мы прочитали телеграмму, в которой говорилось:

МОЕГО МАЛЬЧИКА ЗДЕСЬ НЕТ, И ОНИ ЕГО НЕ ПОЛУЧАТ.

– А, – сказал Мастерс. – Это от вашей матери, мисс? Есть идеи, что это значит?

– Нет. Я хотела спросить об этом вас. Если только он не поехал к ней… – Она махнула рукой. – Но зачем ему?

– Простите, мисс. Мистер Латимер всегда сбегает к матери, когда попадает в беду? – не скрывая презрения, спросил Мастерс.

– Вы считаете уместным задавать мне такой вопрос? – Она внимательно посмотрела на него.

– Я считаю, мисс, что речь идет об убийстве. Боюсь, я должен спросить адрес вашей матери. Полиции придется разобраться с этим. Что касается телеграммы – что ж, посмотрим, что скажет по этому поводу сэр Генри.

– Сэр Генри?

– Мерривейл. Джентльмен, который этим занимается. Он сейчас разговаривает по телефону. Если вы присядете на минутку…

Дверь телефонной кабинки скрипнула, выпустив волну дыма и самого Г. М. со старой дымящейся трубкой в зубах. Вид у него был недовольный и злой. Он начал говорить еще до того, как увидел Мэрион, затем выражение его лица сменилось вялой доброжелательностью. Он вынул трубку изо рта и оглядел мисс Латимер с откровенным восхищением.

– А вы обворожительная нимфа, – объявил он. – Гореть мне в огне, но это так! – (Таково, прости господи, представление Г. М. о вежливом светском комплименте, что подчас может вызывать ступор.) – На днях я видел девушку в одном фильме, она была очень похожа на вас. Примерно в середине фильма она сняла с себя одежду. Может, вы видели? Эй? Я забыл название картины, но, кажется, эта девушка никак не могла решить, стоит ли…

Мастерс звучно кашлянул.

– Это мисс Латимер, сэр… – произнес он.

– Ну, я все еще думаю, что она чертовски привлекательна, – парировал Г. М., как бы защищая свою точку зрения. – Я много слышал о вас, моя дорогая. Я хотел увидеть вас и заверить, что мы намерены разобраться с этим бардаком и вернуть вам вашего брата без всякой суеты… Итак, моя дорогая, по какой причине вы хотели меня видеть?

Какое-то время она разглядывала его. Но очевидная непосредственность Г. М. была такова, что, кроме возмущенного «сэр!», едва ли можно было выдать в ответ что-то более выразительное.

Внезапно она просияла, глядя на него.

– А вы, по-моему, противный старикан, – сказала она.

– Да, – сдержанно согласился Г. М. – Только я этого не скрываю, понимаете? Хм. Так-так, что это?

Мастерс сунул телеграмму ему в руки, чтобы пресечь дальнейшие препирательства.

– Телеграмма. Мой мальчик… тарам-парам… – пробормотал Г. М., а затем хмыкнул. – Это вам, да? Когда вы это получили?

– Меньше получаса назад. Когда я вернулась домой, она ждала меня. Пожалуйста, вы можете мне что-нибудь сказать? Я спешила сюда…

– Сейчас, сейчас. Не волнуйтесь. Чертовски любезно с вашей стороны предоставить нам это. Но я расскажу, как все обстоит на самом деле, моя дорогая. – В голосе его зазвучали доверительные нотки. – Я хочу подольше поговорить с вами и молодым Холлидеем…

– Он сейчас снаружи, в машине, – нетерпеливо бросила Мэрион. – Он привез меня сюда.

– Да-да. Но видите ли, не сейчас. У нас впереди много работы: найти человека со шрамом и так далее… Итак, послушайте. Почему бы вам с Холлидеем не договориться о встрече у меня в офисе завтра утром, скажем, около одиннадцати часов? Инспектор Мастерс заедет за вами и покажет, где это находится.

Г. М. был сама легкость и предупредительность, но в том, как он выпроваживал ее, чувствовалась известная сноровка.

– Я буду там! Да, я буду там. И Дин тоже…

Она прикусила губу и окинула нас всех умоляющим взглядом, прежде чем дверь за ней закрылась.

Какое-то время Г. М. продолжал смотреть на эту дверь. Мы услышали звук заводящегося мотора на улице. Затем Г. М. медленно повернулся.

– Если эта девушка, – сказал он, задумчиво нахмурившись, – если это яблочко давным-давно не свалилось кому-нибудь в руки, значит кто-то был чертовски непредприимчив. Природа не терпит пустоты. Какое расточительство. Хм.

Он поскреб подбородок.

– Вы довольно быстро выдворили ее, – сказал Мастерс. – Послушайте, сэр, в чем дело? Вы что-нибудь выяснили у этого доктора?

Г. М. посмотрел на него.

– Я разговаривал не с Лошадиной Мордой, – произнес он так, что голос его, казалось, эхом разнесся по мрачному холлу.

Воцарилась тишина. Мастерс сжал кулаки.

– Это был вызов из Скотленд-Ярда, – продолжал Г. М. тем же тяжелым бесстрастным голосом. – Мастерс, почему ты не сообщил мне, что кто-то заходил к Джозефу сегодня в пять часов пополудни?

– Вы имеете в виду, что…

Г. М. кивнул. Он подошел к черному креслу и рухнул в него всем своим огромным весом.

– Я тебя не виню. Да, ты уже догадался… Джозеф убит. Кинжалом Льюиса Плейджа.