Текст книги "Убийства в Чумном дворе"

Глава девятнадцатая

Над каменным домиком сияла яркая луна. Ночь была холодная; такая холодная, что звуки приобрели новую резкость, а облачка пара от дыхания повисали в светящемся воздухе. Луна заглядывала в колодец окруженного черными зданиями Чумного двора, отбрасывая ровные тени, и тень искривленного дерева лежала поперек нашего пути.

Из открытой двери каменного домика на нас смотрело чье-то лицо, бледное и неподвижное, которое, казалось, подмигивало одним глазом.

Холлидей, стоявший рядом со мной, отпрянул с восклицанием, которое застряло у него в горле. Майор Физертон что-то пробормотал, и на секунду мы замерли.

Где-то далеко и приглушенно городские часы начали отбивать одиннадцать. В дверях и окнах домика сияли красные отблески огня. И некто неподвижно сидел на стуле перед камином, скрестив руки на коленях и свесив голову на плечо. На голубовато-белом лице с обвисшими усами и приподнятой бровью над пучеглазыми очками застыла глупая улыбка. Казалось, на его лбу выступили капли пота.

Я мог бы поклясться, что это существо ухмыльнулось…

Видение не было ночным кошмаром, внезапно обрушившимся на нас. Оно было таким же реальным, как ночь и луна, которую мы увидели, миновав узкий проход к Чумному двору и обогнув в темноте мертвое дерево.

– Эту, – громко сказал Холлидей и указал пальцем, – вот эту чертову штуку – или что-то похожее – я видел прошлой ночью, когда один выходил во двор…

Большая тень внутри дома перегородила свет от камина. Кто-то выглянул наружу и окликнул нас, заслонив собой существо с белым лицом.

– Отлично, – послышался голос Г. М. – Видите ли, после вашего утреннего рассказа я решил, что это должно выглядеть примерно так… Вот почему я использовал маску Джеймса для своего манекена. Этот манекен нам понадобится для эксперимента. Входите, входите! – раздраженно добавил он. – Тут сильный сквозняк.

Слоноподобная фигура Г. М. в пальто с меховым воротником и в старинном цилиндре только усиливала зловещий вид внутреннего помещения. Огонь, я бы сказал – чрезмерный, с ревом устремлялся в черный дымоход. Перед камином стояли стол и пять кухонных стульев, из которых только у одного была цельная спинка. На одном из стульев, прислоненный боком к столу, сидел в натуральную величину манекен, грубо сделанный из холстины, набитой песком. На нем даже было старое пальто и брюки, а на голове щегольская фетровая шляпа, придерживающая маску на условном лице. Пара белых хлопчатобумажных перчаток только усиливала жуткое впечатление – перчатки были пришиты к рукавам таким образом, что казалось, будто манекен сложил руки в молитве…

– Хорош, не так ли? – в восхищении от самого себя спросил Г. М.

Его палец был заложен между страниц какой-то книги. Стул был придвинут к противоположной стороне стола.

– Когда я был ребенком, я изготавливал в Лондоне на Пятое ноября[22]22
  В этот день в Британии отмечают провал «Порохового заговора» (1605) против короля Якова I и сжигают чучело Гая Фокса, предводителя заговорщиков.


[Закрыть] лучших парнишек. У меня не было времени, чтобы сделать этого типа повыразительней. К тому же он чертовски тяжелый. Весит столько же, сколько взрослый мужчина.

– Братец Джеймс… – сказал Холлидей. Он вытер рукой лоб и попытался рассмеяться. – Послушайте, да вы приверженец реализма. Что вы собираетесь с этим делать?

– Убить его, – ответил Г. М. – Кинжал на столе.

Я отвел взгляд от вытаращенных глаз манекена, сидевшего со сложенными руками напротив камина, в очках с выпуклыми стеклами и с кроличьей улыбкой под усами. На столе горела единственная свеча в латунном подсвечнике, точно так же, как и прошлой ночью. Там же лежало несколько листов бумаги и авторучка. А также нож Льюиса Плейджа, с почерневшей от огня костяной рукоятью и лезвием.

– Черт возьми, Генри, – сказал майор Физертон, прочищая горло. Майор выглядел странно в обычном котелке и твидовом пальто – на сей раз он был менее импозантен и больше походил на ворчливого старика, страдающего астмой, с красным от чрезмерного употребления спиртных напитков лицом. – В конце концов, – кашлянул он, – хочу сказать, что это выглядит просто как дурацкое ребячество. Манекены и все такое прочее, а? Послушай, я предпочитаю разумные вещи…

– Можешь не сторониться этих пятен на полу, – произнес Г. М., наблюдая за ним. – И на стенах тоже. Они сухие.

Все посмотрели туда, куда он указывал, и снова перевели взгляд на ухмыляющийся манекен. Как будто это был сам дьявол. Огонь излучал яростный жар, отбрасывая тени на освещенные красным светом стены.

– Кто-нибудь, закройте дверь на засов, – сказал Г. М.

– Господи, а это зачем? – возопил Холлидей.

– Кто-нибудь, закройте дверь на засов, – повторил Г. М. с сонной настойчивостью. – Сделай это, Кен. Понадежней. О, никто не заметил, что дверь отремонтирована? Да. Это сделал сегодня один из моих парней. Топорная работа, но сойдет. Займись-ка.

Засов, который выламывали той ночью, стал еще более тугим. Я захлопнул дверь и довольно мощным рывком задвинул его на место. Железная скоба поперек двери была поднята вертикально – я дернул ее вниз и несколькими ударами кулака прочно вогнал в железные гнезда по краям двери.

– Теперь, – сказал Г. М., – теперь, как заметил призрак в одном рассказе, «мы заперты на ночь».

Все мы чуть не подпрыгнули. Г. М. стоял у камина, сдвинув шляпу на затылок. Отблески огня играли на его очках, но ни один мускул не дрогнул на его большом лице. Его рот был сжат, а маленькие глазки перебегали с одного на другого.

– Теперь насчет ваших стульев. Билл Физертон, я хочу, чтобы ты сел с левой стороны камина. Отодвинь стул немного влево – вот и все. Черт возьми, не беспокойся о своих брюках; делай, что я тебе говорю! Кен, ты садишься следующим… примерно в четырех футах от Билла. Далее чучело, оно сидит у стола, но мы развернем его лицом к огню, это у нас будет душа компании. С другой стороны стола – вы, мистер Холлидей. Таким образом я завершу маленький полукруг.

Он перетащил свой стул на сторону Холлидея, но поставил его боком к камину, так чтобы держать всех нас в поле зрения.

– Хм. А теперь давайте посмотрим. Условия в точности такие же, как и позапрошлой ночью, за одним исключением… – Порывшись в кармане, он вытащил яркую цветную коробочку и высыпал ее содержимое в огонь.

– Эй! – взревел майор Физертон. – Послушай…

Сначала посыпались искры, и из пламени вырвался зеленоватый свет. Затем густыми облаками выползла мощная волна тошнотворно пахнущих благовоний и медленно растеклась по полу. Запах, казалось, проникал в самые поры.

– Я должен был это сделать, – сказал Г. М. будничным голосом. – Эти художественные изыски не мои, а убийцы.

Тяжело дыша, он сел и, моргая, осмотрел нашу компанию.

Воцарилось молчание. Я оглянулся через правое плечо на манекен, злобно смотревший на огонь, – лихо надвинутая набекрень черная шляпа, как бы прикрывающая ухо… И вдруг я с ужасом представил, что это проклятое чучело может ожить. За ним стоял с усмешкой притихший Холлидей. На столе между ним и манекеном горела свеча, мигавшая в волнах поднимающихся воскурений. Именно из-за своей абсолютной абсурдности чучело производило устрашающее впечатление.

– Теперь, когда мы все заперты здесь, в тепле и уюте, – сказал Г. М., и его голос эхом разнесся по маленькому каменному помещению, – я собираюсь рассказать вам, что произошло позапрошлой ночью.

Холлидей достал сигарету и чиркнул спичкой, но отломил у нее головку и больше не пытался закурить.

– Представьте, – монотонно продолжал Г. М., – что вы занимаете те же места, что и тогда. А теперь вспомните, где находился каждый из вас. Но сначала займемся Дарвортом, которого изображает манекен. – Г. М. достал из кармана часы, нагнулся и положил их на стол. – У нас есть немного свободного времени, прежде чем некто, кого я ожидаю, прибудет сюда… Я уже рассказывал вам кое-что из того, что сделал Дарворт. Вчера я повторил это Кену и майору, а сегодня утром Холлидею и мисс Латимер. Я рассказывал вам о сообщнике и о том, каков был план… Начнем с того момента, когда Дарворт убивает кошку – именно это заставило меня сесть и задуматься.

– Не хотел вас прерывать, – сказал Холлидей, – но кого вы ждете сегодня вечером?

– Полицию, – ответил Г. М. После паузы он достал из кармана трубку и продолжил: – Итак, мы установили, что Дарворт убил эту кошку кинжалом Льюиса Плейджа, судя по проколам и разрывам на ее шее. Прекрасно. Потом он собрал кровь, чтобы разбрызгать ее вокруг, сам немного измазался – но этого никто не заметил в темноте, ведь он был в пальто и перчатках. Затем он попросил Физертона и молодого Латимера последовать за ним и немедленно запереть его здесь. Вопрос: что он сделал с этим кинжалом? А? Он мог сделать только две вещи: принести его сюда с собой или передать своему сообщнику. Сначала, мои дорогие, рассмотрим второй вариант. Если бы он передал его сообщнику, это означало бы, что его сообщником должен был быть либо молодой Латимер, либо майор Физертон…

Тут Г. М. сонно приподнял веки, словно ожидая протеста. Но никто не произнес ни слова. Мы слышали, как тикают часы на столе.

– Потому что с ним были лишь эти двое, кому он мог бы передать кинжал. Но зачем ему поступать так неразумно? Зачем передавать кинжал сообщнику, чтобы тот унес его в большой дом, а потом снова принес? Да еще с риском быть замеченным в момент передачи кинжала кем-то, кто не участвует в заговоре. Еще больший риск, если кто-нибудь в гостиной случайно заметит, что сообщник таскает с собой окровавленный кинжал, – тогда весь спектакль насмарку. Нет-нет. Дарворт взял его с собой в эту комнату. Именно поэтому. На самом деле, я знал о другой причине, почему он взял кинжал с собой, но пока мы оставим ее в стороне – я излагаю то, что очевидно… Ну, кто-нибудь, скажите свое слово! – добавил он, внезапно резко окинув нас взглядом. – Какой ваш вывод из услышанного?

Холлидей оторвался от бессмысленного разглядывания часов и повернулся к Г. М.:

– Но как насчет… как насчет кинжала, который коснулся шеи Мэрион?

– Хм. То-то и оно. Как насчет этого? Сынок, этот явно неоднозначный момент проясняет очень многое. Значит, кто-то крался в темноте. Был ли у этого человека в руках еще один кинжал? Если так, то все дело в том, что он или она держали холодное оружие очень странным образом – неестественно, – как под этими небесами никто никогда раньше не держал. Имейте в виду, ее коснулось не лезвие, а рукоять и дужка, так что человек, должно быть, сжимал само лезвие… Но что же, сынок, естественным образом можно держать именно так? Что по форме напоминает кинжал, так что если вокруг только и разговоров о нем, то в темноте можно и ошибиться?..

– И что это?

– Это было распятие, – сказал Г. М.

– Тогда Тед Латимер?.. – После паузы мои слова, казалось, прозвучали эхом, похожим на раскат грома. – Тед Латимер?

– Как я уже сказал, я сидел и размышлял. И я много размышлял о психологической загадке Теда Латимера и до, и после того, как мы услышали, что он вернулся домой с маленьким распятием в руке… Этот полоумный юнец скрыл бы это распятие быстрее и надежнее, чем преступление. Он бы, честно говоря, счел себя униженным, если бы о нем подумали, что он, большой интеллектуал, носит распятие или почитает его святыней, и стал бы напрочь это отрицать… И этим заморочено все современное поколение. Оно будет насмехаться над такой великой вещью, как христианская церковь, но будет верить в астрологию. Оно не поверит священнослужителю, который говорит, что на небесах что-то есть, но поверит гораздо более сомнительному утверждению, что там можно прочесть будущее, как электрическую вывеску. Оно думает, что слишком сильно верить в Бога – это старомодно и провинциально, но допускает наличие смертельно опасных духов, привязанных к земле, потому что их можно объяснить с помощью научных терминов… Суть вот в чем. Тед Латимер фанатично верил в привязанную к земле душу, которую Дарворт собирался изгнать. Он привел себя в состояние экстаза и экзальтации. Он верил, что этот дом кишит смертоносными призраками. Он хотел оказаться среди них, встретиться с ними лицом к лицу, увидеть их! Ему было запрещено двигаться с места, и все же, видите ли, он чувствовал, что должен выйти из «безопасной» комнаты в их среду. И, дорогие мои, когда Тед Латимер встал и выскользнул из этого круга, у него было традиционное оружие против злых духов – распятие.

– Ты хочешь сказать, что он был сообщником? – прохрипел майор Физертон. – То есть это он выходил?

– Приятель, разве не об этом говорит распятие? Да, он вышел. Ты и слышал, как он выходил из дома.

– Двое слышали… – безучастно произнес Холлидей. – Тогда почему он не сказал нам, что выходил?

Г. М. наклонился и поднял свои часы.

– Потому что кое-что случилось, – тихо сказал Г. М. – Поскольку он увидел, услышал или приметил нечто, заставившее даже его заподозрить, что Дарворт был убит вовсе не призраками… Можно ли как-то по-другому объяснить его дикое поведение после этого? Он был измотан. Он кричал о своей вере. Что чувствовала леди Беннинг, когда Мастерс вырывал все эти провода в комнате для спиритических сеансов Дарворта и внутренности из ее любимого фантома Джеймса? Тед все еще верил и не верил в Дарворта. В любом случае – что бы это ни было – он, видишь ли, все еще думал, что Истина важнее, чем Дарворт. Пусть лучше верят, что Дарворт действительно был убит призраками, если заблуждение в данном случае играло на руку Истине в глазах всего мира!.. Разве мне не повторяли без конца, что истина важнее жизни одного простого человека? Разве Тед не продолжал истерически настаивать на этом? Думаю, что это так!

– Тогда что же это было? – внезапно поперхнувшись, спросил Холлидей. – Что же такое увидел, услышал или заметил Тед?

Г. М. медленно поднялся на ноги – его фигура казалась огромной в освещенной камином комнате.

– Хочешь, я тебе покажу? – спросил он. – Уже почти время.

Жар от огня был удушающим, точнее, гипнотическим. Дым от благовоний, игра пламени и света свечей придавали маске манекена выражение насмешливого удовольствия, как будто воплощенный с помощью холста и песка Роджер Дарворт слушал нас в том месте с привидениями, где нашел свою смерть.

– Кен, – сказал Г. М., – возьми со стола кинжал Льюиса Плейджа. У тебя есть носовой платок? Хорошо. Ты помнишь, под телом Дарворта был найден носовой платок… Теперь нанеси этим ножом манекену три скользящих надреза. Да посильнее – так, чтобы одежда разорвалась на его левой руке, бедре и ноге. Давай!

Это чучело, должно быть, весило четырнадцать стоунов[23]23
  1 британский стоун равен 6,35 кг.


[Закрыть]. Оно не дрогнуло, когда я сделал то, что мне велел Г. М., только с отвратительным правдоподобием наклонилось к столу. Лицо немного съехало набок под щегольской шляпой, будто манекен посмотрел вниз. Песок брызнул на мою руку.

– Теперь немного разрежь его одежду, но не прокалывай холст… Сделай полдюжины надрезов – где угодно. Вот и все! Теперь ты сделал то, что сделал сам Дарворт. Так что сотри свои отпечатки с рукоятки носовым платком и брось платок на пол…

– Там кто-то ходит возле дома, – очень тихо сказал Холлидей.

– Положи кинжал обратно на стол, Кен. А теперь я хочу, чтобы вы все посмотрели на огонь. Не смотрите на меня – смотрите прямо перед собой, потому что убийца почти здесь… Сейчас перед вами не кровь. Только немного песка. К вашему сведению, весь задуманный план Дарворта заключался в форме кинжала Льюиса Плейджа и в том, чтобы вы приняли за чистую монету его инсценировку – с демонстрацией кошачьей крови и раскромсанной одеждой. И с очень жарким огнем и благовониями, так чтобы перебить другой запах. А сейчас не отрывайте глаз от огня – не смотрите ни на меня, ни друг на друга, ни на манекен, наблюдайте за огнем, за тем, как он полыхает… и всего через секунду вы решите для себя эту загадку…

Откуда-то из глубины комнаты или где-то рядом с ней раздался скрип или что-то похожее на глухой скрежет. Я постоянно ощущал присутствие манекена, он был так близко от меня, что я мог дотронуться до него, как будто я стоял рядом с гильотиной. Огонь потрескивал и пульсировал, но больше всего было слышно ровное, резкое тиканье часов Г. М. Скрип становился все громче…

– Боже мой, я этого не вынесу! – хрипло произнес майор Физертон. Я бросил на него косой взгляд – глаза его округлились, а лицо пошло красными пятнами, как перед припадком. – Говорю же тебе, что я…

Тут все и произошло.

Г. М. несколько раз резко хлопнул в ладоши. В тот же миг манекен подался вперед на своем стуле, опрокинув свечу на столе. Он наклонился, пошатнулся и с глухим стуком упал на пол лицом вниз – холщовый мешок перекосило, а щегольская черная шляпа чуть не угодила в огонь. Кинжал Льюиса Плейджа с лязгом и стуком ударился об пол прямо рядом с ним.

– Что это, во имя всего святого?.. – закричал Холлидей. Он вскочил на ноги, дико озираясь по сторонам, а за ним вскочили и все остальные.

До этого мы сидели неподвижно, и никто из нас не прикасался к манекену… А кроме нас самих, в комнате никого не было.

Когда я снова сел, у меня дрожали колени. Я прикрыл глаза рукавом и отдернул одну ногу, потому что манекен навалился на нее. Весь пол был в песке, брызнувшем из спины манекена. На его спине зияли раны: одна прошла поперек лопатки, одна высоко на плече, одна рядом с позвоночником и одна под левой лопаткой. Видимо, эта последняя рана и оказалась смертельной.

– Спокойно, сынок! – медленно, мягко и непринужденно произнес Г. М. и взял Холлидея за плечо. – А теперь посмотри сам и убедись. Здесь нет ни крови, ни каких-либо фокусов-покусов. Изучи этот манекен так, как будто ты ничего не знал о намерениях Дарворта; как будто ты никогда не слышал о Льюисе Плейдже и его кинжале, как будто тебе никто не внушал, что должно произойти…

Холлидей неуверенно шагнул вперед и наклонился.

– И что? – спросил он.

– Посмотрите, например, на дыру слева, – сказал Г. М., – ту, что прямо в сердце. Возьми кинжал Льюиса Плейджа и вставь его в это отверстие… Подходит, не так ли? Вполне, вполне. Почему подходит?

– Да, почему?.. – в отчаянии воскликнул Холлидей.

– Потому что дыра круглая, сынок, дыра круглая. И кинжал точно такой же формы… Но если бы ты никогда не видел никакого кинжала и тебе никогда не навязывали бы никаких предположений о кинжале, что означала бы эта дыра? Кто-нибудь может ответить? Кен?

– Она выглядит, как пулевое отверстие, – сказал я.

– Но, боже мой, в этого человека не стреляли! – воскликнул Холлидей. – Иначе в ранах обнаружили бы пули. А полицейский хирург ничего такого не обнаружил.

– Это была совершенно особая пуля, мой дорогой тупица, – мягко сказал Г. М. – На самом деле она была изготовлена из каменной соли. Они растворяются за четыре-шесть минут при нормальной температуре тела. Мертвому телу требуется больше времени, чтобы остыть. И когда мертвое тело лежит с открытой спиной перед одним из самых жарких каминов в Англии… Сынок, в этом нет ничего нового. Французская полиция применяла их какое-то время – они не вызовут воспаления и их не надо извлекать из тела. Такая пуля растворяется. Но если она попадает в сердце, то убивает человека так же, как если бы была свинцовой.

Он повернулся и поднял руку, указывая куда-то.

– Был ли первоначально кинжал Льюиса Плейджа точно такого же диаметра в поперечнике, как пуля из револьвера тридцать восьмого калибра? А? Чтоб мне сгореть, я не знаю. Но Дарворт отшлифовал ее до того же размера – ни миллиметра разницы. Сам, тупицы вы мои, изготовил свою собственную пулю из каменной соли на собственном токарном станке. Он позаимствовал материал у одной из тех «скульптур» из каменной соли, о которых Тед очень, очень невинно упомянул Мастерсу и Кену. Он оставил следы соли на токарном станке. Выстрел мог быть произведен без шума либо из пневматического пистолета – именно такой выбор сделал бы я сам, – либо из обычного пистолета с глушителем. Когда в маленькой комнате до одури пахнет благовониями, я прихожу к выводу, что это был обычный пистолет с патронами, и пороховой дым нельзя было учуять. Наконец, выстрел мог быть произведен через большую замочную скважину. Но на самом деле ствол тридцать восьмого калибра прекрасно можно просунуть между красивых решеток любого из четырех окошек этой комнаты. Кто-нибудь, возможно, говорил вам, что окна под самой крышей. Если бы – я говорю, если бы – кто-нибудь смог забраться на эту крышу…

Снаружи, во дворе, раздался крик, а затем вопль. Послышался голос Мастерса: «Берегись!» – и тяжело прогремели два выстрела как раз в тот момент, когда Г. М. отодвинул стол и бросился к двери.

– Таков был план Дарворта, – прорычал Г. М. – Но маленький шутник, который сейчас стреляет, и есть убийца. Открой дверь, Кен. Я боюсь, что убийца на свободе…

Я отодвинул засов, вынул скобу и распахнул дверь. Двор был похож на бредовый хаос из мелькающих огней. Что-то пронеслось мимо нас в лунном свете, бросилось к нашей двери, а затем развернулось, когда мы, спотыкаясь, вывалились наружу. Последовал выстрел с игольчатой вспышкой огня, и почти перед нашими лицами раздался глухой хлопок. Сквозь завесу порохового дыма мы могли видеть, как Мастерс – с фонарем в руке – бросился вдогонку за бегущей фигурой, которая зигзагами металась по двору. Рев Г. М. перекрыл все остальные крики:

– Ты, чертов болван, разве не обыскал…

– Вы мне ничего не говорили, – задыхаясь, прокричал в ответ Мастерс, – про условия ареста… Вы сказали, чтобы я… Живей, ребята! Окружайте! Не дайте выбраться со двора. Ловите!

Еще несколько силуэтов, высвечиваемые длинными лучами фонариков, метнулись из-за угла дома…

– Поймал дьявола! – крикнул кто-то из темноты. – Загнал в угол…

– Нет, – раздался в ответ из темноты чистый высокий голос, – нет, не поймал.

Я и по сей день готов поклясться, что видел при вспышке выстрела из револьвера лицо этой женщины, рот, приоткрытый в торжествующем вызове, до того как она пустила последнюю пулю себе в лоб и упала у стены рядом с кривым деревом Льюиса Плейджа. Затем во дворе воцарилась гробовая тишина – только белесый дым на фоне луны и шаркающие шаги приближающихся мужчин.

– Дай свой фонарь, – свирепо сказал Г. М. Мастерсу. – Джентльмены, – обратился он к нам с каким-то горьким оттенком в голосе, – подойдите и взгляните на самую настоящую дьяволицу, из-за которой у старого ветерана начались ночные кошмары. Возьми фонарь, Холлидей, – не бойся, парень!

Яркий луч задрожал в его руке. В грязи у стены мелькнуло белое лицо, повернутое набок, рот был все еще сардонически открыт…

Холлидей вздрогнул и вгляделся.

– Но… но кто это? – спросил он. – Я готов поклясться, что никогда раньше не видел эту женщину. Она…

– О да, ты видел, сынок, – сказал Г. М.

Я вспомнил фотографию в газете – мимолетный, довольно расплывчатый снимок – и едва расслышал собственные слова:

– Это… это Гленда Дарворт. Его вторая жена. Но Холлидей прав – мы никогда ее не видели.

– О нет, вы ее видели, – повторил Г. М., повышая голос. – Но вы так и не узнали ее, пока она маскировалась под Джозефа.